Армия жжот. Дневник офицера Советской армии. Дед Мороз (Николай Бодан)

Дед Мороз

Для военных, живущих вдали от привычной (даже для СССР) цивилизации, в маленьких гарнизонах, разбросанных по бескрайней нашей матери-Родине, все праздники сводятся к одному – «рядовой пьянке».

Ну чем, спросите Вы, 1 Мая, День солидарности всех трудящихся, отличается от присвоения очередного воинского звания Вашему другу или 7 ноября, N-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции, от получения очередного отпуска за предыдущий год? Отвечаю: звания и отпуска ждать дольше.

Новый Год – обычный праздник, «рядовая пьянка», обычный, да необычный.

Бойцы начинают чаще заглядывать в календари, считая дни до дембеля, офицеры – годы до пенсии и очередного звания, если не «карьеристы» конечно.

Еще в Клину на «стаже» (воинская стажировка) нам, «без пяти минут» выпускникам военного училища, встретился сорокалетний лейтенант. Он объяснил нам, завтрашним лейтенантам, как нужно служить, чтобы достичь высот служебной лестницы.

Мы этот урок запомнили надолго, кто-то дослужился до майора, а кто-то и до генерала, а вот кличка, как нам показалось тогда, у него была забавная – «Карьерист».

Итак, Новый год. У офицеров нет никаких сомнений, как, каким образом его провести, никаких новшеств – все по-старому, несмотря на Перестройку, расползающуюся по стране и по всей Европе.

Но что же делать с детьми – с офицерскими детьми, с этими заложниками обстоятельств, с детьми, отрезанными от всего мира, в лесу со своими родителями? Родителей не выбирают.

Эти дети чувствуют себя намного уютнее среди вооруженных солдат в бескрайних лесах и степях, чем среди красочно одетой и праздно прогуливающейся публики где-нибудь на Арбате.

Эти дети ждут настоящего праздника, ждут Деда Мороза, ждут Снегурочку, ждут Настоящего Волшебства.

И вот он наступил, долгожданный 1986 год…

1 января, я, лейтенант в наряде, дежурный по части (первые 2 года после училища все праздники мои – неписанный закон армии – «дедовщина по-офицерски») и не делаю из этого большой трагедии.

9.30 утра, дивизион в «постоянной» готовности, не на боевом дежурстве, техника вся опечатана, бойцы – кто у телевизора, кто в спорт-кубрике тягает железо, а кто просто курит на крылечке возле казармы – другими словами, для невоенных и не служивших, как на картине Айвазовского «Штиль» (если есть такая) – все при деле.

Через 30 минут у меня отбой, я всю ночь бодрствовал, как и положено дежурному по части с моим сроком выслуги, и сейчас нахожусь в сладостном предвкушении этого события. (С 10.00 до 14.00 согласно распорядка дня, у дежурного по части отдых, т.е. сон).

Вдруг распахнулась дверь и в казарму ворвались клубы морозного воздуха и пять женщин, жен офицеров, непривычно для нашей обстановки наряженных и торжественно взволнованных.

Увидев меня, зевающего возле дежурки, они «клином» стали приближаться ко мне и, перебивая друг друга загалдели:

– Ой, как хорошо, что ты здесь!

– Старшину уже подняли, он сейчас придет!

– Пусть приходит, мне-то что, – равнодушно ответил я.

– Мы сейчас будем проводить праздник для детей.

– Новый год ведь, ты что, забыл?

– Ничего я не забыл, проводите, я в наряде, мне все равно, – и я демонстративно зевнул.

Вперед шагнула жена командира и тоном, не терпящим никаких возражений, отчеканила:

– Для тебя наряд временно отменяется, будешь у нас Дедом Морозом!

Я вдруг понял, что событие, которого я ждал всю ночь, отважно борясь со сном, находится на грани срыва и бросился в атаку за свои законные 4 часа отдыха.

Приплел боевое дежурство, вспомнил училищный плакат «ПВО – надежный щит неба Родины».

