Глава 4
– Это они, они во всем виноваты!!! – плотный мужчина с хорошо поставленным голосом бросал фразы в собравшуюся толпу, как камни в озеро.
И точно так же, как и от брошенных камней, от этих злых фраз по толпе начинали расходиться круги. Поначалу это был просто легкий шелест. Говорок. Повторение. Обсуждение. Но постепенно этот говорок начинал перерастать во все более и более громкий гул. Люди поворачивались друг к другу, что-то друг другу доказывали, объясняли. С чем-то соглашались, с чем-то нет. Как водится, у заявленных тезисов тут же нашлись как ярые сторонники, так и противники. И вот в некоторых местах обсуждение уже начало переходит в яростный спор. Кто-то кого-то взял за грудки. Кто-то кого-то толкнул. То тут, то там начали вспыхивать потасовки, грозящие перейти в массовые драки. Милицейские наряды в матовой городской полуброне прорезали толпу достаточно легко, добираясь до ближайших стычек, но их становилось все больше и больше, тем более, что в самый центр толпы патрули не шли. Это и опасно и бесполезно: с каждым разом люди все менее охотно расступались перед патрульными, все больше проявляя сочувствие к спорящим и все меньше помогая милиции. У каждого была своя точка зрения на лозунги, бросаемые с трибуны плотным мужчиной, и милиция, не принимающая ни одну из сторон в разгорающемся с каждой минутой споре, вызывала все большее раздражение.
И вот уже кто-то хлопнул по спине проходящего мимо патрульного. Тот отмахнулся, и бузотер схватился за плечо. Толпа ответила недовольным гулом. Вот еще один отчаянный со всей силы врезал сзади по шлему озирающемуся патрульному …, и спрятался за спинами соседей. Патрульный резко развернулся, встретился глазами с кем-то ухмыляющимся (как же, наваляли этому индюку) и, недолго думая, двинул по нему бронированным кулаком. Несильно, просто чтобы показать, что не надо стучать по голове милицию при исполнении…
Ответом ему была безудержная ярость. Как так?! Невиновного?! Кулаком?! Ах ты гад!!!
– Они нас всех тут так, броней по лицу, – вдруг раздался чей-то тонкий голос. – Бей его!
И патрульный скрылся под валом тел. Психология толпы – штука страшная и не всегда предсказуемая.
Понятно, что опыта у милиции в разгоне стихийных волнений не было. Ну когда, скажите, такое было на спокойном Пепле? Но коллеги все же отстояли патрульного, вырвав его из-под груды тел: городская броня защищает достаточно неплохо. Вырвали, вытащили из толпы и замерли на краю все больше и больше распаляющегося людского мора, пока не рискующего в открытую броситься на бронированный строй. Тонкая серая цепочка, огораживающая закипающий котел.
– Слышь, Сашка, – позвал стоящего рядом с ним плечом к плечу коллегу один из патрульных, зажав рукой микрофон шлема. – Мало нас. Если разом бросятся, не удержим.
– И что предлагаешь? – так же, прикрыв микрофон, отозвался Сашка. – Больше-то не будет. И так все здесь, только дежурных оставили. Уходить нельзя никак. Только уйдем, тут такое начнется… А потом по всему городу… Ты посмотри, они все как с ума посходили. Кто ж знал, что такое начнется? Что это с ними?
А над головами волнующихся летели и летели лозунги, все больше распаляющие собравшихся на площади людей. И по мере усиления гула на площади, эти лозунги становились все более и более странными и необоснованными. Но их, похоже, уже никто не слушал. Важна была лишь тональность…
– Это при попустительстве федеральных сил начались эксперименты с Белым Местом! Это из-за них у нас гибнут лучшие люди! Сколько руководителей нашей планеты покончило уже жизнь самоубийством?! Сколько техногенных катастроф произошло?!
По толпе пошла очередная порция волн. Ситуация и вправду становилась все серьезнее. Один за другим кончали жизнь самоубийством руководители планеты самого разного уровня. Про рядовых граждан даже новостные каналы уже перестали упоминать. Тут счет шел на сотни. А еще каждый день происходили все новые и новые катастрофы на узлах связи, энергетических подстанциях, военных и милицейских базах, продовольственных складах. То главный инженер центральной принимающей станции одного из городов запрется в пункте управления и снимет аварийную защиту со всех блоков. То кто-то из офицеров прорвется на склад боеприпасов и, перестреляв караул, взорвет себя посреди стеллажей с боеприпасами. Причем до этого никто и предположить не мог, что эти люди хоть как-то недовольны своей жизнью. Да и руководители Пепла тоже не умирали просто так. Перед смертью каждый их них обязательно отдавал ряд странных, а иногда даже страшных приказов, которые еще больше усиливали неразбериху, постепенно охватывающую весь Пепел.
