Часть третья
Первая глава
Книжные стеллажи соседствовали с двумя большими столами, заваленными рукописями, книгами и вырезками из газет. Однако все это занимало лишь часть кабинета. В противоположном углу, наиболее освещенном, стоял мольберт с начатым этюдом: рассветная степь, табун коней… В кабинете было место и для нескольких чучел животных, неподалеку от входа поместился овальный полированный стол.
Сейчас за этим столом сидели мужчина лет шестидесяти и посетительница. Они только что закончили разговор, хозяин кабинета подписывал бумаги.
– Ну вот и конец, – сказала женщина, отодвигая один документ и кладя на его место другой. – И здесь, пожалуйста. У вас элегантная подпись, мистер Лавров.
– Польщен, – профессор Алексей Лавров иронически оглядел собеседницу. У нее было круглое лицо и веселые глаза – этакая смешливая простушка. – Передайте мои поздравления шефу налогового управления. Клиент такого очаровательного сборщика налогов подпишет что угодно – даже свой смертный приговор. Кстати, куда девался угрюмый верзила потрошивший меня в прошлые годы?
– Имеете в виду сборщика, который работал раньше? – посетительница почему-то смутилась. – Не то уехал, не то умер. У нас столько работников, профессор! Вот вертится на языке вопрос. В налоговой декларации вы указали свой годовой доход. Это больше, чем зарабатывает министр. А банковский счет весьма невелик. Что же останется после уплаты налогов? Кстати, вы и в прошлые годы зарабатывали не меньше. Это же надо ухитриться просадить такую уйму денег! И дома своего у вас нет – снимаете квартиру. А годы бегут. Кроме того, надо помнить и о наследниках.
– Я один на всем белом свете, – Лавров посмотрел на часы.
Сборщица налогов перехватила этот взгляд:
– Простите, профессор! Веду себя бестактно, отнимаю столько времени у знаменитого человека! Но для меня поговорить с вами просто удовольствие!
Лавров вновь взглянул на часы.
– Исчезаю! – воскликнула женщина. – Вот ваша чековая книжка и все другие документы. Прощайте!
Она встала, чтобы идти к двери, и вдруг замерла, увидев двухметровое чучело гориллы.
– Вот так трофей! Сами прикончили зверя?
– Это Денис, – в голосе Лаврова зазвучали ласковые нотки. – Он не был убит. Всему виной трагический случай… Придет время, люди поставят ему золотой памятник.
– Обезьяне? Что же такое она совершила?
Протянув руку, сборщица налогов коснулась чучела. Лавров ждал этого, нажал кнопку под крышкой стола. Горилла раскрыла пасть, обнажив клыки. Женщина с воплем отпрянула.
Хозяин кабинета расхохотался.
– Уф, чуть не умерла… Дайте, пожалуйста, глоток воды. Так что же совершил этот ваш Дэнис?
– Денис, – поправил Лавров. – Есть такое имя у русских.
– Бог мой, да я и забыла, что вы из России!.. По чести, не тянет туда? В Москве делаются большие дела. Ох, эти русские, никогда не знаешь, чего от них ждать. У меня есть приятели среди коммунистов. Так вот, они утверждают…
– Стоп! – Лавров поднял ладонь. – Политика не мое дело.
– И слава богу. Я и сама не терплю политиков. Все они жулики, вам не кажется? Все же я съездила бы в Россию. Эти просторы, снега!.. И потом, так дешево можно купить шубку… Говорят, у них красивые мужчины, мистер Лавров? Судя по вас, это чистая правда.
Продолжая болтать и сделав еще один шаг к двери, посетительница остановилась у портрета девушки на стене:
– Ваша работа, профессор?
– Моя.
– Глядите, ко всему вы еще и художник. Сколько талантов!.. Хорошая девушка. Такое чистое лицо! Она русская?
– Русская.
– Ваша первая любовь? – сборщица налогов вздохнула: – Понимаю: ее уже нет в живых?.. Господи, прими ее душу! Как-то о вас рассказывали по телевидению. Ведь вы были в армии Советов, не так ли?
– Был.
– Потом ранение, плен, лагерь нацистов… И как вы все выдержали?!
– Повезло.
– Это в каком смысле, профессор?
– Повезло, что выдержал. Там выживал один тысяч на десять.
Женщина прошлась по комнате. Она готовилась задать главный вопрос и сейчас прикидывала, как это лучше сделать.
– Почему же не вернулись в Россию? – она обернулась к хозяину кабинета. – Были серьезные причины?
Лавров молчал.
– Какие же? – настаивала сборщица налогов. – Не знаю почему, но у меня сердце разрывается от жалости. Что заставило вас принять решение об эмиграции, профессор?
Лавров сидел, уставясь в стол, и молчал.
– Потерял веру в человека, – наконец проговорил он.
– В нее? – посетительница показала на портрет девушки. – А в страну? Наверное, в страну тоже?
– Зачем же обобщать? Это не так мало – потерять веру в того, кого считал главным человеком в своей жизни. Нет, не о стране речь. Э, да что вспоминать – решил, и все тут!
Взяв портфель, сборщица налогов направилась к выходу. У двери остановилась:
– Да, жизнь!.. Это подумать только, как вы все превозмогли! Я рада, что такому хорошему человеку посчастливилось в моей стране. Прощайте, профессор! – она взялась за ручку двери. – Смотрели сегодняшние газеты? Нет еще? Так вы ничего не знаете? Все газеты трубят: двое русских попросили у нас политического убежища, двое ученых – муж и жена. Они только вчера прибыли. А сегодня газеты напечатали их заявление. И что только творится в этой России!.. До свидания, мистер Лавров. Мне было приятно познакомиться с вами.
Проводив посетительницу, Лавров побрел к лестнице, ведущей наверх, в спальню, но был остановлен настойчивыми звонками в дверь. Два коротких звонка чередовались с длинным. Так всегда сигналил сосед и давний приятель Лаврова.
Сосед был маленьким суетливым человеком. Явился без пиджака, в домашних туфлях, широко улыбнулся Лаврову:
– Привет, ученый, как протекает жизнь? Все пишешь и пишешь?
– У тебя есть телефон, Мартин! – строго сказал Лавров. – Надо предупреждать, когда собираешься нагрянуть. А вдруг у меня… дама?
– Дама – и ты?! – воскликнул сосед. – Будь у меня время, смеялся бы до утра. Дама, да еще молоденькая!.. Нет, ты спятил, ученый. Для человека твоих лет дамы – самые страшные враги. Дамы и автомобили. Никаких дам! И – больше ходить пешком. Больше ходить! Заведи себе кобеля. Его надо выгуливать, чтобы у каждой тумбы он поднял ногу. А тумб много, старина, и ему требуется обежать все до единой. И так – трижды за день. Да еще разок ночью, если тебе попался удачный кобель… Посчитай, сколько миль будет за одни только сутки?! А за неделю? За месяц?
Лавров молча слушал. Он слишком хорошо знал Мартина, чтобы поверить его беззаботной болтовне.
– Сам-то завел собаку? – улыбаясь, спросил он.
– Не завел, – Мартин вдруг сник, опустил голову. – Нет у меня кобеля и, что еще хуже, нету денег.
– Так я и знал. Выпивка или бега?
– То и другое… Требуется пятьдесят монет до пенсии.
Лавров вытащил бумажник:
– Бери и будь проклят, несносный ты человек!
– Я верну! – сосед затолкал купюры в карман, показал на чучело гориллы: – Сделай, чтобы он лязгнул зубами!
Лавров обнял Мартина.
– Недостает сил взять себя в руки? – тихо сказал он. – Ведь не старый же человек. И голова у тебя золотая. Я готов все сделать для тебя, только перестань пить и займись поисками работы…
Через минуту после ухода Мартина зазвонил телефон. Консьержка сообщала, что к профессору направилась еще одна посетительница. Она уже в лифте – та самая богатая леди, что приезжала на прошлое рождество.
Лавров улыбнулся. Этому визиту он был рад. Распорядившись, чтобы консьержка купила утренние газеты, положил трубку, критически оглядел свое жилище, снял со спинки стула пиджак и отнес в холл.
– Милый! – вошедшая женщина сбросила короткую пушистую шубку, обняла и поцеловала Лаврова. – Я уже думала, что не дождусь этой минуты.
– Хорошо, что ты приехала, Джоан. Один мой соотечественник написал: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Какое заблуждение! Удел человека – страдания… Но прочь грустные мысли! Как тебе удалось вырваться? И где супруг?
– В эти минуты его самолет подлетает к Парижу… Мы перелетели океан, и он высадил меня. А сам – в Париж, хочет купить там какую-то газету. Оттуда отправится в Ирак.
