Глава вторая
Я – лётчик
5 июня 2020 г. Военно-морской госпиталь, г. Североморск.
Сквозь щелку в набрякшие и с трудом разлепленные веки белым светом пролез вытянутый плафон. Сияющий чистотой, молочный ребристый плафон на таком же белом стерильном потолке. А в плафон, словно пушечный ствол, направлена замотанная бинтами гипсовая труба с прицелом из двух растопыренных пальцев. Макс раскрыл глаза и попытался двинуть подвешенной на растяжках ногой. В ответ резануло болью, непроизвольно вырвался слабый стон.
– Сосед, ты очухался?! Ну, наконец-то!
Кто это? Голос растянутый, слова ватные, в гудящую голову пробиваются с трудом.
– Я уже тебя и зову, и гипнотизирую, и кровать трясу, чтобы очнулся, а ты – никак! Эй, я здесь!
Странно… Максиму показалось, что голос звучит слева. Кое-как повернувшись вправо, он увидел точно такую же, как у себя, белую, с мачтами кронштейнов кровать у окна, а на ней, как и у него, нацеленную в потолок гипсовую ногу. Против солнца лицо никак не получалось рассмотреть, оно расплывалось и сливалось с цветастой подушкой.
– Ты как, нормально?
– Мутит.
– Это от наркоза! У меня так же было. Рыжий, дурак, мне вместо одного шприц-тюбика промедола, спьяну вкатил всё, что у нас было в аптечке. Так я тоже уже только здесь очухался. Ничего не пойму, в голове барабаны, нутро выворачивает, было бы чем, так точно бы облевался!
– Какой ещё Рыжий?
Зрение, наконец, сфокусировалось, и он увидел румяную, круглую физиономию с хитрыми прищуренными глазами.
– Да зам мой! Хороший парень, но как чуть выпьет, так дурак дураком.
– Давно я здесь?
– Вчера привезли. Всё тебя туда-сюда катали. То в операционную, то назад, в палату. А я тут уже месяц! Представляешь?! И всё время один. Тебя как увидел, так чуть с кровати не спрыгнул! Как зовут?
– Максим.
– Ух ты! Считай что тёзки. А я Миша.
Макс покосился на соседа с подозрением. Тёзки? Где логика? Если только на одну букву?
– Заметил, что у нас даже ноги одни загипсованы? Правые!
Чувствовалось, что одичал Миша в одиночестве не по-детски! Теперь из него пёрло как из прорванной дамбы.
– Газеты уже все перечитал и по диагонали, и задом наперёд! Журналы даже женские, что у медсестричек отобрал. Кто-то из докторов в тумбочке забыл справочник по кишечным инфекциям – так я и его осилил! Ты даже не представляешь, какая всё-таки мерзость эти палочки.
– Что с ногой? – дабы не выслушивать, какая мерзость кишечные палочки, и с трудом поймав паузу, Макс сумел вставить вопрос вежливости.
– А… это? Ха-ха-ха! Это я на День победы столб вырубить хотел! Ты же понимаешь, что на Девятое мая сам бог велел боевые сто грамм поднять? Я эту дату строго чту, ещё и соседа с его замом позвал. Часть у меня маленькая – склад ГСМ в Рогачёво. Я, заместитель, три прапорщика да матросов два десятка. А у соседа склад вооружения. У нас с ним один на двоих забор из колючей проволоки. На Новой Земле, куда ни глянь, всюду тундра, так что соседи в цене. Праздновали у меня. Разумеется, что ста граммами не обошлось. Поначалу дегустировали, чей спирт лучше. Потом, чей склад важнее. Этот вопрос у нас всегда при встрече встаёт. А когда поняли, что пора освежиться, то вышли искать сугроб повыше. Самый верный способ – если чувствуешь, что перебрал, то головой в сугроб. Возьми на заметку. Но главное – проверь, чтобы чистый был, без жёлтых художеств. А потом вдруг Радик, это сосед мой, татарин, вспомнил, что в детстве занимался борьбой. Давай он мне какой-то приём показывать. Ну а я-то как могу в долгу остаться? Припомнил, что занимался карате, – Миша на секунду задумался. – Или не карате? Давно это было, ещё в школе. Но сделал я всё как положено. И «Я-я!» на выдохе выдал, и подпрыгнул хорошо, а потом с размаху ногой в бетонный столб. Поверишь – мгновенно протрезвел! Орал так, что, наверное, всех медведей с земли в море согнал. Если бы ещё Рыжий не вспомнил, что он когда-то медицинские курсы проходил, то я, наверное, смог бы рассказать, как меня сюда доставили. А так, под промедолом, ничего не запомнил. А у тебя как с ногой вышло?
