Глава II. Противораскольническая деятельность в Вятской епархии
«Тренировочная» епархия, или Рукоположение архимандрита Нила в епископа Вятского и Слободского
В октябре 1835 года, согласно указу императора, на покой был отправлен епископ Оренбургский Михаил (Долгов). Дальше, разумеется, согласно действующему законодательству, Синод должен был представить императору несколько кандидатур для замещения вакантной кафедры. В сложившейся ситуации, во-первых, можно было выбрать и представить на рассмотрение кандидатуры двух-трех архимандритов, занимающих ректорские или инспекторские должности в тех или иных духовных семинариях. Далее, избранного императором кандидата нужно было рукоположить и отправить на кафедру, закрыв тем самым вопрос. Это был самый простой вариант. Но был и второй, более сложный, но который часто использовался высшей церковной властью. Дело в том, что второй вариант позволял наиболее ревностных архиереев повысить, а проштрафившихся, наоборот, понизить. Ведь со времен императрицы Екатерины II, а именно с 1764 года, все епархии делились на три класса (во главе епархий каждого из классов стояли митрополиты, архиепископы, епископы). Выделяемое на содержание епархий жалованье в зависимости от класса также отличалось. Таким образом, суть второго варианта сводилась к тому, чтобы на ставшую вакантной епархию перевести уже действующего архиерея. Причем новый перевод для него должен был стать или повышением, или сигналом к беспокойству, то есть понижением. На освободившееся место могли перевести еще одного архиерея или выбрать одного из архимандритов. Иногда для замещения вакантной кафедры проводилось одновременно три-четыре перестановки.
Именно второй сценарий был предложен в случае с замещением Оренбургской кафедры. Синод предложил следующий вариант перестановок: 1) на освободившуюся кафедру в Оренбургской епархии перевести Вятского епископа Иоанникия (Образцова);
2) в Вятскую же епархию выбрать и рукоположить одного из двух архимандритов – ректора Рязанской духовной семинарии архимандрита Феодотия (Озерова) или ректора Ярославской семинарии архимандрита Нила. Примечательно, что все трое были выпускниками Санкт-Петербургской духовной академии. Правда, Иоанникий и Феодотий окончили ее в 1823 году, а Нил, как известно, в 1825 году. Но в любом случае два года они учились вместе и поэтому должны были хорошо знать друг друга.
Безусловно, император мог оставить Иоанникия на прежнем месте, а в Оренбург отправить одного из архимандритов. На то он и император! Однако Синод через обер-прокурора С. Д. Нечаева сообщал главе государства, что Вятской епархии необходим более твердый и деятельный архиерей, каковым Иоанникий, по мнению членов Синода, не являлся: «Святейший Синод, озабочиваясь избранием способных занять открывшуюся вакансию с желаемою пользою, в то же время принял в рассуждение особенные обстоятельства Вятской епархии и учрежденных в ней миссий, по которым, при всей благонамеренности нынешнего ее начальника, остается еще желать в занимающем сие место особенной твердости и личной настоятельности в надзоре управления. В сей епархии замечено не всегда просвещенное и усердное и не всегда бескорыстное действование приходского духовенства относительно не утвержденных в вере черемис и вотяков, донесения о успехах миссий оказываются не во всех частях верными, а со стороны епископа Иоанникия не полная мера силы характера, каковая в преимущественной степени требуется в подобных обстоятельствах, чтобы ближайшим и точнейшим образом открыть положение дел и людей и дать тем и другим решительное направление к лучшему. Напротив того, Оренбургская епархия, малочисленная и по населению военному зависящая наиболее от особенного поставленного над ним начальства, не представляет таких трудностей в своем управлении, почему и можно надеяться, что епископ Иоанникий, приобревший некоторую опытность в епархиальном управлении, будет здесь существеннее полезен, ежели его величеству будет благоугодно назначить его на сию кафедру»[37].
Карта Вятской губернии в XIX веке.
Император на представлении Синода 16 ноября 1835 года поставил следующую резолюцию: «В Вятке быть третьему, а в Оренбурге быть первому, а в прочем быть по сему»[38]. Таким образом, новым преосвященным Вятской епархии был избран Нил, несмотря на то что он был младше своего «конкурента» архимандрита Феодотия. Согласно формулярным спискам, Феодотию на момент избрания был 41 год, Нилу – 37 лет.
