Анти-Суворов. «Ледокол» опровергнут!. Ледокол (Сергей Жевалов, 2016)

Кто начал вторую мировую войну?

В начале своего опуса мистер Резун заявляет: «После окончания войны круг „виновников “ расширился. Сталин заявил, что Вторую мировую войну начали все капиталистические страны мира. До Второй мировой войны все суверенные государства мира, кроме СССР, по сталинскому делению, считались капиталистическими. Если верить Сталину, то самую кровавую в истории человечества войну начали правительства всех стран, включая Швецию и Швейцарию, но исключая Советский Союз»³⁶.

Швеция и Швейцария не были «белыми и пушистыми невинными овечками». Швейцария, например, выступала категорически против принятия СССР в Лигу Наций: «15 сентября 1934 года Ассамблея Лиги Наций на своей XV сессии по инициативе французского министра иностранных дел Л. Барту обратилась к правительству СССР с предложением вступить в Лигу Наций.

Это предложение было поддержано 30 государствами, которых поддержали еще 4 государства – Дания, Норвегия, Финляндия и Швеция. Было принято также предложение о предоставлении СССР постоянного места в Совете Лиги Наций. Против приема СССР выступили и голосовали только представители Голландии, Португалии и особенно Швейцарии»³⁷.

«Причем Голландия и Швейцария, – пишет академик И.М. Майский, – даже не поддерживали с СССР дипломатических отношений»³⁸.

Швеция на протяжении всей Второй мировой войны была для Германии главным поставщиком железной руды. Что стоил бы «германский блицкриг» без «стального кулака» – танковых групп, основу которых составляли бронированные машины, изготовленные из шведской руды. Сам автор «Ледокола» сообщает о том, что без шведской железной руды Германия обойтись никак не могла:

«Война прожорлива, потому каждый стратег составляет карту путей, по которым стратегическое сырье попадает в его страну и в страну противника. Свои пути следует защитить, пути противника – резать.

Если составить карту с источниками стратегического сырья и путями, по которым оно идет, то каждому будет ясно: положение Германии в 1939 году было исключительно тяжелым. По большому счету, в Германии нет сырья. Германия связана сотнями уязвимых нитей со всем миром. Захват Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции, Югославии, Греции, присоединение Австрии и Чехословакии проблем не решило. Господство над многомиллионными людскими массами и огромной территорией, на которой почти нет сырья для промышленности, вело к распылению сил, но не сулило никаких выгод.

Вот только один аспект проблемы. Германия, Франция, Бельгия имеют мощную сталелитейную промышленность, но не имеют железной руды.

Известно, что победа куется в мастерских, катится по рельсам и кончается на фронте ударом штыка. Но кувалды в мастерских, рельсы на железных дорогах и сам штык – это сталь. Слишком многое на войне и в тылу, от линкоров до подков на солдатских сапогах, сделано из стали. Из-за нехватки стали в Германии в ходе войны на уровне Геринга поднимался вопрос о строительстве бетонных паровозов вместо стальных. Из-за нехватки стали поврежденные мосты приходилось восстанавливать с помощью бревен вместо стальных конструкций, а из-за этого – резко сокращать грузоподъемность железнодорожных составов. Из-за нехватки стали рельсы вторых путей использовались для восстановления поврежденных участков на первых путях. Железнодорожные пути с двухсторонним движением превращались в одноколейные. Это замедляло весь ритм экономической жизни Германии и оккупированных ею стран.

В любом случае Гитлер не мог надеяться на скоротечную победу – у него было слишком много врагов. А затяжная война вела Гитлера к самоубийству в самом прямом смысле слова. Для того чтобы продержаться несколько лет, следовало обеспечить подвоз железной руды. А руда добывалась на самом севере Швеции и через Балтийское море шла в порты Германии»³⁹.

На странице 12 мистер Резун вдохновенно лжет: «Если бы Сталин хотел мира, то он должен был всячески мешать возрождению ударной мощи германского милитаризма: ведь тогда Германия оставалась бы слабой в военном отношении страной. Кроме слабой Германии, в Европе была бы Британия, не имеющая мощной сухопутной армии; Франция, которая почти весь свой военный бюджет тратила на сугубо оборонительные программы, возводя подобие Великой Китайской стены вдоль своих границ, и другие более слабые в военном и экономическом отношении страны. В такой ситуации Европа была бы совсем не столь пожароопасной… Но Сталин с какой-то целью не жалеет средств, сил и времени на возрождение германской ударной мощи. Зачем? Против кого? Конечно, не против самого себя! Тогда против кого? Ответ один: против всей остальной Европы».

На самом деле военно-экономическую мощь Германии восстановили США и Англия: «Для того чтобы подготовиться к войне и обеспечить себя новейшим вооружением, Германия должна была восстановить и развить свою тяжелую индустрию и, прежде всего, металлургию и военную промышленность в Руре.

После поражения в первой империалистической войне Германия, находившаяся под гнетом Версальского договора, не могла этого сделать в короткий срок своими силами. Германский империализм получил в этом мощную поддержку со стороны Соединенных Штатов Америки.

…Громадную роль в этом деле сыграл так называемый репарационный план Дауэса для Германии, при помощи которого США и Англия рассчитывали поставить германскую промышленность в зависимость от американских и британских монополий. План Дауэса расчистил путь для усиленного притока и внедрения в германскую промышленность иностранного, преимущественно американского, капитала. В результате уже с 1925 года начался подъем германского хозяйства, обусловленный интенсивным процессом перевооружения производственного аппарата… За 6 лет, с 1924 года по 1929 год, прилив иностранного капитала в Германию составил свыше 10–15 млрд марок долгосрочных вложений и свыше 6 млрд, марок краткосрочных вложений.

По некоторым источникам, объем капиталовложений был значительно больше. Это привело к гигантскому усилению экономического и, в частности, военного потенциала Германии. В этом деле ведущее значение принадлежало американским капиталовложениям, составлявшим не менее 70 проц. суммы всех долгосрочных займов.

…Вот этот золотой дождь американских долларов оплодотворил тяжелую промышленность гитлеровской Германии и, в частности, военную промышленность. Это миллиарды американских долларов, вложенных заокеанскими монополиями в военную экономику гитлеровской Германии, воссоздали германский военный потенциал и вложили в руки гитлеровского режима оружие, необходимое для осуществления его агрессии.

В короткий срок, опираясь на финансовую поддержку главным образом американских монополий, Германия воссоздала мощную военную промышленность, способную производить в огромных количествах первоклассное вооружение, многие тысячи танков, самолетов, артиллерийских орудий, военно-морских кораблей новейшего типа и другие виды вооружения.

Все это хотелось бы забыть фальсификаторам истории, пытающимся уйти от ответственности за свою политику, вооружившую гитлеровскую агрессию, развязавшую Вторую мировую войну и приведшую к невиданной еще в истории военной катастрофе, стоившей человечеству миллионов и миллионов жертв»⁴⁰.

Современные западные историки тоже подтверждают факты активной помощи США и Англии в возрождении военно-экономического потенциала Германии: «До 1930 года в Германию поступили приблизительно 28 миллиардов долларов; 50 процентов этой суммы в виде краткосрочных кредитов; половина этой суммы поступила из Соединенных Штатов. Только 10,3 миллиарда долларов пошли на выплату репараций; остальное растеклось по множеству весьма интересных направлений. Другими словами, начиная с 1923 года Германия не заплатила из своего кармана ни одного цента репараций.

На эти американские заимствования Германия оказалась способной восстановить свой промышленный потенциал, сделав его в целом вторым в мире…»⁴¹.

Далее на все той же двенадцатой странице автор «Ледокола» пишет: «Но возродить мощную армию в Германии и столь же мощную военную промышленность – это только полдела. Даже самая агрессивная армия сама войн не начинает. Нужен, кроме всего, фанатичный, безумный лидер, готовый начать войну. И Сталин сделал очень многое для того, чтобы во главе Германии оказался именно такой лидер. Как Сталин создал Гитлера, как помог ему захватить власть и укрепиться – отдельная большая тема. Книгу на эту тему я готовлю (курсив мой. – С.Ж.). Но об этом речь впереди…» И на 24-й странице: «Роль Сталина в захвате власти фашистами в Германии огромна. Книга об этом будет» (курсив мой. – С.Ж.). В книге «Ледокол», вышедшей в 1992 году в Издательском доме «Новое время», автор сообщает о том, что готовит книгу о Гитлере. В электронном виде «Ледокола» в интернете фразы «книгу на эту тему я готовлю», «книга об этом будет» изъяты. Прошло 20 лет. Книги нет. Потому что книгу о том, что И.В. Сталин «создал» Гитлера, написать невозможно из-за того, что Гитлера создали англо-американские финансисты.

Гвидо Джакомо Препарата пишет: «На период с 1924 по 1933 год британские финансисты, ведомые Банком Англии, стали главными и практически единственными главными героями вскармливания и взращивания гитлеризма»⁴².

Автор на пятнадцатой странице пишет о том, что только в России была совершена революция, а в других странах революционеров не нашлось: «Ленин надеялся, что и в других странах найдутся настоящие марксисты, способные подняться „над узконациональными интересами“ на борьбу против своих собственных правительств ради превращения мировой войны в мировую гражданскую войну. Но таковых в других странах не нашлось, и потому перспектива мировой революции отодвинулась в недосягаемое будущее».

А на восемнадцатой странице сам себе противоречит и сообщает о том, что пролетарские революции совершались и в других странах Европы: «Расчет Ленина точен: истощенная войной Германская империя не выдержала напряжения войны. Война завершается крушением империи и революцией. Ленин немедленно аннулирует договор. В разоренной войной Европе на обломках империй возникают коммунистические государства, поразительно похожие на ленинский режим большевиков… Коммунистические режимы в Баварии, Бремене, Словакии, Венгрии…»

Мистер Резун – грубый фальсификатор и ревизионист истории. В этой же главе он пишет на девятнадцатой странице: «Благоприятный момент в Германии уже упущен, и все же Германия 1920 года – это вполне подходящее поле для классовых битв. Германия разоружена и унижена. Все идеалы поруганы и оплеваны. В стране жесточайший экономический кризис: в марте 1920 года Германию потрясла всеобщая забастовка, в которой, по некоторым сведениям, участвовало более 12 миллионов человек. Германия – пороховая бочка, и нужна только одна искра… Марш Красной армии (Марш Буденного) включает слова: „Даешь Варшаву! Дай Берлин! “. Теоретик советских коммунистов Николай Бухарин в газете „Правда“ провозглашает более решительный лозунг: „Непосредственно к стенам Парижа и Лондона! “.

Но на пути красных легионов – Польша. Между Советской Россией и Германией нет общей границы. Чтобы зажечь пожар революции, нужно сокрушить разделительный барьер – свободную, независимую Польшу. На беду коммунистов, во главе советских войск оказался командир, не понимавший сути стратегии, – М.Н. Тухачевский. Армии Тухачевского были разбиты под Варшавой и позорно бежали. В критический момент у Тухачевского не оказалось стратегических резервов, это и решило исход грандиозного сражения. Поражение Тухачевского не было случайным: за полгода до начала советского „освободительного похода“ на Варшаву и Берлин Тухачевский „теоретически обосновал“ ненужность стратегических резервов в войне»⁴³.

Из вышеприведенного высказывания подразумевается, что Советская Россия для того, чтобы якобы «болыпевизировать» Германию, напала на «свободную, независимую Польшу».

Но это ложь.

В 1920 году именно Польша напала на Советскую Россию, а не наоборот.

Далее «заламаншский исследователь» вещает: «Перед самым введением нэпа в декабре 1920 года Ленин говорил о мировой войне: „…новая такая же война неизбежна“»⁴⁴.

О том, что Версальский мирный договор не исключал войны, а порождал новые, знали все. Французский главнокомандующий в Первой мировой войне маршал Ф. Фош признавал, что Версальский мир – «это не мир, а перемирие на 20 лет»⁴⁵.

Президент США В. Вильсон, «выступая в Омахе, как и многие другие „умеренные“, говорил о том, что парижский договор посеял семена „следующей, куда более ужасной войны"»⁴⁶.

Мистер Резун преподносит слова В. И. Ленина как сенсацию, но на самом деле вождь Великой Октябрьской социалистической революции озвучил те мысли, которые были известны на тот момент всему миру

В.И. Ленин пишет:

«Версальский договор это есть договор хищников и разбойников. Когда нам навязали Брестский мир, под игом которого мы были столько времени, тогда во всем мире кричали, что это мир грабителей. Когда была побеждена Германия, Лига наций, воюя против нее, кричала о том, что это война освободительная, демократическая. Германии был навязан мир, но мир этот был ростовщический, мир душителей, мир мясников, потому что они разграбили и раздробили Германию и Австрию. Они лишили их всех средств жизни, оставили детей голодать и умирать с голоду, это мир неслыханный, грабительский. Таким образом, что такое Версальский договор? Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов. Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве. У Германии отняты этими противниками по Версальскому договору все ее колонии. Турция, Персия и Китай превращены в рабов. Получилось такое положение, при котором 7/10 мирового населения находится в порабощенном положении. Эти рабы разбросаны по всему миру и отданы на растерзание кучке стран: Англии, Франции и Японии. И вот почему весь этот международный строй, порядок, который держится Версальским миром, держится на вулкане, так как те 7/10 населения всей земли, которые порабощены, только и ждут не дождутся, чтобы нашелся кто-нибудь, кто поднял бы борьбу, чтобы начали колебаться все эти государства»⁴⁷.

В следующем абзаце «просто любитель истории» снова выхватывает фразу из работы В.И. Ленина и, облекая ее в свою одиозную оболочку, в сфальсифицированном виде преподносит читателю: «И снова я вспоминаю Гитлера. Я его не защищаю, я просто отмечаю, что в 1920 году он ничего публично не говорил о неизбежности и желательности Второй мировой войны.

А вот заявление Ленина того времени: „Мы кончили одну полосу войн, мы должны готовиться ко второй“. Для этого и вводится нэп. Мир – это передышка для войны. Так говорит

Ленин, так говорит Сталин, так говорит „Правда“. Нэп – это короткая передышка для будущих войн»⁴⁸.

В. И. Ленин имел в виду тугой узел противоречий, который оставила в наследство Первая мировая война победителям и побежденным. Всему миру было ясно, что эти противоречия приведут рано или поздно к новому мировому конфликту. В.И. Ленин говорил: «Нам нужно добиться того, чтобы поголовно все члены профсоюзов были заинтересованы в производстве и чтобы они помнили, что, только увеличивая производство, повышая производительность труда, Советская Россия в состоянии будет победить. И только таким путем Советская Россия на десять лет сократит те ужасные условия, в которых она находится, тот голод и холод, которые она теперь переживает. Не поняв этой задачи, мы можем погибнуть все, потому что при слабости нашего аппарата мы должны будем отступать, так как капиталисты в любое время могут возобновить войну после того, как они немного отдохнут, а мы не в состоянии будем тогда продолжать эту войну. Мы не в состоянии будем тогда проявить нажим наших миллионных масс, и в этой последней войне мы будем разбиты. Вопрос стоит именно так, – долгий ряд войн до сих пор решал судьбу всех революций, всех величайших революций. Такой величайшей революцией является и наша революция. Мы кончили одну полосу войн, мы должны готовиться ко второй; но когда она придет, мы не знаем, и нужно сделать так, чтобы тогда, когда она прядет, мы могли быть на высоте»⁴⁹.

В.И. Ленин призывал не к войне, а к мирному социалистическому созидательному труду, к восстановлению разрушенной Первой мировой войной, Гражданской войной и иностранной военной интервенцией нашей страны, к строительству военно-промышленного щита для молодой Советской республики, а мистер Резун в свойственном ему стиле снова все переврал.

А в книге «Последняя республика» автор себя опровергает и заявляет, что В. И. Ленин предупреждал о том, что в Германии неизбежно возникнут реваншистские настроения, которые могут привести к новой мировой войне: «Ленин первым понял, что Первая мировая война завершилась, но оставила после себя наследие-динамит. Страны-победители, особенно Франция, увлеклись и обложили побежденную Германию чудовищными репарациями. Победа западных союзников была закреплена Версальским договором, грабительским и унизительным для Германии. Выплата огромных сумм победителям привела к жестокому экономическому кризису в Германии и поставила германский народ на грань голода, нищеты, на грань постоянного бедствия.

Ленин понял первым, что Версальский договор – бомба, заложенная под Европу В нее следовало только вставить взрыватель и пустить механизм. Ленин понял, что жадность победителей погубит: Германия никогда не смирится с несправедливостью, в Германии найдутся силы, которые выступят против Версальского договора, за пересмотр результатов Первой мировой войны, выступят с идеей реванша и его осуществят.

Уже в 1920 году Ленин на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов говорил: „…порядок, который держится Версальским миром, держится на вулкане, так как те 7/10 населения всей земли, которые порабощены, только и ждут не дождутся, чтобы нашелся кто-нибудь, кто поднял бы борьбу, чтобы начали колебаться все эти государства“»⁵⁰.

Автор делает просто сенсационные заявления на 24-й и 25-й страницах: «И Сталин поддерживает фашистов. Рьяные сталинцы, например, член Политбюро германской компартии Герман Ремелле, совершенно открыто поддерживают германских фашистов, рвущихся к власти. Роль Сталина в захвате власти фашистами в Германии огромна. Сейчас я приведу только мнение Льва Троцкого, высказанное в 1936 году: „Без Сталина не было бы Гитлера, не было бы и гестапо!“. О проницательности Троцкого и знании данного вопроса говорит его другое замечание в ноябре 1938 года: „Сталин окончательно развязал руки Гитлеру, как и его противникам, и подтолкнул Европу к войне“. Это сказано, когда Чемберлен радуется, что войны не будет, Муссолини считает себя миротворцем, а Гитлер еще не давал директиву о подготовке нападения на Польшу – и тем более на Францию.

В момент, когда Европа с облегчением вздохнула и поверила, что войны не будет, Троцкий уже знает, что она скоро будет, и знает, кто в этом виноват. Чтобы окончательно поверить Троцкому, послушаем еще одно его пророчество, высказанное 21 июня 1939 года. В этот момент идут интенсивные переговоры между Великобританией, Францией и СССР против Германии. Ничто не указывает на возможность каких-то неожиданностей и осложнений. А Троцкий говорит: „СССР придвинется всей своей массой к границам Германии как раз в тот момент, когда Третий рейх будет вовлечен в борьбу за новый передел мира“. Германия будет воевать во Франции, а Сталин „всей своей массой“ будет сокрушать нейтральные государства на своих западных границах, приближаясь к границам Германии.

Читая обобщения и предсказания Троцкого через 50 лет и сейчас оценив их точность, мы задаем вопрос: как же он это мог знать? Троцкий не делал секрета. Он – автор коммунистического переворота, создатель Красной армии, советский представитель на брестских переговорах, он – первый лидер советской дипломатии и экс-командующий Красной армии, он бывший вождь СССР и бывший рулевой Мировой революции. Уж он-то знает, что такое коммунизм, Красная армия и кто такой Сталин. Троцкий говорит, что все его предсказания основаны на открытых советских публикациях, в частности на заявлениях секретаря Коминтерна Димитрова.

Троцкий самым первым в мире понял игру Сталина, которую не поняли западные лидеры, которую не понял вначале и Гитлер».

Но все эти заявления хороши для желтой бульварной прессы: «Спешите видеть! Сенсационные «открытия»! Только у нас и нигде больше!». Для исторического исследования все эти утверждения не имеют никакого значения, так как они не подтверждены ничем. Здесь нет ни одной ссылки на источники. Эти заявления – голословные высказывания, а, следовательно, ложь на лжи и ложью погоняет.

Ну и напоследок. Мистер Резун так отзывается об Л.Д. Троцком в другой книге: «Но не все, что говорил Троцкий, надо принимать всерьез… Так что логика Троцкого была хромающей. Политика – это борьба за определенные идеи. Но чтобы идеи воплотить в жизнь, нужна власть. Потому политика – это борьба за власть. Величие и ничтожество политиков проверяется только одной мерой: как они преуспели в борьбе за эту самую власть. Троцкий не удержался на вершине власти, следовательно, политики не понимал, оказался ничтожеством в политике, и его оценки политической ситуации не могут представлять интереса»⁵¹.

На странице 26 автор цитирует И. В. Сталина: «В 1927 году Сталин объявил о том, что вторая империалистическая война совершенно неизбежна, как неизбежно и вступление Советского Союза в эту войну Но мудрый Сталин не хочет войну начинать и быть ее участником с первого дня: „Мы выступим, но выступим последними, чтобы бросить на чашу весов гирю, которая могла бы перевесить“ (Т. 7. С. 14)».

Мистер Резун почему-то датирует 1927 годом речь И. В. Сталина на пленуме ЦК РКП(б) 19 января 1925 года: «Это не значит, что мы должны обязательно итти (в оригинале именно так: не „идти“, как бы мы написали сейчас, а „итти“. – С.Ж.) при такой обстановке на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает – то это неправильно. Наше знамя остается по-старому знаменем мира. Но если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить.

Отсюда вывод: быть готовыми ко всему, готовить свою армию, обуть и одеть ее, обучить, улучшить технику, улучшить химию, авиацию, и вообще поднять нашу Красную армию на должную высоту. Этого требует от нас международная обстановка»⁵².

И.В. Сталин в своей речи говорит о миролюбии Советского Союза, а мистер Резун опять все переврал для своей выгоды.

В начале этой главы автор сообщает: «В 1939 году Гитлер начал Вторую мировую войну, имея 3195 танков, то есть меньше, чем Харьковский паровозостроительный завод мог выпустить за полгода, работая в режиме мирного времени»⁵³.

А в книге «Последняя республика» количество немецких танков уменьшилось: «На 31 августа 1939 года танковый парк Германии включал несколько сотен трофейных чешских легких танков и 2977 танков германского производства. В том числе: 1445 танков Т-I, 1223 – Т-II, 98 – Т-III, 211 – Т-IV»⁵⁴.

Количество «несколько сотен трофейных чешских легких танков» выпишем из книги «Святое дело»: «Кроме того, трофейные чешские танки: 35(t) – 149; 38(t) – 623»⁵⁵. Итого: 772 чешских танка.

Данные по германским и чешским танкам мистер Резун почерпнул в исследовании генерал-майора германской армии Б. Мюллер-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии 1933–1945 годов». Воспроизведем из вышеуказанной книги таблицу по наличию танков в германской армии на 1 сентября 1939 года, а также на 1 июня 1941 года.

Таблица 1. Изменение количества танков и штурмовых орудий

Источник: Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933–1945 годов. – М.: Изографус, изд-во «Эксмо», 2002. С. 267.

Из общего количества германских танков мистер Резун по одному ему известным причинам исключил вначале 5 штурмовых орудий (в «Ледоколе»), а в последующих книгах он исключил помимо штурмовых орудий также огнеметные и командирские танки.

Советские же танки он считает все. Более того, он сравнивает все советские танки только с германскими, да и то лишь с теми, которые находились 22 июня 1941 года на Восточном фронте: «Некоторые исследователи определяют общее количество советских танков цифрой 25 508. И даже больше. Я с этим согласен. Но дабы не обвиняли меня в перехлестах, называю количество советских танков по минимуму, а германских на Восточном фронте – по максимуму, по самой щедрой оценке Жукова. Общее количество: Советский Союз – 24 010; Германия – 3712»⁵⁶. Еще пример: «На 21 июня 1941 года у Сталина 24 000 танков…На 22 июня 1941 года на Восточном фронте Гитлер имел 3350 танков»⁵⁷.

Такой подход некорректен, так как не все советские танки находились на западных границах Советского Союза, равно как и против СССР воевали не только германские танки, но и танки, и самоходные орудия союзников-сателлитов Германии, а также трофейные бронированные машины из оккупированных стран (например, французские).

Воспроизведем в таблице 2 количество бронетанковой техники, выпущенной на заводах Франции в период с 1917 года по 1940 год.

Таблица 2. Количество танков, выпущенных на заводах Франции в 1917–1940 годах

Источник: Холявский Г.Л. Полная энциклопедия танков мира. 1915–2000 / Сост. Г. Л. Холявский. – Мн.: ООО «Харвест», 2000. С. 50, 148–161.

Советскому Союзу приходилось держать почти 1000 танков в Закавказском военном округе против Турции и более 4000 танков на Дальнем Востоке и в Забайкальском военном округе против Японии, которая имела в наличии 3500 танков⁵⁸ и в любой момент могла напасть на СССР.

Таблица 3

Источники: Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939–1941 (Документы, факты, суждения). Издание 3-е, исправленное и дополненное / Михаил Мельтюхов. – М.: Вече, 2008. С. 526; В. Суворов. Разгром: Третья книга трилогии «Последняя республика». – М.: ACT, 2010. С. 204.

В.А. Анфилов пишет: «В первые дни после нападения на СССР (10 июля 1941 года) Риббентроп направил своему послу в Токио телеграмму следующего содержания: „Примите все меры для того, чтобы настоять на скорейшем вступлении Японии в войну против России… Наша цель остается прежней: пожать руку Японии на Транссибирской железной дороге еще до начала зимы“.

По решению императорского совета генеральный штаб разработал в 1941 году план внезапного вторжения японских войск в Приморье и Забайкалье. Этот план, носивший условное название „Кантокуэн“ („Особые маневры Квантунской армии“), предусматривал разгром советских вооруженных сил, находившихся на Дальнем Востоке, и захват территории по меридиану Омска.

В целях подготовки нападения на Советский Союз оккупированные японцами Маньчжурия и Корея были превращены в крупные плацдармы. На границах с СССР и Монгольской Народной Республикой строились многочисленные укрепления, которые должны были служить исходными районами при сосредоточении и развертывании сухопутных войск. Вся эта территория покрылась густой сетью дорог, было возведено много аэродромов, военных складов, казарм.

Непрерывно увеличивалась численность Квантунской армии: к лету 1941 года в ней насчитывалось 480 тыс., а к концу года – около 1 млн человек. На вооружении ее имелось 5000 орудий, 1000 танков и 1500 самолетов»⁵⁹.

Германия и ее союзники в любой момент могли перебросить свои танки из глубины Европы к границам Советского Союза или на территорию СССР (после 22 июня 1941 года) и использовать в боевых действиях против нашей страны. Поэтому я предлагаю сравнивать все танки, танкетки и самоходные орудия на базе танков, имеющиеся в наличие в Советском Союзе на 22 июня 1941 года со всеми танками, танкетками и самоходными орудиями, имеющимися в наличие у Германии и всех ее союзников (в том числе и у Японии), включая трофейные. Так будет объективно и правильно.

