Глава 2
Первый боевой выход
Группа Кузнецова уходила в ночь. Вечером было так тепло, а две предыдущие ночи температура не опускалась ниже плюс 17, поэтому теплых вещей много не брали. Свитеры, плащ-палатки, перчатки и на всякий случай запасные носки, кое-кто взял тельняшки и зимние подштанники. А чего было набирать, если уходили только на три дня? Всего-то что протрястись, сбросить лишний жирок, познакомиться с местными условиями. Кроме Димарика, в четвертой группе побывавших в Чечне не было. От первого выхода особого результата не ждали. Свежей информации о районе не было никакой, а старьем, которым последнее время пыталась пичкать отряд Ханкала, можно было смело растапливать печку.
– Людей проверил? – Майор Борисов на первое Б/З шел вместе с четвертой группой и сейчас придирчиво оглядывал выстроившихся на передней линейке бойцов.
– Так точно!
Отвечая на заданный вопрос, Кузнецов невольно перебирал в уме: все ли действительно он предусмотрел, не забыл ли в суете сборов чего-нибудь важного. Нет, вроде бы все было взято. Миноискатель, кошка у рядового Киселева, мины получили, провода и подрывные машинки выдал, бинокль взял, карта в разгрузке. Точно, все на месте. Не считая рядового Осипова, заболевшего на второй день по прибытии в ПВД, все бойцы в строю.
– «Лиану» взял? – Павел Петрович наклонился, придирчиво осматривая свежие нитки на рейдовом рюкзаке Баринова. Осмотрев, покачал головой и в ожидании ответа покосился на раздосадованного этим вопросом Кузнецова.
– Никак нет, товарищ майор. Кончились.
– Как это кончились? – Брови Борисова удивленно поползли вверх.
– Не знаю, товарищ майор, на складе нет.
– Ладно, разберусь, – задумчиво протянул он. И тут же бодро: – Ничего, бдительнее будут, а то на техническое чудо понадеются, и ханды кряк…
Этот строевой смотр практически ничем не отличался от десятков других смотров, виденных Кузнецовым прежде – еще в мирной жизни. Разве что снаряжение было несколько другим, да начальники служб, хоть и казались более дотошными, не изводили командиров групп мелкими придирками, выискивали лишь реальные, а не мнимые недостатки. Наконец все было проверено, и уходящие, взвалив на плечи тяжелые рюкзаки, потянулись к стоявшим за воротами бронированным «Уралам».
– Ни пуха! – Остающийся в ПВД Иволгин шлепнул уходящего Кузнецова по плечу.
– К черту! – Олег улыбнулся и вдруг почувствовал, как в душе начала разрастаться противная, щекочущая боль ожидания, потерявшаяся в хлопотах предбоевой суеты.
Иволгин хотел сказать что-то еще, но был вынужден отскочить в сторону, уступая дорогу идущему чуть левее Димарику, степенно и, как всегда, враскоряку, шагавшему по шуршащей под ногами гальке и мотавшему из стороны в сторону стволом своего пулемета.
– Димарик… – чертыхнулся Виктор.
Услышавший это Кузнецов хмыкнул, а Маркитанов не обратил на брошенную в его адрес фразу ни малейшего внимания. Он шел на очередное в своей жизни боевое задание, и распирающая внутри гордость, словно поднимая над землей, помогала ему не замечать ни тяжести нагруженного снаряжения, ни остающихся в ПВД офицеров.
– В одну шеренгу фронтом от меня становись! Оружие заряжай! – скомандовал Кузнецов.
Щелчки снимаемых предохранителей, щелканье затворов.
– На предохранитель ставь! Налево, на погрузку шагом марш!
– Командир, – Димарик плюхнул приклад «ПКМа» на землю, – какой «Урал» наш?
Олег хотел заругаться – комбат определял номера машин, и все должны были это слышать, – но вдруг понял, что и сам не удосужился запомнить. Словно желая показать ждущим их машину, он повел взглядом по выстроившейся колонне. Свободным оставался только один «Урал» – крайний справа. В два других уже велась ускоренная погрузка.
– Поживее загружайтесь, – поторопил его подошедший сзади Борисов.
Кузнецов кивнул и, показывая рукой направление движения, скомандовал:
– К машине!
Приглушенные реплики, грохот по металлическому полу кузова, чей-то едва угадываемый вздох. Первое боевое задание начинало приобретать зримые очертания.
Вечерело. Почти опустившееся за горизонт солнце отбрасывало последние лучи в бесконечное пространство неба. Где-то на востоке мелькнула первая звездочка. Или это только показалось старшему лейтенанту, едущему на свое первое боевое задание?
Два бойца из боевого охранения уже заняли свои места на их машине. На крыше кабины стоял готовый к отражению неприятеля пулемет. Автомат другого бойца лежал там же. И пока колонна не тронулась, они между собой о чем-то весело переговаривались.
Олег помог водителю закрыть жалобно завизжавшие дверцы кузова, напоследок окинул взглядом оставляемый лагерь и поспешил сесть в кабину, на место старшего. Он уже приготовился захлопнуть дверь, когда появился улыбающийся Пал Петрович.
– Без меня хотел уехать? – смеясь, он вскочил на подножку и, легко подвинув старшего лейтенанта, хлопнул дверью.
– Трогаем! – приказал он, видя, как медленно выползают, вытягиваются в линию вслед за выскочившим на асфальт БТРом остальные машины колонны. – Ты третий, – напомнил Пал Петрович водителю и, повернувшись к Кузнецову, спросил: – GPS взял?
– Да, – кивнул старший лейтенант и только сейчас заметил, что на улице стало совершенно темно. Водитель включил фары, и все окружающее пространство, за исключением небольшого участка, выхватываемого желтым электрическим светом, потонуло в ночном сумраке. Колонна выбралась на асфальт и, набирая скорость, понеслась в направлении района разведки.
…Складывалось впечатление, что бойцы забыли все, чему их учили последние несколько месяцев: ветки хрустели под ногами, слышалось шуршание одежды и топанье ног. Кто-то неосторожно хлюпал носом. Казалось, по ночному лесу идет стадо слонов. Или Кузнецову с его обострившимся чутьем это только казалось. Даже несмотря на полную тишину, уже в двух десятках шагов от идущей группы все издаваемые ею звуки сходили на нет, а в тридцати – их было не услышать даже лучшему музыканту.
Цепочка спецназовцев, до предела сократив расстояние, втянулась в глубину леса, а потом медленно, в течение двух часов, взбиралась на небольшую сопку.
