Пролог
Пункт постоянной дислокации
Димарик – легенда нашей бригады, да что там бригады, всего спецназа. И угораздило же его попасть именно в мою группу! Его вроде как дали мне для усиления, как самому молодому и неопытному. Но мне почему-то кажется – как самому глупому. Только я один попался на эту удочку. Я что, единственный старший лейтенант в роте? Еще один есть, так нет же, подвалило счастье на мою голову.
А вообще у нас сейчас занятия по инженерной подготовке. Учим бойцов устанавливать «монки»; точнее, уже не учим, они давно все умеют, а так, повторяем пройденное. Далеко в лес я сегодня не пошел, да и все остальные группы тоже здесь рядом занимаются. Бойцы бегают с минами, провода тянут, сматывают; смотрю на них, а все мысли в голове вокруг Димарика вертятся…
А вот и командир наш идет, он-то мне его и втюхал. Димарик, блин! Только вчера его из плена вызволял. В поселок пошел… с полигона, через охраняемые склады… Заблудился, говорит. Ему вроде как поверили, а я думаю, это он бдительность часовых проверить хотел. Проверил… Полтора часа кверху попой лежал, пока командиры между собой договаривались. Это еще что: в прошлом году он на выездной караул засаду с использованием имитации устроил. Славу богу, в машине одни контрачи ехали, сразу догадались, что к чему, а то как хлестанули бы в ответ… Разборки на весь гарнизон, а ему хоть бы хны – смешно…
– Старший лейтенант Кузнецов! – это командир роты майор Гордеев меня зовет. Вставать лень, лежу себе на коврике, что поверх плащ-палатки, и вроде как правильность установки мины проверяю. Чуть не уснул… Солнышко греет, конец марта, теплынь – градусов десять, не меньше.
– Я, товарищ майор! – пришлось все же подниматься. Серьезный мужик наш командир роты. Говорят, в Чечне в свою первую командировку хорошо повоевал. Тогда все решали, кому на Героя отправлять: ему или другому командиру группы. Героя получил другой. А наш комбат говорит: надо было на Гордеева представление оформлять, вот так-то.
– Олег, – это он тоже мне, а я, как положено, почти строевым шагом, рука на ремне автомата. – Отправляй своих к казармам. Там новое обмундирование привезли, твоя группа первой получает.
– Чи, – показываю рукой «сбор», хотя можно было и голосом, но уже привычка – вторая натура.
– Мы тоже? – уточнил я, имея в виду офицеров. Ротный покачал головой.
– Офицеры и прапорщики послезавтра на складе получат.
– Понял!
Что ж, на складе так на складе. Будет еще одна причина отлучиться в город. Если мне сегодня не получать, то я, пожалуй, еще полежу.
– Сержант Маркитанов, ко мне! – Сержант Маркитанов – это Димарик и есть. Только кто, когда и за какие заслуги присвоил ему звание сержанта? Вопрос, как говорится, висит в воздухе.
– Строишь группу, забираешь материальную базу и ведешь к казармам. Оружие сдадите в оружейку – и живо к машинам, получать вещевку. Ясно?
Командир – не товарищ старший лейтенант, а командир. На правах ветерана он меня иначе и не называет. Пробовал поговорить с ним с глазу на глаз, вразумить, да где там: соглашается, кивает, пару раз скажет: «тащ старш лейтенант», а потом опять понеслось… И ведь не назло, привычка у него такая. Я уж махнул рукой, все равно на войне и все остальные на «командир» перейдут. А то я сплю и вижу, как во время боя ко мне «товарищ старший лейтенант» обращаются. Пока три слова выговоришь, три раза и убьют. «Командир» – куда короче, да и весомее, если честно. Сразу понятно, кто главный.
– Командир, а стволы чистить будем?
– Нет.
День теплый, с оружием не ползали, не бегали, как с утра на плащ-палатку выложили, так до сих пор и пролежало. Я словно почувствовал, что от занятий отрыв будет.
– И мой ствол захватите! – Я протянул в сторону ближайшего бойца свой автомат.
– А может, почистим? – Ну, вот он весь такой, Димарик. Сейчас я с ним еще полчаса спорить буду.
– Почистим. Потом, – проще согласиться, а чистить завтра будем после занятий. – А сейчас сдаем и идем получаем шмотки. Вопросы?
