Моим родителям
Меня всегда завораживал закон обратного усилия. Иногда я называю его «законом наоборот». Если вы отчаянно барахтаетесь, пытаясь удержаться на поверхности воды, то в итоге идете на дно, а когда пытаетесь погрузиться – всплываете. Неуверенность проистекает из попыток обрести уверенность, а спасительное благоразумие состоит в безоговорочном признании того, что мы не в силах полностью обезопасить себя.
Собрался было купить «Силу позитивного мышления»[1] и вдруг подумал: черт возьми, а ведь это ничем хорошим не кончится!
Глава 1. Слишком упорные попытки обрести счастье
Попробуйте задать себе задачу: не вспоминать о белом медведе, и увидите, что он, проклятый, будет поминутно припоминаться.
Человеку, который собирается поделиться со мной секретом счастья, 83 года, и ровный загар оранжевого оттенка не добавляет ему способности вызывать доверие. Дело происходит около 8 часов вечера на баскетбольном стадионе в пригороде Сан-Антонио, штат Техас, и, по словам оранжевого оратора, мне вот-вот предстоит узнать «одну вещь, которая навсегда изменит мою жизнь». Я настроен скептически, но менее чем обычно: ведь в данный момент я – один из 15 тысяч посетителей Get Motivated! самого популярного американского «бизнес-мотивирующего семинара», а энтузиазм аудитории становится заразительным.
«Так вы хотите узнать?» – громко вопрошает старикан. Это не кто иной, как доктор Роберт Х. Шуллер, один из заслуженных гуру самосовершенствования, автор более 35 книг о силе позитивного мышления, а по совместительству – отец-настоятель Хрустального собора в Калифорнии, огромного здания, построенного почти полностью из стекла. Толпа утвердительно ревет в ответ. Стеснительные британцы вроде меня обычно стараются воздерживаться от одобрительного рева на мотивационных семинарах стадионного формата в Техасе, но общая атмосфера побеждает мою сдержанность, и я тоже тихо мычу в ответ.
«Ну, тогда вот что… – объявляет д-р Шуллер, меряя твердым шагом сцену, украшенную двумя огромными транспарантами с надписями «МОТИВИРУЙСЯ!» и «СТАНЬ УСПЕШНЫМ!», семнадцатью американскими флагами и большим количеством цветов в горшках. – Есть единственное, что навсегда изменит вашу жизнь». – Затем он отрывисто рявкает: – Хватит! – и делает драматическую паузу, перед тем как продолжить: – использовать слово «невозможно»! Выбросьте его из своей жизни! Забудьте о нем навеки!
Аудитория взрывается восторгом, а я отнюдь не впечатлен. Но, собственно, я и не ждал ничего другого от Get Motivated! – мероприятия, на котором позитив заменяет все остальное. «Вы – повелители своих судеб! – продолжает греметь Шуллер. – Думайте и мечтайте о величии! Воскресите былые надежды! Позитивное мышление помогает во всех областях жизни!»
Смысл шуллеровской философии, которая представляет собой учение о позитивном мышлении в его самом чистом и незамутненном виде, прост для понимания: начни думать только о хорошем – думай об удаче – не допускай тени сомнения и печали – станешь счастлив и успешен.
Изучив глянцевую программку со списком выступающих на сегодняшнем семинаре, можно слегка усомниться в том, что они олицетворяют этот взгляд на вещи: так, через несколько часов перед нами будет выступать Джордж Буш-младший, президентство которого считают успешным далеко не все. Но если вы скажете об этом д-ру Шуллеру, он, скорее всего, проигнорирует ваше замечание, как пример «негативного мышления». Критиковать силу позитивного мышления – значит показать, что вы так ничего и не поняли. А если бы поняли, не ворчали бы по этому поводу, как и по любому поводу вообще.
Организаторы Get Motivated! называют мероприятие мотивирующим семинаром, но это словосочетание, вызывающее ассоциации с лекциями малоизвестных персонажей в потрепанных конференц-залах, плохо передает уровень и размах события. Оно проходит раз в месяц в крупных американских городах и входит в высшую лигу мирового бизнеса позитивного мышления. Список приглашенных ораторов Get Motivated! впечатляет: там выступал Билл Клинтон, регулярно участвуют Михаил Горбачев и Руди Джулиани,[3] а также генерал Колин Пауэлл[4] и, несколько неожиданно, Уильям Шатнер.[5] Если вы вдруг соскучитесь по кому-то из былых знаменитостей мировой политики (или по Уильяму Шатнеру), то почти наверняка сможете обнаружить их на Get Motivated! проповедующими Евангелие от оптимизма.