– Чи, – окликнув впереди идущего бойца, Олег остановился и, дождавшись, когда тот, остановив следующего, повернется, шепнул: – Садимся на засаду.
Идти дальше в темноте Олег не собирался. По его мнению, это не имело смысла: соотношение затраченных усилий и полученного результата было далеко не в пользу последнего. К тому же в поставленной задаче заранее оговаривалось, что его группе необходимо лишь незаметно сойти с дороги и, не показываясь работающим на краю опушки лесорубам, организовать засаду. Подошедший Пал Петрович одобрительно ткнул его в плечо кулаком: мол, все правильно, – и пошел искать себе подходящее для лежанки местечко, оставив все организационные дела на командира группы. Он растворился в темноте, и Олег понял, что тот вмешается лишь тогда, когда это станет действительно необходимым. Значит, замкомбата ему доверял. Почувствовав себя увереннее, старший лейтенант приказал радисту скинуть в отряд координаты засады, а сам, бросив рюкзак под куст, пошел осматривать выбранные разведчиками позиции. Когда он вернулся, старший радист рядовой Кошкин уже укладывал гарнитуру, а его второй номер спал, улегшись на коврике и завернувшись в старую плащ-палатку.
– Кошкин, будешь меняться, – Кузнецов, подняв рюкзак, повел глазами из стороны в сторону, раздумывая, где бы устроиться на ночевку, – меня разбудишь.
– Есть, – в темноте не было видно, как радист несколько раз подряд кивнул, словно подтверждая сказанное.
Сам Олег наконец выбрал местечко прямо за спиной спящего Лисицына, расстелил коврик, накрылся только вчера полученной со склада плащ-палаткой и пожалел, что не взял спальника. Стало свежее. К тому же, пока бойцы суетились, устанавливая мины, выбирали наблюдательные пункты и обустраивали «лежбища», на небе стали пропадать звезды. Кузнецов с тоской посмотрел на укрываемое облаками небо и зло сплюнул.
А к утру зарядил дождь, холодный, с промозглым, пронизывающим до костей ветром. Низко опустившиеся серые тучи, казалось, цеплялись за ветви деревьев и тянулись своими лохмами к лежавшим на земле разведчикам.
– Лисицын, – зябко передернул плечами Кузнецов и, не снимая с себя плащ-палатки, встал с коврика, – поднимай всех. Тридцатиминутная готовность.
– Есть, – скорее пошевелил губами, чем ответил, радист и, прихватив автомат, юркнул в серость начинающегося утра.
– Кошкин… – чувствуя, как его начинает колотить мелкой дрожью, Кузнецов понял, что, не взяв с собой ни спальника, ни бушлата, он малость погорячился. – Давай связь с Центром.
Вынырнувший на свет божий старший радист кивнул и снова скрылся в свое плащ-палаточное укрытие. Зашуршала настраиваемая антенна.
– Центр – Мавру, Центр – Мавру, – забубнил радист.
Кузнецов, слушая его, даже скривился. Столь экстравагантный позывной его группа получила благодаря все тому же Димарику…
…Второй день шли занятия. Бойцы Кузнецова отрабатывали действия в составе троек. Время близилось к обеду, и Олег уже собирался объявить сбор, когда из ворот КПП вышел весело улыбающийся комбат.
– Противник с фронта! – закричал он, и мгновенно прыгнувший за ближайший бугорок старший лейтенант громко продублировал поданную команду.
– Противник с фронта, радисты – связь! – Постоянного позывного у него еще не было, и поэтому работали, отзываясь по номерам групп.
– Центр – Четвертому, Центр – Четвертому, – понесся в эфир голос вызывающего отряд радиста…
В общем, отработали хорошо. Комбат остался доволен. А когда построил группу, не смог удержать улыбки: Димариково лицо было черным. От корней волос до самого подбородка тянулись черные, грязевые полосы, оставленные широкой пятерней сержанта.
– Маркитанов, это что у тебя такое?
– Маскировка подручными средствами! – бодро отрапортовал Димарик, и комбат перестал улыбаться. Когда начал говорить, голос у него был совершенно серьезен.
– Становись! Равняйсь! Смирно! За проявленную находчивость в ходе проведения занятия сержанту Маркитанову объявляю благодарность!
– Служу Отечеству! – радостно рявкнул отличившийся Димарик…
На этом занятия окончились. А группа получила позывной «Мавр». Группники смеялись, командир роты только пожимал плечами: мол, «решение комбата, утверждено в группировке». А потом добавлял: «Да ты не переживай. Мавр он и в Африке мавр».
Сколько ни пытался Кузнецов убедить комбата переиграть и дать ему что-нибудь более подходящее, тот остался непреклонен.
И сейчас, слушая выходящего в эфир радиста, старший лейтенант мысленно плевался, но изменить что-либо не мог. «Мавр» действовал ему на нервы, казался глупым и ничего не выражающим словом, будто относился не к нему, а к кому-то другому. Будь он таджиком, узбеком или хотя бы смуглым, тогда бы он не возникал по поводу такого позывного, а так… Другое дело у других: «Сокол», «Ястреб», «Ворон» – стремительность, полет, ум. «Звезда» – свет, «Лесник» – знание природы. И по фамилиям: «Звонарь» – Колокольчиков, «Биатлонист» – Лыжин. Все позывные что-нибудь да означают, а у него – черная рожа сержанта Маркитанова, шутка командира отряда. Тьфу!
– Товарищ старший лейтенант, Центр передал приказ выдвигаться в квадрат … организовать засаду по координатам Х… У…
Кузнецов кивнул, озябшими руками вытащил из разгрузки карту и, присев на корточки, нашел заданную точку. Требуемое место оказалось на пересечении двух лесных дорог. Олег оценил расстояние до перекрестка и мысленно прикинул, сколько требуется времени на прохождение этого участка. «К двум часам дня должны добраться», – решил он и начал прокладывать маршрут движения. Из раздумий его вывел голос подошедшего Борисова.
– Завтракал? – без всякого предисловия спросил заместитель комбата и, стряхнув набежавшие в углубление коврика капли воды, сел рядом.
– Нет, – старший лейтенант отрицательно покачал головой.
– Так чего ждешь? – в голосе Борисова сквозило легкое раздражение.
– Да вот, задачу поставили. Думаю, как идти…
– Ну-ну. Думай, голова, картуз куплю. Я вмешиваться не буду. Только по минам не попрись. У меня лапок запасных нет, если что – твои возьму.