– Понял, не дурак, – обиженно прогундел Маркитанов. – Берем оружие, Есин и Краснов – матбазу, Баринов – плащ-палатки.
– Одну оставьте, сам принесу, – а то и мою, пригретую на солнышке, утащат. – Вещевку получите, за мной одного пришлешь.
– Без вопросов, командир! – Димарик подхватил свой «ПКМ», широко улыбнулся и, не дожидаясь, когда построится вся остальная группа, зашагал в сторону первой казармы. А он всегда так: вечно с пулеметом и сияет, как начищенный пятак. Походка – ноги во все стороны, вкривь-вкось или враскоряку, как правильно? Не хотел я его брать, но ротный предложил, комбат настоял, да и бойцы наслушались про него ерунду всякую – и все туда же: «Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, возьмите…»
Ладно, по порядку: Димарик, а если официально, то сержант контрактной службы Маркитанов Дмитрий Вениаминович. В послужном списке: Югославия, несколько командировок в Чечню, и после каждой – удивительные истории о его похождениях и «подвигах»… Ну, какой из него командир отделения – ни в лесу ориентироваться, ни людьми руководить! Его руководства минут на пять с половиной от силы и хватает.
– Гудин! – Сержант Гудин Виктор Вячеславович – командир второго отделения. На нем в группе вся дисциплина в мое отсутствие держится. Небольшого роста, коренастый. Голос – как рявкнет, так хочется под землю зарыться и не высовываться. – Слышал, что я Маркитанову сказал? – Тот кивнул. – Проследишь…
– Есть! – Гудин не слишком разговорчив, но исполнителен. Скажешь, можно не проверять – сделает.
– Олег, бросай это грязное дело! – Гордеев сел на плащ-палатку и тонкой, длинной палочкой начал чертить на песке кривую линию. – Они что почем – сами разберутся.
«Разберутся они», – про себя проворчал я, но вслух говорить не стал. Ротного порой фиг поймешь: то ли шутит, то ли всерьез говорит. А сделаешь что не так – и сразу «получи, фашист, гранату» в виде командирского разноса. Вообще-то на сдаче оружия командир группы сам обязан присутствовать, но у нас последнее время вольница. Комбат на подобное нарушение сквозь пальцы смотрит, говорит: пусть к самостоятельности привыкают. И то правильно, не век же им сопли вытирать. Скоро на войну, а там группник без сержантов один за всем не уследит… А вот и остальные группы подтягиваться начали.
– Лыжин! Иван! – Лейтенант Лыжин – это командир второй группы. Его ротный и зовет. – Давай, дуй с ротой, проследи за сдачей оружия. Сдадите – доложишь.
Ванька дернулся, «что это, мол, я», но промолчал: с Гордеевым по пустякам спорить – себе дороже.
– Товарищ майор! – все же душа моя не выдержала. – Заберите его от меня…
– Кого? – Ротный сделал вид, что не понял.
– Димарика…
– Олег, ты сам не понимаешь своего счастья… – Он еще издевается!
– Товарищ майор…
Ротный не дал мне договорить, предостерегающе подняв руку.
– Вопрос не обсуждается.
– Блин! – так и хочется послать всех в три этажа.
– Зря ты так. – Он меня еще уговаривать собрался! – С Димариком не пропадешь.
– Угу, – я в сомнении покачал головой.
– Точно! – Гордеев даже не улыбается. – Ты думаешь, ему просто везет? Может, и так, но и от фактов никуда не денешься: у групп, с которыми он ходил, самые значительные показатели боевой результативности, и потерь при нем никогда не было, – легкораненые не в счет. Он – как мишка-талисман. Если Димарик с группой, значит, все будет тип-топ.
– Как в сказке! – Сарказма в моем голосе хватит на десяток таких Димариков.
– Я тебе правду говорю, так и было! Если Димарик с группой, все в шоколаде. А стоит ему заболеть или по какой причине остаться в ПВД, жди беды. А в остальном… фигня это все. И вообще, с Димариком – это как с тем котом…
– А при чем здесь кот? – это спросил Витек Иволгин, один из подошедших группников.
