9
Сражение при Магерсфонтейне
Итак, войска лорда Метуэна дали три сражения за одну неделю, потеряв убитыми и ранеными около тысячи человек – больше десятой части своего численного состава. Если бы были свидетельства, что враг серьезно деморализован, генерал, без сомнения, немедленно пошел бы на Кимберли, который находился примерно в двадцати милях. Однако Метуэн получил информацию, что буры отступили на хорошо укрепленную позицию в Спитфонтейне, их пополнил отряд из Мафекинга и бурские стрелки полны желания сражаться. В этих обстоятельствах лорду Метуэну ничего не оставалось, как только предоставить своим людям заслуженный отдых и ждать пополнения. Пока силы окружения полностью не разбиты, подходить к Кимберли не имело смысла. Помня историю первого деблокирования Лакнау, генерал проявлял бдительность, чтобы не допустить повторения подобной ситуции.
Метуэну также требовалось укрепить собственное положение, поскольку с каждой пройденной милей он подвергал свою линию связи нарастающей опасности нападения из Фауресмита и южных районов Оранжевого Свободного Государства. Любая серьезная угроза железной дороге позади британских войск поставила бы их в критическое положение. Были предприняты меры предосторожности, чтобы защитить наиболее уязвимые участки железнодорожной линии. Это оказалось весьма своевременным. 8 декабря командующий Принслоо из Оранжевого Свободного Государства с тысячью кавалеристов и двумя легкими семифунтовыми пушками неожиданно объявился в Энслине и молниеносно атаковал две роты Нортгемптонского полка, которые обороняли станцию. Одновременно буры разрушили пару водопропускных труб под насыпью дороги и взорвали триста ярдов железнодорожного полотна. Несколько часов нортгемптонцы под командованием капитана Годли отражали мощную атаку. Когда в лагере на Моддере получили их телеграмму, на помощь выступил 12-й уланский полк с вездесущей 62-й батареей. Буры отступили с обычной для них мобильностью, и через десять часов дорогу полностью восстановили.
К берегам Моддера уже подходило пополнение, которое делало британские силы более грозными, чем в момент начала марша. Очень существенное усиление представляли собой 12-й уланский полк и «G»-батарея конной артиллерии. Они повысили мобильность армии и позволили генералу довести нанесенный удар до полной победы. Великолепные полки Хайлендской бригады (2-й «Блэк Уотч»,[44] 1-й Гордонский, 2-й Сифортский и 1-й Хайлендский полк легкой пехоты) прибыли под командованием смелого, но неудачливого Ваухопа. На укрепление артиллерии также подошли четыре пятидюймовые гаубицы. Одновременно из Де-Ара в Бельмонт подтягивались Канадский, Австралийский и несколько пехотных полков. Общественности в Великобритании казалось, что этого достаточно для сокрушительного удара. Однако простые люди и даже, возможно, военные обозреватели еще не осознавали, какое огромное преимущество при оборонительных действиях предоставляет современное оружие. Кронье и Деларей прилагали огромные усилия, укрепляя траншеями обширную позицию на пути нашего продвижения. Они полагали (и, как оказалось, справедливо), что мы вступим в бой на выбранной ими местности и на их условиях, как было в трех предыдущих случаях.
Утром в субботу 9 декабря британский генерал сделал попытку выяснить, что находится впереди за грядой зловещих холмов. С этой целью он ранним утром выслал на разведку отряд в составе «G»-батареи конной артиллерии, 9-го уланского полка и огромного 120-миллиметрового корабельного орудия. Его величественно везли тридцать два быка и сопровождали восемьдесят канониров. Во что было стрелять на залитых солнцем, усеянных валунами холмах? Они стояли безмолвные и безлюдные в сиянии африканского дня. Напрасно тяжелая пушка перебрасывала свои снаряды в пятьдесят фунтов через горную гряду, напрасно более легкие снаряды проникали своей шрапнелью в каждую расселину и каждую впадину. Никакого ответа не пришло с далеко протянувшихся холмов. Ни единой вспышкой, ни единым мерцанием не выдали себя прильнувшие к камням отчаянные бойцы. Британский отряд возвратился в лагерь, зная не больше, чем в момент своего выступления.
