© Евгений Иванович Пинаев, 2016
© Евгения Ивановна Стерлигова, иллюстрации, 2016
Обложка фрагмент картины автора
Издано при участии Фонда «Рябинушка»
Проект «Морского клуба» www.ekbmarine.ru
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Автореферат на тему, кем я был, чем я стал и что (кто) есть у меня
Итак, был я когда-то, как и все человекообразные, яйцеклеткой, которая пройдя все стадии, определённые природой, появилась на свет 13 сентября 1933 года в виде горластого младенца, который, земную жизнь пройдя сверх половины, поусох, поутих, частично оглох, завёл клюку для подпоры, словом, превратился в старпера-пенсионера, обросшего сухопутным мхом поверх, ещё сохранившихся на некоторых выдающихся местах, морских ракушек, а такоже тины, водорослей, песка и прибрежной гальки.
Замечу далее, что в дате о моём рождении, имеются аж 3 тройки, а цифра «3» имеет, как мне кажется, магические свойства, ибо фигурирует на всех этапах жизни русского человека, в частности, и российского гражданина вообще. К примеру, сбрасываются (-лись) на троих и, было время, по три рваных. Бывает, правда, что третий —лишний, но это исключение, особливо если имеем дело с любовным треугольником. Дальнейшее перечисление употреблений мистической цифири не имеет смысла, однако же добавлю, что как-то услышал от единоутробного брата своего, которому я не сторож, такую фразу, которая определила три моих ипостаси: «Ты, братан, полуморяк, полухудожник и полуписатель». «Недоделок, словом», – задумчиво констатировал я. «Отнюдь, – сказал он голосом известного экономиста. – Вспомни того, кто есть един в трёх лицах. Он воспарил и довёл человечество до христианства, а ты, сколотив три полена своей сущности, вроде как завершил свою судьбу». «Воссоздав её в виде основательного чурбака», – вновь констатировал я, а в ответ получил хитрую усмешку.
На этом, собственно, можно было бы завершить сей автореферат, ибо все детали, все подробности моей бренной жизни описаны в романе воспоминаний «Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца». Название опуса говорит само за себя, ибо на затейливых тропинках жизни я пробирался от столба до столба, следуя завету князя, крестителя Руси, который не принял мусульманство по той причине, что «веселие Руси есть питие, не можем без этого жити». Однако отсылать кого-либо к поискам журналов – дело неблагодарное, а потому кое о чём всё же проболтаюсь.
В своё время я закончил два учебных заведения и два не закончил. Так как моё появление на свет произошло в северном Казахстане, то в городе Щучинске Кокчетавской области я получил свидетельство об окончании семи классов в неполной средней школе №1. В городе Кишиневе я получил диплом об окончании Республиканского художественного училища. А не закончил я Художественное ремесленное училище №42 в городе Свердловске, а после убытия из страны виноградной лозы, Молдавии, так же не завершил обучения в Художественном институте имени Сурикова, который, как известно, находится в столице нашей родины Москве. Институт покинул в глубокой тайне от друзей и сокурсников, которые не понимали моей застарелой болезни – тяги к морю. Таким образом, совершив ретираду, я бросил якорь в некогда прусском городе Кенигсберге, ставшим советским Калининградом и столицей рыбаков, к славной кагорте пахарей моря и примкнул экс-студент, и где, конечно же, воздвиг основательный верстовой столб – отправную точку для странствий по солёным хлябям мирового океана. Между прочим, здесь, в Кениге, я не закончил (видимо, по застарелой привычке) третье учебное заведение – Среднее мореходное училище. То ли мистическая цифирь подыграла этому (третье – лишнее), то ли лень-матушка, но, думаю, истина в другом: я вовремя понял, что стезя судоводителя – не для меня. Мой удел – свайка, троса, палуба и те её мелочи, которые на морском языке называются «дельными вещами». Ибо я был, о море, твой пловец. Однажды доплавался до того, что оказался в Балтийском отряде учебных судов. Сначала в должности матроса и подшкипера, потом – боцмана. Три года под парусами трёхмачтовой баркентины – мои главные морские университеты и самое счастливое время жизни. Именно тогда я женился, ушёл из учебного отряда, переведённого в Ригу, снова рыбачил и наконец оказался на Урале, не корысти ради, а токмо волею повлиявшей на мя жены.