– А, ну да, вы-то не в курсе. Есть у нас кот, там, в Чечне, вечно облезлый, одно ухо наполовину отсутствует, поорать любит. Подобрали его где-то, уже и не помнит никто, где. Кличку Ништяк дали. Ни к какой палатке он так и не прибился, шастает, где и когда хочет. В общем, кот как кот, ленивый, мышей не ловит, все тушенку или рыбные консервы клянчит. А потом заметили: стоит только кому Ништяка обидеть – и откат по полной. Пнул его как-то командир второй роты – и на первом же Б/З лапку ему и отстегнуло. А Лемехов Стасик за шкирку с кровати скинул, так через несколько дней в этой же руке граната разорвалась. Короче, теперь все стараются этого урода задобрить. – Кажется, особой любви ротный к Ништяку не питает. – Перед Б/З тресковой печеночкой накормить, тушеночки полную банку ему оставить…
– Да ерунда все это!
– Погоди, я же не сказал, что это кот виноват. Только так получается, что лучше этого кота не трогать. Хотя и сволочь он по жизни – куда бы ты еду от него ни спрятал, найдет и слямзит. Да еще нет-нет да кому-нибудь и в постель нагадит. – Ротный неприятно поморщился. Ага, вот она где, оказывается, собака «порылась»…
– Да я бы его за такое так отхайдокал… – Иволгин сделал движение ногой, словно и впрямь намеревался двинуть воображаемого кота.
– Ну-ну, посмотрим на тебя, когда ты по минным полям походишь… – усмехнулся ротный. – Суеверия суевериями, но я бы его все же обижать не советовал.
– Но Димарик же не кот! – Я все же не отказался от мысли избавиться от своего «доблестного» сержанта.
– Димарик лучше. Ты за ним как за каменной стеной! – На этот раз ротный позволил себе улыбку. – Хотите, я расскажу, как он первый раз отличился?
– Конечно, хотим! – Кто бы сомневался! Слушать байки ротного всегда приятнее, чем получать от него разнос за неубранную казарму, плохо написанный конспект или небритый личный состав. Одним словом, пусть рассказывает.
– Работали мы близ административной границы с Ингушетией. Отрядом. Димарик тогда в группе капитана Семенова ходил – это уже потом, после того случая, он у меня оказался. Шесть суток непрерывного поиска, устали как черти. Одним словом, ближе к обеду устроили мы привал. Пока перекусили, пока связь бегали по всему периметру ловили да качали, около часа прошло. Бойцы, что не на фишках, уже и прикемарить успели. Когда дальше двинулись, они через одного сонные, как мухи, были, а в тройке Маркитанова, наверное, окончательно так никто и не проснулся. Одним словом, прежде чем спохватились, что одного бойца из тыловой тройки нет, квадрата полтора протопали. Сообщать на базу сразу не стали, но пришлось обратно идти. Думали: утух парень где-нибудь в кустах и спит в свое удовольствие. Но на месте привала его не оказалось. Вот тут мы по-настоящему всполошились. Семенов, тот вообще решил, что все, хана нашему Димарику. Делать нечего, доложились на базу, Б/З свернули. Группнику, конечно, по полной, командиру отряда – тоже, мне по касательной: опросы, объяснительные, что да как.
Гордеев на минуту умолк, словно давая нам возможность осознать услышанное, а у меня лишь тоска на душе: «И этого человека хотят оставить в моей группе? Я, похоже, на Б/З не врагов искать буду, а за Маркитановым приглядывать. И как тут не заругаться?»
– …а через сутки, бац, сообщение: нашелся наш Димарик! Оказывается, он в Ингушетию выбрался, и не просто выбрался, а по пути схрон нашел с двумя «ПКМами». Так с тремя стволами в ингушскую школу и приперся. Водички попить попросил, – ротный усмехнулся. – Я представляю рожи учителей, когда он у них на пороге объявился. Хорошо хоть, у местных ментов ума хватило не принять его за боевика!
– Офигеть! – присвистнул старший лейтенант Крикунов.
– Да это еще не все! Он каким-то боком базу свежую углядел. «Чехов», правда, в тот момент на базе, на его счастье, не было. А может, на их? Тут уж кто знает! Место, где она должна находиться, мы по его маршруту просчитали. И уже потом ребята из соседнего отряда на ней десятка полтора боевиков уничтожили. Вот такая история. С одной стороны, Димарика надо было примерно наказать, а с другой – вроде и наградить было за что. В итоге посмеялись и трогать не стали, только Семенов наотрез отказался оставлять его в своей группе.
– Так почему он отстал? – Иволгин все же дотошный мужик.