– У меня? – Макс протяжно вздохнул. – А у меня свой столб на пути оказался.
– Понимаю… – хитро прищурился Миша. – Ещё один, страдающий лёгкой формой идиотизма? Значит, подружимся. По трезвому или по пьяни?
– По трезвому.
– Это уже хуже. Ноги надо беречь. Вот у меня было…
– Миша, ты лучше расскажи мне, что в мире творится, – не очень деликатно оборвал его Макс. – Как там обстановка с норвегами? Не слышал?
– Откуда мне знать? Телевизор один на отделение, и тот для ходячих, в коридоре стоит. Обед привезут, спроси у сестры. Только ей эта политика, что мне её косметика. А ты чего вдруг норвегами заинтересовался?
– Да так… вообще интересно, что в мире происходит. Сегодня какое число?
– Пятое.
– Ого! У меня из памяти три дня выпали. Вдруг за это время война началась, а я не в курсе?
– Не началась! – засмеялся Миша. – Это бы я точно знал. Меня бы тогда даже без ног на мой склад вернули. Без моего керосина и соляры войны не начинаются. Помню раз… Или лучше давай я тебе расскажу, как меня в отпуске гадюка укусила! Хотел сэлфи с ней на шее сделать…
– Подожди! – взмолился Максим. – Пока я здесь валялся, ко мне никто не приходил?
– Здесь только сёстры да доктора ходят. Тебе кто из них нужен?
– Понятно, – вздохнул Макс. – Значит, и не приходил ко мне никто, и война не началась.
– Да что ты с этой войной прицепился? Ещё накаркаешь! С чего бы ей начаться? Из-за того, что тебе никто не принёс апельсинов? Так поверь мне – это не повод. Вот у меня было! Как-то мой боец завалил белого медведя. Вот где карусель началась! Похлеще твоей войны. Каких только медвежьих защитников ко мне в часть не повалило! И зелёных, и оранжевых, и серо-буро-малиновых. Каких только опусов они там не понаписали на тему «Мог ли матрос спастись, не убив медведя»? А ты знаешь, какая это тварь, белый медведь? Нет, ты не знаешь, что такое – белый медведь!
– Я знаю, кто такой белый медведь… – протяжно застонал Максим. Ему вдруг показалось, что раньше он непростительно не ценил тишину. И теперь она обиделась, ушла, а чтобы он понял ей цену, в наказание подсунула ни на минуту не умолкающего соседа.
– Откуда вы его здесь, на Большой Земле, можете знать? – не унимался Миша. – У вас тут, кроме бакланов на мусорках, и нет никого. А вот у меня к контейнерам для мусора медведи как к себе домой заходят. Банки из-под тушёнки полизать да собак наших пожрать. Сколько не привозим, всех съедают. Собака для медведя – что для нас конфета. И хуже всего, что он её умнее. Покажется, подразнит и убегать! А ты только представь, как псину от гордости прёт! Сам медведь от неё удирает! Выбегает за колючку и за ним. А он её за сугробом поджидает. Так даже шерстью не поперхнётся.
– Что ж вы их не привяжете?
– А что от неё, от привязанной, толку? Она должна по всему периметру бегать, склады охранять, да если чего – гавкнуть погромче, чтобы часового позвать. Да ладно собаки, сами виноваты, если мозгов нет. Мне главное, чтобы он этого самого часового не достал. А то ведь они людей не боятся. Мы тоже для них как конфеты. И в отличие от нас, мы у медведей в Красную книгу не занесены. А как льды начали таять, так они все на сушу попёрли. Раньше такого и в голову не могло прийти, чтобы медведи на матросов охотились! А сейчас обнаглели. Ракетницы уже не боятся, а стрелять их нельзя. Чуть что, так эти самые зелёные с меня самого шкуру снимут. Вот и скажи, Максим, как мне людей сберечь, если медведи нас ни во что не ставят, хозяевами считают себя, и мы для них лишь вкусное звено в пищевой цепочке? И кто после этого из нас царь природы?
