Заговор Берли и Уолсингема
Заговоры Ридольфи и Трогмортона были католическими заговорами против Елизаветы. Заговор Парри был имитацией заговора со стороны шпиона-двойника, использованной правительством. Заговор Бабингтона был правительственной провокацией, внешне носившей форму католического заговора. Возможно, в этой «эволюции» тоже сказывалось укрепление позиций елизаветинской Англии в борьбе против Испании и ее союзников.
Может возникнуть закономерный вопрос: зачем при избытке действительных заговоров английскому правительству надо было фабриковать еще и мнимые? Ведь в Европе была создана целая организация с центром в Мадриде, постоянно возобновлявшая попытки избавиться от Елизаветы путем убийства, дворцового переворота или нового католического восстания.
Чего же больше даже для Берли и Уолсингема, которым было выгодно, чтобы народ считал Елизавету подвергающейся смертельной угрозе со стороны испанского короля и его союзников и соглашался бы поэтому ради обеспечения безопасности страны безропотно нести бремя налогов? Кроме всего прочего, Берли и Уолсингему необходимо было запугивать Елизавету постоянными заговорами – это был единственный способ заставить раскошелиться скаредную королеву, не раз урезывавшую ассигнования на секретную службу.
К тому же в действительных заговорах непосредственно могли не участвовать как раз те лица, от которых английское правительство считало особенно необходимым избавиться под предлогом их содействия испанским интригам. Участники реальных заговоров далеко не всегда попадались в сети Уолсингема. Вдобавок, это были, как правило, мелкие сошки. В этом отношении «свой», продуманный и осуществленный в соответствии со сценарием, заговор имел большие преимущества.
Берли и Уолсингем считали совершенно необходимым разделаться, наконец, с Марией Стюарт. Ведь случись что-либо с Елизаветой, шотландская королева заняла бы английский престол. Со смертью Марии Стюарт исчез бы источник постоянных католических интриг. Но подвести под топор палача пленницу, которая как-никак формально оставалась королевой Шотландии и добровольно отдалась в руки своей родственницы Елизаветы, можно было не иначе, как добыв безусловные, неопровержимые доказательства ее участия в заговоре. И при том непременно в заговоре, ставящем цель – убийство приютившей Марию Стюарт Елизаветы. Получить такие доказательства было невозможно, если пустить заговор на волю волн.
Берли и Уолсингем решили завлечь Марию Стюарт в заговор собственного производства. Исполнителями могли стать лишь доверенные лица Марии Стюарт. Многих из них нельзя было подкупить. Тем лучше: не ведая, что творят, они с тем большей естественностью сыграли бы порученные им роли.
Начало заговору было положено вездесущими лазутчиками Уолсингема. Именно они побудили нескольких католических дворян – Энтони Бабингтона и его друзей – заняться составлением плана освобождения из плена Марии Стюарт. Среди них был некий Роберт Пули. Опытным агентам Уолсингема не составило потом особого труда подстрекнуть заговорщиков, ранее думавших только о вызволении шотландской королевы, к мысли об убийстве Елизаветы.
Среди участников заговора были отчаянные фанатики типа священника Баллорда или прибывшего из-за границы Джона Севеджа, поклявшегося убить Елизавету. Севедж, конечно, не подозревал, что усердно подбивавший его в Реймсе к столь похвальному поступку почтенный католический джентльмен Джилберт Гифорд имел на этот счет твердые указания сэра Френсиса Уолсингема и регулярно представлял ему счет за оказанные услуги. Джилберт Гифорд уговорил и Томаса Моргана, главного агента Марии Стюарт в Париже, тайно известить шотландскую королеву, чтобы она доверяла Энтони Бабингтону. После этого Мария Стюарт, до этого содержавшаяся под строжайшей охраной, была перевезена в замок, расположенный недалеко от имения Бабингтона, и внешне надзор за ней был значительно ослаблен.
Силки были расставлены. Временами у заговорщиков как зарождалось смутное сознание того, что какая-то невидимая рука все больше запутывает незримую сеть, которая должна погубить их. Сам Бабингтон намеревается все бросить и уехать за границу: он даже сообщает об этом своему доверенному другу – Роберту Пули! В Париже Гифорд указывает Моргану на необходимость побудить Марию Стюарт к установлению прямой переписки с Бабингтоном, чтобы воодушевить ее верного сторонника.
Моргана охватывают сомнения, ведь подобные письма, попадись они в руки Уолсингема, могут иметь страшное значение. Но соблазн был слишком велик. И Морган идет на компромисс – он сам составляет, выбирая наиболее осторожные выражения, текст письма, которое Мария Стюарт должна послать Бабингтону.
Люди Уолсингема позаботились и о том, чтобы наладить постоянную связь между шотландской королевой и заговорщиками. В пивных бочках, которые доставляют для слуг Марии Стюарт, ее верный дворецкий выуживает закупоренную флягу, содержащую драгоценные послания. Связь отлично работает в оба конца: любая записка, поступающая к Марии Стюарт или отправленная ею, без помех расшифровывается и копируется Томасом Фелиппесом, секретарем Уолсингема. Гифорд, в роли доверенного лица Моргана, уверяет Бабингтона, что его долг – посвятить Марию Стюарт в планы заговорщиков. Тот пишет роковое письмо, и – после нескольких дней мучительных колебаний – Мария Стюарт отвечает. Она одобряет планы заговорщиков.