– Смеяться будете – пошел в кустики и заблудился…
– Офигеть! – Впрочем, меня этим не удивишь. Абсолютная неспособность к ориентированию – это у Димарика в крови.
– А если серьезно насчет сержанта Маркитанова, то… Вы, кстати, «Мертвые души» Гоголя читали?
– Ну да, в школе проходили, – ответил я, не понимая, к чему этот вопрос.
– Так вот, Димарик – это Плюшкин современности. Он все замечает, собирает и накапливает: образы, звуки или шмотки. И все сваливает в одну кучу. Надо только суметь отличить нужное от мусора или, как говорят, зерна от плевел – и удача вам обеспечена. Вот так-то! – Ротный улыбнулся и замолчал. – Все, будет нам лясы точить. Успеете еще, наслушаетесь. Теперь и на вас его приключений хватит! – Улыбнувшись, Гордеев махнул рукой и резким движением встал на ноги.
Хватит, значит. Вот утешил так утешил. Может, к комбату подойти? Нет, не прокатит. Он только посмеется. Значит, и вправду – судьба.
И у кого появилась светлая мысль перед командировкой уложить для отряда парашюты, одному богу известно. Только привезли их нам на полигон и сказали: «Надо уложить». Укладывать так укладывать. Зачем, правда, непонятно: пока из командировки вернемся, все равно переукладывать придется. Но приказ есть приказ. Может, в соответствии с глобальными планами нас будут забрасывать в тыл чеченским бандам парашютным способом? Но нам о том неведомо.
Что ж, укладка как укладка, ничего особенного, все бойцы не по одному разу укладывались, так что проблем особых не было, этап за этапом… Уже парашюты в козлы выставили, ждем офицера ВДС.
Хорошо, я еще разок на Димариков парашют взглянул. Ну, чуяло мое сердце! Стропы, сразу и не заметишь, на разбой меж собой переплетены и как бы даже на узелок завязаны.
Опустился я на корточки. Потянул – точно узелок. А Димарик рядышком присаживается и так доверительно-доверительно на ухо мне шепчет:
– Командир, хочу на запаске прыгнуть… – И такое выражение на морде написано… Все: война, песок и немцы.
– Маркитанов, блин! – Он правда моей смерти хочет. Я-то думал, он случайно со стропами!
– Иди отсюда, Маркитанов, иди… – спокойно так от себя отпихнул и, не раздумывая, кольцо дернул, к черту… Развязать-то стропу можно, но мало ли что он там еще накуролесил.
– Командир!.. А! – махнул рукой, обиделся, похоже. Ну, он меня точно неврастеником сделает. Что переживать – все равно прыгать не будем…
Вот такая фигня получилась. Не стоит думать, что Димарик только в Чечне на свою нижне-спинную часть приключения находит. Их у него и на обычной службе хватает. В наряд дежурным по КПП комбриг его ставить запретил, дежурным по столовой пошел – жирного мяса-сала так наелся, что срочно менять пришлось, потом еще три дня на службе отсутствовал. В патруль его сразу решили не пускать, а то со своим рвением Димарик полгарнизона задержит. А вот теперь это счастье в моей группе. И никуда от него, родимого, не денешься. Да и черт с ним! Через четыре дня едем в командировку, а там поживем-увидим…
Кстати, мне сегодня еще должны привезти спальник и кеды. Для чего кеды? Да это ротный нам посоветовал: берешь их с собой, кладешь в рюкзак, на засаду сел, посты проверил, пришел – берцы скинул, обул чистенькие кеды и спокойно залезаешь в спальный мешок. Если что, можно вскочить и сразу воевать начать – обувь-то на ногах; а если войны нет, то утречком переобуваешься, а кеды опять в рюкзачок. Все просто и удобно…
На завтра намечались крайние стрельбы, и комбат определил ранний подъем. По его плану мы должны совершить марш-бросок с выходом в район разведки, то есть стрельбища, провести там налет с использованием имитации на заброшенное здание, затем получить боеприпасы и отстрелять засаду. Потом опять марш-бросок – на этот раз отрыв от превосходящих сил противника и возвращение на «базу». А там дальше как обычно: чистка оружия, его сдача и передача другому подразделению. И останется у нас три дня на подготовку к отъезду.
