Вы здесь

Андер и возвращение. Фантастическая повесть. Глава 1. Станция Миров. Миссия Итаки (Сергей Милютин)

Глава 1. Станция Миров. Миссия Итаки

Тридцать лет спустя.

Из красного дневника:

«В человеческом языке нет слова, обозначающего хорошее отношение к разумному существу, как к таковому. Есть «гуманность» от латинского «человек».

Можно ли сказать, что это слово появилось, когда человечество не ведало о других разумных? Отнюдь, люди прекрасно знали о бесах и демонах. Ну и что, что впоследствии их признали не существующими? Во-первых, не очевидно, что их не было раньше. Во-вторых, не доказано, что их нет сейчас. В-третьих, какая, собственно, разница? Люди думали, что эти создания существуют, и ни кому в голову не приходило, что к этим тварям надо относиться гуманно только на основании их разумности. Их считали слугами Врага, и по этой причине с ними можно и нужно обращаться самым худшим и опасным для их жизни, здоровья и достоинства образом…»

***

Андер шел на встречу с Брейвисом по пустому коридору итакийской миссии. Адъютант адмирала следовал за ним в полушаге.

«Не то охранник, не то конвоир», – подумал Андер. Он украдкой рассматривал внутренние помещения миссии. Все оказалось проще и скучнее, чем ожидалось. Отделка коридора представляла собой стандартный минимальный комплект станционного модуля. По стенам и потолку змеились толстенные трубы коммуникаций. Пол светился обычным фосфоресцирующим покрытием. На всем лежал отпечаток то ли расчетливой бедности, то ли милитаристской целесообразности.

Андера не покидало ощущение угнетенности и подавленности. Он не мог понять, передается ли оно ему окружающей угрюмой обстановкой или вызвано его собственными мыслями о встрече и дальнейшей судьбе Брейвиса.

Внезапно из-за поворота появился человек в сером комбинезоне. Когда он приблизился, Андер разглядел короткую седоватую стрижку в сантиметр длиной. Одутловатое нездорового цвета лицо итакийца несло отпечаток более чем одного g и дурного питания. Поравнявшись с Андером, мужчина слегка скосил на него глаза, приподнял брови, и, не сбавляя шага, прошел мимо.

«Сколько ему лет? – задумался Андер, – Сорок пять? Пятьдесят? А выглядит как старик».

– Мы пришли, – коротко бросил адъютант. Андер очнулся, поднял глаза и увидел металлическую дверь с надписью на ингл – SAN KAMZ IN TVAILAIT.

Адъютант, не глядя на Андера, без стука распахнул дверь и громко объявил:

– Господин адмирал, ренегат здесь!

Андер вздрогнул и прошел в кабинет.

Аппартаментылегендарного командующего Вольной флотилии и Объединенных сил Внеземелья, а ныне полномочного посла-резидента Итаки на Станции выглядели немногим роскошнее коридоров миссии. Те же ничем не отделанные стены и незакрытые трубы коммуникаций. Индивидуальность помещению придавали только стеллажи с доисторическими информ-капсулами и дисками, наследие времен многомесячного автономного плавания Брейвиса-партизана, а возможно, и еще более ранних – Брейвиса-контрабандиста, желто-зеленый псевдо-травяной ковер, старинный стол и тяжелые деревянные кресла.

Сам Ариэль Брейвис, как обычно прямой, как корабельная сосна, стоял рядом с большим креслом. Руки адмирал заложил за спину и молча смотрел на гостя. Андер еще раз отметил про себя, что в жизни старик и впрямь очень похож на свои изображения. Редкий седой ёжик на черепе без перерыва переходил в точно такую же седую и редкую бородку. Только на впалых и обвисших щеках топорщились черные волоски. На худом со следами многократных перегрузок смугло-пятнистом лице горели пронзительные глаза со сплошной красной сеткой на белках. Готовый портрет фанатика.

После короткой паузы Брейвис кивнул, сделал приглашающий жест на стул и отдал приказ адъютанту.

– Ортан, бутылку «Соли», пожалуйста. И два бокала!

Адъютант на секунду застыл на месте, еле заметно сделал отстраняющий жест и удалился.

Андер сел на стул. Старик нащупал рукой поручень кресла, тяжело навалился на него, медленно опустился.

«Однако, – подумал Андер, – старик уже не пытается скрывать, насколько он дряхл».

