Завод В. И. бутовича
О заводе моего брата Владимира Ивановича я скажу всего несколько слов, так как его коннозаводская деятельность не заслуживает особого внимания. Года за три до смерти отец выделил брату его часть имения и состояния. Он получил хутор Родимое, в котором было около 3 тысяч десятин земли и который входил составной частью в большое елисаветградское имение отца, носившее название Бежбайраки. Родимое было передано брату со всей живностью и инвентарем. Рысистый завод отца к тому времени был уже значительно сокращен, вернее, сократился сам собой из-за падежей и непорядков, тогда в нем царивших, но отец все же дал брату десять рысистых кобыл. Завод брата просуществовал не более семи-восьми лет.
Решительно нет никакого интереса сообщать имена этих десяти кобыл. Следует лишь сказать, что производителем для своего завода брат купил первоначально серого жеребца Мраморного, а затем каракового жеребца Кота. Кот был куплен в Санкт-Петербурге на бегах и имел рекорд 5.16,1. Он происходил из завода Смольянинова и был сыном знаменитого мосоловского Кролика. Дети этого Кролика выиграли свыше 84 тысяч рублей, а его дочь-рекордистка Крылатая 4.42,2 оказалась по своей заводской деятельности подлинной жемчужиной для завода Шубинского. Напомню, что серый жеребец Проворный тоже был сыном Кролика и в свое время успешно подвизался на ипподромах. Поступив производителем в завод братьев Емельяновых, он дал там хороших и резвых детей, и одно время мне принадлежала его дочь – серая кобыла Крошка 2.23,3. Несмотря на высокое происхождение и недурную для того времени резвость, Кот был совершенно посредственной лошадью: узкогрудый, плоский и даже бестипный.
Насколько Кот был нехорош, настолько Мраморный был прямо-таки великолепен по себе. Об этой лошади надлежит сказать несколько слов. Мраморный – серый жеребец завода И. К. Дарагана. Брат купил его случайно на ярмарке в Елисаветграде, совершенно изломанным, в ужасном виде. Лошади тогда уже было лет шесть-семь, и она, видимо, прошла не одни варварские руки. Брат ее подлечил, привел в порядок. Это была крупная, приятная и чрезвычайно дельная лошадь, к тому же костистая и достаточно породная. Это был рысак настоящего, хорошего типа, вполне в духе прежних тулиновских лошадей. Он был весьма интересного происхождения – сын известного тулиновского Машистого и голицынской Твердыни.
Крылатая 4.44,2 (Кролик – Львица), р. 1891 г., зав. К. Н. Обидиной
В то время, когда Мраморный был у брата, в завод приехал Шишкин. Посмотрел лошадь, она ему понравилась, и он попросил показать ее в манеже, после чего тут же и купил за 800 рублей. Мраморного, конечно, не следовало продавать, но у брата не было ничего заветного… Шишкин сумел угадать в Мраморном очень резвую лошадь и, подготовив его, пустил на бега, где Мраморный бежал очень хорошо, показав резвость 2.22,3, что было превосходно для уже немолодой и столь побитой лошади. Впоследствии Шишкин покрывал Мраморным своих кобыл. От Шишкина Мраморный попал в завод Боборыкина, где и кончил свои дни.
Брат в своем заводе не произвел ничего мало-мальски путного, а потому я закончу на этом историю его карьеры коннозаводчика.
Деятельность В. И. Бутовича как спортсмена может оцениваться более положительно. Свою призовую конюшню, которая пополнялась в основном рысаками моего завода, брат основал в 1908 году. Охотился он исключительно на юге России и держал конюшню в продолжение нескольких лет. Наездником у него был известный А. Е. Петров, долгое время служивший у Л. А. Руссо и от него перешедший к брату. Когда брат ликвидировал свою конюшню, Петров поступил к великому князю Петру Николаевичу. В течение ряда лет брат был монополистом на ипподромах Одессы и Киева, и в его цветах начали свою призовую карьеру такие лошади моего завода, как Кот, Кронпринц, Лакей, Фудутун, Низам, Безнадёжная-Ласка. Конюшня у брата была поставлена образцово, денег на это дело он не жалел – в то время он всецело отдавался интересам призовой охоты. Как спортсмен брат снискал себе в охотничьих кругах юга общее уважение и любовь.