– Так ты матроса потерял?
– В том то и дело, что нет! – оживившись, Миша извернулся ужом и потянулся к Максу, повиснув на растяжках. – Боец мой оказался не промах, хотя и переклинило его крепко после этого. Орал так, что челюсть вывихнул. А в руки расслабляющие уколы делали, не могли пальцы от автомата оторвать.
– Зачем же он за пределы части вышел?
– Не выходил он. За забором был. Ограждение у нас из колючей проволоки в два ряда. Только сдаётся мне, что медведь его даже не заметил – как сквозь нитки прошёл. В дальнем углу «Урал» наш стоял, а под капотом водитель возился, да с часовым болтали. А потом видят – к ним медведь скачет! Так водитель перемахнул через кабину и в кузов плашмя, а часовой, молодец, не растерялся. Он в него весь магазин разрядил. Хоть и орал, но бил точно. Зелёные, когда медведя вскрыли, так всего пять пуль недосчитались. Здоровенный, матёрый самец! Ходили с рулеткой меряли его прыжки. Восемь метров! В ста шагах от забора нашли лежбище. Так определили, что медведь неделю там за сугробом прятался, за нами наблюдал, да выслеживал. Только всем этим защитникам на это пофиг! Если бы ты знал, сколько они тогда моей крови попили. Я им говорю, что матроса награждать надо, а они мне в нос статьями тычут. Я им зубы и когти, а они мне лекцию по охране природы! Сколько я тогда всяких рапортов, объяснительных, докладных исписал! Ты даже представить не можешь! Знаешь, что я тогда этому матросику сказал?! – Миша расхохотался и откинулся на подушку. – Лучше бы он тебя сожрал! Я бы тогда меньше бумаги перевёл. Если бы начальство сверху не вступилось, так ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. А так спустили на тормозах. Но я бойца всё равно наградил – ящиком сгущёнки! И втихаря дал коготь у того медведя спилить, он его сейчас на шее носит. Я не возражаю – заслужил.
– Это правильно, – поддакнул Макс.
– А ты слышал, что норвеги предлагали в Арктику пингвинов заселить? Давно пора! Может, тогда хоть от моих собак отцепятся? Вдруг пингвины им вкусней покажутся? Как считаешь, понравятся медведям пингвины?
– Понравятся, – согласился Максим, но мысли его были уже далеко.
Миша как легко увёл от тревожных дум, так же легко к ним и вернул. Интересные ребята – эти норвеги. Вот пингвинов хотят к себе подселить, земель им не жалко. А за минутное нарушение границы – ракету в спину. Хоть бы кто подсказал – чем всё закончилось? Или всё только начинается? Макс помнил прилетевший за ним вертолёт хорошо, операционную на «Кузнецове» уже смутно, а дальше полный провал. Ни одной зацепки, ни знакомого лица, ни обронённого о происшедшем слова. Исчезнувшие из памяти дни не отпечатались ни одним, хоть каким-то слабым намёком. По всей видимости, наркоза не жалели и для него.
– …я говорю, по стольнику за выстрел и стреляйте в мой «Ролекс»! А моим часам цена с этот самый стольник! – вдруг диким хохотом ворвался в мысли Миша. – И пока никто не рассмотрел, иду и вешаю их на столб.
– Весело там у вас… – невпопад произнёс Макс.
Как же он по-глупому подставился! Да ладно бы сам. Отделался ушибами, поломанной ногой, да и всех-то делов. Самолёт жаль! Но ещё хуже, что он своей выходкой вышел на такой уровень, что даже представить страшно! Подставил таких людей, что… что лучше бы провалиться ему от стыда вместе с этой кроватью, да на самый низ, в тёмный подвал. Чтобы никто не смог его там разыскать да бросить в лицо справедливое обвинение – кто доверил этому идиоту корабельный Су-33? Кто вообще когда-то решил, что он достоин летать? Где та глупая акушерка, что дала путёвку в жизнь этому существу с фамилией Королёв?