Таблица 4. Количество танков на вооружении великих держав к июню 1941 года

'С учетом всех танков, в том числе: легких пулеметных плавающих, артиллерийских самоходных штурмовых орудий, танкеток (в том числе Т-27: боевая масса – 2,7 т; вооружение – один 7,62-мм пулемет ДТ; мощность двигателя – 40 л. с.; количество – 2 188; МС-1: боевая масса – 5,9 т; вооружение – 37-мм или 45-мм пушка, два 7,62-мм пулемета ДТ; мощность двигателя – 35 л. с.; количество – 193 единицы⁶⁰), кроме того, с учетом имеющихся на складах и в ремонтных базах.

"Трофейные французские танки, захваченные Германией.

Источники: Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. С. 385; Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945 годов. С. 267; Анфилов В.А. Провал «блицкрига». – М.: Издательство «Наука», 1974. С. 16.

Следовательно, у Германии и стран антисоветской «оси» против Советского Союза имелось более 16 000 бронированных машин.

Но это еще не все. Против Советского Союза воевали на стороне Германии (помимо Италии): Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия. На стороне Германии могли выступить против СССР также Болгария и Турция. Германия, также располагала парком трофейных танков. Помимо французских и чехословацких у Германии были танки из Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Югославии, Греции. Попробуем подсчитать количество танков вышеуказанных стран.

Польша. Г.Л. Холявский: «К моменту захвата Польши немцами в 1939 году польская армия располагала 169 танками 7ТР, 50 танками „Виккерс 6-тонный“, 67 легкими танками „Рено“ FT-17, оставшимися еще с первой мировой войны, 53 легкими танками „Рено“ R-35 (которые были переброшены в Румынию, не приняв участия в боях), приблизительно 700 танкетками TK/TKS, 100 различными бронированными машинами. Имея противника в лице более чем 3000 немецких танков, большая часть польской бронетанковой техники очень быстро была уничтожена, а то, что уцелело, попало в руки немцев»⁶¹.

Следовательно, в составе польской армии до 1 сентября 1939 года имелось почти 1100 бронированных машин (без учета 53 танков «Рено» R-35, переброшенных в Румынию и учтенных в составе румынских бронетанковых войск). Какое количество из этой тысячи танков попало в руки к немцам, неизвестно, но факт попадания некоторых польских танков в германскую армию неоспорим.

Румыния. 53 танка «Рено» R-35 из Польши. Г.Л. Холявский: «Помимо германской армии танки LTvz. 35 (чехословацкие 35(t). – С. Ж.) состояли на вооружении румынской армии, причем часть из этих 126 машин была изготовлена на заводах „Шкода“, а часть произведена в Румынии по лицензии»⁶².

В. Суворов: «Советский „устаревший“ танк БТ-7М даже официально имел скорость 86 км/ч (на самом деле больше). Противостоящие ему румынские танки FT-17 имели максимальную скорость 9 км/ч. Поэтому советские танки могли просто не обращать внимания на румынские танки, игнорировать их и обходить стороной. Если даже 1000 советских танков бросить в затяжные бои против 60 румынских, то и тогда сотни и тысячи других смогут беспрепятственно идти в Плоешти, не сворачивая и не маневрируя»⁶³.

Итак, танковый парк румынской армии составлял не менее 53 + 126 + 60 = 239 танков.

Венгрия. Г.Л. Холявский: «В феврале 1939 года военное министерство заказало 80 этих танков, названных 38.М „Толди“… Выполнить же заказ полностью удалось только в марте 1941 года. Весной 1941 года военные заказали еще 100 танков „Тодди“…В 1940 году на удлиненном шасси „Толди“ (оно стало на один опорный каток больше и на 0,66 м длиннее) началось производство нескольких десятков самоходных установок 40.М „Нимрод“ с 40-мм автоматической зенитной пушкой „Бофорс“…Всего было построено 46 ЗСУ „Нимрод“. Они имели боевую массу 9,5 т и развивали скорость 35 км/ч. Экипаж ЗСУ состоял из 6 человек»⁶⁴.

Соответственно, танковый парк венгерской армии был не менее 226 танков и самоходок.

Болгария. Г.Л. Холявский: «Болгария, также проявлявшая интерес к этому танку (35(t). – С. Ж), смогла получить первые 26 машин только в 1940 году, уже от немцев»⁶⁵.

Словакия. Г.Л. Холявский: «Танки LTvz. 35 (чехословацкие 35(t). – С. Ж.) после оккупации Чехии и Моравии получила и словацкая армия, в составе которой они принимали участие в боях на Восточном фронте против Красной армии»⁶⁶.

Румыния, Венгрия и Болгария обладали к 22 июня 1941 года танковым парком не менее 491 бронированной машины. К этому добавим 86 финских⁶⁷ и 35 словацких⁶⁸ танков. Итого 612 танков. Это без учета трофейных польских танков.

Но и это еще не все. Ниже приводятся сведения о том, что в армиях Румынии, Венгрии, Словакии и Болгарии были танки чешского (35(t) и 38(t)) и германского (Т-II) производства.

Г.Л. Холявский: «Помимо Германии, PzKpfw 38 (t) (чехословацкий танк 38 (t). – С. Ж.) состояли на вооружении армий Румынии, Словакии, Болгарии и Венгрии. В румынской армии эти танки прослужили до конца войны.

…Танки PzKpfw 35 (t) (чехословацкий танк 35 (t). – С. Ж.) состояли на вооружении танковых частей Словакии, Румынии и Болгарии.

…Кроме вермахта, танк PzKpfwII (танк германского производства Т-II) состоял на вооружении в словацкой, румынской и болгарской армиях»⁶⁹.

Как пишет В.А. Анфилов: «Итак, фашистской Германии удалось поставить на службу войны против СССР в большей или меньшей степени почти все европейские страны. Она использовала их людские и материальные ресурсы, которые резко увеличили ее экономическую мощь.

…В целом же союзные Германии страны значительно усилили ее военный потенциал. Особенно это сказалось в первые месяцы Великой Отечественной войны. Достаточно указать, что только в начале войны в нашу страну вторглось около 900 тыс. солдат и офицеров союзных Германии стран, имевших на вооружении большое количество боевой техники, в том числе до 1000 самолетов»⁷⁰.

Поэтому не будет преувеличением оценить наличие бронетанковой техники у Германии и ее союзников в количестве 17 000 – 18 000 боевых машин. Если их сравнить с советскими танками, танкетками и самоходными артиллерийскими установками в количестве 25 786 единиц, то соотношение будет – 1: 1,5 или 1: 1,4.

Как пишет мистер Резун: «Все познается в сравнении. Жаль, что некоторые уважаемые историки не желают сравнивать»⁷¹.

А если сравнить наоборот, то есть все германские танки с советскими, находящимися на западной границе СССР? Общее количество германских танков на 1 июня 1941 года – 5639 плюс 4930 трофейных французских. Итого 10 569 бронированных машин.

О том же количестве германских танков сообщает Герой Советского Союза Владимир Васильевич Карпов: «Ожидалось, что на наших западных границах Германия вместе со своими союзниками развернет 233 дивизии, 10 550 танков, 13 900 самолетов и до 18 000 полевых орудий»⁷².

Количество советских танков в западных приграничных округах мистер Резун дает в книге «Разгром»: «У Сталина в западных приграничных округах 20 мехкорпусов, в каждом в среднем 519 танков, в том числе в каждом по 66 новейших танков»⁷³.

Итого получаем: советских танков на западных границах СССР: 519 × 20 = 10 380; а всех германских и трофейных на 1 июня 1941 года – 10 569. Паритет! Германских бронированных машин даже больше на 2 %.

На страницах 34–35 английский мистер выдает желаемое за действительное: «Результат коллективизации и последовавшего за ней голода – это 10–16 миллионов убитых, растерзанных, погибших в лагерях. Над страной во весь свой огромный рост поднялся призрак людоедства. А Сталин в эти страшные времена продавал за рубеж по 5 миллионов тонн хлеба каждый год».

И.В. Сталин „в эти страшные годы“ не продавал 5 млн тонн зерна в год за рубеж. Про 5 млн тонн зерна мистер Резун вычитал в воспоминаниях У. Черчилля. 28 апреля Гитлер принял своего посла в СССР Шуленбурга, и в беседе между ними упоминалась цифра о продаже 5 млн тонн зерна: «…Но Шуленбург придерживался тезиса, лежавшего в основе всех его сообщений из Москвы. „Я убежден, что Сталин готов пойти на еще большие уступки нам. Нашим экономическим представителям уже указали, что (если мы сделаем своевременно заявку) Россия сможет поставлять нам до 5 миллионов тонн зерна в год“».

Из воспоминаний У. Черчилля видно, что СССР не продавал, а только собирался поставлять Германии (якобы по словам Шуленбурга. – С.Ж.) 5 млн тонн зерна в год.

Мистер Резун во всех своих выводах опирается на свои же выдуманные доказательства. Например, в этой главе его «умозаключения» основаны на слухах и сплетнях:

1. «Не знаю, правильно ли объяснение, но ветераны говорят, что изначальный смысл индекса „А“ – автострадный. Объяснение лично мне кажется убедительным».

2. «Говорят, что сталинские танки были не готовы к войне».

«Ветераны говорят», «кажется убедительным», «говорят, что» – вот источники выводов заламаншского «исследователя».

3. «В начале первой пятилетки в Красной армии было 92 танка, а в конце ее – более 4000».

4. «…за первые две пятилетки было произведено 24 708 боевых самолетов».

Откуда такие данные? Где ссылки на источники?

5. «И тогда в 1930 году Сталин начал кровавую коллективизацию. Крестьян загоняли силой в колхозы, чтобы потом у них даром забирать хлеб. Весь хлеб».

«Даром забирать весь хлеб» – это абсолютная глупость. Как можно забрать весь хлеб? А что сеять на следующий год? А чем питаться самим крестьянам? В отличие от мистера Резуна, И.В. Сталин понимал это, поэтому в СССР обязательные поставки крестьян в 30-х годах XX века составляли 20–30 % от собранного урожая зерновых.

6. «Результат коллективизации и последовавшего за ней голода – это 10–16 миллионов убитых, растерзанных, погибших в лагерях. Над страной во весь свой огромный рост поднялся призрак людоедства. А Сталин в эти страшные времена продавал за рубеж по 5 миллионов тонн хлеба каждый год».

7. «Если бы Сталин платил за автострадные танки, за парашютный шелк, за западную военную технологию не по пять миллионов тонн хлеба в год, а только по четыре, то миллионы детей остались бы живы».

«В эти страшные времена» Советский Союз продавал ежегодно за границу зерновых менее 2 млн тонн⁷⁴, что составляло около 2 % урожая. В 1896–1913 годах Россия продавала за рубеж 7 – 11 млн тонн⁷⁵ зерна ежегодно, что составляло 15–16 % от урожая. Причем если в дореволюционной России валовые сборы зерновых ежегодно составляли (в 1896–1913 годах) 50–70 млн тонн⁷⁶, то в колхозно-совхозной деревне Советского Союза валовые сборы составляли (в 1928–1940 годах) 76 – 100 млн тонн⁷⁷ в год. Так что и про голод, и про людоедство, и про 10–16 миллионов убитых, растерзанных, погибших в лагерях мистер Резун сильно врет.

8. «Вся Первая мировая война была веселым пикником в сравнении со сталинской индустриализацией. За четыре года все участвовавшие в этой войне страны потеряли 10 миллионов человек, Россия – 2,3 миллиона. А в МИРНОЕ время ради автострадных танков и самолетов-агрессоров Сталин истребил во много раз больше людей. КОММУНИСТИЧЕСКИЙ МИР ОКАЗАЛСЯ ВО МНОГО РАЗ СТРАШНЕЕ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ».

«Сталин истребил во много раз больше людей» – бездоказательное голословное высказывание без опоры на документы и факты.

Мистер Резун во всех своих книгах делает основной упор на то, что, мол, советское оружие сплошь и рядом сугубо наступательное.

О танке БТ он пишет: «БТ – это танк-агрессор»⁷⁸.

О самолете Су-2 сообщает: «Сталинский замысел: создать самолет, который можно выпускать в количествах, превосходящих все боевые самолеты всех типов во всех странах мира вместе взятых. Основная серия „Иванова“ планировалась в количестве 100–150 тысяч самолетов.

Вот мы и подошли к главному.

Сталин планирует выпустить самолет самой большой в истории человечества серией. Но это не истребитель. Это не самолет для оборонительной войны. Это – самолет-агрессор»⁷⁹.

О советской артиллерии, которая, по мнению заламаншского сказочника, была тоже наступательной, так как имела на вооружении исключительно гаубицы, то есть наступательное оружие, вещает: «Если готовимся к наступательной войне, производим гаубицы, к оборонительной – пушки»⁸⁰.

И уточняет: «С 1939-го по июнь 1941 года Красная армия получила 82 тысячи новейших артиллерийских орудий и минометов. Почти все советские орудия в 1941 году по качеству были лучшими в мире и таковыми остались до конца войны. Среди них 122-мм гаубица М-30 – разработана в 1938 году, проверена на Халхин-Голе, принята на вооружение в сентябре 1939 года, состоит на вооружении некоторых армий мира до конца XX века»⁸¹.

О советском ВМФ: «Могут спросить, а отчего двести сталинских подводных лодок и вся остальная морская мощь не дали отдачи, которой можно было ожидать от самого сильного подводного флота мира? Ответ простой – это была наступательная мощь. Это был инструмент, созданный для агрессивной войны»⁸².

Все домыслы и сочинения заламаншского фальсификатора опровергает премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и сообщает, что одно и то же оружие может быть как наступательным, так, в равной мере, и оборонительным: «Когда в мае 1932 года все партии превозносили в палате общин достоинства разоружения, министр иностранных дел предложил новый принцип классификации видов оружия, употребление которых должно быть разрешено или осуждено. Он назвал это качественным разоружением. Разоблачить ошибку было легче, чем убедить депутатов. В своем выступлении я заявил: „Министр иностранных дел сказал нам, что трудно подразделить оружие на категории наступательного и оборонительного оружия. Это действительно так, ибо почти любое оружие может быть использовано как для обороны, так и для наступления, как агрессором, так и его невинной жертвой. Чтобы затруднить действия захватчика, тяжелые орудия, танки и отравляющие вещества предполагается отнести к зловредной категории наступательного оружия. Но германское вторжение во Францию в 1914 году достигло своего наивысшего размаха без применения какого-либо из указанных видов оружия. Тяжелое орудие предлагается считать наступательным оружием. Оно допустимо в крепости: там оно добродетельно и миролюбиво по своему характеру. Но выдвиньте его в поле, а в случае необходимости это, конечно, будет делаться, – и оно тотчас же становится гадким, преступным, милитаристским и подлежит запрету в цивилизованном обществе. Возьмем теперь танк. Немцы, вторгшись во Францию, закрепились там и за каких-нибудь пару лет уничтожили 1 миллион 500 тысяч французских и английских солдат, пытавшихся освободить французскую землю. Танк был изобретен для того, чтобы подавить огонь пулеметов, благодаря которым немцы держались во Франции, и он спас огромное множество жизней при очищении французской территории от захватчиков. Теперь, по-видимому, пулемет, являвшийся тем оружием, с помощью которого немцы удерживали 13 французских провинций, будет считаться добродетельным и оборонительным оружием, а танк, послуживший средством спасения жизни союзных солдат, должен всеми справедливыми и праведными людьми быть предан позору и поношению…“»⁸³

На странице 38 мистер Резун вопрошает и раздает советы И. В. Сталину: «Что должен был делать Сталин, имея перед собой пролом шириной 570 км и некоторое время в резерве? Правильно. Он должен был спешно укреплять оборону именно на этом участке. Вдоль старых границ существовала мощная линия укрепленных районов. Ее нужно было срочно укреплять и совершенствовать. А кроме нее создавать вторую линию обороны, третью… пятую. Нужно было срочно минировать дороги, мосты, поля, рыть противотанковые рвы, прикрывать их противотанковой артиллерией»⁸⁴.

Именно это и делалось на новой советско-германской границе. Там велось строительство оборонительных сооружений. В.А. Анфилов опровергает заламаншского «исследователя»: «На оборонительное строительство в 1940 году правительство отпустило крупные суммы. Основная часть денежных средств предназначалась для строительства укрепленных районов на новой западной границе. Директивы на строительство УР военным советам Белорусского (впоследствии Западного) и Киевского особых военных округов были отданы наркомом обороны 26 июня 1940 года. Этим округам приказывалось в 1940 году начать строительство ряда укрепленных районов.

…военным советам округов были отданы приказы о продолжении уже начатого в 1940 году строительства укрепленных районов, а также возведении нескольких новых оборонительных полос вдоль западной границы. 12 февраля 1941 года на оборонительное строительство в 1941 году было отпущено в 1,5 раза больше денежных средств, чем в предыдущем году.

…Противотанковые и противопехотные мины в приграничных районах были заготовлены, но минно-взрывные заграждения не устраивались. Это, конечно, не означает, что в приграничной полосе не было вообще никаких заграждений. В соответствии с ранее отданными приказами войска устраивали невзрывные заграждения (рвы, эскарпы, контрэскарпы, надолбы, проволочные заграждения и др.)»⁸⁵.

На странице 91 английский мистер сам подтверждает строительство оборонительных сооружений на новой советско-германской границе: «Справедливости ради надо указать, что летом 1940 года прямо непосредственно на новой советско-германской границе началось строительство полосы укрепленных районов, которая, однако, так никогда и не была закончена. В советском Генеральном штабе эти новые укрепрайоны с определенной долей иронии неофициально именуют „Линией Молотова“. Решение о начале ее строительства было принято 26 июня 1940 года».

Далее автор обвиняет Советский Союз в агрессивности: «Чем занимался Сталин, кроме разрушения своей собственной обороны? Он занимался разрушением барьера нейтральных государств. Гитлеру одного пролома в стене было достаточно. Сталину – нет. Гитлер (с помощью Сталина) уничтожил государственную власть только в одном из государств разделительного барьера. Сталин (без посторонней помощи) сделал это в трех государствах (Эстонии, Латвии, Литве), пытался это сделать в четвертой стране (Финляндии) и активно готовился это сделать в пятой стране (Румынии), предварительно оторвав от нее огромный кусок территории»⁸⁶.

А в книге «Святое дело» он объясняет законность действий Советского Союза в предвоенный период: «Финляндия, большая часть Польши, Эстония, Литва, Латвия, Бессарабия в свое время входили в состав Российской империи. После крушения империи они Москве не подчинялись. В начальном периоде Второй мировой войны Советский Союз попытался все эти земли вернуть под свой контроль»⁸⁷.

Мистер Резун пишет на 42-й странице: «Но, попав в тяжелое положение, Сталин немедленно получил помощь Запада». И в следующей главе на странице 54 повторяет: «Говорят, что Сталин победил только благодаря помощи и содействию Великобритании и США. Святая правда!».

Ленд-лизовская «помощь» Запада составляет всего лишь 4 % от отечественного производства: «Увеличение импорта товаров (преимущественно сырья и материалов) произошло за счет поставок союзников СССР в войне против Германии и Японии. Однако если сравнить размеры поставок союзниками промышленных товаров в СССР с размерами производства промышленной продукции на социалистических предприятиях СССР за тот же период, то окажется, что удельный вес этих поставок по отношению к отечественному производству в период военной экономики составит всего лишь около 4 %»⁸⁸.

Администратор программы ленд-лиза Эдвард Стеттиниус, ставший впоследствии вице-президентом США, подтверждает тот факт, что поставки продуктов питания из США играли небольшую роль в решении продовольственной проблемы в воюющем Советском Союзе: «Хотя наши поставки продовольствия в Россию были велики, они, вероятно, лишь в малой мере отвечали потребности Красной армии в калориях, и ничего не оставалось гражданскому населению»⁸⁹.

Ленд-лизовские союзнические поставки принесли определенную пользу Советскому союзу Но такими ли уж они были бескорыстными со стороны США?

24 июня 1941 года Ф. Рузвельт на пресс-конференции заявил: «Разумеется, мы собираемся предоставить России всю ту помощь, которую мы сможем».

С 1 октября 1941 по 30 июня 1942 года Соединенные Штаты и Англия согласились направлять в Советский Союз ежемесячно 400 самолетов, 500 танков, зенитные и противотанковые орудия, а также другие виды оружия и военной техники. СССР выразил готовность расплачиваться за эти поставки средствами из золотого запаса страны⁹⁰.

В 1941 году СССР закупил у США товаров за наличный расчет на сумму 41 млн долл., однако дальнейшие поставки на торгово-кредитной основе не могли удовлетворить Советский Союз, поскольку борьба с войсками фашистского блока развернулась на огромной территории. Нужды фронта и тыла все время возрастали в огромных масштабах. Без введения какого-то иного порядка поставок материалов в СССР было не обойтись. Благодаря усилиям и советской, и американской дипломатии, решением президента США Рузвельта на СССР был распространен с 7 ноября 1941 года закон о ленд-лизе⁹¹.

Какой же до 7 ноября 1941 года был ленд-лиз? Это обычные торговые операции между странами. Соединенные Штаты продают оружие, Советский Союз это оружие покупает. За полновесное золото.

Ленд-лиз давал в то же время выгоды самим Соединенным Штатам. Эта программа явилась источником обогащения американских военных компаний. Советский Союз в свою очередь поставил Соединенным Штатам 300 тыс. т хромовой руды, 32 тыс. т марганцевой руды, значительное количество платины, золота и т. д.⁹²

Была и другая привлекательная для США сторона ленд-лизовской программы, на что обратил внимание в своих мемуарах президент Соединенных Штатов Г. Трумэн: «Деньги, истраченные по ленд-лизу, безусловно, спасали множество американских жизней. Каждый русский, английский или австралийский солдат, который получал снаряжение по ленд-лизу и шел в бой, пропорционально сокращал военные опасности для нашей молодежи»⁹³.

По признанию американцев, ленд-лиз приносил немалые выгоды самим США. «Поставками из СССР, – отмечал бывший министр торговли США Дж. Джонс, – мы не только возвращали свои деньги, но и извлекали прибыль, что было далеко не частным случаем в торговых отношениях, регулируемых нашими государственными органами». Ленд-лиз оказался источником обогащения американских монополий. Подводя итоги в своей книге, посвященной помощи Советскому Союзу в годы войны, американский историк Дж. Херринг пишет: «Ленд-лиз не был… самым бескорыстным актом в истории человечества… Это был акт расчетливого эгоизма, и американцы всегда ясно представляли себе выгоды, которые они могут из него извлечь»⁹⁴.

Выгоды, очевидно, были немалые. И не только от ленд-лиза. Ведь единственной страной антигитлеровской коалиции, получившей весомый экономический выигрыш от войны, были США. Недаром в Соединенных Штатах минувшую войну часто называют хорошей войной. И, видимо, не случайно автор труда «Хорошая война: устная история второй мировой войны» по этому поводу отмечает: «Почти весь мир во время этой войны испытал страшные потрясения, ужасы и был почти уничтожен. Мы же вышли из войны, имея в наличии невероятную технику, орудия труда, рабочую силу и деньги. Для большинства американцев война оказалась забавой… Я не говорю о тех несчастных, которые потеряли своих сыновей и дочерей. Однако для всех остальных это было чертовски хорошее время»⁹⁵.

В 1940 году в Америке было 8,1 миллиона безработных. В 1942-м – ни одного⁹⁶.

Недопустимо измерять по одной и той же шкале ценностей поставки военных материалов (как бы СССР в них ни нуждался) и жертвы советского народа, который прокладывал путь к победе над общим врагом. В годы войны и после нее эту мысль не раз подчеркивали крупные государственные деятели США. «Мы никогда не считали, что наша помощь по ленд-лизу является главным фактором в советской победе над Гитлером на восточном фронте, – отмечал Г. Гопкинс, ближайший советник президента Ф. Рузвельта, – она была достигнута героизмом и кровью русской армии»⁹⁷.

Э. Стеттиниус, оценивая роль ленд-лиза, писал: «В ответ на всю эту помощь Россия уже внесла свой вклад, не измеряемый ни в долларах, ни в тоннах. Это – миллионы нацистских солдат, убитых или попавших в лагеря для военнопленных; это – нацистские танки, уничтоженные в боях, и нацистские пушки и грузовики, брошенные отступающими немецкими армиями. Русские заплатили тяжкую цену за победы, одержанные в боях ради защиты родной земли от врага, но при этом они нанесли и непоправимый ущерб нацистской военной машине, значительно сократив сроки войны»⁹⁸. Пожалуй, лучше не скажешь.

Вскоре после победоносного окончания войны в Европе американская администрация в отношении экономической помощи иностранным государствам подготовила итоговый документ. В нем было сделано следующее заключение: «…Военные материалы, которые мы поставляли по ленд-лизу, хотя и играли важную роль в достижении успеха вооруженными силами Великобритании и СССР, но тем не менее составляли очень небольшую часть от их общего производства вооружения и оснащения. Основные свои потребности наши союзники покрывали за счет собственного производства. Что касается Великобритании, то помощь по ленд-лизу, полученная из США, покрывала примерно одну пятую всех потребностей. Если же взять русскую армию, то наша помощь удовлетворяла ее потребности в гораздо меньшей степени»⁹⁹.

А.И. Уткин пишет: «Американский президент Трумэн, заменивший умершего в самом конце войны Рузвельта, подписал 11 мая 1945 года приказ о прекращении поставок России товаров по ленд-лизу. Жестокое решение – даже вышедшие уже в море корабли были возвращены назад. Сталин назвал решение американского правительства „брутальным“»¹⁰⁰.

Б. Лиддел Гарт тоже солидарен с утверждением, что основной выигрыш от Второй мировой войны получили Соединенные Штаты Америки: «В то же время меры, направленные на уничтожение гитлеровской Германии, оказались для Европы настолько разрушительными и настолько ослабили европейские страны, что у последних не осталось сил для сопротивления перед лицом новой и куда большей угрозы, и Англия, наряду с ее соседями по Европе, превратились в бедного вассала Соединенных Штатов»¹⁰¹.

На странице 46 автор утверждает: «„Предвоенный период“ никогда не существовал. Его придумали. Достаточно вспомнить, что за „предвоенный период“ ВСЕ европейские соседи СССР стали жертвами советской агрессии».

Во-первых, не «ВСЕ европейские соседи СССР». А во-вторых, в конце 30-х – начале 40-х годов XX века Советский Союз вернул территории, отторгнутые у него в результате Первой мировой войны, иностранной военной интервенции, Гражданской войны, войны с Польшей и захвата Румынией в 1918 году Бессарабии.