– Благодарю, что приняли мое предложение, – проскрежетал адмирал, – Откровенно говоря, не надеялся, что Вы решитесь прийти сюда, в сектор Итаки. Особенно после известного решения Великих.

Брейвис перевел дух, будто перед забегом. Затем заговорил отрывистыми рубленными фразами.

– Я готов отдать Вам должное. Вы хорошо сыграли на противоречиях между молодыми расами. Между ними и Великими Посредниками. Говоря каждому, что каждый хотел услышать. Пугая их же собственными страхами. Виртуозно притянули за уши Гегенский прецедент. Буквально вырвали у нас честно завоеванную победу.

Брейвис поморщился.

– Я видел все Ваши ухищрения, в том числе весьма сомнительные этически, и прекрасно понимал последствия. Просто Вы каждый раз оказывались на шаг впереди. На один – максимум два шага. Но всякий раз впереди.

Тут адмирал сделал паузу. Андер благодарно склонил голову. Он вспомнил, сколько ему пришлось потрудиться. Как скрупулезно, по кирпичику разбирал он цитадель из полуправды, логических подмен, софизмов и пропагандистской демагогии, которую Брейвис соорудил, защищая позицию Итаки на переговорах.

– Конечно, – продолжил Брейвис, – так же как и на Ваших представителей, на нашу делегацию работала целая армия консультантов, ксенопсихологов, специалистов по иным расам. Все эти замечательные ребята соглашались трудиться без сна и отдыха. Проблема в том, что в работе с чужими широких специалистов практически нет. Да по понятным причинам и быть не может. Слишком разные культуры. У одного человека вся жизнь уходит, чтобы хотя бы чуть-чуть приблизиться к пониманию одной инопланетной цивилизации. Требовался очень хороший распорядитель, разбирающийся, хотя бы поверхностно, во всем сразу. Признаться, сначала я думал, что ваше представительство получает указания с Земли. Но с изумлением понял, что этот загадочный распорядитель – Вы. Не ленс, а человек. Вы – уникум, Посол.

– Спасибо, адмирал, – Андер еще раз кивнул, – я польщен.

– Это – не комплимент, – мрачно заметил Брейвис.

В это время дверь открылась, и вошел Ортан. Он катил тележку с открытой продолговатой бутылкой сине-зеленого стекла и двумя бокалами. Обойдя Андера, как пустое место, адъютант подошел к адмиралу.

– Один бокал гостю, Ортан, – раздраженно сказал Брейвис, – Впрочем, оставьте, я сам.

– Адмирал, Вы… – Ортан побледнел как мел.

– Хватит, Ортан, Вы свободны, – Брейвис указал Ортану на дверь. Ни слова не говоря, адъютант аккуратно поставил поднос на стол, развернулся на деревянных ногах, и покинул кабинет с каменным лицом.

– Боюсь показаться невежливым, адмирал, – мягко заметил Андер, – но у наших общих предков совместное употребление спиртного считалось знаком дружеского расположения. Возможно, с учетом нынешних обстоятельств Вам бы не стоило это делать так открыто? – Андер показал в сторону двери.

– Нынешних обстоятельств? – Брейвис выпучил глаза на Андера и хрипло расхохотался, – Какое трогательное беспокойство обо мне с Вашей стороны. Вы только посмотрите… Кстати, Посол, рассказать Вам, что значит слово, которым Вас у нас называют?

И не дожидаясь ответа Андера продолжил:

– Ренегаты – это христиане-европейцы – немцы, итальянцы, французы, отрекшиеся от веры предков и принявшие ислам. Ради хороших перспектив на османской службе. Ради больших денег и высокого положения. Вы знаете об этом?

Андер пожал плечами.

– Мой отец – историк.

Адмирал указал на поднос.

– Да Вы распоряжайтесь. Я думаю, мой возраст позволяет предоставить функцию виночерпия Вам. Это вино с Итаки. То, что мы научились делать под куполами. Пытались создать хотя бы слабое подобие родины. Которой Вы нас в очередной раз пытаетесь лишить. Справитесь? – Брейвис криво оскалился, – Я имею в виду, Вам приходилось разливать вино по бокалам?

Андер налил вино в бокалы, и передал один Брейвису. В то мгновение, когда рука Брейвиса притронулась к бокалу, Андер испытал странное чувство, как будто прикоснулся к герою «Илиады» или «Одиссеи». «Впрочем, Брейвис и есть герой мифа, – подумал он, – Мифа о Земле без ленсов».