Но все мои доводы оказались неубедительными, когда в клубящемся морозном воздухе выросла объемная фигура старшины дивизиона.

СПРАВКА.

СТАРШИНА ДИВИЗИОНА.

(звание, рост, возраст, комплекция, национальность, идейные убеждения, смысл жизни) —

старший прапорщик, средний, неопределенный от 30 до 45 лет, упитан, хохол, «хочу чтобы было», «хочу, чтобы было много». Энергичный, румяный, постоянно в движении, в глазах блеск от пылающего внутри огня, руки постоянно заняты ношей, всегда в легком подпитии, голос слышен за три километра.

Сейчас старшина представлял собой страшное зрелище. Совершенно потухший взгляд (видимо огонь внутри потух или его залили), серого цвета лицо, как будто его подняли не из постели, а прямо из могилы для съемок фильма «Зловещие мертвецы».

Без обычного шумного приветствия, со множеством подковырок, он еле слышно простонал:

– Неси шинель.

И, с трудом переставляя ноги, поплелся к себе в каптерку.

Пока женщины провожали взглядами «мертвое тело» старшины, я понял: -битва мною проиграна. Если уж они «труп» старшины из постели достали и заставили его ходить, что уж говорить о моем сне.

Пауза кончилась быстро.

Галя Орлова, жена командира, сунула мне в руки мятый листок бумаги и гордо объявила:

«-Это сценарий!».

Все женщины загалдели разом. Они стали доставать из сумок подарки и складывать их на стол в «дежурке», причем каждая дергала меня за рукав кителя.

– Коля, это моему отдашь.

– Это, с медвежонком, – моей.

Я кивал головой, продолжая зевать, а в это время Галя Орлова читала мне сценарий.

Когда она дошла до слов «Дед Мороз и Снегурочка заходят», одна из женщин спросила,

– А кто будет Снегурочкой?

Я оценивающе оглядел присутствующих женщин и, уже на правах Деда Мороза, басом спросил:

– Ну, кто у меня Снегурочкой будет?

– Нет, ты что, нас дети сразу же узнают, скажут – Снегурочка не настоящая.

– Коля, быстро кого-нибудь из бойцов – скомандовала Галя Орлова.

Возле тумбочки дневального, у меня в наряде, стоял Салимов, молодой боец, казах по национальности, еле-еле «ворочавший» по русски.

– Ставь второго дневального на тумбочку, сам ко мне -, скомандовал я.

Он подошел. Женщины, перекрикивая друг друга, бросились объяснять ему суть дела. Салимов стоял по стойке «смирно», покорно опустив глаза вниз, лишь изредка их поднимал и как-то виновато улыбался. Видно было, что он ни хрена не понимает, что от него хотят.

– Ты будешь Снегурочкой.

– Мы на тебя оденем синее платье.

– Хоровод вокруг елочки с детишками и товарищем лейтенантом – Дедом Морозом поводите.

– Одно стихотворение детям расскажешь.

Салимов улыбался еще минут пять, потом вскинул голову, обводя окруживших его женщин взглядом Чингис-хана, отправляющего свое «иго» на Русь.

Женщины замерли.

– Женщином я что-ли буду? – наконец произнес он.

Я подленько хихикнул. Жена командира снисходительно улыбнулась и, поменяв тон с командного на нравоучительно-сюсюкающий, попыталась призвать его к послушанию, как будто перед ней стоял не 19-ти летний защитник Отечества, а ее четырехлетний сын.

Не тут-то было. Салимов со зверской гримасой на лице заорал, чуть ли не тыкая каждую женщину в лицо пальцем:

– Зачем ты не Снегурка? Зачем ты не Снегурка?

Я вмешался, но на все увещевания женщин и мои угрозы административного порядка плюс короткий аперкот правой в печень, Салимов платье одевать отказался.

– Дай пять нарядов – женщином не буду!

– Мусульманин, коран, люди скажут «шайтан» – женщином- не буду, -твердил он.