На страницах 49–50 мистер Резун недоумевает, откуда, мол, советские граждане 1 сентября 1939 года узнали о том, что началась Вторая мировая война:

«Но давайте представим польско-германскую границу в то трагическое утро: мрак, туман, стрельба, рев моторов. Мало кому в Польше понятно, что же происходит; провокация или несанкционированный конфликт, возникший сам собой. А вот депутаты Верховного Совета СССР (чабаны на заоблачных пастбищах и знатные оленеводы на заполярных пастбищах) уже знают: не провокация, не конфликт, не германо-польская и даже не европейская война, а начало мировой войны. Надо нам – депутатам – в Москве собраться срочно (сессия внеочередная!) да принять соответствующие законы. Только непонятно, отчего эти самые депутаты не реагировали так борзо, когда подобное случилось на советско-германской границе в 1941-м?

Утром 1 сентября не только правительство Польши, не только правительства западных стран не знали, что началась новая мировая война, но и сам Гитлер не знал об этом.

Он начал войну против Польши в надежде на то, что это будет локальная акция, как захват Чехословакии. И это не пропаганда Геббельса. Советские источники говорят о том же.

Генерал-полковник авиации А.С. Яковлев (в то время личный референт Сталина): „Гитлер был уверен, что Англия и Франция воевать за Польшу не станут“ Щель жизни. С. 212).

Итак, Гитлер не знает, что он начинает Вторую мировую войну, а вот товарищи в Кремле это отлично знают! И еще момент: путь до Москвы не близок. Некоторым депутатам нужно 7 – 10, а то и 12 дней до Москвы добираться. Это означает, что для того, чтобы обсудить начавшуюся в Европе войну, кто-то до начала войны дал сигнал депутатам собраться в Кремле. Скажу больше: до подписания пакта Молотова – Риббентропа.

Любая попытка установить точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее неизбежно приводит нас к дате 19 августа 1939 года».

Советские люди знали о начале Второй мировой войны потому, что И.В. Сталин за полгода до нападения Германии на Польшу говорил в «Отчетном докладе на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б)» 10 марта 1939 года о том, что новая империалистическая война уже началась:

«Уже второй год идет новая империалистическая война, разыгравшаяся на громадной территории от Шанхая до Гибралтара и захватившая более 500 миллионов населения. Насильственно перекраивается карта Европы, Африки, Азии. Потрясена в корне вся система послевоенного так называемого мирного режима.

…Вот перечень важнейших событий за отчетный период, положивших начало новой империалистической войне. В 1935 году Италия напала на Абиссинию и захватила ее. Летом 1936 года Германия и Италия организовали военную интервенцию в Испании, причем Германия утвердилась на севере Испании и в испанском Марокко, а Италия – на юге Испании и на Балеарских островах. В 1937 году Япония, после захвата Манчжурии, вторглась в Северный и Центральный Китай, заняла Пекин, Тяньцзин, Шанхай и стала вытеснять из зоны оккупации своих иностранных конкурентов. В начале 1938 года Германия захватила Австрию, а осенью 1938 года – Судетскую область Чехословакии. В конце 1938 года Япония захватила Кантон, а в начале 1939 года – остров Хайнань.

Таким образом, война, так незаметно подкравшаяся к народам, втянула в свою орбиту свыше пятисот миллионов населения, распространив сферу своего действия на громадную территорию, от Тяньцзина, Шанхая и Кантона через Абиссинию до Гибралтара.

После первой империалистической войны государства-победители, главным образом Англия, Франция и США, создали новый режим отношений между странами, послевоенный режим мира. Главными основами этого режима были на Дальнем Востоке – договор девяти держав, а в Европе – Версальский и целый ряд других договоров. Лига наций призвана была регулировать отношения между странами в рамках этого режима на основе единого фронта государств, на основе коллективной защиты безопасности государств. Однако три агрессивных государства и начатая ими новая империалистическая война опрокинули вверх дном всю эту систему послевоенного мирного режима. Япония разорвала договор девяти держав, Германия и Италия – Версальский договор. Чтобы освободить себе руки, все эти три государства вышли из Лиги наций.

Новая империалистическая война стала фактом»¹⁰².

На странице 60 мистер Резун вдохновенно врет: «Интересная вещь. Такие же отборные и отлично тренированные пограничники НКВД в момент нападения Германии находились на пограничных мостах, но они не были готовы к отражению нападения и защите мостов и отдавали их почти без боя. Когда надо было захватывать западную часть пограничного моста, пограничники демонстрировали отменную выучку, смелость, храбрость. Когда надо было восточную часть моста защищать, те же люди демонстрировали полную неготовность – их просто этому никто не учил и задач на оборону никто перед ними не ставил».

В.А. Анфилов опровергает все измышления «заламаншского» лгуна: «Первыми в борьбу с наземным противником вступили пограничники. „Они первыми приняли на себя удар фашистских полчищ и, можно смело сказать, не посрамили славных традиций русского оружия, – писал в 1944 году М.И. Калинин. – В тяжелых условиях борьбы с внезапно напавшими, колоссально преобладающими вражескими силами пограничники героически сражались и погибали, отстаивая границы нашей земли“»¹⁰³.

И далее В.А. Анфилов продолжает: «Немецкое командование отводило на уничтожение пограничных комендатур до получаса времени. Но хотя на вооружении пограничных войск было только стрелковое оружие, они оказали врагу упорное сопротивление. Вынужденные принять бой в крайне невыгодных и трудных условиях, пограничники проявили высокое воинское мастерство, массовый героизм, исключительную стойкость, отвагу и готовность защищать свой участок границы до последнего дыхания. Фашисты могли обойти, окружить заставу, даже полностью уничтожить ее личный состав, но они были не в состоянии заставить пограничников сложить оружие. Верные сыны своей Родины стояли насмерть. Вот некоторые эпизоды мужественной, полной драматизма борьбы советских пограничников с немецко-фашистскими захватчиками.

9-я пограничная застава Брестского Краснознаменного пограничного отряда, где начальником был лейтенант А.М. Кижеватов, находилась впереди Брестской крепости. Она подверглась сильному артиллерийскому обстрелу, в результате которого была разрушена казарма. Используя развалины казармы как укрытие, пограничники огнем из винтовок и гранами заставили залечь врага, а несколько солдат, ворвавшихся в нее, уничтожили в рукопашной схватке.

…Пограничники 9-й заставы не позволили врагу с ходу ворваться в Брестскую крепость.

Мужественно дрались с противником и другие заставы Брестского отряда. Выдержав шквал артиллерийского огня, несколько атак отбила 20-я застава старшего лейтенанта Е.Ф. Манекина, располагавшаяся в 70 км южнее Бреста… Пограничники оставили свои позиции только после получения приказа.

Так было и на других заставах.

…Успешно отразила атаку ударной группы противника 13-я застава Владимир-Волынского погранотряда, начальником которой был лейтенант А.В. Лопатин.

…Все защитники погибли, но не сдались врагу. Лейтенант А.В. Лопатин посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, теперь застава носит его имя.

…Пограничники 92-го погранотряда внесли немалую лепту в успешную оборону Перемышльского укрепленного района. После сильной артиллерийской подготовки передовые подразделения 101-й легкопехотной дивизии пытались форсировать р. Сан у Перемышля, но пограничники вынудили их ретироваться.

…Героически дрались пограничники 5-й заставы 25-го Катульского погранотряда. Врагу удалось овладеть железнодорожным мостом через Прут. Собрав пограничников, начальник штаба комендатуры старший лейтенант А.А. Константинов повел их в атаку. Схватка длилась несколько часов. Наконец противник был выбит из захваченных им окопов. Остатки разгромленной группы бежали за реку. Стремясь отомстить за неудачу, враг открыл сильный артиллерийский огонь с правого берега. Затем вновь пытался овладеть мостом, но каждый раз герои отбрасывали его на исходные позиции.

За мужество и отвагу, проявленные в этих боях, старшему лейтенанту А.А. Константинову, сержантам И.Д. Бузыцкому и В.Ф. Михалькову 26 августа 1941 года было присвоено звание Героя Советского Союза.

Нет возможности перечислять имена всех героев-пограничников. На огромном протяжении охваченной огнем границы не нашлось ни одной заставы, которая бы отошла без приказа командования. Выполнив полностью и до конца свой долг перед Родиной, оставшиеся в живых пограничники влились в состав войск приграничных округов»¹⁰⁴.

На страницах 65–66 английский мистер усердно трубит о том, что заградительные отряды были созданы в Советском Союзе якобы для того, чтобы «повышать устойчивость войск в бою» и будто бы для «подбадривания пулеметными очередями в затылок» наступающих красноармейцев: «Развитие войск НКВД идет по многим направлениям. В 1939 году создана заградительная служба НКВД. Можно возразить, что заградительные отряды были созданы в июле 1942 года приказом НКО № 227. Изучение открытых советских источников приводит нас к простому заключению: товарищи Троцкий, Тухачевский, Якир, Егоров и многие другие войны без заградительной службы не мыслили и использовали ее широко и постоянно в годы Гражданской войны Задача заградительных отрядов – повышать устойчивость войск в бою, особенно наступательном. Развернувшись позади войск, заградительный отряд „подбадривает “ свои наступающие цепи пулеметными очередями в затылок, задерживает войска в случае самовольного отхода, истребляя на месте непокорных. Понятно, что в мирное время заградительная служба не нужна. Сразу после Гражданской войны заградительные отряды перековали в карательные, охранные, конвойные.

А вот в июле 1939 года заградительные отряды тайно возродились».

В.А. Анфилов опровергает эту ложь. Отряды заграждений были созданы для решения оборонительных задач, таких как, например, установка мин: «Для того чтобы выиграть время на подготовку обороны на Лужском рубеже, Военный совет Северного фронта создал несколько отрядов заграждений и направил их главным образом на шоссе Луга – Псков. В отряды заграждений были включены стрелковые, артиллерийские и инженерные части и подразделения…Они установили большое количество мин в предполье Лужского оборонительного рубежа…Успешные действия саперов, устанавливающих минновзрывные заграждения на лужском направлении, а также самоотверженность артиллеристов, прикрывавших их и отходившие войска, вынудили противника повернуть авангардные части на другое направление»¹⁰⁵.

Еще про заградотряды В.А. Анфилов сообщает: «25 июня (1941 года. – С. Ж.) Ставка разрешила военным советам обоих фронтов (Западного и Северо-Западного. – С. Ж.) организованно отвести войска на тыловые рубежи. Нарком обороны потребовал, чтобы отход прикрывался отрядами заграждения. Мосты и другие дорожные сооружения приказывалось разрушать, а подходы к ним минировать»¹⁰⁶. И еще о Юго-Западном фронте: «Чтобы не позволить противнику разорвать фронт отходящих войск и развить наступление в глубину, Ставка приказала осуществлять отвод войск последовательно от рубежа к рубежу. Отход войск предлагалось прикрывать отрядами заграждений, которые должны были разрушать дороги, средства связи, мосты и создавать противотанковые заграждения»¹⁰⁷. И еще у В.А. Анфилова: «В то время, когда войска 6-й армии вели бои в районах Бердичева и Староконстантинова, войска 5-й армии под прикрытием арьергардных частей и отрядов заграждения основными силами отходили в Коростенский укрепленный район»¹⁰⁸.

На странице 75 мистер Резун себя опровергает и сообщает, для чего в Красной армии в действительности создавались заградительные отряды перед Великой Отечественной войной. Они создавались для проведения оборонительных мероприятий: «Кроме команд подрывников в западных районах страны были сформированы железнодорожные заградительные батальоны, в задачу которых входило полное разрушение крупных железнодорожных узлов в случае отхода и проведение заградительных работ на главных магистралях: разрушение путей, установка мощных фугасов замедленного действия на случай, если противник попытается восстанавливать дороги. На Украине уже в 1932 году было четыре таких батальона. Кроме того, к эвакуации готовились железнодорожные стрелочные переводы, аппаратура связи, телеграфные провода, а в некоторых случаях и рельсы. Советская полоса обеспечения постоянно совершенствовалась. Количество объектов, подготовленных к взрывам и эвакуации, возрастало. Создавались новые труднопроходимые препятствия и заграждения, лесные завалы, искусственные водоемы перед оборонительными сооружениями, участки местности, готовые к затоплению и заболачиванию».

И в книге «Беру свои слова обратно» мистер Резун, опровергая свой «Ледокол», сообщает о заградотрядах, которые были созданы для оборонительных мероприятий: «В составе четырех армий (Ленинградского фронта. – С. Ж.) было еще 10 саперных батальонов, не считая отдельных рот армейского подчинения. Кроме того, инженерно-саперные части фронта. В тот момент в прямом подчинении фронта были Управление военно-полевого строительства (а это инженерно-саперная армия), 14 отдельных саперных батальонов и 6 отдельных рот, не считая отрядов заграждения (выделено мной. – С. Ж), взводов спец-техники, переправочных парков и прочего и прочего (см.: Инженерные войска в боях за Советскую Родину. С. 106)»¹⁰⁹.

На странице 71 британский «скромный собиратель цитат» утверждает: «Своим вторжением 22 июня 1941 года Гитлер сделал бериевских танкистов, мотострелков и артиллеристов безработными. Главное управление оперативных войск НКВД в оборонительной войне оказалось вообще бесполезным. Оно увяло, как цветочек, посаженный не в ту почву».

А в книге «День М» он себя опровергает и сообщает о том что «бериевские танкисты, мотострелки и артиллеристы» были сформированы в три армии:

«Третий стратегический эшелон – это чекисты. Все три армии.

29-й армией командовал заместитель Наркома внутренних дел генерал-лейтенант НКВД И.И. Масленников, 30-й – бывший начальник пограничных войск Украинского округа генерал-майор НКВД В.А. Хоменко, 31-й – бывший начальник Прибалтийского пограничного округа генерал-майор НКВД К.И. Ракутин, затем бывший начальник Карело-Финского пограничного округа генерал-майор НКВД В.Н. Долматов. Три армии – это целый фронт. Общее руководство тремя армиями осуществлял бывший начальник пограничных войск Белорусского округа генерал-лейтенант НКВД И.А. Богданов, а политкомиссаром при нем – заместитель Наркома государственной безопасности (НКГБ) комиссар государственной безопасности 3-го ранга С.Н. Круглов.

Долгие годы, как мозаику, собираю сведения о советских войсках и командирах сорок первого года. В том числе – о трех чекистских армиях. Всё, что удалось собрать, подтверждает: в Третьем стратегическом эшелоне не только все командующие армиями, командиры дивизий, полков и батальонов были чекистами из НКВД и НКГБ, но и все командиры рот, взводов и отделении из тех же ведомств. Исключений обнаружить не удалось»¹¹⁰.

А в книге «Последняя республика» мистер Резун пишет о том, что сотрудники НКВД защитили Москву: «У самой Москвы противника сдерживают остатки Третьего стратегического эшелона Красной армии»¹¹¹.

На странице 76 английский «исследователь» описывает финскую «Линию Маннергейма»: «Красная армия попала в финскую полосу обеспечения. Необходимо отметить, что неудачи Красной армии – это не только результат просчетов советского командования, более важны готовность финской армии к обороне, готовность к жертвам. Одним из элементов этой готовности была полоса обеспечения перед главной линией обороны. Эта полоса имела глубину 40–60 км (Советская военная энциклопедия. Т. 6. С. 504). Полоса была насыщена минными полями и заграждениями. Очень активно действовали снайперы, саперы и легкие подвижные отряды».

И в книге «Последняя республика» продолжает: «Если же полевую оборону войск усилить долговременной фортификацией, то есть построенными еще в мирное время инженерными заграждениями: противотанковыми рвами, надолбами, эскарпами и контрэскарпами, железобетонными огневыми сооружениями, спрятать глубоко под землю все, что возможно, то такая оборона будет вообще неприступной. Так и считали военные эксперты Запада, в том числе и сам великий Б.Г. Лид-дел Гарт…Даже без снега и мороза, даже без болот, озер, рек и лесов сама по себе „Линия Маннергейма“ была неприступна…Прорвать такие укрепления нельзя ни за пять, ни за восемь лет»¹¹².

И далее на все той же 76-й странице «Ледокола» сообщает: «Результат: эту полосу Красная армия преодолевала 25 дней…» – и даже не замечает, что противоречит сам себе в одном предложении. Долговременную железобетонную «Линию Маннергейма», которую нельзя прорвать ни за пять, ни за восемь лет, Красная армия прорвала за… 25 дней.

На странице 83 автор уверяет читателей о том, что советские маршалы не знали о нападении Германии на СССР 22 июня 1941 года: «Ах, если бы советские маршалы только знали, что начни они войну не в июле, как планировалось, а 21 июня, то не нужно будет никаких средств разграждения: германская армия, нарушая свои уставы, делала то же самое: снимала мины, сравнивала с землей препятствия, сосредоточивала свои войска прямо на границе, не имея никакой защитной полосы!».

Но на странице 303 он пишет о том, что от Р. Зорге советское руководство получило точные сведения о сроке нападения Германии на СССР: «Мне возразят, что потом, 15 июня, Зорге правильно назовет дату германского вторжения – 22 июня. Очень хорошо». Правда, В. Резун сообщает о том, что сообщению Зорге не поверили: «Но позвольте, какому же Рихарду Зорге верить – тому, который говорит, что Гитлер на два фронта воевать не будет, или тому, который говорит про 22 июня, то есть что Гитлер на два фронта воевать будет. Сообщения Зорге взаимно исключают друг друга. Кроме того, сообщения Зорге так и остаются сообщениями. ГРУ не верит НИКАКИМ сообщениям, и правильно делает. Нужны сообщения с доказательствами»¹¹³.

А в книге «Беру свои слова обратно» в главе «Про Голикова» английский мистер пишет, что генерал Ф.И. Голиков сообщал верную информацию о сосредоточении германской армии на границе нашей страны: «Спору нет, был доклад „Варианты боевых действий германской армии против СССР“ от 20 марта 1941 года. Да, Голиков сделал неправильные выводы.

Однако после этого были другие доклады, в которых Голиков правильно оценивал обстановку.

…Не надо думать, что Голиков излагал голую информацию без всяких выводов. В мае 1941 года он круто изменил свою позицию.

„Через некоторое время Голиков, видимо, понял, какую серьезную ошибку допустил 20 марта 1941 года. Через месяц, когда в Разведуправление поступили новые неопровержимые доказательства о подготовке немцев к войне против СССР, Голиков действовал иначе. 9 мая 1941 года начальник военной разведки докладывал наркому обороны СССР С.К. Тимошенко и начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову материалы, подготовленные военным атташе СССР в Берлине генерал-майором В. Тупиковым. В этом докладе, который назывался «О планах германского нападения на СССР», давалась объективная оценка группировки германских войск и указывались направления их ударов при нападении на СССР. Были и другие важные спецсообщения военной разведки высшему военно-политическому руководству страны“ („Красная звезда“, 3 ноября 2001 года).

За спецсообщением от 9 мая следует спецсообщение от 15 мая „О распределении вооруженных сил по театрам и фронтам военных действий по состоянию на 15.05.41 года“ (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 109–113). И придраться нельзя. Все тут правильно»¹¹⁴.

И еще в книге «Беру свои слова обратно» мистер Резун пишет о том, что руководители Советского Союза знали несколько вариантов развития германских военных планов нападения на нашу страну: «Накануне войны советская военная стратегическая разведка, именовавшаяся тогда РУ ГШ, сумела добыть сведения величайшей важности и почти невероятной достоверности. Военные разведчики совершили подвиг – они достали германский план вторжения и установили ориентировочную, а затем и точную дату нападения Германии на Советский Союз. Мало того, в докладах советских военных разведчиков германский план нападения был изложен в развитии: это – первый вариант, это – второй, а это – третий, окончательный. Однако из точной и правильной информации были сделаны неправильные выводы»¹¹⁵.

На странице 90 автор дает якобы ссылку на В.А. Анфилова: «Так мог бы действовать Сталин. Но он действовал не так… Осенью 1939 года, в момент начала Второй мировой войны, в момент установления общих границ с Германией все строительные работы на „Линии Сталина“ были прекращены (В.А. Анфилов. Бессмертный подвиг. С. 35)».

В книге В.А. Анфилова «Бессмертный подвиг» на 35-й странице этой фразы нет.

В книге «Последняя республика» мистер Резун с яростью спрашивает:

«Зачем повторять?

Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит»¹¹⁶.

А сам в «Ледоколе» постоянно повторяет одно и то же:

1. 9-ю главу назвал «Почему полоса обеспечения была уничтожена накануне войны»;

10-ю главу назвал «Почему Сталин уничтожил «Линию Сталина».

2. «Процесс уничтожения „Линии Сталина“ набирает скорость. Некоторые боевые сооружения были переданы колхозам в качестве овощехранилищ. Большинство боевых сооружений было засыпано землей». С. 90.

«…а разрушение на старой границе шло удивительно быстро». С. 91.

3. «Оборонительное строительство на новых границах шло очень медленно…» С. 91.

«…строители не использовали многих возможностей усиления „Линии Молотова" и не торопились ее строить». С. 96.

4. «Новые сооружения НЕ МАСКИРОВАЛИСЬ». С. 97.

«„Линию Молотова" строили так, чтобы ПРОТИВНИК ЕЕ ВИДЕЛ…» С. 96.

5. «„Линия Молотова" не прикрывалась полосой обеспечения, минными полями и другими инженерными заграждениями…» С. 96.

«Укрепленные районы „Линии Молотова" были вплотную придвинуты к границе. Укрепленные районы отныне не прикрывались полосой обеспечения…» С. 97.

На странице 91 мистер Резун в одном предложении дважды соврал: «Оборонительное строительство на новых границах шло очень медленно, а разрушение на старой границе шло удивительно быстро».

В.А. Анфилов опровергает английского лгуна и сообщает, что оборонительное строительство на новой границе велось быстро: «Строительство укрепленных районов вдоль новой государственной границы осуществлялось высокими темпами. Для организации и руководства оборонительными работами было создано несколько управлений начальника строительства (УНС) и 138 строительных участков. В целях обеспечения рабочей силой сформировали 84 строительных батальона, 25 отдельных строительных рот и 17 автобатов. Кроме того, на строительство привлекли 160 инженерных и саперных батальонов приграничных округов и 41 батальон из внутренних округов. Вместе с этими инженерными частями с весны 1941 года в строительстве участвовали 17 820 вольнонаемных рабочих. Чтобы представить объем работ весной 1941 года, достаточно указать, что на строительстве оборонительных сооружений в укрепленных районах Прибалтийского округа ежедневно работали 57 778 человек, Западного округа – 34 930 человек и Киевского – 43 006 человек. Для перевозки строительных материалов и оборудования военные советы округов направили большое количество автомашин и тракторов-тягачей из артиллерийских частей.

…Полевое оборонительное строительство в приграничной зоне с весны 1941 года получило широкий размах. Так, в Прибалтийском военном округе возводилось 164 батальонных района обороны. Большое количество их строилось в Струмиловском и Рава-Русском укрепленных районах Киевского военного округа. К началу июня только в предполье было построено 18 батальонных районов и 3 отдельных ротных опорных пункта»¹¹⁷.

В.А. Анфилов сообщает также, что разрушения оборонительных рубежей на старой границе вообще не было: «На старой границе началось строительство новых укрепленных районов, но в связи с изменением границ Советского Союза его прекратили. В 1938 году план строительства был выполнен на 45 %, а в 1939 году – на 60 %. Построенные фортификационные сооружения законсервировали и организовали охрану их. Только в начале войны были приняты меры к снятию с консервации и приведению этих сооружений в боевую готовность»¹¹⁸.

Г.К. Жуков свидетельствует: «По вопросу об УРах, строительство которых началось в 1938–1939 годах, Генеральным штабом 8 апреля 1941 года были даны командующим Западным и Киевским особыми военными округами директивы следующего содержания:

„Впредь до особых указаний Слуцкий, Себежский, Шепетовский, Изяславльский, Староконстантиновский, Остропольский укрепленные районы содержать в состоянии консервации “»¹¹⁹.

Шеститомный труд «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» сообщает: «Не подготовленной к обороне оказалась и полоса укрепленных районов, существовавшая на старой государственной границе. Объяснялось это не только тем, что главное внимание обращалось на укрепление новой границы, но и тем, что возможность такого глубокого проникновения врага на территорию нашей страны считалась маловероятной»¹²⁰.

Поэтому утверждение «заламаншского исследователя»: «Итак, „Линия Сталина“ на старой границе уже уничтожена, а „Линия Молотова“ на новой границе еще не построена» – чушь… не скажу какая.

И далее. На 93-й странице английский мистер снова лжет: «Пример: в Западном особом военном округе, то есть в Белоруссии, было построено на новой границе 193 боевых сооружения, а до этого на старых границах было разоружено 876 более мощных боевых сооружений».

Это не так. Вторая линия укрепленных районов (Полоцкий, Минский, Слуцкий, Мозырьский) Западного округа, сообщает В.А. Анфилов, имела небольшую глубину и недостаточное количество артиллерийских сооружений. Из имевшихся 876 сооружений подавляющее большинство было пулеметными¹²¹. Потому что: «Строительство укрепленных районов на старой государственной границе прошло две стадии. Первые укрепленные районы были построены в период с 1929 по 1935 год. Они представляли собой линию железобетонных сооружений, рассредоточенных на глубину от одного до двух километров (выделено мной. – С. Ж.). Основным типом боевого сооружения являлась огневая пулеметная точка. Долговременных сооружений, обеспечивавших неуязвимость гарнизона при попадании 155-мм и 210-мм снарядов, насчитывались единицы»¹²².

876 «более мощных боевых сооружений» были намного слабее, чем 193 боевых сооружения на новой западной границе СССР. В целом укрепленные районы первой линии Западного особого военного округа на 1 июня 1941 года, пишет В.А. Анфилов, имели 193 вооруженных долговременных сооружения, 909 сооружений полевого типа и 193 закопанных танка (МС-1) с 45-мм пушками. При ширине полосы прикрытия округа в 470 км это составляло общую оперативную плотность около трех огневых точек на километр фронта¹²³.

Причем это были мощные и на тот момент современные оборонительные сооружения: «В связи с тем, что УР в прежнем понимании (линия Мажино, Маннергейма) себя изжил, Главное военно-инженерное управление рекомендовало значительно увеличить его глубину и одновременно с долговременными сооружениями построить укрепления для полевых войск.