– Вы знаете, что такое тост? – спросил Брейвис, – Это такая короткая – или не очень – фраза, которую у моих…, – он запнулся, – у наших с Вами предков полагалось произносить перед совместным употреблением вина. Тост произносили за что-то или в честь чего-то. Так вот, – адмирал поднял бокал, – я пью за человечество. У него была великая история, которую, впрочем, насколько я знаю, в нынешних земных школах не преподают.

Брейвис, не отрываясь, осушил бокал до дна.

Андер немного отпил, слегка закатив глаза. Удовлетворенно покачал головой.

– Вы правы, хорошее вино… По поводу «ренегата». Простите, адмирал – а кто Вы по вероисповеданию?

Адмирал скривился.

– Я – атеист. Неважно, это метафора. О чем я говорил? Ах да. Что я имел в виду. Сказать человеку, что он свои таланты положил на алтарь предательства – это вряд ли значит похвалить. Не обижайтесь, я ведь не ругаюсь, просто факт констатирую. Собственно, для того я Вас и пригласил. Хотел спросить – почему?

– Почему – что? – уточнил Андер.

– Почему Вы предали свою расу, свой биологический вид? – на лице грозного адмирала Андер увидел почти детсткое недоумение, – Я понимаю – положение, почести, деньги. Но неужели ради этого стоит перестать быть человеком?

Андер еле заметно изогнул губы в деликатной усмешке, будто оценил удачную шутку.

– Разве Вы видите перед собой не человека?

Адмирал покачал головой:

– Вы понимаете, о чем я толкую. Я сейчас не говорю о миллионах людей, которые уходят в Сумерки от великой нужды. Но Вы-то – сын известного историка, человека небедного и влиятельного, одного из лидеров Движения, как его бишь? – ага, «за сохранение человеческой культуры на Земле путем диалога».

Адмирал поморщился, будто на язык попало что-то горькое.

– Нет, я, конечно, понимаю, от соглашательства к предательству полшага. Но все же вот сам этот механизм каков? Из позиции «над схваткой», трусливой, лишенной достоинства, но все еще как-то понятной – пойти служить врагам своего рода? Я ведь слышал, несмотря на убеждения, ведущие откровенно в никуда, лично Ваш отец – порядочный человек. Может быть, даже – чем черт не шутит – искренне любящий и Землю, людей, и человеческую культуру. Он даже как будто в ссоре с Вами. Это так?

«Говорит, как человек, привыкший не убеждать, а приказывать, – подумал

Андер, – Точно ли старик понимает, с кем разговаривает и в каком положении находится? Ничего у меня не выйдет.»

Андер помолчал.

– А Вы неплохо осведомлены об обстоятельствах моей жизни. Сказал бы мне кто-то лет двадцать назад, что сам Ариэль Брейвис будет знать о самом факте моего существования, я бы сошел с ума от восторга. Я в детстве играл в капитана Брейвиса с моими друзьями. В стэйте Ольвия.

– И это все, что Вы можете сказать?

– Нет, почему же? Например, еще я могу сказать, что у меня есть возможность примириться с отцом. И она бы никуда не делась и если бы Великие приняли решение полностью в Вашу пользу.

– В пользу человечества, – упрямо поправил Брейвис.

Андер сделал примирительный жест.

– Хорошо, в пользу человечества, как Вы эту пользу понимаете. Возможно, меня лишили бы высокого ранга в Цехе. Но, безусловно, я бы сохранил членство в нем, остался свободным, и мой отец не подвергся бы никаким репрессиям из-за моего провала. И ничего – кроме, разумеется, его желания или нежелания – не помешало бы нам встретиться в саду нашего дома в Ольвии. И выпить вина.

Андер покрутил бокал в руках. Еще немного отпил.

– Что касается Вас, адмирал… Насколько я знаю нравы и обычаи высшего руководства Итаки, боюсь, Ваше будущее может оказаться не столь безоблачно. И, возможно, будущее Ваших близких. И это, на мой взгляд, очень много говорит о том, какое будущее для Земли пытаетесь завоевать Вы. И какое защищаю я.

Брейвис побледнел, вцепился руками в поручни кресла. Вздохнул, отпустил их.