Во время одной поездки к брату я познакомился с заводом Нейберга, которому не посвящаю отдельного очерка лишь потому, что этот завод не производил чисто рысистых лошадей, а был создан из местного материала путем прилития рысистой крови только через жеребцов-производителей. Вообще говоря, я полукровных заводов не описываю и делаю исключение для завода Нейберга лишь потому, что хочу рассказать, как в него случайно попал поистине знаменитый жеребец завода А. Б. Казакова. Этот жеребец один, благодаря своей из ряда вон выходящей препотенции, создал славу заводу Нейберга.
Из Касперовки в Бежбайраки мы обыкновенно ездили на лошадях. Расстояние между этими двумя имениями было 100 верст, и ездили мы всегда с подставой. Касперовская четверня, пройдя 50 верст, у знакомого колониста отпрягалась, отдыхала и затем возвращалась домой, а в экипаж закладывалась новая четверня, присланная из Бежбайраков. С отдыхом на подставе у немца-колониста, где подавался нам обед, этот путь мы легко делали за восемь часов.
Однажды, приехав на подставу, я с удовольствием отправился отдохнуть в чистый домик колониста, где почтенных размеров хозяйка уже хлопотала у стола и где было уютно, свежо и прохладно. Отдохнув и поблагодарив любезных хозяев, я вышел из дома и был удивлен, увидев у подъезда новую четверню великолепных вороных лошадей, рослых, сухих, породных и типичных, каких ранее никогда не было у брата. «Что это за лошади?» – спросил я кучера. Тот мне объяснил, что это новая четверка, купленная у Нейберга по 225 рублей за голову. Я обошел лошадей и не мог ими налюбоваться: четверка была удивительно хороша, а лошади так однотипны, будто все были сделаны по одному образцу. «Первый раз слышу о таком заводе», – сказал я хозяину. Он покачал головой и заметил, что лучших лошадей, чем у Нейберга, нигде нет. Приехав к брату, я сейчас же стал расспрашивать про этот завод. И вот что я узнал.
Верстах в пятидесяти от Бежбайраков жил богатый колонист по фамилии Нейберг, еще отец его завел завод. Брат мне рассказал, что лошади Нейберга очень хороши по себе, что он там недавно был и что родоначальником завода считают какого-то знаменитого жеребца по имени Полкан 7-й, но что аттестат его утерян. Все это меня крайне заинтересовало, в особенности после того, как за вечерним чаем брат сообщил, что у Нейберга купить лошадей почти невозможно: все немцы, а их в Херсонской губернии очень много, берут его лошадей нарасхват, поэтому он никогда не водит своих лошадей на ярмарки и не продает их барышникам-ливрантам. «По себе это замечательные лошади, и лучших трудно сыскать, – добавил брат. – Странно, что ты ничего не слышал об этом заводе от немцев-колонистов, ведь они ценят этих лошадей на вес золота, а немцы понимают толк в хороших лошадях». Все это вместе взятое, да еще имя какого-то легендарного Полкана 7-го, так меня заинтересовало, что я решил ехать к Нейбергу, дабы лично осмотреть этот завод и узнать, в чем там дело. Брат решил отправиться вместе со мной, и дня через три мы собрались.