– …ненцы к нам частенько наведываются. То оленя на обмен, то шкурки. Я одному говорю – привези мне…
– У тебя телефон есть?
– Хорошо б я жил, если бы у меня был телефон! – хмыкнул Миша. – Времени у меня на сборы не было. В чём был, в том в санрейс и запихнули. Тебе позвонить кому-то надо?
– Новости бы глянуть.
Как там у классика – полжизни за коня? Макс готов дать столько же за последний номер газеты! Одним бы глазом по передовице пробежаться! Или взглянуть на новости в интернете. Не может быть, чтобы о нём не написали. Сам он телефон в полёт никогда не брал, о чем впервые пожалел. Как бы сейчас было кстати это маленькое, но такое информативное окно в мир. Он закрыл глаза, и опять поплыли под куполом облака. Ветер играл с ним, то подбрасывая вверх, то проваливаясь вниз к серым сопкам. А когда казалось, что ещё чуть-чуть и он побежит по их грязным склонам, он снова взмывал ввысь, в слепящий глаза снег. Мысли метались подобно ветру, нарушая череду событий и сваливая всё в одну кучу. Теперь Трофимов. Как он там сказал? Есть у норвегов на тебя планы. На материк хотят отправить. Если бы не буран, то уже отправили. Метеоролог сказал бы так: буран – всего лишь перетекание воздуха, вызванное низким или высоким давлением. А Макс наделил бы его мистическим свойством вмешиваться в судьбы людей, даря им надежду или же, напротив, её отбирая. Буран его покалечил, но он же дал спасительное время. А потом вдруг, вздымая тучи снега и хлопая лопастями, засветился изнутри прожектором. Как призраки из тьмы возникли морпехи с разрисованными лицами, в лихо заломленных беретах. На фоне их теней пролетают мимолётной немой картиной перекошенные ужасом шахтёрские лица. Рождённые бураном демоны хватают Максима со всех сторон и через мгновение исчезают. И всё! Будто и не было ничего. Не более чем игра всё того же таинственного бурана.
– У вас, на Новой Земле, наверное, частенько метёт?
Макс прислушался. Миша подозрительно молчал. Только сейчас Максим обратил внимание, что давно уже не слышит смеющегося, тарахтящего и фыркающего фона. Он повернул затёкшую шею и усмехнулся. После вынужденного молчания Миша быстро выдохся и теперь крепко спал.
Что там дальше? С того злополучного полёта прошло уже четыре дня. Почему его никто не терзает объяснительными? Никто не требует рассказать обстоятельства? Пожалели сломанную ногу? Хотят дать прийти в себя? Вряд ли. Мишу вон как за медведя мучили. А тут такое ЧП, и никого.
Макс покосился на висевшие над дверью часы. Время к обеду. Как привезут, нужно обязательно вытрясти хоть какую-то информацию. Пусть даже газету, но лучше бы выпросить что-нибудь с доступом в интернет.
За дверью, в коридоре, послышались шаги.
– Эй, кто-нибудь! – позвал Максим.
Прошли мимо. Он извернулся к своей прикроватной тумбочке и заглянул в ящик. Может, повезёт на какую-нибудь свежую газетёнку? Нет, пусто. Даже медицинского справочника, как у Миши, не оказалось. Макс повалился на подушку и застонал. Какая же это пытка – неизвестность! Чувствуешь, что заварил кашу, оказался в центре событий, но при этом находишься в полном неведении!
По коридору опять кто-то шёл, и не один. Как минимум двое тихо переговаривались, приближаясь к его палате. Ещё чуть-чуть и пройдут мимо.
– Да зайдёт ко мне, в конце концов, кто-нибудь?! – заорал Макс. – Или я в пустыне?!
Дверь открылась, и он вдруг понял, что мог бы и не орать. Потому что на этот раз целенаправленно шли к нему. Первым вошёл доктор, в накинутом халате поверх кителя. А за ним… за ним Гена Шатов! Чёрт, кто бы мог подумать! Макс затрясся на растяжках, как узник на колючей проволоке. Геночка Шатов! Генка-Крокодил! В жизни не смог бы представить, что встретит здесь Гену, но от этого радость была ещё больше.