– Ладно, Андер. Я вижу, это у Вас не злорадство. Я скажу Вам. Я прекрасно понимаю, что меня ждет по возвращению. Определенно трибунал, наверняка – разжалование. Дальше – не знаю, может, даже, тюрьма до конца жизни. Может быть, – старик судорожно сглотнул, – бесчестие, которое и моим родным дорого обойдется. Но поймите, это все неважно. Не это меня сейчас волнует.

Брейвис поднял морщинистые руки ладонями вверх.

– Вы хотя бы понимаете, что вердикт Великих означает для человечества гибель?

Он ударил сморщенным кулаком по столу.

– И ведь мы фактически выиграли войну на поле боя! Выиграли! И что в результате? После переговоров дела обстоят хуже, чем до их начала. Теперь владение ленсами Землей из простого факта превратилось в статус, признанный Великими. Они теперь ответственны за его сохранение. Ну да, ну да – свободный культурный и информационный обмен, право внеземельнику переехать на Землю.

– Включая участвовавших в военных действиях, – вставил Андер.

Брейвис брезгливо отмахнулся:

– Да-да, обед из ресторана перед электрическим стулом. Словесный мусор, призванный закамуфлировать главное – двести миллионов ленсов остаются на Земле.

– На Земле не используют электрический стул, – заметил Андер.

– Я знаю, – отрезал Брейвис, – там теперь гуманно стирают память, – несмотря на слабость голоса адмирала, Андеру показалось, что последние два слова прогрохотали в небольшом помещении. «Показать осведомленность в земных делах, и одновременно, лицемерие земной пропаганды, – привычно проанализировал Андер, – Работает на публику, забыв, что зритель всего один».

Брейвис сказал последнюю фразу, закрыл лицо рукой и надолго замолчал. Как будто в первый раз увидел поднос и рассеянно сказал Андеру:

– Да Вы наливайте, не стесняйтесь. И, наконец, ответьте на мой вопрос. Почему?

Андер печально улыбнулся.

– Разумеется, я понимаю, что вряд ли смогу Вас переубедить, но объяснить – пожалуйста. Я уважаю Вашу волю, самоотверженность, убежденность. Вы знаете, – вдруг повернулся он к Брейвису, – я ведь в детстве хотел бежать к Вам – воевать с ленсами. Мы тогда с другом разрабатывали планы, как мы проберемся в космопорт Сумерек, захватим корабль ленсов, и улетим прямо к Вам. Но потом мы узнали, что для управления кораблем надо слишком многому научиться. А когда я всему этому научился…

– И что случилось, когда Вы научились? – оторвал руку от лица, и поднял голову Брейвис.

Андер покрутил бокал в руке.

– Я поумнел, – он опрокинул вино в рот.

Андер подошел к полку с книгами.

– Вот я вижу тут у Вас книгу по межпланетной дипломатии, раздел территориальных споров. Стоит на видном месте. Стало быть, в него Вы заглядывали и не раз.

Он достал кассету с полки – повертел в руках.

– Собственно, этот талмуд с начала до конца читать смысла нет. Все его содержание почти полностью описывается одной фразой в предисловии: «территория принадлежит тем, кто на ней родился и живет». И все. И никакой Родины Предков, Земли Обетованной, Колыбели Человечества, и прочей лирики. Законный дом разумного – тот, в котором живет он сам, а не жилище его прадедушки.

Ваши предки сделали свой выбор – отправились с Земли в неведомые дали. Променяли Землю на дальний космос с его неопределенностью, опасностями и невероятными возможностями.

Вам их выбор не нравится, Вы им не довольны. Вы требуете отменить этот обмен, Вы считаете, что предки Вас разорили, лишили наследства. Вы полагаете, что новые хозяева завладели Вашей собственностью несправедливо.

Андер понимал, что слишком многословен – старик может просто потерять нить – но ничего не мог поделать: бешеное напряжение последних дней переговоров давало о себе знать. Андер чувствовал, что проваливает, возможно, самый главный разговор в свое жизни. «Самый главный? – Андер мысленно стукнул себя по затылку, – Ты только что остановил войну, начавшуюся до твоего рождения. Пытаться спасти мир и еще одного человека – что за самомнение?»

– Я сейчас не буду вдаваться в подробности, как ленсы оказались на Земле, – сказал он вслух, – Какой она предстала перед ними, почему стала такой, и какая часть людей жила на ней от еще недавних миллиардов. За месяцы переговоров мы на эту тему говорили уже столько, что сейчас вспоминать нет смысла.

Штука в том, что это все – нюансы, незначительные по сравнению с главным.

