VI
Николай рядом со своим единственным другом Рябцевым, оба смотрят вперед. Удивительно, ни на одной фотографии Коля не похож на самого себя. «Он не хотел раскрываться даже объективу, – подумала Елена. – Какой он тут молодой, почти мальчик, а взгляд как у старика…»
***
Николай Суворов встретился возле кофейни с Олегом Рябцевым. После школьных лет, когда они дня не могли прожить не повидавшись, и совместной учебы в институте работа разнесла их по разным кафедрам, и теперь они встречались от случая к случаю.
Прозвенел звонок, и студенты потянулись в аудитории. Николай и Олег зашли в кофейню. Две дамы с кафедры математики, оттопырив мизинчики, пили кофе с пирожными эклер и конфетами«Белочка». Николай и Олег взяли по чашечке двойного кофе безо всего и расположились за угловым столиком. Дамы, игнорируя молодых людей, рассматривали друг у друга колготки. Они поглаживали их, защипывали на коленках и бедрах, тянули, проверяя упругость и эластичность ткани. Николай поймал себя на том, что ему было неприятно наблюдать за этим, хотя он и не мог отвести взгляд. Дамы, заметив интерес молодых людей (Олег даже подмигнул одной), и бровью не повели. Допили свой кофе, мелко, как белочки, откусывая твердые конфетки, и гордо прошли мимо них. Им было под сорок. Пик педмастерства. Независимый от чужих мнений возраст.
– Возраст наливных бедер, – заметил Рябцев. – Стихи не пишешь? Есть слово лучше, чем вёдро. Бёдро, запомни.
Складывалось явно ошибочное представление, что эластичность импортных колготок для дамочек была интереснее эластичности мужских взглядов соотечественников. Но дамы всей своей поступью настаивали на этом! «Женщины не могут без того, чтобы не уязвить мужчин», – вспомнил Николай о матери. «Вот почему и неприятно», – подумал Суворов.
– Женщина в колготках – змея, – заметил Олег. – Никакой романтики. Чулки совсем другое дело. У чулок есть одна особенность, которой нет у колготок.
– Какая же? – спросил Николай.
– Чулки имеют особенность заканчиваться, в отличие от колготок. Какой смысл гладить женскую ногу в колготках? Женскую ногу гладить имеет смысл только в чулке. Поскольку в этой процедуре главное, когда заканчивается чулок и начинается кожа.
– Да ты гурман. Еще по одной? – Николай взял две чашечки кофе.
– На днях еду в автобусе, дело вечером, – продолжил тему Рябцев, – а сам под этим делом, плохо соображаю. Народу мало. Погода мерзкая. На последнем сиденье, где кресла друг к другу повернуты, сидит одинокая женщина. Представляешь, одна. И такая она неприкаянная! Я взглянул на нее, и меня как током ударило. Чистой воды Достоевский! Мне безумно жаль одиноких женщин. Хочется утешить. Сел напротив нее и сам не понял, как моя рука на ее ноге оказалась. Рукой веду, а она не реагирует. Только глядит на меня. И я сам как завороженный. Представляешь?
– Старушка, наверное?
– Да нет, лет тридцать, от силы тридцать пять.
– Значит, рефлекс выпал. Ну и чем кончилось?
– Да идиот я. Взял и зачем-то на своей остановке вышел, а она дальше поехала.
– Нехорошо ты поступил. Обидел женщину.
– Сам знаю, что нехорошо. Пить надо меньше. Опомнился, когда вышел. Вышел, а она мимо меня в окне проплывает. Как Неизвестная, та самая…И так она мне запала, что вчера весь вечер ездил по тому маршруту. Бесполезно!
Поговорив еще пару минут, они расстались.
Суворову от рассказа Рябцева стало нехорошо на душе. В тот момент, когда Олег произнес: «И так она мне запала, что вчера весь вечер ездил по тому маршруту», Николай будто сам пережил чувства Рябцева. И хотя это было, понятно, низкое чувство, оно неожиданно обрело в глазах Николая такую высоту, которой он за своими чувствами к женщине и не знал. Что толку в долгих ухаживаниях, если потом всё так пресно? Это во мне выдержка матушки. Вот кто может ждать хоть всю жизнь, а своего добьется. Так что же, вся острота только в этом ожидании?
Женщин Суворов чуждался, хотя и тянулся к ним. Странное раздвоение чувствовал он наедине с женщиной. Каждая женщина была для него продолжением его матери.
Он представил себя на месте Рябцева. Поступил бы он так же, как Рябцев? То есть подсел к женщине, стал гладить ей колени, а потом? Также выскочил на своей остановке? Или поехал вместе с ней? В этой случайной встрече пьяного мужчины и одинокой женщины в вечернем автобусе… его руке на ее ноге – там наверняка был чулок… тепле, передаваемом друг другу при этом… единении настороженных глаз… несуразности бегства и обреченности поиска на другой день – было столько поэзии, что Николаю захотелось от хандры то ли выпить, то ли пойти в зоопарк, где одни звери, и все чувства их звериные.