– Ге-ена-а! – глупо улыбаясь, затянул Макс. И чтобы удостовериться, что это не навеянный наркозом мираж, ещё глупее спросил: – Ты-ы?
В ответ Гена сдержанно кивнул, затем не выдержал и подмигнул. Покосившись на спящего Мишу, он обратился к доктору:
– Было указание, чтобы его положили в отдельную палату.
– В отдельных палатах от полковника и выше, – возразил доктор.
– Не тот случай, – парировал Гена. Затем, не взирая на то, что у него всего лишь капитанские погоны, а у доктора погоны гораздо выше, повелительно указал на дверь. – Оставьте нас.
Как же изменила Гену новая служба! В глазах сталь, в голосе свинец. Что ни слово, то пудовая гиря! А ведь из их троицы он был самый скромный и тихий. В отличие от взрывного Макса и обидчивого Кирилла, удивительно непробиваемый, с нервами, обтянутыми шкурой носорога. Плюс к этому из них самый умный и с ошеломляюще феноменальной памятью. На спор Гена дважды читал таблицу выигрышных облигаций, затем, не подглядывая, воспроизводил её вслух, ни разу не ошибившись ни в одной цифре. А ещё неплохо играл на гармошке, за что, по совокупности с именем, получил прозвище – Крокодил. В военном училище Гена был звездой. Никто не сомневался, что с такой памятью Шатов непременно станет генералом. Такой феномен незамеченным остаться не может. Заметили, да не те… Макс долго не мог простить Гене преданное небо. Но как бы там ни было, дружба взяла верх, и он смирился.
Следующим в их трио числился Кирилл Катков. Каток из них был самый видный. Крепкий, скуластый, рослый красавец, за что и поплатился, вернувшись из очередного отпуска с молодой женой. Макс же не мог похвастаться ни эффектной внешностью Кирилла, ни ясной головой Гены. Невысокий, с фигурой, склонной к полноте, круглолицый, нос – кнопкой, да к тому же веснушки по лицу рассыпались, как семечки по подсолнуху. Потому на его свободу холостяка никто не посягал, а он поиски спутницы жизни постоянно откладывал до лучших времён. Гена разделял его взгляды, но совсем по другой причине.
Их дружбе удивлялись многие. Такая непохожая друг на друга троица неожиданно слилась в чудной, но поразительно крепкий сплав. Когда дело подошло к выпуску, для них наступило тяжёлое испытание. Россия – страна огромная, и получив распределение по разным её концам, можно больше никогда в жизни и не встретиться. А потому решили брать судьбу в свои руки. Факультет морской авиации готовит лётчиков для четырёх флотов. Гена, закончив училище с красным дипломом, имел право выбора. Рассудив так, чтобы была возможность служить им всем вместе, он предпочёл Северный флот. Как самый стремительно развивающийся и требующий всё новых и новых лейтенантов. Вслед за ним начали забрасывать рапортами отдел кадров Максим и Кирилл. Сработало. Пусть и не в одном полку, но все они оказались на Северном флоте. Каток попал на самый северный аэродром России «Нагурское», расположенный на острове Александры архипелага Земля Франца-Иосифа, осваивать только поступившие истребители Су-35. Макс стал палубником. А вот с Геной история особая. Судьба его сделала удивительный разворот. Когда, ни о чём не догадываясь, он прилежно служил, осваивая северное небо и строя честолюбивые планы на будущее, в полк неожиданно приехали два хмурых типа. Выставив командира полка из его собственного кабинета, они пригласили туда Гену. Долго беседовали. И как результат, будто заразили Гену инфекцией угрюмости, потому что неожиданно начал хмуриться и он. Неделю ходил мрачный, ни с кем не делился, а потом, как гром среди ясного неба, заявил:
– Мне было сделано предложение, от которого не принято отказываться. Дальше я буду служить в третьем управлении.
А это не что иное, как Военная контрразведка ФСБ.
И так бывает.
– Привет, палубник! – дождавшись, когда выйдет доктор, потряс пакетом с апельсинами Гена.