Орлова с барского плеча пообещала ему лично килограмм шоколадных конфет.

Салимов на полсекунды замер и в знак протеста резко мотнул головой.

Да, Велик Аллах и Магомед, его пророк, ни первого, ни второго, а уж тем более Салимова за 30 серебренников не купишь, а уж про шоколад и говорить нечего.

Одна из женщин предложила халат. Салимов затих и как-то загадочно прищурился, видимо представляя себя баем или султаном (чтобы приблизить читателя к современности – Нурсултаном Назарбаевым).

На халат он согласился.

Кто-то сбегал домой за халатом, длинным и непонятной расцветки.

Из каптерки вышел старшина со своим «халдеем» —каптером.

Здоровье у старшины заметно улучшилось. Они вынесли наряд Деда Мороза. Это была солдатская шинель, с помощью булавок обтянутая сверху красной материей, снятой из Ленинской комнаты. Поверх материи болтались лоскутки грязно-серого цвета, натыканные в хаотическом порядке на те же булавки, очевидно символизирующие снег.

Женщины аккуратно помогли мне надеть шинель, закамуфлированную под наряд Деда Мороза.

Тут каптер мне на ухо шепнул, как военную тайну, что трусы, которые они со старшиной разорвали для лоскутков, чистые, после стирки и чтобы я не беспокоился.

Моя шапка представляла собой тот же камуфляж. Волосы для меня и Снегурочки-Салимова были изготовлены из армейских лыковых мочалок.

АРМЕЙСКАЯ МОЧАЛКА – это лыко (обдирка с липы), несколько слоев лыка связаны с двух концов. Длина около 50-ти сантиметров.

Старшина с каптером связали примерно по 10 мочалок, предварительно развязав каждую с одной стороны. Получились «чудесные волосы». Нам позавидовало бы любое огородное пугало. У одной мочалки конец не был развязан. Я просунул в нее голову и получилась борода. Немного шайтанская, но борода.

Нас поставли рядом.

Дед Мороз и Снегурочка.

Кто-то откровенно засмеялся, жена начальника штаба закрыла лицо руками, отвернулась от нас и начала трястись всем телом. Невозмутимой оставалась только жена командира.

Каптер принес вещмешок, в который женщины и сложили подарки для детей.

– Подождите секундочку, – она извлекла из кармана губную помаду фиолетового цвета и быстрыми движениями накрасила нам с Салимовым щеки, а мне вдобавок и нос.

У женщин опять началась истерика и, чтобы избежать «Орловского» гнева, они похватали свои шубы и выскочили на улицу.

Старшина и каптер, до этого с безразличием наблюдавшие за происходившим, вдруг сложились пополам и с диким хохотом, переходящим в завывания, уселись на корточки.

Мы двинулись. Дневальный, находившийся возле тумбочки, – тоже молодой боец и тоже из нерусских – увидев нас, сделал абсолютно круглые глаза. Он был уверен, что дежурный по части уже давно отдыхает, а Салимов, как дневальный свободной смены, был где-то «запахан» на работы.

Такого, что предстало перед ним, он предвидеть не мог.

Он продолжал молча смотреть на нас, причем на Салимова с сочувствием, а на меня с гневным укором, пока за нашими спинами не появилась жена командира. Тут он видимо решил, что молчать ему больше нельзя, несмотря на близкие национальные отношения с Салимовым, иначе могут подумать, что и он причастен к этому безобразию, и во все горло, как предписывал устав, заорал:

– «Дежурный по роте на выход!», – и, чтобы полностью оградить себя от возможных неприятностей, он приложил руку к головному убору и отдал воинскую честь Орловой, хотя она даже и не военнообязанная.

Я смотрел на наши отражения в зеркале и думал, что людей с такой внешностью мне не раз приходилось видеть на вокзалах и автостанциях. Они были с такими же лицами, такими же спутанными волосами, в поношенной военной форме и непременно называли себя бывшими «полковниками».

