Глава I. Детство, отрочество, юность и духовно-педагогическая деятельность
“Гэтае дзіця падае вялікія надзеі”, или Несколько слов об образовании Николая Федоровича Исаковича
Николай Федорович Исакович родился в последние годы уходящего в историю бурного и, безусловно, переломного для России XVIII столетия. Происходил будущий миссионер из семьи священника, который служил при Николаевской церкви в селе Орехи Могилевской епархии. Теперь это городской поселок Ореховск, Оршанского района, Витебской области, в Республике Беларусь. Отец, который, по словам одного из биографов, происходил из дворянского сословия[19], скончался раньше, чем на свет появился его сын. Поэтому воспитанием Николая занималась исключительно его матушка Марфа Ивановна, которую сын очень любил. Впоследствии, когда она скончалась в Гродно, владыка Нил устроил за свои деньги над ее могилой небольшую церковь во имя преподобной Марфы. Об этом свидетельствует надпись на мемориальной плите в алтаре церкви: «Здесь покоится прах Священницы Марфы Исаковичей, матери архиепископа Иркутского и Якутского и Кавалера Нила, скончавшейся 4-го мая 1846 года, имевшей от роду 74-е года, в память коей последним воздвигнут сей храм в 1848-м году»[20]. Позднее, в 1866 году, при содействии епископа Брестского Игнатия (Железовского) и Гродненского губернатора Ю. К. Крживицкого церковь, которая «по наружности не имеет вида Православного храма и по внутреннему устройству весьма бедна, а по объему своему до того тесна, что затрудняет как священнослужителей, так и мирян, особенно при отпевании», была перестроена[21]. Владыка Нил, будучи тогда уже архиепископом Ярославским, пожертвовал на реконструкцию-перестройку 300 руб. Всего же необходимо было 1650 руб. В советские времена храм не избежал участи большинства православных храмов и был закрыт. В 1990 году решением Гродненского горисполкома церковь была возвращена Русской Православной Церкви и трудами иерея Ильи Комкова восстановлена в кратчайшие сроки (с августа 1990-го по июль 1991 года). В день святых первоверховных апостолов Петра и Павла она была заново освящена митрополитом Минским и Гродненским Филаретом (Вахромеевым).
Церковь во имя преподобной Марфы в г. Гродно.
Именно мать способствовала тому, чтобы Николай получил хорошее начальное образование, вполне достаточное, чтобы поступить в духовное училище в Орше. Скорее всего, именно на период обучения Николая Исаковича в училище пришлось нашествие в Россию наполеоновских орд. Впоследствии владыка Нил неоднократно рассказывал о курьезном случае, который тогда с ним произошел. Когда в Оршу вступила французская армия, Николай вместе с одним своим другом и маминой коровой бежал в Могилев. На выезде из Орши он столкнулся с военным доктором из вражеского отряда. Удивительно, но между беглецом и врачом завязалась беседа, детали которой владыка не сообщал, но это было и неважно. Главное же заключалось в том, что беседа велась на латинском языке. Познания мальчика из белорусской глубинки в иностранном языке были настолько глубокими, что после окончания разговора доктор не наглел ничего более подходящего, как написать на лбу мальчика «Puer hie maximae spei»[22]. Примечательно, что доктор написал эту фразу чернилами, а это значит, что смыть ее быстро вряд ли получилось бы. Возможно, это было сделано с той целью, чтобы мальчик беспрепятственно дошел до места назначения. Что в конце концов случалось с коровой, доподлинно неизвестно, но латинский язык Николай Исакович с тех пор не забывал никогда, даже во время своих продолжительных путешествий по бескрайним просторам России.
После окончания духовного училища Николай Исакович поступил в Могилевскую духовную семинарию. Владыка впоследствии с ужасом вспоминал годы «лютого», по его собственному выражению, семинарского обучения. Каждый день учащиеся ожидали учителей и начальство со страхом и трепетом. После утренней и вечерней молитв в присутствии всего училища пороли детей, наказанных за малейшие проступки, а иногда и без всякой вины. По крайней мере, так казалось самим детям. Розгами секли по рукам и за плохое чистописание.