Нетерпение в Лондоне так велико, что Томаса Фелиппеса командируют на месте расшифровать письмо и поскорее сообщить обо всем в Лондон. Чтобы сделать ее еще большей, Фелиппес делает приписку на шифрованном письме Марии Стюарт, в котором содержится просьба сообщить имена шести джентльменов, давших клятву убить королеву.
Агенты Уолсингема по пятам преследуют и одного за другим арестовывают всех участников заговора. Следуют обычные пытки, суд и варварская казнь. А вслед за судом над заговорщиками происходит процесс над их соучастницей и вдохновительницей – Марией Стюарт. 8 февраля 1587 г. ее жизнь прерывается топором палача.
Казнь Марии Стюарт была встречена с возмущением во многих европейских столицах. Однако в большинстве случаев дело ограничилось бумажными протестами. Сын Марии Стюарт – Яков, король Шотландии, для вида выражал громко негодование и грозил войной, однако втайне засылал доверенных лиц к Елизавете, заверяя в полной лояльности в обмен на обещание объявить его наследником английского престола. Шпионы доносили Уолсингему о каждом шаге шотландского короля. Английскими агентами были самые доверенные слуги Якова. Любознательность Уолсингема распространялась на все стороны жизни соседнего монарха – от его любви к собакам и до, заведомо менее теплых, чувств к королеве Елизавете.
По-иному повел себя лишь Филипп II. Он получал подробные сведения о заговоре Бабингтона и был обманут насчет того, кем было затеяно все это дело. Но он не терял надежды на мщение. Глава католической контрреформации продолжал подготовку еще невиданной по размерам эскадры – «Непобедимой армады». Она должна была высадить испанскую армию в Англии и погасить опасный очаг ереси, ставший на пути планов создания «универсальной», мировой монархии с центром в Мадриде. В своих планах Филипп II рассчитывал по-прежнему опираться на помощь римского папы и иезуитского ордена, считавшего могущество испанского короля залогом укрепления и распространения католицизма.
Новый папа Сикст V, суровый и энергичный политик, на словах деятельно поддерживал начинание мадридского двора и даже обещал денежную субсидию в миллион золотых дукатов, правда, с осторожной оговоркой о выплате ее частями и, главное, после высадки испанской армии.
Один итальянский историк, Г. Лети, живший во второй половине XVII в., рассказывает в этой связи интересную историю. Английское правительство направило к Сиксту V тайного агента, некоего дворянина Карра (явный псевдоним), католика, большинство родственников которого были протестантами. Карр был знаком с Сикстом V и с его любимым племянником Александром Перетти. Агент знал, что отношения между главой католической церкви и испанским королем были далеко не такими дружескими, как это казалось с первого взгляда. Папа стремился присоединить к своим владениям Неаполитанское королевство, в котором хозяйничали испанцы.
Приехав в Рим, английский разведчик получил с помощью Перетти аудиенцию с Сикста. Папа рассыпался в комплиментах королеве и даже отпустил тяжеловесную шутку – ему, Сиксту, и Елизавете следовало бы пожениться, чтобы подарить миру нового великого монарха, равного Александру Македонскому. В другом случае он намекнул, что Елизавета могла бы оказывать побольше помощи нидерландским еретикам, дабы связать руки испанскому королю.
Карр, который был одновременно и разведчиком и тайным послом, формально выдавал себя за эмигранта. Английское правительство для вида даже конфисковало его имения. Испанскому послу, разумеется, не могли нравиться частые визиты англичанина к папе, но тот разъяснил встревоженному представителю Филиппа II, что он, наместник святого Петра, принимает Карра исключительно из милосердия, как пострадавшего за верность католической вере.
Заручившись связями в верхах римского клира, Карр познакомился и с кардиналом Алленом, выуживая у того сведения об английских эмигрантах. В это же время Филипп II сообщил Сиксту о своих планах, прося благословения, а папа передавал полученные сведения в Лондон. Возможно, именно таким путем английское правительство получило дополнительные данные и о заговоре Бабингтона, хотя оно вряд ли нуждалось в них.
Папа выдал Филиппу II субсидии на завоевание еретической Англии. Однако самая мысль об этой вынужденной трате добрых церковных денег на то, чтобы приобрести для испанского короля еще одно владение, приводила Сикста в исступление. Испанский посол доносил Филиппу II, что его святейшество постоянно находится в состоянии гнева, бранит слуг и в ярости бьет посуду.
У Синкста V были серьезные основания не прерывать тайных переговоров с Лондоном – впоследствии он даже заговаривал о посылке английских войск в Италию для изгнания испанцев из Неаполя. Недаром Сикст V враждовал с иезуитами и, быть может, даже был отравлен ими.