Астрологический суд. Часть первая (В. В. Афанасьев, 2018)

Светало…

Всегда хотелось начать так одну из глав. Незамысловато и в то же время емко и содержательно. «Светало». Или же «смеркалось». Одно маленькое слово, а воображение уже рисует милые и до боли знакомые картины. У каждого свои – неповторимые. У каждого есть свой рассвет, свои сумерки…

Николай Андреевич привык окончательно просыпаться в машине. А как иначе, если ни душ, ни порция кофе не приводят в чувство. Нет, тело-то, конечно, свежо сразу после разминки и душа, а вот мозг…

Так часто бывает у людей, которые привыкли к напряженному умственному труду… Мозг даже во сне отключается лишь на какие-нибудь жалкие пять-десять процентов. Именно поэтому Менделеев «придумал» во сне правило распределения элементов в периодической таблице, а Мендельсон – свой знаменитый марш.

Машину, что ли, поменять пора… Достали уже, – подумал Николай Андреевич.

Молодая парочка, судя по всему, возвращалась с бурной вечеринки и пыталась остановить машину, приняв бежевую старенькую «семерку» за такси без шашечек. За короткое время пути они были уже третьими, кто принял Николая Андреевича за бомбилу.

– Вот вам и дилемма, – вслух продолжал он. – Купишь иномарку – налоговая тут как тут, и всякий гаишник норовит остановить, катаешься на русской – сразу извозчик. Н-да…

Новый перекресток, теперь уже мальчик лет одиннадцати, призывно выбросил перед машиной руку. Николай Андреевич достал мобильный и, не глядя на экран, набрал какой-то номер.

– Алло, Маша? Доброе утро. Ты уже в офисе? Слушай, пока не забыл: к концу недели подготовь документы на перевод моей машины в курьерскую службу и сделай заказ на что-нибудь эдакое, из Германии, не очень дорогое. Да не знаю я, не принципиально – что. В разумных пределах, и чтобы в четверг-пятницу можно было уже забрать. Спасибо. Леша пришел там уже? Отлично! Во сколько? Восемь двадцать три… хм… Какао приготовь ему, я буду через восемь минут.

Эмоции, эмоции, эмоции. Они сразу же после разговора завладели существом Николая Андреевича. Жалко все-таки будет с машинкой расставаться.

Десять долгих лет она служила верой и правдой. Ни разу Николай Андреевич не был в сервисе – все сам, своими руками. Да и зачем сервис, если обо всех поломках в мельчайших подробностях знаешь задолго до их появления? Да еще и на фирме будет машинка, под боком, так сказать, глаза мозолить.

С другой стороны, буду по утрам заходить здороваться с ней, – Николай Андреевич улыбнулся, веселые морщинки заискрились в уголках голубых и молодых не по возрасту глаз.

«Семерка» снизила скорость и, оставив позади участок белого бетонного ограждения, выступающего из-за жилого дома, и двухэтажное здание, украшенное шестигранной бело-синей мозаикой, остановилась на пешеходном переходе у белых ворот.

Из посудной лавки, расположенной сбоку от въезда, вышел молодой человек. Взяв в зубы сигарету, он заметил Николая Андреевича и в знак приветствия кивнул головой. Николай Андреевич ответил тем же.

– Добрый день. – Охранник, до того сидевший на скамейке по ту сторону ворот, открыл замок и отворил створки.

– Приветствую, – Николай Андреевич улыбнулся.

– Новенький, как и было запланировано, во вторник к восьми утра.

– Это хорошо, хорошо…

«Семерка» заняла свое привычное место, пикнула на прощание хозяину сигнализацией и, наверное, погрузилась в тревожные раздумья по поводу услышанного вердикта: в курьерскую!

– Здравствуйте! – дружно раздалось в холле.

– День добрый! – Николай Андреевич с энтузиазмом пожал руку Алексею. – Ну, пойдем, пошушукаемся… – Он указал на дверь своего кабинета и улыбнулся.

Кабинет как кабинет. Ничего необычного. Прямой длинный стол для совещания; около окна – стол хозяина, как и положено, загроможденный кипами бумаг и бумажек, стопками книг, книжек, папок, папочек и другими разнообразными предметами. Ноутбук. Телефон. Много мелочовки – от набора ручек до степлера и скотча. По периметру комнаты – аккуратные невысокие шкафы, также заставленные папками с уже отработанными документами. В общем, кабинет как кабинет. Ничего необычного.

– Итак… – начал Николай Андреевич, – раз ты здесь, значит, догадываешься, кто мы и чем занимаемся, стало быть, мы знаем все в подробностях о тебе, так что не утруждай себя изложением биографии. Расскажу вкратце о нас. Официальное название ты видел – «Чайка». Сегодня «Чайка», завтра «Сойка», послезавтра кто-нибудь еще из мира животного, благо Господь не обделил разнообразием оный. Состав – пятьдесят три человека, включая тебя. Несколько отделов. По коридору, сразу направо, – научный, психоаналитический, компилятивный… В общем, прогуляешься сам тут, осмотришься. Сегодня, кроме как знакомиться со всеми да чаи гонять, ничего делать не надо. Завтра утром прямиком в курьерскую службу. Первое время будешь колесить по родному городу и вникать не спеша в ход дел, идет?

Алексей кивнул. Николай Андреевич уселся в широкое кресло, Леша сел неподалеку.

– Зарплата, – продолжил начальник, – очень демократичная, – довольный сам собой, хмыкнул. – У тебя на руках будут три кредитки разных банков. Каждый раз покупая что-либо или обналичивая средства на любой из них, ты будешь получать ту сумму, которая тебе в данный момент необходима. Говорить о том, что благотворительностью, равно как и безудержной растратой средств, мы не увлекаемся, не вижу повода. Теперь, собственно, о работе… Ты юн, а значит, максималистичен…

– Не без этого, – отозвался Алексей.

– Так вот, сразу придется тебя огорчить. Никаких мировых заговоров, правящей семерки или вроде того. Мы решаем частные проблемы в масштабах страны. При этом ни с государственными, ни с частными структурами не сотрудничаем. Они не знают о нашем существовании. И это неведение необходимо сохранять. – Николай Андреевич сделал небольшую паузу. – Отчасти для этого, отчасти для экономии сил и времени большинство задач мы решаем в одно действие (если не считать теоретической подготовки), не покидая города.

Так что пусть тебя не беспокоит, что люди, которые фигурируют в наших делах, – в основном горожане. За решением их проблем, как ты понимаешь, стоит решение проблем более масштабных.

Так получается не всегда, иногда за дело мы беремся с опозданием или тормозим в процессе. В таких случаях приходится выезжать в другой город края или даже за его пределы, но это бывает редко. Чем сложнее схема действий, тем больше суеты, а она нам, как ты понимаешь, не нужна.

Большинство задач решается в одно действие благодаря тому, что каждое происшествие мы рассматриваем как звено в цепи других обстоятельств. Мы решаем проблему тогда, когда она еще только назрела. Никакой магии и телепатии, никакой мистики и никаких игр с людьми. Холодный расчет и анализ. Ясно?

– Ну… – Леша почесал затылок.

– В стране мы единственные в своем роде, – продолжил Николай Андреевич. – Подобные… эм… кружки… организации – извини, уж очень заговорщически звучит – есть во многих странах, но отношения мы практически не поддерживаем. Каждая организация занимается своим делом. Обучение у нас общее по фирме, проходит раз в год в мае, то есть через четыре месяца. С недельку поработаешь, напомнишь Маше, я несколько книг нужных оставлю у нее, почитаешь, на первое время хватит с тебя. В принципе у меня все. Будут вопросы, задавай напрямую. Где меня найти – догадываешься? Или мы ошиблись с выбором сотрудника?

Алексей с трудом сдержал усмешку, встал со стула.

– Все, Алеша, давай. – Николай Андреевич сделал шаг навстречу для рукопожатия. – Поздравляю, как говорится, со вступлением на должность, будь умницей. – Подмигнул.

– Спасибо, – грустно отозвался Леша, видимо, должность курьера – это вовсе не то, что ему грезилось долгое время. – Постараюсь не подвести.

Едва Алексей вышел из кабинета, Николай Андреевич нажал на кнопку громкоговорителя:

– Маша, все в сборе? Приглашай на планерку.

Дверь распахнулась, в открывшемся проеме показалось смуглое красивое лицо с усиками а-ля Испания. Обнажив в улыбке ряд ослепительных зубов, молодой человек непринужденно выдал:

– Доброе, Николай Андреевич, позволите?

– Привет, Сереж, заходи, куда деваться.

Дверь открылась нараспашку, один за другим шестеро мужчин и одна женщина стали заходить в кабинет. Все сразу же направлялись к своим, видимо, уже привычным местам. Сергей, молодой красивый парень в стильной дорогой одежде, сел возле стола начальника, слева. Девушка, стройная, лет двадцати – двадцати пяти, в строгом деловом костюме, села за Сергеем. Ближе к входу расположился мужчина средних лет в синем свитере, дорогих очках и часах на ухоженных, с маникюром, руках.

Справа от своего начальника расположились трое. Возраст их варьировался в промежутке от тридцати до сорока лет, брюнеты, в деловых костюмчиках. Они о чем-то оживленно говорили между собой. К Николаю подошел мужчина лет сорока в кипенно-белой рубашке.

– Привет, – дружелюбно выдал он.

– Привет, Костя, как ты?

– Спасибо, ничего. Как новенький… Лешка-то как?

– Да пока непонятно, вроде адекватный. Курьером поставил, посмотрим. Как наша Катенька? Не пыталась контактировать?

– Молчит как рыба… Я уже думаю, может, в Европе остаться решила? И скрывается от нас! – Константин улыбнулся собственной шутке.

– Ну-ну-ну, – Николай улыбнулся. – Я те дам, остаться решила. Ждем – позвонит. Вчера, по идее, уже выехала. Вон сорванец этот гонял меня по магазинам своим. Я говорю, чего не подошел-то? Он знаешь, что ответил? Я, говорит, вам нужен, вы и подходите! – Николай Андреевич расхохотался во весь голос. – Представляешь? Гы-гы… Небось фантастики начитался… Нужен… он… ха…

Костя был первым заместителем и старым приятелем Николая Андреевича. Вот почему, в отличие от остальных, он, минуя положенное за столом совещаний место, сначала подошел лично поздороваться с начальством. Выполнив этот несложный ритуал, Костя расположился в первом ряду справа и начал разбирать принесенные бумаги.