Постановка вполне соответствует статусу знаменитых участников: ряды мятущихся по залу прожекторов, гремящие из динамиков рок-гимны и недешевая пиротехника: каждый новый оратор появляется на сцене из клубов дыма и отблесков фейерверка. Такие спецэффекты помогают привести аудиторию в состояние полного экстаза, тем более что очень многие в ее рядах рады оказаться на Get Motivated! в рабочее время и за деньги своих работодателей, уверенно списывающих эти затраты по статье «профессиональное обучение». Всецело поддерживает данное начинание и американская армия, в которой словосочетание «профессиональное обучение» должно бы, по идее, подразумевать нечто более конкретное – целые сектора стадиона в Сан-Антонио заняты парнями в форме с местной военной базы.
На самом деле я проник сюда подпольно… Говорят, что Тамара Лоу, которая называет себя «мотивирующим оратором номер один в мире среди женщин» и вместе со своим мужем руководит компанией-организатором Get Motivated![6], закрыла доступ на мероприятия журналистам – персонажам, известным своей склонностью к негативу. Лоу отрицает подобные обвинения, но из предосторожности я записался как «частный предприниматель», что на фоне общей массы участников вообще-то выглядит еще подозрительнее. Мне можно было не особенно заморачиваться с маскировкой, поскольку я сижу слишком далеко от сцены, и секьюрити не могут увидеть, как я кропаю что-то в своем блокноте. Мое место указано в билете как «премиум», и оказывается, что это еще один пример позитива без границ: на Get Motivated! есть только три класса мест – «премиум», «бизнес» и «VIP». Мое «премиум-место» находится на самой галерке и представляет собой болезненную для сидения пластиковую жердочку. Но я не в претензии: кажется, мне повезло оказаться рядом с одним из редких для этой аудитории циников – здоровым дружелюбным лесником по имени Джим, который время от времени вскакивает на ноги с саркастическим воплем «О, как это меня замотивировало!». Он сказал, что его направила на семинар Федеральная служба национальных парков, а на мой вопрос, зачем бы этой организации понадобилось, чтобы ее лесничие проводили свое рабочее время именно таким образом, последовал ободряющий ответ: «А хер его знает!»
Тем временем проповедь д-ра Шуллера набирает обороты: «Когда я был маленьким, считалось невозможным, чтобы человек ходил по Луне, было невозможно вынуть сердце из груди одного человека и вставить его другому… слово «невозможно», оказывается, очень глупое слово!» Он не слишком утруждает себя дальнейшими доказательствами своего утверждения о том, что неудачный исход не более чем дело личного предпочтения. Понятно, что автор книг «Двигайтесь вперед, думая о возможном» и «Суровые времена проходят, а сильные люди остаются» в большей степени предпочитает воодушевлять, а не аргументировать. Однако сегодня Шуллер всего лишь на разогреве у основных докладчиков, и через 15 минут живое олицетворение победы позитивного мышления гордо удаляется под грохот фейерверка, победно вскинув сжатые кулаки перед восхищенной аудиторией.
Несколько месяцев спустя за утренним кофе дома в Нью-Йорке я изучаю заголовки газет и обнаруживаю среди них новость о том, что самая большая стеклянная церковь в Америке обанкротилась. Похоже, д-р Шуллер по недосмотру не выбросил термин «банкротство» из своего словарного запаса.
Как цивилизация, зацикленная на достижении счастья, мы выглядим не слишком компетентными в решении этой задачи. Одним из самых известных открытий «науки счастья» стало обнаружение удивительного факта: бесчисленные радости современного образа жизни почти никак не влияют на наше коллективное настроение. Неудобная правда состоит в том, что экономический рост вовсе не обязательно делает общество счастливым, точно так же, как повышение личных доходов выше определенного минимального уровня не гарантирует обретения счастья отдельно взятым человеком. Не помогает этому ни лучшее образование, ни постоянно растущий выбор продуктов потребления. Не помогают и еще более уютные и просторные жилища, которые, похоже, лишь обеспечивают возможность предаваться унынию в комфортабельной обстановке.
Возможно, вас не стоит лишний раз убеждать в том, что книги по самопомощи, этот современный апофеоз всеобщего стремления к счастью, не могут сделать нас счастливыми. Но все же заметим, что их почти полная бесполезность подтверждается и данными исследований. Среди издателей такого рода продукции бытует «правило восемнадцати месяцев»: потенциальный покупатель книги по самопомощи – тот, кто года полтора назад уже купил другую книгу по самопомощи, которая, вероятно, никак не помогла ему решить свои проблемы. Это не удивительно, если абсолютно непредвзято изучить издания, стоящие на соответствующей полке книжного магазина или библиотеки. Наше желание получить четкие и ясные книжные рекомендации по разрешению своих человеческих проблем, конечно, объяснимо, но если посмотреть на содержание этих книг более бесстрастно, можно убедиться, что часто речь в них идет о вполне банальных вещах. Стивен Кови в «Семи привычках высокоэффективных людей» в основном рассказывает о том, как полезно решить, что для вас важнее всего, и заниматься именно этим. Дейл Карнеги в «Как приобрести друзей и оказывать влияние на людей» советует читателю быть любезным, а не грубым в общении и как можно чаще называть окружающих по имени. За последние годы одним из главных бестселлеров среди учебников по менеджменту стала книга Стивена Лундина «Рыбка!», в который автор предлагает поощрять эффективность и дружелюбную атмосферу на рабочем месте путем раздачи маленьких игрушечных рыбок самым трудолюбивым сотрудникам.