***
Поздно вечером Суворов автобусом возвращался из библиотеки домой. Он стоял на задней площадке и жадно всматривался в женщин, находящихся в автобусе. Их было на удивление мало. Ему казалось, что только здесь и только так, как Рябцев, он сможет найти свою половину. Себя он чувствовал почти пьяным от одних только мыслей. На Линейной в автобус зашла молодая женщина и уселась на заднем сиденье у окна. «Как Неизвестная, та самая…» Усаживаясь, она скользнула по нему взглядом. Николай физически ощутил, как ее взгляд зацепил его. Он, не колеблясь, сел рядом с ней. Сел и понял, что ни за что не положит свою руку ей на ногу.
– Увы, не дано, – пробормотал он.
– Что? – спросила женщина. У нее был голос с колокольчиками. Словно кто тронул веточку с серебряными колокольчиками. Колокольчики дрожали и наполняли воздух мелодичным звоном.
– Увы, нам не дано предугадать, где обрести, где потерять.
– Вы правы, – неожиданно разговорилась женщина. – Я сейчас показывала вышивку одним, – она махнула рукой в окно, – подрабатываю, стипендии не хватает. Так надули меня, – неожиданно рассмеялась она, да так задорно, что и Николаю стало смешно.
– А я вам хотел руку на колено положить, – сказал он и тут же пожалел, что не положил.
– Так положили бы! – воскликнула она. – Чего ж не положили, раз хотели? Испугались, наверное, что по морде дам?
– Не знаю.
– Испугались. Или не сильно хотели. А вот и моя остановка.
– Это и моя, – Николай вышел первым и подал девушке руку.
Та обронила: «О», передав этим«О» и то, что она оценила это, и то, что ей не так уж часто приходится это оценивать, и спрыгнула с подножки.
– Вы тоже тут живете или приударяете за мной? – спросила она, не отнимая руки.
– Живу и приударяю, – ответил Суворов, удивляясь собственному волнению. – Похолодало, что ли?
– Мой дом вон, на той стороне, пятиэтажка, – она махнула левой рукой в сторону мясокомбината.
– А мой этот, – указал Николай на свой дом. – Вон окна на шестом этаже.
Он посмотрел на их сцепленные ладони.
– Почему вы так волнуете меня? – спросил он.
– Наверное, потому, что сама волнуюсь, – засмеялась девушка. – Что будем делать?
– Я бы хотел еще побыть с вами. Пойдемте ко мне.
– Вы один?
– Нет, родители дома.
– А у меня никого. Я там комнату снимаю. Десяти нет? На полчасика, чай попьем, с хворостом. Любите хворост? Меня звать Елена. А вас? А то хозяйка любопытная.
– Николай, – ответил он разом на все вопросы Елены.
Хозяйка открыла дверь и тут же ушла к телевизору, ничего не спросив.
– Располагайтесь, Николай. Я поставлю чайник.
Суворов огляделся. В комнате было чисто и провинциально. И каждой клеточкой тела чувствовался бетон стен. Везде, где было можно, лежали салфетки с кружевами, несколько горшочков с цветами были погружены в вязаные кашпо. Шкаф был забит книгами. Николай открыл створки и стал смотреть книги.
– Собираете?
– Да, увлекаюсь, – призналась Елена. – Покупаю, меняю, вон те на талоны. В Молдавии была, несколько посылок отправила. Из Казахстана.
– Приличная подборка, – одобрил Суворов. – И поэзия, смотрите, практически всё, что есть доброго.
– Ну это вы преувеличиваете. Чего тут, один шкаф. У моих знакомых вся квартира в стеллажах, а у других вообще книги штабелями от пола до потолка.
– Зачем? – спросил Николай. – Какой прок от этого? Книги читают, а не штабелируют.
– Было бы чего читать. Давайте пить чай.
– Это хворост? – спросил Николай, хрустя тающими во рту лентами Мёбиуса. – У, вкусно. Медовый? Ни разу не пробовал.
Через полчаса Николай засобирался домой. Он хотел было позвонить матери, но ему почему-то стало неудобно посвящать еще кого-то в семейные разговоры.
– Ты меня не познакомила с молодым человеком, – оторвалась хозяйка от телевизора. – Сразу видно, порядочный молодой человек.
– Благодарю вас, – сказал Суворов. – У вас замечательная квартира. Очень уютная.
– А знаете, Николай, я вас тоже хочу проводить, – предложила Елена.