Андер остановился, и искоса глянул на Брейвиса – удостовериться, что тот еще слушает. Адмирал внимательно смотрел на него, не моргая и не шевелясь, как мраморное изваяние. Живой памятник себе. Андер мысленно сосчитал до десяти. «Добавить эмоциональности, что ли?»

– Да даже если бы мы имел дело с, действительно, насильственным изгнанием! Изгонявшие и изгнанники давно истлели в могилах. Их потомки живут своей так или иначе устроенной жизнью. Для них естественно считать своей родиной то место, где они родились. Где начали познавать мир. Где их любили родители. Где они нашли первых друзей. Да, их деды переживали муки изгнания, потерю родины, иногда невыносимые моральные и физические страдания укоренения в чуждой почве.

Андер резко повернулся к адмиралу.

– Но чего хотите Вы? Чтобы новые поколения пережили те же муки? Чтобы одни, «возвратились» на эту «родину», которую они до сих пор никогда не видели, до конца дней мучительно привыкали к ней, и так и остались ей чужими навсегда, в последних снах видя ту, настоящую родину, от которой они отказались ради химеры, сказки, выдумки? А другие – против воли оставив свои дома, стали бы новыми изгнанниками, только теперь уже настоящими, без всяких оговорок?

Вы называете меня предателем, но кем можно назвать Вас, этот Ваш Совет Внеземелья? Благодаря вам двадцать миллионов разумных существ, вместо того, чтобы спокойно радоваться жизни, живут в постоянно подогреваемом состоянии глубокой скорби, осознания своей обиженности, сотворенной с ними жестокой несправедливости. Вместо того, чтобы работать на благополучие семей и детей, они тратят время, и силы, и громадные ресурсы на создание чудовищных средств убийства других живых существ. Более того, многие из них убивают и погибают не для защиты себя и близких, а ради завоевания того, чего они не знают и никогда не видели, ради лишения других разумных существ их домов.

Брейвис сделал было протестующий жест, но вместо этого расслабленно махнул рукой, и закрыл покрытой вздувшимися венами пятерной лицо. Андер продолжал.

– Меня поражает нелепость происходящего. Ведь если бы не эта бессмысленнная война, люди Дальнего Внеземелья давно могли вернуться на Землю. Те из них, кто хочет. Вы же понимаете, только что отмененный запрет вызван лишь резонным опасением: если Возвращение будет разрешено, хунта неизбежно воспользуется возможностью, чтобы наводнить Землю лазутчиками, диверсантами и подпольщиками.

Ленсы живут на Земле уже много лет, среди них уже давно крайне мал процент тех, кто стал землянином в первом поколении. Люди и ленсы прекрасно сосуществуют друг с другом без взаимного убийства. Не говоря уже, что имеющийся уровень жизни в стэйтах без ленсов вовсе недостижим. О достатке, здоровье и продолжительности жизни ленсонов, живущих в Сумерках, я вовсе молчу.

Брейвис издал сдавленный звук. Андер обеспокоенно обернулся. На лице старика плясала гримаса. «Сдерживает смех?» – сообразил Андер, – «Однако».

– При этом Итака уже скоро полтораста лет живет на военном положении. Все это время Итакой правят военные, которых никто не избирает и, по большому счету, не контролирует. Все лишения, плохое управление, некомпетентные руководители – все списывается на войну. Вы уже вырастили у себя правящую касту, которая ни перед кем не отчитывается, и все меньше считается с объективной реальностью. Живущую войной и во имя войны. Ради бога, остановитесь. Вам плевать на ленсов, Вы их ненавидите, но людям хотя бы дайте спокойно жить.

Андер встретился глазами с Брейвисом и осекся. Взгляд Брейвиса напомнил ему о больной собаке.

– Да, да, Посол. Я выслушал Вас. Можете не продолжать. Я все понял.

Адмирал вздохнул. Посмотрел в псевдоокно на бескрайнее зеленое поле, окаймленное двумя редкими цепочками берез и осин. Шел грибной дождь.

– Вы знаете, какой сегодня день? Я имею в виду – по земному календарю. Старому земному, – уточнил он.

– Не припоминаю.

Брейвис кивнул.

– Не сомневался в этом. Сегодня день святого Валентина. В этот день у наших предков полагалось посылать любимым признания в любви. Вы отправили сегодня кому-нибудь валентинку, Андер?