Каждую ночь все солдаты видели картину, которая, наверное, основательно прибавляла освободителям сил для продолжения своего дела. В северной части горизонта, за опасными холмами, в темноте трепетала длинная мерцающая полоска света. Она поднималась, опускалась и снова поднималась, как лезвие меча ангелов. Это Кимберли взывал о помощи. Кимберли ждал известий. С волнением и беспокойством поднимался и опускался большой прожектор компании «Де Бирс». А через двадцать миль темноты, из-за холмов, в которых затаился Кронье, отвечали огни с юга. Обещали и утешали: «Не падай духом, Кимберли. Мы здесь! За нами вся Империя. Мы не забыли тебя. Может, через несколько дней, может, через несколько недель, но мы обязательно придем».
Примерно в три часа дня в воскресенье 10 декабря отряд, получивший задачу расчистить для армии путь через оборонительные рубежи Магерсфонтейна, начал оказавшееся безнадежным предприятие. 3-я, или Хайлендская, бригада включала в себя «Блэк Уотч», Сифортский, Аргайллский и Сатерлендский полки и Хайлендский полк легкой пехоты. Гордонский полк только в этот день прибыл в лагерь и поэтому выступил лишь на следующее утро. Кроме пехоты, вперед пошли 9-й уланский полк, конная пехота и вся артиллерия. Шел проливной дождь. Солдаты, натянув на двоих одно одеяло, стояли биваком на холодной мокрой земле примерно в трех милях от вражеской позиции. В час ночи, промокшие и голодные, в темноте и под дождем они пошли в наступление на страшные рубежи. Повели их в трудный путь майор Королевской артиллерии Бенсон и два риминстонских разведчика.
В небе низко висели тучи. Дождь делал темноту еще непрогляднее. Хайлендскую бригаду построили в колонну: «Блэк Уотч» впереди, потом Сифортский полк и два других сзади. Чтобы солдаты не отстали в темноте, четыре полка шли в полковых колоннах как можно теснее. Солдаты левого фланга держали веревку, чтобы сохранить строй. Спотыкаясь и падая, несчастная колонна брела, точно не зная, куда они движутся и что им предстоит делать. Не только рядовые, но и основные офицеры пребывали в таком же полном неведении. Бригадный генерал Ваухоп, естественно, знал, что им скоро суждено умереть. Все остальные, конечно, понимали, что наступают, чтобы обойти окопы противника или чтобы атаковать их, но, по-видимому, сильно сомневались в том, что находятся уже близко от бурских стрелков. Зачем нужно было наступать таким плотным строем, мы теперь не знаем. Нам неизвестно и то, о чем думал шагавший рядом с солдатами смелый и опытный командир. Некоторые утверждают, что накануне ночью видели на необычно отрешенном лице Ваухопа печать смерти, которую еще называют словом «обреченность». Рука приближающейся смерти, наверное, уже сжала его душу. Здесь, совсем рядом с ним, шла длинная траншея, ощетинившаяся винтовочными стволами, к которым прильнули напряженные, пристально смотрящие, яростные лица. Они знали, что мы идем. Они были готовы. Они нас ждали. Но тем не менее, с глухим топотом многочисленных ног, плотная колонна примерно из четырех тысяч человек двигалась вперед сквозь дождь и мрак, а на пути их ждали смерть и увечья.