– В Ирак?.. Ах да, ты говорила – у него там нефтяные поля…
– Нефтяные поля и любовница – дочь управляющего промыслами. Он прожигает жизнь. Так почему бы и мне не делать то же самое? Ой!.. – Джоан увидела чучело гориллы. – Это Денис?
– Да.
– Бедняга, – она подошла к чучелу: – Как все произошло?
– Ночью. Ночь, ливень, порыв ветра качнул дерево, ветка разбила окно. В вольер хлынула ледяная вода. Он простудился и умер. Не будь этой трагической случайности, прожил бы бог знает сколько!..
– Он и так вдвое превысил среднюю продолжительность жизни горилл.
– Прожил бы еще столько же, – упрямо повторил Лавров. – Дениса анатомировали, тщательно исследовали. Данные говорят о том, что я был на верном пути… Но теперь все пошло прахом. Бьюсь над заменой, но пока ничего подходящего. К тому же мои возможности ограниченны…
– Погоди-ка! Я кое-что привезла, – Джоан стала рыться в сумочке и протянула Лаврову документы, украшенные гербовыми печатями. – Дом, озеро, почти пятьдесят акров леса, – перечисляла она. – В доме полторы дюжины комнат. Неподалеку расположены службы, вольеры…
– Какие вольеры?
– Не перебивай! – Джоан ладонью прикрыла Лаврову рот. – Сейчас для нас с тобой – торжественный момент. Ты держишь в руках купчую. И учти, это Флорида. Следовательно, интенсивная солнечная радиация, высокая средняя годовая температура. В вольерах много обезьян, есть две гориллы – самец и самка.
– Ты купила все это для меня?
Джоан кивнула. Глаза ее сияли.
– Да не могу я принять такой презент.
– Но почему? Дом и земля стоили совсем недорого. И потом, это мои личные деньги. Он не имеет к ним отношения.
– Я тоже не имею к ним отношения. Твои деньги – это твои деньги.
– Боже праведный, он сошел с ума!.. Хорошо, несносный ты человек, я даю тебе их взаймы. Вернешь долг. Можешь даже с процентами.
Лавров не ответил.
Многое связывало его с Джоан Гибсон. Оказавшись после войны в этой стране, он ценой огромных усилий завершил университетское образование. Вскоре было сделано и первое важное открытие. Оно утвердило его имя в науке, но не принесло материальных выгод – по контракту, составленному ловкими юристами, все деньги достались фирме, в которой служил Лавров. В этот же период он тяжко заболел, оказался в больнице некоего благотворительного общества и умер бы там, не приди на помощь Джоан. Она не жалела денег на то, чтобы лечение проводили хорошие врачи, добывала редкие лекарства и препараты… Что привело ее в ту больничную палату, где он метался в горячечном бреду? Лавров сто раз задавал себе этот вопрос. Ответа не было. Джоан, когда в разговорах с ней он возвращался к этой теме, отделывалась шуточками… Итак, она выходила Лаврова. А потом сделалась его любовницей. Теперь время от времени прилетает из-за океана, где ее дом. Уговаривает Лаврова переехать в Соединенные Штаты: только там может по-настоящему развернуться перспективный ученый. Он неизменно отказывает. Вот и теперь Джоан вернулась к теме об Америке. И Лавров снова отверг предложение о переезде.
Джоан продолжала сердиться. На Лаврова сыпались упреки. Вдруг она подбежала к портрету девушки с явным намерением сорвать его со стены.
– Не трогай! – нервно крикнул Лавров.
– Вот как! Сам же обещал снять портрет… Боже, да ты до сих пор любишь эту особу!.. Что ж, я напомню ее последнее письмо.
– Шарила в моих бумагах?
– Сам же просил, чтобы я разложила их по новым папкам. А письмо лежало на виду. И какое письмо! Я запомнила каждую его букву, – Джоан закрыла глаза и выставила вперед руку, как бы готовясь к декламации: – «Рада, что ты жив, Алексей. Но я вышла замуж. Мы живем хорошо, у нас будет ребенок…» Какой это год?
– Сорок третий.
– Голодная, истекающая кровью Россия. И – «мы живем хорошо». Еще бы! Муженек – хозяин крупного магазина!.. Тогда-то тебя и ранило? – Джоан поперхнулась от возникшей догадки: – Стой! Ты, наверное, сам искал смерти? Подумать только – из-за кого!.. Воин истекает кровью на поле битвы, а она и этот торгаш делают своего первого ребенка!.. Молчишь, Алекс? Ведь и в плен попал тогда же? Что ж, навсегда порвав с ней, ты поступил как настоящий мужчина. Но прошло время – и стал жалеть?
– Я ни о чем не жалею. Это лишь память о прошлом.
– Память! Ниточка, которая тянется в Россию, вот что! Боишься порвать ниточку? – Гибсон кулаком погрозила портрету: – Не обольщайся, сейчас это рыхлая женщина с сальными волосами. У нее потные ладони и толстый живот. Ведь они жрут один картофель!
– Замолчи, Джоан!
– Да, да, варят его бушелями, давят деревянными ложками и – в желудки, в желудки! Вместе с кожурой!..
Лавров шагнул к ней. Мужчина почти двухметрового роста, он весил верных сто килограммов. Казалось, его гнев вот-вот обрушится на кричащую.
Но он сдержался.
– В войну люди радовались, когда в доме была картошка, – сказал он печально. – Это вам посчастливилось, вы не знали, что такое настоящая война. У вас в стране не сгорел ни один дом, не был убит ни один ребенок.
В дверь позвонили. Лавров ушел в холл и вернулся с пачкой газет, на ходу разворачивая одну из них.
Джоан заглянула в газету:
– Ого, интересно! – она включила приемник, и в комнату ворвался голос репортера.
– Да-да, – кричал он, – их зовут доктор Анна Брызгалова и доктор Петр Брызгалов! Это супруги. Они только вчера приехали в нашу страну из России. Слушайте, слушайте, со своим микрофоном я у подъезда Амбассадор-отеля, где остановились эти ученые… Улица – сплошное стадо автомобилей. На тротуарах сотни людей. Я подхожу к одному из них… Ну, вот вы! Зачем вы пришли сюда? Назовите себя.
– Мое имя Рой Тернер.
– Очень хорошо, мистер Тернер. Зачем вы здесь?
– Кто-то сказал, будто самоубийца собирается прыгнуть с крыши отеля.
– Все верно! – со смехом ответил репортер. – Глядите не прозевайте – он вот-вот появится… А вы? Как вас зовут? Что это у вас на рукаве? Смотрите-ка, свастика!.. Вы не немец?
– Можете считать меня немцем… И эти мои дружки, что стоят рядом, они тоже для тебя боши. – На секунду голос говорившего был заглушен хохотом. – Так вот, мы заявляем: беглецы из большевистской России могут оставаться у нас.
– Понял, спасибо! – скороговоркой ответил репортер. – А вы, мистер, не скажете ли несколько слов?
– Что ж, скажу, – вступил новый голос. – Скажу так: у меня нет ни дома, ни жратвы – ночую где придется, ем, что поднесет господь бог. Они – предатели, эти двое русских! Зачем они здесь? У нас хватает своих прохвостов. Фашизм не пройдет!.. Ты ударил меня? Ах ты, каналья!..
Шум потасовки заглушил все остальные звуки. Потом стало тихо: видимо, репортер выключил микрофон. Но вот снова послышался его голос. Все той же профессиональной скороговоркой было сообщено, что русских ученых увезли представители иммиграционной службы.
– Но я отыскал их след! – кричал репортер. – Я разыскал их, совершил невозможное, чтобы вы могли прослушать это интервью!.. Доктор Петр Брызгалов, что побудило вас совершить столь решительный шаг?
Другой голос, запинаясь и делая неожиданные остановки между словами, сказал, что подготовлено специальное коммюнике. Оно будет опубликовано.
– А как здоровье вашей супруги? Миссис Анна Брызгалова – неплохо звучит, как вы думаете?
– Для моих ушей это райская музыка.
– Приятно слышать, сэр… Итак, где же она? Вот бы и ей сказать в микрофон несколько слов!
– Жена нездорова. Все случилось так внезапно…
– Внезапно? – в голосе репортера было недоверие. – Что вы имеете в виду?
– Ну… Как бы это сказать, мы не сговаривались заранее… Но, очутившись здесь, посмотрели друг другу в глаза и поняли, что уже не вернемся.
– Вот ка-ак, – протянул репортер. – А я слышал иную версию. Утверждают, будто в Москве вы спешно продали дачу и автомобиль.