Мир, казалось, сошел с ума. Люди не знали, что делать, куда бежать. Каждую минуту этот ужас мог произойти с тобой и твоими близкими. Это сводило с ума.
И вот на этом фоне и начали появляться странные личности, которые брали слово на стихийно возникающих митингах. Они появлялись в разное время, в разных местах. Между собой их не связывало ничто. Мало того, они не брались из воздуха – каждый их них был до этого обыкновенным, зачастую даже уважаемым человеком. Профессоры, учителя, инженеры, чиновники.
Но при всей внешней несхожести их неизменно роднило одно: они все до пены у рта ненавидели федеральное правительство. Призывали не подчиняться ему, жить своим умом, своей жизнью. Какой конкретно, правда, не говорили, но для митингов это и не надо. Тут редко кто задумывается о жизненных процессах целиком. Толпа мыслит простыми категориями. Вперед – назад, влево – вправо, бей – хвали, долой – да здравствует.
Сейчас на площади происходило схожее действо. Представительный мужчина уже дошел, похоже, до стадии истерики. Его голос повышался, повышался и теперь уже больше походил на лай. Но, самое страшное, что вместе с его истерикой, повышался градус настроения толпы. Стоящие в оцеплении милиционеры заволновались. На планете в последние дни уже не первый раз отмечались вспышки насилия, происходившие после подобных митингов. А помощи ждать неоткуда – у коллег из соседних районов и городов те же самые проблемы. Им тоже не выделить ни человека в помощь. Надежда оставалась только одна – как раз на всеми проклинаемый федеральный центр. Один-два полностью укомплектованных поверхностными подразделениями штурм-флота наведут тут порядок за неделю, опыт есть. Но, как ни странно, помощи не было. Штурм-флот сектора, примчавшийся на помощь при первых же сигналах о происходящих волнениях, продолжал все так же висеть на орбите, как будто сознательно давая разгореться пламени серьезных беспорядков. Что происходит?
А выступающий тем временем дошел до высшей точки кипения. Его ненависть била уже через край.
– Это они! Они!!! Они позволяли убивать наших детей!!! Это им плевать, как мы тут живем! Им наплевать на все, лишь бы было все в порядке на их Земле! Но мы не подчинимся! Мы не будем исполнять их волю…
Милиционер опять посмотрел на коллегу.
– Сашка, что это с ним? Я же его знаю. Он же всю жизнь в нашем универе преподавал. Нормальный был дядька. Чего он несет, какие дети? Что нам федералы сделали?
– Не о том думаешь, – процедил Сашка, внимательно и цепко осматривая толпу перед собой и все чаще ловя на себе взгляды, полные ненависти. – Думай о том, как бы их оттеснить. Они, похоже, сейчас на нас бросятся.
Оцепление, видя нарастающую агрессию, подобралось, приготовилось. В том, что сейчас начнется что-то нехорошее, не сомневался уже никто. Площадь, цепочка милиционеров, да и весь остальной город замерли в ожидании бури. Ждали только какого-то сигнала. И только на трибуне все еще бесновался представительный мужчина.
Но, несмотря на грядущую бурю, на площади были и те, кто не принадлежал ни к одной из сторон. За углом одного из домов собрались в кружок пятеро мужчин, облаченные в уже принявшие цвет окружающих зданий «полевики». В центре кружка стоял шестой: плечистый, гладко выбритый мужчина с короткой стрижкой, только что опустивший забрало шлема и включивший все системы полевой брони. Коротким взглядом проверив уровень зарядки батарей импульсника, он выставил силу разряда на минимум, снял предохранитель и вытащил короткую, чуть изогнутую трубу из креплений на бедре. Остальные пятеро повторили его движения.
– Что дальше, Матвей? – подал голос один из пятерки.
– Дальше? – Матвей оглядел стоящих вокруг. – Дальше ждем, пока все закончится, он отойдет от толпы, и действуем, как было установлено. Задача – взять его живым. Еще раз повторяю, только живым. Турухтан говорил, что как только человек умирает, Таиксана переходит на другого. Причем в этот момент он умеет выбирать того кто ему нужен. То есть, если он поймет, что мы пришли за ним, то перепрыгнет на кого-нибудь невзрачного и будет сидеть тихо-тихо, пока мы не отвалим. Так что все помните конечную цель: взять живым и живым довезти до Белого Места. И вот там, когда его будут окружать только те, у кого есть иммунитет, тогда и можно будет его отправить обратно. Не раньше. Все понятно?