– Не попрусь, – в тон заместителю комбата ответил Кузнецов и наконец-то, спрятав карту, принялся за еду.
Олег рассчитывал добраться к нужному месту не позднее четырнадцати ноль-ноль. Но они не пришли ни к двум, ни к трем, ни даже к четырем часам. Дождь только усиливался, размокшая под дождем земля липла к ногам, выскальзывала из-под подошв. Оказавшийся на пути небольшой, но крутой хребет пришлось преодолевать почти полтора часа. Влажные с утра и за день промокшие насквозь берцы, казалось, наполнились свинцом. От холода и усталости начали поднывать икры. Кузнецов, на мгновение остановившись, чтобы перевести дух, обвел взглядом растянувшуюся по склону группу: первый боец ядра только начал выползать на еще минут сорок назад оседланную головняком хребтину, а тыловой дозор телепался где-то на середине подъема.
«Ничего, эти догонят», – сам себя успокоил Кузнецов. В конце концов, не зря он в головной и тыловой дозоры поставил самых сильных. Видит бог, не зря.
Единственное, о чем старший лейтенант сильно жалел, так это о том, что начал восхождение на этом участке, а не поискал местечка с более пологим склоном. Подъем действительно оказался крут. Чтобы хоть как-то продвигаться вперед, бойцы буквально вгрызались в раскисшую землю. Каждый метр давался с трудом – удар ноги, чтобы хоть как-то краем подошвы зацепиться за скользкую поверхность, руками – за мелкие деревца. Ветки шиповника обдирали руки, оплетали ноги стебли ежевики. По пропитавшейся водой земле бойцы ползли, как улитки. И только один шаг вперед. Упереться ботинком в корни растущего на склоне дерева, встать и немного отдышаться, чтобы снова идти. И так метр за метром, к вершине, к промерзшему насквозь головняку. А вот поднимающимся было жарко: промокшая насквозь от дождя и пота одежда валила паром. Не чувствовались ни пронизывающий до костей ветер, ни шлепающий по листве холодный дождь. Сухое, средней величины дерево, лежавшее почти на самом верху подъема и воткнувшееся обломанными ветвями в землю, несколько ускорило движение. Теперь разведчикам только и оставалось, что, хватаясь за его растопыренные во все стороны сучья, уцепиться за верх, а там, перебираясь от дерева к дереву, добраться наконец до вершины. Самому же старшему лейтенанту до заветной валежины надо было пройти еще десятка полтора шагов…
– Черт, – сорвалось у кого-то с языка; треск переломившейся ветки – и сержант Маркитанов, едва не выпустив из рук пулемет, заскользил вниз, по пути сбив с ног не сумевшего отскочить в сторону Лисицына. Димарик так и не смог остановиться и в считаные мгновения оказался напротив группника. Уставший и с трудом переставлявший ноги Кузнецов едва успел схватить неудачливого «слаломиста» за ремень пулемета и, наклонившись вперед, с трудом удержался, чтобы вместе с ним не полететь дальше.
– Уф, блин, повезло! – то ли выругался, то ли восхитился тяжело дышавший сержант-пулеметчик. Поднявшись на ноги, попробовал отряхнуть налипшие на ноги комья. Серая земляная масса полетела во все стороны, забрызгав собой поднимающегося на ноги радиста и стоявшего чуть впереди Олега.
– Командир, извини, командир! – успокаивающе подняв руку, пробормотал Димарик и со всей пролетарской любовью попробовал стряхнуть с «горки» Кузнецова налипшие на нее небольшие куски грязи своей совершенно уляпанной грязью перчаткой.
Не сразу понявший намерения Маркитанова, Кузнецов не успел среагировать, и мелкие точки, успешно растертые Димариком, превратились в обширные глиняные разводы. Олег с тоской посмотрел на это гадство и молча махнул рукой: «продолжаем движение». «Все равно дождем смоет», – стараясь не огорчаться, трезво рассудил он и, пропустив Маркитанова вперед, шагнул следом.
Поднявшийся на ноги Лисицын что-то зло выговорил проходящему мимо Димарику, но тот, вопреки своему обыкновению, не разразился ответной тирадой, а лишь виновато разведя руками, поплелся дальше. Когда радист случайно повернул голову в сторону Кузнецова, тот сразу все понял: на носу радиста виднелась широкая царапина, оставленная прикладом пулемета, от него же под правым глазом расплывалось темное пятно синяка…
По нужным координатам они добрались, когда уже начало смеркаться. На этот раз Борисов сам контролировал выбор мест расположения троек. И когда уже совсем стемнело, он возвратился к занимающемуся устройством дневки Кузнецову.
– Нормально! – Закрепив крайний угол плащ-палатки, старший лейтенант довольно потер руки. Двухместная «хижина дяди Тома» была готова. Олег невольно усмехнулся: Мавр в хибаре американского негра…
– Коврики слегка внахлест клади, чтобы не расползлись, – посоветовал майор, нагнувшись к сидевшему на корточках Олегу. – Спина к спине прижмемся и моей плащ-палаткой накроемся. А я пока пончо сверху твоего шалаша кину. – Он зашуршал в своем рюкзаке, отыскивая позаимствованное у старшины пончо и, несмотря на вновь усилившийся ветер, одним движением накинул его поверх плащ-палатки Кузнецова.
– Ну, вот и все. – Пришпилив к земле затрепыхавшиеся углы заранее заготовленными штырьками, майор оглядел дело своих рук и, кажется, остался доволен.
– Переодеваться будешь? – спросил он закончившего укладывать коврики и выглянувшего из дневки группника.
– Пока нет, – отрицательно помотал головой тот, – мне еще охранение проверять.
– Переодевайся, – посоветовал Борисов, – хоть немного согреешься. А проверять… – казалось, он задумался, – все равно долго ходить не будешь. Свитер не успеет промокнуть, а «горка» все равно насквозь мокрая. Так что я тебе говорю, переодевайся.
– Да в принципе… – Олег махнул рукой, что, по-видимому, должно было означать согласие, нырнул в дневку и начал рыться в своем рюкзаке, выискивая сухие, тщательно сложенные в пакеты вещи, заодно вытаскивая из кармашков хлебцы и консервы, приготовленные для ужина. Взяв свитер и тельняшку, он выбрался наружу и принялся переодеваться.
Остывшая кожа почти не ощутила падения холодных капель, когда Олег расстегнул и скинул разгрузку, поспешно сбросил с себя «горку» и резким движением стащил через голову липнувший к телу тельник. Надеть сухую тельняшку оказалось гораздо сложнее: нижний край скатывался, никак не желая сползать по мокрой, липкой от дождя и пота спине.