– Каждый волен поступить с принадлежащими ему вещами, как ему заблагорассудится!
– Мистер Брызгалов, что вы сделали с вырученными деньгами?
– Это мои деньги, понимаете, мои!
– Ну ладно, не будем ссориться… У вас есть дети?
– По счастью, мы бездетны.
Лавров, слушавший репортаж с нарастающим раздражением, выключил приемник:
– Прости, Джоан, не могу. Перебежчики, откуда и куда бы они ни бежали, всегда омерзительны.
Гибсон будто не слышала – повернула к свету газетный лист с большой фотографией Петра Брызгалова.
– А он ничего, этот русский, – взяла другую газету: – Здесь еще импозантней… Сколько ему может быть лет?
– Удивительно, – задумчиво произнес Лавров, – говорил по радио он, Брызгалов, в газете только его портреты. Где же «миссис Анна»?
– Анна… Я уже встречала это имя…
– Была императрица Анна, потом Анна Каренина – героиня романа Льва Толстого.
– Не то, Алекс… Стоп! – Джоан кивнула на портрет девушки на стене кабинета. – Это тоже была Анна… Знаешь что, провались они обе! – Обняла Лаврова, потерлась щекой о его плечо: – Я иду наверх, приму ванну и буду ждать тебя, хорошо? А деньги за дом и за обезьян отдашь, как только сможешь. Ты и сейчас хорошо зарабатываешь, за океаном же твои доходы удесятерятся – это я беру на себя!
– Сколько, ты сказала, там обезьян?
Джоан встрепенулась. Все еще не веря, что наконец-то вырвала согласие Лаврова на переезд, схватила его за плечи, стала трясти.
– Пятьдесят! – закричала она. – Пятьдесят обезьян – и среди них две гориллы. У тебя будет сто обезьян, двести, сколько захочешь!
– Вот и славно. И не будем медлить с отъездом. Конечно, я быстро за все расплачусь. Стану экономить на чем только могу. Подальше отсюда, от этого гнезда политиканства, грязи! – он скомкал и швырнул на пол газеты. – Мерзавцы, мерзавцы!..
Джоан Гибсон смотрела на него и счастливо улыбалась.
Вторая глава
В те минуты, когда профессор Лавров узнал о происшествии с двумя советскими учеными, сами они находились в одной из резиденций специальной службы, доставленные туда из крупного магазина самообслуживания. По заявлению служителя, дежурившего у экрана контрольного телевизора, Анна Брызгалова пыталась украсть кофточку белой ангорской шерсти.
Конечно, ученые бурно протестовали, требовали, чтобы были вызваны представители посольства. Но все оказалось тщетным. На месте происшествия составили полицейский протокол и супругов увезли. Там, куда их доставили, Анна Брызгалова испытала новое унижение: Петра, вновь пытавшегося протестовать, ударили и втолкнули в какую-то комнатенку. Затем изолировали ее самое – отвели в противоположное крыло здания и тоже заперли, сказав, что их делом будет заниматься комиссар, который скоро приедет.
Как только за Брызгаловой захлопнулась дверь, Петра Брызгалова выпустили. Причем сделал это тот самый «полицейский комиссар», который якобы отсутствовал. То был офицер особой службы Дин Мерфи.
В кабинете Мерфи состоялся короткий диалог. По тому, как он протекал, можно было сделать вывод: Мерфи и Брызгалов друг с другом знакомы. Петр был главной пружиной в многоходовой операции, разработанной местной полицией.
Проследим за этим диалогом.
– Готовы? – спрашивает Мерфи.
– Еще минуту! – Брызгалов вздрагивает от волнения.
– У нас с вами не очень много таких минут. Вечером она должна выступить по телевидению.
– Не удастся.
– Выступит! – говорит Мерфи и достает банкноты. – Спрячьте.
– Я боюсь. Она все поймет…
– Живее! – видя, что Брызгалов собирается опустить деньги в карман, Мерфи морщится от досады: – Не так! Ведь вы прячете их! – Бесцеремонно подпарывает подкладку пиджака партнера, засовывает деньги под подкладку. – Вот теперь как надо.
– О боже! – у Брызгалова выступила на лбу испарина. – Дайте сигареты!
– Возьмите. И помните: она должна спрятать деньги как можно тщательнее. Подскажите ей удобное место, скажем, в лифчик…
Брызгалов нервно курит.
– Дайте еще сигарету, – просит он. – Можно, я возьму всю пачку: жена тоже курит. Одолжите и зажигалку.
– Сигареты берите, а зажигалку не дам. Это подарок.
– Я верну!
– Вот глядите, – Мерфи повертел в пальцах изящную зажигалку. Ее крышка была сделана в форме головы змеи с рубином вместо глаза. – Безделушка вручена мне в знак вечной любви… Ладно, берите ее – она и впрямь может пригодиться. Но не забудьте вернуть этот дорогой для меня подарок. Вы, я слышал, автомобилист?
– Продал свою машину, – с горечью говорит Брызгалов. – Почти новую отдал за бесценок.
– У вас какая была?
– «Волга», особой сборки.
– Плюньте! Здесь вы купите «ягуар». Автоматическая трансмиссия, дисковые тормоза на всех колесах, мотор – двести сил.
– А скорость?
– Скорость за двести. И не километров – миль!
– Боже мой! – Брызгалов счастливо улыбается.
– У русских говорят: кузнец собственного счастья. Это про вас. Вы сами делаете свою судьбу… Ну, время работать! Идите в конец коридора, там удобное место. Ее выпустят к вам – «случайно», конечно. И помните: деньги! Она должна взять их и хорошенько запрятать.
Дважды повернулся ключ в замке. Вошел здоровенный полицейский, уставился на Брызгалову – та сидела в дальнем конце комнаты.
– Кто такая?
Мужчина со шваброй, видимо арестант, выглянул из-за спины полисмена, зашептал ему на ухо.
– А! – пробурчал полисмен, продолжая глазеть на женщину. – Эй, ты, – крикнул ей, – ну-ка выматывайся в коридор, здесь будут мыть пол! Не задерживай! Там есть туалет, можешь справить нужду.
Офицер специальной службы очень точно играл тяжелодума и грубияна в полицейском мундире.
Коридор был пуст. Да и здание будто вымерло. Но вот впереди отворилась дверь. Вышел человек. Нет, его вытолкнули с такой силой, что он ударился о противоположную стену.
– Петя! – Брызгалова бросилась навстречу супругу.
Тот схватил ее за руку, оттащил в сторону – здесь было подобие ниши: можно укрыться от проходящих по коридору людей.
– Успокойся, – бормочет Брызгалов, обняв плачущую жену, – успокойся, все выяснится. Как мы ошиблись!.. Не надо было соваться в тот проклятый магазин.
– Сам же предложил, чтобы я выбрала себе кофточку!..
– Но ты смотрела на нее такими глазами!
– Они всерьез считают меня воровкой? Ведь я только пошла к свету, чтобы лучше разглядеть эту кофточку… Петя, вдруг здесь открыта дверь на улицу?
– Что ты! Вокруг такая охрана…
– Я все думаю, как позвонить в посольство?.. И откуда взялся тот полицейский? Будто специально ждал… Петр, ведь это провокация, правда? Думала, так бывает только в фильмах… Меня обыскивали – какая-то женщина ощупала сверху донизу, осмотрела сумочку… Я стояла и впрямь чувствовала себя воровкой… Дай мне сигарету!
Брызгалова закурила. Сигарета погасла. Взяв у супруга зажигалку, вновь добыла огоньку.
– Что теперь будет, Петя?
– А ничего! Придет комиссар и все уладит. Какой идиот поверит, что известные ученые пытались стащить в магазине кофточку! Составят протокол и отпустят. Но вот в посольстве!.. Уж там развернутся: «Дали себя скомпрометировать», «Пошли на провокацию». Словом, нас отправляют домой. А потом заседание ученого совета института: «Обсуждается недостойное поведение…» Из института долой. Из науки долой.
– Нет, Петя. Здесь кто-то, может, и поверит. Но – дома?! Уж там-то нас знают. Скорее домой! Ой, что это? – Брызгалова со страхом посмотрела на деньги, которые из-за подкладки пиджака достал супруг.
– Спрячь. Тебя уже обыскивали… Здесь совсем немного. Перед отъездом дал директор института – остались от его прежней командировки. Просил купить кое-какие мелочи. Спрячь, Анна!
В коридоре шаги. Они приближаются. Брызгалов почти насильно вкладывает купюры в руки жене, показывает ей на грудь:
– Сюда, в лифчик!
