Темная ночь над страной
На православных календарях было 25 марта 1925 г. от Рождества Христова. На остальных календарях – 7 апреля. В больничной палате умирал патриарх Московский и Всея Руси святитель Тихон. Спросил: «Который час?» Один из присутствующих, не замечая струящихся по щекам слез, ответил: «Без четверти двенадцать». Патриарх вздохнул: «Скоро наступит ночь, темная и длинная…» Поднял руку, дважды осенил себя крестным знамением. А когда хотел перекреститься в третий раз, рука упала…
Победа большевиков в гражданской войне отнюдь не ознаменовала собой конец бедствий, обрушившихся на Россию. Даже террор еще не сокращался, наоборот, его страшный пик приходится на «мирные» времена – с конца 1920 по начало 1922 г. Расстрелы по-прежнему гремели во всех «чрезвычайках». И систему лагерей, кстати, создавал вовсе не Сталин. Она возникла по инициативе Ленина и Свердлова еще в 1918 г. Согласно постановлению о «красном терроре» концлагеря предписывалось создавать в каждом районе. Они были придатками тюрем, где не хватало мест. А в 1920 г. возникла еще одна система – Северные Лагеря Особого Назначения. Впоследствии аббревиатура СЛОН «по наследству» перешла к Соловкам. Но изначально Северных лагерей было два, в Архангельске и Холмогорах. И для каторжного труда они вовсе не предназначались. «Особое назначение» означало лагеря смерти. Сюда присылали целевым назначением – на убой. Только за январь-февраль в Холмогорском лагере было расстреляно 11 тыс. человек[75], его называли «усыпальницей русской молодежи».
Продолжались гонения на казачество. Формально геноцид не возобновился, но вместо этого был взят курс на «расказачивание». Казаков признали не народом, а «сословием», причем «упраздненным», и они попали в разряд «лишенцев», т. е. категорий, лишенных значительной части гражданских прав – наряду с дворянством, духовенством, купечеством. А территории казачьих областей расчленялись. Западную часть Войска Донского отдали Украине, остальное поделили между несколькими российскими губерниями. Киргизскую (Казахскую) автономную республику наделили чрезвычайно щедро. Отдали в ее состав территорию Уральского, Семиреченского, Оренбургского Войск, южную часть Сибирского, даже столицей республики стал Оренбург. Из Астраханского Войска вычленили Калмыцкую автономную область, из Забайкальского – Бурят-Монгольскую республику.
Особенно суровым репрессиям подверглись Кубань и Терек, которые в 1919 г. находились под властью белых и избежали свердловского геноцида. Тысячи казаков были арестованы и отправлены в Северные лагеря, откуда не возвращались. На Северном Кавказе большевистская политика сделала ставку на «революционные» народы – чеченцев, ингушей, дагестанцев и др. Поэтому здесь были созданы Горская и Дагестанская автономные республики, которым отдали значительную часть казачьих земель. От Кубани южную часть отчленили в Горскую республику, восточную часть – в Ставропольскую губернию. А вновь образованная Терская губерния сохранила лишь 19 % земель Терского Войска – узкую полосу по северному берегу Терека от Минвод до Кизляра и Каспия. Многие станицы было решено отдать горцам, а казаков из них депортировать. И с выселяемыми часто предпочитали не возиться – не проще ли перебить? В ходе депортации было уничтожено 35 тыс. казаков, казачек, детей. Перестреляли, вырезали – и никто как бы и «не заметил». Между делом…
Вопреки утверждениям советских учебников, не закончилась вместе с войной и политика «военного коммунизма». Напротив, как раз после разгрома белогвардейцев ее стали внедрять в полном масштабе. С запретом не только торговли, но и «продуктообмена», принудительным изъятием у населения всех ценностей и золота, возможностью получения продовольственных и промышленных товаров только по карточкам. Крестьян переводили на положение «рабочих», лишая всякой собственности и объединяя в коммуны или совхозы. А для окончательного перехода к системе всеобщего принудительного труда под эгидой Троцкого стали создаваться «трудовые армии». В марте 1921 г. на Х съезде РКП(б) он заявлял: «С бродячей Русью мы должны покончить. Мы будем создавать трудовые армии, легко мобилизуемые, легко перебрасываемые с места на место. Труд будет поощряться куском хлеба, неподчинение и недисциплинированность караться тюрьмой и смертью». На эти задачи Лев Давидович перенацелил свои Реввоентрибуналы, в инструкции им указывалось, что «трудовое дезертирство при данной обстановке является таким же актом контрреволюции, как и вооруженное восстание против рабочих и крестьян».