Итак, училище, семинария… Для XIX века это был традиционный для выходцев из духовного сословия («поповичей») путь. Кроме того, именно в это время была проведена крупнейшая реформа духовного образования, результатом которой стало учреждение четырехступенчатой модели обучения, включавшей в себя церковно-приходские школы, духовные училища, семинарии и академии. Данная система, разработанная в 1808–1814 годах, предназначалась исключительно для детей духовенства, хотя, конечно, были и исключения. Духовные академии, которых было открыто всего четыре (Санкт-Петербургская – в 1809 году, Московская – в 1814-м, Киевская – в 1819-м, Казанская – в 1842-м), должны были быть не только высшими духовными учебными заведениями, но и научно-богословскими центрами и одновременно контролирующими учреждениями. Каждая из семинарий, согласно проведенной реформе, должна была входить в состав одного из четырех духовно-учебных округов во главе с одной из духовных академий. Могилевская семинария входила в округ именно столичной академии. Поэтому Николай Исакович, как лучший выпускник средней духовной школы, каковой являлась семинария, был направлен для продолжения обучения именно в столичную духовную академию.
Санкт-Петербургская духовная академия была открыта в 1809 году. Очень много для ее развития сделал третий по счету ректор – епископ Филарет (Дроздов) (впоследствии митрополит Московский), возглавлявший богословскую школу с 1812-го по 1819 год. В 1819 году владыку Филарета на посту ректора сменил один из его выдающихся учеников – архимандрит, а впоследствии митрополит Санкт-Петербургский Григорий (Постников). Этот архиерей вошел в историю как один из видных борцов со старообрядческим расколом и основатель трех церковных журналов – «Христианского чтения» (Санкт-Петербургская духовная академия), «Православного собеседника» (Казанская духовная академия) и «Духовной беседы» (Санкт-Петербургская духовная семинария). На период ректорства архимандрита Григория пришлось открытие и введение в эксплуатацию в 1819 году нового академического здания. Для наставников и студентов академии, теснившихся до этого времени на территории Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, это было чрезвычайно важное событие. Сохранились только самые теплые воспоминания о «Доме премудрости», который тогда был удален от столицы. Близлежащая же территория, обсаженная новыми деревьями, давала чистый и свежий воздух и создавала все необходимые условия для вполне комфортной (по студенческим, разумеется, меркам) жизни и занятий учащихся. Именно академический сад вызывал восторг у многих воспитанников: «Какое отрадное влияние и значение имел академический сад в жизни студентов! Он то же, что у древних греческих философов – сад перипатетиков! Он был отдыхом и развлечением, он же утешал мятущихся, взволнованных, укреплял в истинах и выводах философов, освежал мысли филологов, воодушевлял поэтов и эстетиков… И кто из студентов с приятным чувством не вспоминал о нем в жизни!..»[23] Вне всякого сомнения, вспоминал об этом саде и Николай Исакович, будучи уже архимандритом и ректором Ярославской духовной семинарии, о чем будет сказано ниже.
Итак, Николай Исакович в 1821 году поступил в столичную духовную академию, где обучался богословским и философским наукам, церковной и всеобщей словесности, церковной и гражданской истории. Ну и конечно языкам: еврейскому, греческому и французскому[24]. Примечательно, что в этом списке отсутствовал латинский язык! Видимо, Николай уже так хорошо его знал, что решил больше не тратить на него время.
Одним из лучших друзей по академии у Николая Исаковича был Яков Сергеевич Никольский, впоследствии митрополит Санкт-Петербургский Исидор. Удивительно, но его имя также мало известно современному читателю, и это несмотря на то, что его никак нельзя включить в число архиереев «второго ряда», ведь он служил при четырех императорах: в священном сане – 67 лет, в епископском – 58, в сане митрополита – 37. Санкт-Петербургскую кафедру владыка Исидор возглавлял 32 года (с 1860-го по 1892 год); присутствовал на коронации Александра II и короновал Александра III; имел все награды и в конце жизни был удостоен патриаршей чести (и это в синодальный-то период!) предношения перед ним при богослужении креста. В отличие от Николая Исаковича, который окончил академию только двадцать седьмым по счету, будущему столичному митрополиту удалось завершить вторым, благодаря чему он был оставлен при академии в качестве бакалавра по кафедре Священного Писания. Впоследствии архиепископ Нил переписывался с митрополитом Исидором.
Преподобный Нил Столобенский.