Увидев меня и Салимова в сопровождении командирской жены, бойцы побросали все свои «дела» и бросились со всех ног к нам. История с дневальным повторилась, только была уже помножена на плотно окружившую нас толпу солдат. Все сочувственно смотрели на Салимова, и издевательски на меня и изредка бросали опасливые взгляды на Орлову, как будто она была злобной конвойной овчаркой, способной порвать на мелкие куски не только арестованных, но и совершенно невинных людей.

Толпа – вещь непредсказуемая. Стали высказываться гипотезы, строиться предположения, как всегда нашлись очевидцы, которые с точностью до минуты могли рассказать, что и когда произошло. В общем ропоте нарастал и общий вопрос:

И тут Галя Орлова одной фразой отбросила все гипотезы и оставила рассказчиков – «очевидцев» без работы.

Все просто:

лейтенант – Дед Мороз, Салимов – Снегурочка, это для детишек в Новый Год.

Паузы не было, общий хохот, нет, взрыв хохота всколыхнул стены казармы, под его раскаты мы и зашли в каптерку. Орлова опять сунула нам в руки «сценарии».

– Торопитесь, учите, детей приведут в ленкомнату через 15 минут.

– Коля, не так. Побольше баса в голосе и ходи враскачку, – учила меня Орлова.

Еще раз попробовали – нормально.

С Салимовым же дела обстояли совсем плохо. Галя выбегала из каптерки, где репетировали, прибегала, заставляла Салимова повторять еще и еще раз, ругалась, орала и опять убегала.

Мне было жалко Салимова и интересно: как бы она сыграла Снегурочку, на казахском – будь она в Казахстане.

Когда дети с мамами уже собрались в ленкомнате, Галя забежала в каптерку еще раз «порепетировать» и пришла к выводу, что Снегурочка будет молчать, но широко улыбаться.

В последний момент вспомнили про посох – ну какой же Дед Мороз без посоха.

Каптер послал дневального в «умывальник» и тот принес швабру.

Хотели быстро отпилить нижний широкий конец, но старшина вцепился в швабру, как в родную и сказал:

И перевернули – широкий конец вверх, узкий – вниз.

Украшать, ввиду отсутствия времени, не стали.

И вот мы стоим перед закрытой дверью ленкомнаты и слегка нервничаем – не каждый день приходится перевоплощаться из боевого офицера в сказочного Деда Мороза, да еще и во время положенного отдыха.

А за дверью слышим дружный детский крик:

Это мамы со своими детками нас зовут.

Детям по 2—3 года, только Владику Орлову четыре. На третий призыв я широко распахиваю дверь, стучу шваброй по полу и, как учили, иду враскачку, побольше баса в голосе:

Больше я сказать не успел ни слова. Дети заплакали, бросились к мамам на руки, общий крик ужаса пронесся по ленкомнате.

Мамы, в порыве панического страха, прижали детей к себе и тоже невольно закричали.

Жена командира замахала на нас рукой и, стараясь переорать гвалт и вой, скомандовала:

У дверей собралась толпа бойцов, услышав такую реакцию детей. Началась вторая серия смехоприпадка.

Сняв с себя «детопугающие костюмы» и смыв «макияж» с лица, я подхватил вещмешок с подарками и опять вошел в ленкомнату.

На этот раз дети мне обрадовались, прекратили плакать, ведь пришел дядя в привычной и родной, как у папы, форме, он-то уж точно защитит их от этих чудовищ – Деда Мороза и Снегурочки.

Мы целый час водили хоровод вокруг елочки, веселились и смеялись, а в конце Галя Орлова сказала:

«-Дети, давайте посмотрим, какие подарки нам принес Дед Мороз.» При имени «Дед Мороз» дети притихли, с опаской оглянулись на дверь, прижались к мамам.

Кто-то заплакал, вспоминая пережитый ужас.

В 14.00 представление для детей и взрослых было закончено. Закончилось и время отведенное для моего отдыха.

Праздник удался.