Когда же дело доходит до выдачи конкретных рекомендаций, гуру самосовершенствования утверждают вещи, которые трудно считать итогом сколько-нибудь серьезных исследований: открытое проявление своего гнева совершенно необязательно означает избавление от него, а визуализация целей не делает их более достижимыми. А как прикажете относиться к регулярно публикуемым результатам исследований уровня удовлетворенности жизнью, в которых страны, где продаются самые большие тиражи книг по самопомощи или оказывается самое большое количество психотерапевтических услуг, никогда не входят в число лидеров? Процветающая «индустрия счастья» вовсе не способствует рождению счастливой нации, и вполне разумно предположить, что ее процветание как раз многое и осложняет.
Однако в действительности убожество современных стратегий счастья составляет лишь незначительную часть проблемы. Есть все основания считать, что
сама идея «поиска счастья» ущербна по своей сути. В конце концов, ну кто решил, что счастье является некой разумной целью?
Религии никогда не делали такой акцент как минимум в том, что касается жизни на этом свете, да и философы также были далеки от единодушия в данном вопросе.
Даже посчитав счастье достойной целью, можно угодить в еще более опасную ловушку: похоже, ему свойственно становиться недостижимым, как только к нему начинают сознательно стремиться. «Спросите себя, счастливы ли вы, и сразу же перестанете чувствовать себя таковым», – замечал философ Джон Стюарт Милль[7]. Можно сказать, что в лучшем случае присутствие счастья едва заметно, но оно почти никогда не предстает перед нами в полный рост. Мы склонны предаваться воспоминаниям о том, как были счастливы когда-то, а не сознавать себя счастливыми прямо сейчас. Кроме того (и это еще хуже), нельзя описать словами, что, собственно, есть счастье, и даже если предположить такую возможность, количество разнообразных описаний будет примерно соответствовать количеству людей на планете. Все вышесказанное приводит к искушению сделать вывод о том, что вопрос «Как стать счастливым?» некорректен по своей сути и что нам следует отказаться от поисков ответа, сосредоточившись на более практически полезных вещах.
Но, может быть, помимо усердного поиска решений, которые вновь и вновь оказываются несостоятельными, или полной капитуляции, к этому вопросу возможен и другой подход? В течение нескольких лет я исследовал психологию в качестве журналиста, у меня, наконец, начало складываться представление, что такая возможность существует. Я начал понимать, что объединяет всех тех психологов и философов (и даже кое-кого из гуру самосовершенствования), чьи идеи кажутся более или менее убедительными. Поразительный вывод, к которому они приходили самыми различными путями, звучал так:
именно упорные попытки стать счастливыми вынуждают нас почувствовать себя несчастными, а наши постоянные усилия по избавлению от негатива в виде неуверенности, неопределенности, неудач и огорчений заставляют ощущать собственную уязвимость, беспокойство и тоску.
Однако все эти люди вовсе не считали такие выводы неутешительными. Напротив, они указывали на наличие другого подхода, некоего «негативного пути» к обретению счастья, влекущего за собой необходимость радикального пересмотра отношения к тому, чего большинство из нас всю жизнь так яростно старалось избегать. Они предлагали начать радоваться неопределенности, примириться с неуверенностью, оставить попытки мыслить исключительно в позитивном смысле, поближе познакомиться с провалом и даже научиться ценить смерть. Короче говоря, все эти ученые и мыслители, похоже, были согласны с тем, что для истинного счастья нам может потребоваться немного больше отрицательных эмоций или как минимум прекращение стараний всеми силами избегать их. В первый момент эта идея способна привести в некоторое замешательство: она подвергает серьезному сомнению не только наши методы достижения счастья, но и предположения относительно того, что на самом деле означает это слово.
По сравнению с наставлениями о позитивности подобные взгляды обсуждаются сегодня далеко не так широко, хотя они имеют удивительно долгую и славную историю. Вы обнаружите их в трудах древнеримских и древнегреческих философов-стоиков, подчеркивавших пользу постоянного размышления о возможности худшего исхода. Они глубоко укоренены в буддийском мировоззрении, которое предполагает истинное спокойствие в приятии хрупкости нашего бытия. Они же пронизывают средневековую традицию memento mori, воздававшую должное жизнеутверждающему значению постоянного памятования о смерти. Это именно они являются связующим звеном между нью-эйджевскими авторами вроде популярного духовного наставника Экхарта Толле и строгими данными современных исследований в области когнитивной психологии, подтверждающими самообман концепций позитивного мышления. Тот же «негативный» подход к счастью помогает понять, почему многие люди находят пользу в медитативной осознанности; почему новое поколение умов в области бизнеса советует компаниям отбросить свою одержимость постановкой целей и научиться вместо этого использовать неопределенность и почему за последние годы психологи пришли к выводу о том, что пессимизм часто способен быть столь же здоровым и полезным, как и оптимизм.