Он повернулся к Андеру. «Однако, – подумал Андер, – Капитан Железная башка на старости лет становится сентиментальным.»

– На Земле нынче не празднуют христианские праздники, – заметил он вслух.

Брейвис усмехнулся.

– Да-да, я знаю… Папа Беренгарий – мой друг и сосед. Знаете, как он называет свой бункер? – «Небесный Авиньон». Но это слишком тонко для Вас, – старик пренебрежительно махнул рукой, – Хотя Вы не ответили. Впрочем, это тоже своего рода ответ… Так о чем я? – как бы про себя пробормотал старик.

– Вы что-то поняли, – с еле заметной издевкой подсказал Андер.

– Ах, да… что я понял… Понял, что Вы не понимаете главного. Скажите, сколько сейчас людей живет в Человеческой Зоне?

– В стэйтах? Около сорока миллионов, – ответил Андер.

– Их число за последнее столетие увеличилось? – поинтересовался адмирал.

– Нет, но Вы должны понимать, что низкая рождаемость еще не означает плохой жизни.

Адмирал остановил его рукой:

– Подождите, подождите… Мы с Вами уже не в зале заседаний. У Вас тут только один слушатель – я. Не перед кем блистать красноречием. Меня интересует только суть. И я не о плохой жизни говорю, что бы Вы под этим не понимали. Лучше ответьте, сколько людей за это время переехало в Сумерки?

– Точно не знаю, около десяти миллионов.

– Причем, половина из них – за последние пятнадцать лет. Так вот я Вас хочу спросить, они еще люди?

Андер улыбнулся.

– Разве я не человек? А я живу в Сумерках полжизни.

– Да-да, мы об этом уже говорили. Вы не перестали быть человеком, – уточнил Брейвис, – и, наверно, у Вас это вряд ли получится. А вот Ваши дети, и дети Вам подобных людьми уже точно не будут. Они станут эрзац-ленсами со странной и им самим чуждой физиологией. С урезанной куцей культурой, воспринятой от чуждого окружения и своих родителей, еле-еле этой культурой овладевших. Сколько людей сохранит человеческую идентичность через шестьдесят лет? Это же будет еще при Вашей жизни. Представляете? Земляне следующего поколения уже не будут знать сонетов Шекспира и сказок братьев Гримм. Для них Моцарт будет странной какафонией, и «Мона Лиза» – измазанным куском ветхой ткани.

Андер развел руками.

– Но послушайте, этих людей никто не принуждает. Ни ехать в Сумерки, ни отказываться от родной культуры. Это их свободный выбор, выбор свободных людей.

Брейвис покачал головой.

– Поразительно. Вы – сын ученого, получивший хорошее образование, очень неглупый человек. И не понимаете одной очень простой вещи. Народ, культура, цивилизация – это ведь не только живущие сейчас, с их желаниями, знаниями и заблуждениями. Человечество – это еще и все, кто в него входил до нас, и те, кто войдет потом. Наши предки через пот и кровь, смерти и страшные ошибки, создали нас, нашу культуру, наш мир и донесли их до нас. И мы ответственны перед ними за то, чтобы богатство, доставшееся такой дорогой ценой, не было нами промотано и растрачено впустую, а преумножено, и донесено до наших потомков.

Он замолчал.

– Ну так помогите им, – сказал Андер.

– Что? – не понял Брейвис.

– Чтобы сохранить человечество на Земле – надо быть на Земле. А сейчас Вас там нет.

Андер приблизился к адмиралу и посмотрел ему прямо в глаза.

– Адмирал, медицина на Земле достигла невероятных высот. Это, собственно, один из подарков ленсов человечеству. На Земле Вы можете прожить еще лет пятьдесят как минимум. И это будет не дряхлая старость, а вполне деятельная зрелость. Вы потратили предыдушие шестьдесят лет на благо человечества. Так как Вы его понимали. Вы ошиблись, это оказалась ложная цель. Но еще не поздно все исправить. Вы можете вторую половину жизни потратить на великое дело возвращения людей из Внеземелья домой. Ваш опыт, Ваш авторитет, да одно Ваше имя может убедить миллионы.

Более того, среди живущих на Земле есть немало тех, кто может Вам поверить, пойти за Вами. Так помогите им сохранить в себе человечество, а человечеству сохранить в себе их.

Адмирал изумленно воззрился на Андера.