8 декабря состоялась архиерейская хиротония архимандрита Нила в епископский сан. Рукополагали отца Нила митрополиты Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский), Московский Филарет (Дроздов), Иона (Васильевский), бывший Грузинский, с 1832 года находившийся на покое в Санкт-Петербурге, и ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Ревельский Венедикт (Григорович). Бывший епископ Вятский Иоанникий выехал из Вятки 28 декабря и прибыл в Оренбург 3 января. Епископ Нил отправился из Петербурга в последней декаде декабря и прибыл в Вятку 16 января 1836 года.
Вятская и Слободская епархия была учреждена в октябре 1657 года. Первоначально она именовалась Вятской и Великопермской, с октября 1799 года – Вятской и Слободской[39]. Наиболее распространенная характеристика Вятской земли принадлежит известному историку Н. И. Костомарову: «Нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки и земли ее…» Этому высказыванию суждено было стать эпиграфом многих изданий, буклетов и фильмов по истории Вятки.
В кратких биографических заметках, посвященных владыке Нилу, его деятельность в Вятской епархии освещается одним, максимум двумя предложениями. Причем всегда используются одни и те же цифры – «обратил более 6000 человек». У человека непосвященного может сложиться впечатление, что сам владыка посещал самые отдаленные уголки своей епархии, чтобы побеседовать с раскольниками, черемисами (марийцами), вотяками (удмуртами), чтобы обратить их в православную веру и, наконец, крестить. Но это не совсем так или, точнее, совсем не так.
Одну поездку по своей епархии владыка действительно совершил. Дело в том, что Синод указом от 17 марта 1836 года поставил на вид Вятскому епархиальному начальству «нерачительность в исполнении указанных предписаний», выразившуюся в том, что «действия миссионеров, по важности своей цели и сомнительности успехов требовавшие собственного наблюдения архиерея и личной поверки на месте, предоставлены на рассмотрение консистории, собиравшей для того сведения от других»[40]. Безусловно, данная критика относилась исключительно к епископу Иоанникию – предшественнику владыки Нила. Но реагировать на критику со стороны центральной церковной власти пришлось уже епископу Нилу. Поездка эта длилась всего 18 дней – с 7 по 25 июня. За этот промежуток времени владыка посетил, согласно его путевому журналу, 33 села и совершил всего 5 литургий. Несложные математические подсчеты подскажут, что обозрение проходило достаточно быстро и, естественно, посетить удалось не всю епархию, а только некоторые округа. Вместе с тем нельзя не отметить, что последствия данной поездки сказались на дальнейшей миссионерско-просветительской и административно-управленческой деятельности молодого архиерея.
Главная задача, которая стояла перед архипастырем во время поездки, была скорее инспекционно-проверочной. Необходимо было своими глазами увидеть сложившуюся ситуацию, реально оценить возможности миссионеров для дальнейшей координации усилий, ведь миссионерство на местах во многом зависело от центра, от тех целей и задач, которые ставила центральная епархиальная власть. Зачастую миссионеры на местах сталкивались с проблемами, которые под силу было решить только архиерею. И если последний всячески поддерживал рядовых священников, где нужно, заступался за них, а иногда и награждал, чтобы стимулировать миссионера к дальнейшим подвигам, то и миссионерские успехи по обращению раскольников и крещению язычников становились более ощутимыми.
Реальными миссионерами на местах являлись специально назначенные священники. Именно они и занимались «рутинной» работой по обращению старообрядцев и язычников в православие. В фонде Святейшего Синода имеется одно дело, составленное по рапортам епископа Нила, которое так и озаглавлено: «Об успехах действий по присоединению из раскола в православие и единоверие». Каждый лист дела – это очередной рапорт епископа Нила о присоединении к православию или единоверию. Вот только несколько цифр для наглядности: рапорт от 10 января 1837 года – обращено 76 человек, от 17 января – 66 человек, от 25 января – 50 человек, от 2 февраля – 57 человек, от 24 февраля – 16 человек, от 9 марта – 10 человек, от 16 марта – 10 человек, от 31 марта – 1 человек, от 6 апреля – 5 человек… И так в течение всего года[41]. Кроме того, имеются дела, относящиеся к обращенным из язычества вотяков и черемис. Приводимые цифры не могут не вызвать ассоциации со сводками с фронта. Только в данном случае имеется в виду, конечно, фронт духовный, на котором ведется брань за души человеческие. Обращением занимались как священники-миссионеры, так и обычные приходские батюшки. Среди первых чаще всего об успехах миссии сообщали священники Александр Рязанцев и Иоанн Соколов. Но были и простые священники, которые не разъезжали по епархии или отдельным благочиниям, а занимались активным проповедническим служением исключительно в своих приходах. Об успехах на местах чаще всего докладывали протоиерей Василий Блинов и священники Павел Луппов и Иоанн Шубин. Разумеется, это далеко не все имена тех священников, которые обращали в православие вчерашних старообрядцев и язычников.