В основе всего этого лежит принцип, который философ и деятель контркультуры 1950-х и 1960-х годов Алан Уоттс обозначил, в подражание Олдосу Хаксли[8], как «закон обратного усилия», или «закон наоборот». Идея заключается в том, что в любом возможном контексте, от личной жизни до политики, мы оказываемся неправы именно потому, что постоянно пытаемся сделать все правильно. Как сказал Уоттс, «если вы барахтаетесь, пытаясь удержаться на поверхности воды, то в итоге идете на дно, а когда пытаетесь погрузиться, всплываете» и «чем больше вы стараетесь обезопасить себя, тем большей опасности подвергаетесь». По словам Хаксли, «чем мы упорнее в своем осознанном стремлении достичь чего-либо, тем менее вероятен наш успех».
«Негативный» путь к счастью не призывает к извращенному стремлению любой ценой идти от противного: вы окажете себе плохую услугу, если пойдете навстречу несущемуся потоку машин вместо того, чтобы постараться не попасть под него. Его не надо воспринимать как намек на то, будто с оптимизмом что-то явно не в порядке. Полезнее считать его необходимым противовесом целой культуре, созданной вокруг идеи о том, что позитивность и оптимизм суть единственные пути к счастью. Наверное, многие из нас и так проявляют здоровый скепсис при упоминании о позитивном мышлении. Но стоит обратить внимание на то, как большинство из тех, кто презрительно отзывается о том, что философ Питер Вернеззе удачно назвал «культом оптимизма», на деле невольно поддерживают его. Они могут считать, что поскольку не готовы подписаться под этой идеологией, их альтернативы – мрачное уныние или злобная ирония. Негативный путь предполагает отказ от этой дихотомии: его сторонники уверены, что счастье можно отыскать в негативных сторонах жизни, не пытаясь игнорировать их в неустанном ликовании. Если фиксация на позитиве отравляет ваше существование, такой подход – противоядие.
Надо подчеркнуть, что этот негативный путь не представляет собой единую, стройную и красиво упакованную философскую концепцию, а противоядие не стоит рассматривать как панацею. Отчасти проблема с позитивным мышлением и похожими подходами к обретению жизненного счастья как раз и состоит в желании свести серьезные вопросы к универсальным быстродействующим приемам самопомощи и планам из десяти пунктов. Негативный путь не предлагает таких простых решений. Некоторые его сторонники считают, что негативные чувства и мысли надо принять, а другие предлагают проявлять к ним полное безразличие. Кто-то сосредоточивается на совершенно необычных методах достижения счастья, в то время как другие указывают на существование различных представлений об этом состоянии или предлагают вообще прекратить его поиски. Само слово «негативный» часто становится при этом неоднозначным. Иногда оно относится к неприятному жизненному опыту и эмоциям, но
некоторые учения о счастье лучше всего подходят под определение «негативных», поскольку подразумевают развитие навыков «недеяния», то есть умения отказаться от яростной погони за позитивными чувствами.
Здесь много парадоксального, и эти парадоксы становятся все более ощутимыми по мере исследования. Например, действительно ли можно считать чувство или ситуацию «негативными», если они в итоге приводят к счастью? Если «быть позитивным» не значит быть счастливым, стоит ли называть это состояние именно «позитивным»? Если в определение счастья входят разного рода негативные вещи, счастье ли это вообще? Ни на один из этих вопросов нельзя ответить безупречно правильно, отчасти потому, что сторонников негативного пути объединяет лишь сходство взглядов на жизнь, а не строгая система верований и знаний. Кроме того, их подходы основаны и на том, что счастье может быть парадоксальным по своей сути, и на том, что, вопреки любым отчаянным попыткам, нам никогда не удастся получить ответы на все наши вопросы.
Эта книга – отчет о путешествии в мир «закона наоборот» и о людях, живых или ушедших, которые пошли по негативному пути поиска счастья. В своих странствиях я побывал в глухих лесах Массачусетса и провел там неделю в молчаливой медитации; в Мексике, где смерть празднуют, а не шарахаются от нее, в трущобах пригорода Найроби, где неуверенность в завтрашнем дне – неизбежная часть обычного существования. Я встречался с современными стоиками, специалистами по искусству неудачи, профессиональными пессимистами и другими сторонниками силы негативного мышления, многие из которых оказались на редкость веселыми и жизнерадостными людьми. Но для начала я хотел испробовать культ оптимизма в его самой выраженной форме, и поехал в Сан-Антонио. Если уж я решил, что позитивное мышление в варианте д-ра Шуллера есть не более чем гипертрофированная версия наших обычных однобоких представлений о счастье, следовало увидеть это своими глазами и ощутить проблему в ее самой выраженной форме.