– Привет, Крокодил! – всё ещё не веря собственным глазам, расплылся в улыбке Макс.
– Я вот тут тебе принёс.
– Вижу. Ты примостись, где найдёшь. Можешь хоть на мою ногу. Она у меня крепкая, как садовая скамейка.
– Болит?
Гена поставил пакет на тумбочку, но сам остался стоять.
– Нет. Наркозом вся обколота, так что, подозреваю, самое весёлое у меня ещё впереди. Когда отойдёт. А ты апельсины принёс или по службе?
– Не болтай ерунды, – отмахнулся Гена.
Но по мелькнувшей на лице тени Макс понял, что к дружбе примешана и доля службы. Гена снова покосился на Мишу и процедил сквозь зубы:
– Забываются доктора. Придётся вложить начальству, чтобы на место поставили. Им чётко было сказано, чтобы поместили тебя в отдельной палате.
– Не нужно, – посмотрел на спящего Мишу Макс. – Конечно, молнию ему бы на рот пришить не помешало, а так мужик нормальный. С Новой Земли.
– Дело не в нём.
– Я тебя понял. Соображаю, зачем пришёл.
– Вот и хорошо. К тебе скоро народ валом попрёт. Так что лучше бы без свидетелей.
– Понимаю, – протяжно вздохнул Макс. – Боюсь даже тебя спросить – как там?
– Да уж наломал ты дров.
– Гена, расскажи! Я же себя тут уже поедом съел. Ничего не знаю. Лежу и думаю – а вдруг я войну развязал?
– Война пока не началась, но дипломаты друг друга нотами протеста забрасывают. Тебе, Макс, повезло, что скандал раздувать не хотят ни наши, ни Норвегия.
– Почему? Наши – понятно. Но норвеги, я был уверен, вцепятся в это дело.
– Не так всё просто. Я не зря сказал, что ты везучий, – Гена подошёл к кровати Миши и пристально посмотрел ему в лицо. Спит человек или притворяется, он научился определять ещё на курсах переучивания контрразведчиков. Удовлетворённо кивнув, он продолжил: – Твоё нарушение границы никто не ожидал, и, прохлопав это дело, норвежская радиолокационная служба не сделала контрольные снимки экрана. Крыть им нечем. Самолёт упал в море. Чтобы доказать нарушение, его ещё нужно найти. Но дело даже не в этом. Для хорошей вони достаточно того, что есть. Дело в том, что Норвегия не хочет выглядеть в неприглядном виде перед старшим братом. Брат им из-за океана деньги, технику, поддержку, а они так жидко обделались. Зато наши сработали чётко. Увели тебя из-под самого их носа. Вот и получается, что начни раздувать этот скандал, то больше реклама нам. А им – позор. Но это не значит, что нам такое простят. Разозлил ты их сильно. Теперь будут провоцировать и подлавливать на любой нашей ошибке.
– Ну и на том хорошо, – выдохнул Макс. – Как-нибудь переживём.
– А ты не радуйся. Говорят, что когда тебя доставили на «Кузнецов», наш сверхосторожный Командующий флотом рвался в медблок, чтобы добить тебя собственными руками. Готовься, что скоро тебя начнут топтать. Выговоры, предупреждение о неполном служебном соответствии, всё как полагается.
– Да я готов.
Гена отсутствующим взглядом пробежался по палате, затем обернулся и впился в глаза Макса ледяными зрачками. Максиму показалось, что его нанизали на шампур. Пронизывающий взгляд пробрался пятернёй вдоль трахеи и пощупал холодными пальцами где-то между лёгких.
– Я вообще не пойму, зачем ты к ним попёрся?
– Как-то само собой вышло. Я-то был уверен, что мы в нейтральных вертимся! А он вниз и к себе. Честно говоря, я, когда за ним гонялся, на курс не смотрел.
– Тем более непонятно – зачем ты за ним гонялся?