Спать лег, как обычно, после отбоя личного состава. Комбат с самого начала хотел, чтобы мы спали в казарме, но потом передумал, и нас, всех группников, поселили в небольшой комнате соседнего модуля. В январе-феврале, конечно, ночью в них было дико холодно. А в марте то ли топить начали, то ли теплее стало или привыкли уже, но мерзнуть по ночам перестали. Улегшись спать, я еще долго не мог заснуть…
Ночью меня разбудили.
– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант! – тряс меня за плечо рядовой Щукин, второй пулеметчик группы. Я открыл глаза, и в неясном свете дежурной лампочки мне показалось, что верхняя губа рядового мелко подрагивает.
– Ну что еще? – Хотелось спать, а просыпаться не хотелось вовсе.
– Там, – он кивнул в сторону двери.
– Что там? – Непонятно, кто из нас только что проснулся.
– Там Димарик! – О боже ж ты мой! Опять? В чем он на этот раз отличился?
– Грабителя поймал!
Я резко сел. Чуяло мое сердце: не надо было отпускать Маркитанова в город. Клялся, божился, что тише воды, ниже травы. Быстренько туда и обратно и до вечерней поверки… Ну, предположим, на вечернюю поверку я его и не ждал, но все-таки надеялся, что к полночи явится. Явился!
– Какого грабителя? – Я вылез из спальника и стал быстро одеваться. В помещении было не так тепло, как хотелось.
– Обычного, какого же еще?
Боже, дай мне терпения. Надеюсь, он его не прибил. А если это обыкновенный прохожий? С Димарика станется…
Димарик стоял возле курилки под большим ветвистым дубом. Отставив ногу в сторону и подбоченясь левой рукой, правой он держал за шиворот согнутого в дугу здоровенного детину, на голову выше себя, и улыбался в тридцать два зуба.
Быстрый взгляд на «потерпевшего грабителя»: вроде почти цел, синяк на полморды не в счет. Может, и не Димарик его поставил, хотя ой как я сомневаюсь.
– Командир! – радостно приветствовал мое появление Маркитанов. – Вот, приволок!
Что приволок, я и без слов видел, вот только зачем?
– Кто такой? – А, терять все равно нечего: либо мы, либо нас. То есть: либо передо мной впрямь грабитель – и тогда честь и хвала нашему бравому сержанту; либо ошибочка вышла-с, и тогда огребем по полной катушке и Димарик, и я. Димарик – тот вообще до уголовки доиграться может, это все от показаний задержанного гражданина зависеть будет.
– Я? – Разбитая морда этого типа слегка округлилась от удивления. Он что, думал его и спрашивать никто ни о чем не будет? Интересно, что ему Димарик наговорил, пока сюда вел?
– Ты, ты. Фамилия, инициалы, воинское звание, место и дата рождения, как… – Чуть было не сказал «до такой жизни докатился». – При каких обстоятельствах произошло задержание?
– Саломатин Алексей Викторович, 1979 года рождения, не служил, проживаю…
Во чешет, как по писаному! В принципе этого достаточно.
– При каких обстоятельствах задержаны? – Незаметно для себя я перешел на «вы».
– Я на вечеруху спешил, – начал рассказывать за него Димарик. – Гляжу, стоит мужик у гаража, в замке ломиком ковыряется. Ну, я его и за шкирку, а он на меня с кулаками. Ну, я ему разок… и сюда приволок.
– Вижу, не слепой. Итак, гражданин, признаете себя виновным? Или сразу расстрелять вас по закону военного времени? – А лепить так лепить. Нас тоже роли играть учат!
– За что, товарищ офицер? Я гараж хотел открыть, а тут…
– Что тут? Машину он угнать хотел, разве не ясно?
– Да какую машину! Это же мой гараж, вот ключи! – Ну вот, приехали. Мне стало жарко.
– Ага, его гараж, как же! Ты, гад, ври, да не завирайся! – Негодование буквально бурлило в голосе Димарика. – А ломик тебе тогда зачем? – Маркитанов с гордым видом вытащил из-за пояса и продемонстрировал полуметровую монтажку.
– Так у меня створки не сходятся. Я, чтобы закрыть, их ломиком подпираю! – Действительно приехали.
– Так вы, гражданин, подтверждаете, что ломик у вас был?
Тот безропотно кивнул.
– Значит, вы согласны, что сержант проявил недюжинную гражданскую сознательность и, рискуя своим здоровьем, а возможно и жизнью, вступил с предполагаемым преступником в схватку за вашу собственность?