Теперь я неохотно встаю со своего места в темном углу баскетбольного стадиона, потому что радостно возбужденная ведущая Get Motivated! объявила о начале «конкурса танцев», в котором обязаны участвовать все присутствующие. Совершенно неожиданно на головы публики сваливаются огромные надувные мячи, и толпа начинает неловко раскачиваться, пытаясь попасть в такт оглушительному реву Wham![9], несущемуся из динамиков. Главный приз (бесплатная путевка в Disney World) достанется не самому лучшему, а самому мотивированному танцору, но все это выглядит слишком натужно, чтобы хоть как-то заинтересовать меня, и я ограничиваюсь легким покачиванием из стороны в сторону. Приз уходит одному из военных, и я сильно подозреваю, что это решение принято в угоду местному патриотизму, а не для того, чтобы отметить высокомотивированный пляс.
После конкурса и перед прибытием Джорджа Буша объявляется перерыв. Я выхожу в фойе, за бешеные деньги покупаю себе хот-дог и заговариваю с одной из посетительниц мероприятия, одетой как на парад учительницей-пенсионеркой из Сан-Антонио по имени Хелен. На мой вопрос, что привело ее сюда, женщина объясняет: денег не хватает, она подумывает о том, чтобы вернуться на работу, и надеется, что Get Motivated! ее к этому должным образом мотивирует.
Мы говорим о выступлениях, которые услышали. «А вам не кажется, – замечает Хелен, – что совсем непросто все время думать о хорошем, как они советуют?» Неожиданно она замирает на долю секунды, а потом, спохватившись, делает самой себе запрещающий учительский жест пальчиком: «Но мы не должны так думать!»
Один из главных исследователей, связанных с позитивным мышлением проблем, – профессор психологии Дэниел Вегнер[10], руководитель Лаборатории контроля сознания в Гарвардском университете. Несмотря на свое название, это вовсе не контора по изучению научных методов промывки мозгов при ЦРУ. Научная область Вегнера называется «теория иронических процессов» и исследует, почему наши попытки подавить некоторые мысли и способы поведения приводят к тому, что они-то как раз и начинают преобладать. Начало отношений с профессором у меня не сложилось: в своей газетной колонке я случайно назвал его Венгером, он выразил свое раздражение по электронной почте («Потрудитесь писать фамилию правильно!»), и в дальнейшем наши отношения приобрели несколько натянутый характер.
Проблемы, которыми Вегнер занимается на протяжении большей части своей карьеры, лежат в основе простой и очень навязчивой забавы, известной еще во времена Федора Достоевского – считается, что таким образом он доставал своего брата. Предлагается поспорить: жертву спрашивают, сможет ли она не думать о белом медведе в течение одной минуты? Понятно, что вы поняли подвох, однако попытка может оказаться поучительной. Почему бы вам не попробовать прямо сейчас? Посмотрите на свои часы или любые другие часы с секундной стрелкой и поставьте себе цель провести хотя бы десять секунд, вообще не думая о белых медведях. Время пошло!
Сочувствую вашей неудаче.
В своих ранних исследованиях теории иронических процессов Вегнер, как правило, просто предлагал такой же спор американским студентам и просил их высказывать вслух все, что будет приходить в голову во время попытки. Это довольно топорный способ изучения мыслительного процесса, но фрагмент одной типичной записи убедительно демонстрирует тщетность всех усилий:
«Ну вот, теперь я только и буду о белом медведе думать… Не думай о белом медведе. Хммм, о чем я до этого думала? А, я о цветочках часто думаю… Ну хорошо, а ногти-то у меня и впрямь запущены… Как только я действительно хочу… типа… ммм… поговорить, типа… думать, нет, не думать о белом медведе, я снова начинаю о нем думать…»
На этом трогательном моменте вы можете начать возмущаться тем, что некоторым социальным психологам позволено тратить чужие деньги в попытках доказать очевидное. Задачка с белым медведем действительно неразрешима. Но для Вегнера это было только началом. Чем больше он углублялся в эту область, тем больше ему казалось, что внутренние механизмы, ответственные за провал наших усилий подавить мысли о белом медведе, могут отвечать за целые области умственной деятельности и внешнего поведения. Случай с белым медведем представляется не более чем удачной метафорой многого из того, что происходит «не так» в нашей жизни: слишком часто то, чего мы пытаемся избегать, притягивает нас как магнит. Вегнер называет это явление «строгой контринтуитивной ошибкой». По его словам, она случается, «когда мы умудряемся совершить худшее из возможного – ошибку, вопиющую настолько, что мы заранее думаем об этом и преисполнены решимости ее не допустить. Мы видим выбоину на дороге и направляем свой велосипед прямо в нее. Мы отмечаем про себя болезненную тему, которую лучше не затрагивать в разговоре, и содрогаемся от ужаса, заговорив именно об этом.
Мы осторожно несем стакан через комнату, приговаривая про себя «не пролей», чтобы выронить его из рук прямо на ковер перед изумленным взглядом хозяина дома.