Предложения Главного военно-инженерного управления были отражены в директиве НКО военным советам приграничных округов от 20 февраля 1941 года, в которой говорилось, что при строительстве УР требуется увеличение их глубины до 30–50 км в зависимости от наличия и глубины предполья, а также увеличения толщины железобетонных сооружений и усиления плотности артиллерийско-пулеметного огня»¹²⁴.

Мистер Резун на 97-й странице пишет: «Укрепленные районы „Линии Молотова“ были вплотную придвинуты к границе. Укрепленные районы отныне не прикрывались полосой обеспечения…» – это снова неправда.

В.А. Анфилов опровергает ложь английского «исследователя»: «В целях устранения этих недостатков Главное военно-инженерное управление предложило следующее. Во-первых, устраивать впереди укрепленных районов предполье, что до 1939 года отрицалось. Отказ от устройства предполья давал возможность наступающему наносить внезапные мощные удары по всей глубине УР. Во-вторых, эшелонировать силы и средства обороны в глубину»¹²⁵.

Да и сам английский мистер в книге «Разгром» себя опровергает и сообщает о том, что, например, в полосе 10-й армии Западного особого военного округа УРы строились в 4 – 15 километрах от границы: «Однако основные силы 10-й армии располагались в 4 – 15 км западнее (выделено В. Суворовым. – С. Ж.) переднего края новых укрепленных районов…»¹²⁶ Следовательно, укрепленные районы располагались восточнее границ с Германией на 4 – 15 км.

Далее. Мистер Резун на той же 97-й странице утверждает, что оборонительные сооружения на новой границе строились на второстепенных направлениях: «Половину всех средств, выделяемых на строительство „Линии Молотова“, планировалось использовать… в Прибалтике! Это же второстепенное направление! Почему в Прибалтике?! Четверть средств планировалось для Белоруссии и только 9 % для Украины, где, по утверждениям советских маршалов, „ожидался главный удар“ (Анфилов. Там же. С. 164). Не только в стратегическом плане, но и в плане тактическом укрепления „Линии Молотова“ строились на второстепенных направлениях».

Строительство оборонительных рубежей в Прибалтике велось с целью возможного отражения удара Германии из Восточной Пруссии. Какое же это второстепенное направление? В.А. Анфилов пишет: «Распределение денежных средств на оборонительное строительство свидетельствует о том, что наступление главных сил гитлеровских войск ожидалось со стороны Восточной Пруссии. Войскам Прибалтийского и Западного округов приказывалось наиболее прочно прикрыть границу с Восточной Пруссией. Военному совету Прибалтийского округа указывалось, что строительство укрепленных районов является важнейшим правительственным заданием на 1941 год, на выполнение которого должны быть направлены основные усилия»¹²⁷.

А что касается 9 % денежных средств, отпущенных для строительства оборонительных сооружений на Украине, то и здесь мистер Резун сильно лукавит: «Несколько позже, после того как было вскрыто сосредоточение крупной вражеской группировки южнее Полесья, Советское правительство по ходатайству Наркомата обороны 18 марта 1941 года дополнительно выделило средства Киевскому округу на строительство укрепленных районов. В связи с этим нарком обороны 20 марта отдал директиву Военному совету Киевского округа об усилении темпов строительства и возведении ряда дополнительных узлов обороны»¹²⁸.

На странице 104 «я не историк, я просто любитель военной истории»¹²⁹ пишет: «„Освободительные походы“ идут успешно, но в Финляндии получился сбой. Как мы уже знаем, Красная армия там попала в финскую полосу обеспечения».

Но в книге «Последняя республика» он сообщает, что никакого «сбоя» в Финляндии у Красной армии не было, а была одержана блестящая победа: «Прорыв „Линии Маннергейма“ – это первый в истории пример прорыва долговременной оборонительной полосы. Только после того, как Красная армия в Финляндии совершила нечто выходящее за рамки вообразимого, эксперты стали допускать, что прорыв теоретически возможен.

…Так считалось до 1940 года, пока Красная армия не доказала обратное.

…Так вот. Красная армия зимой 1939/40 года совершила чудо.

…Красная армия совершила это за три месяца.

…Красная армия в Финляндии доказала, что она может выполнить любую задачу. Даже невыполнимую. Дважды невыполнимую. Трижды и четырежды невыполнимую»¹³⁰.

На страницах 107–108 английский мистер сообщает: «Да, все это было. „Линия Сталина“, полоса обеспечения перед нею и партизанские отряды, готовые с первой минуты действовать в зоне разрушений, – они составляли великолепную систему самозащиты Советского Союза. Но Гитлер в 1939 году попал в очень неприятную стратегическую ситуацию, в которой ему придется воевать на Западе. С этого момента оборонительные системы Сталину больше не нужны. Одновременно с „Линией Сталина“ и полосой обеспечения было ликвидировано и советское партизанское движение: партизанские отрады распущены, оружие, боеприпасы, взрывчатка – изъяты, тайные убежища и хранилища – засыпаны землей, партизанские базы – опустошены. Все это происходит осенью 1939 года. А в самом конце осени Красная армия начинает „освобождение “ Финляндии и тут встречает все те элементы самозащиты, которые недавно существовали и в Советском Союзе: линия железобетонных укреплений, полоса обеспечения перед нею и легкие отряды партизанского типа в этой полосе. Может быть, получив жестокий урок в Финляндии, Сталин изменил свое мнение и вновь создал партизанские формирования в западных районах Советского Союза? Нет, не изменил. Нет, не создал.

22 июня 1941 года начались многочисленные импровизации, в том числе и создание партизанского движения. Да, его создали. Его развернули. Но создали и развернули во всю мощь только в 1943–1944 годах. Если бы его не уничтожили в 1939-м, то оно набрало бы свою мощь с первых дней войны. Оно могло быть во много раз более эффективным».

Это ложь.

Партизанское движение было развернуто с первых дней войны. В.А. Анфилов опровергает английского мистера: «Горела земля под ногами вражеских солдат и офицеров. Уже в первых числах июля начали поступать сообщения о действиях партизанских отрядов. На занятой противником территории возникало массовое партизанское движение. Прекрасно зная местность, партизаны героически действовали в тылу противника. Они взрывали поезда, мосты, склады, уничтожали самолеты на аэродромах и другие виды боевой техники. В конце июня 1941 года в Белоруссии партизанский отряд численностью в 100 человек напал на моторизованную часть противника и уничтожил 150 вражеских солдат и офицеров. В другом месте в начале июля партизаны подстерегли колонну немецких танков и забросали их бутылками с бензином. 18 танков было уничтожено»¹³¹.

На странице 112 «исследователь» вещает о якобы поголовной милитаризации населения Советского Союза: «Старшее поколение помнит время, когда без парашютной вышки не обходился ни один городской парк, когда значок парашютиста для каждого молодого человека превратился в совершенно необходимый символ мужского достоинства. А получить значок было совсем не просто. Значок давали за настоящие прыжки с самолета, а к прыжкам допускали только того, кто предварительно сдал зачеты по бегу, плаванию, стрельбе, метанию гранат на дальность и точность, преодолению препятствий, пользованию противохимическими защитными средствами и многим другим необходимым на войне навыкам. По существу, прыжки с самолета были заключительным этапом индивидуальной подготовки бойца крылатой пехоты».

Мистер Резун не уточняет, что эта подготовка молодых людей к защите своего первого в мире социалистического Отечества была ответом на общемировую тенденцию, которая заключалась в обучении военному делу во всех ведущих буржуазных странах: «Специфической особенностью послевоенного периода (после Первой мировой войны. – С. Ж.) являлся бурный рост „неофициальных армий“. Во всех капиталистических странах велась подготовка военнообученных резервов различными внеармейскими организациями (спортивными клубами, стрелковыми союзами, боевыми фашистскими отрядами и т. д.).

В США такие кадры создавались, прежде всего, в национальной гвардии. Новый закон о национальной обороне, принятый конгрессом США в июне 1920 года (действовал до 1950 года), определил верхний порог ее численности в 436 тыс. человек, то есть на 70 процентов больше последующей (1922–1935) среднегодовой численности регулярных вооруженных сил США.

В Японии подготовкой неофициальной армии занимались различные милитаристско-фашистские организации: „Союз резервистов империи“, „Общество вишни“ („Сакурайкай“), состоявшее из офицеров военного министерства и генерального штаба армии, „Общество государственных основ“ („Кокухонся“), в которое входило около 200 крупных представителей военщины („гумбацу“) и монополий („дзайбацу“). По данным 1928 года, из 5 млн учащихся средних и высших школ Японии военное обучение проходило свыше 1400 тыс. человек.

В Германии сразу после Первой мировой войны рассадниками милитаризма стали „Германский офицерский союз“, объединивший до 100 тыс. человек, и солдатские союзы, насчитывавшие в конце 1927 года до 2 млн человек. С 1918 года активно действовала одна из наиболее крупных вооруженных организаций монополистической буржуазии и юнкерства „Стальной шлем“ („Stahlhelm“). Процессу ремилитаризации немало способствовали и такие реакционные военизированные организации, как „Союз имперского флага“ („Reichsbanner“), „Орден молодых немцев“ („Jungdeutscher Orden“), „Танненбергбунд“, „Вервольф“ и другие. Формировались и укреплялись вооруженные отряды национал-социалистской партии. Многочисленные случаи финансирования рейхсвером военных учений, организуемых штурмовыми отрядами, а также передачи им крупных партий оружия были зарегистрированы еще в 1929 году. Вопреки статье 177 Версальского мирного договора, категорически запрещавшей гражданским союзам и учреждениям заниматься какими-либо военными вопросами, особенно проводить обучение или упражнения „в военном искусстве или употреблении военного оружия“, все эти организации готовили кадры для армии.

Особенно широко военизация населения проводилась в тех странах, где фашизм уже успел захватить государственную власть. Так, в Венгрии вся молодежь в возрасте от 12 до 21 года должна была в обязательном порядке заниматься в военно-спортивном обществе „Левенте“. По донесению главного руководителя этого общества, уже к октябрю 1927 года военной подготовкой было охвачено 700 тыс. человек.

Фашистская Италия, по существу, была превращена в настоящий военный лагерь – дети 6–8 лет входили в отряды так называемых „волчат“, 8 – 14 лет – в отряды „балилла“, организованные по военному образцу; молодежь в возрасте 14–18 лет включалась в отряды „авангардистов“, а с 18 лет наиболее „испытанные“ и „благонадежные“ переводились в „юношеские фашистские боевые группы“; университетская молодежь входила в особые военизированные фашистские организации; в университетах и средних учебных заведениях вводились курсы „военной культуры“; для получения аттестата средней школы учащийся должен был сдать экзамен на офицерский чин. Эта фашистская система получила юридическое оформление в законе от 31 декабря 1934 года „О военизации итальянской нации“, устанавливавшем, что „военное обучение должно начинаться, как только ребенок в состоянии учиться, и продолжаться до тех пор, пока гражданин в состоянии владеть оружием“.

Общая численность неофициальной армии во многих капиталистических странах была огромной. По имеющимся данным, она к 1927 году равнялась в Великобритании более 656 тыс., в Италии – 800 тыс. человек (не считая бойскаутов), в Соединенных Штатах Америки – 1855 тыс., в Германии – почти 4 млн человек»¹³².

На страницах 112–113 автор пишет про свое село на Украине: «Коммунисты уверяют, что Сталин к войне не готовился, а в нашем селе на Украине люди помнят молодую женщину, которая убила и сожрала свою дочку. Ее помнят потому, что она убила свою дочку. Тех, кто убивал чужих детей, не упомнишь. В моем селе люди съели все ремни и сапоги, съели желуди в соседнем чахлом лесочке. А причина тому: товарищ Сталин готовился к войне. Готовился так, как никто никогда не готовился. Правда, в оборонительной войне вся эта подготовка оказалась ненужной».

«В нашем селе»! «На Украине»! В интернете на любом сайте можно прочитать следующую информацию: «В. Резун родился в селе Барабаш Приморского края в семье военнослужащего. Отец – украинец, мать – русская. В первый класс пошел в поселке Славянка Приморского края. Далее учился в поселке Барабаш. В 1957 году, окончив четыре класса, в возрасте 11 лет поступает в Воронежское суворовское военное училище с семилетним сроком обучения. В 1963 году училище закрывают и оставшиеся три роты (пятую, шестую и седьмую), куда входил и В. Резун, переводят в Калининское суворовское военное училище».

Да и сам английский мистер проговаривается в книге «Последняя республика» о том, что он жил на Дальнем Востоке, а не на Украине:

«Когда-то очень давно я учился в школе, завершал первый класс. Готовили концерт.

…Моя первая учительница Анна Ивановна с нами разучивала слова. В то время меня звали Вовочкой, я был дисциплинированным мальчиком в белом воротничке, перед тем как задать вопрос, поднимал руку. Я получил разрешение задать вопрос и его задал…

Она была поражена.

Сейчас, вспоминая эту интеллигентную женщину, ее выдержку и рассудительность, ее грустную усмешку, я делаю для себя вывод: она, видимо, к тому времени уже отмотала один срок. Да и кто бы загнал ее в поселок Барабаш Хасанского района Приморского края, если она не жена офицера?»¹³³

И в книге «Разгром» мистер Резун о себе: «Родиться меня угораздило в поселке Барабаш Хасанского района Приморского края. Барабаш – центр 107-го УР. В первый класс пошел в поселке Славянка. А это центр 110-го УР. Потом снова был Барабаш. Все игры детства вокруг железобетонных утесов. Учиться довелось в разных местах, в том числе и в Киеве.

Тактику постигал в Ржищевских лагерях и в полях вокруг Киева. Там, где прежде лежали узлы обороны КиУР. Служить выпало тоже в разных местах, в том числе и в Черновцах. Вокруг города 11-й УР»¹³⁴.

На странице 122 заламаншский любитель истории сообщает о том, что Советский Союз собирался нанести превентивный удар по Германии: «Сталин создал так много десантных войск, что их можно было использовать только в одной ситуации: КРАСНАЯ АРМИЯ ВНЕЗАПНО И ВЕРОЛОМНО НАЧИНАЕТ ВОЙНУ УДАРОМ СВОЕЙ АВИАЦИИ ПО АЭРОДРОМАМ ПРОТИВНИКА». Следовательно, аэродромы противника (Германии) должны находиться рядом с советско-германской границей.

И на странице 123, в следующем абзаце (правда, уже в другой главе) автор пишет: «Гитлер повернулся к Сталину спиной, бросив свои дивизии на Францию». Во как! И.В. Сталин только собрался напасть на Гитлера, а тот вовремя отвернулся и повернулся спиной. Итак, напасть на Германию СССР не может. Потому что: «В любой другой ситуации использовать сотни тысяч десантников и тысячи транспортных самолетов и планеров просто невозможно»¹³⁵.

На страницах 123–124 автор делает сенсационное открытие: «На рубеже Днепра германский блицкриг мог быть остановлен или, по крайней мере, задержан на несколько месяцев. В этом случае весь ход войны был бы совсем другим».

К чему это высказывание? На рубеже Днепра германский блицкриг и был задержан на несколько месяцев в ходе реальных исторических событий. Более того, успех немецких войск в сражении за Киев германские генералы называют «роковым решением». Удача немцев под Киевом оказалась «Пирровой победой». Это подтверждает и сам мистер Резун: «Достаточно много весьма авторитетных германских генералов считают, что поражением Германии во Второй мировой войне следует считать дату 21 августа 1941 года. В этот день Гитлер отдал приказ временно отложить наступление на Москву, а вместо этого – нанести удар на юг с целью окружения советских войск под Киевом. Операция была проведена. В киевском котле немцы захватили 665 000 советских солдат и офицеров, 884 танка, 3178 орудий, сотни тысяч тонн боеприпасов, топлива, запасных частей и продовольствия. Однако победа под Киевом была тактической. Это для какой-нибудь армии, например для британской, которая в тот момент доблестно воевала в Африке против двух немецких дивизий, такие потери могли показаться высокими. Для Красной армии такие потери неприятны, но переносимы. Это вынужден был признать и сам Гудериан: „Бои за Киев, несомненно, означали крупный тактический успех. Однако вопрос о том, имел ли этот тактический успех и крупное стратегическое значение, остается под сомнением“ (Воспоминания солдата. С. 305).

Действительно, немцы захватили пленных и трофеи. Но! Но потеряли целый месяц. И какой! Сентябрь. Последний месяц, в котором их не готовая к войне армия могла воевать в России. Дальше – октябрь и распутица, ноябрь и мороз. Бои за Киев (сколько бы гитлеровцы ни захватили пленных и трофеев) означали переход к затяжной войне, которая для Германии была гибельной. Другими словами, решение Гитлера от 21 августа о повороте на Киев означало проигрыш в войне против Советского Союза»¹³⁶.

На странице 124 автор утверждает: «Летом 1940 года лихим „освободительным походом“ Сталин оторвал от Румынии Буковину и Бессарабию».

А в книге «Последняя республика» он себя опровергает и сообщает о том, что не было никакого «лихого освободительного похода», а Румыния просто вернула захваченные ею в 1918 году территории законному владельцу: «В это же время Сталин предъявил ультиматум правительству Румынии: верните Бессарабию. Помня опыт Финляндии, правительство Румынии даже не стало затевать длительных переговоров: вот вам Бессарабия, а заодно и Буковина»¹³⁷.

На 125-й странице мистер Резун пишет о том, что если береговые батареи подвижны, а не врыты в землю, значит, они непременно наступательные: «Интересная деталь: в составе Дунайской военной флотилии было несколько подвижных береговых батарей, вооруженных пушками калибром 130 и 152 мм. Если советское командование и вправду решило, что кто-то будет нападать на СССР через дельту Дуная, то надо немедленно береговые батареи врыть в землю, а при первой возможности построить для них железобетонные капониры. Но никто капониров не строил, пушки были подвижными и оставались подвижными. Была только одна возможность использовать их мобильность и только одно направление, куда они могли двигаться: в наступательных операциях подвижные батареи сопровождают флотилию, двигаясь берегом и поддерживая боевые корабли огнем».

А на предыдущей, 124-й странице автор сообщает, что невозможно построить железобетонные капониры в дельте Дуная из-за того, что «дельта Дуная – это сотни озер, это непроходимые болота и камыши на сотни квадратных километров».

На странице 130 мистер Резун снова врет: «В оборонительной войне все корабли Пинской флотилии пришлось взорвать и бросить».

В.А. Анфилов опровергает домыслы заламаншского перебежчика и сообщает о том, что Пинская военная флотилия принимала участие в оборонительных боях на реках Припять, Березина, Днепр: «Положение войск правого крыла Западного фронта осложнялось, кроме того, недостаточной обеспеченностью стыка с Северо-Западным фронтом.

В этом отношении значительно лучше обстояло дело на левом крыле фронта. Важную роль в обеспечении стыка Западного и Юго-Западного фронтов на Припяти сыграла Пинская флотилия под командованием контр-адмирала Д. Д. Рогачева. Многие корабли флотилии были вооружены морскими артиллерийскими системами калибра 120-мм, 102-мм, 76-мм, 122-мм гаубицами, 45-мм орудиями и крупнокалиберными пулеметными установками. Развертывание флотилии, оперативно подчиненной командующему Западным фронтом, было начато утром 22 июня. На следующий день передовой отряд под флагом начальника штаба флотилии капитана II ранга Г. И. Брахтмана прибыл к Кобрину, где корабли флотилии в соответствии с заранее разработанным планом должны были оказывать содействие войскам 4-й армии…И уже на следующий день корабельная артиллерия принимала активное участие в отражении атак противника на подступах к Пинску. Совместно с частями 75-й стрелковой дивизии корабли Пинской флотилии обороняли Пинск, Лунинец и Туров…Поскольку основные усилия войск Западного фронта были перенесены на рубеж Днепра, командующему Пинской флотилией Кузнецов (адмирал Кузнецов Николай Герасимович – народный комиссар Военно-Морского Флота. – С. Ж.) и Жуков (генерал армии Жуков Георгий Константинович – начальник Генерального штаба РККА. – С. Ж.) 11 июля отдали распоряжение: оставить для взаимодействия с 75-й стрелковой дивизией и частями Мозырьского укрепленного района один монитор, два сторожевых корабля и два бронекатера, вторым отрядом в составе трех мониторов, трех канонерских лодок типа „Кремль“ и пяти бронекатеров сосредоточиться в Речице с целью оказания содействия войскам 21-й армии. Третьим отрядом в составе трех мониторов, двух канонерских лодок типа „Передовой“, сторожевых кораблей типа „Пушкин“ и бронекатеров сосредоточиться в Киеве, поступив в оперативное подчинение командующего Юго-Западным фронтом. Таким образом, выполнив весьма важные задачи по обеспечению стыка Западного и Юго-Западного фронтов и артиллерийской поддержке сухопутных войск на Припяти и Березине, Пинская военная флотилия стала оказывать помощь нашим частям на рубеже Днепра»¹³⁸.

На странице 132 английский сказочник, для того чтобы придать налет научности своему опусу, вещает о мифических «документах»: «Дунайская военная флотилия имела две роты сухопутных войск, но в документах они официально морской пехотой не числятся». Но почему-то ни одного документа не предъявляет.

Мистер сказочник на странице 139 сообщает о привидениях: «23-я и 27-я армии тайно появились в западных военных округах в мае 1941 года. В том же месяце из мрака выплыла уже знакомая нам армия-привидение – 13-я. Через несколько недель другая такая же армия – 9-я из расплывчатого миража превратилась в реальность. 13 июня 1941 года, в день передачи Сообщения ТАСС, появились и все остальные привидения: 18, 19, 20, 21, 22, 24, 25 (против Японии), 28-я, составив один непрерывный ряд номеров».

Это не так. Например, 18-я армия была развернута 23 июня 1941 года, то есть уже после начала Великой Отечественной войны: «В целях создания более прочной, устойчивой обороны на левом фланге советско-германского фронта Ставка Главного Командования 23 июня решила развернуть на юге еще одну армию – 18-ю, управление которой было сформировано за счет штаба Харьковского военного округа. Командующий округом генерал-лейтенант А.К. Смирнов назначался командующим этой армией»¹³⁹.

19, 21, 22-я армии существовали в мае 1941 года, а не «появились в виде привидений 13 июня 1941 года»: «13 мая начальник генерального штаба отдал директивы о выдвижении на рубеж Западной Двины и Днепра 22, 21 и 19-й армий из Уральского, Приволжского и Северо-Кавказского военных округов, а также 25-го стрелкового корпуса из Харьковского военного округа. Соединения всех этих армий и корпуса должны были сосредоточиться в новых районах в период с 1 июня по 3 июля и составить Резерв Главного Командования»¹⁴⁰.

13 мая Генеральный штаб отдал распоряжение о переброске из внутренних округов в приграничные 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управлений (16, 19, 21 и 22-й армий). Две армии должны были войти в состав Киевского Особого военного округа, две другие – в состав Западного Особого военного округа. Кроме того, в Могилев прибыло управление 13-й армии¹⁴¹.

И далее у В.А. Анфилова: «Командующим группой армий (Резерва Главного Командования. – С. Ж.) еще 21 июня был назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный, а начальником штаба – генерал-майор А.П. Покровский. В состав группы включались 22, 20 и 21-я армии.

…Для прикрытия важнейших направлений, ведущих к Москве с запада, кроме группы Буденного, с конца июня начал создаваться в глубоком тылу Фронт резервных армий под командованием генерал-лейтенанта И. А. Богданова. 28 июня Ставка приняла решение на выдвижение из своего резерва 24-й и 28-й армий, которым к исходу 5 июля приказывалось занять и прочно оборонять рубеж Высокая, Нелидово, Белый, р. Днепр до Усвятья, Озерище, Ельня, р. Десна до Жуковки, Старшевичи, Лопуши, Синезерка. Особое внимание командующего 24-й армией генерал-лейтенанта С. А. Калинина обращалось на организацию обороны на направлении Смоленск, Вязьма»¹⁴².

В.А. Анфилов пишет: «Наиболее крупные силы из глубины страны выдвигались на западное направление. Как уже указывалось, с начала июля на рубеже Белый – Дорогобуж – Ельня и южнее по р. Десна развертывались 24-я и 28-я армии»¹⁴³.

На странице 147 мистер Резун уверяет, что Румыния была основным поставщиком нефти в Германию: «Румыния – основной источник нефти для Германии. Удар по Румынии – это смерть Германии, это остановка всех танков и самолетов, всех машин, кораблей, промышленности и транспорта. Нефть – кровь войны, а сердце Германии, как ни странно, находилось в Румынии. Удар по Румынии – это прямой удар в сердце Германии».

А в книге «Тень Победы» он утверждает, что Германия получала из Румынии всего 25 % нефти от необходимо количества: «Минимальная потребность Германии в нефти на 1941 год определялась в 20 миллионов тонн…Сколько же нефти шло из Румынии? В 1941 году – 5 миллионов тонн»¹⁴⁴.

На странице 148 автор пишет: «Гитлер не позволил всему этому случиться. В заявлении германского правительства, переданном советскому правительству в момент начала войны, указаны причины германской акции против Советского Союза, среди этих причин – необоснованная концентрация советских войск на границах Румынии, что представляло собой смертельную опасность для Германии. Все это не выдумки „пропаганды Геббельса“».

Мистер Резун пишет о том, что «заявление германского правительства» было передано «советскому правительству в момент начала войны». Это ложь. Заявление было передано спустя 1,5 часа после начала вероломного нападения Германии на Советский Союз: «В 5 часов 30 минут утра народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова посетил германский посол Шуленбург, заявив от имени своего правительства о решении Германии вступить в войну с СССР»¹⁴⁵.

Уинстон Черчилль тоже подтверждает факт начала военных действий со стороны Германии против Советского Союза до объявления войны: «На рассвете Шуленбург явился в Кремль к Молотову. Последний молча выслушал заявление, зачитанное германским послом, а затем заметил: «Это война. Ваши самолеты только что подвергли бомбардировке около 10 беззащитных деревень. Вы считаете, что мы заслужили это?»¹⁴⁶. Следовательно, Германия напала на СССР вероломно и без объявления войны.

Начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта генерал-полковник германских войск Франц Гальдер также подтверждает, что нападение фашистской Германии на мирный Советский Союз было вероломным и внезапным: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была в общем слабой.

Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным, в результате чего нам всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа).

После первоначального „столбняка“, вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям»¹⁴⁷.

На странице 149 читаем: «Не имея места описывать все армии в первом томе…» А в книге «Святое дело» автор пишет: «в мае 1985 года мне впервые удалось протолкнуть в прессу первые главы „Ледокола“…»¹⁴⁸ С 1985 года прошло почти 30 (тридцать) лет. Мистер Резун, где второй том?