За секунду до того, как появился полицейский, Анна Брызгалова прячет на груди деньги.
– Эй, – кричит полисмен, – чего это вы здесь топчетесь?! Марш по местам!
Третья глава
Приближается финал операции, который будут проводить Дин Мерфи и его старший коллега – Мортимер Данлоп. Этот последний работал у себя в кабинете, когда вошел Мерфи и доложил, что все готово.
– Проверь, на месте ли Ева Нортон. Она понадобится.
Мерфи перегнулся через стол и нажал кнопку транслятора.
– Ева Нортон, – послышалось в динамике.
– Хорошо, Ева. Будьте в готовности. Деньги спрятаны у нее на груди.
Мерфи выключил микрофон.
– Ну что же, тогда начнем, – Данлоп встал из-за стола, потянулся: – Скажи, чтобы привели женщину. Сам будь наготове. Я просигналю, когда придет время твоему выходу.
– Понял! – Мерфи кинул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой с рубином и покинул кабинет.
Сотрудник, одетый как полисмен, ввел Анну Брызгалову. Данлоп вскочил с кресла. Глаза его лучатся добротой и участием.
– Извините, что заставил ждать, – он показал на заваленный бумагами стол: – Всегда столько дел!..
Усадив женщину в кресло, предлагает ей сигареты, подает огоньку.
Анна берет сигарету.
– Я бы хотела, – начинает она, запинаясь от волнения, – хотела бы…
– Ни слова больше! Все это чепуха. Я просмотрел, что написано в протоколе. И мне стыдно за моих людей.
Анна уронила голову на руки, она плачет.
Данлоп принес воды, заставляет женщину сделать глоток.
– Ну что вы, – бормочет он, – что вы, не надо!.. Сейчас мы закончим формальности, и вы отправитесь к себе в отель. Эй, Барни, – кричит он сотруднику в мундире полисмена, который стоит у дверей, – быстро вызовите таксомотор!.. Только подумать, что натворили эти идиоты… Желаете еще сигарету? Может быть, хотите кофе? Вчера мы смотрели русский фильм: девушка совершает морское путешествие в обществе тигра. У моей жены сделались колики от смеха. Мы хохотали и дома. Нет, решительно надо побывать в России!
Анна начинает успокаиваться. Сейчас она лишь изредка всхлипывает, во все глаза разглядывая симпатичного полицейского инспектора.
Вернулся Барни:
– Такси у подъезда.
– Хорошо, – говорит Данлоп. – А что это у вас в руках?
– Протокол обыска Брызгалова, шеф. Его передал инспектор Чатам. Будете смотреть?
– Ну и как обыск? – в тоне Данлопа ирония. – Обнаружен динамит, бомбы?
– Что вы, шеф! Инспектор Чатам сказал, что все в порядке. Ничего не найдено.
– Любопытно, что он собирался найти… Ладно, давайте эту бумагу, – Данлоп взял протокол, мельком его оглядел и бросил на стол. – Пригласите сюда мистера Петра Брызгалова. И проследите, чтобы такси ждало.
Барни повернулся, чтобы идти.
– Минуту! – останавливает его Данлоп. Вновь заглянув в бумаги, обращается к Анне Брызгаловой: – Прошу прощения, миссис, а ваши вещи осматривали?
– Да, вот эту сумочку. Больше у меня ничего нет…
– И слава богу, – Данлоп продолжает рыться в бумагах. – А протокол? Куда к черту девался протокол, Барни? Кто производил осмотр?
– Инспектор Лесли, шеф.
– Пусть принесет протокол.
– Дежурство инспектора Лесли кончилось. Он ушел домой.
– Ушел, не оставив протокола! Он будет наказан. Составьте протокол, Барни. Бумага должна быть подшита. Без нее мы не сможем закончить эту глупую историю.
– Но я не был при осмотре миссис, – возразил Барни. – Как же я составлю протокол?
– Не были при осмотре? Так загляните в сумочку нашей гостьи.
Брызгалова протягивает Данлопу сумочку.
– Нет, нет, не мне и не здесь. У нас правило: осмотры проводятся в соседней комнате. Идите с инспектором. И не волнуйтесь – такси подождет.
Брызгалова и Барни вышли. Данлоп нажимает кнопку транслятора.
– Ева, – говорит он в микрофон, – сейчас вы понадобитесь. Запомните, деньги спрятаны у нее на груди.
– Поняла, шеф.
– Нужны еще двое. Они должны выглядеть, как люди с улицы. Это понятые.
Данлоп выключил транслятор, встал и зашагал по кабинету. Сделано все необходимое для успеха операции. Тем не менее он нервничает. Третьего дня, когда секретная служба лишь намечала ход предстоящей операции, он был вызван к самому высокому начальству и предупрежден: Анну Брызгалову надо оставить в стране во что бы то ни стало. Лучший вариант – если она проявит добрую волю и откажется от контактов с представителями советского посольства… А утром Данлопа уведомили: ответственный сотрудник этого посольства уже готовится нанести визит в министерство иностранных дел. Сегодня ему будет дана аудиенция. Он потребует встречи с двумя своими соотечественниками. Так вот, что можно будет сказать русскому дипломату?
Данлоп ответил, что делается все необходимое. Результаты будут в ближайшее время.
В дверь кабинета постучали. Вошел Барни. За ним видна Анна Брызгалова с раскрытой сумочкой в руках.
– А, вот и вы! – улыбается Данлоп. – Заходите и садитесь. Долго же вы копались. Давайте протокол, Барни. Кладите его на стол и отправляйтесь за супругом этой миссис… – он осекся, увидев деньги, которые вместе с бумагой держит сотрудник. – Что это значит, Барни?
– Когда я смотрел сумочку, миссис дважды притронулась пальцами к вырезу своего платья. Это неспроста, подумал я – и не ошибся. Была вызвана наша сотрудница, случайно оказавшаяся поблизости. Она осмотрела миссис и нашла деньги.
– Где были деньги?
– Здесь, – Барни показывает себе на грудь.
– М-да, – Данлоп взял купюры, развернул веером, бросает на стол: – Какая-то мелочь, миссис Анна. В пересчете на вашу валюту что-то около пятидесяти рублей, не так ли? – Он выдержал длинную паузу и заключил: – Словом, чепуха, которой я не придаю значения.
– Но они были здесь! – Барни упрямо тычет кулаком себе в грудь.
– Что из того? У нас свободная страна. Держи монету хоть за щекой, как это делают готтентоты, если это твоя монета… Деньги занесены в протокол?
– Да, шеф.
– Ну и зря. Впрочем, не имеет значения. В сумочке все остальное в порядке?
– Да.
– Тогда мы закончили, – Данлоп подошел к Анне Брызгаловой, берет ее руку: – Примите мой искренние извинения, миссис Анна… Барни, сходите за супругом миссис и взгляните, ждет ли такси.
Анна смотрит на Данлопа – и у нее стоит ком в горле. Человек, который сейчас перед ней, кажется добрым ангелом.
А Данлоп готовит заключительный удар.
– Барни, – восклицает он, когда сотрудник уже на пороге, – эй, Барни, где же подпись миссис Анны в протоколе?!
– Миссис отказалась подписать бумагу, – следует ответ.
– Но это же пустая формальность, – Данлоп ласково улыбнулся Анне. – Ладно, Барни, идите за супругом нашей гостьи и позаботьтесь о такси… Миссис Анна, – говорит он, когда сотрудник покинул кабинет, – протокол необходимо подписать. Таковы правила, ничего не поделаешь. Поставьте подпись, и я провожу вас к автомобилю… Еще я хотел бы попросить разрешения навестить вас в отеле. Приеду вместе с женой, чтобы и она посмеялась над всей этой нелепой историей.
И он вкладывает перо в руку Брызгаловой.
С улицы донеслись гудки автомобиля.
«Наверное, у шофера такси иссякло терпение», – думает Брызгалова.
Но она все еще медлит.
Данлоп прошел к окну, отодвигает штору.
– Идите сюда, – зовет он.
Анна видит такси у тротуара. Шофер нетерпеливо прохаживается возле автомобиля. Рядом с дубинкой в руке стоит здоровенный полицейский.
Торопливо схватив перо, женщина делает росчерк под протоколом, затем спешит к двери.
Дверь отворилась. На пороге – Мерфи в плаще и шляпе.
– Добрый день, – говорит он Данлопу. – О, у тебя дама! Так я зайду позже, – и Мерфи делает вид, будто хочет уйти.