Ироническая ошибка – вовсе не случайное отклонение от нашего безупречного умения владеть собой: похоже, она глубоко укоренена в душе и является нашей характерной чертой. Эдгар Аллан По называет ее «бесом противоречия» в своем одноименном рассказе: это, например, возникающее периодически безымянное, но отчетливое желание прыгнуть вниз во время прогулки по горам или на смотровой площадке небоскреба. Не потому, что есть какие-то мотивы для самоубийства, а именно потому, что такое действие заранее представляется абсолютно пагубной ошибкой. Бес противоречия активно проявляет себя и в социальных связях – все, кто хоть раз одобрительно смеялся над эпизодом «Curb Your Enthusiasm»[11], отлично это знают.
Вегнер считает, что это происходит из-за сбоя в работе метакогнитивного процесса (метапознания), то есть мышления о мышлении, исключительно человеческой способности. «При метакогнитивном процессе объектом мышления является сама мысль», – поясняет Вегнер. В целом это исключительно полезная вещь: благодаря ей мы можем осознать, что неправы, расстроены или чем-то обеспокоены, и предпринять что-то по этому поводу. Но, используя метакогнитивное мышление для попытки контроля над обычным, «предметным» мышлением (например, чтобы не вспоминать о белых медведях или сменить унылые думы счастливыми мыслями), мы получаем проблему. «Метамысли – инструкции, которые мы даем сами себе в отношении нашего объективного мышления, и иногда просто не в состоянии следовать таким инструкциям», – говорит Вегнер.
Пытаясь не думать о белом медведе, вы можете какое-то время занимать себя мыслями о чем-то еще. Однако параллельно запускается процесс метакогнитивного наблюдения, которое проверяет, насколько успешно сознание справляется с поставленной задачей. Вот здесь вас и может поджидать опасность: если вы стараетесь слишком сильно или, как свидетельствуют исследования Вегнера, устали, раздражены, пытаетесь заниматься несколькими делами одновременно или испытываете другие «умственные нагрузки», метапознание начинает вести себя неправильно. Процесс наблюдения излишне активно проявляет себя в общем когнитивном процессе, выступает на авансцену сознания, и неожиданно вы обнаруживаете, что можете думать только о белых медведях и о том, как плохо, что у вас не получается не думать о них.
Может быть, теория иронических процессов пояснит нам, что не так с нашими усилиями достичь счастья и почему попытки быть позитивными столь часто приводят к обратному результату? Результаты исследований Вегнера и других ученых, начиная с самых ранних опытов с белым медведем, позволяют ответить на этот вопрос утвердительно. Пример: участники эксперимента, которым сообщили неприятную новость и просили не огорчаться по этому поводу, чувствовали себя намного хуже, чем другие люди, получившие такое же известие, но без подобных инструкций относительно своей реакции на него. В другом опыте сердечный ритм у пациентов, склонных к приступам паники, был выше в том случае, когда они слушали специальные «успокаивающие» аудиозаписи, а не аудиокниги обычного содержания. Опыты показывают, что люди, потерявшие близких и стремящиеся всеми силами избегать ощущения скорби, дольше других страдают от чувства утраты. Наши попытки подавления мыслей не удаются и в области секса: по данным об электропроводимости кожи,
люди, получавшие задание не думать о сексе, возбуждались легче, чем те, которым не ставили подобных ограничений.
С этой точки зрения все методы, предлагаемые индустрией самопомощи для обретения жизненного успеха и счастья, от позитивного мышления и визуализации целей до «самомотивирования», обнаруживают один очень существенный изъян. Решив, что теперь он будет «мыслить позитивно», человек должен постоянно мониторить наличие в своей голове негативных мыслей, иначе он не сможет определить, насколько успешен в своем начинании. Но такое постоянное сканирование привлечет внимание именно к негативу (хуже, если негативные мысли начнут преобладать: неудача в попытке мыслить позитивно вызовет приток самоупреков в неумении быть достаточно позитивным и так далее по порочному кругу). Представьте, что решили последовать совету д-ра Шуллера и пытаетесь исключить слово «невозможно» из своего словарного запаса, или вообще сосредоточиваетесь только на том, что хорошо получается, и не желаете думать о неудачных результатах. Вы убедитесь, что при таком подходе возникает множество проблем, но главное – риск потерпеть неудачу просто потому, что вам захочется наблюдать за своими успехами.
Проблема такого рода срывов в результате самонаблюдения – не единственный фактор риска в позитивном мышлении. Еще один неожиданный поворот обнаружился в 2009 году, когда психолог из Канады Джоанна Вуд решила проверить эффективность «позитивных суждений» – бодрых самопохвал, призванных поднимать настроение при постоянном их повторении. Истоки «позитивных суждений» находятся в работах французского фармаколога XIX века Эмиля Куэ[12], который сформулировал самую знаменитую из них: «С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше во всех отношениях».