– Приступим, помолясь? – задал риторический вопрос всем присутствующим Николай Андреевич, занимая свое кресло. – Серж, что там с финансами?

– Наши расчеты подтверждаются. Не вмешиваться в дела побережья в прошлом месяце было верным решением. Там так же воруют, но компенсирует степная зона. Две фермы впереди планеты всей – бюджет в большом плюсе. Причем до верхушки доходит немалая часть, – испанец сделал паузу.

– И?

– Будем ждать до осени – пусть сезон закончится. Если процент, доходящий до верхов, не увеличится, вмешаемся. Фермы дальше выручать не смогут.

– Туда направляется редкий вирус. Много скота вымрет, – вмешался эколог.

– Спасибо, Олег. Сергей, продолжайте следить за ситуацией. Встряхните немного верхушку. А осенью познакомьте фермеров с вакциной. Наверняка она есть. Да, Олег?

Тот согласно кивнул.

– Вот и отлично… Саша?

– Не вижу смысла возиться сейчас с югом. Не помню, чтобы здесь на благо культуры трудилось больше людей. Да и что за культура? Народные промыслы? А все остальное не родное… Уж извините! Другое дело – столица! Думаю, копать стоит здесь. Чуток придушим поток продуктов массовой культуры. Небольшая смена приоритетов там – и здесь все исправится…

Саша тараторила так, словно ей нужно было сказать тысячу предложений всего за одну минуту.

– Александра Евгеньевна! – гаркнул начальник.

Саша вздрогнула, уставилась на него маленькими черными глазками.

– Будьте добры, – Николай Андреевич сбросил сразу несколько десятков децибел и говорил теперь тихим, почти нежным голосом. – Если перед вами ставятся задачи, доводить их надо до конца. Разве вы не помните, я поручил вам искать здесь! Со столицей все ясно уже давно… Если вы не считаете южную культуру культурой, называйте ее ремеслами… или чем хотите… Мне все равно! Ищите, считайте, делайте что угодно, но найдите мне прореху в истории южной культуры в ближайшее время. Она там есть, есть наверняка, это понятно? Иначе перепоручу дело Ренату! Он найдет пробел по-другому. Сами же просили меня вам это дело поручить. Я пошел вам на уступку… А теперь сдаетесь. Работать надо, ясно?

– Николай Андреевич, она там скорее должна быть, чем есть… – усмехнулся зам, – культура-то…

Начальник нахмурился, но ничего не ответил, только повторил вопрос, адресованный Александре:

– Понятно?

– Да, – пролепетала подавленная Саша, – понятно…

– А потом, – не дав даме сорваться в плач, продолжил, прервав ее, неугомонный начальник, – копайтесь со своей столицей сколько угодно… Маша! – брешь неловкой паузы Николай Андреевич зашпаклевал включением громкоговорителя.

– Слушаю, – донеслось из мембран маленького динамика.

– Всем – как всегда, а мне – эспрессо двойной.

– Хорошо, – снова высокими частотами просипел телефон.

– Сашенька, – окончательно смягчившись, по-отцовски обратился к подчиненной Николай Андреевич, – через неделю – в отпуск за счет фирмы на Карибы. И не вздумайте спорить.

– Спасибо! – Саша покраснела.

– Велкам, – передразнивая рекламный слоган, ответил Николай Андреевич.

Маша, постучав формально в дверь, вошла с медным подносом, заставленным чашками разной формы и содержания, начала расставлять их молча на стол перед гостями.

– Михаил Алексеевич, новости есть?

Молодой человек, располагавшийся слева, ближе всех к выходу, довольный сам собой, улыбнулся.

– Нет, все как всегда, все три ситуации под контролем, к понедельнику завершим.

– Хорошо!.. Ренат?

Молодой человек, сидевший напротив Михаила, поднялся с места.

– Николай Андреевич, пятнадцатое дело подготовлено, готово к запуску, на все про все – три дня. Единственное, с исполнителем заминка, не решили, кого послать.

– Пустяки, решим… Антон Палыч, как наше ничего? – обратился он к соседу Рената. Тот развел руками.

– Все в полном порядке!

– Радуете. А…

– Лучше не бывает. Доклад по правительству и промышленникам будет готов к двум часам, – исполнительный «менеджер среднего звена» решил не дожидаться, когда его призовут к ответу.

– Спешите, Иван Иванович, спешите… – начальство недовольно покачало головой. – Доклад завтра утром жду. И впредь, очень прошу, не торопите события… Константин Сергеевич, директивы подготовили?

– Да.

Первый зам принялся раздавать аккуратные папки с документами присутствующим.

– Ренат, ко мне забежишь потом, подробности обсудим.

– Хорошо, – с другого конца стола отозвался Ренат.

– По поводу новенькой, Константин Сергеевич, вечерком побеседуем, если не заняты?

– Нет… эм-м-м… не занят.

– Что с пятнадцатым? Кого пошлем? – Николай Андреевич как будто подвесил вопрос на невидимую вешалку над самым центром стола.

Первым среагировал заместитель.

– Может, курьера? Сегодня осмотрится, завтра в бой?

– Рановато еще, – задумчиво и протяжно заметил начальник. – Еще идеи?

Видно было, что вопрос на незримой вешалке никому в кабинете не давал покоя, но и сил срубить эту самую вешалку под корень не находилось.

– Может, Ольгу? – неуверенно вполголоса пробормотал один из сотрудников.

– Миша, своего же зама в огонь и пламя? Не жалко кадрами раскидываться?

– Она в огне не горит, а пламя только ярче, Николай Андреевич. Заработалась она, устала, вот и будет ей приключение.

– У нас не бюро приключений. Не мстишь, надеюсь?

– Что вы, Николай Андреевич, как можно?

– Шучу я, шучу… Что ж, если ни у кого других предложений нет, пусть Ольга идет, – Николай Андреевич набрал какую-то простую комбинацию цифр на телефоне, послышались два громких протяжных гудка…

– Да, Николай Андреевич?

– Оля, здравствуйте. С пятнадцатым знакомы?

– Так точно.

– Пакет у Михаила Алексеевича заберете и можете приступать к выполнению. Вопросы есть?

– Нет. Вопросов нет… – нотки не то печали, не то недовольства были явно слышны в ее голосе.

– Что ж, господа… – Начальник встал из-за стола, очевидно, приглашая остальных сделать то же. – На этом наше совещание считаю завершенным, всем спасибо и удачного рабочего дня!

Зараза, да что ж ты на меня смотришь так укоризненно?.. – мысль сия адресовалась старому верному другу Николая Андреевича. Не Константину Сергеевичу, другому другу – железному бежевому. Друг этот бросал, как казалось Николаю Андреевичу, полный отчаяния и смертельной обиды взгляд на прежнего своего хозяина, издалека, со служебной стоянки, за добрую сотню метров, через городской смог и металлопластиковое окно.

Вот понимаю же, что сам себе придумал эти наши чувства. Понимаю, что ни жены, как говорится, ни собаки, что старею день за днем… Понимаю и все равно переживаю… Работа эта…

Все-таки, как только любимое занятие становится работой, что-то неуловимое теряется в нем. Хм… А сколько я всего такого неуловимого могу поймать? Или скажем, сколько одновременно? Вот сейчас: на поверхности всякая белиберда про машину и себя любимого. Чуть дальше – пятнадцатое дело и Оленька. Еще что? Лешка со своей командировкой…

Так. Дальше что? Концепция работы фирмы чуть больше, чем на три года. Структура фирмы… Все? – Он вперил тусклый взгляд в кусок дождливого майского неба через окно. – Нет, не все… Эх… Ладно, в общем. В лучшие времена насчитывал двадцать две параллели. Как мало, ничтожно мало.

Двадцать две. Это на шесть миллиардов человек, шесть материков, миллиарды планет и миллионы звезд. Что я могу? Отчего нельзя развивать деление мышления? Сегодня два, завтра четыре, и понеслась. Вот зараза… – Николай Андреевич тяжело вздохнул, мотнул из стороны в сторону головой, будто волоокий бык перед закланием. – Смотрит она, дура… Тьфу ты… – Отвернулся от окна, не спеша подошел к рабочему столу и сел. – Знаю же, отчего нельзя делить… Да что мне то знание?

– Разрешите?

Размышления начальника были решительно и подло прерваны, как полет шмеля бывает прерван сачком юного натуралиста: улыбающееся личико Оли показалось в просвете входной двери.

– Заходи, Ольга, присаживайся, – откликнулся начальник. Немного погодя продолжил: – Ты, наверное, хочешь спросить: «Почему, Николай Андреевич, я? Ведь дело же – бытовуха обычная, ведь молодежи пруд пруди, а у меня новый проект, а я вся такая звезда и тут – на тебе». Прав? Так вот, – не дожидаясь ответа, почти нараспев провозгласил он, – было в коммунистической партии такое верное слово «надо». Надо и все. Почему да отчего? В нашей профессии, Оленька, думать – последнее дело, – довольный собственной своевременной уместной шуткой, Николай Андреевич улыбнулся, но тут же, будто опомнившись, принял нарочито суровый и серьезный вид. – Поймешь, я надеюсь, почему надо так, а не иначе. А не поймешь, в ту же минуту заявление на стол. Вопросы? Возражения? Пожелания?

Растерянная и немного подавленная Ольга, как первоклашка, отрицательно замотала головой.

– Всего доброго.

Ольга встала, замешкалась немного перед дверью, выдала что-то вроде долгого «эм-м-м», собираясь спросить о чем-то, но, так и не собравшись, проговорила лишь: «До свидания, Николай Андреевич», – и была такова.

– Оленька! Оленька, солнышко, вставай, проспала все на свете.

– Ма-а-ам, – сонно и недовольно прозвучало из-под одеяла.