На странице 155 автор упоминает о том, что «есть достаточно документов»: «И вот именно в это время под прикрытием Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года в Восточных Карпатах между 12-й (горной) и 9-й (сверхударной) армиями началось развертывание еще одной армии – 18-й. Гитлер не позволил ей завершить развертывание, и мы с точностью не можем установить состав этой армии в том виде, как это задумало советское командование. Гитлер перепутал все советские планы, и началось нечто невообразимое. Но все же есть достаточно документов, чтобы сделать вывод…» Но почему-то не предъявляет ни одного документа!

На странице 156 английский мистер снова врет: «Концентрация двух советских армий в Восточных Карпатах имела катастрофические последствия. Никто эти армии, конечно, с фронта не атаковал. Но удар 1-й германской танковой группы на Ровно ставил перед советским командованием дилемму: оставить две армии в Карпатах, и они погибнут там без подвоза боеприпасов и продовольствия, или срочно отводить их из этой мышеловки. Было принято второе решение. Две горные армии, не приспособленные для боя на равнинах, имея облегченное вооружение и множество ненужного на равнинах снаряжения, побежали с гор и тут попали под фланговый удар германского танкового клина. Легко разгромив бегущие с гор советские армии, 1-я танковая группа германских войск устремилась вперед, заходя в тыл 9-й (сверхударной) армии. Участь ее была печальной».

Никуда 12-я и 18-я советские армии не бежали, и они не были «легко разгромлены». Эти армии с боями отходили: «Получив директиву, войска 18-й армии, ведя сдерживающие бои, начали отход на указанный им рубеж. Немецкое командование установило отход наших войск, но ускорить ход событий, чтобы окружить соединения 26, 12 и 18-й армий, оно было не в состоянии. Из этого вовсе не следует, что оно не пыталось решить эту задачу. 7 июля генерал Шоберт направил усиленные передовые отряды к Днестру»¹⁴⁹.

12-я армия попала в окружение, но не была разгромлена, тем более «легко», и после выхода из окружения была расформирована: «Сформирована в 1939 году в Киевском Особом военном округе. В сентябре 1939 года участвовала в освободительном походе Красной армии на Западную Украину. С начала войны в составе 13-го и 17-го стрелковых, 16-го механизированного корпусов, 10, 11 и 12-го укрепрайонов, ряда артиллерийских, инженерных и других частей включена в Юго-Западный фронт и участвовала в Приграничном сражении западнее Станислава. Во второй половине июля в составе Южного фронта вела оборонительные бои на Уманском направлении. После выхода из окружения управление армии 10 августа расформировано, а ее войска переданы на укомплектование соединений и частей фронта»¹⁵⁰.

Что касается 18-й армии, то она вела боевые действия до конца Великой Отечественной войны и была расформирована только по окончании войны: «Сформирована в июне 1941 года на базе управления Харьковского военного округа и войск Киевского Особого военного округа. Первоначально в нее входили 17-й стрелковый, 16-й механизированный корпуса, 64-я авиационная и 45-я смешанная авиационная дивизии. В составе Южного, Северо-Кавказского, Закавказского, 1-го и 4-го Украинских фронтов вела оборонительные бои на Правобережной Украине, участвовала в Донбасской, Ростовских оборонительной и наступательной операциях, в битве за Кавказ, Керченско-Эльтигенской десантной операции, освобождении Правобережной Украины, Венгрии, Польши и Чехословакии.

Расформирована после войны»¹⁵¹.

Про 9-ю армию, участь которой «была печальной» мистер Резун тоже лжет. Эта армия не только отходила, но и проводила контратакующие действия: «Выполняя приказ командующего, войска 9-й армии, ведя арьергардные бои, в течение 7 июля медленно отходили к Днестру. Чтобы выполнить эту директиву Военного совета фронта, генерал Черевиченко вынужден был создать ударную группировку армии в условиях начавшегося отхода. Вполне естественно, что сильного, организованного удара в сложившейся обстановке осуществить не представлялось возможным. Тем не менее с утра 8 июля части 48-го стрелкового, 2-го механизированного и 2-го кавалерийского корпусов неоднократно переходили в контратаки. В тот же день, по признанию генерала Гальдера, большие потери от ударов советских войск понесла 22-я пехотная дивизия. Контратаки продолжались и на следующий день, а 10 июля советские соединения нанесли удар во фланг 198-й пехотной дивизии. Удар советских войск оказался для противника неожиданным. Части этой дивизии, как доносил генерал фон Шоберт, продвинулись вперед без артиллерии и не закрепились, вследствие чего, будучи атакованы советскими войсками, понесли большие потери. Разгром 22-й и 198-й пехотных дивизий частями 48-го стрелкового и 2-го механизированного корпусов вызвал большое беспокойство у главнокомандования сухопутных войск.

…Контрудары и контратаки соединений 9-й армии в стык 11-й немецкой и 4-й румынской армий, по признанию немецкого командования, вызвали значительное ослабление противника. В результате 4-я армия оказалась не в состоянии проводить запланированную ей операцию по овладению Кишиневом»¹⁵².

И далее. 9-я армия не была разгромлена, и «участь» ее «печальной» не была: «Сформирована в июне 1941 года в Одесском военном округе. Первоначально именовалась 9-й отдельной армией и включала 14, 35 и 48-й стрелковые корпуса, 2-й кавалерийский корпус, 2-й и 18-й механизированные корпуса, 80, 81, 82, 84 и 86-й укрепрайоны и ряд отдельных частей. В составе Южного фронта участвовала в Приграничном сражении, оборонительных боях на реках Днестр, Южный Буг, Днепр, в Донбасской, Ростовской оборонительных, Ростовской и Барвенково-Лозовской наступательных операциях. В составе Юго-Западного, Южного, Северо-Кавказского и Закавказского фронтов отражала наступление немецко-фашистских войск в Донбассе и большой излучине реки Дон (лето 1942 года), участвовала в битве за Кавказ. В ноябре 1943 года управление армии расформировано, а ее соединения и части переданы в другие армии»¹⁵³.

На странице 162 автор снова изменяет фразу из источника по своему усмотрению: «Маршал Советского Союза С.К. Куркоткин: „Воинские части, убывшие перед войной к государственной границе… увезли с собой весь неприкосновенный запас обмундирования и обуви “ (Тыл Советских Вооруженных сил в Великой Отечественной войне. 1941–1945. С. 216)».

А вот что на самом деле есть в книге «Тыл Советских Вооруженных сил в Великой Отечественной войне. 1941–1945»: «Затруднения с обеспечением войск вещевым имуществом в период мобилизационного развертывания армии происходили еще и потому, что воинские части, убывшие перед войной к государственной границе на лагерные сборы, увезли с собой весь неприкосновенный запас обмундирования и обуви…»¹⁵⁴ Мистер Резун почему-то три слова «…на лагерные сборы…» удалил. Он это сделал для того, чтобы придать фразе «агрессивности», в противном случае она не укладывается в его бредовую версию начала Великой Отечественной войны.

Эпиграфом к этой главе заламаншский «исследователь» выбрал отрывок из секретного донесения посла Германии в СССР фон Шуленбурга от 12 мая 1941 года:

«Сталин поставил перед собой в области внешней политики цель огромной важности, которую он надеется достичь личными усилиями».

Мистер Резун снова выхватил часть донесения, полностью исказив его суть. А вот какой смысл вкладывал граф фон Шуленбург в свое донесение в Германию: «Прежде всего, это следует из того, что лично Сталин всегда стоял за дружеские отношения между Германией и Советским Союзом.

Само собой разумеется, что здешний дипломатический корпус строит множество догадок о том, что побудило Сталина принять эту конституционную должность в такое время. Примечательно, что предположения расходящихся во мнении кругов совпадают в том, что Сталин ведет политику на сближение с Германией и Осью.

По-моему, можно с очевидностью предположить, что Сталин поставил перед собой политическую цель, представляющую для Советского Союза первостепенную важность, цель, которую он надеется достичь путем своего личного участия. Я твердо убежден, что в международной ситуации, которую он считает серьезной, Сталин поставил своей целью предохранение Советского Союза от столкновения с Германией.

Граф фон Шуленбург»¹⁵⁵.

Из донесения фон Шуленбурга следует вывод: назначение И. В. Сталина Председателем Совета Народных Комиссаров ставит целью «предохранение Советского Союза от столкновения с Германией».

На странице 165 автор ссылается на Маршала Советского Союза И. X. Баграмяна: «Советские маршалы говорят другими словами, но то же самое: назначение Сталина связано с внешними проблемами (Маршал Советского Союза И. X. Баграмян. Так начиналась война. С. 62)».

В книге «Так начиналась война» на 62-й странице такой фразы нет, а есть такая: «Последний весенний месяц не принес потепления в международных отношениях. Советское государство готовилось к отпору. Именно так мы в штабе округа расценили назначение И. В. Сталина Председателем Совета народных комиссаров. Впервые за годы существования Советской власти руководство Центральным комитетом партии и Советом народных комиссаров было сосредоточено в одних руках. Нужно сказать, что все с удовлетворением встретили это сообщение.

В начале мая мы получили оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определяла задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну.

Читатель может усомниться в необходимости такой директивы: ведь отражение возможной агрессии предусматривалось планом прикрытия государственной границы. Однако к тому времени этот план не был еще утвержден Москвой. Видимо, поэтому Народный комиссар решил специальной директивой повысить боевую готовность западных приграничных округов. Задачи ставились конкретные: своевременно выявить сосредоточение войск наших вероятных противников, группировку их сил; не допустить вторжения войск агрессора на территорию СССР, быть готовыми упорной обороной надежно прикрыть мобилизацию, сосредоточение и развертывание войск округа»¹⁵⁶.

На странице 168 мистер Резун «доходчиво объясняет», зачем И. В. Сталин в мае 1941 года стал Председателем Совнаркома: «Занимая пост Генерального секретаря, Сталин мог дать любой приказ, и этот приказ незамедлительно и точно выполнялся. Но любой приказ Сталина был неофициальным, в этом-то и заключалась сталинская неуязвимость и непогрешимость. Теперь это положение Сталина больше не удовлетворяет. Ему нужно дать приказ (Главный Приказ его жизни), но так, чтобы официально это был сталинский приказ».

Британский премьер-министр Уинстон Черчилль опровергает версию мистера Резуна и подтверждает донесение фон Шуленбурга о причине назначения И. В. Сталина на пост главы правительства Советского Союза: «Причину этого можно искать в допущенных за последнее время ошибках во внешней политике, приведших к охлаждению сердечных германо-советских отношений, к установлению и сохранению которых сознательно стремился Сталин.

На своем новом посту Сталин берет на себя ответственность за все акты правительства как во внутренней, так и во внешней областях… Я убежден, что Сталин использует свое новое положение, чтобы лично принять участие в поддержании и развитии хороших отношений между Советами и Германией»¹⁵⁷.

На страницах 166–167 автор пишет: «Из официальной истории мы знаем, что эта директива вышла за подписями „народного комиссара обороны маршала С. К. Тимошенко, члена совета секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова и начальника Генерального штаба генерала Г.К. Жукова“ (История второй мировой войны (1939–1945). Т. 4. С. 38).

Итак, Сталин заставляет других подписать этот приказ, уклоняясь от личной ответственности. Зачем же он принимал ее в мае? Отдается директива вооруженным силам на разгром вторгшегося противника. Документ величайшей важности. При чем тут „член совета секретаря“?»

В.А. Анфилов отвечает на вопрос, поставленный мистером Резуном: «Планы прикрытия округов имелось в виду вводить в действие телеграммой: „Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года“, которая подписывалась наркомом обороны, членом Главного военного совета и начальником Генерального штаба»¹⁵⁸.

На странице 174 мистер Резун пишет о якобы «благородном поступке» Японии: «Когда Сталин находился на краю гибели, Япония слово свое сдержала. Но вот Япония – на краю гибели. Красная армия наносит внезапный сокрушительный удар». Но это ложь.

Япония смирно себя вела в ходе Великой Отечественной войны не из-за своей «излишней порядочности», а из-за урока, который ей преподал Г. К. Жуков в августе 1939 года на реке Халхин-Гол. Сам автор «Ледокола» подтверждает «благоразумие» японских генералов по отношению к военной мощи Советского Союза в той же главе на странице 165: «Вероятных противников было только два. Но Япония, получив представление о советской военной мощи в августе 1939 года, подписала только что договор с Советским Союзом и устремила свои взоры в направлении, противоположном советским границам».

И в книге «Тень Победы» автор говорит о том же: «Разгром японских войск на Халхин-Голе имел стратегические последствия. У лидеров Японии был выбор: нападать на Советский Союз или нападать на Соединенные Штаты и Британию. Руководители Японии решили нападать на Соединенные штаты и Британию. Одна из причин такого выбора – урок, который Жуков преподал японским генералам на реке Халхин-Гол»¹⁵⁹.

На страницах 178–179 автор цитирует Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова: «Из воспоминаний Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова мы знаем, что после назначения Г. К. Жукова начальником Генерального штаба была разработана „очень важная директива, нацеливающая командующих округов и флотов на Германию как на самого вероятного противника в будущей войне “ (Накануне. С. 313)».

Мистер Резун процитировал только конец фразы Н.Г. Кузнецова, поэтому она может трактоваться не так, как ее задумал автор. А на самом деле Николай Герасимович Кузнецов писал об оборонительных мероприятиях Советского Союза, вызванных необоснованной концентрацией немецко-фашистских войск на западных границах нашей страны: «В начале февраля одно за другим поступило несколько сообщений о том, что в болгарские порты Варну и Бургас прибывают немецкие военные специалисты, доставляются береговые орудия и зенитные пушки. 7 февраля я письменно донес об этом И.В. Сталину и Председателю Совнаркома В.М. Молотову.

Невольно приходилось сопоставлять новые факты с тем, что говорил японский атташе. Конечно, этот опытный разведчик не собирался предупреждать нас об опасности. Скорее всего, он хотел усыпить наше внимание: немцы, мол, целятся не на Москву, а на владения Великобритании. Но это выглядело слишком наивным. В самом деле! Если бы немцы обосновались только в Варне и Бургасе! Однако они проявляли не меньшую активность в Румынии, которая, как известно, ближе к нашим южным границам, чем к Турции. Они стали перебазировать свои войска в Финляндию, а ведь та не имела никакого отношения к походу на Грецию или, скажем, на Египет. Попросили разрешения у Швеции на транзит своих частей через ее территорию и, кстати, получили его.

Вести о передвижении немецких войск по Финляндии, Румынии и Болгарии все чаще появлялись в сводках Главного морского штаба. По твердо установившемуся порядку мы ежедневно посылали эти сводки в Генеральный штаб. Но то, что становилось известно морякам, относилось прежде всего к морям, портам и побережью. Генеральный штаб, видимо, знал и многое другое – из иных источников.

В конце января 1941 года из разговора с начальником Генерального штаба К.А. Мерецковым я понял, что в Наркомате обороны озабочены положением на границах. Готовилась очень важная директива, нацеливающая командование округов и флотов на Германию как на самого вероятного противника в будущей войне»¹⁶⁰.

На странице 184 английский мистер снова намекает на якобы «агрессивность» Советского Союза. Он утверждает, что СССР будто бы «оккупировал» Иран: «Домей Цусин говорит о советской миссии в Иране, а ТАСС опровергает это. Через три месяца советские войска вошли в Иран и действительно построили там себе аэродромы (и не только аэродромы, а и многое другое)».

Это так. Красная армия вошла в Иран в августе 1941 года. Но в августе 1941 года в Иран вошли также и английские войска. Но мистер Резун об английском вторжении в Иран почему-то не сообщает. В книге «Беру свои слова обратно» он объясняет свой трюк: «Этот случай – еще одно доказательство давно известного правила: частичная правда хуже лжи. Ибо правдоподобна»¹⁶¹.

А в книге «Самоубийство» он договаривает: «Кстати, Красная армия и британская армия в августе 1941 года оккупировали Иран…»¹⁶²

На странице 193 автор снова выхватывает часть фразы и преподносит ее в искаженном виде: «Генерал армии С.М. Штеменко: „Перед самым началом войны под строжайшим секретом в пограничные округа стали стягиваться дополнительные силы. Из глубины страны на запад перебрасывались пять армий“ (Генеральный штаб в годы войны. С. 26)».

Генерал армии С.М. Штеменко сообщал о подготовительных мероприятиях, проводимых в нашей стране для отражения германской агрессии: «Наконец, еще один вопрос из тех, которые часто ставятся перед нами, военными, и от ответа на которые мы почему-то предпочитаем уклоняться: допускалась ли нами возможность нападения на нас Германии в 1941 году и делалось ли что-либо практически для отражения этого нападения? Да, допускалась! Да, делалось!

Перед самым началом войны в пограничные округа под строжайшим секретом стали стягиваться дополнительные войска. Из глубины страны на запад перебрасывалось пять армий»¹⁶³.

«Великий исследователь», для того чтобы придать своему мифу некий налет «научности», сообщает: «В своих ранних публикациях по данному вопросу я называл численный состав Второго стратегического эшелона – 69 танковых, моторизованных и стрелковых дивизий, не считая десятков отдельных полков и сотен отдельных батальонов. Дальнейшее исследование показало, что я ошибался. В настоящее время я имею сведения о 77 дивизиях и большом числе полков и батальонов, начавших тайное движение на запад под прикрытием Сообщения ТАСС»¹⁶⁴.

Свой «Ледокол» автор, как он утверждает, писал с 1968 по 1981 год. А первые главы «Ледокола» были опубликованы в мае 1985 года: «В мае 1985 года мне впервые удалось протолкнуть в прессу первые главы „Ледокола“…»¹⁶⁵ Годы выхода «ранних публикаций» не указаны, поэтому можно поставить под сомнение его «научные поиски» количества дивизий Второго стратегического эшелона, так как цифру о 77 дивизиях можно почерпнуть в книге В.А. Анфилова «Бессмертный подвиг», увидевшей свет в 1971 году: «13 мая (1941 года. – С. Ж.) начальник Генерального штаба отдал директивы о выдвижении на рубеж Западной Двины и Днепра 22, 21 и 19-й армий из Уральского, Приволжского и Северо-Кавказского военных округов, а также 25-го стрелкового корпуса из Харьковского военного округа. Соединения всех этих армий и корпуса должны были сосредоточиться в новых районах в период с 1 июня по 3 июля и составить Резерв Главного Командования. В это же время в состав Киевского особого военного округа должна была прибыть из Забайкалья 16-я армия. К началу войны из 77 дивизий успели сосредоточить в новых районах девять дивизий, а остальные соединения либо находились в пути, либо готовились к погрузке в железнодорожные эшелоны»¹⁶⁶.

На странице 196 английский лгун цитирует генерал-полковника Л.М. Сандалова: «Генерал-полковник Л.М. Сандалов (в то время полковник, начальник штаба 4-й армии Западного особого военного округа): „На южном крыле 4-й армии появилась новая дивизия – 75-я стрелковая. Она выдвинулась из Мозыря и поставила в лесах тщательно замаскированные палаточные городки“ (Пережитое. С. 71)».

Ну появилась 75-я стрелковая дивизия. И что? Мистер Резун никакого ответа не дает, а подразумевает что-то… На самом деле Леонид Михайлович Сандалов точно и однозначно указывает оборонительный характер приготовлений Красной армии накануне Великой Отечественной войны: «А войск в полосе армии все прибавлялось. Вслед за механизированным корпусом, который в апреле-мае принял основную массу переменного состава и получил часть артиллерийскою вооружения, был сформирован Кобринский бригадный район ПВО. Развернулось строительство десяти новых аэродромов, осуществлявшееся силами нескольких строительных и рабочих батальонов общей численностью до 30 тысяч человек.

Но немцы явно опережали нас. В майской информационной сводке, разосланной штабам округов и армий, сообщалось, что в течение всего марта и апреля Германия усиленно перебрасывала к границам СССР новые и новые дивизии.

Учитывая это, командование округа дало нам указания о действиях войск по обороне пограничной полосы на случай чрезвычайных событий. Каждому соединению, каждой части 4-й армии была поручена оборона определенных позиций. По тревоге они должны были в предельно краткие сроки занять эти позиции и стойко удерживать их.

С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона стали выделять по одному дежурному батальону. Этот батальон в течение одной-двух недель неотлучно находился на отведенном полку рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами и занимался дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций.

На южном крыле 4-й армии, в стыке с Киевским особым военным округом, появилась новая дивизия – 75-я стрелковая. Она выдвинулась к границе из Мозыря, поставила в лесах тщательно замаскированные палаточные городки и находилась в постоянной боевой готовности.

Интенсивнее пошло строительство Брестского укрепрайона. Кроме специальных строительных и саперных частей, сюда было привлечено по вольному найму 10 000 граждан с 4000 подводами. К 1 июня здесь было закончено сооружение нескольких десятков дотов, и для них из Мозырского укрепрайона стало поступать вооружение»¹⁶⁷.

На той же 196-й странице автор цитирует Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского: «Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский (в то время генерал-майор, командир 9-го механизированного корпуса) поясняет простую причину, почему войска выходили к государственной границе без артиллерии, – артиллерию было приказано выслать к границам чуть раньше (Солдатский долг. С. 8)».

И снова цитирует неверно. У К.К. Рокоссовского в книге «Солдатский долг» иная информация: «Затем из штаба округа последовало распоряжение, никак не вязавшееся с условиями того времени, с надвигавшейся угрозой вражеского вторжения. Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне. Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию. Доказали, что можем отработать все упражнения у себя на месте. И это выручило нас в будущем.

В дни полевой поездки я ознакомился с приграничной местностью на направлении вероятных действий корпуса и на других участках. Строительство укрепленного района только развертывалось»¹⁶⁸.

На странице 197 автор ссылается на Маршала Советского Союза И. X. Баграмяна. И снова выхватывает часть информации, искажая тем самым суть источника: «Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян (в то время полковник, начальник оперативного отдела Киевского особого военного округа): „Нам пришлось готовить всю оперативную документацию, связанную с выдвижением пяти стрелковых и четырех механизированных корпусов из районов постоянной дислокации в приграничную зону“ (Так начиналась война. С. 64); „15 июня мы получили приказ начать… выдвижение всех пяти стрелковых корпусов к границе…Они забрали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности движение осуществлялось только по ночам“ (Там же. С. 77)».

Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян свидетельствует об оборонительном характере выдвижения Красной армии к границам Советского Союза: «Мой старый сослуживец по коннице генерал Д.С. Писаревский, начальник штаба 5-й армии, прилетел в Киев. Его без промедления заслушали Кирпонос, Ватутин и Пуркаев. Писаревский доложил, что немцы с каждым днем усиливают свою группировку. Особенно настораживает, что фашисты начали убирать все инженерные заграждения, установленные на границе. Сейчас они лихорадочно накапливают снаряды и авиабомбы, причем складывают их прямо на грунт, значит, не рассчитывают на долгое хранение. Нападения можно ждать с минуты на минуту. А наши войска пока находятся на местах постоянного квартирования. Для того чтобы занять подготовленные вдоль границы оборонительные позиции, понадобится минимум день, а то и два. А даст ли нам противник столько времени? Свой доклад об обстановке начальник штаба армии закончил вопросом: не пора ли объявить боевую тревогу войскам прикрытия госграницы?

Кирпонос нахмурился. Сказал, что всецело разделяет опасения командования армии. На границе действительно неспокойно, и Военный совет округа примет все зависящие от него меры. Объявлять боевую тревогу сейчас нельзя, но надо серьезно подумать о том, чтобы дивизии первого эшелона армии подтянуть поближе к государственному рубежу. В заключение командующий высказал уверенность, что в Москве все знают и в нужный момент нас предупредят, дадут команду. Пока, видимо, такой момент еще не настал.

Но мы понимали, что этот момент близится. В тот же день поступило донесение начальника штаба 26-й армии И.С. Варенникова. Полковник докладывал: „Немцы подготавливают исходное положение для наступления“.

В Москве, безусловно, обстановку по ту сторону границы знали лучше нас, и наше высшее военное командование приняло меры. 15 июня мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому. Читатель помнит, что мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу: заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения. Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям. Мы не замедлили это сделать.

На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные – на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов»¹⁶⁹.

На странице 199 заламаншский «исследователь» снова пытается выискать в мемуарах советских военачальников хотя бы намек на агрессивность: «Генерал армии И.И. Федюнинский (в то время полковник, командир 15-го стрелкового корпуса 5-й армии) свидетельствует, что вывел четыре полка из состава 45-й и 62-й стрелковых дивизий „в леса, поближе к границе“ (Поднятые по тревоге. С. 12)».

Мистер Резун вновь выхватил часть сообщения, а о причинах, повлекших выдвижение этих полков, предпочитает умалчивать. Генерал армии Иван Иванович Федюнинский писал о том, что он вывел четыре полка поближе к границе вследствие получения неопровержимых сведений приготовлений Германии к неизбежному нападению на СССР: «14 июня в газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором сосредоточение немецких войск у наших границ объяснялось причинами, не имевшими ничего общего с советско-германскими отношениями. В сообщении указывалось, что „по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы“.

Это выглядело очень убедительно, хотя и шло вразрез с тем, что мы наблюдали, находясь в приграничном районе. Но через несколько дней мы получили сведения, которые в корне противоречили сообщению ТАСС.

Вечером 18 июня мне позвонил начальник пограничного отряда.

– Товарищ полковник, – взволнованно доложил он, – только что на нашу сторону перешел немецкий солдат. Он сообщает очень важные данные. Не знаю, можно ли ему верить, но то, что он говорит, очень и очень важно…

– Ждите меня, – ответил я и немедленно выехал к пограничникам.

Пройдя в кабинет начальника отряда, я попросил, чтобы привели немца. Тот вошел и, привычно вытянувшись, застыл у двери.

С минуту я рассматривал его, первого гитлеровского солдата, которого видел так близко и с которым мне предстояло разговаривать. Это был молодой, высокий, довольно нескладный парень в кургузом, мышиного цвета мундирчике с тусклыми оловянными пуговицами. На ногах у него тяжелые запыленные сапоги с широкими голенищами. Из-под пилотки выбивался клок светлых волос. Немец смотрел на меня настороженно, выжидающе. Кисти его больших красных рук чуть заметно дрожали. Я разрешил ему сесть. Он опустился на табурет, поставленный посередине комнаты, и снова выжидательно уставился на меня своими бесцветными глазами.

– Спросите его, почему он перешел к нам, – обратился я к переводчику.