– Нет, нет! – Данлоп замахал руками. – Мы уже закончили. Миссис Анна, это Дин Мерфи. Он один из лучших экспертов министерства финансов. Мы часто консультируемся – и вот подружились. Дин, познакомься с нашей гостьей из далекой России, доктором и профессором Анной Брызгаловой.
Мерфи сгибается в поклоне:
– Добрый день, миссис! Не могу взять в толк, что привело вас в эту полицейскую дыру?
– Пустяки, Дин, – улыбается Данлоп. – Была маленькая неприятность. Но все уже позади.
Мерфи увидел протокол и деньги на столе, взял купюры, посмотрел их на свет и с презрением бросает на стол.
– Кажется, я знаю, какая это была неприятность. Миссис пришла с жалобой.
– С жалобой? – переспрашивает Данлоп. – Какая жалоба, Дин?
– На мой взгляд, серьезная, – Мерфи вновь взял купюры, помахал ими в воздухе: – Кто-то подсунул миссис фальшивую валюту.
Данлоп вскочил с кресла. Он старательно играет недоверие к словам Мерфи. Схватив деньги, изучает их. Недоверие на его лице сменяется досадой, злостью.
Анну Брызгалову бьет дрожь. Она едва сдерживается, чтобы не закричать.
– Увы, пока это случается! – Мерфи сочувственно глядит на Брызгалову. – Только на днях инспекция министра накрыла большую шайку фальшивомонетчиков. Главаря ждет пожизненное заключение.
– Ты ничего не понял, Дин! – сердится Данлоп. – Прочитай это!
Мерфи знакомится с протоколом. Лицо его делается суровым.
– Вот как!.. Миссис попала в неприятную историю.
– Сейчас мы устроим сравнение, – Данлоп схватил сумочку Брызгаловой, нашел там деньги, раскладывает их на столе, рядом пристраивает фальшивые купюры. Затем обращается к Брызгаловой: – Сравните те и другие банкноты. Видите разницу? Дин, все деньги, настоящие и фальшивые, эта особа привезла из России. Об этом сказано в протоколе, и она подписала протокол!
Он бросил протокол в ящик стола, задвинул ящик и дважды поворачивает ключ в замке.
Возникла пауза. Мерфи сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой.
– Вам не позавидуешь, миссис, – говорит он, выпустив густой клуб дыма. – Хранение и сбыт фальшивых денежных знаков любой судья определит минимум в шесть лет тюрьмы… Очень печальная история. Как вообще вы встретились? Вы и раньше знали друг друга?
– Эту женщину я вижу впервые, – говорит Данлоп. – Вместе с супругом она доставлена к нам из магазина, где пыталась совершить кражу.
Вновь наступает молчание.
Всего минуту назад Анна была так напряжена, что казалось – вот-вот померкнет сознание. И вдруг будто пелена спала с глаз. Ровнее забилось сердце. Ей стали понятны действия противника.
Она обращается к Мерфи:
– Дайте сигарету.
Тот протянул пачку, услужливо достает зажигалку.
Анна долго раскуривает сигарету, не сводя глаз с красного камешка в крышке зажигалки.
Сделав несколько затяжек, раздавила сигарету в пепельнице.
– Сырая, – говорит она в ответ на вопросительный взгляд Мерфи. – Дайте другую.
Долго раскуривает вторую сигарету. Перед глазами так и прыгает рубиновый глаз змейки.
– Кажется, – медленно говорит она, – кажется, надо, чтобы мы с мужем отказались вернуться в Советский Союз? Иначе – тюрьма за воровство в магазине и за провоз фальшивых денег?
Разговаривая, глядит на Данлопа. Тот молчит, не зная, что ответить.
– Ну, я не ошиблась? Да, все так и обстоит. Как же мне быть? Одна я не могу принять решения. Позовите Брызгалова.
Данлоп ожидал чего угодно, только не такого поворота событий. Долго тянется пауза. Наконец Данлоп решился – нажимает на клавиш транслятора.
– Ева Нортон, – раздается в динамике.
– Пусть пригласят Брызгалова.
Через минуту Барни вводит Брызгалова.
– Садись, Петр, – Анна берет новую сигарету, разминает ее в пальцах: – Подай огня.
Мерфи с готовностью подносит ей зажигалку. Анна берет ее и гасит.
– Мне хочется, чтобы это сделал супруг… Дай огоньку, Петр. Кстати, ты уже встречался с этими господами? Ах, не встречался? Так я и думала… Где же твоя зажигалка? Час назад у тебя была красивая зажигалка – я запомнила алый камушек, вделанный в крышку… Что, не можешь найти? Гляди, не она ли? – Раскрыв ладонь, показывает мужу зажигалку, затем возвращает ее Мерфи: – Вы меня очень выручили, господин представитель финансового министерства. Возьмите же свою безделушку. Или отдать ее этому человеку? – кивнула на мужа. – Впрочем, разбирайтесь сами в своих делах.
Анна встает, движением руки показывает, чтобы муж последовал ее примеру. И когда тот поднимается на ноги, дает ему пощечину.
Четвертая глава
Два года назад Дин Мерфи был направлен в Москву с заданием войти в контакт с некоей ученой особой и склонить ее к эмиграции на Запад. На месте выяснилось, что не может быть и речи о том, чтобы женщина добровольно покинула Советский Союз. Между тем его торопили. В помощь Мерфи прибыл второй работник, который сообщил, что в «объекте» заинтересованы высокопоставленные военные – им не дают покоя важные исследования этой ученой. Поэтому Мерфи не ограничивают в расходах или методах действий. Главное – чтобы он достиг результата.
Время шло, а Мерфи и его коллега все искали подходы к цели. Искали и не могли найти. Женщина была одинока, вела замкнутый образ жизни, почти не выезжала из Москвы. Некоторые данные говорили о том, что в молодости она пережила драму, скорее всего, неразделенную любовь.
Тогда-то и решил Мерфи подставить «объекту» партнера – любовь, пусть и несколько запоздалая, поможет растопить эту ледышку. После долгих поисков выбор был остановлен на Петре Брызгалове – человеке беспринципном и падком на деньги. Он был недурен собой, одинок, имел степень кандидата, тогда как женщина котировалась как потенциальный член-корреспондент Академии наук. Зато Брызгалов был на несколько лет моложе, выглядел подтянутым, спортивным и весьма мило пел под гитару.
И вот респектабельный моложавый мужчина делает предложение избраннице сердца. Он так внимателен, так энергично хозяйничает на своей уютной дачке!..
Мерфи оказался хорошим психологом. После замужества женщину будто подменили. Свадебным путешествием четы Брызгаловых была поездка в Карловы Вары. Вскоре они побывали в Венгрии.
Еще через полгода Мерфи сообщил в свой центр: женщина созрела, чтобы отправиться в путешествие на Запад.
Брызгалов сидел в комнате, куда его отвели из кабинета Данлопа, и ждал дальнейшего развития событий. Об Анне не хотелось думать. Брак с ней был совершен сугубо в интересах дела. Куда же запропастился Мерфи? Уже давно наступило время обеда. Надо бы сходить в приличный ресторан. Он так наслышан о здешних ростбифах и бифштексах!
Но Мерфи было не до Брызгалова. В эту минуту он стоял в кабинете Данлопа и выслушивал упреки старшего партнера.
– Только подумать, что ты натворил! – бушевал тот. – Гляжу на тебя и вспоминаю эпизод времен Второй мировой войны. Представь себе типа, который вырядился в мундир американского полковника, но никак не распечатает пачку «Честерфилда». Конечно, мы взяли его – оказался агентом абвера. В далеком сорок четвертом году Нормандия кишела такими типами. Вы с ним будто родные братья. Он тоже мнил себя едва ли не богом – как же, знал языки, без промаха стрелял с обеих рук. А в деле оказался тупицей и профаном… Хоть понимаешь, что нагородил с этой идиотской зажигалкой?
Гневная тирада была прервана телефонным звонком. Функционер из министерства иностранных дел Антони Шервуд интересовался положением дел. Скоро с визитом пожалует представитель советского посольства. Что ему можно ответить?
– Мы еще не закончили, – Данлоп с трудом скрывал раздражение. – Очень трудная работа.
Возникла пауза. Слышно было, как на том конце провода перебирают бумаги.
– Хочу, чтобы вы знали, – сказал Шервуд, – делом заинтересовались люди, которые имеют право торопить министра, понимаете? Ну а министр торопит меня. И вот-вот нагрянет представитель русского посольства. Ведь он будет настаивать на встрече с учеными.
– Пока это невозможно.
– Что значит «пока»? Назовите сроки. И вообще хочу знать, какова перспектива…
– Вот что, – вдруг сказал Данлоп, – предложите гостю поговорить с ними по телефону.