– Что: мам, мам?.. Половина девятого. Тебя там не уволили случайно?

– Мамочка, я же говорила вчера, у меня отгул…

– Какой такой отгул? Ничего ты не говорила!

– Говорила… Ма-а-ам, родненькая, дай поспать чуток, выходной у меня…

Румяная пожилая женщина помедлила пару секунд и решительно сказала:

– А хоть бы и выходной! Что теперь, до вечера бока отлеживать? Не в твои-то годы лежать, милая. Скоро полдень, поди…

– Какой полдень! Восемь семнадцать…

– Что за моду взяла, старших перебивать, – поняв, что победа одержана, последние слова мама произносила уже из кухни. – Спит она, ишь! С рассветом бы встала… Кофе, как всегда, тебе?

– Да, мамуль, спасибо! – Оля, прекрасная, словно сказочная фея, в розовой пижаме и пушистых комнатных тапочках чмокнула мать в щечку и выпорхнула из кухни.

– Поднялась-таки…

Поспишь тут! – подумалось Оле.

– Олечка, тут тетка звонила…

Ой, ну надо же, удивите меня еще, – ехидничала про себя Олечка.

– Приболела, говорит, совсем плохо ей…

Давление, – мысленно проговорила Оля.

– Давление у нее… – вторила ей мама в голос.

Холодная вода омыла нежную кожу чуть припухлого со сна личика. Шарада продолжалась.

Я вот что думаю, – продолжала Ольга, усмехаясь себе.

– Я вот что думаю, Оль, – мама шла по пятам. Фея принялась приводить в порядок и без того белоснежные зубки.

Давай, родная, ближе к премии, и гоним пьесу дальше…

– Да, мам, – что-то в этом духе донеслось из ванной.

– Сестра же моя… кровинушка.

Аромат кофе уже достиг маленьких прелестных ноздрей феи и мешал довести утренний туалет до конца с необходимой тщательностью.

– Сколько нам жить-то осталось?

Так, мамочка, хорошо, еще шажок… – подумала Оля, а вслух:

– Угу…

– Навестить бы, а? – Мать помолчала, обдумывая свой вопрос, и, кивнув, продолжила: – У меня тут пенсия на днях. Плюс на книжке тысяч пять есть, хватит на дорогу? – еще один вопрос самой себе. Еще четыре секунды.

Отлично, идем по графику..

– Да там ты хвалилась, премию получила вчера, не займешь чуток матери-то родной?

– С радостью, мамочка! – с неменьшей радостью в голосе выпалила фея. – Там, кстати, Светка, одноклассница моя, в «РЖД» работает, могу билетики забронировать…

– Где?

– Ну… на вокзале, в общем.

Кофе был готов. И это был чудесный кофе.

– Да, конечно, малыш. – Мать чмокнула только что появившуюся на кухне дочь в лобик.

– Вот и славно. – Ольга пристроилась за столом, не отводя хищного взгляда от кофейной кружки. – Сегодня нормально будет?

– Сегодня-то? – Мать не на шутку призадумалась. – А что, можно и сегодня, если вечером только.

Сейчас Ольге было не до «сегодня», не до «вечера», не до поездок и вокзалов, она целиком и полностью была предана лишь одному процессу – поглощению вкуснейшей «арабики».

– Хорошо, мамочка, я позвоню.

Мама что-то вещала из зала, но Оля ее практически не слышала. Точнее, слышала, но как что-то далекое… будто радио. Мысли ее витали вокруг пятнадцатого дела. А еще ее посетило чувство, словно от пяток до низа живота пробегает, пожалуй, тысяча, не меньше, букашек. Полчище их топчется мгновение-другое по животу, по мановению чьей-то волшебной палочки превращается в крохотных мошек и стремглав летит наверх, чтобы вместе с выдохом умчаться куда-то в космос. Вдохновение.

Так… – думала Ольга. – Трое. Сержант видит люстру с парусом. Парус, море. Море, вода. Позывы. Говорит, пойду, что ли, дальняк проверю. Лейтенант говорит, не заплывай глубоко. Смех. Серия туалетного юмора. Третий чихает. Пыли, мол, много. Смотрят на телевизор. Потому что привыкли на него смотреть. Там пыль. На столике журнал «Клаксон».

Мужчины, машины. Журнал трехлетней давности. Замечает. Не зря сыщик. Сержант моет руки в ванной. Штатский листает журнал. Лейтенант находит протухший сыр в холодильнике. Отвращение. Соседей опросим? Спрашивает сержант.

Ему надо спросить, ведь он с похмелья, да еще и покинул боевых товарищей в разгар битвы, отправившись в гальюн. «Да какие на хрен соседи, – говорит лейтенант, – тут со сталинских времен никто не живет». Штатский поднимает голову, потому как на странице с джипом большое пятно старой засохшей сметаны. Настенные часы. Время одиннадцать пятнадцать. Смотрит на свои. Сверяет. Он бывший военный.

Одиннадцать пятнадцать. Хм. Говорит он. А ну-ка сюда. Говорит он. Подвигает стул к часам, взбирается на него. Пурум-пум-пум, господа: шутка! – Ольга улыбнулась, подмигнула газовой плите, отхлебнула кофе. – Часы не идут. Одиннадцать семнадцать. На настенных все еще одиннадцать пятнадцать. Совпало, говорит сержант и пожимает плечами. Лейтенанту страшно. Сыр этот плюс совпадение такое, прям как во вчерашнем фильме ужасов по третьему каналу. Пойдем отсюда, говорит лейтенант. Делает шаг и спотыкается о зонтик. Пурум-пум-пум – вторая шутка, господа…

– Оленька, не звонила еще? – спросила мать, показавшись в дверном проеме.

– На семнадцать двадцать три поезд… вагон восьмой, билеты заберешь в третьей кассе.

Само собой, билеты были оплачены еще вчера.

– Спасибо тебе огромное, золотце.

И вдруг боль, дикая жгучая боль пронзила сердце Ольги:

Мамочка… мамочка моя… как же ты дорога мне. Как мало я тебе уделяю внимания и времени. Прости меня, пожалуйста, прости…

Оля поднялась из-за стола. Мама, задумавшись о чем-то своем, приступила к отмыванию кофеварки. Ольга подошла и тихонько, нежно обняла ее сзади, прислонилась щекой к ее макушке, постояла так с минутку и выпорхнула из кухни.

– Ма-а-ам, – донеслось из спальни.

– Да, доченька.

– Я прошвырнусь по магазинам, хорошо? Такси тебе заказала на четыре, не проспи, фирма моя оплатит.

– Хорошо, малыш…

С квартирой покончено. Теперь нужно уточнить моменты с прокуратурой, заглянуть на вокзал, с соседями рассчитать.

Тем временем шутки ради Ольга дала воображению полную волю. Полицейские превратились в оборотней. В разбитые стекла квартиры залетали один за другим вампиры. Смертельная схватка. Взрыв кинескопа телевизора. Два вампира брошены сержантом в стену между залом и спальней, стена проломлена, треск, столб пыли. Через стену в ванную проламывается сосед-дракон. Разбудили-таки.

Все, стоп, – хихикнув, подумала Ольга, – пора за работу!

– Мамуль, убежала.

– Береги себя.

– Постараюсь до отъезда успеть.

– Пока, котенок. – Мать прижала Ольгу к себе так, словно они виделись последний раз в жизни..

– И ты… береги себя.

Чувствует ведь как-то все… Мамочка… родненькая…

– Добрый вечер! Максим Леонидович у себя?

– А вы по какому вопросу?

– У меня письмо из Генпрокуратуры.

– Почта? Давайте я передам.

– Нет-нет, что вы, только лично.

Боже мой, где же второй придурок, сейчас все испортит своим опозданием, – пронеслось в голове у Оли.

Дело сдвинулось с мертвой точки. Из холла выбежал второй охранник. Молодой, краснощекий, похожий на гусара-щеголя.

– Сергеич, нету там никого! – задыхаясь, выдал он на полпути к проходной. – Ой, здрасте, – мило улыбнулся Ольге, извиняясь за свое неловкое поведение.

– Добрый день, – улыбнулась Оля очаровательной, полной обаяния улыбкой.

Напарник Сергеевича явно засмущался и стал излишне деловито передвигать с места на место бумаги на рабочем столе.

– Понимаете, – Оля снова переключилась на Сергеевича, – это же не новогодняя открытка. Заказное письмо, я не могу просто оставить его. Это не почта, а курьерская служба, меня уволят в два счета…

– Не положено, – отрезал прапорщик, но с нотками сомнения.

– Ну что ж, тогда до свидания… – Ольга немного помедлила с выходом.

– Как так до свидания?! – спохватился гусар. – Сергеич, – вполоборота к прапорщику. – Ты че, а если нас потом надерут?

– Ну… эм… – выдавил Сергеевич и беспомощно развел руками.

– Девушка, а девушка… Давайте я вас обыщу и… провожу?

– Попробуйте… – сказала Оля, вновь ослепительно улыбнувшись. И подумала: – Вот ведь козел.

Она не сомневалась, что человек, который бьет свою жену ногами, – козел. Оля отчетливо видела, как он проделывал это вчера вечером.

Обыска не последовало, однако ее паспортные данные были тщательным образом внесены в дежурный журнал.

Лифта в здании не было. Классические советские коридоры с деревянными панелями и крутая винтовая лестница… Весь путь до цели «гусар» развлекал себя и спутницу нескладным бормотанием вперемешку с глупыми шутками и неприятным хвастовством. Ольга подыгрывала, как могла, пытаясь сыграть личность, близкую «гусару» по духу и происхождению.

– Вот недавно день рождения кума отмечали, весело было, гы. – Тугая сигаретная отдышка придавала монологу особый колорит. – Ну, там, типа мальчишник, все дела. Ты, кстати, как к сауне относишься?

– Ну, если есть с кем пойти, почему бы и нет? – ответила Оля и тихо хихикнула.