Окончил Николай Исакович академический курс в составе уже VI выпуска, двадцать седьмым, как уже было отмечено, по итоговому списку-рейтингу Всего же этот курс окончило 52 человека, то есть получается, что будущий архиерей практически возглавил вторую половину списка. Этот результат назвать выдающимся, конечно же, никак нельзя. В годы обучения Исакович опубликовал одну из своих научных работ, посвященных весьма специфической теме: «О бесноватых, упоминаемых в Евангелии»[25]. Данная работа продемонстрировала знакомство молодого церковного деятеля как с зарубежной, в первую очередь протестантской, литературой, так и со святоотеческим наследием. Публикация данной работы имела самое непосредственное отношение к сложившейся в стране церковно-политической обстановке. Как известно, к этому времени практически завершилась борьба так называемой «правой партии» против всесильного министра духовных дел и народного просвещения князя А. Н. Голицына и возглавляемого им Российского Библейского общества. Эта достаточно напряженная борьба представителей двух течений и общая нервозная обстановка позволили целому ряду архиереев (Стефану Волынскому, Лаврентию Черниговскому, Авраамию Ярославскому и др.) выступить против отдельных новшеств, по их мнению либеральных, в реформированных духовных академиях, тем более что академический устав был принят в 1808–1814 годах при А. Н. Голицыне, тогда еще обер-прокуроре Св. Синода. Мнение упомянутых архиереев поддержала и „тяжелая артиллерия“ в лице митрополитов Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского) и Киевского Евгения (Болховитинова). Ректор же Санкт-Петербургской академии уже епископ Григорий (Постников), отстаивавший интересы академического образования, чтобы продемонстрировать высокую научно-богословскую подготовку невских студентов, издал их работы в четырех томах. Впрочем, это не помешало Комиссии духовных училищ не присвоить ни одной магистерской степени ни одному выпускнику 1825 года. Согласно принятому на самом высшем уровне решению, выпускники академии могли быть удостоены степени магистра богословия только в том случае, если заслужат одобрение начальства за усердное исполнение всех возложенных на них послушаний и обязательств, а также за доброе поведение. Вот и получалось, что Николаю Исаковичу косвенным, конечно, образом пришлось столкнуться с деятельностью князя А. Н. Голицына. И это своеобразное столкновение было первым, но, как показала дальнейшая история, не последним.
«Зачем ломаешь крест Христов?», или Духовно-педагогическое служение архимандрита Нила в «царстве розги»
После окончания академии Николай Исакович 22 августа 1825 года принял монашеский постриг с именем Нил в честь преподобного Нила Столобенского. Ну а дальше начался традиционный карьерный путь ученого монаха синодального периода: преподавание, инспекторство, ректорство и, наконец, архиерейский сан. Не избежал этого пути, да и вряд ли пытался, и молодой монах Нил. 22 августа он был рукоположен в сан иеродиакона, 29 августа, то есть через неделю, – в иеромонаха.
5 сентября 1825 года новоиспеченный иеромонах назначается в Чернигов инспектором и учителем одной из старейших духовных семинарий и смотрителем тамошних духовных училищ. У человека стороннего такое назначение не вызовет никаких вопросов. Но если внимательно приглядеться, то история с этим назначением не будет уж такой простой. Дело в том, что Черниговский и Нежинский архиепископ Лаврентий (Бакшевский) был одним из тех архиереев, которые выступили против существовавшего в духовных академиях направления преподавания. Конечно, хочется предположить, что иеромонаха Нила отправили в Чернигов неслучайно. Возможно, именно там, под бдительным надзором и чутким архипастырским руководством, его хотели проверить на благонадежность. Хотя, и такое тоже вполне вероятно, данное назначение могло быть совершенной случайностью, и никакого умысла и «заговора» там не было и в помине.
Если все же это назначение должно было стать строгой проверкой, то иеромонах Нил прошел ее безупречно. Дело в том, что меньше чем через полтора года –18 января 1827 год а – владыка Лаврентий обратился в Синод с просьбой помочь разрешить ему вопрос о замещении «праздной», то есть вакантной, игуменской настоятельской должности в третьеклассном Георгиевском Козелецком монастыре. В качестве возможных кандидатов владыка предложил Синоду эконома Черниговского архиерейского дома некоего иеромонаха Антония и отца Нила. Примечательно, что первый был представителем как раз именно монастырского монашества (то есть принадлежал к числу «простецов»), так как, согласно послужному списку, наукам семинарским обучен не был. Но в данном случае он выделялся возрастом (ему было уже 65 лет) и богатым житейско-монашеским опытом. Отец Антоний принял постриг в 1779 году и с того времени подвизался в монастырях разных русских епархий. С 1810 года он даже служил священником на флоте и был отмечен морским командованием за проявленное мужество и отвагу при штурме одной из турецких крепостей. Наконец, в 1822 году он был определен экономом при Черниговском архиерейском доме[26].