Большинство этих «позитивных суждений» звучат банально, и можно предположить, что толку от них мало. Но и вреда ведь от них никакого, правда? Вуд не была настолько в этом уверена. Ее рассуждения, логика которых не противоречит вегнеровской, основываются на другом течении в психологии, известном как «теория самосравнения». Она предполагает, что, как бы нам ни нравились позитивные сигналы окружающих в свой адрес, в еще большей степени требуется внутреннее ощущение цельности и непротиворечивости. Информация, противоречащая самовосприятию, раздражает людей, и мы часто отклоняем ее, даже в тех случаях, когда она позитивна и исходит от нас самих. Идея Вуд заключалась в том, что к «позитивным суждениям», как правило, обращаются люди с низким уровнем самоуважения, и именно по этой причине они отрицательно реагируют на суждения, противоречащие их восприятию себя. Лозунг «С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше во всех отношениях» не соответствует их невысокому мнению о себе и будет отвергнут, чтобы не ставить под угрозу цельность самовосприятия.
В борьбе с внешними сигналами, вступающими в конфликт с собственным представлением о себе, самооценка может упасть еще ниже.
В процессе исследований Вуд в этом убедилась. В одном из опытов участвовали группы людей с высоким и низким уровнями самоуважения, которым предложили записывать свои ощущения: при каждом звонке колокольчика они должны были повторять про себя фразу «Я – приятный человек». С помощью хитроумных способов оценки настроения выяснилось, что в результате повторения этих слов люди с низким уровнем самоуважения стали ощущать себя существенно более несчастными по сравнению с началом опыта. Они не сознавали себя особенно приятными людьми и до начала эксперимента, а попытки убедить себя в обратном лишь укрепили их уверенность в этом. «Позитивное мышление» ухудшило их настроение.
Прибытие на сцену в Сан-Антонио Джорджа Буша предварило неожиданное появление группы его охраны из секретной службы[13]. В своих темных костюмах и с наушниками эти парни были бы заметны где угодно, но в обстановке Get Motivated! их хмуро-сосредоточенный вид особенно бросался в глаза. Судя по всему, работа по защите экс-президентов от потенциальных убийц явно не предполагает оптимистического взгляда на жизнь и убежденности, что ничего плохого случиться не может.
Сам Буш, напротив, выскочил на сцену с радостной ухмылкой. «Ну, на пенсии совсем неплохо, особенно если ты при этом живешь в Техасе», – начал он и перешел к речи, которую явно произносил далеко не в первый раз. Сначала он рассказал простецкий анекдот про то, как, уйдя из президентов, убирает дерьмо за своей собакой («Восемь лет я откашивал по этому делу, а теперь огребаю по полной!»). Затем в течение какого-то времени складывалось странное ощущение, что главной темой его речи будет история о том, как он выбирал ковер для Овального кабинета («И я подумал: а ведь президенту постоянно приходится принимать решения!»). Но вскоре выяснилось, что тема его выступления – оптимизм. «Я не верю, что можно быть главой семьи, школы, города, штата или страны, не глядя с оптимизмом в светлое будущее, – сказал он. – Знайте, даже в самые суровые дни своего президентства я, как оптимист, верил в то, что будущее будет лучше, чем прошлое, как для наших граждан, так и для всего мира».
Нет необходимости судить о политической деятельности 43-го президента США, чтобы уловить в его словах своеобразные черты, свойственные «культу оптимизма». Можно было ожидать, что в речи перед благожелательно настроенной аудиторией мотивационного семинара, которая наверняка воздержится от неудобных вопросов, он предпочтет не упоминать о многочисленных противоречиях, сопровождавших его администрацию. Но Буш предпочел представить эти сомнительные ситуации в качестве аргумента в поддержку собственного оптимизма. Он сообщил, что успехи его президентского правления подтверждали пользу оптимистического взгляда на вещи наравне с неудачами и откровенными провалами. Если дела пошли из рук вон плохо, значит, вам требуется еще больше оптимизма. В общем, приняв идеологию позитивного мышления, вы станете рассматривать практически любые события как подтверждение своих позитивных мыслей, не тратя времени на обдумывание возможных неприятных последствий своих действий.
Способна ли эта неподдельно искренняя идеология позитивности любой ценой, невзирая на возможные результаты, приводить к опасным последствиям? Оппоненты внешнеполитической деятельности администрации Буша именно так и считают. Эта возможность рассматривается, например, в книге Барбары Эринрайк[14] «Улыбайся или умирай: как позитивное мышление обмануло Америку и весь остальной мир». По ее мнению,
одной из недооцененных причин глобального финансового кризиса конца 2000-х была американская деловая культура, в которой не принято даже задумываться о возможности неудачи, не говоря уже о том, чтоб обсуждать подобные вещи публично.