– Гена, но ты же знаешь – это обычное дело! И мы их перехватываем, и они нас перехватывают! Ты наших бомбёров или разведчиков спроси. Они, когда в нейтральные воды выходят, так их с самого начала и до конца полёта эскорты сопровождают. И ведут себя далеко не по нормам международных правил. Под крылья подвешиваются, курс перед носом режут. А разве не было, что они наши границы нарушали? Было! Сам знаешь – в небе полосатых столбов не наставишь! Но мы всё списывали на навигационные ошибки и прощали.
– Прошли те времена, – вспомнив прошлую службу, Гена мечтательно закатил глаза и кивнул. – Теперь все по лезвию ходим. Всем известно, Арктика тает, и что раньше подо льдами было недоступно, теперь вскрылось. Газ, нефть, бери без проблем. Нужно только отжать. Вот и пытаются. А наше дело – защитить то, что имеем. Шестьдесят процентов арктических территорий наши, вот и упираемся, чтобы не потерять ни одного процента. Но Арктика им не достанется. Она наша. В её суровом климате – наша надежда. Обитателям «мировых теплиц» Арктика не по зубам.
– Да я ведь только за! – обрадовался Макс. – Ты тоже меня понимаешь? А я всегда говорил – Арктику поделят сильные! И сила наша не в дипломатических соплях, а в стальных кулаках! И кулаки эти нужно иногда сжимать и давать под нос понюхать. Ты не подумай, что то, что меня сбили, как-то меня сломало. И выговоры переживу. Вот ногу подлечу и снова в строй.
Гена улыбнулся, потом бросил на Максима взгляд, полный тоски и сочувствия. Ни дать ни взять крокодил Гена с гармошкой, распевающий об ещё одном прожитом годе.
– Очень не хотел с тобой об этом говорить, но придётся, – он кивнул на загипсованную ногу. – Макс, у тебя проблемы. Доктор говорит, что не исключено, что ты отлетался. С лётной работы тебя спишут.
– Если это была шутка, то глупая, – натянуто засмеялся Максим.
– Не до шуток. Я знаю, что для тебя это значит, и никогда таким бы шутить не стал. Я не силён в медицине, но сейчас в твоей ноге не меньше, чем костей, натыкано титановых спиц. И как там срастётся, можно только гадать.
– Нормально срастётся!
– Дай-то бог. Я к тому веду, чтобы был готов ко всему.
– Даже думать о другом не хочу! – покраснев, Максим рывком поднялся на кулаках. – Да я лучше застрелюсь! Да я же, если мой костоправ не справится, у него ногу отдеру и себе привинчу! Да я… Гена, ну ты же меня знаешь?! Может, слышал песню – моя любимая! «Не чёрту, а небу я душу продал! Мне кажется, я от рожденья летал! Я-лётчик!» Это же как с меня списано.
– Эту песню я знаю. Мне тоже нравится. Но давай без лирики. Я хочу, чтобы ты знал – чем смогу, всегда тебе помогу. И ещё – у моей конторы к тебе претензий нет. Как только узнали, что ты у норвегов, тотчас подняли всю твою подноготную. Даже выкопали то, что мы с тобой в одном котле варились да вместе на крыло становились. Потому меня к этому делу и подтянули. И я сразу за тебя, как за себя, поручился. Чтобы даже версию не отрабатывали, что ты мог оказаться перебежчиком, – Гена вдруг засуетился и направился к двери. – Ладно, Макс, у меня времени немного. Пока что к тебе доступ запрещён. Я эту нашу встречу и так с трудом выпросил. Под видом оперативной разработки протащил.
– Подожди! – заволновался Максим. Ему так ещё о многом хотелось расспросить. – Так быстро? Ещё придёшь?
– Обязательно. Выздоравливай.
– А как там Каток? Ты с ним давно связывался?
– У Катка дела не очень. Не нравятся его столичной жёнушке северные просторы. Чаще у мамы, чем с ним.
– Вот и женись после этого! Гена, да подожди ты! Принеси мне хоть какой-нибудь дохлый планшет или микрокомпьютер. Я же здесь с ума сойду.
– Сделаем, – уже в полузакрытую дверь заверил его Гена.
Дверь закрылась, а Макс в сердцах стукнул кулаком по тумбочке. Ну почему так устроено, что самую худую весть тебе приносят самые близкие люди и лучшие друзья?!
БПК «Вице-адмирал Кулаков»