Не важно, что послужило сигналом. Бурский ли разведчик мигнул фонариком, солдат ли задел ногой специально для этого натянутую проволоку или кто-то выстрелил в строю. Может быть, что-то подобное, а может, и нет. Собственно говоря, один из бурских участников сражения уверял меня, что именно жестянки, прикрепленные к той проволоке, подали сигнал тревоги. Как бы там ни было, но через мгновение из темноты раздался грохот огня, произведенного прямой наводкой, и ночь разорвали вспышки ружейных выстрелов. За минуту до этого в головах британских командиров, по-видимому, появились сомнения относительно их местонахождения. Был отдан приказ перестроиться в цепь, однако у солдат не осталось времени его выполнить. Град свинца обрушился на головную часть и правый фланг колонны, распавшейся от ужасного залпа на части. Ваухоп получил пулю, поднялся и снова упал, уже навсегда. Слухи приписывают его умирающим губам бранные слова, однако его благородная и мужественная натура не допускает подобного предположения. «Не повезло!» – все, что он произнес, по словам брата хайлендера. Солдаты находились в плотном строю. Рев ярости и муки, исходивший от неистовой толпы, далеко разнесся по окрестности. Они падали сотнями – убитые, раненые, сбитые с ног волнами нарушенных шеренг. Ситуация сложилась ужасающая. На таком расстоянии и в таком строю даже одна пуля вполне могла задеть несколько человек. Некоторые рванулись вперед. Потом их тела обнаружили на самой кромке траншеи. Несколько оставшихся в живых из рот «A», «B» и «С» полка «Блэк Уотч», как оказалось, не отошли, а вцепились в землю прямо перед бурскими окопами, пока остатки других пяти рот пытались обойти врагов с фланга. Из всего первоначального состава вечером ушли невредимыми только шесть человек, пролежав весь день в двухстах ярдах от врага. Остальная часть бригады, с трудом выбравшись из груды убитых и умирающих, отступила из проклятого места. Некоторые, самые несчастливые, в темноте напоролись на проволочные заграждения. Утром их нашли висящими, по словам одного очевидца, «как вороны» и изрешеченными пулями.
Кто осудит хайлендеров за ночное отступление? Рассматривая ситуацию не глазами застигнутых врасплох и попавших в безвыходное положение солдат, а со всем спокойствием и здравым смыслом, скорее всего, придешь к выводу, что они поступили наилучшим образом. Когда солдаты ввергнуты в хаос, отделены от своих офицеров и никто не знает поставленной задачи, первая необходимость – найти укрытие от ужасающего огня, который уже положил шестьсот их товарищей. Существовала опасность, что потрясенные люди поддадутся панике, рассеются в темноте по окрестностям и перестанут существовать как военное формирование. Однако хайлендеры остались верны своему характеру и традициям. Во мраке постоянно раздавались крики: хриплые голоса созывали сифортцев, аргайллцев, роту «С», роту «H», и отовсюду из тьмы неслись ответы их сослуживцев. К рассвету Хайлендские полки за полчаса построились и, ослабленные, но неустрашенные, подготовились возобновить борьбу. Справа предприняли некоторые попытки атаковать, наступая и отходя. Один небольшой отряд даже добрался до бурских окопов и возвратился с пленными. Но по большей части солдаты лежали на огневом рубеже и, когда могли, стреляли по неприятелю. Однако укрытия, в которых находились буры, были настолько хорошими, что один выпустивший 120 пуль офицер написал, что ни разу не увидел ничего, во что бы целился. Лейтенант Линдсей выдвинул на передовую «максим» сифортцев, и, хотя в пулеметном расчете осталось только два человека, он весь день оставался надежной поддержкой. «Максим» уланского полка тоже упорно работал, несмотря на то что в конце концов за ним остались только ответственный лейтенант и единственный пулеметчик.
К счастью, недалеко находились орудия, которые как всегда быстро пришли на помощь в затруднительном положении. Солнце едва успело подняться, а гаубицы уже зашвыривали лиддит[45] на 4000 ярдов. Три батареи полевой артиллерии (18-я, 62-я, 75-я) стреляли шрапнелью с расстояния в милю. Дивизион конной артиллерии на правом фланге обстреливал продольным огнем бурские траншеи. Пушки подавили ружейные залпы и дали усталым хайлендерам некоторую передышку. Здесь снова сложилась ситуация, аналогичная имевшей место в сражении на реке Моддер. Пехота под огнем с расстояния шестьсот-восемьсот шагов не могла наступать и не хотела отступать. Сражение продолжала одна артиллерия. Сзади к оглушительному грохоту присоединило свою низкую ноту громадное корабельное орудие. Однако буры уже поняли (и это одно из ценнейших бурских военных качеств – быстро извлекать уроки из собственного опыта), что артиллерийский огонь менее опасен в окопе, чем среди камней. Они вырыли очень сложные по конфигурации окопы в нескольких сотнях ярдов от подножия холмов, таким образом не оставив никаких ориентиров для нашей артиллерии. Тем не менее все потери буров в этот день явились следствием артиллерийского огня. Разумность Кронье в размещении окопов в нескольких сотнях ярдов перед холмами увеличивается тем, что для артиллериста любой возвышающийся объект имеет особую притягательность. Принц Крафт рассказывает историю о том, как в Садове[46] он поставил орудия в сотне ярдов от церкви, и ответный огонь австрийцев практически неизменно падал на ее крышу. Поэтому нашим артиллеристам даже с отметки двести ярдов оказалось сложно избежать перелета, и они частенько били в очевидную цель позади невидимых траншей неприятеля.