Во-первых, родился сын, во-вторых, я вернулся из самого длительного рейса, длившегося 7 месяцев 15 дней, и в-третьих, что главное, супруга моя поведала о своих страхах. Мол, а когда на море качка и бушует ураган, и стены дома сотрясаются от штормового ветра, колобродящего за окном, в заливе, страхи её касались благоверного: каково там ему, в синем и далёком океане, где-то возле Африки или Ньюфаундленда?! Сказалась и послерейсовая усталость. В это время легко даётся любое решение. Я знал, что в Кениге оставаться нельзя. Останусь – рано или поздно снова сбегу в моря, а вёрсты, отделившие Урал от Балтики, казались достаточной гарантией для оседлого образа жизни на мёртвом якоре с пережёвыванием и перевариванием былых впечатлений при помощи кисти и карандаша. Впрочем, я ещё дважды возвращался на моря. В 1967 году, совместно с уральским художником Аркадием Охлупиным, сделал рейс на барке «Крузенштерн» по маршруту Рига – Севастополь – Риека (Югославия) – Марсель – Рига. В Севастополе, когда студия Молдова-фильм снимала на барке ленту «Рыцарь мечты», я шапочно и познакомился с Крапивиным, но окончательно свёл нас Свердловск. В середине 70-х работал матросом на калининградской плавбазе «Ленинская «Искра». И это было в последний раз, когда пришлось видеть океан с борта рыбопромыслового судна.
Особых успехов на Урале живопись мне не принесла. Урал социалистический и идеология ведущей и направляющей требовали не морских пейзажей, а пафоса трудовых будней рабочего гегемона и труженика села. Я иногда участвовал на городских и областных выставках, а когда близился крах социализма с человеческим лицом, угодил на последнюю зональную выставку, имевшую быть в Свердловске. Конечно, случались и какие-то персональные выставки. С одной из них Областное управление культуры приобрело для Ирбитского художественного музея картину «На дальних берегах». Так как сие произошло ещё в период исторического материализма, то холст благополучно пылился много лет в запасниках музея. Когда ирбитчане решили создать Музей современного уральского искусства и начали перебирать и считать свою недвижимость, картина всплыла и, видимо, произвела какое-то впечатление, так как дирекция сочла нужным разыскать автора, что-то у него купить, а потом и устроить выставку в новосозданном музее, которая открылась и закрылась в положенные сроки, то есть ровно за год до того, когда мне, автору, предстояло окончательно превратиться в дремучего старпера 75-ти лет от роду.
Так всё и было (я говорю о живописи) до знакомства с Владиславом Крапивиным. Благодаря ему и только ему, появилось третье моё «полено», которое я бы не назвал даже «полуписателем». Общение привело к первым опусам, опубликованным там и сям, двум книгам прозы и вступлению в Союз писателей СССР с ликом вождя мирового пролетариата на корочке членского билета. Произошло это (как бежит время!) в конце прошлого века, в июле 90-го, когда рухнул Советский Союз, а среди его обломков исчезли госиздательства и возможность издаваться «полуписателям» без имени, без роду-племени, что не сумели облачиться в гламур или мундир майора Пронина, а то и просто не захотели «лёгкой жизни» на грязном гребне волны, что прокатилась по России, строящей капитализм с человеческим лицом по нечеловеческим рецептам.
Завершая эту биографическую справку, которую можно было бы назвать «жизнь и необыкновенные приключения кильки в томате», скажу, что республиканская литературная премия имени Мамина-Сибиряка и Шолоховская медалька, да плюс к тому лит. премия журнала «Урал», скорее всего, достались мне по ошибке, так как действительно не считаю себя писателем. А потому приставка «полу» более соответствует истине и вполне годится для слова «литератор». Что до великого слова «писатель», то, думаю, каждый волен подумать над ним и дать соответствующую оценку тому, кто достоин этого звания. Вспомните стих Маяковского «Лев Толстой и Ваня Дылдин» и делайте свой выбор. И вывод.