Машина медленно выезжала из извилистого двора. Было уже поздно и на улице стемнело. Сегодня паршивая погода. Сыро, но без дождя. Сейчас мы ехали к ближайшей резервации. Она находится в семидесяти километрах от Парижа. «Последний приют», так назвали её. В основном, резервации строят не ближе чем в ста двадцати километрах от города. Но «Последний приют» особенная резервация. Она единственная функционирующая резервация на территории Франции. Ранее функционировали еще две, но их закрыли. Пандемия спала, количество вернувшихся сократилось.
– … митингующие не расходятся и заявляют, что продолжат акции протеста и завтра у стен мэрии. – Прозвучал голос в динамике радио.
– Опять? – Устало спросил Кристиан. Он был высоким блондином с вьющимися волосами. Какого черта его занесло в приставы, не понятно. Мог с легкостью пойти и в артисты.
– Ага, – ответил Арно, крутя руль. Арно был в нашем отряде верзилой. Здоровый, косматый и небритый. Когда нужна была грубая сила, в дело вступал он. Хотя, сегодня он оставался в машине, а справились я, Кристиан и Леон. Леон был похож на Жана Рено из одноименного фильма. Носил такие же очки, шапку и небритость. Хотя, последнее два атрибута были на нем не всегда. По уставу нам запрещено ходить не бритыми. Приставы были представителями закона. Арно это не касалось, так как он был простым водителем и по инструкции не имел право принимать участие при задержании вернувшегося. Но иногда ситуации диктовали иные условия. Шапка Леона не подходила под нашу темно-синюю форму, поэтому он надевал её редко, когда начальство не видит.
– Достали уже. – Закрывшись темными очками, произнес Леон. – Все хотят закрыть «Последний приют»?
– Да, – кивнул Кристиан. – Мол, слишком близко к Парижу. А то, что нам мотаться туда это как?
– Ну, не так часто мы и мотаемся туда. – Ответил Леон. – Когда последний раз были? В том месяце?
– Да, но это было две недели назад. – Парировал Кристиан. – И вообще, почему всеми случаями занимаемся мы? Даже если трупак ожил в морге?
– Такова наша судьба. – Произнес Леон и, меняя тему, продолжил. – Как там Жозе?
Я не сразу понял, что это он ко мне обращается.
– Что? – Переспросил я.
– Как там Жозе? – Повторил вопрос Леон.
– Неважно. – Ответил я. – Все еще температурит.
– Что врачи говорят? – Спросил Леон.
– Пневмония. – Нехотя ответил я. Тема была не очень приятной. Жозефина – моя девушка, мы познакомились с ней после пандемии. Я как раз перешел из легиона в приставы. Несколько недель назад она тяжело заболела. Врачи говорят, что это пневмония, а не реинкарнатор, но сердце все равно не на месте.
– Тоже плохо. – Произнес Кристиан.
– Хорошего мало. – Потирая переносицу, произнес я. Конечно, истерия с реаинкарнатором стихла, но люди все равно косо смотрят на кашляющего или чихающего человека. А если у него температура, то вообще стараются обойти стороной. Хотя ученые так и не установили, каким образом передается реинкарнатор. Такое ощущение, что он по собственной воле выбирает носителя, зачастую причудливо играя человеческими судьбами, оставляя в маленькой деревушке в живых одного из жителей, превращая других в бродячих мертвецов. Вот и сейчас я боялся, что это его дурная шутка.
Тем временем мы подъехали к «Последнему приюту». Пока Кристиан и Леон выгружали подопечного, я вошел в здание.
– Густав у себя? – Спросил я у вахтенного офицера. Как это ни странно, но резервация военизированный объект.
– Да, наводит марафет, – загадочно улыбнувшись, ответил офицер. Я пожал плечами и прошел по коридору в приемный покой.
Густав был в кабинете и колдовал над одним из вернувшихся.
– О, Поль! – Улыбнулся он, держа в руках пудру и кисточку.
– Привет, Густав. – Поприветствовал его я. – Мы тебе новенького привезли. – В это время парни затащили мертвого в кабинет и посадили на койку.
– Вижу, – улыбнулся новичку Густав. – Сейчас, закончу с этим. – Он повернулся и принялся кисточкой наносить пудру на лицо трупа. Картина ужасная. Кожа на лице ссохлась, кое-где даже открыв бардовые мышцы. Их как раз и «закрашивал» Густав.
– Тональным кремом попробуй. – Пошутил Кристиан.
– Ха-ха. – Не оборачиваясь, передразнил его Густав. – Ничего они не понимают! – Обратился он к вернувшемуся. Тот ничего не ответил, только поскрипел своими позвонками, немного качаясь в кресле.
– Это Арнольд. – Пояснил Густав. – Наш старожил, уже четвертый месяц здесь. У него А-тип вируса. Видите? Ткани практически не гниют, только высыхают и трескаются. – Он обвел кисточкой вокруг лица Арнольда.