Владыка Лаврентий, предложив две кандидатуры для замещения вакантного места, стал смиренно ожидать резолюции Св. Синода. Ответ из столицы был отправлен 16 марта 1827 года, и был он достаточно резким по тону. По содержанию же он сводился к тому, что архиерей на основании действующего законодательства должен был решить данный вопрос «по собственному своему рассмотрению», а беспокоить Синод не следовало. Получив такую отповедь, владыка незамедлительно назначил на вакантное место своего эконома – отца Антония. На вопрос же о том, для чего вообще Черниговский архиерей затеял всю эту переписку, напрашиваются несколько вариантов ответа. Первый, наиболее простой и очевидный, сводится к тому, что владыка банально не знал о своей компетенции в данном вопросе, поэтому и испрашивал начальствующего указания. В качестве второго варианта можно предположить, что владыка хотел поставить своего приближенного – иеромонаха Антония, но опасался, что данное назначение может вызвать нарекания в столице, где бы обратили внимание на то, что настоятельскую должность занимает неученый монах. Третий же вариант видится в том, что владыка Лаврентий хотел поставить настоятелем именно Нила, но не мог сделать этого без вмешательства центральной церковной власти по той простой причине, что Нил подчинялся Комиссии духовных училищ (учреждению при Св. Синоде, управлявшем всеми духовно-учебными заведениями в империи по учебной, воспитательной и хозяйственной частям с 1808-го по 1839 год), и поэтому даже правящий архиерей не мог распоряжаться в полной мере вроде бы подведомственными ему кадрами. Вот и намекал владыка Синоду, что Нил, «хотя и недавно еще в монашестве состоит, но труды его по семинарии в инспекторской и учительской должностях, также при честной жизни продолжаемые, заслуживают внимания и уважения»[27]. В конце концов, какой бы из вариантов не походил больше на правду, владыка решил свой вопрос, немного, правда, оскандалившись. В свою бытность в Черниговской семинарии Нил очень близко сдружился с Иосифом Самчевским, также выпускником Санкт-Петербургской духовной академии. Только Осип Акимович Самчевский, как его называет историк Невской академии A. C. Родосский[28], окончил академию на два года раньше, чем Нил, в 1823 году. Какое-то время он также преподавал в Черниговской духовной семинарии, после чего перешел в ведомство Министерства народного просвещения, в котором прослужил до 1853 года, а скончался в глубокой старости в 1887 году. За год до смерти, уже будучи совершенно лишенным зрения, он надиктовал свои интереснейшие, как оказалось, воспоминания за более чем полувековой период, опубликованные в «Киевской старине» за 1893 и 1894 годы[29]. В них-то Иосиф и сообщает читателю, что высоко оценивал способности своего товарища иеромонаха Нила, и рассказывает, насколько тот отлично знал все предметы академического курса, что позволяло ему на высоком уровне преподавать философию. Исполнение же инспекторской должности, по словам Самчевского, также было на высоте. Каких-то деталей именно из этой сферы Самчевский не вспоминает, да и что там вспоминать? Контроль за учащимися, требование строгого и точного исполнения всех правил и предписаний, наказание в том случае, если правила нарушались. Прозаическое исполнение далеко не поэтических обязанностей.
Однажды Самчевский спас своего товарища и выходил его после тяжелой болезни. Случилось так, что три дня отец Нил никуда не выходил из своего кабинета. Когда келейник отца Нила сообщил об этом Самчевскому, то последний тут же бросил все дела и направился к другу. Стал стучать в дверь, громко кричать и даже угрожать ее выломать, если Нил не выйдет. Последний еле живой смог подойти и отпереть дверь, явившись перед другом «с раскрасневшимся лицом и едва стоящим на ногах». Нил был в горячке. Пока шли за доктором, Самчевский поставил самовар и долго отпаивал болящего инспектора потогонными травами. Через несколько дней Нил поправился. Он был благодарен своему другу за участие и поделился сокровенными мыслями о том, что еще никогда так не чувствовал тяжести монашеского положения, как во время этой болезни.