– Да какая собственность? – возмущенно засопел Димарик, но я его остановил жестом руки.
– Свободны, товарищ сержант. А к вам, гражданин, у меня имеются еще несколько вопросов. Пройдемте! – тоном, не терпящим возражений, предложил я и рукой показал направление движения. Гражданин, освободившись от «ласковых» объятий Димарика, но по-прежнему сутулясь, безропотно повиновался. Дело было швах. Димарику грозило как минимум хулиганство, как максимум – разбойное нападение. Железо надо было ковать, пока горячо.
– Садитесь, гражданин Саломатин! То есть присаживайтесь, сесть еще успеете! – Хозяин гаража вздрогнул. Это хорошо, может, еще выгорит. Пока не остыло, надо брать быка за рога. – Вы так и не ответили на мой вопрос: согласны ли вы, что сержант проявил завидную сознательность?
Перепуганный Алексей Викторович безропотно кивнул.
– Тогда вы должны согласиться, что подобного рода поступки следует в должной мере оценивать и поощрять?
Тот снова кивнул. Он все еще не понимал, чего же от него хотят, и мучительно соображал, во сколько ему выльется подобная «благодарность».
– Значит, вы, как сознательный гражданин, со своей стороны, должны посодействовать нашему сержанту в деле получения заслуженной награды. Согласны?
– А, э… – Алексей Викторович облизнул пересохшие губы. – Простите, а сколько… – Тут он сообразил, что позволил себе лишнее. – Простите, а в чем, собственно, должна выражаться моя сознательность?
Тут уже я понял, что, несмотря на свою медвежеподобную внешность, передо мной истинный интеллигент. Значит, проблем с чистописанием у нас не будет.
– Я думаю, вы не откажетесь написать на имя нашего командования заявление с просьбой о поощрении столь достойного товарища. – Здесь я маленько переиграл, но, видимо, Димарик провел с гражданином достаточную предварительную беседу, чтобы тот не заметил недостатков в моем актерском образовании.
– У вас есть лист бумаги? – Ага, значит, ручка у него имеется. Просто великолепно! А стандартная бумага у нас есть, как же сейчас без бумажки.
– Держите. – Я широким жестом протянул ему сразу два белых листа, нам не жалко.
– Пишите, командиру в/ч … от такого-то такого, проживающего…
– Знаю, – отмахнулся тот. Черт, кажется, тип начал приходить в себя. Плохо. Хотя согласился писать, значит, напишет. А он уже строчил текст заявления. Я заглянул ему через плечо и успокоился. Он писал все правильно. Фамилию Димарика я на всякий случай ему говорить не стал, для оправдательного документа хватит и товарища сержанта…
– Готово. – Поставив размашистую подпись, потерпевший протянул мне листок бумаги. Я прочитал и едва не окосел. Если верить написанному, Димарика нужно было представлять как минимум к ордену. Он не только спас гараж и стоящий в нем автомобиль от похитителей, но и вырвал сидящего передо мной гражданина из рук бандитской шайки, собиравшейся устроить над ним расправу. Я оторвался от чтения и поднял глаза на сидящего за столом Алексея Викторовича. Его опухшее лицо было серьезным, а в глазах светилась улыбка. Он уже давно все понял, но по доброте душевной поддержал предложенную мной игру.
– Я могу идти? – скромно поинтересовался наш невинно пострадавший, поднимаясь со своего места.
– Да, пожалуйста! – Я мгновение помедлил и добавил: – Спасибо.
Саломатин хмыкнул и протянул мне руку. Его пожатие было мягким и каким-то добрым. Так что прощались мы оба довольные окончанием вечера. Я – тем, что у меня в руках было заявление, собственноручно написанное пострадавшим, подтверждающее как минимум невиновность моего Маркитанова. А Саломатин… Черт его знает, почему был доволен Алексей Викторович? Может, благополучным окончанием свалившегося на него приключения? Не знаю, но одно было точно: в милицию он не побежит. Я аккуратно сложил листок и, сунув его в карман бушлата, вышел из канцелярии на свежий воздух улицы.
– Командир, ты его отпустил! – выскочив из-за угла, обиженно пробурчал сержант. Я посмотрел в его сторону, мысленно выругался и, сделав над собой героическое усилие, почти спокойно выдохнул:
– Димарик, иди ты… баиньки. – А сам, развернувшись, направился к входу, ведущему в офицерский кубрик.
