Вы здесь

Архаров. Исторический роман. Глава 1 (Вадим Голубев)

Второе издание

© Вадим Голубев, 2016


ISBN 978-5-4474-7780-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Расцвела ты, Машенька, словно прекрасная розочка, – сказала богатая помещица Прасковья Ивановна дочери. – Шестнадцать годков тебе исполнилось. Пора жениха искать.

– Вот и Николенька Архаров письмо прислал. Пишет, что произведен в первый офицерский чин. Теперь он прапорщик Преображенского полка… – потупилась девушка.

– Эка невидаль – прапорщик! – усмехнулась мать. – Двадцать один год парню. Многие его ровесники – уже в генералы вышли!

– Так, они все они из знатных родов – князья, да графы.

– А нам именно такой жених нужен! Ты со своей красотой и богатством любому знатному человеку составишь прекрасную партию. Попадешь через свое замужество к императорскому двору. Станешь его украшением. Там будут у тебя совсем другие возможности.

– Ах, маменька! Разве хорошо за нелюбимого под венец идти?

– Я же пошла! Обстоятельства так сложились. Все мое приданное было: полтина денег, да в сенях веник. Вот и пришлось за твоего папеньку, царство ему небесное, замуж идти. Мне тогда едва пятнадцать исполнилось, а папеньке за сорок перевалило… Ничего, стерпелось, слюбилось. Стала я ему верной женой, доброй хозяйкой в доме. Папенька меня любил. Баловал, когда в карты не проигрывался или, попав в наш уездный город, кутежи не учинял. Потом приползал с долгами. Мне тогда крепко приходилось крутиться, чтобы по его векселям рассчитаться, да еще приумножить наше имение. Ну а когда папеньку Бог прибрал, тогда я развернулась! Нынче мы самые богатые в уезде и вторые по достоянию в губернии. Не только к тебе – ко мне сватаются.

– Отчего же вы, маменька, не устроили свое счастье? Ведь вам всего тридцать два года…

– Одного кутилу и картежника на другого менять? Какое это счастье?! Ну а Николенька твой кроме офицерского чина, что имеет? Я тебе в приданное в сто раз больше крепостных дам, чем у Архаровых в деревеньке живет! Да еще деньгами, полотнами, землей вашу семью обеспечу… Словом, дочка, кончится распутица – поедем в Петербург. Николенька нам в Питере пригодится. Как офицер лейб-гвардии он во многие сиятельные дома вхож. Введет и нас. Отпиши, чтобы готовился к встрече. Да поторопись! Я завтра Никишку с почтой в уезд отправляю. День-другой и распутица ударит. Тогда две, а то все три недели из имения носа не высунем, – посмотрела Прасковья Ивановна на снег за окном, начавший темнеть под лучами весеннего солнца.

Поднявшись в свою комнату на втором этаже, Машенька села за стол. Положила перед собой стопку дорогой бумаги, потянулась к чернильному прибору. Взглянула на голубое небо, упиравшееся где-то вдали в серые тучи, которые уже рвали солнечные лучи. За этими тучами, за лесами да полями служил ее Николенька в славном городе Петербурге, который Машенька видела только на картинках.

Прошлым летом приезжал Николенька в отпуск. Проведать стариков-родителей, да забрать младшего брата Ивана на службу в свой полк. Тогда Николенька зачастил в поместье Прасковьи Ивановны. Если не каждый день, то через день виделся с Машенькой. Они гуляли по французскому парку, окружавшему дом. Бродили по его аллеям, украшенным скульптурами античных богов и героев. Вспоминали детство. Николенька интересно рассказывал о Петербурге. Во время одной из таких прогулок он сказал Машеньке, что любит ее и попросил девушку стать его женой. В ответ она покрыла еще неумелыми, детскими поцелуями лицо гвардейца. Архаров же поцеловал ее в губы, по-взрослому. От этого поцелуя Машенька едва не лишилась чувств. Она с детства была влюблена в Николеньку, выделявшегося своей статностью, силой и умом. Его уже тогда все называли пророком за умение предугадывать события и не по-детски прозорливо разбираться в людях. Делая предложение, любимый попросил подождать, когда его произведут в прапорщики. Сам же он был пока сержантом, хоть и лейб-гвардейского полка, но нижним чином. Поэтому Николенька считал, что находится не в том положении, чтобы обзаводиться семьей. Так и решили: подождать еще год, а пока еще раз проверить свои чувства.

Тогда, на Троицу маменька поехала в уездный город, освятить только что построенный дом. Да что там дом?! Дворец с французским парком, «как в Версале». Правда, маменька, как и Машенька, Санкт-Петербург, видела резиденцию французских монархов лишь на картинках. Да в первый год своего замужества побывала в Царском Селе, созданном по подобию Версаля. Позже она рассказывала, что папенька не удержался – закутил, взялся за карты. Сама императрица Елизавета Петровна приказала ему убираться из столицы, сидеть в своем имении и дальше уездного города не показываться. Когда же папенька на охоте не удержался в седле, упал с коня и разбился насмерть, Прасковья Ивановна воплотила в жизнь свои честолюбивые мечты. На месте старого потемневшего от времени дома в главном имении она возвела дворец. Покупая очередное новое поместье, Прасковья Ивановна перестраивала господский дом на французский манер. Маменька для этого даже завела собственную кирпичную мануфактуру. Вскоре за кирпичом потянулись дворяне и купцы со всей губернии, сделав ее еще богаче. Затем дошла очередь и до хором в уездном городе. Согнанные из всех деревень Прасковьи Ивановны крестьяне под руководством крепостного архитектора, коего специально посылали учиться во Францию, быстро построили новый дворец, разобрали дом, построенный еще при Петре Великом, а на его месте разбили парк.

