#2
Структура взаимоотношений власти и управляемого ей народа во все времена являла собой систему контроля меньшинства над большинством, и неважно, как в разные эпохи истории они именовались. Разница лишь в процентном отношении между управляющими и управляемыми, а также установленной между ними дистанцией. От абсолютной монархии до демократии во всех ее исторических проявлениях – суть происходящего оставалась неизменной в веках, прожитых человечеством. Сама природа определила принцип доминирования наиболее приспособленного и готового к осуществлению властного контроля за другими представителями своего вида как образец и единственно действенную модель поступательного развития любых живых социализированных сообществ. Правота большинства в них вполне обоснованно ставится под сомнение ввиду возможного возникновения состояния стагнации общественного развития, когда ради сохранения равновесной стабильности уничтожаются на корню все не укладывающиеся в существующие поведенческие концепты новые идеи.
Но все было бы слишком просто, если бы не множество факторов влияния извне на жизнь таких объединенных совместным существованием групп. Человек как высшая форма сознательного биологического организма являет собой открытую к влиянию и крайне подверженную различным психологическим воздействиям систему. По этой причине управление таким сообществом является наиболее сложным и требующим создания необходимых условий влияния со стороны претендующей на контроль за его развитием надстройки, состоящей из избранных представителей. Следствием этого сформировавшегося запроса явилось появление профессиональных политиков, а в дальнейшем и целого класса профессий, относящихся к так называемым политтехнологиям. Искусство манипуляции общественным сознанием стало одним из столпов устойчивости многослойной модели существования развитого социума. Эти механизмы в своем простейшем виде крайне эффективно воздействуют на него через средства массовой информации, социальные сети и иные внешние факторы.
Вы спросите, при чем здесь, собственно, архитектура, о которой мы продолжаем рассуждать в этой книге? Оказывается, очень даже при чем!
Рупор пропаганды, конечно, это очень действенная машина, но его голос очень громкий и грубый, а постоянное повторение закольцованных матричных мантр рано или поздно начинает вызывать у объекта прямого воздействия естественное отторжение, что приводит к результату, прямо противоположному поставленным целям.
Работа на первом уровне ассоциаций, имеющая своей целью прямым направленным ударом разрушить ментальную сторону социума, эффективна и способна приносить результат только на ограниченном временном отрезке, что вынуждает политтехнологов каждый раз пытаться найти отличные от уже использованных методов способы воздействия, их становится все меньше, а сроки смены применяемых механизмов – все короче. В итоге рано или поздно основные эффективно работающие приемы будут использованы, а сформировать новые времени не будет. В результате у власти возникает необходимость задействования более сложных и ориентированных на длительное непрямое воздействие механизмов для преодоления первичной реакции отторжения привитого организма. Их задача состоит в том, чтобы поступательно, маленькими шажками, с перспективой не одного поколения внедрять в устойчивую систему координат общества элементы обновленной архитектуры сознания, что призвано привести его к принятию полезности происходящих изменений в системе координат его позиционирования, ранее определенных им как комфортные и стабильно безопасные. Здесь-то и формируется потребность у носителей властных полномочий в культуре, и в архитектуре в частности, как в искусстве, имеющем, в отличие от музыки, живописи и литературы, ежедневный круглосуточный контакт с объектом воздействия.
Архитектура империализма, архитектура тоталитаризма, архитектура революционных перемен в обществе, архитектура демократии… Каждая из них, оставаясь в рамках границ объектного символизма, определяла на глубинном уровне устойчивость принятия системы для отдельно взятой социально-политической общности людей. Ее видимые проявления всегда преследовали основную цель – создание пространственного фона, отвечающего базовым принципам, заложенным в актуальную модель управления обществом.
Помпезность и горделивое величие имперских сооружений были направлены на психологическое подавление воли и принуждение к смирению перед силой правителей. Внешнее богатство отделки и убранств интерьерных пространств должно было демонстрировать неизменность и непоколебимость сложившегося веками положения вещей и бесперспективность любых попыток нарушить этот установившийся порядок. Правда, справедливости ради, это не уберегло от развала ни одну империю, хотя крах большинства из них был следствием не внешних образных факторов несогласия, а глубоких политических и экономических разногласий внутри самих систем, что неоднократно подтвердила преемственность использования архитектуры властных сооружений прошлого в своих идеологических целях всеми без исключения новыми вершителями судеб народов.
Эпоха производственно-технологических и политических революций породила сильнейший вектор, направленный на отход от избыточного декорирования архитектурных сооружений власти, уменьшение масштабов самих объектов и формирование общего облика, более совпадающего со средой, в которой существует общество, требующее перемен. При этом качество и самой этой среды вынужденно также приходилось улучшать, сокращая тем самым разрыв между архитектурой для власти и утилитарными постройками для народа.