Еще Нил рассказывал своему товарищу, как накануне своего пострига он ходил на исповедь к некоему духовнику-схимнику Не успел он тогда войти в келью к духовнику, как тот обозвал его дьяволом только за то, что он не прочитал перед дверью положенной молитвы. Едва одолел будущий молодой монах смущение, как вновь был назван дьяволом. На этот раз духовнику не понравилось, что выпускник академии креститься и кланяется одновременно: «Зачем ломаешь крест Христов? Ты должен сначала положить на себя крест, а потом уже сделать поклон». Что это было? Воспитательный прием или раздражение, сказать теперь уже невозможно, но будущий владыка на всю жизнь запомнил эту исповедь перед одним из важнейших событий в своей жизни.
Впоследствии владыка Нил и Самчевский находились в приятельской переписке. Из Иркутска владыка Нил присылал своему товарищу в подарок превосходный чай. Тот же благодарил преосвященного товарища французскими сахарными сушеными грушами из собственного сада. Фрукты были настолько хороши, что Нил угощал ими даже иркутского генерал-губернатора.
В Черниговской семинарии Нил ненадолго задержался. В 1827 году владыка Лаврентий дал молодому инспектору положительную характеристику, на основании которой последний в том же году 5 ноября был удостоен степени магистра богословия. Кроме того, возведение в степени сразу же позволило из смотрителя училищ, как он первоначально именовался, быть переименованным в ректора, из учителя семинарии – в профессора.
Пройдя, таким образом, довольно успешно административно-монашеский искус, иеромонах Нил в 1828 году идет на повышение и назначается 8 мая на должность инспектора Киевской духовной академии и бакалавра богословских наук. 24 декабря того же года Нил уже утвержден членом академической конференции (орган, который после реформы духовного образования в 1869 году именовался Советом) и цензурного комитета. В июле 1829 года иеромонах Нил был отправлен академическим правлением в качестве ревизора для обозрения Полтавской семинарии и Харьковского коллегиума с подведомственными им училищами. В ноябре того же года отец Нил производил некое следственное дело в Киевской академии[30]. Сейчас трудно сказать, что это было за дело, но то, что отец Нил обладал качествами следователя, станет видно из последующей его деятельности.
2 сентября 1830 года Комиссия духовных училищ приняла решение о назначении иеромонаха Нила ректором Ярославской духовной семинарии с возведением его в сан архимандрита. 6 сентября данное распоряжение было отправлено в Киевскую духовную академию, а 12 октября Нил был возведен в сан архимандрита. Но выехал на свое новое место служения новопоставленный ректор только 30 ноября[31].
Ярославская духовная семинария.
Данное назначение стало следствием следующих кадровых перестановок. Ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии архимандрит Нафанаил (Павловский) был избран епископом с оставлением ректорской должности. На его место был назначен ректор Ярославской семинарии архимандрит Макарий (Зимин), который в свою очередь оставлял после себя вакантное место. И именно на ректорскую должность в Ярославль из Киева был переведен иеромонах Нил. Что касается должности инспектора в Киеве, то туда был отправлен иеромонах Иеремия (Соловьев) из Санкт-Петербурга. Такой вот эффект своеобразного духовно-учебно-архиерейского домино возникал практически в каждом случае, когда какого-нибудь ученого архимандрита избирали на архиерейскую кафедру. Порой для читателя подобного рода перечисления являются всего лишь досадным отвлечением или же капризом автора, но ведь за каждым именем стоит чья-то судьба. Так, например, жизнь и наследие упоминаемого здесь архимандрита, а впоследствии и епископа Иеремии (Соловьева) (1799–1884) также еще ждет своего исследователя. После многолетних архипастырских трудов владыка Иеремия удалился в один из монастырей и в 1860 году принял схиму (с именем Иоанн), что было большой редкостью. Занимался он и литературной деятельностью. Один из его почитателей в начале XX века даже назвал владыку Иеремию отцом «современного монашества»[32].
В Ярославле архимндриту Нилу суждено было управлять семинарией целых пять лет. О деятельности о. Нила на ректорском посту и о состоянии Ярославской духовной семинарии сохранилась кое-какая информация в материалах ревизии, которую в 1834 году осуществил инспектор Московской духовной академии иеромонах Филарет (Гумилевский).
Говоря о ректоре семинарии, ревизор в соответствующем разделе, посвященном замечаниям «о способностях, прилежании и достоинстве членов семинарского правления и вообще всех учащих в Ярославской семинарии», дал ему следующую, надо сказать весьма лестную, характеристику: «Отлично усерден и деятелен как по должности профессорской, так и ректорской, имеет и хорошую способность к наставнической должности; вполне стоит награды за добрую деятельность свою»[33].