– Помоги, – попросил Кузнецов сидевшего под брезентовым навесом старшего радиста рядового Кошкина. Второй радист, свернувшись калачиком, лежал тут же, на расстеленных под навесом ковриках, и, кажется, уже спал. Он нехотя приподнялся, достал из-под плащ-палатки руку и, ухватившись за нижний край командирской тельняшки, потянул ее вниз.
– Спасибо, – Олег скорее подумал, чем произнес это слово прыгающими от холода губами и, поспешно взяв свитер, одним движением натянул его на дрожащее тело. Затем залез в мокрую «горку» и, скинув обувь, быстро стащил штаны, надел зимние офицерские подштанники, а поверх все те же штаны от «горки». Разгрузку он надевал и застегивал уже сидя в импровизированной палатке. Его всего трясло. Рядом ворочался уже полностью одевшийся Борисов. Олег слегка распустил лямки разгрузочного жилета, натянул на голову сухую шерстяную шапочку и, прижавшись спиной к замкомбата, накрылся брезентовой плащ-палаткой.
Более массивный, а значит, и более холодоустойчивый Борисов уже спал. Его спокойное, изредка всхрапывающее дыхание было едва слышно; но, заполняя внутреннее пространство дневки, оно не давало совсем замерзшему Олегу сосредоточиться на чем-то, как ему казалось, важном. На чем-то, что обязательно нужно было вспомнить и сделать. Он приподнялся на локтях и неожиданно для самого себя увидел чернокожую девушку. «Странно, – подумал он, – откуда здесь могла взяться негритянка?» Девушка стояла у ближайшего дерева и тянула к нему свои руки. Неожиданно он заметил, что она совершенно нагая. Даже сквозь темноту окружающей ночи он видел, как лоснится под дождем ее кожа, как блестят двумя маленькими звездочками ее острые соски. Олег, приподнявшись, сел и только хотел подняться, чтобы шагнуть ей навстречу, как в ее черных ладонях сверкнул узкий, остро оточенный нож. «Наемница», – мысль холодом прошла по спине и заставила вздрогнуть все тело. Стальной клинок, рассекая воздух, устремился к его груди. Олег попытался отпрянуть в сторону и внезапно понял, что это сон – никакой девушки, никакого ножа нет и не было. Тут он окончательно проснулся. Тело сотрясалось от дрожи, а по натянутому над головой брезенту били порывы налетающего ветра. Олег взглянул на часы. Он спал всего минут сорок. Страшно хотелось есть. Группник протянул руку и коснулся пальцами приготовленной для ужина банки с рисовой кашей. Чуть сместившись, нащупал ложку и пачку галет. Положив все это перед собой, достал из разгрузки нож и двумя уверенными движениями вскрыл крышку. В холодном воздухе распространился запах жира и специй. По-прежнему стуча зубами, Кузнецов устроился поудобнее и начал есть. Когда с кашей было покончено, он отложил пустую банку в сторону, вытер о приготовленную салфетку нож и ложку и, осторожно выбравшись из дневки, встал на ноги.
Дождь лил по-прежнему, и, судя по все усиливающемуся холоду, ночка предстояла еще та… Олег надел капюшон и, взглянув на терпеливо сидевшего подле радиостанции Кошкина, пошел проверять боевое охранение.
Насквозь промокшие бойцы, соорудив навесы и завернувшись в плащ-палатки, пытались согреться и хотя бы немного поспать. Куда там! Вымотанное за день тело, хотя и подпитанное холодными кашами и тушенками, никак не могло найти в себе достаточного количества энергии. Иногда все же бойцы проваливались в сон, чтобы через несколько минут проснуться от бьющей тело дрожи. Не лучше было и тем, кто оказался в охранении. Кузнецов почти физически ощущал исходящее от бойцов состояние бесконечного холода. Сам промерзший до костей, он чувствовал, как задеревенели сжимающие оружие пальцы, вздрагивают чуть приподнятые над землей плечи, кривятся посиневшие губы, а зубы выбивают дробь.
Осторожно ступая по темному лесу, старший лейтенант добрался до тыловой тройки.
– Чи, товарищ старший лейтенант, это вы? – тихонько окликнул его сидящий под деревом боец. По голосу Кузнецов угадал сержанта Гудина.
– Замерз? – вместо ответа поинтересовался группник и осторожно опустился рядом. Под деревом было суше. Капли дождя, растекаясь по кроне, скатывались, образуя круг и оставляя корням и стволу сущие крохи.
– Дубак, – не стал лукавить Гудин. – До утра зубами нащелкаемся. Надо было бушлаты брать.
– Надо, – согласился Кузнецов. – Умная мысля приходит опосля.
– Это точно, – поддакнул ему сержант и осторожно покосился на светящийся циферблат часов.
– Скоро меняешься? – правильно истолковав движение Гудина, уточнил Олег и, желая узнать, который час, невольно приподнял собственную руку.
– Через пятнадцать минут, – все тем же шипящим шепотом ответил сержант, и его взгляд вновь вперился в окружающий мрак. БН-третий, практически бесполезный в темноте сегодняшней ночи, заботливо укрытый в пакете, лежал рядом.
– Ну, тогда бди. – Олег выпрямился и, развернувшись, зашагал в направлении своей дневки. Уже подходя к несшему службу радисту, он понял, что ходьба по ночному лесу, даже несмотря на беспрестанно льющийся дождь, оказала свое благотворное влияние – старлей почувствовал, что начинает согреваться.
– На связь выходил? – на всякий случай уточнил он, прежде чем забраться под брезентовый полог.
– Только что, – выдавил радист. Кузнецов одобрительно кивнул (только кто это увидит в такой темени?), отвел в сторону свешивающийся до земли край пончо и, разогнувшись, лег на своей коврик.
Некоторое время он ворочался, устраиваясь поудобнее, и только собрался уснуть, как:
– Командир. – Голос Димарика было невозможно спутать ни с чьим иным.
– Да, – зло отозвался уже начинавший засыпать группник. – Что случилось?
– Фонарики, командир! – Олега буквально подбросило. Он вывернулся и, едва не разломав свое творение, выбрался наружу.
– Где и сколько? – Старший лейтенант почувствовал, как в кровь устремился выбрасываемый организмом адреналин.
– Там, – Димарик неопределенно махнул рукой, – много.