– Вот и я говорю, нормальная баба все нормально понимает. Так вот. Пиво пьем, туда-сюда. И тут телок решили… ну это… вызвать. Знаешь, пословица есть – баня без телки – деньги на ветер… Ха-ха-ха. – А Коля, сослуживец мой, он у нас вообще мегамонстр, мне, грит, пацаны, две… Ты прикинь – две!!! Га-га-га…

Они добрались наконец до пятого этажа, «гусар» несколько убавил громкость повествования, продолжив полушепотом:

– Он, короче, это, когда из армейки вернулся, от Люськи неделю не вылезал, во мужик, а?

– Пришли вроде, – робко перебила его Оля.

– Ага… Ты, это, слышь… Я тебя тут дождусь… И смотри, ну, без глупостей там, – неожиданно вспомнил он о работе.

– О’кей, – выдала Ольга, постучалась в огромную, обитую кожей дверь и, не дожидаясь ответа, проскользнула внутрь.

– Добрый день, Максим Леонидович.

– Здравствуйте! – донеслось откуда-то из-за длинного богато украшенного стола. – Чем обязан?

Ольга уверенно шагнула к тучному мужчине средних лет, в модном деловом костюме, с роскошными холеными усами.

– У меня для вас тут конвертик… Возьмите, пожалуйста… – на плоскость стола лег внушительных размеров бумажный конверт, усеянный множеством печатей, ленточек, марок и прочими почтовыми украшениями. – Распишитесь, пожалуйста, – рядом с конвертом опустился листок, почти сплошь испещренный мелким шрифтом, не считая золотого вензеля почтовой компании в верхней части бланка и места для подписи внизу.

Хозяин кабинета машинально расписался, и Ольга легким изящным движением руки выдернула бланк из-под дорогой шариковой ручки.

Выйти, выйти, выйти – вертелось у нее в голове…

– До свидания! – выпалила она и стала поспешно отступать к выходу.

– До… свидания, – пробормотал в ответ господин прокурор и начал озадаченно вертеть и разглядывать хитрый конверт, как мальчуган – конструктор «Лего»…

Выйти, выйти, выйти… Два шага… Шаг… Дверь… Выйти… Скрежет ручки… Шаг… Два…

– Ну че там? – встретил ее «гусар». – Все нормально?

– Ага… – непринужденно откликнулась она.

Путь от кабинета до выхода из здания прокуратуры пролетел незаметно. Ольга мило попрощалась с провожатым и удалилась.

Тем временем Максим Леонидович с недоумением и интересом перелистывал увесистую связку документов. Если не смотреть подборку жутких фотографий и перейти к написанной сухим языком криминальной статистике, то можно было прочитать следующее:

«1) 12.03.08, 17:32. Аникина М. А. 1997 г. р. Смерть в результате потери крови. 42 ножевых ранения. Труп обнаружен на городской свалке сторожем МУП в 9:03.

…

16) 27.05.10, 11:03. Гусева И. И. 1995 г. р. Предположительно смерть наступила от посттравм. шока в результате горения. 13 ножевых ранений. Личность трупа установлена посредством стоматологической экспертизы. Труп обнаружен в подвале д. 34 по ул. Голубева.

ВНИМАНИЕ!!!

По нашему глубокому убеждению, основанному на ряде неоспоримых фактов и строгом анализе произошедших преступлений, убийца – Никоноров Вячеслав Олегович, 1957 г. р. Проживает по адресу: ул. 40 лет Октября, д. 22, кв. 159. Разведен. Фотография объекта прилагается ниже.

Следующее убийство произойдет сегодня в 23:06 на перекрестке улиц Кожевенной и Суворого, куда объект прибудет 3 минутами ранее на трамвае 6-го маршрута.

Убедительная просьба принять меры к задержанию преступника.

С уважением, К&К».

Прокурор схватил телефонную трубку, застыл на несколько секунд в замешательстве, затем молниеносно набрал трехзначный внутренний номер.

– Проходная слушает, – донеслось из трубки.

– Сержант, баба ушла уже? – проревел прокурор.

– Какая баба? – вопрос застал сержанта врасплох…

– Я щас тебе дам, какая!!! Которую ты ко мне приволок щас…

– Почтальонша? – испуганно спросили на проходной. – А-а-а… с минуту как вышла, догнать?

– Да, догони! Идиот! – на пределе возможностей голосовых связок проорал Максим Леонидович…

Хлопок, топот, скрип дверей, снова топот, и хриплый голос с одышкой доложил:

– Уехала уже, зараза…

– Твою мать, – выругался в ответ прокурор и прервал диалог. – Ладно, разберемся еще с бабой, не до нее сейчас. – Максим Леонидович закурил сигарету и, делая короткие нервные затяжки, начал расхаживать от входной двери до окна и обратно, размышляя вслух: – Похоже ведь, очень похоже, что серия. Почему не заметил раньше никто? Даже малолетки похожи у него. Блондинки все, все маленького даже для своего возраста роста. Серия… Серия… Так… – Он завис на мгновение перед телефоном и тут же отпрянул. – Ага, щас. Позвоню в Угро, а маньячок не придет. Тут тебе и смех, и выговор, и масса других «приятных» вещей… Самому идти? Нет уж: потом наутро – пятьдесят пять ножевых ранений… Стоп! – Максим Леонидович вытянулся во весь рост. Окурок, по-мальчишески брошенный щелчком двух пальцев, описал в воздухе дугу и исчез, искря и шипя, в урне. – Коля! Коля, твою мать! Вот кто пойдет на охоту…

Прокурор кинулся к телефону. Тот тут же пронзительно зазвенел.

– Да? Але? – сняв трубку, затараторил Максим Леонидович. – Малыш, не могу сейчас говорить. Забери, пожалуйста, Таньку из садика. Все. Потом объясню. Пока, – и тут же позвонил сам: – Але. Майор Серов? Здравствуйте, вас буфетчица Ирочка беспокоит, вы тут уронили в суп пистолет и не заметили, в результате пять работников кухни погибло!

На том конце провода расхохотались.

– Привет, дорогой, как сам? – перешел к делу Максим Леонидович. – На дежурстве? Отлично. Я минут через двадцать подъеду, разговор серьезный есть. Ага, давай… – повесил трубку. – Серия, серия, чтоб тебя… – продолжал бормотать он. Взял со стола конверт, сунул в карман пачку сигарет и быстро зашагал к выходу.

Оля, стараясь как можно меньше внимания привлекать к своей особе, вышла за ворота и спешно направилась к подземному переходу. Там у торговки пирожками она забрала рюкзак, оставленный десятью минутами ранее, купила, как и обещала, три пирожка с капустой, попрощалась и направилась к противоположной стороне перехода. Зашла в общественный туалет, приютила в урне кабинки пирожки, переоделась, сняла парик и вышла на улицу. Вот на другой стороне улицы, метрах в двухстах от нее, из здания прокуратуры выбежал «гусар», посмотрел по сторонам и вернулся в здание.

Фух, – с облегчением подумала Ольга. – Успели…

Оля подошла к троллейбусной остановке и остановилась на краю тротуара в ожидании такси. Заметив приближающийся автомобиль с шашечками, она подняла руку, голосуя. Такси проехало мимо, зато за ним показалась знакомая «семерка». Она остановилась в пяти метрах от Оли.

Начальник собственной персоной? – подумала она и подошла к машине.

– До вокзала довезете? – спросила Оля, заглянув в окно.

– Садитесь, – ответил Леша.

Оля запрыгнула на заднее сиденье, обхватила спинку переднего пассажирского и лукаво посмотрела на водителя.

– Что это вы, госпожа машинка, решили сменить водителя? – спросила Оля таким приятным тоном, что Леша невольно проникся ее очарованием.

– Не, – усмехнулся он. – Николай Андреевич в курьерскую отдал ее.

– А-а-а… Что везешь? – спросила Оля.

Леша подозрительно прищурился.

– Не бойся, мне можно… – успокоила его девушка.

– Я знаю. Просто не устаю удивляться, какие вы, дамы, сложные. Вот что у тебя сейчас на уме, кто знает…

– Что везешь? – повторила Оля вопрос.

– Два мешка перловки…

– Кому?

– Дедульке одному…

– А, по тридцать четвертому?

– Так и есть.

– А знаешь зачем?

– Мне подробностей не сообщали, – пожаловался Леша.

– Правильно… Времени на это не хватает, – Оля откинулась на спинку кресла.

– Расскажешь? – спросил Леша, почувствовав взгляд девушки и встретившись с ним на секунду в зеркале.

– Отчего ж не рассказать? Дедулька этот – электрик, сейчас на пенсии. Недавно ему подруга рассказала, что в детском саду, в котором она работает, проблемы с проводкой. Уже несколько лет не могут денег на ремонт найти. Старик вызвался помочь бесплатно. И это произошло, надо сказать, весьма кстати – послезавтра в обед случится замыкание.

– А зачем перловка-то? – спросил Леша, опять поймав в зеркале взгляд Оли.

– Завтра утром он пойдет на почту за пенсией, а после поедет на рынок за кашей для своего пса. Старик привык работать с раннего утра до обеда – естественно, в садик он уже не пойдет. А если ты привезешь кашу, то после почты он поедет в садик и доделает проблемный участок проводки, – заключила Оля.

– Хм… А почему каша? Можно было мяса или собачьего корма. Неужто начальник у нас такая жадина?

Ольга замотала головой.

– Нет, дедулька не возьмет. Он живет очень бедно и посчитает это дорогим подарком… Так, вокзал… – спохватилась она. – Еще увидимся.

– Конечно.

– Оля, – представилась она, протягивая Леше хрупкую нежную ладошку для рукопожатия.

– Леша, – проговорил он, поцеловав ее руку.

– Я знаю, – смущенно улыбнулась Оля, выскочила из машины и засеменила по направлению к кассам, грациозно покачивая бедрами.

– Я тоже, – тихо сказал Леша, провожая Олю взглядом.

– Эй, ты! Казанова-извращенец! – возглас был адресован Леше. – Не мог бы ты оторваться от этой плоской маленькой задницы и взглянуть на кое-что по-настоящему привлекательное?

Высокая, пышногрудая блондинка в короткой юбке стояла слева от окошка «семерки», опершись на заднюю дверцу. Постукивая длинными красными ноготками по крыше автомобиля, она ожидала реакции от того, кому только что задала риторический вопрос.