Банкиры, чье самолюбование подогревалось культурой больших амбиций, потеряли способность видеть различия между собственными эгоистичными представлениями и конкретными результатами. Одновременно с этим ипотечные заемщики решили: можно получить все, что угодно, если только как следует захотеть (интересно, сколько из них читали книги типа «Тайны»[15], где это утверждается) и ринулись за кредитами, которые не были в состоянии вернуть. Финансовый сектор захлестнула волна безотчетного оптимизма, а профессиональные поставщики такого оптимизма – гуру самосовершенствования, мотивирующие ораторы и организаторы семинаров – были рады всячески поощрять его. Эринрайк пишет: «Ровно в той мере, в которой позитивное мышление стало областью бизнеса, его главным клиентом всегда оставался именно бизнес, охотно воспринимавший хорошие новости о том, что при помощи умственного усилия возможно все. Это считалось полезным для работников, от которых на рубеже XXI века стали требовать работать больше за меньшие деньги и в менее комфортных условиях. Но и для руководителей высшего звена это оказалось удобной системой взглядов: какой смысл корпеть над финансовой отчетностью и заниматься тщательным анализом рисков, зачем волноваться по поводу головокружительных уровней задолженности и угрозы дефолта, если тех, кто с достаточным оптимизмом смотрит вперед, и так ожидает блестящее будущее?»
Эринрайк обнаруживает истоки этого мировоззрения в Америке XIX столетия, в квазирелигиозном движении под названием «Новая Мысль». Оно зародилось как реакция на угрюмый посыл аскетического протестантизма (кальвинизма), доминировавшего в Америке: неустанная упорная работа – долг каждого христианина, а предопределенность судьбы означает, что вам, может быть, суждено провести вечность в аду, несмотря на ваши прижизненные труды. В противовес этому «Новая Мысль» предполагала, что, опираясь на силу разума, можно достичь счастья и жизненного успеха. Согласно выросшему на той же почве и тогда же религиозному учению Христианской Науки, сила мысли способна даже лечить физические недуги. Но, как поясняет Эринрайк, заменив кальвинистский упорный труд на позитивное мышление, «Новая Мысль» стремилась навязывать собственные субъективные рамки. Негативное мышление яростно отвергалось – примерно так же, как «порицание греха в старой религии», и к этому добавлялось «настойчивое требование постоянной внутренней самокритики». Ссылаясь на социолога Микки Макги, Эринрайк указывает, что в этой новой господствующей установке на оптимизм «продолжительная и бесконечная работа над собой предлагалась не только как путь к процветанию, но и как нечто вроде мирского аналога спасения души».
Получается, что, провозглашая важность оптимизма в любых обстоятельствах, Джордж Буш опирался на освященную веками традицию. Но его речь на Get Motivated! закончилась, практически не успев начаться. Щепотка религии, невнятный короткий рассказ о террористических актах 11 сентября 2001 года, несколько хвалебных фраз в адрес армии, и вот он уже простился с аудиторией («Спасибо, Техас, дома всегда так хорошо!») и уходит в окружении плотного кольца телохранителей. Среди восторженных воплей я слышу на соседнем сиденье вздох облегчения лесника Джима. Ни к кому особенно не обращаясь, он ворчит: «Ну вот, теперь я точно мотивировался. Не пора ли по пивку?»
Один из персонажей рассказа Эдит Уортон[16] говорит: «Есть куча способов быть несчастным, но только один – быть в полном порядке: это значит перестать гоняться за счастьем». Язвительное замечание хорошо выражает проблему «культа оптимизма» – нелепой, обреченной на провал битвы, в которой в результате яростных усилий гибнет позитивность. Но в нем есть и намек на возможность более обнадеживающей альтернативы, подходов к обретению счастья какими-то совершенно иными способами. Первый этап – научиться не гоняться за позитивом. Многие из адептов «негативного пути» идут еще дальше, утверждая парадоксальным, но убедительным образом:
предпосылкой к обретению истинного счастья может быть намеренное погружение в то, что мы привычно считаем негативным.
Наверное, одна из самых сильных метафор этих странных взглядов на мир – небольшая игрушка под названием «китайские наручники» (хотя нет никаких подтверждений именно китайского ее происхождения). Психолог Стивен Хейс[17], откровенный критик нецелесообразности позитивного мышления, держит на рабочем столе своего кабинета в университете штата Невада целую коробку этих штучек, чтобы с их помощью иллюстрировать свои доводы. «Наручники» – плетеный цилиндр из бамбука с отверстиями с каждой стороны диаметром примерно в человеческий палец. Ничего не подозревающей жертве предлагают просунуть указательные пальцы обеих рук в отверстия, и человек оказывается в ловушке: при попытке вытащить пальцы отверстия сужаются. Чем сильнее он тянет пальцы наружу, тем сильнее сжимаются края цилиндра и ловушка делается крепче. Освободиться можно, только прекратив усилия и засунув пальцы глубже в цилиндр: тогда его концы ослабевают и он просто спадает с рук.
Хейс замечает, что в случае с китайскими наручниками «делать, казалось бы, совершенно разумную вещь оказывается нецелесообразным». Идти к счастью по негативному пути и означает делать другие – казалось бы, совершенно неразумные – вещи.