– Кошкин, выходи на связь! – коснувшись рукой плеча радиста, приказал Кузнецов, но внезапно передумал. – Хотя подожди. – В голове у группника щелкнул какой-то предохранитель. – Выйдешь, если услышишь выстрелы. Но с места не уходите, оставайтесь здесь, понял?
– Да, понял. – Старший радист на всякий случай щелкнул тумблером, включая радиостанцию, и надел на голову наушники.
Они шли, стараясь двигаться тихо, но спеша как можно быстрее добраться до тройки Маркитанова.
– Вон они, видите? – Присаживаясь на корточки, Димарик показал рукой в направлении соседнего хребта. – Видите, сколько фонариков? «Чехи»! – уверенно заключил он.
Старший лейтенант посмотрел туда, где Маркитанов увидел противника.
В первое мгновение ему показалось, что сержант прав и на хребте действительно засели бандиты. Мгновение спустя он почувствовал: что-то было не так. Присмотревшись, Кузнецов понял: фонарики не двигались. Он поднес к глазам бинокль и едва не выругался: сквозь редкие деревья соседнего хребта просвечивали огни поселка. Мыслей не было. Плюнув с досады, Олег молча сунул бинокль в руки сидевшего рядом Маркитанова и отправился спать дальше. Дождь продолжал идти…
– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!
– Что там еще? – Кузнецов не сразу узнал голос рядового Есина из тройки Маркитанова.
– Да там у нас… – дрожа от холода, начал говорить боец, и окончательно проснувшийся Кузнецов, наконец-то узнавший разбудившего его разведчика, продолжил:
– Фонарики нарисовались?
– Так точно, Маркитанов просил вас позвать.
«Вот черт. Знал, что я могу его и куда подальше послать, бойца отправил, жук. И ведь не отстанет. Придется вставать!»
Наконец-то пригревшемуся Олегу опять высовываться наружу не хотелось, но вздохнув, он выполз из-под плащ-палатки и вылез под непрекращающийся дождь. А майор Борисов продолжал мирно посапывать…
– Димарик! – Кузнецов хотел сказать: «Как ты меня задолбал», – но смолк на полуслове. На противоположном хребте он увидел фонарики, и они двигались.
– Бинокль!
В протянутой руке тут же оказался «БН-3»; поднеся окуляры к глазам, старший лейтенант увидел, что световые пятна действительно медленно, но уверенно двигаются по склону. Из-за разделяющего хребты расстояния Олег не мог видеть фигуры, но в том, что фонарики держали в руках перемещающиеся по хребту люди, сомнений не было.
– Есин, буди замкомбата! – приказал он, и боец, бесшумно развернувшись, растворился в чернилах ночного леса. А старший лейтенант подумал: «Надо поднимать группу», – и, повернувшись лицом к сержанту, спросил:
– Где Краснов?
– Дак, командир, будить пошел… Всех… Я приказал. – Говоря это, Димарик попятился. Кузнецов, наверное, его придушил, если бы не собирался отдать такой же приказ. Но оставить без последствий самоуправство не мог.
– Сержант Маркитанов, еще раз сделаешь подобное без моего разрешения, – с угрозой в голосе прошипел старший лейтенант, – и вылетишь из моей группы на фиг. Понял?
– Понял, командир. Я хотел как лучше…
– Как лучше, – уже примирительно проворчал Олег. – Сперва спрашивать надо. Ясно?
– Куда уж яснее… – Димарик снова почувствовал себя обиженным.
– Что тут у вас? – Подошедший Борисов взял в руки ночной бинокль и несколько долгих секунд всматривался в склон противолежащего хребта. – Далеко, – с непонятной тоской протянул он. – Даже если со всех стволов одновременно жахнем, вряд ли попадем. И артуху не вызвать. Эту сторону ската ей не достать. Знают, где идут. И перехватить не успеваем. Уйдут, гады!
– Успеем, тащ майор! Тут идти-то на три пука! – Димарик был неподражаем.
– Все равно не успеем! Четверть группы под вечер ели ноги волочила.
– А мы всех и не будем брать! – Строя планы, Маркитанов оживился. – Посильнее кого возьмем, человек шесть, и как раз в три прыжка добежим.
– Много их слишком, – принявшись считать фонарики, возразил майор. – Если даже на каждого по фонарику – два десятка, не меньше. На шестерых многовато.
– Тащ майор, так что из того? Мы же их всех сразу убивать и не собираемся! По магазину, по ленточке выпустим и отойдем! – воодушевленно шептал Димарик.
– А что? Может, ты и прав. Олег, кто у тебя в группе посильнее, давай сюда их живо!
– Есин – тыл, Краснов – головняк, сюда! Вперед! – Слегка обиженный – эти двое разговаривали так, будто его, командира группы, рядом и не стояло; как будто они забыли о его существовании, – Кузнецов отдавал приказы отрывисто и зло, будто выплевывал.
– Олег, ты остаешься здесь. Если что, не дай бог, вали все на меня. Я приказал. Понял?
– Да чего уж непонятного? Вы – на перехват, а я буду издали смотреть, как вы с «чехами» рубитесь. Командир группы называется…
– Вот именно, КОМАНДИР! Командир должен в блиндаже сидеть и командовать. А люди, которых он научил, все сделают сами! – Борисов умолк, а Олег вздохнул, но спорить больше не стал.
Замкомбата брал с собой четверых. Понимая, что времени становится все меньше, он тем не менее не обошелся без небольшого инструктажа:
– Порядок выдвижения: Киселев, Маркитанов, я, Новиков, замыкающий Гудин. При встрече с противником боевой разворот вправо – влево, я – центр. Расстреливаем на автомат – два магазина, на пулемет – одна лента. Сигнал открытия огня – мой выстрел. Вести огонь максимально длинными очередями. Отход осуществлять самостоятельно. Пункт сбора – место нахождения группы. Всем все ясно?
– Всем… Так точно… Ясно… – нестройно ответили бойцы, и майор уже чуть громче скомандовал:
– Киселев, вперед! – И, уже начиная делать шаг, повернулся к понуро стоящему Кузнецову: – Не спеши докладывать. Вернемся – тогда и доложим, если будет о чем.
Не дожидаясь ответа, Борисов бесшумно скользнул в темноту следом за уходящим Маркитановым.