День тянулся. Подошло пополнение из подразделений, оставленных охранять лагерь. Подтянулись гордонцы с 1-м и 2-м батальонами Колдстримского гвардейского полка. Всю артиллерию выдвинули поближе к позиции буров. Поскольку наблюдались некоторые признаки подготовки к атаке по нашему правому флангу, Гренадерский гвардейский полк с пятью ротами Йоркширского полка легкой пехоты двинули направо. Три оставшиеся роты йоркширцев Бартера охраняли брод, по которому неприятель мог форсировать Моддер. Все утро, до подхода гвардейцев и йоркширцев, опасный участок для хайлендеров отважно держали конная пехота и 12-й уланский полк, сражавшиеся в пешем строю. Именно в этом долгом и успешном бою по прикрытию фланга 3-й бригады встретили смерть майор Мильтон, майор Рэй и многие другие смелые воины. Прибытие колдстримцев и гренадеров ослабило напряжение. Уланы возвратились к своим лошадям, не в первый раз продемонстрировав, что кавалерист с современным карабином при необходимости может быстро превратиться в полезного пехотинца. Лорд Эрли заслуживает самых высоких похвал за военную смекалку и отвагу, с какой он лично вел солдат в бой в самые жаркие места сражения.
Пока колдстримцы, гренадеры и Йоркширский полк легкой пехоты отражали атаки буров на правом фланге, неукротимые гордонцы (люди Даргея) в яростном стремлении отомстить за своих товарищей из Хайлендской бригады наступали прямо на окопы. Им удалось без значительных потерь подойти к противнику на четыреста ярдов. Однако единственный полк не в состоянии взять позицию, а после понесенного нами поражения о чем-то вроде мощного штурма при свете дня не могло быть и речи. Все планы подобного рода, которые мог иметь Метуэн, были навсегда разрушены поспешным беспорядочным отступлением разбитой бригады. Солдатам сильно досталось в этой баталии, для большинства из них это было боевое крещение. А весь день они находились под палящим солнцем без пищи и воды. Бойцы быстро отошли на милю, и орудия на какое-то время частично остались без прикрытия. К счастью, недостаток инициативы со стороны буров (что так часто играло нам на руку) спас британцев от полной катастрофы и унижения. Благодаря отважным твердым гвардейцам наше поражение не превратилось в полный разгром.
Гордонцев и шотландских гвардейцев по-прежнему поддерживала артиллерия, но они уже подошли очень близко к окопам неприятеля, а других войск не было. В этих обстоятельствах требовалось, чтобы хайлендеры снова перешли в наступление. Майор Эварт с несколькими другими оставшимися в живых офицерами бросились по разрозненным шеренгам, собирая и ободряя солдат. Бойцы были потрясены тем, что им пришлось пережить. Человеческая натура стремилась избежать возвращения в зону смерти, где так густо летели пули. Но трубы гудели, горны пели, и бедные усталые парни, у которых от лежания на солнце ноги обгорели до волдырей, хромая, побрели обратно выполнять свой долг. Солдаты снова встали за орудия, и момент опасности миновал.