Немец ждал этого вопроса и ответил не задумываясь, с готовностью. В пьяном виде он ударил офицера. Ему грозил расстрел. Вот он и решил перебежать границу. Он всегда сочувствовал русским, а его отец был коммунистом. Это последнее обстоятельство немец особенно подчеркивал.

– Мне будет сохранена жизнь? – спросил он.

– Разумеется. Но почему вы сомневаетесь в этом?

– Скоро начнется война, и немецкая армия будет противником русской.

Фельдфебель повторил мне то, что уже сообщил начальнику погранотряда: в четыре часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы.

– Можете не беспокоиться. Мы не расстреливаем пленных, а тем более добровольно сдавшихся нам, – успокоил я немца.

Сообщение было чрезвычайным, но меня обуревали сомнения. „Можно ли ему верить?“ – думал я так же, как час назад думал начальник погранотряда. Очень уж невероятным казалось сообщение гитлеровского солдата, да и личность его не внушала особого доверия. А если он говорит правду? Да и какой смысл ему врать, называя точную дату и даже час начала войны?

Заметив, что я отнесся к его сообщению с недоверием, немец поднялся и убежденно, с некоторой торжественностью заявил:

– Господин полковник, в пять часов утра двадцать второго июня вы меня можете расстрелять, если окажется, что я обманул вас.

Вернувшись в штаб корпуса, я позвонил командующему 5-й армией генерал-майору танковых войск М.И. Потапову и сообщил о полученных сведениях.

– Не нужно верить провокациям! – загудел в трубке спокойный, уверенный басок генерала. – Мало ли что может наболтать немец со страху за свою шкуру.

Верно, все это походило на провокацию, но на душе было неспокойно. Я доложил генералу Потапову, что, по-моему, следует все же предпринять кое-какие меры. Попросил разрешения по два стрелковых полка 45-й и 62-й дивизий, не занятых на строительстве укреплений, вывести из лагерей в леса поближе к границе, а артиллерийские полки вызвать с полигона.

Генерал Потапов ответил сердито:

– Напрасно бьете тревогу.

Обосновывая свою просьбу, я сослался на возможность использовать эти полки для работы в предполье и сократить таким образом сроки окончания строительства оборонительных сооружений.

– Опасаться же, что это может вызвать недовольство немцев, нет оснований, – говорил я. – Войска будут находиться в восьми километрах от границы, в густом лесу.

Командарм, подумав, согласился»¹⁷⁰.

И далее на странице 201 автор «Ледокола» пишет: «Войска, которые готовятся к обороне, зарываются в землю. Это нерушимое правило, усвоенное каждым унтером со времен русско-японской и всех последующих войн. Войска, которые готовятся к обороне, прежде всего, перехватывают самые широкие поля, по которым будет наступать противник, перекрывают дороги, устанавливают проволочные заграждения, роют противотанковые рвы, готовят оборонительные сооружения и укрытия позади водных преград».

Вот именно! Красная армия весной-летом упорно готовилась к обороне, строила укрепления и рыла окопы. Полевое оборонительное строительство в приграничной зоне, пишет В.А. Анфилов, с весны 1941 года получило широкий размах. Так, в Прибалтийском военном округе возводилось 164 батальонных района обороны. Большое количество их строилось в Струмиловском и Рава-Русском укрепленных районах

Киевского военного округа. К началу июня только в предполье было построено 18 батальонных районов и три отдельных ротных опорных пункта¹⁷¹.

Но к началу Великой Отечественной войны строительство оборонительных укреплений в западных районах страны полностью завершить не удалось: «Строительство новых укрепленных районов велось высокими темпами. Но объем оборонительных работ был слишком велик, и промышленность не успевала обеспечить строительство УРов материалами, оборудованием и вооружением. Поэтому оборонительные сооружения вводились в строй с опозданием, по упрощенной схеме, порой без достаточного вооружения»¹⁷².

В.А. Анфилов дополняет: «Из-за недостатка строительных материалов и механизмов, вооружения для дотов, коробов амбразур и другого оборудования тормозилось выполнение намеченных планов строительства. При наличии в новых укрепленных районах примерно 2500 дотов, построенных к весне 1941 года, полностью было вооружено орудиями лишь около 1000 сооружений. Во всех остальных имелись только станковые пулеметы. Чтобы вооружить построенные огневые точки, военные советы округов с разрешения правительства были вынуждены снять с консервации и перевести некоторую часть орудий и пулеметов из укрепленных районов, построенных на старой границе»¹⁷³.

Красная армия готовилась к обороне.

Б. Лиддел Гарт пишет: «Трудно сказать, насколько Гитлер был уверен в том, что русские не готовы к его удару, поскольку он скрывал свои мысли даже от приближенных. Начиная с весны из Москвы поступали сообщения от германских наблюдателей, что советское руководство, будто предчувствуя недоброе, проявляет пассивность и беспокойство и стремится никак не провоцировать Гитлера; нет никакой опасности, что Россия нападет на Германию, по крайней мере, пока жив Сталин. Еще 7 июня германский посол в Москве докладывал: „Наблюдения показывают, что Сталин и Молотов, которые одни отвечают за русскую внешнюю политику, делают все возможное, чтобы избежать конфликта с Германией“. По-видимому, подобное мнение подтверждали не только соблюдение Россией торгового соглашения и продолжение поставок Германии, но и отзыв дипломатических признаний Югославии, Бельгии и Норвегии.

В то же время Гитлер часто повторял, что нацистские представители в Москве – самые плохо информированные дипломаты в мире. Своих генералов он пичкал сообщениями, будто русские готовятся к нападению, которое необходимо срочно упредить. Возможно, Гитлер был неискренен и намеренно вводил их в заблуждение, так как у него продолжались споры с военачальниками, выступавшими против вторжения. Или же запоздалое понимание того, что русские не настолько не готовы к удару, как он надеялся, могло навести Гитлера на предположение, будто их намерения были такими же, как у него. После перехода границы немецкие генералы убедились, как далеки были русские от подготовки своего наступления, и поняли, что фюрер их обманул»¹⁷⁴.

Германский генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн свидетельствует: «Много спорили о том, носило ли развертывание сил Советской армии оборонительный или наступательный характер. По числу сосредоточенных в западных областях Советского Союза сил и на основе сосредоточения больших масс танков как в районе Белостока, так и в районе Львова можно было вполне предполагать – во всяком случае, Гитлер так мотивировал принятие им решения о наступлении, что рано или поздно Советский Союз перейдет в наступление. С другой стороны, группировка советских сил на 22 июня не говорила в пользу намерения в ближайшее время начать наступление.

…22 июня 1941 года советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны»¹⁷⁵.

Известно, что 170 наших дивизий накануне войны, сообщает Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, были рассредоточены на обширной территории: до четырех с половиной тысяч километров по фронту от Баренцева до Черного моря и на 400 километров в глубину¹⁷⁶.

В книге «Разгром» мистер Резун солидарен с маршалом Г.К. Жуковым и фельдмаршалом Э. фон Манштейном: «Войска, которые готовятся к обороне, рассредоточены по фронту и в глубину»¹⁷⁷.

Именно так в начале Великой Отечественной войны была рассредоточена Красная армия, которая готовилась к обороне и к отражению германской агрессии и располагалась в несколько стратегических эшелонов. Автор «Ледокола» подтверждает оборонительное стратегическое построение Красной армии в июне 1941 года: «Но если кто-то не считает все эти источники достоверными, есть подтверждение, которое опровергнуть невозможно, – это сама история войны. Разгромив Первый стратегический эшелон и прорвав его оборону, передовые германские части внезапно столкнулись с новыми дивизиями, корпусами и армиями (например, с 16-й армией под Шепетовкой в конце июня), о существовании которых германские командиры даже не подозревали. Весь план „блицкрига“ строился из расчета молниеносного разгрома советских войск, находящихся прямо у границ, но, выполнив этот план, германская армия обнаружила перед собой новую стену из армий, которые выдвигались из-за Волги, с Северного Кавказа, с Урала, Сибири, Забайкалья, с Дальнего Востока»¹⁷⁸.

Мистер Резун еще раз подтверждает оборонительный характер военных приготовлений Советского Союза накануне внезапного и вероломного нападения фашистской Германии на нашу страну: «Страна, которая готовится к обороне, располагает свою армию не на самой границе, а в глубине территории. В этом случае противник не может одним внезапным ударом разгромить главные силы обороняющихся»¹⁷⁹.

На страницах 228–229 заламаншский мистер утверждает: «Но! Эти действия советского командования – не подготовка к оборонительной войне. В длительной оборонительной войне не всех командиров отправляют к границам противника, кое-кого оставляют на тех территориях, где противник может внезапно появиться. Кроме того, в длительной оборонительной войне совершенно необходимо присутствие настоящих военных, а не полицейских, генералов в важнейших индустриальных и транспортных центрах страны и для их защиты, и для полного и правильного использования всего военного потенциала тыловых территорий для нужд войны».

А на странице 256 английский фальсификатор себя снова опровергает и пишет о том, что во внутренних военных округах Советского Союза генералы остались: «Из внутренних военных округов к западным границам тайно ушли все армии, корпуса, дивизии и почти (выделено мной. – С. Ж.) все генералы и штабы»¹⁸⁰.

Предвидя длительную оборонительную войну с Германией, руководители Советского Союза не отправили всех командиров к границам, а некоторых оставили на тех территориях, «где противник может внезапно появиться». Мистер Резун это подтверждает в главе 28, которая называется «Зачем Сталин развернул фронты»:

– Западный особый военный округ: «В феврале 1941 года произошло событие, которое осталось незамеченным современными историками. В Западном особом военном округе была введена должность еще одного заместителя командующего округом. Какое это имеет значение? У генерала армии Д.Г. Павлова и без того есть несколько заместителей! Несколько месяцев дополнительная должность заместителя оставалась вакантной. Затем на эту должность прибыл генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов».

– Киевский особый военный округ: «В предвидении этого необходимо срочно разделить две функции командующего: оставить ему только чисто военные, передав чисто территориальные кому-то другому. Для этого и вводится дополнительная должность заместителя, на которую назначается генерал-лейтенант В.Ф. Яковлев».

– Прибалтийский особый военный округ: «В Прибалтийском особом военном округе тоже произошло разделение структур. Высший командный состав убыл в Паневежис, который отныне является секретным центром чисто военной структуры Северо-Западного фронта, а в Риге оставлен второстепенный генерал Е.П. Сафронов»

– Одесский военный округ: «…в Одессе до германского вторжения появился дополнительный генерал – Н.Е. Чибисов»¹⁸¹.

А вот опровержение из главы 25 «Про комбригов и комдивов»:

Московский военный округ: «Вот комбриг Н.И. Христофанов – военный комиссар Ставропольского края. Комбриг М.В. Хрипунов – начальник отдела в штабе Московского военного округа. Штаб, как мы знаем, после ухода всех командиров на румынскую границу был занят чекистами, которые в военных делах не очень понимают. Вот в помощь себе беднягу Хрипунова из ГУЛАГа и выписали»¹⁸².

Во внутренних военных округах тоже остались командиры Красной армии, которые формировали новые дивизии, корпуса и армии. Английский мистер сообщает об этом: «Маршал авиации С.А. Красовский описывает 22 июня в Северо-Кавказском военном округе: как только сообщили о начале войны, округ немедленно приступил к формированию 56-й армии. (Жизнь в авиации. С. 117). То же самое происходило и в других округах, где формировались по одной, а то и по несколько армий одновременно. На 22 июня Сталин имел тридцать одну армию. Но у Сталина было все готово для немедленного развертывания еще двадцати восьми армий, и развертывание началось немедленно, даже без его приказов. 56-я армия – одна из них»¹⁸³.

На странице 233 «исследователь» утверждает, что армии Второго стратегического эшелона начали формироваться в июне 1940 года: «А армии Второго стратегического эшелона, в состав которых входили все эти „черные“ дивизии и корпуса, начали формироваться еще в июне 1940 года, когда Гитлер повернулся к Сталину спиной, убрав с советских границ почти все свои дивизии».

А в предыдущей главе на странице 223 он опровергает себя и сообщает о том, что армии Второго стратегического эшелона начали создаваться после 13 мая 1941 года: «13 мая 1941 года семь командующих внутренними военными округами (Московский военный округ – исключение) получили директиву особой важности: в каждом из семи округов развернуть по одной новой армии, на формирование армий обратить все штабы и войска округов, командующим округами лично возглавить новые армии и ровно через месяц, 13 июня 1941 года, начать перегруппировку на запад.

Итак, семь командующих внутренними округами превратились в командующих армиями».

Обращаю внимание. Мистер Резун утверждает, что на формирование армий Второго стратегического эшелона были обращены «все штабы и войска округов». Войска округов.

А на страницах 232–233 он утверждает, что армии Второго стратегического эшелона были укомплектованы заключенными: «Хорошо. Согласимся с этим. Куда же в этом случае девались „лесорубы“? Отчего „городок“ (да не один) пуст? Да просто оттого, что генерал Калинин „лесорубами“ ДО НАЧАЛА ВОЙНЫ укомплектовал 24-ю армию и тайно подготовил ее к отправке на запад. Вот почему полки и дивизии в этой армии и во всех других армиях Второго стратегического эшелона имели черный цвет: „лесорубов“ часто даже не переодевали в военную форму.

…Каждая армия Второго стратегического эшелона создавалась специально в расчете на внезапное появление на западных границах. Каждая армия – на крупнейшей железнодорожной магистрали. Каждая – в районе концлагерей: мужики там к порядку приучены, в быту неприхотливы, и забрать их из лагерей легче, чем из деревень: все уже вместе собраны, в бригады организованы, а главное, если мужиков из деревень забирать, без слухов о мобилизации и войне не обойтись. А Сталину все надо тихо, без слухов. Для того он и Сообщение ТАСС написал. Для того и мужиков предварительно в лагеря забрали, тут к дисциплине приучили, а теперь – на фронт без шума».

А в книге «Очищение» он себе противоречит и заявляет, что советских заключенных мобилизовали в Красную армию после начала Великой Отечественной войны: «…Ни у кого не спрашивая, Апанасенко на месте убывших дивизий начал формировать новые дивизии. Была объявлена всеобщая мобилизация всех возрастов до 55 лет включительно. Но этого все равно было недостаточно. И Апанасенко приказал прокуратуре проверить дела лагерников и всех, кого можно, освободить и отправить в войска…

…Шла сверхскоростная отправка восьми дивизий на спасение Москвы»¹⁸⁴.

На странице 236 автор сообщает о том, что Г.М. Штерн был командармом: «Многие командармы стали генерал-полковниками – О.И. Городовиков, Г.М. Штерн, Д.Г. Павлов, Н.Н. Воронов».

А в книге «Очищение» он себя опровергает, и командарм 2 ранга Г.М. Штерн у него уже стал комкором: «Например, командармы 2 ранга И.С. Конев и М.П. Ковалев стали генерал-лейтенантами, комкор Ф.Н. Ремизов тоже стал генерал-лейтенантом, комкор Штерн – генерал-полковником, а комкор Г.К. Жуков – генералом армии и т. д.»¹⁸⁵.

На странице 241 мистер Резун снова врет: «Генерал армии И.В. Тюленев в самый первый момент вторжения германских войск разговаривает в Кремле с Жуковым. Вот слова Жукова: „Доложили Сталину, но он по-прежнему не верит, считает это провокацией немецких генералов“ (Через три войны. С. 141).

Таких свидетельств я могу привести тысячу, но и до меня много раз доказано, что Сталин в возможность германского нападения не верил до самого последнего момента, даже после вторжения и то не верил.

У коммунистических историков получается нестыковка: Сталин проводит самую мощную перегруппировку войск в истории человечества для того, чтобы предотвратить германскую агрессию, в возможность которой он не верит!»

В воспоминаниях генерала армии И.В. Тюленева «Через три войны» нет таких слов, которые якобы «воспроизводит» заламаншский «исследователь». И.В. Тюленев сообщает:

«Концентрация германских войск на наших границах не имела иного повода, кроме подготовки нападения на Советский Союз. Вызывала подозрение и внезапная акция германского правительства – начавшаяся 20 июня широкая волна арестов всех тех, кто в той или иной мере проявлял симпатии к Советскому Союзу. История учит, что одним из верных предвестников войны является изоляция в своей стране элементов, сочувствующих тому государству, против которого не сегодня-завтра начнутся боевые действия.

…На душе у меня было тревожно. Невольно вспомнились все события этого субботнего дня. В полдень мне позвонил из Кремля А.Н. Поскребышев:

– С вами будет говорить товарищ Сталин…

В трубке я слышу глуховатый голос:

– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня.

В ответ услышал:

– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о немецких военных планах, о том, что фашисты вот-вот нападут на нашу страну.

Я тут же отдал распоряжение своему помощнику по ПВО генерал-майору М.С. Громадину: в лагерь зенитную артиллерию не отправлять, привести ее в полную боевую готовность.

Вечером был у наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова и узнал, что тревожные симптомы надвигающейся войны подтверждаются. Настораживает и подозрительная возня в немецком посольстве; сотрудники всех рангов поспешно уезжают на машинах за город.

…В 3 часа ночи 22 июня меня разбудил телефонный звонок. Срочно вызывали в Кремль… Сразу возникла мысль: „Война!.. “

По дороге заехал в Генштаб. Г.К. Жуков по ВЧ разговаривал со штабами приграничных военных округов. После телефонных переговоров Жуков коротко информировал меня:

– Немецкая авиация бомбит Ковно, Ровно, Севастополь, Одессу.

Я поспешил в Кремль. Меня встретил комендант и тотчас проводил к Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову. Климент Ефремович спросил:

– Где подготовлен командный пункт для Верховного командования?

Этот вопрос меня несколько озадачил.

– Такую задачу передо мной никто не ставил, – говорю я Ворошилову. – Штаб Московского военного округа и ПВО города командными пунктами обеспечены. Если будет необходимо, можно передать эти помещения Верховному командованию.

Затем мне было объявлено, что правительство назначило меня на должность командующего войсками Южного фронта. Отбыть к месту назначения предлагалось сегодня же.

Каждая минута была дорога. Штаб МВО согласно моим указаниям срочно выделил полевой штаб для Южного фронта из командиров Московского военного округа и стал готовить специальный железнодорожный состав для отправки штабных работников на фронт.

22 июня в 15 часов я снова был у Г. К. Жукова и хотел получить от него оперативную обстановку и задачу для Южного фронта. Но лично от Жукова никаких указаний не получил, так как он, как и я, спешил в этот день выехать на фронт. После этого я был в Оперативном управлении Генштаба, где мне сказали, что обстановку и задачи я получу на месте.

Война меня, кадрового военного, не пугала, хотя я предчувствовал, что эта, нынешняя, будет куда тяжелее, чем обе предыдущие.

Перед расставанием жена спросила:

– Как ты думаешь, сколько будет продолжаться война?

Не знаю почему, но я, не задумываясь, ответил:

– Не меньше трех лет…

Вечером 22 июня железнодорожный состав с полевым управлением Южного фронта ушел из затемненной, посуровевшей Москвы»¹⁸⁶.

И откуда мистер Резун взял, что И.В. Сталин не верил в нападение Германии на СССР? Я не буду приводить тысячу свидетельств. Но вот свидетельства тех, кто был рядом со Сталиным 22 июня 1941 года. Все они сообщают, что И.В. Сталин сразу поверил в нападение Германии. Выше уже воспроизводилось свидетельство генерала армии И.В. Тюленева. В нем говорилось, что И.В. Сталин еще 21 июня 1941 года требовал увеличить боеготовность войск ПВО Москвы.

А. И. Микоян ничего не говорит о неверии И. В. Сталина в возможность германского нападения: «Мы разошлись около трех часов ночи 22 июня, а уже через час меня разбудили: „Война!“. Сразу члены Политбюро вновь собрались у Сталина, зачитали информацию о том, что бомбили Севастополь и другие города. Был дан приказ – немедленно ввести в действие мобилизационный план (он был нами пересмотрен еще весной и предусматривал, какую продукцию должны выпускать предприятия после начала войны), объявить мобилизацию и т. д.

Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: „Пусть Молотов выступит“. Мы все возражали против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина – Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу – всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов. Выступление Молотова прозвучало в 12 часов дня 22 июня»¹⁸⁷.

Г.К. Жуков свидетельствует о том, что И.В. Сталин «был бледен», но про неверие в германское нападение тоже не сообщает: «В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М.А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф.И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина.

Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.

– Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И.В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

…В 4 часа 10 минут Западный и Прибалтийский округа доложили о начале боевых действий немецких войск на сухопутных участках округов.

В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В.М. Молотову.

Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну.

И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И.В. Стадии.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа»¹⁸⁸.

Да и сам мистер Резун пишет о том, что И.В. Сталин накануне и в первые дни Великой Отечественной войны работал: «После 1991 года архивы чуть-чуть приоткрылись, и исследователи получили доступ к тетрадям, в которых регистрировались посетители сталинского кабинета с 1927 по 1953 год. Выяснилось, что Сталин в первые дни войны работал, причем работал так, как мало кто на этой планете. Запись 21 июня 1941 года: „Последние вышли в 23:00“. Но это вовсе не означает, что рабочий день Сталина завершился. После того как последние посетители вышли, он еще мог работать с документами сам, он вел телефонные разговоры, он работал не только в своем кабинете, но и в кремлевской квартире, и на дачах.

22 июня 1941 года прием посетителей начат Сталиным в 5:45. Он продолжался 11 часов без перерывов. Посетители: Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков, Маленков, Микоян, Каганович, Ворошилов, Вышинский, Кузнецов, Димитров, Мануильский, Шапошников, Ватутин, Кулик…

Далее у Сталина на целую неделю – один сплошной рабочий день с перерывами. Прием посетителей начинается то в 3:20 ночи (23 июня), то в 1 час ночи (25 июня) и завершается ночами, то в 1:25 (24 июня), то в 2:40 (27 июня), то в 00:50 (28 июня). Прием посетителей продолжается по пять, шесть, двенадцать часов. Иногда рабочий день Сталина длится 24 часа с небольшими перерывами. Но повторяю – мы знаем только то, что в моменты перерывов в его кабинете нет посторонних. Но это еще не означает, что он в это время не работает»¹⁸⁹.

На той же 241-й странице фальсификатор-ревизионист искаженно цитирует источник: «Переброска войск Второго стратегического эшелона – это железнодорожная операция, которая требовала длительной подготовки, точного предварительного планирования. Маршал Советского Союза С.К. Куркоткин сообщает, что Генеральный штаб передал все необходимые документы по перевозкам войск в Наркомат путей сообщения 21 февраля 1941 года (Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. С. 33)».

На самом деле в книге «Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» сообщается о том, что Генеральный штаб РККА направил Наркомату путей сообщения план воинских перевозок, которые нужно осуществить после объявления мобилизации: «Генеральный штаб заблаговременно (21 февраля 1941 года) направил Наркомату путей сообщения план воинских перевозок на период мобилизации. На его основании Наркомат путей сообщения установил среднесуточную погрузку на железнодорожной сети в первые дни мобилизационного периода, количество вагонов, в том числе 35 процентов вагонов воинских перевозок. Устанавливая эту норму, Народный комиссариат путей сообщения значительно сократил общесетевую среднесуточную погрузку, что создавало благоприятные условия для выполнения воинских перевозок с началом мобилизации»¹⁹⁰.

Английский фальсификатор приписывает Советскому Союзу мероприятия по переброске войск на западную границу СССР. А на самом деле начиная с февраля 1941 года германские войска перебрасывались на границу с Советским Союзом. Генерал-майор германской армии Мюллер-Гиллебранд сообщает: «Стратегическое развертывание сил на Востоке, проводившееся почти исключительно с помощью железнодорожного транспорта, началось еще в феврале 1941 года и осуществлялось несколькими эшелонами.

Развертывание первого эшелона длилось до середины марта, второй эшелон должен был развернуться к началу апреля. Непредвиденная операция против Югославии заставила внести изменения в план, и 30 апреля 1941 года Гитлер утвердил дальнейший порядок развертывания сил в следующем виде: 3-й эшелон (17 пехотных дивизий) должен был развернуться в период с 8 апреля по 20 мая, 4-й эшелон „а“ (9 пехотных дивизий) – с 23 мая по 2 июня и 4-й эшелон „6“ (12 танковых и 12 моторизованных пехотных дивизий) – с 3 по 23 июня»¹⁹¹.

На 242-й странице «знаток» истории сообщает о том, что генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов во второй половине 1940 года был уже в звании генерала армии: «Вот во второй половине 1940 года генерал армии Д.Г. Павлов проводит совещание с командующими армиями и начальниками штабов Западного особого военного округа».

А в книге «Тень Победы» он сообщает, что Д.Г. Павлов получил звание генерала армии 23 февраля 1941 года: «23 февраля 1941 года генералами армии стали еще двое – Апанасенко Иосиф Родионович и Павлов Дмитрий Григорьевич»¹⁹².

На страницах 242–243 автор совсем изоврался. Здесь он упоминает командно-штабные учения Западного особого военного округа и якобы «опирается» на свидетельства генерал-полковника Л.М. Сандалова: «В Западном особом военном округе готовятся командно-штабные учения. Отрабатываются способы действий командиров, штабов, систем связи в начальный период войны. Советским штабам в ходе учений предстоит перемещаться на запад точно так, как они готовятся делать это в начале войны. Начальник штаба 4-й армии

Л.М. Сандалов задает недоуменный вопрос: „А те штабы, которые находятся у самой границы? Куда им двигаться?“ (Генерал-полковник Л.М. Сандалов. Пережитое. С. 65). Нужно отметить, что при подготовке оборонительной войны никто не держит штабов „у самой границы“, а советские штабы были выдвинуты сюда и тут находились постоянно с момента установления общих границ с Германией.

Интересна также реакция начальника штаба приграничной армии: у него приказ „передвигаться“ ассоциируется только с понятиями „передвигаться на запад“, „передвигаться через границу“. Он даже представить себе не может, что в войне штаб можно перемещать куда-то еще».

Мистер Резун снова выхватил часть фразы и своими комментариями исказил весь ее смысл и перевернул все с ног на голову. У Л.М. Сандалова фраза звучит так: «…Α те штабы, которые стоят у самой границы? Куда им двигаться? – не удержался я. – По-видимому, придется обороняться.