Но в это же время в советскую экономику вовсю внедрялись иностранные бизнесмены, большей частью американские! Они легко получали в концессии заводы, фабрики, богатейшие месторождения полезных ископаемых. И тот же Троцкий указывал: «Что нам здесь нужно, так это организатор наподобие Бернарда Баруха». Американский предприниматель Вандерлип умудрился получить в концессию даже всю Камчатку «для экономической утилизации»[66, 173]! (Осуществить проект помешали только японцы – им подобные аппетиты США совсем не понравились, и они поддержали на Камчатке антисоветское восстание). Ну а в целом из данных фактов хорошо видно, во что должна была превратиться наша страна по проектам «мировой закулисы». В один огромный концлагерь с бесплатным рабским трудом за пайку хлеба. Те, кто проявляет непокорство, уничтожаются, а сверхприбыли будут грести угнездившиеся в России иностранцы.
Однако Ленину и Троцкому пришлось отказаться от продолжения данной политики. Народу удавалось дурить головы необходимостью борьбы с «эксплуататорами», но когда с белогвардейцами покончили, а гайки по-прежнему закручивались, люди стали возмущаться. Покатились восстания, охватившие почти всю Россию. Их жесточайше подавляли. Опять лились потоки крови, опять людей косили расстрелы и эшелоны везли обреченных в Северные лагеря. Но движение «зеленых» было сильно своей массовостью. Уничтожали одних – за винтовки и обрезы брались другие. Мятежи усмиряли, а они вспыхивали снова. И большевики вынуждены были пойти на уступки. В марте 1921 г. Х съезд партии провозгласил нэп, в сентябре были приняты дальнейшие меры по смягчению экономической политики. Хотя сам Ленин считал это «отступлением» на пути строительства социализма, тяжело переживал и писал Троцкому, что подобное «отступление» может быть только временным, для «перегруппировки сил»[7, 96].
Но ларинские методики «военного коммунизма» принесли еще одну катастрофу. Продовольствие выгребалось у крестьян подчистую, запасов у них не оставалось. И когда 1921 г. выдался неурожайным, грянул голод, охвативший Поволжье, Дон, Крым, ряд южных губерний России и Украины. Люди вымирали, доходили до каннибализма. Однако даже столь колоссальное бедствие большевистские лидеры ухитрились использовать с «выгодой» для себя. Голод оказался хорошим поводом нанести массированный удар по Православной Церкви.
Большевики пытались ослабить и сокрушить ее с самого начала своего владычества. Еще в 1917 г. вышло постановление Совнаркома «Об отделении школы от церкви и церкви от государства», которым Церковь лишалась статуса юридического лица, у нее стали отбирать собственность. Как уже отмечалось, в 1919 г. вышло еще одно постановление, «О борьбе с попами и религией». Кампания «красного террора» началась с расстрелов многих видных церковных иерархов и священнослужителей[5, 140]. И во всех «чистках» городов и местностей, занятых красными, жертвами в первую очередь становились священники и монахи[58]. По распоряжениям Ленина и других лидеров устраивались кощунственные акции «разоблачительных» вскрытий святых мощей. Был создан «Союз воинствующих безбожников».
И все-таки до сих пор в антицерковных атаках большевики были вынуждены себя сдерживать. То наступали белогвардейцы, то полыхали крестьянские восстания, и приходилось проявлять осторожность, чтобы не подлить масла в огонь. Теперь новые властители России сочли, что наступил подходящий момент разгромить Церковь совсем. С одной стороны, голод подорвал силы крестьянства, ослабил возможности стихийного сопротивления. С другой, появился предлог для удара – изъятие церковных ценностей якобы для помощи голодающим. Таким образом, возник шанс не только избежать народного возмущения, но и сделать часть населения своими союзниками.
Инициатором кампании выступил Троцкий. 17 марта 1922 г. он представил в Политбюро разработанный им план. И в данном вопросе Ленин стал полным его единомышленником. С ходу подхватил предложение и 19 марта писал членам Политбюро: «Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена нам полностью». «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»[92, 93].