Последующие архиереи, думается, прилагали определенные усилия к дальнейшему продолжению и усилению миссии. Но в конце XIX века в одном из отчетов о состоянии православной миссии в Вятке откровенно говорилось, что результаты просветительской деятельности остались неутешительными. Ведь по-прежнему «в вятской губернии есть черемисы, которых называют „не-руссковеры“. Они – христиане, но только по имени, в сущности же остаются язычниками в той же степени, как и те из их односельчан, которые никогда не принимали христианство. Вместе с чистокровными черемисами-язычниками они кланяются и приносят жертвы целому Олимпу языческих богов»[42]. Но удивительно даже не это. Удивление вызывает то обстоятельство, что ситуацию не смогли переломить даже десятилетия советской власти, насаждавшей атеизм всеми возможными способами. Дело в том, что и черемисы, и вотяки сохранили свою языческую веру вплоть до настоящего времени! «В центре России, на левом берегу Волги, между Казанью и Нижним Новгородом, народ мари хранит свою культуру и религию, основанную на вере в силу природы» – так начинается статья, посвященная религии марийцев в одном из номеров журнала «GEO». «У марийцев есть собственный язык – мягкий и мелодичный, есть свои песни, свои обычаи. Но главное: у них своя, языческая религия. Марийцы верят в богов природы и в то, что у вещей есть душа. Они поклоняются богам не в церквях, а в лесах, принося им в жертву еду и животных»[43].
Другими словами, черемисы, которых пытался обратить еще владыка Нил, сохранили языческую веру вплоть до настоящего времени, за что журналисты громко называют их «последними язычниками Европы». В таком контексте успехи владыки Нила (около 6000 человек) выглядят уже не такими впечатляющими. С другой стороны, они ведь достигнуты всего лишь за два года! Один из крупнейших вятских краеведов – доктор исторических наук П. Н. Луппов в этой связи даже называл период управления Вятской епархией Нилом (Исаковичем) тренировкой перед отъездом в Иркутск. Интересно, а что было бы, если тренировка затянулась бы лет на десять или даже пятнадцать?! Может быть, тогда Костомарову и не суждено было произнести свой известный афоризм…
«Господи Боже! Дай овечку. Дай козу», или Особенности миссионерского служения среди вотяков и черемис (удмуртов и марийцев)
Еще при предшественнике владыки Нила епископе Иоанникии произошел неприятный случай. Миссионер Иранского уезда протоиерей Николай Курбановский в своем отчете заверял правящего архиерея, что все черемисы, находящиеся под его попечением, усердно исповедуют христианскую веру и колеблющихся или сомневающихся нет. Во время же объезда владыкой Иоанникием епархии неожиданно выяснилось, что «во многих подведомственных Курбановскому селениях черемисы держатся, и с упорством, своей старой веры». Безусловно, разразился скандал, информация о котором дошла до сведения Синода. И Синод запросил уже у владыки Нила мнения и информации о деятельности о. Николая. Епископ Нил сообщил, во-первых, что миссионер Курбановский уже был переведен из Царевосанчурска в Котельнич, а на его место назначен новый священник – Куртеев. При этом владыка сообщал, что не считает Курбановского виновным! После того как он лично посетил указанный район в 1836 году, ему удалось выяснить, что причиной всему явилась вражда между священником и местным исправником. Последний при посещении этих мест владыкой Иоанникием специально собрал на видных местах черемис и подговорил их кричать о своей прежней вере. Тем самым он вполне успешно дискредитировал священника. Вот что докладывал Нил в Синод: «Надлежало только собрать на известных пунктах толпы черемис и заставить хотя некоторых вопиять о старой вере. Так и сделано было: в этом лично сознался мне главный из действовавших при сем случае черемисин Никитин»[44]. Во время же поездки владыки Нила никаких манифестаций и собраний в пользу прежней языческой веры уже не было. Такое состояние народа, по мнению Нила, для Курбановского является лучшим оправданием и неоспоримым доказательством, что он неленостно трудился на миссионерском поприще и добросовестно доводил до сведения начальства результаты своих трудов.