Именно появившиеся с этого времени строительные объекты, реализованные для жизни и обслуживания интересов и нужд людей, не являющихся частью властной среды, и стало возможным полноценно именовать архитектурой для общества. Многоквартирные жилые дома, заводы, торговые центры – из ничего возникла новая ветвь в архитектуре, которая со временем практически вытеснила из поля психологического воздействия на социум ранее главенствовавшие там объекты, символизирующие властное подавление, и теперь в прошлом непререкаемая сила, получив над собой контроль со стороны демократических механизмов, заискивая перед электоратом, стала раз за разом переписывать общественный договор, размывая одну за другой, казалось бы, незыблемые ранее границы своего влияния на общество.
Сегодня архитектура отражает не силу правящей системы, не доминирование культа, не вековые устои общественных отношений, а является зеркальным отражением уродливого образа расписавшейся в своей беспомощности, вырождающейся власти, подверженной множественным сиюминутным воздействиям различных групп влияния и карликовых партий, получивших доступ к управленческим полномочиям и транслирующих через них в общество свои зачастую преследующие далекие от общественных интересов послания. Эта тенденция прослеживается по всему миру и, пока в меньшей степени, затронула наши пределы. Но и здесь уже говорят о столь трудно осознаваемом в русском прочтении принципе «устойчивой архитектуры» – непрекращающейся архитектурно-инженерно-социальной созидательной деятельности, направленной на формальную эстетизацию среды обитания, построенную на принципах природоориентированных технологий, экономической целесообразности и организации комфортной среды обитания общества.
Как тут поспоришь? Со всех сторон одни положительные эмоции. Только за всем этим, как всегда, сокрыта истинная причина инициации подобных течений. По сути они призваны уничтожить архитектуру, как инструмент материализации образа зависимых общественных отношений, действующий по заказу власти и в ее интересах. Упрощение посланий, которые генерируются объектами управления, до уровня простого диалога двух первичных социальных единиц нивелирует все исторические принципы организации общества, разрушает его основы и создает опасный прецедент возникновения классической революционной ситуации, хорошо описанной в работах выдающихся революционеров начала прошлого века. Вынимая по одному камни из основания здания общества, власть рискует утратить контроль и тем самым лишить себя полномочий на управление им. Единственный способ сохранить управляемость в таких деструктивных условиях – не дать гражданам времени на обдумывание, а значит, количество выдаваемых на-гора идей и инициатив должно быть таким, чтобы у общества не было возможности вставить в паузу между ними и малейшее зерно здравомыслия, что и происходит сегодня у нас на глазах.
Эта новая «устойчивость» гарантирована лишь безостановочным движением вперед с ускорением. Но в этом ускорении и кроется ее погибель. Если сравнивать его с любимым средством передвижения сторонников этой модели развития – велосипедом, то очень просто наглядно представить, что происходит, когда катающийся на этом двухколесном механизме без тормозов, спускаясь с горки, в движении преодолевает скорость свободного бега и с ускорением устремляется вперед. Сначала он пребывает в восторге от происходящего, он даже позволяет себе поднять руки с руля, поправляя свои растрепанные ветром волосы. Вдоль дороги мелькают красивые пейзажи, теплый ветерок приятно обдувает лицо. Ничто не предвещает беды. Но скорость растет, ветер в лицо уже не так приятен, глаза слезятся, дыхание перехватывает, ноги с педалей приходится убрать, так как они не успевают за скоростью их вращения, боковое зрение уже не различает красот, шум в ушах начинает пугать, а руль – нервно дрожать в судорожно вцепившихся в него руках. Процесс управления выходит из-под контроля, амплитуда колебаний переднего колеса находится уже за пределом безопасного прямого вектора, за чем и следует разрушающее, катастрофическое падение. Увы, осознание закономерного итога такого инфантилизма и безответственности приходит слишком поздно.
Устойчивая архитектура в моем понимании – это такой же велосипед без тормозов. За привлекательной, красивой ширмой из заботы о создании комфортной социальной среды обитания, пребывающей в гармоничных отношениях с окружающей природой, кроется та же бацилла, которая уже неоднократно изнутри разрушала любые устойчивые структуры во все времена.
Цель?
А какова и вправду цель? Ради чего на самом деле в общественное сознание внедряется эта идея? Ведь мы уже пришли к пониманию того, что ни одна активно медийно продвигаемая в обществе инициатива не может существовать сама по себе.