Нейберг принял нас любезно и повел в конюшню показать своих лошадей. Конюшни, длинные, глинобитные, чисто выбеленные, были просты, но выглядели приятно. Вывели жеребца. По моде немцев-колонистов он был раскормлен свыше всякой меры, но так хорош по себе, что я им залюбовался. Лошадь была крупная, дельная, очень сухая, ребристая, с великолепной спиной и удивительно породная. Глаз, оскал, шея – все это прямо просилось на картину. Словом, выставочный экземпляр и настоящий орловский рысак! «Как зовут жеребца?» – спросил я хозяина. «Полкан 9-й, – последовал ответ. – Это внук знаменитого Полкана 7-го, который создал наш завод». Впрямь становилось интересно, что это здесь, в херсонской глуши, за династия Полканов. Я решил смотреть лошадей дальше, а потом ознакомиться с их породой. Два брата Полкана 9-го оказались столь же хороши, но несколько легче. Ставочные жеребцы выглядели один лучше другого, и все в типе отца и двух его братьев. Это были дельные, правильные и превосходные рысистые лошади. Воспитание они получили верховое и трех лет осенью распродавались в разные руки по записи, так был велик спрос на них. Ни о какой тренировке и заездке, конечно, не было и речи.
Посмотрев всех лошадей, мы поехали по табунам. Матки, двухлетки и годовики были так же хороши, как и только что виденные лошади, и совершенно однотипны. Масти они были исключительно вороной и вороно-пегой. Лошади произвели на меня очень большое впечатление, и, вернувшись в имение, я просил Нейберга рассказать историю завода и показать книги. Вот что я услышал.
«Мой отец очень любил лошадей и в середине шестидесятых годов случайно купил в Одессе знаменитого по бегам вороного жеребца Полкана 7-го. Он его купил у Бернадского. Но в силу каких-то недоразумений отец не получил на жеребца аттестата. Этот Полкан 7-й был замечательной лошадью и создал отцу завод. Кобылы у отца были простые и полукровные, но от них Полкан 7-й давал таких замечательных детей, что в какие-нибудь десять лет лошади отца прославились во всей округе. За них стали платить хорошие деньги, и отец, увидев, что дело это выгодное, увеличил количество кобыл в своем хозяйстве. Так мало-помалу создался наш завод – теперь я могу уже назвать его заводом, поскольку у меня нет ни одной лошади без крови Полкана 7-го. Он жил до 30 лет и дал массу жеребят. У всех моих соседей – Шульца, Фейна, Рота, Ёнера – есть потомки Полкана 7-го, и хозяева не нахвалятся. Теперь нет колонии, где бы не было жеребца моего завода и вообще моих лошадей».
Выслушав хозяина, я ему возразил, что никогда не было знаменитого призового рысака по имени Полкан 7-й, а также призового охотника по фамилии Бернадский. Не сомневаясь в том, что Полкан 7-й был замечательной лошадью, так как мы только что видели его потомство, я утверждал, что он все же не был призовым рысаком. Нейберг стоял на своем. Владимир, улыбнувшись, сказал ему: «Вы не спорьте с братом, он известный знаток генеалогии и знает породу всех лошадей. Если он что говорит, значит это так!» На этом наш разговор тогда закончился, и я просил показать мне заводские книги.
Книги велись аккуратно. Родоначальницами завода были кобылы неизвестного происхождения, и среди них одна вороно-пегая, по-видимому замечательная, так как все ее дочери были оставлены в заводе. От этой кобылы и произошли все пегие лошади Нейберга. Их было много, и Нейберг мне пояснил, что отец его любил лошадей этой масти, да и покупатели брали их весьма охотно. Позднее – вероятно, после хороших продаж полукровных детей Полкана 7-го – были куплены три рысистые кобылы, и за все время существования завода только дважды были взяты посторонние рысистые жеребцы из Елисаветградской конюшни. Завод велся в самом тесном родственном скрещивании, имя Полкана 7-го везде повторялось. Я не мог не обратить внимания на этот факт и спросил Нейберга, почему они прибегают к родственному скрещиванию. «Так вел дело папаша, так его веду и я, – последовал ответ. – Результаты очень хорошие, и у нас всегда покупали лошадей, а не аттестаты».
Заводская книга велась на немецком языке, и брат, который свободно читал и говорил по-немецки, переводил мне. Задав еще несколько вопросов Нейбергу и еще раз посмотрев на выводке Полкана 9-го, мы простились с хозяином и отправились домой.