– Яся! – опомнившись, радостно воскликнул Леша, узнавший свою возлюбленную. Он вышел из машины, приблизился к девушке и трепетно взял ее за руку. – Садись, милая…

– В «семерку»?! – воскликнула «милая». – Ну, нет! Ты реально считаешь, что я на этой развалюхе поеду?

Девушка провела пальцем по крыше, собрав пыль, взглянула на него, недовольно скривилась и напряженно улыбнулась.

– Не бойся, тебя никто не увидит, – иронически отчеканил Леша, считая очередной каприз Яси шуткой.

– Я серьезно! – воскликнула блондинка и надула губки. Леша обнял ее и, наклонившись к уху, стал что-то нашептывать.

– Ну ладно! – согласилась Яся. – Но чтобы на этом ты меня возил в первый и последний раз.

Поезд тронулся. В окнах поплыли фигуры провожающих и пассажиров других составов. От движения вагонов нарастал гул, в котором изредка угадывались то радостные, то грустные возгласы. Оля усмехнулась. Она видела в этой сцене стандартную ситуацию, повторяющуюся только на этом вокзале сотню раз в день. Но не всякий взгляд со стороны объективен.

В ее усмешке таилось чувство одиночества. Оно было частым гостем ее сердца, в чем она не хотела признаться даже самой себе. У всех пассажиров есть провожающие, только у нее нет, поэтому эти прощания – всего лишь «дурацкие слезливые сценки».

Постояв некоторое время в уголке, Оля отправилась подыскивать себе место. Пройдя три вагона и оглядев пассажиров, она выбрала место напротив дамы средних лет, читавшей газету.

Во-о-от… – смекнула Оля. – Скучно не будет.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, милая.

– Оля.

– Валентина Михайловна. На море едешь? – поинтересовалась женщина, сворачивая газету.

– Да, к подругам.

В вагон вошел контролер.

– А я домой… – сказала Валентина Михайловна. – Живу на побережье, а к вам отдыхать приезжаю. Хорошо здесь…

– Да, – согласилась Ольга.

– Здесь работал мой дедушка, – сказала женщина, указывая на здание бывшего станкостроительного завода с выцветшей надписью «Слава труду!», промелькнувшее за окном. – Меня в детстве на зимние каникулы к бабушке с дедушкой родители отправляли… Да, на снег у вас зима не скупится…

– Щас не так. Ну, если эту зиму брать, то снега маловато было.

Контролер протянула руку к Олиному билетику, взяв, резким привычным движением пальцев оторвала от него часть с надписью «контроль», затем то же проделала с билетом Валентины Михайловны.

– Учишься? – спросила женщина. – У меня профессиональное – школьников вижу за версту.

– Да… то есть я как раз в этом году школу закончила…

– Не поступила?

– М-м-м… да, – ответила Ольга. – А вы что, в школе работаете?

– Учитель русского языка и литературы.

– Так по вам и не скажешь, – воскликнула Ольга. – Такая современная женщина. И выглядите хорошо.

– Хм… спасибо.

Вот так комплимент! – мысленно ахнула попутчица.

– А в какой школе училась? – спросила Валентина Михайловна.

– В последний год – во второй. Несколько раз из школы в школу прыгала.

– Поня-я-ятно, – протянула Валентина Михайловна, разворачивая газету.

Ужас…

Оля предприняла несколько попыток снова заговорить с женщиной, но последняя отделывалась краткими ответами. Пожав плечами, Оля уставилась в окно.

За чередой елок спрятались большие жабы, – представляла она. – Никто их не видел… Пассажиры думали, что жаб нет… Хотя нет… Они не думали, что жаб нет. Потому что не могли представить, что они есть. Ведь нельзя представить, что чего-то нет, без того, чтобы вообразить это…

Жабы по очереди открывали свои большие рты, заливаясь оперным пением… Верди… Но пассажиры думали, что опера звучит у них в голове… И не знали, что остальные слышат то же самое.

Почему?

Не могли…

Я чувствую сладость… А откуда я могу знать, что, когда ты говоришь: «сладко», то чувствуешь то же, что и я. Может, сладостью ты называешь то, что я – горечью…

Лягушки принялись подпрыгивать… Чух-чух… Чух-чух… Поезд брел по шпалам… Что-то сбили… Корова…

Валентина Михайловна заснула. Оля уже было заскучала, как вдруг вспомнила о недавней покупке и высыпала содержимое своей сумочки на сиденье: шоколадка, тетрадь, карандаш и пакетик семечек. На последнем красовалась надпись: «Акция! В каждом десятом пакетике – модный браслет».

Кто-то угадывает… – промелькнуло у Оли в голове. Пакетик открылся. Оля запустила руку и нащупала на дне что-то твердое… – А я считаю!

Чем-то твердым оказался браслет. Оля повертела его в руках и обнаружила гравировку с пробой. Золотой. Она не удивилась тому, что обнаружила изделие из драгоценного металла вместо бижутерии, обещанной производителем.

Покупая этот пакетик, Ольга и не рассчитывала на то, что он будет десятым. Она знала, что он был сто тридцать вторым в акционной партии. Найти пакетик с бижутерией было бы слишком просто. Оля играла в другую игру. В купленный ею пакетик упаковщица на заводе уронила свое украшение. Оно-то и было целью Оли. Она без лишних эмоций надела браслет на руку и, довольная собой, заметила:

Ты заработала, девочка моя…

Вот интересно: а что бы сказал Николай Андреевич, если бы ему сообщили об этом Олином поступке? Ведь она сотрудник организации, занимающейся такими благородными делами, и вдруг использует свои способности, развитые для того, чтобы помогать другим, ради собственной выгоды… Как бы оценил действия Оли ее начальник и наставник?

Да никак! Николай Андреевич сам был бы рад увеличить свои знания благодаря навыкам человека, знающего, как правильно жить. И такого человека он давно искал. Но пока встречал лишь тех, кто обладает по этому вопросу только собственным мнением. Потому Николай Андреевич и не наставлял в этой области других и не оценивал их действий.

Так что, если бы ему сообщили о применении Олей своих способностей в корыстных целях, он бы отреагировал примерно так же, как если бы узнал, что та купила себе новые носки: «Ну и что?». Правда, в первом случае Николай Андреевич еще и порадовался бы за свою сотрудницу. Хотя сам никогда не стал бы использовать свои знания и опыт исключительно для собственного удовольствия.

Внезапно в сознании Оли возникла картинка. Поезд несется по рельсам, пассажиры смотрят в окна, за которыми пролетают пейзажи. Поля, горы, реки, ели. Вдруг все это становится изображением на холсте. Чья-то очаровательная ручка со шпателем приближается к картине: шурх – исчезают пассажиры в вагонах, шурх – нет и поезда, шурх – деревьев, травы, рельсов… Все пропало. Будто ничего и не было.

Оля пошлепала себя по щекам, поморгала…

Нет, – думала она. – С этим поездом сегодня ничего такого быть не может. Аналитики ошибиться не могли. Сегодня ни один поезд в аварию не попадет. Что это? Может… Лучше выйти на следующей остановке? Вдруг они просчитались?

Оля побрела в первый вагон, по дороге рассматривая пассажиров и пытаясь сравнить их с теми, которые были на картине. На стене около туалета нашла расписание. Узнав время следующей остановки, вернулась на свое место.

Еще целый час.

– С пробуждением! – радостно воскликнула Оля, заметив, что ее попутчица проснулась.

– Спасибо, – ответила она, зевая.

– Валентина Михайловна, я никогда раньше стихи не писала, а только что вот, пока вы спали… Как-то засмотрелась на дорогу и написала… Послушаете?

– Конечно, – без особого энтузиазма откликнулась учительница.

Нелестные выводы, которые сделала Валентина Михайловна об Оле, были недалеки от действительности. Ведь трудно не согласиться с пословицей: «Каков человек, такова его речь». Валентина Михайловна не задавалась вопросом об искренности собеседницы, поэтому принимала все, что Оля сообщала о себе, за правду.

Оля открыла тетрадь, нашла страницу со стихотворением и стала читать:

– А ну… дай-ка, – попутчица протянула правую руку к тетради, левой надевая очки. – М-м-м… путь… угу-угу… м-м-м… ной дымке… угу-угу… угу-угу… Что ж, стих недурен, – довольно сдержанно заключила она. – Но требует правки… Не писала, говоришь, никогда?

– Ага.

– Это заметно… – Валентина Михайловна откинулась на спинку сиденья. – Вот смотри, что это за рифмы? Они же у тебя все примерные! Сугробы – берлоги, часом – напрасно, теснота – доска… Это же не рифма…

– Но я думала, в стихе главное – смысл… – оправдывалась Оля.

– Если главное – смысл, незачем ограничивать себя сложностями формы. Пиши прозаические, не художественные тексты, – посоветовала попутчица.

– Но, в общем, звучит же как стих? – упиралась Оля.

– Этого недостаточно! У твоего стихотворения нет ни запаха, ни цвета, ни звука… Как будто ты вовсе не о былом пишешь… Вот смотри, как у Сергея Александровича:

– И так далее. Здесь все: и рифма, и образ… Перед тобой возникает целая картина… Знаешь, ведь даже если ты пишешь о смерти, в твоем стихотворении должна быть жизнь… Ты это дело не бросай все равно. Может, когда-нибудь получится, – заключила Валентина Михайловна, закрыла глаза и через несколько минут снова уснула…

Проснуться через двадцать семь минут, – сказала про себя Оля и тоже закрыла глаза.

Три минуты до остановки. Оля открыла глаза.

Как в аптеке, – подумала она, взглянув на часы.

– Валентина Михайловна! – тихонько произнесла Оля.

– Да? – попутчица резко подскочила.

– Простите, пожалуйста… Я думаю завтра домой возвращаться. Подруга, к которой еду, далеко от вокзала живет. Я решила на пригородной станции на электричку сесть, а вот расписания не знаю. Вам не сложно будет посмотреть, во сколько электричка будет отходить?

– Посмотрю, конечно, – Валентина Михайловна снова откинула голову на спинку сиденья.

– Извините…

– Что-то еще?