При этих словах Мерфи вскочил. В глазах у него был испуг.
– Сиди! – прошипел Данлоп. – Да, – повторил он в трубку, – можете сказать этому дипломату: ученые отказываются от каких бы то ни было встреч, но согласны подойти к телефону.
– Что ж, пожалуй, годится. Я еще позвоню вам.
– Хорошо, сэр, – Данлоп бросил трубку на рычаг, всем корпусом повернулся к Мерфи: – Я вызвал специалиста… Вероятно, он уже прибыл – должен ждать внизу. Приведи его, ни о чем не расспрашивая. Все разговоры – только здесь.
Вскоре Мерфи ввел в кабинет коренастого мужчину в котелке и короткополом плаще, с традиционным черным зонтом в одной руке и саквояжем – в другой.
– Добрый день, – посетитель стукнул зонтом о пол. – Вы мистер Данлоп?
– Да, я.
Человек раскрыл бумажник. Тускло блеснул большой металлический знак.
– Хорошо, – Данлоп кивнул на кресло: – Раздевайтесь и садитесь.
– Разденусь там, где буду работать.
– Как угодно, – Данлоп включил транслятор. – Комната подготовлена? – спросил он в микрофон.
– Да, шеф, – ответила Ева Нортон.
Данлоп выключил трансляцию, зажег сигарету.
– Пациент – женщина средних лет, – сказал он. – Может оказать сопротивление.
– Не окажет, – посетитель закашлялся, разогнал рукой облачко дыма от сигареты Данлопа: – Пожалуйста, не курите при мне.
– В прошлый раз приходил более покладистый оператор, – проворчал Данлоп.
– То был мой помощник. Он молод и здоров, как боров. Я же должен беречь себя.
– Надеюсь, вы долго проживете, – Данлоп погасил сигарету. – Простите, как мне обращаться к вам?
– Ведь я медик. Вот и зовите так.
– Понял. Препарат тот же, что и в прошлый раз?
Медик поднял свой саквояж, с гордостью похлопал по его боку:
– Тот же. Мой!
– Тогда все в порядке. Два часа – этого вполне достаточно.
– Препарат действует до четырех часов… Но к делу. Где я буду работать?
– Идите в эту дверь. Секретарь все устроит.
Медик вышел из кабинета.
– Он из лаборатории 7-11? – взволнованно спросил Мерфи. – Это же риск. Ты сошел с ума!..
– Молчать! – рявкнул Данлоп. – Как еще заткнуть глотку русскому дипломату? – Он скривил губы, копируя Мерфи: «Грегори – это овечка, пальцем надави на нее – и готово». Что мне остается, если помощник глуп как пробка!.. Нет, я знал с кем имею дело, поэтому принял меры страховки. И видишь, не ошибся.
– Хорошо, – мрачно сказал Мерфи. – Но тогда надо подготовить комнату с пультом?
– Ева! – Данлоп включил транслятор и повернулся к динамику. – Пульт проверен?
– Все нормально.
– Что Медик?
– Уже начал работать, шеф. Почему-то ему понадобилось молоко. Сказал, что в это время пьет молоко с содой.
– Нашли молоко?
– Да, шеф.
– И соду?
– Соду он носит с собой…
– Я отправляюсь в комнату с пультом. Пусть пришлют туда супруга.
Данлоп выключил трансляцию и вместе с Мерфи вышел в коридор.
– Начинать будет Брызгалов? – спросил тот.
Данлоп не успел ответить. В конце коридора показался Медик. Полы его белого халата развевались от быстрой ходьбы, галстук сбился набок.
– Что такое? – сказал Данлоп. – Молоко оказалось кислым?
– Знаете, кто эта женщина? – торопливо заговорил Медик.
– Знаем, – перебил его Данлоп, затем он толкнул дверь, и все трое вошли в комнату с пультом.
– Мы давно следим за ее работами. Она здорово преуспела в лечении многих форм безумия. – Медик скривил губы в горькой усмешке: – Своим жалким снадобьем я обезволю ее на несколько часов. Она же в состоянии сделать меня таким на месяцы, годы!.. О, это светлая голова.
– Что следует из ваших слов?
– Поймите, мой препарат не безвреден. Возможны последствия… Даже животные и те не всегда выдерживают нагрузки… Что говорить о нежном мозге человека!
– Выходит, вам жаль ее?
– Жаль? – Медик вцепился в грудь Данлопу: – Жаль, вы сказали? Держите ее что есть силы! В ваших руках огромная ценность! Но лишь дурак режет курицу с золотыми яйцами!..
Зазвонил телефон. Ева Нортон сообщила, что звонят из министерства иностранных дел.
– Переключите сюда, – сказал Данлоп.
Трубка смолкла. И тут же раздался голос Шервуда:
– Алло, мистер Данлоп, ваш вариант утвержден. Учтите, представитель советского посольства уже выехал ко мне.
– Минуту, сэр! – Данлоп опустил трубку, взглянул на Медика: – Приготовьте женщину.
– Ответственность вы берете на себя, – Медик предостерегающе поднял палец: – Это тяжелая ответственность!
– Делайте свое дело!
Медик вышел, качая головой.
Данлоп взял за плечо Мерфи:
– Давай сюда мужчину. Не мешкай, Дин! – Мерфи покинул комнату, и Данлоп вновь прижал трубку к уху: – Сэр, условимся так. Начинать будет мужчина. Вы скажите собеседнику, что женщина больна… Нет-нет, она будет говорить! Но русский дипломат обязательно должен узнать, что Анна Брызгалова нездорова. Так нужно для дела, сэр. И еще: включите второй контур трансляции. Я должен видеть и слышать все, что будет происходить у вас в кабинете.
– Включаю контур. Не отходите от аппарата.
Вскоре засветился экран телевизора в углу комнаты. На нем появился Шервуд – он сидел за письменным столом кабинета.
– Ну, – сказал Шервуд, глядя в объектив передатчика, – как изображение?
– В порядке, сэр.
– Значит, будем работать. Ждите. Он вот-вот появится.
Пятая глава
Чугунов подъехал к особняку министерства иностранных дел точно в назначенное время. Антони Шервуд встретил его посреди кабинета, подвел к креслу, предложил сигары.
– Выпьете что-нибудь? – зная характер гостя, тут же добавил: – Хотя бы кофе?
– Не хочу.
Шервуд пожал плечами и заметил, что Чугунов выглядит, как миллион долларов.
– То же самое мне было сказано году в сорок пятом, на Эльбе, – усмехнулся Чугунов. – С тех пор доллар здорово подешевел. Правда, и я уже не тот. Но все же, с учетом инфляции этой валюты, полагаю, что выгляжу миллиона на полтора, не меньше.
Шервуд захохотал, шлепнул себя по ляжкам и заявил, что майор Чугунов такой же шутник, что и прежде.
Они познакомились в последние дни войны. Свой танковый батальон Чугунов вывел к берегу Эльбы в час, когда с противоположной стороны стали переплывать реку союзники – гребли на рыбачьих лодках, гроздьями висели на каком-то диковинном понтоне…
Тогда-то и появился на середине реки некий лейтенант. Позже выяснилось, что был он послан с пакетом в вышестоящий штаб, но спутал направление и, оказавшись на берегу Эльбы, не устоял перед искушением «потрогать руками» русских союзников.
Все это Чугунов узнал позже. Пока что он глядел, как лейтенант гребет доской вместо весла, плывя на широких деревянных воротах. Близ берега «корабль» его наткнулся на камень и вздыбился. Лейтенант шлепнулся бы в воду, не подхвати его дюжие руки танкистов. Это и был Антони Шервуд.
…Кофе все же принесли. Чугунов незаметно наблюдал за хозяином кабинета. Однако тот не спешил приступать к делу.
После памятного дня в мае сорок пятого года они не встречались почти два десятилетия. А потом Чугунов, назначенный на дипломатический пост в эту страну, столкнулся с Шервудом на одном из протокольных приемов.
Увы, за эти годы многое изменилось! Куда девался экзальтированный лейтенант, который подряд целовался с перепачканными сажей советскими танкистами и клялся им в вечной дружбе! Теперь перед Чугуновым сидел противник – умный, хорошо знающий свое дело.
Шервуд наполнил чашку Чугунова. Себе налил содовой, заметив, что сильно сдал за последнее время: спит со снотворным, по утрам поясница – как камень, скрипят все суставы. А помнит ли майор, как на Эльбе…
– Все помню, – сказал Чугунов. – Но мы, бывшие военные, должны действовать без околичностей. Давайте перейдем к делу.