По дороге я только и говорил, что о заводе Нейберга. Лошади его мне очень понравились, и я ломал голову над тем, что за лошадь Полкан 7-й. Его происхождение меня чрезвычайно заинтересовало, я решил, что он недаром носил свое имя и, вероятно, происходил либо от самого Полкана 6-го, либо от одного из его сыновей. Кузнецов, купивший завод Казакова, имел свой завод в Харьковской губернии, и многие его лучшие лошади разошлись по заводам юга России. Скорее всего, это была кузнецовская лошадь. Так я подумал и на этом успокоился.
Вернувшись в Касперовку, я в заводских книгах Полкана 7-го найти не смог и решил, что происхождение его навсегда останется неизвестным. С. Г. Карузо по моей просьбе также предпринял изыскания по заводским книгам, но результатов не добился. Сам факт, что какой-то замечательный по себе рысистый жеребец по имени Полкан 7-й дал целый завод, да еще при таких неблагоприятных условиях, и прославил этот завод на целый громадный район, был настолько знаменателен и интересен, что я о нем рассказывал многим.
В том же году в Дубровке, во время знаменитого аукциона, куда съезжалось столько любителей, знатоков, коннозаводчиков, ремонтеров и барышников, я рассказал о Полкане 7-м и заводе Нейберга. Присутствовавшие на аукционе колонисты его, конечно, знали, были в восторге от моих слов и устроили мне овацию, а некоторые ремонтеры и старые барышники поддержали меня вполне, дав самые лестные отзывы о лошадях Нейберга, – они их тоже знали и ценили. Во время нашей беседы выводка и продажа шли своим чередом. Аукционист выкрикнул имя лошади и прочитал ее происхождение, как сейчас помню, необыкновенно фешенебельное. Мы все невольно обернулись, чтобы посмотреть на лошадь: это был козел, сухой, поджарый и бесспинный. Старик Хмара, полтавский барышник, показал на него пальцем и, не стесняясь, довольно громко сказал: «В породе десять Императорских призов, а лошади три копейки цена!» Мы улыбнулись и разошлись.
Ровно через десять лет после того, как я посетил завод Нейберга, мне удалось разыскать происхождение Полкана 7-го. Он действительно был призовой рысак, бежал и выигрывал, родился в заводе А. Б. Казакова от Полкана 6-го и Милой и принадлежал в 1861 году Н. Ф. Бернадскому. Таким образом, хотя не вполне (Полкан 7-й не был знаменитым призовым рысаком), Нейберг оказался прав. Его отец, добросовестный немец, верно удержал в памяти имя лошади, имя ее владельца и то, что она бежала и выигрывала. По этим данным я точно установил происхождение Полкана 7-го и на радостях дал телеграмму брату, прося его сообщить обо всем Нейбергу.
В свое время лошади Нейберга произвели на меня такое сильное впечатление, что я решил купить у него для своего завода пегого жеребца с закрепленным именем Полкана 7-го. Я написал об этом брату, и Нейберг охотно уступил мне великолепного пятивершкового вороного жеребца Холстомера, сына Полкана 10-го. Этот Холстомер и пришел из Херсонской губернии в Прилепы. Долгое время он был производителем в моем пегом заводе, а за тем я его подарил своему другу Лодыженскому. Холстомер во всех отношениях был замечательной лошадью, по типу вполне рысистой. Я очень дорожил им, и он дал много ценного не только мне, но и по всей нашей округе.