– Да. Вы мне свой номер телефона оставите? А то как же я узнаю насчет расписания?

– Да-да, – женщина наклонилась к сумке.

– Вот, – Оля протянула ручку и листик бумаги.

– Удачи тебе, милая, – сказала Валентина Михайловна, положив бумагу с номером перед Олей.

– Спасибо… Может, как-то мы с вами увидимся… – Оля направилась к выходу.

– Бумажку забыла, – сказала Валентина Михайловна, протягивая предмет просьбы девушки.

– Ой, точно.

Ужас… – подумала учительница и снова закрыла глаза в ожидании сна.

Поезд снизил скорость. Последние секунды перед остановкой тянулись для Оли особенно долго. Сейчас, когда за окнами показался вокзал, Оля почувствовала, что больше ни секунды не может оставаться в вагоне. Наконец остановка. Двери открылись.

Оля, ведомая неприятным чувством, пулей выскочила из поезда и поспешила выпустить его из поля зрения. Минуя вокзал, она направилась к небольшому парку. Там она нашла уютную лавочку под дубом, села на нее, откинула голову на спинку и закрыла глаза. Приятный запах рассеял подступивший сон. Оля открыла глаза и подняла голову: в нескольких метрах от нее стоял ларек с большой красной надписью: «Сосиски в лаваше».

Почувствовав урчание в животе, Оля сделала заказ.

– Сосиску и кофе черный, пожалуйста…

Подкрепившись, она отправилась гулять по парку. Через некоторое время достала телефон и набрала номер Валентины Михайловны:

«Вызываемый вами абонент сейчас недоступен. Пожалу…»

Неужели? – подумала Оля. – А как же подсчеты? Сергей же сказал, что поезд абсолютно безопасен! Неужели я что-то предвидела? Поезд исчез?

Телефон завибрировал.

– Але? – воскликнула Оля, не успев оправиться от оцепенения.

– Здравствуйте, с кем я говорю? – раздался голос Валентины Михайловны. – Вы мне звонили…

– Здравствуйте, Валентина Михайловна, – Оля вздохнула с облегчением. – Это Оля. Я хотела спросить, как доехали?

– Все хорошо, спасибо, – ответила женщина. – Я посмотрела расписание для тебя. Завтра поезд отправляется…

Николай Андреевич сидел в своем кабинете и просматривал отчеты.

– Молодцы! – периодически восклицал он. – Какие ответственные у меня работники! – без тени иронии добавлял он, вменяя своим подчиненным в заслуги то, что было их обязанностью.

Оставшись наедине, Николай Андреевич частенько нахваливал своих сотрудников, но вовсе не оттого, что считал возложенное на них слишком тяжелой ношей, а потому, что он ничего не загадывал наперед. Так что успешная развязка каждого дела радовала его, словно положительный результат был заранее предрешен.

Николай Андреевич нажал кнопку громкоговорителя. На той стороне шел диалог:

– Милочка, подскажи, как у Коли отчество? Вспомнить не могу, – говорила женщина.

– Андреевич, – ответила Маша.

– А да, точно… Совсем память сдает. А то звоню вечно, как к себе домой, неудобно уже. Спасибо… Не могли бы вы соединить меня с Николаем Андреевичем?

– Секундочку…

– Маш, я уже на связи, спасибо, – вступил Николай Андреевич. – Але?

– Коля! – завопила женщина. – Приезжай, пожалуйста, помощь нужна, приезжай!

– Что случилось?

– Коленька, не телефонный разговор. Приезжай! Очень срочно! Это ужасно, но только не беспокойся! Слышишь?

– Да, выезжаю.

– Сильно не переживай! – послышалось из трубки, уже удаленной от уха.

В приемной он наткнулся на заинтересованный взгляд Маши.

– Костя на моей машине уехал?

– Да, Николай Андреевич, вы же сказали, что никуда не собираетесь. Он будет только через полтора часа, – ответила Маша.

– Вызови мне такси.

– Хорошо, – кивнула секретарша, провожая взглядом уходящего начальника.

На лестничной клетке он встретился с Лешей, который стоял у окна и ел большой сочный чебурек.

– Здравствуйте, – выпалил Леша с набитым ртом.

Дно чебурека дало течь. Леша отряхнул жирный потек с рубашки и отпил сок из пробоины в тесте.

– И тебе не болеть. Приятного аппетита, – ответил начальник на ходу и жестом пригласил следовать за собой. – Как идут дела?

– Все хорошо – что говорят, делаю… – остаток чебурека был слишком большой, для того чтобы доесть его во время паузы между репликами, но слишком маленький, для того чтобы отложить до окончания беседы.

– Хорошо… Как с личной жизнью? Как девушка твоя?

– Все нормально. А вы откуда знаете? – вопрос Леша сопроводил неоднозначной улыбкой, не успев сообразить, стоит ли ему удивляться осведомленности Николая Андреевича на сей счет.

– А, пустяки! – Николай Андреевич улыбнулся, небольшие морщинки показались в уголках глаз.

– Пустяки… – пожал плечами Леша, откусив маленький кусочек чебурека и проглотив его.

– Ренат тебе книжечки дал?

– Да.

– Тяжело дается? – начальник подмигнул.

– Есть немного. Не хочу показаться тупицей…

– Да-а-а? – иронично протянул Николай Андреевич.

Кстати, такими немногословными комментариями он частенько награждал своих собеседников. Значение их понимали все, и почти все, кому случалось быть их адресатом, обижались.

Истинный смысл каждого комментария адресат осознавал лишь некоторое время спустя, и это приносило ему пользу, догадывался он об этом или нет.

– Не пойму, – продолжил Леша, – зачем мне художественную литературу читать?

– Это очень хороший вопрос… Правильный. Обязательно поговорим с тобой об этом. Сейчас я спешу, а потом – обязательно поговорим. Хорошо?

– Хорошо, – Леша насупился. – А пока буду засорять свой чердак…

– О-о-о, – протянул Николай Андреевич. – Вы противоречите себе, мистер Холмс… – У выхода начальник пожал Леше руку и чуть слышно добавил: – Ты только Ренату этот вопрос не задавай… Обидится…

– Вот еще! Кто в здравом уме на это решится: он же Поэт.

– Вот-вот… – начальник подмигнул.

У ворот Николая Андреевича ждала машина с шашечками.

– В Центр микрохирургии глаза, пожалуйста, – сказал он, усаживаясь на пассажирское сиденье.

Водитель еле заметно кивнул головой, поворачивая ключ в замке зажигания. Дорога прошла в молчании. Пассажир, по всей видимости, был занят своими мыслями, тактичному водителю оставалось погрузиться в свои.

Такси остановилось на автобусной остановке. Николай Андреевич протянул водителю несколько купюр и, поблагодарив его, вышел. Почтив вниманием охранника, знавшего его в лицо, он вошел в здание, расположенное слева от центрального корпуса.

Внутри около небольшого зеркала он сел на скамейку рядом с мальчиком, под чутким руководством мамы натягивавшим на туфли бахилы, и проделал ту же процедуру. Миновав вахтера, Николай Андреевич прошел по коридору и остановился у знакомой двери, на которой не оказалось обычной таблички.

– Вы что-то ищете? – поинтересовалась проходящая мимо медсестра, заметившая замешательство посетителя.

– Инспекцию ГРА, – ответил Николай Андреевич.

– Так они же перебрались. Вернитесь ко входу, там налево, первая дверь.

– Спасибо.

Нужная дверь была обозначена табличкой с надписью: «Глазная реанимационно-адаптационная инспекция». Николай Андреевич постучал три раза и проговорил:

– Это я.

Дверь открыла маленькая горбатая старушка. Редкие седые волосы до пояса, тощее тельце, четко очерченный носогубный треугольник, веки, прикрывающие пустые глазницы, – все это привычка сделала незаметным для Николая Андреевича, видевшего Викторию много раз.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Заходи… Лимонад, ряженку?

– Нет, Виктория, спасибо, – ответил Николай Андреевич, перешагнув через порог кабинета.

Виктория по привычке поправила подол короткого врачебного халатика, легким движением руки захлопнула дверь и указала Николаю Андреевичу на кресло, стоявшее напротив плаката с привычным для частых гостей окулистов набором букв. Из соседней комнаты, отделенной зеленой занавеской, послышался шум. Оттуда вышли две старушки, похожие на Викторию, ее сестры. «Здравствуй, Коля», – почти одновременно проговорили они.

– Дина, Евгения, прекрасно выглядите, – любезнейшим тоном ответил Николай Андреевич.

– Что ты! – воскликнула одна из них, по-девичьи потупив взор. – Спасибо…

– Ну, – Виктория перешла к делу, – думаю, ты понимаешь, что произошло…

– Да уж, заметил. Опять потеряли?

– Угу…

– Каким образом? – спросил он со вздохом.

– Это Виктория! – выпалили Дина и Евгения.

– Ага, чуть что – сразу я! – обиделась старшая сестра. – Ведь это Женя его брала последняя. Да, Коля, я теперь вспомнила. Она взяла, крутила его, вертела… Ты, Женя, там как раз стояла, около подоконника. Помнишь, Дина?

– Да-да, – неожиданно для себя подтвердила Дина. – Припоминаю. Еще Палыч что-то про клубнику рассказывал. Ты, Женя, вертела наше сокровище в руках… А потом глаз внезапно исчез. И это после тебя…

– Какие умные, аж тошно, – раздраженно фыркнула Евгения. – Как это вы могли видеть, что я у подоконника, если в кабинете стоял шум, а глаз был у меня? Я взяла его на минуточку, а потом Дине отдала!

– Мне? Да как ты смеешь? Не смей наговаривать на сестру! Ты мне его не давала! – кричала Дина хриплым от ярости голосом.

– Юпитер, ты сердишься?! – выпалила Евгения с видимым облегчением и засияла в победоносной улыбке.

– Дамы! – негромко воззвал Николай Андреевич. – Хоть в чем-то вы согласны?

– Он потерялся! – воскликнули они.

– Хорошо. Я помогу вам.

Старушки успокоились и одновременно обратили сверкающие надеждой лица к Николаю Андреевичу.