Что касается догматического богословия – предмета, который в духовных школах первой половины XIX века был «обречен» читать именно ректор учебного заведения, то ревизор отметил, что в рамках данной дисциплины были прочитаны разделы о религии, об источниках христианской религии, а также изложено учение о Боге, о сотворении мира, об ангелах, о первоначальном состоянии и истории падения рода человеческого, пророчества о Мессии, учение о Христе, цель пришествия Христова, о вере, благодати, таинствах и, наконец, о воскресении мертвых и жизни вечной. Данные разделы были написаны частью самим ректором, частью взяты из лекций Петербургской академии. Нравственное учение предлагалось по книгам протоиерея Иоакима Кочетова. Ученики на испытаниях, как отмечал ревизор, не только лучшие, но и самые последние пересказывали лекции вполне успешно. Было отмечено, что учащиеся, благодаря своему преподавателю, не только и не столько зазубривали учебные материалы, но учились – и небезуспешно – свободно рассуждать и отвечать на разные вопросы.
Ректор внимательно наблюдал за успехами учащихся и по другим дисциплинам. Внимание к учебному процессу архимандрита Нила доходило до того, что он сам пересматривал многие сочинения учеников, делал поправки и замечания о достоинстве работ.
Особо внимательным архимандрит Нил проявил себя в «экономической части» по управлению семинарией. Ревизор не без видимого удовольствия отмечал в своем рапорте о достигнутых результатах. Так, семинарские суммы, согласно уставу, хранились в архиерейской ризнице и проверялись ежемесячно. Расход и приход контролировались весьма строго в соответствующих журналах. Из журнала за 13 января 1828 года, то есть еще при предшественнике архимандрита Нила, видно, что в казнохранилище тогда вообще ничего не было. При проверке же в июле 1834 года в казнохранилище оказалось наличными 4688 руб. 44 % коп. и в билетах 19 587 руб. 50 коп. И это несмотря на то, что на покупку новых училищных домов из семинарских сумм было израсходовано более 7000 руб.
Естественно, возникает вопрос, за счет чего архимандриту Нилу удавалось экономить выдаваемые из казны средства на содержание школы. В ревизорском отчете ответ отчасти содержится. Например, в 1832 году при семинарской больнице была устроена собственная «домашняя» аптека, для которой медикаменты частью закупались, частью готовились провизором. Выгода от аптеки была весьма значительная. Так, расходы на больницу в 1827 году составили 1500 руб.; в 1828-м – 1000 руб., а в 1829 и 1830 годах –1200 руб.; а после открытия аптеки в 1832 году – всего лишь 86 руб., в 1833 году – 211 руб., а в 1834 году (по май месяц включительно) – 54 руб. За исправной деятельностью и аптеки, и больницы строго следил сам ректор. Кстати, он же развел перед больницей ботанический садик! Кто знает, может быть, это было следствием воспоминаний о парке рядом с родной ему академией.
Экономил архимандрит Нил и на шитье сапог для семинаристов. Раньше данное дело отдавали на подряд. Так, по подряду в 1829–1831 годах за одну пару сапог семинария платила в среднем 10 руб. 76 коп. Отец Нил нанял для семинарии постоянного сапожника, и стоимость за одну пару теперь составляла всего лишь 6 руб. 35 коп. А ежегодная экономия составляла 700 руб.[34]
Впоследствии, уже будучи архиепископом Ярославским, Нил заботился о дальнейшем развитии вверенных ему духовных школ. Так, ректор Ярославской духовной семинарии Н. Тихвинский, признавая большой педагогический талант Нила, вспоминал в 1874 году, что владыка не только давал учителям свободу и простор для обсуждения разных педагогических и других вопросов, но и даже требовал с их стороны полной самостоятельности, желал и любил, чтобы каждый – учебный ли, воспитательный, хозяйственный – вопрос приучал их к самостоятельному труду[35]. Он выступал против жестоких нравов, царивших в те годы в духовных заведениях, стремился вывести из духовных училищ слишком суровое обращение с детьми и «царство розги».
В январе 1835 года архимандрит Нил был вызван в столицу на чреду священнослужения и проповеди слова Божия[36] (своего рода смотрины и проверка провинциальных архимандритов на профпригодность). И в том же году, то есть спустя десять лет после окончания академии, Нилу суждено было стать архиереем. Начать же свой архиерейский путь пришлось с Вятки. Вряд ли тогда кто-нибудь из сослуживцев отца Нила мог предположить, что пройдет меньше двадцати лет и Нил вернется в Ярославль навсегда, но уже в сане архиепископа.