Хозяйка хотела быстрее освятить строение и отпраздновать Троицу званым ужином. Братья Архаровы вызвались сопровождать Прасковью Ивановну с Машенькой. Мать и дочь сели в возок, а Николенька с Ивановым поехали верхом. Стоял чудесный летний день. Братья шутили, смеялись ответным шуткам маменьки. Внезапно из кустов выскочили шестеро разбойников. Один из них схватил лошадей под уздцы. Остальные кинулись к возку, застучали в дверцу кистенями и рукоятями пистолетов.

– Сейчас мы с барыньками потешимся! – загоготали они.

Атаман грабителей выстрелил в сторону братьев из мушкетона.

– А ну, барчуки, слезайте с коней! – грозно приказал главарь.

Иван взялся за шпагу.

– Не пачкай, брат, оружие! – остановил его Николенька. – С этими упырями я сам разберусь!

Сержант направил коня в гущу разбойников. Со свистом легла плеть на руку одного из грабителей, выбив из нее пистолет. Ударом ноги Николенька свалил его на траву. Закружился на коне среди бандитов, щедро угощая их плетью и ударами ног. Кого не доставал служивый, доставал его конь своими копытами с новыми подковами. Опрокинув разбойников на дорогу, Николенька спешился. Он выдернул из возка запасную оглоблю, которую Прасковья Ивановна всегда приказывала брать с собой «на всякий случай». Взмах, и оглобля с треском переломила плечо атамана, успевшего подняться и выхватить из-за пояса пистолет. Еще взмах, и другой разбойник с перебитыми ногами полетел на дорогу. Новый взмах, и еще один грабитель рухнул, брызнув выбитыми зубами. Следующего разбойника Николенька ткнул оглоблей в живот, словно пикой. Тот, охнув, повалился на спину. Сержант почувствовал, что сзади к нему подирается еще один бандит. Он крутанулся, ударив нападавшего оглоблей в шею. Затем Николенька дубасил оглоблей поверженных противников, пока те жалкие и покалеченные не запросили пощады. Не подвел и кучер Никишка – достал кнутом разбойника, державшего лошадей под уздцы, выстегнул ему глаз. Затем пинками и кнутом пригнал его к Николеньке. Тот вытянул грабителя оглоблей по спине. Потом разбойников связали веревкой и потащили за возком в город. Там Николенька сдал шайку военному коменданту.

– Год эти воры куролесили в уезде, – рванул комендант за бороду главаря банды. – Многих они погубили: дворян, купцов, мелких торговцев, простых мужиков. Даже не за копейку – за полушку жизни лишали! После Троицы будем их пытать и судить. Потом будет экзекуция. Ты воров изловил – тебе экзекуцией командовать!

– Я – человек военный. Воров изловил и представил. А вот от командования экзекуцией меня увольте, господин премьер-майор! Я не палач, не судья и не полицейский чин!

– Ты, лейб-гвардии сержант, устав помнишь? Что полагается за отказ выполнить приказ, помнишь? – нахмурился комендант, но тут же смягчился. – Ладно, неволить не буду! Ты как-никак сынок моего старинного приятеля Петра Ивановича Архарова. Вместе с батюшкой твоим службу начинали. А в полк про твое геройство я отпишу. Буду просить, чтобы тебя поощрили за храбрость.

Николенька рассказал про это возлюбленной. Потом он с Иваном и маменькой ходил смотреть экзекуцию. Машеньку с собой не взяли. Прасковья Ивановна не велела. Сказала, что незачем девице на выданье такие страсти смотреть. Правда, потом дворовые девушки, ходившие на казнь, в подробностях обсуждали между собой, как секли кнутом разбойников, вырывали у них ноздри, раскаленными клеймами выжигали на щеках и лбах слово «вор». Как после повесили атамана бандитов и его брата, а остальных швырнули в телегу и под охраной драгунов повезли в губернский город. Оттуда путь осужденных лежал в Сибирь на вечную каторгу. От этих разговоров Машенька чуть не упала в обморок. Хорошо, что маменька услышала, прикрикнула на девчат и даже кого-то стукнула по голове веером.

До этого и после были балы, ужины, обеды. Машенька в танцах, разумеется, отдавала предпочтение Николеньке. Все удивлялись, сколь ловок он в минуете, экосезе, польском танеце. Ясность внес драгунский ротмистр, с завистью изрекший:

– Сразу видно: столичное обхождение! Куда нам – вахлакам с лейб-гвардией тягаться!

Потом было расставание, жаркие николенькины поцелуи, его клятвы в вечной любви. Поклялась в ней и Машенька, пообещавшая любимому ждать его хоть десять лет.

– Маменька решила по своему, – нахмурила лобик девушка, но тут же рассмеялась. – Ничего! Николенька, что-нибудь придумает, и мы будем счастливы. Не зря его пророком прозвали!