Расскажу теперь, как мне удалось разыскать происхождение Полкана 7-го. Ни в одной заводской книге Полкан 7-й не был записан, но мне удалось разыскать эту лошадь в Рысистом календаре за 1861 год, где на странице сто девяносто четвертой значится: «Полкан 7-й, вор. жер. Н. Ф. Бернадскаго, зав. А. Б. Казакова, от Полкана и Милой». Полкан 7-й родился в 1857 году у А. Б. Казакова, еще до продажи этого завода Кузнецову. Жеребец бежал только один год, четырех лет, и выиграл шесть призов на сумму 810 рублей. Впервые он появился в Екатеринославле 2 июля 1861 года и выиграл приз у кобылы князя Трубецкого, оставив за флагом Бойца завода Шидловского. Затем он бежал в Полтаве 15 июля и выиграл у той же кобылы Трубецкого и серого Щёголя г-на Мызко. Там же 18 июля в розыгрыше Большого приза государственного коннозаводства он опять победил и получил два приза. В Харькове 19 августа Полкан 7-й снова пришел первым, оставив за флагом, между прочим, известную кобылу Л. И. Сенявина Овечку. Через два дня он вновь выиграл, показав свои лучшие секунды на три версты – 5.57, и этим бегом закончил свою призовую карьеру. Итак, Полкан 7-й выступил пять раз, пять раз пришел первым, а один раз получил еще и второй приз. И ни разу не был побит! Принимая во внимание его четырехлетний возраст и то, что он бежал первый год, такую призовую карьеру можно признать блестящей, а показанную им резвость – очень хорошей.
Лет через десять после того, как я познакомился с Нейбергом, у меня купил несколько лошадей некто Бернадский, управляющий заводом Сухомлинова, херсонского губернского предводителя дворянства. Бернадский рассказал мне, что его дядя, Н. Ф. Бернадский, был богатейшим человеком и имел в Одессе замечательных выездных лошадей. Отсюда я сделал вывод, что Бернадский, убедившись в высоких качествах Полкана 7-го, не стал его больше пускать на бега и взял в городскую езду. Я склонен думать, что Полкан 7-й был одним из лучших сыновей Полкана 6-го и именно поэтому ему дали имя отца. Известно, что по хреновской традиции, которой, весьма возможно, придерживались и у Казакова, номер к имени лошади давали только жеребцам, предназначавшимся в завод продолжать линию отца. Многие южане, обладая очень большими средствами, покупали лучших лошадей для городской езды, и в этом отношении Одесса, в то время столица юга, своими выездами напоминала Москву. Об этом мне говорили Якунин и другие охотники. Художник и коннозаводчик А. Д. Чиркин, по словам Х. В. Куприянова, вызывался даже писать этих одесских лошадей и однажды получил от грека-миллионера заказ написать десять портретов лучших орловских рысаков, что и исполнил. Где находится эта коллекция, мне, к сожалению, неизвестно, хотя я ее в Одессе и разыскивал. Мы видим, какие охотники были среди тогдашних одесситов, и потому совсем не удивительно, что Бернадский не пожалел денег и купил лучшего четырехлетка в заводе Казакова. Это тем более вероятно, что покупка состоялась в 1861 го ду, а в 1863-м Казаков продал свой исторический завод. Весьма возможно, что в 1861 году мысль о продаже завода у него уже созрела и потому Полкан 7-й не был ему нужен в качестве будущего производителя. Все это приводит к мысли, что Полкан 7-й был замечательной лошадью, одним из лучших сыновей великого Полкана 6-го, и нельзя не пожалеть, что в свое время он не попал в первоклассный рысистый завод.
Скажу теперь несколько слов о происхождении Полкана 7-го. Его отец – Полкан 6-й, и этим все сказано! Его мать – Милая, дочь Сокола, сына Полкана 3-го, и Дунайки, родной внучки знаменитой Весны, матери Чистяка 3-го. Однако есть еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание: это закрепление в родословной Полкана 7-го имени Полкана 3-го по следующей формуле:
Несомненно, это закрепление сыграло немалую роль и усилило в самом Полкане 7-м все положительные качества его великого пращура Полкана 3-го.
Итак, я рассказал здесь все, что знал о Полкане 7-м. Я столь по дробно остановился на деятельности жеребца, всю жизнь проработавшего в полукровном заводе, так как считаю, что создание целого завода одной лошадью, как это было с Полканом 7-м, заслуживает величайшего внимания. Полкан 7-й не только создал отдельный завод, он сделал больше: он создал целый, и притом весьма обширный, район и был жеребцом совершенно исключительной препотенции. Имена таких лошадей не могут и не должны забываться, ибо они принадлежат истории.