– Что ж, извольте, – вздохнув, Шервуд поднял глаза к потолку. – Мы искали их всю ночь и все утро. Кое-какие результаты обозначились совсем недавно. Судя по поступившему сообщению, муж и жена Брызгаловы скрываются в одном частном доме.
– Скрываются? Кто-то преследует их? – Чугунов достал карандаш. – Пожалуйста, я записываю адрес.
– Но это частный дом, майор Чугунов, – со значением сказал Шервуд.
– Я уже давно не майор. Кстати, и вы не похожи на того лейтенанта… Почему держат в тайне адрес двух советских граждан? Должен ли я понимать, что мне отказывают во встрече с ними?
– Ни в коем случае! – горячо возразил Шервуд. – Просто в свободной стране никто, даже глава правительства, не может переступить порог частного жилища без согласия его хозяина.
– Вон какие новости! – Чугунов покачал головой. – Видите ли, в нашей стране глава правительства только и делает, что врывается в чужие жилища. Как же нам быть? А, есть хорошая мысль! Пригласите супругов Брызгаловых сюда. Я встречусь с ними у вас, в этом кабинете.
Шервуд не торопился с ответом. Маленькими глотками допил содовую и только потом сказал, что данная мысль хороша при одном непременном условии: ученые должны согласиться на встречу с представителем своего бывшего посольства.
– Бывшего?..
Шервуд пожал плечами:
– В газетах напечатано их заявление. Они просят политического убежища.
– Я хочу убедиться в этом. В таинственном доме есть, конечно, телефон?
– Мне кажется, есть, – Шервуд облегченно перевел дух, ибо наконец-то подтолкнул собеседника в нужном направлении. – Хотели бы поговорить с ними по телефону?
– С Анной Брызгаловой. Сперва с ней.
– Что ж, попробую устроить такой разговор. – Шервуд позвонил секретарю.
Этот диалог по трансляции видели и слышали Данлоп и выданный к нему Петр Брызгалов. Спустя полминуты появилась Анна – ее под руки вели Медик и Мерфи. Женщину, двигавшуюся как во сне, усадили в кресло – лицом к большому экрану на противоположной стене комнаты.
А у Шервуда все шло своим чередом.
– Томас, – сказал он секретарю, – соедините меня с домом, где находятся русские ученые, муж и жена. Попробуйте пригласить их к телефону.
– Сперва Анну Брызгалову, – сказал Чугунов.
– Да, пусть трубку возьмет женщина, – Шервуд посмотрел на Чугунова: – Правда, по моим сведениям, она нездорова, но от разговора по телефону, надеюсь, не откажется.
Данлоп подал Медику знак.
– Встаньте! – скомандовал тот, и Анна послушно поднялась с кресла. – Смотреть на экран. Будете вслух читать надписи.
Данлоп сел за пульт, похожий на клавиатуру пишущей машинки. Все смотрели на телевизор. Мерфи пододвинул к Анне микрофон на штативе. В наступившей тишине был отчетливо слышен шелест телефонного диска – секретарь Антони Шервуда набирал номер. Секунда, другая – и зазвонил телефон, стоявший на краю пульта.
– Внимание! – сказал Данлоп. – Мы начинаем. Полная тишина! – и он перевел рычаг на пульте.
Звонки в телефоне прекратились.
– Трубку сняли, – на экране телевизора появился секретарь Шервуда. – Можно начинать разговор.
– Алло! – сказал Чугунов в трубку. – Алло, кто у телефона?
Пальцы Данлопа побежали по клавиатуре пульта.
– Я слушаю, – проговорила Анна, повторяя слова, обозначившиеся на экране. – У телефона Анна Брызгалова.
– Здравствуйте, – последовала ответная реплика. – У телефона Чугунов Сергей Георгиевич из посольства Советского Союза. Я должен встретиться с вами, Анна Максимовна.
– Нет, – ответила Брызгалова после новой подсказки Данлопа.
– Анна Максимовна, – заторопился Чугунов, – вы обязательно должны приехать в посольство. Нужна ли машина? Скажите, куда ее подослать.
– Я не приеду в русское посольство.
– В русское посольство… У вас совсем больной голос. Что с вами? Нужен ли врач? Почему вы молчите? Мы все очень беспокоимся за вас.
– Не беспокойтесь. Я остаюсь здесь, в свободном мире.
– Не хотите ехать в русское посольство… Остаетесь в свободном мире… – Чугунов запнулся, быстро взглянул на Шервуда. Затем заговорил, чеканя слова: – Анна Максимовна, на аэродроме вам были преподнесены цветы. Не припомните, какие именно?
Данлопу и другим было видно, как Антони Шервуд резко повернулся в кресле:
– Майор Чугунов в чем-то сомневается?..
– Пока только желаю уточнить! – Чугунов отодвинул трубку от уха: – Моя дочь передала Анне Брызгаловой белые хризантемы. Сейчас я хотел бы узнать, помнит ли об этом доктор Брызгалова.
Он говорил громко, и в комнате с пультом было слышно каждое слово. Данлоп пальцем поманил к себе Петра Брызгалова.
– Были цветы? – одними губами спросил он.
– Кажется, да, – прошептал Брызгалов.
– Я жду ответа, – прозвучал в динамике голос Чугунова.
Анна повторила возникшие на экране слова:
– Девочка подарила мне белые хризантемы.
Она вдруг застонала, рухнула на пол. Медик и Мерфи подхватили ее, вынесли из комнаты. За ними устремился Брызгалов. Данлоп схватил его за шиворот, рванул от двери.
А в динамике гремел голос Чугунова, встревоженно звавший женщину.
Данлоп подтащил Брызгалова к микрофону, движением руки приказал говорить.
– Это я, Петр Брызгалов! – закричал предатель. – Вы довели до обморока мою жену! Что вам еще угодно? Хотите убить ее? Поймите, мы не вернемся! Не смейте звонить сюда!
Данлоп толкнул рычаг выключения связи.
– Все, – сказал он и платком вытер лоб.
Проводив Чугунова, Шервуд позвонил Данлопу. Его интересовало, что произошло с Брызгаловой.
– Ничего страшного, всего лишь легкий обморок. Она уже пришла в себя, – последовал ответ.
Вернулись Мерфи и Медик. Медик пояснил: обморок – последствие инъекции, как он и предупреждал.
– Что, если я увезу ее? – вдруг сказал Медик. – Она нуждается в проведении курса лечения, в заботе и внимании.
– Лжете! – Данлоп вскочил на ноги, стиснул кулаки. – Я заполучил ее! Я, а не вы! Это хорошенько запомните! Много вас – любителей погреться у чужого огня!
– Не кричите, – Медик смотрел на него с отвращением. – Нам нужен ее талант, добрая воля – работать против собственной страны. А здесь ваша служба бессильна. – Показал на экран, где еще светились слова «Девочка подарила мне белые хризантемы»: – Даже попугаем сделал ее я, а не вы!
Схватив котелок и саквояж, он пошел к двери. У выхода обернулся:
– Вы еще прибежите ко мне. Долго будете просить, чтобы я снова влез в игру!
За Медиком затворилась дверь. Данлоп так рванул рычаг выключения экрана, что затрясся пульт. Надпись на экране исчезла.
– Дай мне сигарету!
Мерфи поспешно достал пачку, поднес зажигалку. Рубин в ее крышке вызвал новый прилив ярости Данлопа.
– Вы что, сговорились?! – прорычал он. Несколько успокоившись, поинтересовался: – Куда девали недоноска?
Поняв, кого имел в виду Данлоп, Мерфи сказал, что Брызгалов в комнате Евы Нортон. Просится к жене, хочет быть возле нее.
– Он что, спятил?
– Кто его знает, – Мерфи помолчал. – А вообще говоря, Брызгалов уже не нужен…
– Не слишком ли торопишься?
– По мне – куда опаснее опоздать. Проявляет активность – рвется давать интервью, выступать по телевидению. Сказать по чести, побаиваюсь: вдруг сболтнет лишнее?.. Может, пришло время поставить точку?..
Данлоп медлил с ответом. Он тоже понимал, что Брызгалов сделал, что требовалось, и теперь не помощник, а обуза. На ум пришло сравнение с ракетой. Отработанную ступень сбрасывают, чтобы не тормозился полет всей системы…
– Ты говорил, у него страсть к автомобилям?
– Мечтает о «ягуаре».
– Вот чего захотел? – Данлоп пожевал губами. – Может, купишь ему?..
– Сам купит. Давно припас денежки. А я помог перевезти их сюда, – Мерфи ухмыльнулся.