Реинкарнатор делиться на несколько типов.
А – тип реинкорнатора, при котором вернувшийся живет дольше всего, до полугода. Ткани очень медленно разлагаются, часто просто высыхают, как у Арнольда. В очень редких случаях, бальзамируются, превращая вернувшегося в мумию.
В – тип, при котором вернувшийся сгнивает за несколько месяцев. Самый распространенный тип.
С – тип. Самый редкий. При нем практически нет замедления гниения.
– А к чему этот грим? – Спросил Леон.
Густав усмехнулся и радостно сообщил нам:
– У Арнольда завтра гости! Его приедут навестить жена, дочь и зять. Они хотели еще пятилетнюю внучку взять, но я отговорил. Не зачем ребенку на такое смотреть.
На последних словах Густав помрачнел. Действительно, мозгов нет. Арнольд конечно будет рад внучке, но он толком её и не увидит. Дело в том, что хоть реинкарнатор и замедляет процессы разложения, но хрусталики глаз все равно мутнеют через несколько дней после возвращения. Это связано с разложением калия. Поэтому вернувшиеся фактически слепые. Они видят только очертания и слабые проблески света и цветов. Родные их навещают, кого чаще, кого реже. «Приходят в гости», а потом забирают и хоронят окончательно. Может, это благодать? Нет, ну посудите сами, реинкарнатор возвращает умерших к жизни. Родные знают, что он умрет, точнее разложится, и просто привыкают к потере. Они свыкаются с тем, что умерший уйдет окончательно через месяц, два. Хотя нет, все это бред. Люди не привыкли и не привыкнут к ходячим мертвецам. Пусть они, по сути, безобидны. Любой здоровый человек легко справится с трупом, у которого занижена реакция и нарушен вестибулярный аппарат. Люди все равно будут бояться восставших из могил. Этот страх не искоренить.
– Ладно, что там у вас? – Густав отложил косметику и принялся просматривать документы. – Понятно, сейчас подпишу протокол и вы свободны. – Он просмотрел несколько бумажек, несколько подписал и протянул их мне.
– До встречи! – Произнес я, принимая бумаги.
– Ага, до свидания. – Ответил он и вернулся к косметике и Арнольду. Жан так и остался сидеть на диване.
– Ну что, по стаканчику за окончание смены? – Предложил Кристиан, когда мы уже ехали назад.
– Я пас. – Ответил я. – Извините, парни.
– Да мы понимаем. – Ответили они и высадили меня у метро. Сейчас они поедут в управление, сдадут документы и отправятся отдыхать в какой-то бар. А я спешил домой, к моей Жозе. Мы познакомились с ней уже после пандемии. Болезнь унесла жизни всей её семьи. Сама она из небольшой деревушке на востоке страны. Её спасло то, что она училась в Париже, а когда вирус разгулялся, город закрыли на карантин и покинуть его она уже не смогла. Из ее деревни выжило мало, смертность в ней была более семидесяти процентов. Если бы не карантин, то Жозе могла быть среди них.
Три недели назад Жозе тяжело заболела. Мы гуляли под дождем. Ей всегда нравятся такие прогулки. Без зонта. Мы как всегда бежали по парку, взявшись за руки, а ливень лил, как из ведра. Жозе промокла до нитки, но тогда я думал не о её здоровье, а о том, что мокрая футболка соблазнительно обтягивает её грудь. Как хорошо, что любителей погулять в парке под дождем не так уж и много. Секс под дождем – своеобразные чувства. Вот только после этого Жозе заболела. Её знобило, температура подскочила аж до тридцати девяти, кашель раздирал ей горло. Врач поставил диагноз пневмония. Конечно, Жозе сдала пробу на реинкарнатора, ответ отрицательный, но мое сердце все равно не на месте. Прошло три недели, а ей лучше не становится. Даже антибиотики не помогают.
– Жозе! – Крикнул я, входя в квартиру. – Жозе!
Вместо ответа из спальни донесся сильный кашель. Войдя, я увидел Жозе, она сидела на кровати, завернувшись в плед. Волосы были растрепанными, под глазами синяки, лицо бледное.
– Как ты, котенок? – Ласково произнес я, присаживаясь рядом и обнимая Жозе.
– Плохо, – хриплым голосом ответила она. – Голова болит и температура высокая.
– Какая? – Спросил я, принимая из её рук градусник. На нем было тридцать восемь и пять.
– Я не вижу, – устало ответила она.
– Поспи, – ласково произнес я, укладывая Жозе на кровати. Выключив телевизор, я решил было уйти.
– Останься, – тихо произнесла она.
– Хорошо, – улыбнулся я, но она вряд ли заметила это, взгляд у неё был затуманенным.
Я лег рядом и обнял её. Девушка закрыла глаза и попыталась уснуть. Я поправил её волосы. Она так и не рассталась с пледом. Надо самому попытаться уснуть.