Пятерка закивала шлемами.
– И, кстати, – вспомнил Матвей. – Все нашей таиксаны съели, сколько нужно?
Еще пять кивков.
– Опять напоминаю, – Матвей серьезно прошелся взглядом по напряженным лицам. – Это теперь наше главное оружие. Десятки лет все подшучивали над «старообрядцами» и нашим «салатом», который мы из нашей прихоти готовим …
Он скривился, показывая свое отношение к подобным шутникам.
– … а это не салат, хоть все и считают его нашей блажью. Это противоядие против него, – Матвей мотнул головой в сторону заходящегося криком на трибуне мужчины. – В честь него и названное. И мы не придурки, которые в приметы заигрались, мы хранители. И одежда у нас изготавливается из тех материалов, которые дают дополнительную защиту. Теперь понятно?
Пятеро мужчин смотрели на него, не отрываясь. Все, что он говорил, им было известно и так. Но сейчас, возле площади, на которой одна за другой исполняются давние пророчества и предсказания, вся эта информация наполнялась новым, жутковатым в своей реалистичности смыслом. Матвей тем временем, убедившись, что его слушают внимательно, продолжил.
– И пока концентрация противоядия достаточная, ни один из нас под действие чужой Таиксаны не попадет. Шлемы открыли, руки мне показали.
Бойцы безропотно выполнили приказание, открыв забрала шлемов и сняв по одной перчатке. Матвей внимательно просмотрел белки глаз и ногти на руках у каждого.
– Все в порядке, – удовлетворился он. – Но помните. Прием антидота каждый час. Потеряли, или закончился – тут же выходите из операции, пусть даже бой вокруг, иначе может быть хуже. Вышли – и сразу на базу. Там тоже домой не пустят, пока не примете антидот – на входе дадут. И смотрите друг за другом. Белки глаз и ногти должны иметь зеленоватый оттенок. Внимательно друг на друга посмотрите и запомните. Как только цвет уходит – тут же следующая порция.
Он замолчал.
– У меня все. Вопросы?
– А ты? – несмело поинтересовался вдруг один из бойцов. – Ты почему не ешь?
Все тут же посмотрели на абсолютно чистые белки глаз Матвея, в которых не было и намека на салатовую зелень, которую придает нужная концентрация антидота, приготовленного в точном соответствии со старым рецептом, передаваемым еще от дедов и прадедов.
– А меня ни наша, ни чужая таиксана не берет, – нехорошо ухмыльнулся Матвей. – Боится. У меня своих тараканов хватает.
– Повезло, – позавидовал кто-то.
– Как сказать, – пожал плечами Матвей и отвернулся, выглядывая из-за угла на площадь, где раздался какой-то особенно сильный вопль. – Все, разговоры закончили. Начинаем ждать, пока он выйдет. Без команды даже двинуться не смейте. Все, начали.
Но дождаться им было не суждено…
– Мы не будем подчиняться ничьим приказам! – голос выступающего на трибуне человека уже начал переходить в ультразвук. – Потому что мы ненавидим их! и будем уничтожать, как бешеных собак!
Градус разогрева толпы был уже таким, что ей было уже все равно, что говорят с трибуны. Толпа ждала приказа. И он, похоже, не собирался заставлять себя долго ждать.
– И мы… мы… мы…, – мужчина набрал в грудь воздуха для последней команды, вытянул вперед руку, указывающую на редкую цепочку милицейского оцепления и…
Выпущенная из соседнего с площадью здания ярко-голубая игла импульсного разряда, отчетливо видимая в неподвижном воздухе, в мгновение ока миновала площадь и с характерным треском впилась в грудь мужчины, разрывая грудную клетку.
Не выдержали нервы у милицейского снайпера, понявшего, что толпа сейчас начнет убивать его коллег? Или сорвался какой-то идеологический противник, не менее взвинченный, чем те, кто стоял на площади? А, может, это был просто обыкновенный человек, доведенный до отчаяния творившимся вокруг и не видящий другого способа прекратить это безумие? Вряд ли это имело значение.
К упавшему мужчине тут же бросились люди из его окружения, закрыли упавшего своими телами, хотя это уже не имело ни малейшего смысла.
Толпа на площади замерла на мгновение, а потом над площадью вознесся дикий переливистый крик:
– Бе-е-е-ей!!!
И толпа хлынула.
Не важно куда, не важно кого… Сказано – бей. И толпа пошла бить. Первой на ее пути оказалась тонкая цепь милицейского оцепления. Враг был найден.