– Так вот почему Вы приняли мое приглашение…

– Послушайте, – взволнованно сказал Андер, – у меня как у чрезвычайного посла есть много прав, в том числе при особых обстоятельствах единоличным решением давать членство в Цехе. Я могу сделать Вас клиентом Цеха прямо сейчас, не сходя с места. Пойдемте со мной. Вы говорили, что всегда мечтали вернуться на Земле. Вы там будете через сутки.

Он протянул руку Брейвису.

Адмирал откинулся в кресле, скрестив руки на груди. Чуть склонив голову, он разглядывал Андера как занятное насекомое. Его взгляд как будто потух.

– Бесполезно, – тихо, но отчетливо проговорил он.

– Но почему? – Андер даже слегка привстал, – Всего два шага до выхода из зоны, и все. Они не посмеют…

– Да это я не Вам, – Брейвис досадливо махнул рукой, – да и не о Вас, вообще-то. Не так Вы мне и интересны сами по себе. Я – обо всех ленсонах. Просто Вы – эталонный экземпляр.

Он устало вздохнул.

– Сами эти переговоры – ошибка. Следовало просто продолжать войну. До полного уничтожения. Либо Внеземелья, либо ленсов.

– И до нашего уничтожения, адмирал? – уточнил Андер.

Брейвис брезгливо скривился.

– А вас уже и так нет. Вы – часть задника на этой картине. Причем, неодушевленная.

Лицо Андера вдруг приняло сосредоточенный вид. Он что-то пробормотал одними губами. Будто вспомнив, где находится, уставился на Брейвиса, силясь поймать нить разговора.

– Вы, кажется, торопитесь, Посол, – с издевательской участливостью поинтересовался Брейвис, – Ленсы зовут?

Он отвернулся от Андера:

– Ортан! Отведите инопланетного Посла, куда ему будет угодно.

На обратном пути Андер размышлял, насколько, на самом деле, сильным стимулом для него на переговорах было соперничество с кумиром юности. «Как это трогательно, однако, – мрачно думал он, – в ранней молодости почти молиться на великого человека, а через тридцать лет встретиться с ним на равных и победить в честном поединке. И отправить на заклание.»

Андер дошел до дверей межсекционного лифта. Ортан следовал за ним в полуметре. Они остановились. Стало слышно мерное гудение лифтовых механизмов. Андер вспомнил, что для перехода из одной миссии в другую на Станции используются специальные устройства из-за разницы в угловых скоростях секций. «Так вот откуда это чувство тяжести, – сообразил Андер, – Всего лишь более сильное псевдотяготение».

Он повернулся к адъютанту Брейвиса.

– Благодарю Вас, Ортан, дальше – я сам.

Ортан никак не отреагировал. Андер наблюдал за ним искоса. Итакиец достал из кармана старомодной куртки пачку сигарет, вытащил одну, поджег. Андера слегка передернуло от неожиданности. Он почувствовал пахучий удушливый дым и невольно отстранился.

– Зачем Вы приходили? – резко спросил Ортан, не глядя на Андера.

– Он пригласил меня, Вы же знаете, – безо всякого удивления отозвался Андер.

– Зачем Вы приходили, Андер? – Ортан раздраженно повысил голос.

Андер выпрямился и смерил Ортана презрительным взглядом.

– Я хотел спасти адмирала. По крайней мере, попытался.

Ортан моргнул, несколько раз поднес сигарету к губам, отчаянно швырнул на пол, и, не погасив, поспешно удалился.

3.

Из красного дневника:

«…Всегда ли можно точно определить момент, когда совершается предательство? Когда делается последний шаг, после которого вдруг обнаруживается, что ты уже играешь уже на другой стороне?

В разгар битвы с турками император отдает любимого коня младшего сына спешенному в бою военачальнику. Взбешенный принц, дождавшись, когда поражение турок становится явным, на глазах у обоих войск скачет на сторону противника. Он подъезжает к разгромленному султану и предлагает тому свой меч и свою преданность. Принц переезжает поле. На одном его конце он еще верный сын, защитник веры и империи, на другом – уже предатель, изменивший всему, что только что казалось самым важным.

Рискну предположить: такое явное предательство происходит гораздо реже, чем постепенное, когда каждый шаг мал и кажется незначительным компромиссом. И только после множества таких небольших шажков вдруг оказывается, что поле перейдено. И над тобой совсем другой штандарт. И ты в другом строю, а твои бывшие соратники напротив – через поле.»