Была создана комиссия во главе с Троцким. Но комиссия строго секретная – наряду с ней, для прикрытия, действовала «официальная», только из русских, под председательством Калинина. На самом-то деле Церковь выражала готовность добровольно передать ценности на нужды голодающих – за исключением священных сосудов, используемых в богослужении. Нет, это большевиков не устраивало. Начались обыски храмов с погромами, богохульными выходками, глумлениями. В Шуе это вызвало столкновение с верующими, каратели открыли огонь по безоружной толпе, перебив много народу. Аналогичные эксцессы произошли в ряде других городов. Но именно это требовалось организаторам провокаций! Советская пропаганда принялась трубить, что священники жалеют свои богатства, отказывают умирающим от голода в куске хлеба. Развернулось повальное закрытие и разграбление храмов, монастырей. Показательные процессы над священнослужителями прошли в Питере, Москве, Смоленске, Чернигове, Полтаве, Архангельске, Новочеркасске… В 1922 г. только по суду было расстреляно священников – 2691, монахов – 1962, монахинь и послушниц – 3447. А всего было истреблено не менее 15 тыс. представителей духовенства, монахов, послушников, православных мирян.
И одновременно предпринимались усилия по расколу Православной Церкви. Что, между прочим, соответствовало одному из пунктов «плана Хауса», который для втягивания России в «новый мировой порядок» полагал необходимым внедрение в нашей стране других течений, наподобие протестантских[6]. Это направление деятельности курировал тоже Троцкий. Святейший патриарх Тихон (Белавин) был арестован. А большевики выявляли и обрабатывали «лояльных» священнослужителей, готовых к сотрудничеству. Лев Давидович секретной почто-телеграммой от 14 мая 1922 г. требовал всячески поддержать эту группу духовенства. Указывал, что «внутренняя борьба церкви… разрыхлит почву для семян атеизма и материализма».
И возникла ересь «обновленчества» во главе с епископом Антонином. Провозглашалось создание «Живой церкви», благословлявшей революцию, отрекавшейся от связи с «царизмом», с «эксплуататорами», с «реакционной» частью духовенства[5]. Некоторые лидеры живоцерковников, как Александр Введенский, увлеклись ересью искренне, считая, что таким образом спасают христианскую веру. Другие примыкали из страха перед репрессиями, третьи были сбиты с толку. По инициативе группы украинских интеллигентов-националистов возник и другой раскол, так называемая Украинская церковь. В ней было введено богослужение на национальном языке, миряне коллективно избирали и «рукополагали» иерархов, зачастую из светских лиц. Священники ходили и служили в штатской одежде, само богослужение упрощалось. Этот раскол власти тоже поддержали. Киевского митрополита Алексия арестовали, а сектантам позволили захватить Софийский собор и ряд других храмов[58].
Ударам подверглась не только Православная Церковь, были гонения и на католическую, разоряли костелы, кое-где арестовывали или расстреливали ксендзов. Но вот ведь что интересно – невзирая на эти гонения, на казни своих служителей, католичество восприняло антицерковную кампанию в России… с воодушевлением! Да-да, с воодушевлением. Вроде как все эти напасти можно перетерпеть – главное, что Православие гибнет. Католический еженедельник «Lud Bozy», издающийся в Луцке, на польской территории, писал: «Из этой невероятной беды, вытечет, кажется, благое дело Божие – соединение церквей. Ах, как льнут к нам! Лучшие представители православного духовенства публично выражают свое восхищение и преклонение перед католической церковью», «богослужение в церквях посещают только старики, а наш костел переполнен тысячами людей, из которых половина православных. Большевики… убедились, что с нашим костелом труднее им воевать, чем с церковью. Великая жатва открывается теперь для Католической церкви. Дайте только сюда самоотверженных, благочестивых священников и миссионеров, и Христова овчарня умножится…»[58].
Что ж, с католицизмом большевикам и впрямь было труднее бороться, чем с Православием. Католические и униатские священники получали поддержку из-за рубежа. У них существовала легальная связь со своими центрами в Польше, а через них с Ватиканом. Они знали, что о них помнят, что их деятельность ценят, что они всегда смогут получить на Западе пристанище. Знали, что если с конкретным костелом и приходом случится беда, то в целом для католической церкви это неощутимо, она существовала и будет существовать. В отличие от православных – у которых уничтожалась сама Церковь. Католики и протестанты западных держав без зазрения совести поучаствовали в святотатстве, скупая по дешевке православные святыни и ценности, разграбленные большевиками. Многие предметы церковной утвари, иконы попали в Рим и другие католические центры.
К тому же борьба большевиков с католицизмом, иудаизмом, исламом не была такой бескомпромиссной и последовательной, как с Православием. Она велась в порядке общей антирелигиозной политики. Но наряду с богоборческими шли и иные указания: внимательно относиться к «национальным особенностям», в том числе к «пережиткам» – которые можно ликвидировать только со временем, постепенно. В отношении русских таких ограничений не существовало. Православные церкви громились, а в 1925 г. в Москве было открыто две синагоги (хотя формально иудаизм тоже осуждался).