Они почти бежали, в темноте по наитию определяя путь, перелезая через валяющиеся деревья, обходя оставленные снарядами воронки, перепрыгивая через небольшие овражки и рытвины. Шедший впереди Киселев ни разу не остановился, ни разу не достал компас, чтобы определить направление, – ориентиром служили все те же мелькающие по хребту фонарики. Шагающий вслед за Маркитановым майор вдруг подумал, что забыл предупредить бойцов о возможной хитрости, применяемой противником: идущие в ночи бандиты иногда привязывали фонарики к длинным палкам, справедливо полагая, что целиться будут в первую очередь туда, откуда исходит свет и где находится предполагаемая рука. Теперь останавливать группу и объяснять было поздно. Расстояние до «чехов» сократилось настолько, что даже тихое слово могло быть услышано чутким слухом. Давно перешедший на шаг Киселев пошел еще медленнее. Теперь они не шли, а скорее тащились по устеленному мелким валежником лесу.
Чуть впереди и левее треснула ветка. Пал Петрович вздрогнул и бросил взгляд в этом направлении, но сквозь мрак и продолжающий падать дождь ничего видно не было. И почти тотчас идущий впереди Маркитанов остановился и предостерегающе понял руку. А вторая рука Димарика уже лежала на плече ничего не понявшего Киселева. На короткое мгновение спецназовцы неосторожно сблизились, и Борисов увидел, как Маркитанов делает красноречивый жест рукой: «расходимся, противник». Где и как он его углядел, майор не понял, но предпочел поверить и отойти в сторону.
Спецназовцы едва успели развернуться и рассредоточиться, как из-за небольшого бугорка вылезли блуждающие огоньки. Их было не менее десятка – фонариков, жадно ощупывающих дорогу. Внезапно шум дождя, шелест листьев от налетающего ветра исчезли из восприятия. Борисов слышал лишь дыхание сидевшего неподалеку Димарика, стук собственного сердца и шорох веток под ногами идущих боевиков. Оттянув предохранитель вверх, он перевел его на стрельбу очередями, выбрал цель и, выждав пару секунд, нажал на спуск.
Два магазина вылетели в считаные мгновения. Замкомбата уже хотел отходить, когда решил все же дождаться не прекращающего стрельбу Маркитанова. Через секунду он понял, что это будет не так скоро, как хотелось, и, вскинув оружие, расстрелял третий магазин. Все, теперь уже точно было пора делать ноги: «чехи» опомнились, и вокруг противно, заставляя стынуть кровь, засвистели выпущенные ими пули.
– Димарик, отходим! – зашипел Борисов, вплотную притиснувшись к пулеметчику, свинцовым дождем поливающему ночной лес.
– Щас, командир, щас. – И пулемет затарахтел вновь. Борисов матерно выругался и добил в направлении вспышек четвертый магазин из своей разгрузки.
– Отходим! – Схватив Димарика за шиворот, он потянул его назад и вправо, где, как ему помнилось, на их пути попадался небольшой овражек.
– Командир, лента! Лента, командир! – запротестовал Маркитанов, но пули стали ложиться слишком близко, и майор, не позволив ему подобрать упавшую на землю пустую пулеметную ленту, потащил Димарика дальше.
Едва они свалились в овраг, как вслед ухнул гранатомет. Раздавшийся взрыв забросал их землей и мелкими ветками. В ушах звенело.
– Бежим! – приказал Борисов, и на этот раз Димарик не заставил себя ждать.
Кузнецов видел, как у соседнего хребта замелькали вспышки, и вслед за ними прилетели звуки выстрелов. Массированная стрельба длилась буквально считаные секунды, затем автоматные очереди стихли, а пулемет Димарика продолжал тарахтеть длинными очередями. Старший лейтенант увидел, как замелькали ответные вспышки сперва в одном месте, затем в другом. Секунду спустя к пулемету Димарика присоединился чей-то автомат. На сердце Кузнецова похолодело: неужели кто-то ранен и они не могут отойти? Но вот пулемет смолк, а хребет озарился десятками огневых точек; полыхнул вражеский гранатомет, взрыв осветил вершины деревьев.
«Противник все еще стреляет, значит, живы. Отходят? А если кто-то тащит раненого? А если раненых двое?» – Олег представил истекающего кровью Борисова и понял, что оставаться безучастным дальше не может.
– Пулеметчики, снайпера ко мне! – крикнул Кузнецов, не опасаясь быть услышанным. – Подавить огневые точки противника! – приказал он, не сомневаясь в принимаемом решении. Задеть своих старший лейтенант не опасался. Вся местность, по которой должны были отступать ходившие на вылазку разведчики, была значительно ниже стрелявшего по ним противника.
– Огонь открывать по готовности! – определил он и тут же, не выдержав, крикнул: – Огонь, огонь!
Высотку огласил треск пулеметов и грохот одиночных винтовочных выстрелов. Похоже, стрельба с использованием ночных прицелов оказалась относительно эффективной: даже не попытавшись огрызнуться в их сторону, «чехи» прекратили стрельбу и смылись.
А через некоторое время стали подтягиваться ушедшие на перехват разведчики. Первыми пришли державшиеся вместе рядовой Новиков и сержант Гудин. Потом появился судорожно трясущийся Киселев. А тех, за кого с самого начала перестрелки больше всего волновался Кузнецов, все еще не было. Неожиданно ему послышались голоса.
– Тихо! – предупредил он слегка расшумевшихся разведчиков и, когда те умолкли, прислушался. Голоса раздавались уже совсем близко. Олег посмотрел в ту сторону и в двух десятках шагов от себя увидел замкомбата и своего сержанта, стоявших друг против друга и что-то яростно доказывающих.
– Уф, – обрадованно выдохнул он и только тут понял, что светает.
– Так сказал же, по ленте… – едва ли не ревел от бешенства Борисов.
– Так я всего одну и расстрелял! – Димарик непонимающе обвел взглядом готового треснуть его в лоб майора.
– Одну? Да? Одну? Ты что, думаешь, я не знаю, сколько времени требуется на отстрел ста патронов?!
– Почему ста? – искренне удивился Маркитанов. – У меня одна лента на двести пятьдесят была, я ее и вставил.
– О боже! – застонал не знающий, смеяться ему или плакать, Борисов. – Хорошо, что у тебя ленты на тысячу патронов не было! Нас бы там и закопали…
Грубо ругнувшись, замкомбата обреченно махнул рукой и зашагал в сторону идущего им навстречу командира четвертой группы.
– Радист, связь, записывай… – начал было говорить Кузнецов, но был остановлен предостерегающе поднявшим руку Борисовым.
– Пока ничего докладывать не будем. Дождемся, когда окончательно рассветет, все как следует досмотрим. Если не найдем оружия или трупов, не будем сообщать вообще.
– А патроны?