– Вначале, может быть, придется и отступить, – уточнил Павлов. – У немцев теперь не стотысячная армия, какую они имели в 1932 году, а трехмиллионная. Она насчитывает свыше трехсот соединений, располагает большим количеством самолетов. Если враг перед началом войны сосредоточит у наших границ хотя бы две трети своих сил, нам в первое время придется, конечно, обороняться и даже отступать…»¹⁹³

Далее английский лгун «воспроизводит» объяснение Д.Г. Павлова генерал-лейтенанту В.И. Чуйкову: «На совещании вблизи границ кроме командиров Первого стратегического эшелона присутствуют высокие гости из Второго стратегического эшелона во главе с командующим Московским военным округом генералом армии И.В. Тюленевым, который занимает в ряду тысячи генералов третье место. Пользуясь присутствием Тюленева, генерал армии Д.Г. Павлов объясняет командующему 4-й армии генерал-лейтенанту В.И. Чуйкову (будущему Маршалу Советского Союза) назначение Второго стратегического эшелона:

„…Когда из тыла подойдут войска внутренних округов, – Павлов посмотрел на Тюленева, – когда в полосе вашей армии будет достигнута плотность – семь с половиной километров на дивизию, тогда можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе“ (Там же)».

…И делает «очевидный» (ему одному) вывод: «Плотность войск „семь с половиной километров на дивизию“, о которой говорят советские генералы, – это стандарт для наступления».

Все эти «выводы» мистера Резуна опровергает генерал-полковник Л.М. Сандалов, свидетельствующий о том, что на каждую советскую дивизию приходилась плотность не 7,5 км, а все 50 км, что превосходит даже ширину обороны дивизии: «А вот когда из тыла подойдут войска внутренних округов, – Павлов посмотрел на Тюленева, – когда в полосе вашей армии будет достигнута уставная плотность – 7,5 километра на дивизию, тогда, конечно, можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе. Не так ли?

На миг воцарилось молчание, но затем поднялся Чуйков:

– Вам хорошо известно, товарищ командующий округом, что в первом эшелоне 4-й армии весной этого года было всего лишь две дивизии на сто пятьдесят километров фронта. Летом нам подбросили еще одну. Значит, плотность теперь – пятьдесят километров на дивизию. Во втором эшелоне тоже не густо – только одна дивизия. Это же не армия, а всего лишь корпус… Почему бы в нашу полосу не выдвинуть заблаговременно две-три дивизии из тыла страны?»¹⁹⁴

Далее мистер Резун вещает: «Плотность войск „семь с половиной километров на дивизию “, о которой говорят советские генералы, – это стандарт для наступления. В то время для оборонительных действий дивизии давалась полоса местности в три-четыре раза большая».

А в книге «Тень Победы» он себя опровергает и сообщает, что «в те времена по советским уставам полоса обороны дивизии – 8 – 12 километров»¹⁹⁵.

По свидетельству генерал-полковника Л.М. Сандалова, плотность на дивизию в 4-й советской армии составляла 50 километров фронта. Даже в случае выдвижения двух-трех дивизий из тыла страны в полосу 4-й армии, которые просит генерал-лейтенант В.И. Чуйков, все равно плотность составила бы 25–30 километров на дивизию. Это как раз больше в три-четыре раза плотности в 7,5 км на дивизию. Следовательно, советские дивизии готовились к обороне.

В книге «Разгром» мистер Резун визжит о том, что из текста книги «Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова «вырвали две буквы»: «Простите, но я вынужден еще раз повторить то, что было в их первом издании:

„При переработке оперативных планов весной 1941 года не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными государствами, как Германия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений“ (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 224).

А вот что стало во втором и последующих. Читайте внимательно:

„При переработке оперативных планов весной 1941 года не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Нарком обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными государствами, как Германия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений“ (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 319).

Сравните! Вы почувствовали разницу?! Вы ее оценили?!

Дьявол в мелочах! Обращайте внимание на мелочи! Следите за руками! Не упустите дьявола! Текст второго куска кардинально переработан! Из него вырвали две буквы!

Было: Наркомат обороны, то есть многотысячная структура.

Стало: нарком обороны, то есть один человек»¹⁹⁶.

А вот как он сам цитирует источник на 244-й странице: «Генерал армии С.Ж. Иванов: „В случае если бы войскам Первого стратегического эшелона удалось… перенести боевые действия на территорию противника еще до развертывания главных сил, Второй стратегический эшелон должен был нарастить усилия Первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом“ (Начальный период войны. С. 206)».

В книге «Начальный период войны» цитата звучит иначе: «В случае если бы войскам первого стратегического эшелона удалось не только отразить первый удар врага (выделено мной. – С. Ж.), а и перенести боевые действия на его территорию еще до развертывания главных сил, второй стратегический эшелон (его рубежом развертывания намечался Днепр) должен был нарастить усилия первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом»¹⁹⁷.

Автор «Ледокола» по своему усмотрению «перерабатывает» источники и цитирует их превратно, то есть лживо. Слова «не только отразить первый удар врага» из книги «Начальный период войны» он просто выбросил для того, чтобы изменить смысл цитаты.

На странице 248 автор избирательно воспроизводит цитату из 12-томной «Истории второй мировой войны 1939–1945», делая упор на необоронительный характер военного строительства на советской границе: «Официальная История второй мировой войны (Т. 4. С. 27): „Войска западных приграничных округов испытывали большие трудности. Все приходилось строить и оборудовать заново:…базы и пункты снабжения, аэродромы, дорожную сеть, узлы и линии связи…“».

На самом деле в вышеприведенной цитате из указанного источника речь идет об оборонительном характере приграничного строительства войсками Красной армии: «Войска западных приграничных округов испытывали большие трудности, связанные с подготовкой театра военных действий. Все приходилось строить и оборудовать заново: основные инженерные сооружения в укрепленных районах (УРах) и оборонительных полосах, базы и пункты снабжения, аэродромы, дорожная сеть, узлы и линии связи создавались на территориях западных районов Литвы, Белоруссии, Украины и Молдавии, только что вошедших в состав Советского Союза. Огромный объем работ требовал больших затрат сил, средств и времени»¹⁹⁸.

На страницах 248–249 автор снова врет: «Генерал-полковник Л.М. Сандалов: „Перемещение сюда войск округа связано с огромными трудностями. Казарменный фонд был ничтожно мал… Для войск, не обеспеченных казарменными помещениями, строились землянки“ (На московском направлении. С. 41).

Но войска все прибывали. Генерал Сандалов говорит, что для размещения войск в 1939–1940 годах использовались склады, бараки, любые помещения. „В Бресте скопилось огромное количество войск… В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары“ (Там же)».

У генерал-полковника Л.М. Сандалова сказано, что войска прибывали не в 1939–1940 годах, как утверждает мистер Резун, а весной 1941 года: «Весной 1941 года Брестский гарнизон пополнился новой стрелковой дивизией. Да находившаяся там раньше танковая бригада, развернувшись в танковую дивизию, увеличилась численно в четыре раза. Словом, в Бресте скопилось огромное количество войск. И окружной госпиталь по-прежнему оставался в крепости.

Для размещения личного состава пришлось приспособить часть складских помещений и даже восстановить некоторые форты крепости, взорванные в 1915 году. В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары»¹⁹⁹.

На странице 252 автор пишет о мобилизации. Якобы Советский Союз объявил мобилизацию раньше Германии: «Начав мобилизацию, а тем более сосредоточение и оперативное развертывание войск, советское командование уже не могло остановить или даже затормозить этот процесс. Это примерно то же самое, как бросить руку резко вниз, расстегнуть кобуру, выхватить револьвер, навести его на противника, одновременно взводя курок. После этого, нравится вам или нет, но выстрел неизбежен – ибо, как только ваша рука мгновенно устремилась вниз, противник с такой же скоростью (а то и быстрее) делает то же самое».

А в книге «Тень Победы» он, цитируя Маршала Советского Союза А.М. Василевского, себя опровергает и сообщает о том, что в СССР мобилизацию объявили 22 июня 1941 года в 14 часов: «Маршал Советского Союза А.М. Василевский в 1941 году был генерал-майором в Оперативном управлении Генерального штаба. Не называя никого по имени (но мы-то знаем, кто персонально отвечает за командный пункт Генерального штаба), Василевский сложившуюся ситуацию описывает так: „Несмотря на все наши настояния, до войны нам не разрешили даже организовать подземный командный пункт, подземное рабочее помещение. Только в первый день войны, примерно в то же время, когда началась мобилизация, а мобилизация – как ни странно это звучит, – была объявлена в четырнадцать часов двадцать второго июня, то есть через двенадцать часов после начала войны, в это время во дворе 1-го Дома Наркомата обороны начали ковырять землю, рыть убежище“ („Знамя“. 1988. № 5. С. 90)»²⁰⁰.

А в Германии, по свидетельству Б. Мюллер-Гиллебранда, мобилизация была объявлена 25 августа 1939 года: «25 августа во второй половине дня был отдан приказ о проведении скрытой мобилизации основных сил сухопутной армии военного времени (х-приказ). Одновременно последовало указание о переходе высших военных органов управления на штаты военного времени. Первым днем × было 26 августа, когда должны были начаться боевые действия против Польши. ОКХ уже 25 августа было реорганизовано в соответствии со штатами военного времени и заняло специально подготовленные помещения в Цоссене и Вюнсдорфе, примерно в 50 км юго-восточнее Берлина. 26 августа был отдан приказ о мобилизации остальной части сухопутных сил военного времени. В последующие дни мобилизация протекала в основном в соответствии с планом»²⁰¹.

Далее. На все той же 252-й странице мистер Резун задает вопрос: «Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну 1941 года? При решении этой проблемы историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. А почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание, то есть кто все-таки первым потянулся к пистолету?».

На этот свой вопрос заламаншский «исследователь» ответил в книге «Ледокол»: «22 июня 1941 года Германия внезапно и вероломно напала на Советский Союз. Это исторический факт»²⁰².

И еще. На странице 252 мистер Резун снова «цитирует». На этот раз Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова: «Начальник советского Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников в этом вопросе имел твердое мнение: „Длительное пребывание призванных резервистов под знаменами без перспектив войны может сказаться отрицательно на их моральном состоянии: вместо повышения боевой готовности последует ее понижение… Одним словом, как бы ни хотело командование, а тем более дипломатия, но с объявлением мобилизации по чисто военным причинам пушки могут начать стрелять сами.

Таким образом, нужно считать сомнительным предположение о возможности в современных условиях войны длительного пребывания мобилизованных армий в состоянии военного покоя без перехода к активным действиям“ (Мозг армии. Т. 3)». Ссылка здесь весьма «проверяемая»: том три! И все!

Но одного высказывания мистеру Резуну показалось мало. Нужно еще раз-другой повторить эту цитату маршала, якобы подтверждающую «агрессивность» Советского Союза. Как сам пишет заламаншский лгун: «Зачем повторять? Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит»²⁰³.

И вот он на 287-й странице еще раз «цитирует» маршала Бориса Михайловича Шапошникова: «Единственный советский маршал, которому Сталин полностью верил, Б.М. Шапошников, еще в 1929 году высказал категорическое мнение о том, что мобилизовать сотни тысяч и миллионы людей и держать их в районе границ в бездействии длительное время невозможно (Мозг армии. Т. 3)». И снова: том три! Как говорил Евгений Фокс: «Давай начальник, проверяй!».

На странице 254 мистер Резун утверждает: «Что в этом случае будет делать Сталин? Выбора у Сталина уже не было. Во-первых. Он не мог вернуть свои армии назад».

Почему же не мог? Очень даже мог. В мае 1941 года, пишет автор «Ледокола», в Красную армию тайно мобилизовано 800 000 резервистов²⁰⁴. Эти резервисты были призваны на ежегодные сборы и после них должны были вернуться по домам.

Далее заламаншский «исследователь» вещает: «По закону от 1.09.39 года срок действительной воинской службы для самых массовых категорий военнослужащих – для рядовых и младших командиров сухопутных войск – определялся в два года. Следовательно, массовый призыв 1939 года усиливал армию в течение двух лет, но осенью 1941 года эта сила должна была обернуться резким ослаблением…И не мог Сталин и его генералы не понимать того, что осенью 1941 года небывалый призыв 1939 года предстоит отпустить по домам…И если Красная армия не вступит в войну до осени 1941 года, то призыв 1939 года отработает вхолостую, на его содержание будут истрачены средства, а после солдаты разъедутся по домам»²⁰⁵. Поэтому осенью 1941 года эти военнослужащие должны были демобилизоваться и разъехаться по домам.

На 255-й странице мистер Резун утверждает: «Во-вторых. Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах». Во-первых, как мы видели ранее, красноармейцы должны были демобилизоваться, и некому было зимовать в приграничных лесах. Во-вторых, заламаншский «исследователь» сам утверждает, что красноармейцы могли перезимовать в палатках: «Солдат может перезимовать в любых условиях. Не в этом проблема»²⁰⁶. Или еще: «Но попробуйте наступать в этих условиях. Попробуйте отрезать раненому ногу, когда за тоненькой стеной госпитальной палатки минус 40, а внутри – минус 30»²⁰⁷.

На страницах 256–257 автор снова врет, утверждая, что СССР собирался напасть на Иран: «В мае 1941 года в Среднеазиатском и Закавказском военных округах вопреки опровержению ТАСС от 9 мая 1941 года шла интенсивная подготовка к „освобождению“ Ирана.

…Закавказский военный округ оставался без командующего и без его заместителя до августа 1941 года, когда сюда вернулся генерал Д. Т. Козлов и провел „освобождение“ Ирана. Гитлер спутал карты Сталина и тут. Из-за непредвиденных действий Гитлера „освобождение“ Ирана пришлось проводить не только с опозданием на несколько месяцев, но и ограниченными силами, поэтому пришлось обойтись без „коренных социально-политических преобразований“».

Британский премьер-министр Уинстон Черчилль опровергает заявление мистера Резуна и сообщает истинную причину ввода английских и советских войск на территорию Ирана. Причем премьер-министр Великобритании свидетельствует о том, что именно Англия предложила ввести союзнические войска на территорию Ирана: «Необходимость доставлять советскому правительству вооружение и различного рода материалы, исключительные трудности арктического пути наряду с будущими стратегическими возможностями сделали весьма желательным открытие широчайших коммуникаций с Россией через Персию. Персидские нефтепромыслы являлись важнейшим военным фактором. В Тегеране обосновалась активная и многочисленная германская миссия, и престиж Германии был высок. Подавление мятежа в Ираке и англо-французская оккупация Сирии, осуществленные с большим трудом, сорвали выполнение восточного плана Гитлера. Мы были рады возможности объединиться с русскими и предложили им провести совместную кампанию. Я не без некоторой тревоги решался на персидскую войну, но доводы в ее пользу были неотразимы. Я был очень рад тому, что генерал Уэйвелл находится в Индии и сможет руководить оттуда военными операциями.

11 июля 1941 года кабинет поручил начальникам штабов рассмотреть вопрос о желательности действий в Персии совместно с русскими в случае, если персидское правительство откажется выслать германскую колонию, обосновавшуюся в этой стране. 18 июля они рекомендовали занять твердую позицию по отношению к персидскому правительству. Этой же точки зрения решительно придерживался генерал Уэйвелл.

…Я не был уверен в том, что этой персидской операции было обеспечено координированное планирование, необходимое для ее конечного успеха. Поэтому 31 июля я распорядился создать для этой цели специальный комитет при лорде – председателе Совета.

Этот комитет сообщал мне о результатах своей работы, одобренной военным кабинетом. Из послания комитета от 6 августа явствовало, что персы не пойдут навстречу нашим пожеланиям относительно изгнания из страны германских агентов и резидентов и что нам придется прибегнуть к силе. Следующим этапом должна была стать координация наших дипломатических и военных планов с планами русских. 13 августа Иден принял в министерстве иностранных дел Майского, и был согласован текст наших соответственных нот Тегерану. Этот дипломатический шаг должен был явиться нашим последним словом. Майский заявил министру иностранных дел, что „после представления меморандумов советское правительство будет готово предпринять военные действия, но оно сделает это лишь вместе с нами“.

По получении этих известий 19 августа я написал: „Я считаю точку зрения русских разумной, и нам следовало бы выступить вместе с ними, пока еще есть время“.

Теперь мы обязались действовать. Если бы сопротивление персов оказалось более сильным, чем предполагалось, мы должны были изучить возможность отправки дополнительных подкреплений в район Среднего Востока.

Ввиду упорства персидского правительства генерал Куинэн, командовавший силами в Ираке, получил 22 июля приказ быть готовым к занятию Абаданского нефтеочистительного завода и нефтепромыслов, а также промыслов, расположенных в 250 милях к северу, близ Ханакина. На совместную англо-советскую ноту от 17 августа был получен неудовлетворительный ответ, и вступление английских и русских войск в Персию было назначено на 25 августа.

…Преодолев некоторое сопротивление, эти войска 27 августа достигли Шахабада в тылу персидской линии обороны. Защитники прохода не устояли перед этим маневром и перед бомбардировкой и поспешно покинули свои позиции. Продвижение к Керманшаху возобновилось, и 28 августа было обнаружено, что противник вновь стянул силы на позицию, преграждавшую дорогу. Но перед самым началом атаки появился персидский офицер с белым флагом, и кампания была закончена. Наши потери составили 22 человека убитыми и 42 ранеными.

Так закончилась эта короткая и плодотворная операция превосходящих сил против слабого и древнего государства. Англия и Россия боролись за свою жизнь. Inter arma silent leges²⁰⁸. Мы можем радоваться тому, что благодаря нашей победе была сохранена независимость Персии.

Сопротивление персов рухнуло так быстро, что наше сотрудничество с Кремлем снова приобрело почти исключительно политический характер. Предлагая провести совместную англо-русскую кампанию в Персии, мы добивались главным образом открытия коммуникации от Персидского залива до Каспийского моря. Мы надеялись также, что это непосредственное сотрудничество английских и советских сил позволит установить более тесные и дружественные отношения с нашим новым союзником. И мы, и они, конечно, были согласны, что всех немцев необходимо изгнать из Персии или захватить в плен, чтобы положить конец германскому влиянию и интригам в Тегеране и других местах. На втором плане стояли глубокие и щекотливые вопросы о нефти, коммунизме и послевоенном будущем Персии, но мне казалось, что это не должно было служить помехой товариществу и доброжелательности.

Договоренность с русскими по всем вопросам была достигнута легко и быстро. Условия, предъявленные персидскому правительству, заключались в основном в прекращении всякого сопротивления, высылке немцев, сохранении нейтралитета в войне и предоставлении союзникам права пользоваться персидскими коммуникациями для транзитных перевозок военных грузов в Россию. Дальнейшая оккупация Персии была осуществлена мирно. Английские и русские войска встретились дружески, и 17 сентября ими совместно был занят Тегеран. За день до этого шах отрекся в пользу своего 22-летнего сына.

20 сентября новый шах восстановил по совету союзников конституционную монархию, а его отец вскоре после этого отправился в изгнание, где он жил с полным комфортом, и в июле 1944 года умер в Иоганнесбурге. Основная часть наших сил была отозвана из Персии, где остались лишь войска для охраны коммуникаций, а 18 октября как русские, так и английские войска эвакуировались из Тегерана. После этого наши войска под командованием генерала Куинэна были заняты на строительстве оборонительных сооружений для защиты от возможного вторжения германских армий из Турции или с Кавказа и готовились к принятию крупных подкреплений, которые должны были прибыть в случае, если бы такое вторжение оказалось неминуемым.

Нашей главной целью стало создание важнейшего пути снабжения в Россию через Персидский залив. Благодаря наличию в Тегеране дружественного правительства мы смогли расширить порты, улучшить речные коммуникации, построить шоссе и реконструировать железные дороги. Начатые английской армией в сентябре 1941 года, эти мероприятия, которые должны были теперь взять на себя и довести до конца Соединенные Штаты, позволили нам послать в Россию за четыре с половиной года пять миллионов тонн грузов»²⁰⁹.

Не Советский Союз, а именно Германия собиралась напасть на Иран. Мистер Резун об этих планах германского руководства пишет в книге «Самоубийство»: «17 февраля 1941 года Гитлер приказал генерал-полковнику А. Йодлю разработать план вторжения через Афганистан в Индию (ВИЖ. 1961. № 6. С. 88). Афганистан они мыслили взять наскоком и, не задерживаясь, пройти с триумфом через Индию. Уж очень им не терпелось вымыть сапоги в Индийском океане.

11 июня 1941 года Йодль под руководством Кейтеля завершил разработку знаменитой директивы № 32 о том, что делать после победоносного разгрома Красной армии: осенью 1941 года нанести удары из Ливии через Египет – в Иран и далее в Индию; из Болгарии через Турцию – на Ближний Восток»²¹⁰.

На странице 261 английский мистер «отметает начисто всякие выдумки о том, что перемещения генералов производились в предвидении германского вторжения»: «Чтобы оценить даже этот очень короткий список, напомню, что генерал-лейтенант Μ. М. Попов (в последующем генерал армии) командовал на Дальнем Востоке 1-й армией, а генерал-лейтенант И. С. Конев (впоследствии Маршал Советского Союза) – 2-й армией. Всякие выдумки о том, что перемещения генералов производились в предвидении германского вторжения, я отметаю начисто. Попов встретил войну в должности командующего Северным фронтом на финской границе, а Конев выдвигал свою ударную армию к румынским границам».

Мистер Резун утверждает, что выдвижение советских войск к финской и румынской границам – это не оборонительные мероприятия. Опровержение этому утверждению найдем в «Выступлении по радио В.М. Молотова 22 июня 1941 года», который сообщал, что СССР подвергся нападению с румынской и финской территории: «…Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории».

В этой главе мистер Резун снова натужно пытается выискивать в мемуарах советских военачальников хотя бы намеки на необоронительный характер приготовлений Красной армии накануне Великой Отечественной войны. И, как всегда, врет. Он снова выхватывает часть фраз и преподносит их читателю в искаженном виде. Возьмем, например, страницу 278. Здесь автор якобы «ссылается» на воспоминания Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова.

«По приказу генерала армии К.А. Мерецкова, – лжет мистер Резун, – в июле 1940 года была проведена рекогносцировка на всей западной границе. В ней приняли участие тысячи командиров всех рангов, включая генералов и маршалов, занимавших высочайшие посты, а Мерецков, который недавно рассматривал финскую границу, делает то же самое теперь на румынской и германской границах. Товарищ Маршал Советского Союза, вам слово: „Я лично провел длительное наблюдение с передовых пограничных постов“ (На службе народу. С. 202). „Затем я объехал пограничные части“ (Там же. С. 203)».

Маршал К.А. Мерецков свидетельствует о том, что проводил наблюдение с пограничных постов ввиду усилившейся активности немецких войск на границах Советского Союза: «Весной 1941 года я был на учениях в Ленинградском военном округе, которым командовал генерал-полковник М.М. Попов. Поездку в ЛВО я считаю успешной. Командный состав поставленные задачи решал правильно. Войска готовились хорошо. Затем отправился в Киевский особый военный округ. В конце мая начальник оперативного отдела штаба округа генерал-майор И.Х. Баграмян доложил мне обстановку. Дело приближалось к войне. Немецкие войска сосредоточивались у нашей границы. Баграмян назвал весьма тревожную цифру, постоянно возраставшую. Прежде чем доложить в Москву, я решил еще раз все перепроверить. Поехал во Львов, побывал в армиях округа. Командармы в один голос говорили то же самое. Тогда я лично провел длительное наблюдение с передовых приграничных постов и убедился, что германские офицеры вели себя чрезвычайно активно»²¹¹.

Далее мистер Резун пишет о том, что маршал К.А. Мерецков и генерал-полковник М.П. Кирпонос якобы проводили рекогносцировку: «Мерецков вместе с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М.П. Кирпоносом повторяют рекогносцировку на всем участке Киевского особого военного округа».

На самом деле К.А. Мерецков и М.П. Кирпонос проводили оборонительные учения по занятию УРа частями 5-й армии генерал-майора танковых войск М.И. Потапова: «На правом фланге Киевского особого военного округа строился в то время укрепленный район. Сооружения уже возвели, но еще не было оборудования. Имелись и части, предназначенные для укрепленного района. Взяв на себя инициативу, я сообщил командарму-5 генерал-майору танковых войск М.И. Потапову, что пришлю своего помощника с приказом провести опытное учение по занятию укрепленного района частями армии, с тем чтобы после учения 5-я армия осталась в укрепленном районе. В других местах оборонительные работы были еще не завершены. Ответственным за строительство укрепрайонов был Б.М. Шапошников, и я решил дополнительно поговорить с ним в Москве.

Затем я объехал пограничные части. Все они были начеку, и почти везде я слышал о том, что на той стороне неблагополучно. С границы возвратился во Львов»²¹².

Заламаншский «исследователь» продолжает якобы «цитировать» К.А. Мерецкова, удаляя из первоисточника ключевые фразы: «„Из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М.В. Захаровым… я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных“. Тут надо заметить, что генерал Мерецков проводит рекогносцировку вместе с генералом Захаровым, тем самым Захаровым, который сообщает, что проведение группами германских генералов и офицеров рекогносцировочных работ создало в апреле 1941 года „новую ситуацию“. Ане задумывались ли вы, товарищи маршалы и генералы, над тем, что германские рекогносцировки, начатые в апреле 1941 года, были просто ответом на массированные советские рекогносцировки, проводимые еще с июля 1940 года?».

Мистер Резун удалил несколько слов из цитаты К.А. Мерецкова и изменил смысл фразы до неузнаваемости. А в источнике так: «…из Киева я отправился в Одессу, где встретился с начальником штаба округа генерал-майором М.В. Захаровым. Выслушав его подробный доклад, из которого явствовало, что и здесь, на границе, наблюдается тревожная картина, я вместе с ним поехал к румынскому кордону. Смотрим мы на ту сторону, а оттуда на нас смотрит группа военных. Оказалось, что это были немецкие офицеры»²¹³.

И далее, подводя итог, мистер Резун, не найдя нужных ему «фактов» в воспоминаниях маршала К.А. Мерецкова, просто дописывает текст и выдает свои вымыслы за первоначальный источник: «Но вернемся к Мерецкову. Из Одесского военного округа он спешит в Белоруссию, где с генералом армии Д.Г. Павловым тщательно рекогносцирует советско-германскую границу и германскую территорию. Короткий визит в Москву, и Мерецков уже на Северном фронте. Попутно он сообщает, что командующего Северо-Западным фронтом он в штабе не застал, тот проводит много времени на границе. Командующего Северным фронтом генерал-лейтенанта Μ. М. Попова тоже нет в штабе – он на границе».

Эта часть текста в воспоминаниях Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова звучит совершенно иначе: «Познакомившись с положением на западной границе и выслушав Павлова, я убедился, что и здесь Германия сосредоточивает свои силы.