А протестанты и сектанты в данный период вообще не подвергались преследованиям! Наоборот, им даже передавали отобранные у православных храмы. В нашей стране вполне официально действовали представительства международных баптистских и иных организаций. Под их эгидой даже возник «Бапсомол» – баптистский союз молодежи, и открыто вел свою работу. В условиях нэпа было создано более 400 сектантских кооперативов, объединенных в «Братство взаимопомощи», в Москве открывались протестантские столовые, возникали многочисленные сельскохозяйственные сектантские «коммуны», и это не только не возбранялось властями, а всячески приветствовалось. И в результате численность паствы «протестантских конфессий» (включая баптистов, иеговистов, адвентистов, пятидесятников и т. п.) за 1920-е годы возросла в 5 раз! За счет православных. Испытавая потребность молиться Богу, люди тянулись в секты.
Но задумка Троцкого с обновленчеством провалилась. В апреле-мае 1923 г. живоцерковники провели свой «собор», где объявили о низложении патриарха Тихона и лишении его священнического сана, принялись вносить изменения в уставы Церкви, в порядок богослужения[5]. Все это вызвало взрыв негодования верующих, и они отвернулись от реформаторов. От обновленцев стала отходить значительная часть иерархов и священнослужителей – тех, кто соблазнился по ошибке, по слабости, кто был обманут. А патриарх Тихон решений лже-собора не признал и вступил в решительную борьбу с ересью. Правда, для этого и ему пришлось пойти на компромисс с большевиками. Он подписал «покаянное письмо», объявляя, что не является врагом советской власти. Патриарх говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза». Этой ценой он сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. И смог открыто обличать живоцерковников. Вел службы в разных храмах Москвы, и, несмотря на противодействие властей, всюду его встречали массы верующих. Стекалось столько прихожан, что храмы не могли вместить желающих. На эти службы приходили и священники, епископы, вернувшиеся от раскола, приносили свое покаяние[5].
Многим христианским общинам еще удавалось держаться – провинциальные чиновники закрывали на них глаза за взятки или просто не желали конфликтов в своих «владениях». Нередко низовые партийцы и сами втайне сохраняли веру в Бога. Монастыри закрывались большевиками, а монахи поселялись в миру и все равно держались общинами. Закрывались церкви, но в частных домах оборудовались алтари, проводились службы. Но и сами по себе религиозные преследования вызывали новые расколы, порождали новые течения. Появилась «катакомбная» церковь, приравнявшая условия своего существования к временам римских гонений, когда верующие тайно собирались в катакомбах. Священники переезжали с места на место, окормляя паству в разных городах. Возникла категория тайных иноков в миру – человек принимал постриг, по-прежнему жил и трудился, как светское лицо, но соблюдал иноческие обеты и выполнял те или иные формы послушания. Появилась и секта «истинно-православных». Она считала большевистское государство уже наступившим царством антихриста. Соответственно, осуждались любые компромиссы с ним, и поступок свт. Тихона, освободившегося ценой признания советской власти, объявлялся «ересью».
Патриарха враги Православия арестовывать больше не решались из-за его огромной популярности. Но на него было совершено покушение, при котором был убит келейник патриарха, послушник Яков Полозов. А труды, огромное перенапряжение, подорвали здоровье свт. Тихона. Он стал часто болеть, и в январе 1925 г. вынужден был лечь в больницу. К весне начал было поправляться, снова выезжать на службы, однако 25 марта (7 апреля) 1925 г., в праздник Благовещения, внезапно почувствовал себя хуже. Многие данные указывают на то, что он был отравлен. Незадолго до полуночи патриарх отошел в мир иной.
Его последние слова оказались верными. Для России и Церкви наступила ночь. Темная и длинная. План «мировой закулисы» в отношении нашей страны был выполнен. Она лежала в руинах, потеряла огромные территории. Первоклассные до революции промышленность и транспорт были разрушены. За годы гражданской войны в боях, от эпидемий, голода, террора погибло 14-15 млн. человек. Еще 5-6 млн. человек унес голод в 1921-1922 гг. Только погибшими Россия потеряла 12-13 % своего населения. Не считая подорвавших здоровье, раненых, искалеченных. И морально искалеченных. А вместо православного монарха на российской земле распоряжались эмиссары чужеземных «бесов». Созвать Собор и избрать нового патриарха вместо свт. Тихона власти не позволили.