Они вышли из подъезда. Елена взяла Николая под руку, и они пересекли сначала улицу, потом проспект, подошли к подъезду Суворова, постояли около него, развернулись и пошли обратно к дому Елены. Постояли возле ее дома и еще раз проделали тот же самый маршрут. Они не замечали ничего вокруг, будто встретились после долгой разлуки. Их словно прорвало, и они рассказывали друг другу о себе всё, не заметив, как перешли на «ты». Пошел первый час ночи. Стало прохладно, но они не замечали и ночной свежести.
– Ну что ж, Лена, до свидания, – сказал наконец возле ее подъезда Николай. – Завтра обязательно позвоню.
Лена зашла в подъезд. Николай развернулся, чтобы идти домой, и в этот момент из подъезда раздался громкий крик. Суворов влетел в подъезд и в полумраке увидел две темные фигуры, зажавшие в углу Елену. Николай прыгнул из дверей на ближнего и повалил на пол, в падении ударив его коленом в спину. Вскочил на ноги и кинулся на второго. Тот выскочил в дверь. Николай подошел к Елене, обнял ее. Она судорожно прижалась к нему.
– Какие сволочи, – прошептала она. – Какие скоты! Ка…Коля!
Николай обернулся и увидел, как тот, которого он свалил на пол, заносит над ним руку. И скорее догадался, чем увидел, что в руке нож. Николай спиной упал на батарею у стены и, опершись об нее руками, повис на ней, сгруппировался и с такой силой ударил мужчину обеими ногами в грудь, что того отбросило к противоположной стене. Он стал хрипеть и задыхаться.
Елена схватила за руку Николая и потащила его наверх к себе. Хозяйка еще не спала.
– Что там за шум в подъезде? – спросила она. – Это опять вы? Лена, на тебе лица нет. А у вас кровь на лбу. Рубашка порвана. И тут кровь. О господи! Да что случилось-то?
Елена сбивчиво рассказала о нападении.
– Останьтесь, Николай, не выходите, – то ли предложила, то ли скомандовала хозяйка.
Пока Николай умывался, а потом звонил и успокаивал мать, Елена достала из-за шкафа раскладушку и застелила ее.
– Выпить бы, – Николай облизнул пересохшие губы. – Ничего нет?
Елена поставила на стол «Плиску», две рюмки.
– Сперва давай смажу и перебинтую.
Она дотронулась до его голого плеча и вздрогнула:
– Ты весь горишь.
Во втором часу улеглись. Суворов никак не мог унять дрожь во всем теле. Сначала подумал – от стычки в подъезде, но потом понял – от присутствия Елены. «Бёдро». Он слышал, что она не спит, ворочается, пребывая, скорее всего, тоже в состоянии крайнего возбуждения.
Николай встал, подошел к кровати и плашмя упал на взвизгнувшую Елену, как коршун на свою жертву. Они, сцепившись, катались по кровати, кусали до крови губы друг другу, рвались телами навстречу близости, путались, судорожно смеялись…
***
– Кто там опять всю ночь шумел в подъезде? – спросила утром хозяйка.
Елена, зевая, сказала:
– Пацаны, наверное.
А Николай, расслабленный от бессонной ночи, не мог сдержать блаженной улыбки:
– Шумели? Да? Ничего не слышал.
– Ты бредил во сне, – сказала Елена. – Ну-ка, нет, жар не спал.
После этого Николай больше года встречался с Еленой, никак не решаясь сделать ей предложение. Всё шло по-обычному, без особого накала чувств. А может, и не было меж нами этого сумасшествия в ту осеннюю ночь? Прошло полгода, и Николай сказал себе: то был сон, то был бред. Ведь я потом провалялся неделю в постели. Елена тоже ни разу не вспомнила о первом дне их знакомства, будто оно сразу началось со второго.
«Да, в нашей жизни с ним всё было странным, от той первой минуты в автобусе и до той последней, когда крышка навсегда скрыла его», – подумала она. Белый лоб, заострившийся нос, и через мгновение – ничего. Она пыталась представить себя на его месте, и не могла. Видно, не пришел срок.
Потом уже Елене донесли, что Надежда Алексеевна, узнав о слабости сына, присылала мужа разузнать о ней, и Георгий Николаевич, конфузясь под насмешливыми (так ему казалось) взглядами, расспрашивал о Елене Гусевой преподавателей (она тогда устроилась на кафедру секретарем). А когда вернулся с выполненным заданием домой, не мог вспомнить, что ему о девушке рассказали.
– Да хорошая, чего там, – досадливо махнул он рукой. – Сходи сама, Надин, и узнай всё, что тебя интересует.
Николай, оказавшийся случайным свидетелем разговора родителей, тут же объявил им, что у него есть девушка его мечты, и он женится на ней.