Рев обезумевшей толпы. Удар, другой, третий. Короткая очередь из милицейского импульсника – и вал тел накрывает в одно мгновение ставшие одинокими матовые бронекомплекты милиции. Минута – и оцепления больше нет. Запрет снят, контроля нет, а враг – есть. Враг, который все время сидит внутри каждого. Твой личный страх.
И рычащая толпа, громя все, что попадается на пути, потекла, дробясь реками, ручьями и ручейками по улицам города, в одночасье превратившегося в смертельную ловушку.
– Нет, только не это! – Матвей, сжав зубы от злости, отпрянул из-за угла и привалился к стене, как только разряд их импульсника, разворотил грудь выступавшему мужчине.
– Что, командир? – подались вперед бойцы.
– Назад! – отлепился от стены Матвей. – Бегом к боту, уходим отсюда. Быстро!
И, подавая пример, первым рванул по уходящей вниз от площади улочке.
– Что случилось, командир? – раздался в наушниках оставшегося активным скафандра голос.
– Таиксану убили, – стараясь не сбить дыхание, сообщил Матвей. – Ушел все-таки, гад.
– Так, а нам-то какая разница? – не понял голос. – Ну, одного убили, так к другому он пришел. Мы того, другого и возьмем.
– Возьме-ем, – передразнил его Матвей. – Кого ты возьмешь? Как его определить, пока он сам не покажется? У него на лбу не написано. Пока делать что-то не начнет, никак не понять, где он и в ком?
– Так мы тут его подождем…, – начал, было, голос и осекся.
– Сам… понял…, что глупость… сказал, – выплюнул Матвей между вдохами, набирая все большую и большую скорость. – Тут мы … только смерти … дождемся. Пятеро … в «полевиках» …, значит, точно федералы. Первыми нас … постараются … положить. Да и трупов тут сейчас столько будет…
Он добежал до небольшого, похожего на милицейский бота, и стукнул по кабине, идентифицируясь и открывая замок кабины.
– Внутрь! – скомандовал он. Пятерка споро полезла в бот. Матвей стоял, держа под прицелом импульсника улицу. Внутрь он запрыгнул последним, когда один их бойцов уже запустил двигатели.
– Сейчас по всему городу начнутся погромы, беспорядки, – Матвей с сожалением смотрел из набирающего высоту бота. – И могут начать убивать вообще всех, кого попало. Тут и найти Таиксану будет непросто, и довезти проблема. Если еще на нас самих охоту не начнут. А то, что захотят – сто процентов. Нет уж, – он вздохнул, – придется нам опять в засаду садиться, включать оборудование и начинать отслеживать, где он в следующий раз объявится.
Бот без опознавательных знаков поднялся в воздух и полетел прочь от очередного города, охваченного неизвестным безумием.
– Убили, убили, убили! – на разные лады повторяли голоса вокруг заполненной людьми трибуны.
Представительный мужчина лежал на импровизированной трибуне. Лужа крови вокруг него уже стала настолько внушительной, что стоящие вокруг начали потихоньку раздаваться в стороны, чтобы не стоять в ней. И только три человека: телохранитель, коллега-единомышленник (?) и какой-то странный тип из Ахтанова, столицы Пепла (вокруг косились на него, поговаривая, что он как раз и может быть агентом федералов), не отодвинулись, продолжая рассматривать что-то на убитом. Перебрасываясь короткими фразами, они указывали друг другу на какие-то детали, как вдруг «странный тип» дернулся, замер на мгновение и согнулся, как будто ему внезапно стало плохо. Но прежде чем кто-либо успел поинтересоваться, что с ним, он поднял голову.
Секунду смотрел перед собой, а потом медленным, как будто изучающим взглядом обвел столпившихся людей. Медленно выпрямился.
– Они думали, что убили его, – тяжелым, нарастающим с каждой секундой голосом начал он. – Думали, что остановили наш гнев…
Стоящие люди подались назад, настолько тяжелым был взгляд мужчины и настолько жутковатым его голос.
– … но они ошиблись, – он опять обвел взглядом стоящих. – Наше дело невозможно убить. Нас много. Нас сотни и тысячи. И мы пойдем до конца. Хотя бы для того, чтобы эта жертва, – он кивнул на лежащего, – и многие другие не были напрасными.
Мужчина торжественно поднял руки к нему в непривычном жесте, заставив всех остальных невольно выпрямиться, и вдруг … улыбнулся уродливой, злобно щерящейся оскаленными зубами улыбкой.
– Таиксана, – прошептал он и погасил улыбку.
– Мы победим! Впере-е-е-ед!!! – заорал он, не опуская рук, и все еще не отошедшая от митингового угара площадь ответила ему глухим ревом.