Вылетел в Прибалтийский особый военный округ. Приземлился на аэродроме одного истребительного полка, а сопровождавшего меня офицера послал на аэродром бомбардировщиков, приказав объявить там боевую тревогу.

Командир полка истребителей сразу же доложил мне, что над зоной летает немецкий самолет, но он не знает, что с ним делать, так как сбивать запрещено. Я распорядился посадить его и немедля запросил Москву. Через четверть часа поступил ответ: самолета не сбивать. О посадке умолчали. А мы его уже посадили. Что случилось потом с самолетом и его экипажем, не знаю, так как вскоре грянула война.

Тревога прошла удачно. И истребители, и бомбардировщики быстро поднялись в воздух и проделали все, что от них требовалось. Но хорошее настроение тут же было испорчено. Заместитель командующего округом генерал-майор Е.П. Сафронов доложил мне о сосредоточении немецких войск на границе. Я вылетел в Москву. Ни слова не утаивая, доложил о своих впечатлениях и наблюдениях на границе наркому обороны. С.К. Тимошенко при мне позвонил И.В. Сталину и сразу же выехал к нему, чтобы доложить лично. Было приказано по-прежнему на границе порядков не изменять, чтобы не спровоцировать немцев на выступление»²¹⁴.

На страницах 292–293 мистер Резун пишет: «Коммунистическая пропаганда сделала очень много для того, чтобы укрепить миф о „предупреждениях“ Черчилля. С этой целью Хрущев цитировал послание Черчилля Сталину от 18 апреля 1941 года. Выдающийся советский военный историк (и тончайший фальсификатор) В.А. Анфилов цитирует это послание Черчилля во всех своих книгах. Маршал Советского Союза Г.К. Жуков это послание приводит полностью. Генерал армии С.Ж. Иванов делает то же самое. Официальная „История Великой Отечественной войны “ настойчиво вбивает нам мысль о предупреждениях Черчилля и полностью цитирует его послание от 18 апреля. А кроме этого, послание Черчилля мы найдем в десятках и сотнях советских книг и статей.

Вот сообщение Черчилля:

„Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, что немцы, после того как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех бронетанковых дивизий из пяти находившихся в Румынии. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко оценит значение этих фактов “.

В таком виде послание Черчилля публикуют все советские историки, настаивая и уверяя, что это и есть „предупреждение“. Лично я никакого предупреждения не вижу».

Уинстон Черчилль снова опровергает заламаншского «исследователя» и утверждает что этим посланием он предупреждал И.В. Сталина о готовящейся германской агрессии против Советского Союза: «Так, в конце марта 1941 года я с чувством облегчения и волнения прочитал сообщение, полученное от одного из наших самых надежных осведомителей, о переброске германских танковых сил по железной дороге из Бухареста в Краков и обратно. В этом сообщении говорилось, во-первых, что, как только югославские министры подчинились диктату в Вене (это произошло 18 марта), три из пяти танковых дивизий, которые двигались через Румынию на юг, к Греции и Югославии, были посланы на север, к Кракову, и во-вторых, что вся эта переброска была отменена после революции в Белграде и три танковые дивизии были отправлены обратно в Румынию. Эту отправку и возвращение назад около 60 составов нельзя было скрыть от наших местных агентов.

Для меня это было вспышкой молнии, осветившей все положение на Востоке. Внезапная переброска к Кракову столь больших танковых сил, нужных в районе Балкан, могла означать лишь намерение Гитлера вторгнуться в мае в Россию. Отныне это казалось мне его несомненной основной целью. Тот факт, что революция в Белграде потребовала их возвращения в Румынию, мог означать, что сроки будут передвинуты с мая на июнь. Я немедленно сообщил эти важные известия Идену в Афины.

Я также изыскивал средства предостеречь Сталина, чтобы, обратив его внимание на угрожающую ему опасность, установить с ним связи наподобие тех, которые я поддерживал с президентом Рузвельтом. Я написал краткое и загадочное письмо, надеясь, что сам этот факт и то, что это было первое письмо, которое я посылал ему после моей официальной телеграммы от 25 июня 1940 года, рекомендовавшей сэра Стаффорда Криппса как посла, привлекут его внимание и заставят призадуматься.

„Премьер-министр – Стаффорду Криппсу

3 апреля 1941 года

Передайте от меня Сталину следующее письмо при условии, что оно может быть вручено лично вами.

Я располагаю достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, то есть после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этих фактов “.

Министр иностранных дел, вернувшийся к этому времени из Каира, добавил несколько замечаний:

„1. Если оказанный вам прием даст вам возможность развить доводы, вы можете указать, что это изменение в дислокации германских войск говорит, несомненно, о том, что Гитлер из-за выступления Югославии отложил теперь свои прежние планы создания угрозы советскому правительству. Если это так, то советское правительство сможет воспользоваться этим, чтобы укрепить свое собственное положение. Эта отсрочка показывает, что силы противника не являются неограниченными, и иллюстрирует преимущества, которые даст создание чего-либо похожего на единый фронт.

2. Совершенно очевидно, что советское правительство может укрепить свое положение, оказав материальную помощь Турции и Греции и через последнюю – Югославии. Эта помощь могла бы настолько увеличить трудности немцев на Балканах, что им пришлось бы еще отложить свое нападение на Советский Союз, о подготовке которого свидетельствует столь много признаков. Если, однако, сейчас не будут использованы все возможности вставлять немцам палки в колеса, то через несколько месяцев опасность может возродиться.

3. Вы, конечно, не станете намекать, что мы сами просим у Советского правительства какой-то помощи или что оно будет действовать в чьих-либо интересах, кроме своих собственных. Но мы хотим, чтобы оно поняло, что Гитлер намерен рано или поздно напасть на Советский Союз, если сможет; что одного его конфликта с нами еще недостаточно, чтобы помешать ему это сделать, если он не окажется одновременно перед особыми трудностями вроде тех, с которыми он сталкивается сейчас на Балканах, и что поэтому в интересах Советского Союза предпринять все возможные шаги, дабы помешать ему разрешить балканскую проблему так, как ему этого хочется“»²¹⁵.

Этим посланием Уинстон Черчилль еще более утвердил советское руководство во мнении, что немцы нанесут основной удар по СССР южнее Полесья. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: «Наиболее опасным стратегическим направлением считалось юго-западное направление – Украина, а не западное – Белоруссия, на котором гитлеровское верховное командование в июне 1941 года сосредоточило и ввело в действие самые мощные сухопутную и воздушную группировки.

…И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном, чтобы лишить нашу страну важнейших экономических районов и захватить украинский хлеб, донецкий уголь, а затем и кавказскую нефть. При рассмотрении оперативного плана весной 1941 года И.В. Сталин говорил: „Без этих важнейших жизненных ресурсов фашистская Германия не сможет вести длительную и большую войну“»²¹⁶.

Английский премьер-министр сообщает, что в его письме И.В. Сталину было предложение Советскому Союзу оказать материальную помощь Югославии через Грецию: «Совершенно очевидно, что советское правительство может укрепить свое положение, оказав материальную помощь Турции и Греции и через последнюю – Югославии. Эта помощь могла бы настолько увеличить трудности немцев на Балканах, что им пришлось бы еще отложить свое нападение на Советский Союз, о подготовке которого свидетельствует столь много признаков. Если, однако, сейчас не будут использованы все возможности вставлять немцам палки в колеса, то через несколько месяцев опасность может возродиться»²¹⁷.

Письмо Уинстона Черчилля было передано И. В. Сталину 22 апреля 1941 года: «Стаффорд Криппс, Москва – министру иностранных дел 22 апреля 1941 года: „Сегодня Вышинский письменно уведомил меня, что послание вручено Сталину“»²¹⁸.

Премьер-министр Англии уделял этому письму исключительное значение, и степень секретности его была очень высокой: «Передайте от меня Сталину следующее письмо при условии, что оно может быть вручено лично вами»²¹⁹.

Итак, если это единственное письмо У. Черчилля к И.В. Сталину («Это было единственное послание перед нападением Германии, которое я направил непосредственно Сталину»²²⁰) и оно имело исключительную степень секретности «лично в руки», то возникает вопрос: а откуда тогда содержание этого письма стало известно руководству Третьего рейха? В «Ноте Министерства иностранных дел Германии Советскому правительству от 21 июня 1941 года» говорится:

«…С возникновением Балканского кризиса в начале апреля этого года усиливающаяся с этого времени агрессивная политика советского правительства по отношению к германскому рейху и до сих пор в некоторой степени завуалированное сотрудничество между Советским Союзом и Англией становятся очевидными всему миру Сегодня однозначно установлено, что путч, затеянный в Белграде после присоединения Югославии к Тройственному пакту, был устроен Англией с согласия Советской России. Уже давно, а именно с 14 ноября 1940 года, Россия тайно вооружала Югославию против государств оси. Бесспорным доказательством этому являются документы, попавшие в руки правительства рейха после занятия Белграда, которые раскрывают каждую фазу этих русских поставок оружия Югославии. После удавшегося путча Россия 5 апреля заключает с незаконным сербским правительством Симовича дружественный пакт, который должен был укрепить позиции путчистов и помочь своим весом сплочению совместного англо-югославо-греческого фронта. 6 апреля 1941 года помощник государственного секретаря господин Самнер Уэллс, неоднократно встречавшийся до этого с советским послом в Вашингтоне, с явным удовлетворением констатирует в связи с этим: „При известных условиях русско-югославский пакт может иметь огромное значение, он затрагивает многосторонние интересы, и имеются основания полагать, что он представляет собой нечто большее, чем только лишь пакт о дружбе и ненападении“»²²¹.

Уж не Уинстон Черчилль «предупредил» Гитлера и Геббельса о якобы поставках оружия из СССР через Грецию в Югославию? Если предположить, что Гитлер получил сообщение от Черчилля в конце апреля – начале мая 1941 года, тогда становится понятен полет Рудольфа Гесса в Англию 10 мая 1941 года.

Итак, если Черчилль написал письмо Гитлеру, тогда бесноватый фюрер мог предположить, что это письмо есть предложение Англии начать переговоры с Германией о перемирии накануне вторжения германских войск в Советский Союз. Как показали дальнейшие события, Гесс договорился с представителями английского руководства о том, что в случае нападения Германии на СССР Англия не открывает второй фронт против Германии.

На странице 308 мистер Резун настаивает на том, что если у германской армии 22 июня 1941 года (летом) не было бараньих тулупов, зимнего сорта оружейного масла и зимнего бензина, следовательно, она не могла напасть на СССР: «Голиков считал (совершенно обоснованно), что для войны против Советского Союза нужна очень серьезная подготовка. Важнейшим элементом готовности Германии к войне против Советского Союза являются бараньи тулупы. Их требуется огромное количество – не менее 6 000 000. Голиков знал, что в Германии нет ни одной дивизии, готовой воевать в СССР. Он тщательно следил за европейскими баранами. Он знал совершенно точно, что как только Гитлер действительно решит напасть на СССР, он должен отдать приказ на подготовку операции. Немедленно Генеральный штаб даст приказ промышленности начать производство миллионов тулупов. Этот момент неизбежно отразится на европейском рынке. Несмотря на войну, цены на баранье мясо должны дрогнуть и пойти вниз из-за одновременного уничтожения миллионов животных. В тот же момент цены на бараньи шкуры должны были резко пойти вверх.

Голиков считал, что для войны в СССР германская армия должна использовать новый сорт смазочного масла для своего оружия. Обычное германское ружейное масло застывало на морозе, части смерзались, и оружие не действовало. Голиков ждал, когда в германской армии будет сменен сорт масла для чистки оружия. Советская экспертиза грязных тряпок показывала, что Вермахт пользуется своим обычным маслом и нет никаких указаний к переходу на новое масло. Советские эксперты следили и за германским моторным топливом. Обычное германское топливо на морозе разлагалось на несгораемые фракции. Голиков знал, что если Гитлер решится, несмотря ни на что, на самоубийственный шаг воевать на два фронта, то он (или его Генеральный штаб) должен отдать приказ сменить марку производимого жидкого топлива и начать массовое производство топлива, которое не разлагается на морозе. Именно образцы германского жидкого топлива советская разведка переправляла через границу в зажигалках, фонарях и других подобных предметах. Было еще множество аспектов, которые находились под тщательным контролем ГРУ и которые должны были стать предупреждающим сигналом.

Но Гитлер начал операцию „Барбаросса“ без всякой подготовки!

Почему Гитлер так поступил, наверное, навсегда останется загадкой. Германская армия была создана для войны в Западной Европе, но Гитлер ничего не сделал для подготовки своей армии к войне в России».

Германской армии не требовались бараньи тулупы, зимнее топливо для танков, самолетов, автомашин, а также зимняя смазка для оружия по причине того, что план «Барбаросса» предусматривал разгром Красной армии максимум за 3–4 месяца, то есть до наступления морозов.

В.А. Анфилов пишет: «При постановке всех оперативных задач, – отмечал Паулюс, – предусматривалось, что русские войска будут уничтожаться танковыми клиньями, которые, в свою очередь, затруднят отступление боеспособных советских частей в глубь необъятной русской территории. По произведенному расчету времени для выхода на общую линию Днепр (с Киевом), район Смоленска, район по обеим берегам озера Ильмень требовалось 3–4 недели. К Москве надеялись выйти еще до осени, до наступления дождливого периода»²²².

Еще в конце июля 1941 года, пишет В.Р. Мединский, через месяц после начала войны, немецкое командование рассчитывало, что цели «Барбароссы» будут достигнуты в ближайшее время. Москва и Ленинград, по плану – 25 августа. Волга – начало октября. Баку и Батуми – начало ноября²²³.

А осенью 1941 года германские генералы уже планировали вторжение в Иран и Индию: «На протяжении всего периода интенсивного планирования операции „Барбаросса“ политические и военные руководители фашистской Германии твердо верили в то, что Советский Союз будет разгромлен за шесть – восемь недель и самое большое за три-четыре месяца. Они и мысли не допускали о возможной затяжке войны на более длительный срок. Нет ни одной речи руководящих деятелей, ни одного официального документа, в которых бы проскальзывало обратное. Наоборот, еще до начала войны против СССР строились далеко идущие планы в отношении завоевания мирового господства, которые не встречали возражения со стороны верховного командования сухопутных войск. Гитлер был настолько уверен в успехе плана „Барбаросса“, что начал уже готовить некоторые мероприятия и составлять программу действий, предназначенных к осуществлению после разгрома Советского Союза. 17 февраля 1941 года он попросил Йодля составить план вторжения в Афганистан. Весной 1941 года в штабе оперативного руководства приступили к наметкам завоевательных походов после разгрома советских вооруженных сил – проводились стрелы на картах далеко за пределы Европы. 11 июня был разработан проект директивы № 32, озаглавленный „Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса»“. В этом документе хвастливо заявлялось, что в результате победоносного завершения похода на Восток вооруженным силам в конце осени 1941 и зимой 1941/1942 года предстоит „продолжение борьбы против английских позиций на Средиземном море и на ближнем Востоке путем концентрического наступления, которое планируется провести из Ливии через Египет, из Болгарии через Турцию, а также, в зависимости от обстановки, из Закавказья через Иран“. За 11 дней до нападения на СССР эта директива была направлена главнокомандующим видами вооруженных сил. „Прошу господ главнокомандующих, – писал Гитлер, – в соответствии с этими предварительными замыслами составить планы, провести соответствующую организационную подготовку и своевременно доложить мне о результатах, чтобы я мог разработать окончательные директивы уже в ходе похода на Восток“»²²⁴.

В книге «Самоубийство» мистер Резун подтверждает планы Германии, которые предусматривали разгром Советского Союза за три-четыре месяца, то есть до зимы: «17 февраля 1941 года Гитлер приказал генерал-полковнику А. Йодлю разработать план вторжения через Афганистан в Индию (ВИЖ. 1961. № 6. С. 88). Афганистан они мыслили взять наскоком и, не задерживаясь, пройти с триумфом через Индию. Уж очень им не терпелось вымыть сапоги в Индийском океане.

11 июня 1941 года Йодль под руководством Кейтеля завершил разработку знаменитой директивы № 32 о том, что делать после победоносного разгрома Красной армии: осенью 1941 года нанести удары из Ливии через Египет – в Иран и далее в Индию; из Болгарии через Турцию – на Ближний Восток»²²⁵.

В книге «Последняя республика» заламаншский «исследователь» еще раз подтверждает утверждение, что Гитлер собирался захватить СССР за три-четыре месяца: «Интересно Гитлер к войне готовился: разгромить Россию приказал летом 1941-го и до осени не затягивать…»²²⁶

На страницах 309–310 мистер Резун утверждает, что генерал-фельдмаршала В. Кейтеля и генерал-полковника А. Йодля международный Нюрнбергский трибунал приговорил к смертной казни якобы за то, что они твердо стояли на утверждении, будто бы Германия вела превентивную войну против Советского Союза: «17 июня 1945 года группа советских военных следователей провела допрос высших военных лидеров фашистской Германии. В ходе допроса генерал-фельдмаршал В. Кейтель заявил: „Я утверждаю, что все подготовительные мероприятия, проводившиеся нами до весны 1941 года, носили характер оборонительных приготовлений на случай возможного нападения Красной армии. Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной… Мы решили… предупредить нападение Советской России и неожиданным ударом разгромить ее вооруженные силы. К весне 1941 года у меня сложилось определенное мнение, что сильное сосредоточение русских войск и их последующее нападение на Германию может поставить нас в стратегическом и экономическом отношениях в исключительно критическое положение… В первые же недели нападение со стороны России поставило бы Германию в крайне невыгодные условия. Наше нападение явилось непосредственным следствием этой угрозы…“

Генерал-полковник А. Йодль – главный конструктор германских военных планов – стоял на том же. Советские следователи активно пытались сбить Кейтеля и Йодля с этой позиции. Не вышло. Кейтель и Йодль свою позицию не изменили, и по приговору так называемого „международного трибунала“ в Нюрнберге были повешены в числе „главных виновников войны“. Одно из основных обвинений против них – „развязывание неспровоцированной агрессивной войны“ против Советского Союза».

На самом деле военных преступников В. Кейтеля и А. Йодля приговорили к смертной казни за то, что они издавали преступные, бесчеловечные, чудовищные приказы, которые игнорировали все нормы ведения войны, утвержденные международными соглашениями.

Юджин Дэвидсон пишет о преступлениях В. Кейтеля: «Кейтель исполнял все, что требовал от него Гитлер. Он чувствовал себя обязанным фюреру. Будучи молодым офицером, он и мечтать не смел о том, чтобы стать фельдмаршалом; он осознавал свою ограниченность и только благодаря Гитлеру учился преодолевать этот комплекс. Он платил фюреру безусловной верностью. Его подпись стояла на приказах и директивах, которые сделали войну на востоке небывало жестокой в истории.

В своем приказе от 16 декабря 1942 года он пишет о борьбе с партизанами:

„Фюрер получает донесения, что некоторые военнослужащие, принимающие участие в действиях против [партизанских] банд, привлекаются к ответственности за недостойное поведение в бою. Поэтому фюрер приказывает: враг посылает в партизаны хорошо в военном отношении подготовленных, фанатичных, по-коммунистически воспитанных бойцов, которые не остановятся ни перед чем и будут творить любые акты насилия. Сейчас как никогда остро стоит вопрос: быть или не быть. Эта война больше ничего не имеет общего с правилами рыцарства или с Женевским соглашением. Если в этой войне мы не будем с величайшей жестокостью сражаться с [партизанскими] бандитами и на Востоке, и на Балканах, то в обозримом будущем нам не хватит сил для удержания этих территорий. Поэтому войска имеют право и должны в этой войне без всяких колебаний применять даже против женщин и детей любые средства, если они ведут к успеху. Любые сомнения являются преступлением перед немецким народом, солдатами, которые воюют на фронте…“

Кейтель считал, что в случае, когда немцы воюют против России, недопустимо говорить о ведении военных действий в соответствии с правилами рыцарства. Кейтель отдал приказ расстреливать военнопленных, если это были комиссары или политруки, захваченные в форме Красной армии, или солдаты союзников, посланные с целью проведения диверсий, даже если они были в форме. 26 июня 1944 года он подписал приказ, согласно которому солдаты союзников, выброшенные с парашютами на побережье Нормандии и сразу же попавшие в плен, не подлежали расстрелу; все прочие считались диверсантами и подлежали уничтожению в бою либо передавались СД – что означало для них смерть.

Кейтель приказал сжигать все деревни, в которых были найдены партизаны, и без суда расстреливать всех, кто был заподозрен в сопротивлении немецким войскам. В конце войны он отдавал подобные распоряжения в отношении немецких генералов. 13 апреля 1945 года он вместе с Генрихом Гиммлером издал приказ защищать города, которые были крупными транспортными центрами, до последнего человека. В каждом городе боевые командиры несли ответственность за исполнение этого приказа, а если он не исполнялся, их надлежало „обезвредить“ или „приговорить к смерти“. Кейтель также подписал приказ о расстреле от 50 до 100 заложников за убийство на Востоке одного немецкого солдата…

…12 мая 1941 года генерал Варлимонт с одобрения генерала Йодля направил Гитлеру проект директивы Генерального штаба, включавший меморандум Альфреда Розенберга и предложения ОКВ. В соответствии с целями фюрера Генеральный штаб рекомендовал:

„1. Политические деятели и лидеры [комиссары] подлежат ликвидации.

2. Если они захвачены войсками, офицер, имеющий право налагать дисциплинарные взыскания, решает, должны ли они быть ликвидированы. Для принятия такого решения достаточно установить тот факт, что они – политические функционеры.

3. Политические функционеры в войсках [Красной армии] не считаются военнопленными и должны уничтожаться в накопительных лагерях для военнопленных“.

Кейтель принял „приказ о комиссарах“ беспрекословно. Кажется, он был единственным генералом, не протестовавшим против этого приказа»²²⁷.

А вот что Юджин Дэвидсон пишет о преступлениях А. Йодля: «Когда началась война в России и перед ОКВ встала проблема борьбы с нарастающим партизанским движением, распоряжения Йодля стали носить вполне определенный, не вызывавший сомнений характер. 23 июля 1941 года по поручению фюрера он издал приказ: „Ввиду огромных размеров оккупированных на Востоке территорий безопасность на них можно обеспечить лишь в том случае, если оккупационные власти наряду с прямыми карательными мерами против любого проявления сопротивления будут широко использовать террор, который исключит саму возможность появления мысли о сопротивлении среди населения. Ответственные лица должны изыскивать средства для поддержания порядка… не требуя все новых подразделений сил безопасности, а применяя драконовские меры“»²²⁸.

Аркадий Иосифович Полторак продолжает:

«Иодлю (так у автора, не Йодль, а Иодль. – С. Ж.) предъявляют обвинение в том, что по приказу генерального штаба расстреливались взятые в плен партизаны. Обвинитель приводит выдержки из этого приказа. Там, в частности, говорится, что „всякое сопротивление будет пресекаться не путем судебного преследования виновных, а при помощи распространения такого террора, который единственно будет в состоянии искоренить всякое стремление к сопротивлению Потом оглашается еще один приказ, подписанный Йодлем, где он требует „усиления мер по борьбе с бандами“, то есть с партизанами. „Необходимо с этой целью, – предписывал Иодль, – использовать службу безопасности и тайную полевую жандармерию“. Приказом декретируются „коллективные меры против всего сельского населения, в том числе поджоги населенных пунктов“.

…Иодль изобличается в том, что он систематически визировал приказы, нарушающие международное право.

…19 февраля 1945 года. Советская армия приближается к Берлину. Фашисты звереют с каждым днем. В ставке Гитлера происходит совещание. Рассматривается вопрос, следует ли Германии открыто отказаться от Женевской конвенции. Вопрос сам по себе довольно странный. Кому не известно, что германское командование на протяжении всей войны отбрасывало прочь любые конвенции, стеснявшие его действия.

Судя по протоколу, под Женевской конвенцией участники совещания понимали все международное право. Дёниц и Иодль говорили о войне на море, о возможности торпедирования торговых кораблей без предупреждения и оглядывались почему-то на Женевскую конвенцию, хотя в ней, как известно, речь шла только о режиме пленных и раненых. Но дело не в этом. Обратим внимание на тогдашнюю позицию Иодля.

Читатель помнит, что он заявил трибуналу о своей решимости после убийства британских летчиков не допускать больше нарушений международного права. Начальник штаба оперативного руководства объяснял Гитлеру, что Германия в прошлом была непредусмотрительна. Он ссылался при этом на 1914 год: „Мы торжественно объявляли войну всем государствам… таким образом, возложили на свои плечи всю ответственность за войну перед всем внешним миром“. Иодль был убежден, что всегда нужно находить какие-то предлоги, чтобы, напав на то или иное государство, приписать инициативу нападения жертве агрессии. Высказав это свое кредо, он сделал вывод: „В той же степени сейчас (то есть в 1945 году. – А. 77.) было бы неверным отказаться от обязательств, налагаемых международным правом, которые мы приняли на себя, и, таким образом, вновь выступить перед внешним миром в качестве виновных“. И чтоб уж ни у кого из присутствовавших на совещании не осталось никаких неясностей в отношении его, Иодля, точки зрения, он уточнил: „Соблюдение принятых на себя обязательств ни в коей мере не требует, чтобы мы налагали на себя ограничения, которые мешали бы нам вести войну“.

Итак, „нарушайте Женевскую конвенцию, но не говорите миру о том, что так поступаете“. Этими словами Иодль как бы суммировал все сказанное им.

…Читатель знает, что между судьями Нюрнбергского трибунала возникли разногласия по поводу наказания некоторым подсудимым. Но эти разногласия не касались Кейтеля и Иодля. Чудовищны были их преступления, беспощадным оказался и приговор. Приказы сверху не могли рассматриваться как смягчающие вину обстоятельства для тех, кто сознательно, безжалостно, без всякой военной необходимости пролил реки человеческой крови»²²⁹.

На странице 320 английский мистер якобы «ссылается» на Маршала Советского Союза А.М. Василевского: «Итак, перед войной советские штабы не разрабатывали планов обороны и не разрабатывали планов контрнаступлений. Может быть, они вообще ничего не делали? Нет, они усиленно работали. Они разрабатывали планы войны. Маршал Советского Союза А.М. Василевский свидетельствует, что в последний год перед войной офицеры и генералы Генерального штаба, штабов военных округов и флотов работали по 15–17 часов в сутки без выходных дней и отпусков».

Конец ознакомительного фрагмента.