– Да забудь ты о патронах, новые получишь, – отмахнулся Борисов.
Меж тем горизонт продолжал розоветь, и уже стали видны лица. Увидев в глазах старшего лейтенанта неисчезающий вопрос, майор пояснил:
– Если трупов не будет, замучаешься Ханкале доказывать, что ты не осел, а трупов нет, потому что их или унесли, или обстоятельства просто не позволили твоей группе вести прицельную стрельбу. В лучшем случае над тобой малость поизгаляются, в худшем… – Заместитель комбата скривил рожу: «мол, что об этом говорить». – Пойми, если убитых нет, то все остальное не имеет значения!
Замолчав, Борисов внезапно понял, что дождь кончился, горизонт чист, а падающая вниз влага – всего лишь задержавшиеся на листьях капли отшумевшего дождя.
– Дай команду бойцам дозарядиться. Скоро пойдем на досмотр, – приказал он. И Кузнецов, понуро кивнув, начал отдавать необходимые распоряжения. Впрочем, это было лишним. Разведчики, из тех, кто принимал участие в перестрелке, уже расселись на коврики и начали забивку магазинов и лент самостоятельно, не дожидаясь команды.
«Так и должно быть, – улыбнувшись, подумал командир группы и тут же нахмурился, вспомнив пережитые волнения. – Никогда больше не соглашусь на подобную авантюру», – решил он и отправился проверять боевое охранение.
Утро было хмурым и промозглым. Несмотря на то что дождь кончился, с листвы на землю и расположившихся под деревьями разведчиков беспрестанно капали холодные, тяжелые капли. Даже возбуждение, вызванное перестрелкой и возможной близостью противника, не могло разогнать сковывающей бойцов стылости. Светлело. Под лучами встающего над горизонтом солнца от земли начал подниматься туман. Пока еще робкий, легкой прерывистой дымкой колыхавшийся под порывами так и не прекращающегося ветра, он грозил в ближайший час-два заполнить все низины и утопить в серой дымке окрестные вершины.
– Олег, пора выходить на досмотр. – Борисов положил руку на плечо задумавшегося Кузнецова. – Давай радиста на связь.
– Кошкин! – окликнул командир группы старшего радиста, прикорнувшего возле сто пятьдесят девятой. – Давай связь с Центром. Лисицын, записывай. – Из-под плащ-палатки показалась помятая рожица второго радиста. – Записывай: обнаружил группу боевиков…
– Стоп, стоп, не торопись, – перебил его майор. – Доложи, что начинаешь вести поиск в таком-то направлении, и пока все.
– А боестолкновение?
– Мы же это обсуждали. Сейчас досмотр произведем и тогда решим. Диктуй радиограмму и поднимай бойцов. Выходим.
Кузнецов не стал спорить. Замкомбата был опытнее.
– Лисицын, старших троек ко мне! – приказал Олег, как только Кошкин, закончив сеанс связи, начал сворачивать радиостанцию. – И поживее!
Радист кивнул и, скинув с плеч плащ-палатку, поспешил выполнить приказ. Качнувшиеся за его спиной ветки орешника сыпанули вниз сотнями тяжелых капель, которые барабанной дробью рассыпались по земле и растеклись блестящими звездочками. Впрочем, они тут же погасли, впитавшись в землю.
– При выдвижении соблюдать максимальную осторожность! – инструктировал своих бойцов Олег. – Дистанция между тройками тридцать-сорок метров. Ограничение – предел видимости. В головном дозоре – пятнадцать-двадцать метров. Гудин, со своей тройкой остаешься здесь до конца нашего выдвижения к месту боя. Пулеметчик и снайпер держат под наблюдением соседний хребет, ты у них в обеспечении. «Акведук» постоянно на связи. Обо всем подозрительном докладывать сразу. Рации включены у всех, особенно это касается Маркитанова. – Димарик недовольно мотнул головой, но промолчал. – Головной дозор занимает позиции и остается в охранении до конца осмотра. Тройки ядра проводят осмотр местности и занимают оборону в своих направлениях. Старшие прибывают ко мне с докладом. Все ясно?
– Да!
– Так точно!
– Чего тут непонятного?
– Ясно!
Похвальное разнообразие ответов. Какой принадлежал Димарику, угадать не стоило и пытаться.
Его обнаружили почти сразу. Он лежал, подломив колени, в небольшой рытвине прямо за поваленным ветром деревом. Наверное, эти дерево и рытвина и стали причиной, что его не забрали вместе с остальными убитыми и ранеными. Молодой, ненамного старше кузнецовских мальчишек-бойцов, со сплетающейся в небольшую бородку щетиной, он не был похож на обычного мертвеца. Ночной холод еще не дал смерти наложить на его лицо свой уродливый отпечаток, и от этого молодой боевик казался спящим. По-видимому, ему достались первые выпущенные спецназовцами пули. Правая рука чеченца по-прежнему сжимала приклад висевшего на ремне автомата, а левая ладонь с согнутыми пальцами застыла на ореховой палке с привязанным на конце и расколотым надвое фонариком. Сразу две пули, вошедшие в грудь, пробили его сердце и искромсали легкие.
– Фотоаппарат! – не оборачиваясь, приказал замкомбата стоявшему у него за плечом Кузнецову. Тот кивнул и, скинув рюкзак, вытащил оттуда завернутый в полиэтиленовую пленку небольшой цифровой фотоаппаратик.
– Снимай. Три-четыре фотографии сделаешь – и достаточно. Только проверь, чтобы все было четко.
Группник снова кивнул и принялся за фотографирование «объекта».
– Кошкин! – позвал он, когда, убедившись в качестве сделанных снимков, начал убирать фотоаппарат обратно в рюкзак. – Связь!
– Погоди! – уже в который раз остановил его Борисов. – Сейчас старшие троек доложат, тогда и в эфир выйдем. Впрочем, можешь пока радиограмму сочинить. Что-нибудь вроде того: «При ведении поиска по координатам… обнаружил… имел встречный бой. В результате…» – и так далее…
– Пиши. – Олег на пару минут задумался. – В процессе выдвижения имел встречный бой. В результате нанесенного огневого поражения противник отступил. Организовал преследование. Противнику удалось скрыться…
Дальнейшую диктовку прервало появление Краснова. В руках он тащил два больших туристических рюкзака и видавший виды «АКМС».
– Вот, Маркитанов нашел. Там крови море… в трех местах.
Только сейчас Кузнецов заметил, что оба рюкзака были уляпаны бурыми пятнами засохшей крови.