Однако с наступлением вечера стало ясно, что успешную атаку провести невозможно и поэтому бессмысленно держать людей перед позицией неприятеля. К мрачному Кронье, затаившемуся в окопах за колючей проволокой, было не подойти, и уж тем более не имелось шанса его разбить. Есть люди, полагающие, что, если бы мы закрепились, как на реке Моддер, враг ночью снова бы отошел и утром дорога на Кимберли оказалась бы открытой. Мне не известно ни одного довода за это мнение, но известно несколько аргументов против него. На Моддере Кронье оставил свои рубежи, зная, что позади у него есть более надежные укрепления. У Магерсфонтейна за позицией буров лежало плоское плато, и оставить рубеж значило бы сдать всю игру. Более того, зачем ему было отходить? Он знал, что сурово потрепал нас. Британцы практически не нанесли урона его укреплениям. Разве можно было ожидать, что Кронье кротко откажется от своих преимуществ и без боя уступит плоды победы? Вполне достаточно горевать о поражении, не усугубляя скорби мыслями, что чуть большая стойкость могла бы превратить его в победу. Бурскую позицию можно было взять, только обойдя ее с фланга, а у нас для этого не хватало ни численного состава, ни мобильности. В этом состоит основная причина наших проблем, и никакие предположения типа, что могло бы случиться при других обстоятельствах, не в состоянии этого изменить.
Примерно в половине шестого бурские орудия, которые по какой-то невыясненной причине весь день молчали, открыли огонь по нашей кавалерии. Выход на сцену противника стал сигналом к общему отступлению центра, и последняя попытка скорректировать исход дня была оставлена. Хайлендеры остались совсем без сил, колдстримцы устали сверх всякой меры, конная пехота понесла тяжелейшие потери. Для новой атаки оставались гренадеры, шотландские гвардейцы и два-три пехотных полка. Существуют ситуации (как, например, в Садове), когда генерал должен использовать последний шанс. Однако существуют и другие, когда, имея в тылу пополнение, командир, сохранив силы, с новой попытки может добиться более значительного успеха. Генерал Грант придерживался принципа, что, когда твои силы на исходе, наступать все же следует, потому что в этот момент противник, скорее всего, тоже полностью обессилел, а из двух сторон атакующий всегда имеет моральное преимущество. Метуэн решил (и, без сомнения, разумно), что оснований для шага отчаяния нет. Его люди были отведены (в некоторых случаях они отошли сами) за пределы досягаемости бурских пушек. Следующим утром все с горечью в сердце двигались обратно в лагерь на реке Моддер.
Поражение при Магерсфонтейне стоило британцам около тысячи человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, из которых более семисот принадлежали Хайлендской бригаде. В этой бригаде погибли пятьдесят семь офицеров, включая бригадного генерала и полковника Гордонского полка Даунмэна. Полковник Колдстримского полка Кодрингтон получил ранение рано утром, продолжал сражаться весь день и вечером возвратился в лагерь на лафете «максима». Лорд Винчестер из того же батальона был убит, неразумно, но героически подвергая себя опасности в течение всего сражения. Только «Блэк Уотч» потерял убитыми и ранеными девятнадцать офицеров и более трехсот солдат. Во всей кровавой и славной истории великолепного полка эту трагедию можно сравнить лишь с бойней у Тикондерога[47] в 1757 году. Тогда под мушкетами Монкальма погибло не менее пятисот бойцов. Никогда еще Шотландия не переживала такого горя, как в день сражения у Магерсфонтейна. Эта земля всегда щедро отдавала своих лучших людей за империю, но тут всего одна битва принесла слезы в огромное количество благородных и простых семейств от реки Твид до побережья Кейтнесса. Существует легенда, что, когда в Шотландию приходит горе, в древнем замке Эдинбурга загораются призрачные огни и темной ночью мерцают в каждом окне. Если кто-то когда-либо и мог видеть столь зловещее зрелище, то это должно было случиться в роковую ночь 11 декабря 1899 года. Потери буров определить невозможно. В их официальных отчетах говорится о семидесяти убитых и пятидесяти раненых, однако пленные и дезертиры называют значительно более высокие цифры. К примеру, сифортцы разбили Скандинавский корпус, стоявший на передовой позиции в Спитфонтейне, при этом убили, ранили и взяли в плен восемьдесят человек.