Данная история вскрыла с совершенно неожиданной стороны целый ряд серьезных проблем в сфере церковной миссии. Как выяснялось, успехи миссии во многом зависели и от отношений между духовной и гражданской властями как в центре, так и на местах.
Важную роль в деле обращения инородцев в православие играли льготы, которые предоставляло Российское правительство еще с XVIII века. Согласно действовавшему законодательству, инородцам, принявшим христианство, предоставлялись льготы в платеже податей и отбывании рекрутской повинности в течение трех лет. Однако когда владыка Нил только прибыл в епархию, то ему сообщили, что льготная политика не проводится в полном объеме. Вопрос был настолько серьезным, что епископ Нил вынужден был уже в сентябре 1836 года обратиться в Синод за помощью. Владыка сообщал, что узаконенные льготы производятся с чрезвычайной медлительностью. Он даже предоставил список тех вотяков и черемис, которые уже больше трех лет не могли воспользоваться положенными льготами. Далее владыка по пунктам указывал на последствия такой медлительности. Во-первых, принявшие христианство, считая себя обманутыми миссионерами, жестоко их укоряли. Кроме того, новообращенные терпели самые обидные насмешки со стороны своих единоплеменников. Во-вторых, язычники-инородцы, убеждаемые на практике в трудности и не надежности получения льгот, не хотели и слышать, когда миссионеры напоминали о них, пытаясь расположить их к христианству. Наконец, в-третьих, сами миссионеры больше не осмеливались уже указывать обращаемым на эту выгоду. И это в то время, когда предоставляемые льготы, по глубокому убеждению владыки, являлись одним из самых серьезных факторов, способствовавших христианизации инородцев[45].
Обер-прокурор Св. Синода H. A. Протасов (1836-1855).
Для разрешения возникшего затруднения Синод через своего обер-прокурора H. A. Протасова привлек и министра финансов Е. Ф. Канкрина. Духовное ведомство потребовало от последнего, чтобы во все губернии было направлено напоминание о необходимости неукоснительно соблюдать существующие законы и своевременно предоставлять все предписываемые законом льготы для новокрещенных инородцев. Министр финансов в деле разобрался, но напоминание во все регионы посылать отказался, объяснив это тем, что сигналов оттуда не было. В случае же если подобная ситуация повториться где бы то ни было, министр высказал готовность своевременно оказывать всяческую помощь и поддержку[46].
Что же касается причин медлительности по Вятской епархии, то во всем «виноваты», как оказалось, были сами миссионеры! Дело в том, что на уровне губернии все ведомства работали достаточно оперативно и профессионально. Но выдача льгот тормозилась на самом высшем уровне – Временным Советом дел управления Департаментом государственных имуществ. Последний ответил, что «новокрещенным черемисам посему не предоставлено доселе льготы, что они не объявили, к каким христианским обществам желают быть приписаны, между тем как должны объявлять о том немедленно по принятии Св. Крещения; ибо на таковом объявлении должно быть основано и предоставление льготы. Если они пожелают остаться в звании поселян, то ‹…› им будет предоставлена льгота на три года, а если изъявят желание причислиться к городам, то ‹…› воспользуются льготою на два года»[47].
В октябре того же 1836 года владыка вновь докладывал в Синод о проблемах в делах миссии среди инородцев. На этот раз проблема исходила от полицейских. Владыка, ссылаясь на донесения миссионеров-священников, сообщал, что «новокрещане из вотяков и черемис сильно соблазняются, видя, что действующие среди них чиновники земской полиции, будучи русскими, открыто употребляют в посты скоромную пищу. При таких примерах всякое убеждение ко хранению постов остается недействительным»[48]. Затронутую проблему нельзя не признать чрезвычайно важной и симптоматичной. Православные миссионеры пытались обратить инородцев-язычников, начальство на всех уровнях их подгоняет, а сами православные русские, если не все, то некоторые, не только едят скоромное в пост, но даже и не скрывают этого. В такой ситуации невольно возникает вопрос: а может, стоило сначала заняться миссией среди русского народа?
Конец ознакомительного фрагмента.