– Но вы прекрасно понимаете, что для этого мне придется приостановить дела в фирме…

– Затянул песню, – шепнула Евгения на ухо Виктории.

– И это только начало, – тоже шепотом сказала Виктория.

– Решено! – серьезно объявила Дина. – Поскольку вещь эта нам очень дорога, а ты, Коля, занятой человек. Платить будем сполна: найдем и задержим любого человека.

– Одного?! Не, ищите свое «чудо техники» сами, – Николай Андреевич направился к выходу.

Причина такого скоропостижного поворота событий таилась вовсе не в столкновении интересов. Старушкам ничего не стоило согласиться на большую сумму (количество находок, о плате которыми шла речь, не имело для них никакого значения).

А Николаю Андреевичу ничего не стоило найти глаз, тем более что, пока они болтали, он уже понял: «чудо техники» где-то в кабинете. Дело было в принципе. И той, и другой стороне нравилось поторговаться: даже если сам торг невыгоден, в результате каждый чувствовал себя победителем, тогда как самый большой и неожиданный действительный выигрыш от сделки такого чувства им не давал.

– Коленька! – завопили старушки, перебивая друг друга. – Проси что угодно! – Гость не на шутку напугал их своим поведением.

– Пять, – надменно и коротко ответил он.

– Пять?! – воскликнула Виктория.

– Торговаться не стану! – заявил Николай Андреевич. – Тем более со столь прелестными дамами, – мягко добавил он. – Пять человек, или сидите без своего глаза! И точка.

– Согласны! – в один голос прошипели старушки.

– С подробным описанием мест, – прибавил Николай Андреевич.

– Все-таки торгуешься? – воскликнула Дина.

– У Адика научился, – объяснил Николай Андреевич, намекая на то, что может обойтись и без их помощи, обратившись к конкуренту, коим был для них Адик.

– Та! Тоже скажешь… Адик видит в настоящем, а мы знаем и делаем в любом времени. Не будь он таким гордым, сам бы обращался к нам гораздо чаще, – заметила Виктория.

– Ну, меня и видение в настоящем устроит.

– Сэкономив с нашей помощью время, ты сможешь отправить нескольких работников в отпуск!

– Ладно, пять путей – и ваш глаз будет возвращен! – подытожил Николай Андреевич.

– Заметано!

– Коля-я-я, – протянула Виктория, надув губки. – Но ты же, как обычно, нам обещаешь…

– Обижаешь! Обещаю – пользоваться им не буду…

Тем более что не умею, – добавил про себя Николай Андреевич.

– Но, смотрите же, и вы сдержите свое обещание!

– Мы когда-нибудь тебя обманывали?! – нахмурилась Дина.

– Николай Андреевич окинул взглядом кабинет.

– Думаю, его кто-то украл.

– Вот и мы так решили, – сказала Дина.

– Вчера Пал Палыч приходил на чаек, – добавила Евгения.

– Пал Палыч… Чаек… Значит, под бахусом были? – смекнул Николай Андреевич. Он стал расхаживать по кабинету, рассматривая каждую деталь.

– Да не то чтобы прям… Так, выпили чуток, – уточнила Дина.

– Чуток? Что же вы, от чутка-то, в пинг-понг глазом играть стали? А? – сдала сестер Виктория.

– Это мы-то?! Ах, ты… – воскликнула Дина, стукнув кулаком по столу. Стоящая на нем коробка с линзами зазвенела.

Дамы подняли шум, стали перекрикивать друг друга так, что ничего нельзя было разобрать. Слышны были только отдельные реплики:

– Это я-то у тебя Сережу увела?!

– Да его у тебя никогда и не было!

– Хватит орать на меня!

– Ты мне браслет бирюзовый не вернула!

– С каких это пор я у тебя его брала?

– Брала!

– Можешь забирать обратно! Давай, найди его. Ха-ха. Что, не видно тебе? Ха-ха.

– На себя посмотри…

– Бирюзовый?! Это же мой браслет был!..

Николай Андреевич тем временем внимательно рассмотрел стеклянную люстру и обнаружил, что на ней не хватает одной небольшой детали.

Так, сюда он и отлетел пинг-понговским мячиком, – Николай Андреевич проследил взглядом траекторию полета и остановился на коробочке со стеклянными глазами.

Он подошел к ней и заглянул. Среди искусственных лежало «чудо техники» – живой глаз. Николай надел резиновые перчатки, лежавшие рядом с коробочкой, и, достав, спрятал глаз в кулак.

– Дамы-дамы! Прекратите… – напомнил он старушкам о своем присутствии.

– Ой, Коленька! Прости, – залепетали они.

– Вернемся к нашим баранам: думаю, глаз увел Пал Палыч!

– И я.

– И я, – в один голос.

– Вот… Уже и в этом вы согласны! Но я не могу вот так просто наговаривать на человека. Надо все проверить… Ведь мог же и другой кто зайти…

Дамы погрузились в раздумье.

– Как там Мариночка? – перевел тему Николай Андреевич. – Операция прошла успешно?

– Да… Все удачно – без очков ей гораздо лучше, – сказала Дина.

– Ладно, пошел думать… Аналитикам надо информацию передать – они узнают, кто похитил ваше сокровище…

– Жизнь, Коленька, это наша жизнь… Удачи тебе!

– А, чуть не забыла! – воскликнула Виктория, легонько стукнув себя по лбу. Николай Андреевич остановился вполоборота. – Коль, ты уж, пожалуйста, постарайся побыстрее. У меня на седьмое число пациент назначен. Я-то и без глаза справлюсь – опыт все-таки. Но, боюсь, человек меня не поймет.

– Учту, – ответ Николай Андреевич сопроводил милостивой улыбкой.

Довольный сделкой, он вышел из кабинета. В коридоре перекинулся парой фраз со знакомым хирургом, а после покинул помещение. Глаз пульсировал в руке.

Николай Андреевич отдал бы его хозяйкам сразу, если бы ему не было известно о том, что сестры страдали одним распространенным недугом – они были уверены в том, что если специалисту легко дается хорошо знакомое ему дело, то это ничего ему не стоит. «Ну, это, Коленька, по старой дружбе», – сказали бы они, если бы узнали, как быстро Николай Андреевич нашел глаз. А того хуже – еще бы добавили: «Если бы у нас глаза были, мы бы тоже мигом его нашли».

Так что Николай Андреевич решил подержать некоторое время глаз в «Чайке». А потом отдать хозяйкам за обещанную ими плату.

Оля возвращалась домой ночью. От трамвайной остановки до подъезда – несколько темных кварталов. Она боялась, как бы быстрый неравномерный шаг и частая мелкая дрожь по всему телу не выдали ее. Небольшие компании молодых людей, кучкующихся у пивных ларьков и на детских площадках, пьяный мужик, ползущий по тротуару навстречу ей, наркоман, притаившийся за гаражом…

Все это Олю не пугало. Поводом для страха была темнота. Каждый раз, оказываясь в темноте, Оля вспоминала о своем одиночестве. Это и было по-настоящему тягостно для нее.

Она торопилась скрыться не от того, кто видит ее, а от того, что видит она. А люди, находящиеся в разном нравственном и физическом состоянии, были для нее атрибутами темноты, неспособными напугать, равно как и отвлечь.

Дом. Свет. Тепло. Мама вернется только завтра. Завтра вернется. Мама вернется. Мама. Мама так любит возвращаться в чистую квартиру… Наведу чистоту… Мама будет рада. Радость…

– Девушка! – отвлек ее от приятных мыслей мужской голос. Естественно, девушка пожелала собеседнику сейчас же провалиться сквозь землю.

– Что?! – препротивным голосом ответила Оля.

– Вы не хотите познакомиться? – говорящий вышел на свет. Молодой парень в красном спортивном костюме блеснул улыбкой. – Ты такая ниче… нормальная.

– Спасибо за комплимент, – нехотя бросила Оля и продолжила путь.

Мамочка, милая…

– Ну, так че? – парень не отставал. – Как тебя зовут?

Оля остановилась и посмотрела на незнакомца таким взглядом, от которого любой другой на его месте провалился бы сквозь землю. Но он не собирался никуда проваливаться и был бы рад, если бы Оля взглянула на него тем же страстным, живым, пылающим взглядом еще пару тысяч раз.

– Оля, – девушка взяла себя в руки. Во-первых, до дома оставалась пара сотен метров, во‑вторых, парень был безнадежно непосредственен. Оля снова зашагала. Кстати, самочувствие ее заметно улучшилось, от страха не осталось и следа.

– М-м-м. А меня Коля. Гы-гы. Почти тезки. А чем ты занимаешься?

– Домой иду.

– Чего так рано? Давай поговорим, стой…

– Знаешь, так даже интереснее – говорить на ходу.

– Ну. Может, ты и права. Просто так люди проходят мимо, не замечают друг друга, как будто ничего их не связывает.

– Да ну?

– Ты так не считаешь?

– Я считаю, – Оля приостановилась и снова почтила Колю взглядом, – что людей связывает только то, что и заставляет их держаться особняком. Еще вопросы есть? – девушка отвернулась и продолжила путь.

– Ну, во‑о-от! Так я и знал! – Коля нахмурился. – Ты думаешь, что я хочу затащить тебя в постель! Но я не такой. У меня богатый внутренний мир. А ты хочешь пройти мимо него. Давай нормально поговорим. Почему ты крутишь носом? Со мной что-то не так?

– Я тебя не обижала, ты сам обиделся… – Оля оправдывалась перед собой, а не перед парнем, но почему-то вслух.

– Нет, это ты меня обидела. Если бы не твои слова, я бы не обиделся. Испортила все настроение! Ну и пойду от тебя. Ты злая, – заключил Коля и остановился. – Я уже ухожу, – напомнил он, когда расстояние между ними удвоилось.

– Удачи! – Оля достала телефон и принялась что-то искать в записной книжке. Поднялся ветер. Очередной порыв пронес над Олей небольшую охапку листьев. Вдруг Оля почувствовала, как что-то прикоснулось к ее голове. Девушка осторожно повернулась.

– Листик! – перед ней стоял Коля с сухим дубовым листом в руке. – У тебя в волосах застрял.