Рассказывают, что, обсуждая на следующий день итоги сражения, Метуэн обидел Хайлендскую бригаду. Этому сообщению позволили распространиться. Однако смысл высказываний Метуэна был полностью искажен. Он, напротив, хвалил бойцов за отвагу (на что имел все основания) и выражал соболезнования по поводу потерь прославленных полков бригады. Стойкость, с которой офицеры и рядовые держались в сложнейших условиях, достойна самых лучших традиций британской армии. После гибели Ваухопа ранним утром и до того, как в конце дня командование бригадой принял Хьюз-Галлетт, никто, судя по всему, не сделал и шага назад. «Мой лейтенант был ранен, а капитан убит, – говорит рядовой. – Генерал погиб, но мы оставались там, где стояли, потому что приказа отступать не было». Так действовала вся бригада, пока фланговый маневр буров не заставил их возвращаться.
Самый важный урок этого сражения состоит в том, что на современной войне в одних обстоятельствах потери огромны, а в других – незначительны. Здесь из общих потерь примерно в тысячу человек около семисот человек пострадали в течение пяти минут, а весь день артиллерийского, пулеметного и ружейного огня добавил только три сотни. Точно так же произошло при Ледисмите, где британские силы (колонна Уайта) находились под интенсивным огнем с 5:30 до 11:30, а потери снова составили около трехсот человек. При умелом руководстве потери в сражениях в будущем будут значительно меньше, чем были. В результате сами сражения будут продолжаться дольше, и побеждать будет скорее самый стойкий, а не самый инициативный. Исключительную важность приобретет снабжение бойцов продовольствием и водой, чтобы поддерживать их во время длительных испытаний на выносливость, которые будут продолжаться, скорее всего, недели, а не дни. С другой стороны, если генерал будет подвергать свои силы большому риску, в результате получится, что быстрое отступление станет единственным способом избежать полного уничтожения.
Что же касается боевого порядка в полковой колонне, который оказался для нас столь роковым, то следует помнить, что любой другой порядок наступления вряд ли возможен во время ночной атаки. Только особые обстоятельства марша по открытой пустыне позволяли войскам в Тель-эль-Кебире последние одну-две мили двигаться в более разомкнутом строю. Линию батальонных колонн по двое очень сложно поддерживать в темноте, а любое нарушение порядка могло закончиться плачевно. Определяя расположение траншей неприятеля, ошиблись всего на несколько сотен ярдов. Если бы полки развернулись на пять минут раньше, возможно (хотя, естественно, не обязательно), позицию удалось бы взять.
В сражении были явлены и примеры воинской доблести, которые облегчают страдание и укрепляют наши надежды на будущее. Гвардейцы отходили с поля боя как на параде, хотя над их шеренгами проносились снаряды буров. Великолепное самообладание проявила также «G»-батарея конной артиллерии на следующее после сражения утро. Считалось, что объявлено прекращение огня. Однако корабельное орудие на левом фланге, не имея информации, выпустило залп. Буры немедленно начали обстреливать конную артиллерию. Британцы, признавая нашу ошибку, никак не отвечали и стояли в боевом порядке, не обращая внимания на огонь. Каждая лошадь и каждый артиллерист остался на месте. Когда неприятель наконец понял, в чем дело, огонь постепенно ослабел и прекратился. Следует отметить и то, что в этом сражении три участвовавших полевых батареи, а также «G»-батарея Королевской конной артиллерии выпустили по 1000 снарядов каждая и в течение 30 часов без перерыва находились в 1500 ярдах от бурской позиции.
Все же из всех заслуживающих славы частей самую большую доблесть проявили отважные хирурги и санитары, которые сталкиваются со всеми опасностями войны, но не испытывают ее боевого азарта. В продолжение всего дня под постоянным огнем эти люди трудились среди раненых не покладая рук. Бивор, Энзор, Дуглас, Пробин – все с одинаковой преданностью делали свою работу. Это практически невероятно, однако является истинной правдой, что к десяти часам утра на следующий день после сражения, еще до того, как войска возвратились в лагерь, не менее пятисот раненых уже находились в поезде и следовали в Кейптаун.