Глава 5
Я очнулась от резкого чесночно-лукового запаха, ударившего в нос. Затем несколько раз громко чихнула. Голова трещала от нудной ноющей боли, а глаза слезились, не давая возможности рассмотреть место, в котором я оказалась. Чья-то тяжелая ладонь маячила перед моим лицом, размахивая веточкой какой-то травы.
– Слава аллаху! Очнулась! Ага, неси скорее воду! – звучный утробный голос прозвучал прямо у меня над ухом. Я попыталась определить, кому он принадлежит – мужчине или женщине, но тут же получила за свои старания по темечку. Виски пронзила сильная боль, словно кто-то одновременно с двух сторон стукнул по ним молотком.
– Наргес Хатун, какую воду нести? Холодную или горячую? – писклявый, как у подростка, мужской голосок прозвучал чуть в отдалении.
– Холодную, конечно! Что за бестолковый народ?! Шайтан тебя подери!
Я слушала эту колоритную арабскую речь и удивлялась своим чудесным образом открывшимся познаниям персидского языка. Что это – солнечный удар и помутнение рассудка? Или я просто сплю?
Через несколько секунд я услышала быстрые шаги по каменному полу. Внезапно мне на лицо вылили целую пригоршню ледяной воды. От неожиданности я открыла глаза и начала жадно хватать ртом воздух, наполненный уже знакомым едким запахом лечебной травы и восточными благовониями. Сердце в груди выдавало перебои, словно сигналило «SOS» на азбуке Морзе. Я уставилась на высокий деревянный резной потолок, стараясь вспомнить – видела ли я его в гостинице?
– Давай, голубушка! Открывай рот!
Я посмотрела на хозяйку низкого, почти мужского голоса. Надо мной склонилось полноватое, уже немолодое лицо с густой линией черных бровей и острым носом, как у вороны. На голове у этой особы красовалась черная бархатная тюбетейка, наподобие татарского головного убора «катташи». Тюбетейка была вышита жемчугом и золотыми нитками. Сзади к ней крепилась широкая лента прозрачной белой ткани, скрывающая черные с проседью волосы.
Одета была эта грозного вида дама в глухое платье из зеленой парчи с широкими рукавами, украшенными алыми шелковыми лентами. Спереди платье было короче, и из-под него торчали ноги в серебристого цвета широких штанах, перетянутых на щиколотке алой лентой.
В ее руке я увидела десертную ложку со странной оранжевой кашицей, от которой пахло медом и корицей.
– Вот же дикарка! Вытаращила на меня свои бездонные зеленые глазищи и хлопает ресницами! Открывай рот, тебе говорят! – Женщина сдвинула брови и поднесла ложку к моим губам, почти касаясь их ее кончиком.
– Не сердись, Наргес Хатун, девочка испугана, никак в себя не придет!
Рядом с ее грузным лицом появилось женоподобное личико молодого мужчины в чалме и длинной серой рубахе, из-под которой торчали светлые шаровары.
– Сейчас я ей помогу прийти в себя! А ну! Вот как назначу сорок палок! Открывай рот!
Я открыла рот и тут же получила ложкой по зубам. Содержимое оказалось вполне съедобным – смесь кураги, инжира, орехов и меда, приправленная корицей.
– То-то же! Масуд-ага, помоги мне ее усадить. И где только носит Зейнаб-калфу и Арзу-калфу?! Все приходится делать самой! Выгоню на съедение шакалам! Кругом одни лентяи! – грозная дамочка разошлась не на шутку. На звуки ее голоса, похожего на удары колокола, моя голова отзывалась острыми спазмами.
Ловкие руки мужчины подхватили меня под локти и потянули на себя. В висках все еще стучало, хотя уже и не так сильно.
Я уселась на кровати, с которой меня подняли, и осмотрелась. Комната, в которой я находилась, была небольшого размера и скромно обставлена. Выбеленные стены, деревянные лавки, покрытые лаком, несколько плоских подушек на полу, пара окон с затейливыми деревянными решетками в мавританском стиле, да ряд узких кроватей, отделенных друг от друга ширмой из выцветшего льна. По периметру комнаты к стенам были прикручены факелы, освещавшие помещение.
– Где я? – спросила я у мужчины, который показался мне более добродушным, чем его начальница.
– Тебе кто открывать рот разрешал, а?! – Наргес Хатун подперла руками бока и впилась в меня взглядом, полным превосходства. У меня мурашки побежали по коже, а в груди все сжалось от страха. – Вот же бестолковая наложница! Глупенькая джарийе! Вот как такую к падишаху вести?
Она отвернулась от меня и уставилась на Масуд-агу, который только пожал плечами и расплылся в услужливой улыбке. Очевидно, эта особа держала тут всех в ежовых рукавицах.
Я не сразу уловила смысл ее слов про «наложницу» и «падишаха», но когда шестеренки в моей голове вновь закрутились с бешеной скоростью, передавая смысловые сигналы в мозг, я как ужаленная подскочила с места и уставилась на эту странную парочку.
– Меня похитили?! Сколько вы заплатили этому Ахмеду? Сто тысяч долларов? Двести?
– Масуд-ага, растолкуй этой несчастной, как нужно разговаривать с хазнедар!
Я знать не знала, что еще за «хазнедар» такая, но судя по тону, которым это было сказано, должность была руководящая и весьма уважаемая.
– Хатун, сядь, успокойся, – елейным голосом заговорил мужчина. – Не будь дурочкой, слушай хазнедар, усердно учись, старайся, и, возможно, когда-нибудь, иншааллах! – в этом месте он театрально воздел глаза к потолку и поднял вверх указательный палец, – тебя позовет в свои покои сам шахиншах Джахан Великолепный, правитель Ирана и Омана, падишах Аравии и Персии, второй шах династии Сефевидов, да продлит Аллах его годы!
Мои брови медленно ползли вверх. На несколько секунд я даже потеряла дар речи. Какой еще шахиншах? Какие Сефивиды? Какой Иран, Оман и Аравия? Что за чертовщина?!
– Но ведь я в Абу-Даби! Прилетела сюда утром на самолете! – я испуганно моргала ресницами и переводила взгляд с Наргес Хатун на Масуд-агу и обратно. Услышанное никак не укладывалось у меня в голове.
– Вот же смешная джарийе! Наргес Хатун, ты только послушай, что она говорит – прилетела сюда утром на каком-то самолете! – Мужчина обхватил себя за живот и принялся хохотать как сумасшедший, постепенно заражая своим смехом строгую начальницу. – Что это еще за птица такая – самолет? Скажи-ка мне, хатун, сколько перьев ты у нее повыдирала, пока вы летели?
Я ровным счетом ничего не понимала. Смех грузной дамы и ее прислужника заполнил собой все пространство.
– А она веселая, может приглянуться падишаху! – ответила ему Наргес Хатун, заливаясь смехом и едва сдерживая слезы. – Веди ее в хамам. Пусть ее там лекарша осмотрит да вымоет как следует. А то пока кроме зеленых глаз ничего и разглядеть невозможно. Пылью заросла, как ковер в чулане!
Масуд-ага подхватил меня под локоть и потащил к выходу, продолжая хохотать и причитать:
– Прилетела она, на самолете. Вот же придумает, глупая хатун.
Я еще раз обернулась и бросила на хохочущую женщину недоумевающий взгляд.
– Что вы сделали с моей подругой? Где Лера?
Но на мои возгласы никто уже не обращал внимания. Ответом мне были все те же причитания Масудаги да приглушенный грубый смех хазнедар за тяжелой дверью.