– Делать тебе больше нечего.

– Мне вот интересно: а чем ты занимаешься? – Коля снова стал ее спутником.

– Учусь, – коротко ответила Оля.

– И я! Я – в нашем университете на психологии… Будущий психолог… Гы.

– Неужели? – такими короткими замечаниями Оля нередко сопровождала реплики некоторых из своих собеседников. По большей части такие замечания содержали насмешку и свидетельствовали о том, что ничего путного девушка от собеседника не ожидает услышать.

– Да, на четвертом курсе.

– Чьи же труды не дают покоя твоему ненасытному уму?

– Не понял…

– Психологов каких знаешь?

– А, это. Ну, Фрейда. М-м-м… Фрейд больше всех запомнился.

– Интересно. А я-то думала, что Фрейд – основатель теории психоанализа.

– Ха. Сразу видно, что у тебя нет психологического образования… психология и психоанализ – одно и то же, да будет тебе известно! – заключил он и поднял вверх указательный палец, который, по всей видимости, должен был поставить яркую точку в высказывании, смысл которого Оля будет открывать для себя еще очень долго, но до конца не откроет никогда.

– Понятно. А расскажи, мне всегда было интересно, какова основа теории Фрейда?

– Ты вроде девочка не глупая, а такие вопросы простые задаешь… Основа его концепции – сексуальные расстройства, – гордо заявил Коля, довольный тем, что при слове «сексуальные» он не возбудился и не засмеялся.

– Ничего себе… никогда бы не подумала! – воскликнула Оля.

Благо, господину Фрейду уже все равно…

– А я что-то слышала, – продолжала она, – про сознание и подсознание… «Я и Оно» – кажется, так называется его центральное произведение…

– Это в каком учебнике ты прочитала? У нас ниче такого не было… И вообще, нечестно, что мы постоянно говорим на мою тему. Ведь ты плохо в ней разбираешься, а я без пяти минут профессионал! Чем ты занимаешься? Ты же учишься, какой твой любимый предмет?

– Ты уверен, что хочешь об этом поговорить?

– Да, – без капли сомнения заявил Коля.

– Что ж, я очень люблю художественную литературу.

– О! Похоже, сегодня не твой день… – Коля щелкнул пальцами. – Потому что в литературе я тоже ас! – И он снова воздел победоносный указательный палец.

– О какой же книге мы будем беседовать?

– Горький. «На дне». Это моя любимая книга. А герой, знаешь, какой там самый лучший? Лука! Потому что такой хороший… Он всем помогает…

Тем временем собеседники уже подошли к Олиному дому. Но именно сейчас она поняла, что разговор только начался. По ее инициативе. Они устроились на лавочке. Минут через сорок по просьбе Оли Коля сбегал в магазин и купил жидкость для мытья посуды, очиститель стекол, губки и стиральный порошок.

Переступив через порог Олиной квартиры, Коля напялил фартук и взялся за уборку. Словно по велению какого-то неведомого инстинкта, парень выполнял сложные комбинации, не отдавая себе отчета в том, что он делает и почему. Оля пила чай.

– Спасибо, – сухо сказала Оля, когда квартира заблестела чуть ярче, чем требовалось для удовлетворения мамы.

– Нет, не благодари, если хочешь, я буду приходить к тебе часто и помогать чем смогу. Я теперь буду помогать людям. Но не словом, а делом. Могу завтра прибежать.

– Нет, это будет лишнее. Скоро сам поймешь, почему.

– А может…

– Что? Не стесняйся.

– Оставишь свой телефон?

– Нет, – как отрезала Оля. – Он мне очень дорог, это мамин подарок! – и улыбнулась.

– Я имею в виду номер телефона…

– Да ты ж здесь рядом живешь – и так встретимся.

– Ну хорошо, пока… Пошел я. Спасибо тебе!

– Фартук забыл снять.

– А, да, – Коля развязал фартук и отдал Оле. Она помахала ему ручкой, пустила воздушный поцелуйчик и закрыла дверь.

Придурок, – подумала она. – Сам напросился. Теперь ему не захочется на каждом углу кричать о том, что он психолог. Это ж надо было так легко повестись на такую простенькую технику! Ничего. Впредь будет думать головой, а не тем местом, которым думает…

Отлично… Еще и поспать успею… За спинкой кресла сидела старуха… Она кашляла… Кресло приближалось и приближалось… Старуха чихнула и встала с кресла, пошла навстречу, с каждым шагом уменьшаясь на длину шага… Впритык… Ма-а-аленькая, как спичечная головка… Быстро спать!.. Один баран, два барана, три барана, четыре барана… восемь… ть… н… ва…

Утром Оля, не дождавшись возвращения мамы, отправилась на работу. Выйдя во двор, она увидела вчерашнего спутника, проходящего мимо. На секунду она встретилась с ним взглядом. Коля быстро отвел глаза в сторону, но Оле и секунды хватило, чтобы отчетливо запомнить, а точнее – вспомнить этот взгляд (когда-то она его уже видела). Взгляд человека обиженного, но не обидевшегося. Добродушие, простота… Прощение… Вдруг из одного из многочисленных ящиков памяти выпало яркое воспоминание: она сидит на скамейке в парке и горько плачет.

– Да вы смеетесь?! Еще скажите, что виноваты в том, что он обманул вас! – сквозь слезы говорит она. – В то время как он смакует подробности своей великой проделки, вы печетесь о его жалкой душонке? Да он даже не подозревает о том, что вы знали об этом с самого начала! Какая сволочь! Как можно думать только о себе! И все это так сойдет ему с рук?! Почему вы позволили ему? Он считает вас простачком! Скажите же хоть что-нибудь! Почему вы молчите?

– Я молчу потому, – отвечал Оле Николай Андреевич, – что хочу, чтобы, через несколько лет, когда жизненный опыт выстроит бетонную стену перед этими и другими твоими заключениями и когда ты окажешься на месте этого парня, ты отчетливо вспомнила свои слова, а не мой сухой комментарий… И, пожалуйста, вытри слезы – в оценке поступков нет места для романтизма.

Некоторое время обездвиженная стыдом, взволнованная воспоминаниями, Оля стояла как вкопанная на площадке во дворе своего дома.

Вчерашние свои действия она теперь видела совсем в ином свете. Оля не могла поверить: она сделала то, за что еще совсем недавно так яростно осуждала человека. На секунду ей даже показалось, что жизнь закончилась. Впрочем, оцепенение продолжалось недолго. Проходящая мимо женщина с огромными сумками в руках засмотрелась на происходящую неподалеку драку и столкнулась с Олей.

– Смотри, куда идешь! Совсем молодежь отупела! – воскликнула женщина, раздраженная, по всей видимости, не только препятствием на дороге.

Вопль заставил Олю прийти в себя. И уже совсем скоро все снова пошло своим чередом. Но еще долго она не могла забыть о том своем поступке – ей казалось, что о нем знает и помнит кто-то еще, кроме нее и Коли.

Стук в дверь.

– Дина Васильевна! – снова стук. – Дина Васильевна!

– Да? – нехотя и нахально из-за двери на фоне утихающего смеха.

– Там привезли глазные капли и набор линз… Вы заказывали…

– Потом, потом… После обеда сама зайду.

– Извините, но там расписаться надо, – осторожно, умоляющим тоном.

– Сам распишись! Как будто в первый раз! Я занята! Что, неясно?

Похоже, тому, кто стоял за дверью, все было ясно, потому что не прошло и секунды, а след его уже простыл.

Дина сидела на диванчике напротив сестер, стоявших у двери, рядом с компьютером, за которым восседала единственная зрячая в этой комнате – медсестра Людочка.

Зеленоглазая девушка лет двадцати семи с красной пышной гривой года два назад была вверена главным врачом сестрам в помощники, с одной стороны, и была взята снисходительными сестрами под покровительство – с другой. Последнее обстоятельство было вызвано тем, что старушки сочувствовали Людочке – она имела несчастье нести бремя, подаренное ей природой, в виде бюста шестого размера.

Когда Людочку приняли на работу, сестры рассудили, что в мужском коллективе ей придется нелегко, и сделали Пал Палычу выгодное для него как руководителя предложение – устроить медсестричку в их отделение. Руководитель согласился…

Дина встала с дивана, подошла к подоконнику и нервно забарабанила по нему пальцами. На ее лице читалась обида и жажда мелкой колкой мести. На лицах остальных сияли улыбки, периодически срывающиеся в смех.

– Несмотря на все отрицательные качества Дины, – цитировала Виктория отрывок из интернет-статьи, прочитанной Людочкой несколько минут назад, – из нее обычно получается довольно милая старушка, правда, ворчливая и скупа-а-ая… Аха-ха-ха! – залилась Виктория.

– Да-да, – сквозь хохот выпалила Евгения, – ситуацию можно исправить – купите ей добродушную, беззлобную собачку!

– Соба-а-ачку! – истерически повторила Людочка.

– Вообще-то, – начала Дина, улучив секунду, когда восклицания сестер позволили ей вставить несколько слов, – мое настоящее имя не Дина, а Дино. Так что вся эта ваша Тайна Имени – дребедень.

– Да тебя уже лет сто называют Диной, – парировала Виктория. – Поэтому оставь все свои дурацкие придирки. Ведь и нас зовут иначе. Ты же не хочешь поспорить с тем, что от Евгении часто плохо пахнет…

– И с тем, что Вика не очень глупая девочка, – добавила Евгения.

Дина слегка смягчилась. Евгения и Виктория обменялись язвительными ухмылками. Людочка бросила спасательный круг:

– Давайте еще о ком-нибудь почитаем?

– Давай о Коле! – воскликнула Дина.

Людочка быстро набрала в окошке «Найти» «Николай» и, сгорая от нетерпения позабавить старушек и себя заодно, уставилась на песочные часики, заменившие на экране монитора курсор.

– Николай! – пискнула медсестричка. Старушки навострили уши. – От греческого «победитель народов»…

– О-о-о! – одновременно протянули сестры.

Людочка продолжила:

– Планета – Марс, камень-талисман – изумруд, излучение – девяносто семь процентов…

Конец ознакомительного фрагмента.