– Ладно, не возражаю. Только не влипни, как с зажигалкой. Во второй раз не прощу.
Мерфи вздохнул, потер переносицу.
– Знаешь, мне жаль женщину, – вдруг сказал он. – Держится здорово! Что ни говори, а такие вызывают уважение.
– Признаться, я подумал о том же. И что только связало ее с этим ничтожеством?.. Не сердись, что накричал на тебя. Старею, нервы не те… Нет, ты поработал! Только сейчас можно оценить, сколько вложено труда, чтобы соединить этих столь разных людей!
– Я не то еще сделал, – Мерфи хитро прищурил глаз. – Скажу, когда окончательно все прояснится. Да и ждать недолго – полчаса или час.
Наступило молчание. Некоторое время оба сосредоточенно курили. Потом Мерфи потянулся к телефону. Пока Медик хлопотал возле Анны Брызгаловой, Мерфи дважды справлялся у Евы Нортон, не вернулась ли сотрудница, посланная с поручением. Сейчас собирался сделать это еще раз. Но тут телефон зазвонил сам. Говорила та самая сотрудница. Мерфи слушал, время от времени чуть наклоняя голову.
– Погодите! – он обернулся к Данлопу: – Кэтрин Янг работала по моему заданию, вернулась с интересными результатами.
– Пусть войдет.
– Идите сюда, Кэтрин, – сказал Мерфи и положил трубку.
Кэтрин Янг оказалась «сборщицей налогов», навещавшей Лаврова утром этого дня. Сейчас она выглядела отнюдь не простушкой – уверенно вошла в кабинет, кивнула начальникам, бросила в кресло сумочку и берет.
– Мистер Данлоп, знакомо ли вам такое имя: доктор Алексей Лавров?
– Русский по происхождению, – подсказал Мерфи, – в войну был освобожден американцами из немецкого лагеря. Натурализовался у нас… Да вы слышали о нем: крупный ученый.
– Громкое имя в науке, шеф! – воскликнула Янг. – Конечно, вы читали о его опытах на гориллах!
– Так в чем дело?
Янг достала из сумочки снимок:
– Это фотография Анны Брызгаловой, сделанная сегодня. А вот репродукция с портрета девушки. Сравните снимки, шеф. Вам не кажется, что на обоих – одно и то же лицо?
– Пожалуй. Но что дальше?
– Портрет девушки висит в домашнем кабинете доктора Лаврова.
– Висит уже много лет, – подхватил Мерфи. – Скажу больше: профессор Лавров – сам автор портрета.
– Эта девушка – его первая любовь, – вставила Кэтрин Янг. – Они поклялись друг другу в верности, когда Лавров уходил воевать. А потом что-то произошло… Он утверждает, что потерял веру в нее. Но я по глазам его видела, когда он глядел на этот портрет: он и сейчас не забыл эту особу!
– Полагаете, любит ее и поныне?
– Кто знает?! Но учтите, профессор до сих пор не женат! – Янг взволнованно потерла ладони одну о другую. – Этот факт кое о чем говорит, не так ли?
– Вот как бывает в жизни, – пробормотал Данлоп.
Он по достоинству оценил важность того, что сделали Мерфи и его помощница. Судя по всему, Анну Брызгалову трудно сломить. Так, может быть, есть иной путь? В самом деле, русский эмигрант, ставший здесь большим ученым, хорошо устроенный и богатый, – это ли не пример для других!..
– Кто-то должен лечить Анну Брызгалову, – тихо сказал Мерфи. – А профессор Лавров занимается врачебной практикой… Пусть и лечит ее. Вдруг нам удастся свести их в постели!..
Данлоп включил транслятор:
– Ева, срочный запрос на досье русского эмигранта профессора Алексея Лаврова!
– Досье у меня, шеф, – сказала Ева Нортон. – Мистер Мерфи запросил его еще два дня назад.
– Так несите его! – Данлоп ухмыльнулся, ткнул Мерфи кулаком в бок: – Дин, ты поразил меня!
Мерфи курил и счастливо улыбался.
– Фирма! – сказал он и скромно добавил: – Стараемся…
Шестая глава
Лаврову позвонил человек, назвался представителем благотворительного общества русских в эмиграции и попросил о приеме. Лавров назначил время встречи. Представитель прибыл точно в срок и сразу приступил к делу.
Задачей общества, сказал он, является моральная поддержка и материальное воспомоществование эмигрантам из России. Никакой агитации или политики. Только помощь попавшим в беду людям.
– Зачем же «попавшим в беду»? – Лавров все еще держал в руке визитную карточку посетителя, в которой значилось: «Федор Н. Орехов, исполнительный директор». – Их что, гнали с родных мест?
– Здесь они попали в беду, – с надрывом сказал Орехов. – Овны господни, сирые и гонимые!..
С той минуты, когда Орехов переступил порог дома, Лаврову не давали покоя его вкрадчивые манеры и особый стиль речи. «Овны господни…»
Конечно же перед ним был священник!
– И много в вашем обществе этих самых… сирых?
Орехов стал выкладывать на стол бумаги из портфеля.
– Вот, – бормотал он, показывая какие-то списки, – вот скольких уже облагодетельствовали.
– Деньги откуда берете?
– Пожертвования доброхотов, уважаемый господин Лавров.
Лаврову вдруг стало жалко посетителя. Этакий фанатик, одержимый идеей благотворительности.
– Вы откуда происходите, господин Орехов?
– Из одних с вами мест, уважаемый. Долго мытарствовал. Все же выбился в люди. С божьей помощью, разумеется.
– И семья у вас была… там?
– Была, – Орехов вздохнул. – Но и думать забыл о ней. – Он помолчал и вдруг сказал: – Я здесь дом купил – восемнадцать комнат.
– Куда вам столько?
– А сдаю комнатки-то!.. Дайте срок, и второй дом куплю. Дома – это верный доход, – Орехов запнулся от внезапно пришедшей мысли: – А сами не желаете?
– Нет, не желаю, – у Лаврова вдруг упало настроение. – И денег вашему обществу не дам.
– Настоятельно прошу подумать, господин Лавров. Нам ведь немного надо. Важно ваше имя в списке пожертвователей. Отказ вызовет недовольство многих важных особ…
– Нету денег. Да и некогда мне. Готовлюсь к отъезду.
– Смею спросить – куда? – Орехов переменил тон, теперь говорил резко, с вызовом. – Уж не в Россию ли собрались?
– А вот и нет. За океан уезжаю, в Америку, – Лавров встал, давая понять, что разговор окончен.
– Ладно, денег не даете, так хоть помогите одной нашей соотечественнице. Сильно занемогла, – будто спохватился Орехов.
– Кто такая?
На стол легла газета. Со снимка в центре первой страницы на Лаврова смотрела женщина в белом халате и белой шапочке. Она стояла на кафедре – вероятно, читала лекцию. Под снимком было крупно набрано: «Профессор и доктор Анна Брызгалова: «Я выбираю жизнь в свободном мире!»
Лавров сразу узнал сфотографированную, хотя расстался с ней более четверти века назад. В ту пору на вокзале, при проводах воинского эшелона, она выглядела совсем девочкой…
– Что с ней? – спросил Лавров, стараясь говорить спокойно.
– Тяжко хворает. Едва ли не при смерти. Большевики охотятся за ней и за супругом. У нее – нервное потрясение.
– Чего же ее не лечат?
– Всякого врача разве пригласишь? Вдруг станет болтать, слух дойдет и до советского посольства.
– Ну и что, если дойдет? Чепуха все это!
– Не чепуха! – строго сказал Орехов. – Свидетельствую факт, что серьезно больна Анна Максимовна.
– И где же она находится?
– В доме одного моего приятеля, – Орехов перекрестился: – Христом богом молю, спасите бедняжку от гибели!
– Джоан!
Гибсон показалась на верхней площадке лестницы.
– Мой саквояж. Он в шкафу, уже упакован. Я еду к больной.
На улице Орехов распахнул дверцу черного «плимута». Лавров сел в кабину.
– Минуту! – сказал Орехов. – Я только позвоню: пусть знают, что мы едем.
Он вошел в телефонную будку и набрал номер. Ответил Мерфи.
– Мы уже на улице, – сказал Орехов. – Едем к ней…
Мерфи придвинул аппарат и набрал номер квартиры Лаврова.
– Джоан Гибсон? – спросил он, услышав женский голос.
– Да, это я.
– В таком случае должен представиться: я Стивен…
– Поняла… Слушаю, Стивен.
– Нам надо встретиться. Я недалеко от вас. И знаю: его нет дома.
Конец ознакомительного фрагмента.