– И следы волочения. Наверное, труп оттаскивали. – Рюкзаки тяжело плюхнулись на землю.
«И как он их тащил?» – подумал старший лейтенант и, взяв брошенный ствол, потянулся рукой к предохранителю.
– Димарик его уже разрядил, – предугадав действия командира, сообщил боец. – Он говорит, сфотографировать надо, – кивнул в сторону, откуда пришел.
– Я пойду сфотографирую? – Кузнецов кивнул в сторону ожидающего его Краснова.
– Сходи, – безразлично бросил Борисов. Он сидел неподалеку от трупа и, казалось, о чем-то напряженно думал.
– Рюкзаки обыскали? – на всякий случай уточнил он, хотя нисколько не сомневался, что свою возможность порыться в чужих шмотках Димарик не упустил.
– Ну, – неопределенно протянул боец. – Мы тут, ну вот…
– Ясно, – прервал его мучения замкомбата. – Фото– и видеоносители были?
– Никак нет! – отрицательно помотал головой Краснов. – Телевизор на батарейках, а так по мелочам…
Что именно было там «по мелочам», замкомбата уточнять не стал. Подумаешь, заныкал Димарик парочку маскхалатов, один-другой гортексик, ну и фиг с ним. Кому они теперь нужны? Трупам? На хрен? А мораль? Какая, к черту, на крови мораль? Лицемеры. Оружие гуманное и негуманное, цивилизованное ведение войны, нецивилизованное… Есть смерть и есть трупы, которых могло бы и не быть, стоило только кому-нибудь где-нибудь вовремя и в нужном месте поставить запятую или точку. К черту…
Крови действительно было много. Она была на земле, на молодой, только что начавшей прорастать траве, на стволах деревьев, на влажных листьях. В зыбких полосах поднимающегося тумана она казалась только что пролитой. Сделав несколько снимков, Кузнецов прошел дальше и впрямь увидел следы волочения. Чьи-то безвольные пятки вычерчивали на земле замысловатые кривые, стаскивали в кучи остатки прошлогодней листвы, цепляли лежавшие на земле ветки. Олег шел по чужим кровоточащим следам до тех пор, пока его взор не уперся в брошенную разгрузку, обрывки бинтов, использованный тюбик промедола. Тут же лежала расколотая бутылка физиологического раствора.
Старший лейтенант, сделав достаточное количество снимков, вернулся к ожидающему его Борисову и, наконец-то выйдя на связь, передал результаты боестолкновения. И тут появился Димарик с новым огромным рюкзаком за плечами. Кузнецов бросил взгляд в его сторону, но спрашивать, откуда у Маркитанова появился столь шикарный рюкзак, не имело смысла. И так все было ясно. А вот не поинтересоваться об «эрэрке» он, как командир группы, не имел права: этот рюкзак еще предстояло сдавать на склад…
– А куда свой дел?
– Внутрь убрал, куда же еще? – Удивление на лице Димарика было таким искренним, что, не будь вокруг столько крови, Кузнецов, наверное, рассмеялся бы. А так он лишь хмыкнул…
– Товарищ старший лейтенант! – послышался хриплый шепоток Кошкина.
– Да?
– Центр приказал выносить труп…
– Не понял? – переспросил командир группы, хотя прекрасно разобрался, о чем идет речь. Скорее, он хотел осмыслить сказанное.
– Центр приказал выносить труп противника в пункт запасного сбора.
– Они что там, охренели? – Олег повернулся к по-прежнему сидевшему рядом с трупом Борисову. – Зачем нам его переть?
– Возможно, для опознания.
– А что, по фотографиям никак?
– По фотографиям никто не сознается, что это их родственник.
– А может, тогда обложить его тротилом и взорвать к чертовой матери? – Представив, что, кроме рюкзаков, придется тащить еще и вражеский труп, командир группы поежился.
– Точно! – с сарказмом в голосе поддакнул майор. – Взрывай! А потом будешь лазить по кустам и собирать ошметки разлетевшегося мяса. Скажи лучше вот еще что: стволы нашли?
Кузнецов отрицательно покачал головой:
– Нет, я же в отряд передавал. Вы разве не слышали?
– Хреново! – Борисов провел по лицу рукой, как бы сгоняя с него остатки сна. – Ладно, хорошо хоть, еще один отыскался. Не будь этих двух автоматов, кто знает, не пришлось бы нам доказывать, что ты не Ульман. – Замкомбата усмехнулся, вот только ухмылка оказалась какой-то грустной.
– Круто! – Олег возмущенно качнул головой. – Маркитанов, вызывай Гудина, пусть подтягивается сюда. А ты бери свою тройку и начинайте готовить носилки… Вражьи шмотки, – Кузнецов кивнул в сторону рюкзаков, принесенных Красновым, – передашь в тыловой дозор.
– Ну, я пошел… – По лицу Димарика было видно, что он предпочел бы тащить «чеховское» имущество, а не возиться с трупом, но спорить не стал, а отправился выполнять приказание.
Командир группы посмотрел ему вслед и, поняв, что часть информации прошла мимо ушей Маркитанова, потянулся к своему «акведуку».
– Четвертый – Старшему. Прием.
– На приеме, – различил Кузнецов голос сержанта Гудина.
– Выдвигайтесь к нам. Как понял? Прием.
– Понял вас, понял. Прием.
– Ждем. До связи.
Через некоторое время тыловая тройка уже занимала свои позиции в составе группы. Холод вновь начал давать о себе знать. Пока Димарик и иже с ним готовили носилки – срезали подходящие по толщине и длине ореховые палки и искали в шмотках боевиков хоть что-нибудь способное заменить плащ-палатку (свою использовать под это дело не хотелось), – почти все бойцы группы под тем или иным предлогом приходили смотреть на мертвого бандита.
– А уши можно отрезать? – воровато оглядевшись по сторонам, спросил у Кузнецова подошедший одним из последних снайпер Баринов. Стоявший в этот момент чуть в стороне от убитого боевика Борисов зло зыркнул в его сторону:
– Ты бы хотел, чтобы с тобой поступили так же?
Боец отрицательно покачал головой.
– Тогда иди отсюда на хрен! – прошипел замкомбата. И, бросив злой взгляд в спину метнувшегося прочь бойца, едва слышно добавил: – Наслушались идиотов…
Единственный, кто не проявил никакого интереса к убитому, был Димарик, возможно, потому, что уже достаточно нагляделся на трупы, а возможно, потому, что чтил покой мертвых…
Конец ознакомительного фрагмента.