До утра я так и не уснул…
Отстреляли мы неплохо, можно сказать. В смысле, засаду. Я уже оружие на разряженность по второму кругу проверил (перед марш-броском, а то чем черт не шутит), как с вышки прибежал боец.
– Товарищ старший лейтенант, вас комбат вызывает! – бросил и обратно вприпрыжку помчался. Я ему даже ответить ничего не успел. Интересно, зачем я комбату потребовался? Все равно сейчас общее построение будет, на предмет очередной проверки на разряженность, наличия личного состава и имущества. Ну и, конечно, для доброго напутственного слова типа: «за столько-то минут не уложитесь, еще раз побежите». В общем, как всегда, с душой, по-доброму, по-отечески. Вполне мог бы все это и на построении сказать. Ничего не попишешь, придется на вышку топать.
– Товарищ подполковник, старший лейтенант Кузнецов по вашему приказанию прибыл!
– Кузнецов, у тебя в группе сколько пулеметов?
– Три, товарищ подполковник. – Это он к чему?
– Дуй на пункт боепитания, получишь оставшиеся боеприпасы. Две ленты по сто патронов оставишь мне и майору Борисову, остальные пусть твои бойцы добивают.
– Понял. Разрешите идти? – А я-то думал, уже все, пробежимся и спатеньки. Ан нет, еще патроны не все расстреляли.
– Маркитанов, пулеметчиков к пункту боепитания! – крикнул я прямо с вышки. Пока спускаться буду, они уже за боеприпасами побегут.
– С оружием? – это Димарик. Чтоб тебя…
– Я что, разве давал команду передавать оружие?
– Да мало ли, – буркнул мой «исполнительнейший» сержант. – Родионов, Щукин, за мной, бегом марш!
Ну, бегом я их, предположим, бежать не заставлял. Набегаются еще сегодня. Но раз побежали, пусть бегут, от ста лишних метров не умрут, я думаю.
Патронов много оказалось, я даже пожалел, что еще пару человек на заряжание не взял. С другой стороны, пусть пулеметчики тренируются. Да и заряжали ленты, собственно, недолго. Когда комбат вниз спустился, мы уже на рубеж открытия огня вышли.
– У кого пулемет лучше всех пристрелян? – спросил комбат. Я стою, помалкиваю, жду, когда кто-нибудь сам вызовется. Они все неплохо бьют, но лучше всех пулемет у Щукина. Но тот хитрый и ни за что не признается. Кому надо лишний нагар оттирать?
– У меня вроде ничего бьет. – Странно, что первым не Димарик вызвался, а Женька Родионов.
– Раз ничего, то давай сюда. Хотя нет, Маркитанов, давай я твой возьму! – Димарик только вздохнул. Подполковник Шипунов легко принял тяжелое оружие, откинув сошки, быстро, но аккуратно поставил-бросил его на землю. В считаные доли секунды заправил ленту и, передернув затвор, возвратил на место.
– Подполковник Шипунов к бою готов, – сам для себя доложил он и плавно нажал курок. Длинная очередь рубанула по тройке грудных фигур, опрокинув их на землю. Ствол тут же поехал в сторону и положил едущие бегунки. Самой дальней ростовой фигуре хватило пары патронов, и вновь прицел сместился в сторону поднявшихся грудных. Комбат срезал их очередью и махнул рукой, требуя от оператора поднять все мишени одновременно… Наконец пулемет выплюнул последнюю гильзу и смолк.
– Учись! – Подполковник легко вскочил на ноги и мягкой пружинистой походкой направился в сторону вышки. На полпути он остановился: из-за угла выглянул спешивший на огневой рубеж майор Борисов.
– Пал Петрович, только тебя и ждем. – Комбат улыбнулся. – Иди уже достреливай свою сотню, а то бойцам еще марш-бросок бежать.
– Ничего, им только на пользу! – Вот ведь гад! И что самое печальное, говорит он это совершенно искренне.
В отличие от комбата Борисов даже ложиться не стал, всю ленту с руки выпустил, длинными очередями. Я бы, наверное, так не смог. Наконец и у него патроны кончились.
– А остальные? – Я кивнул в сторону заряженных лент.
– Пусть бойцы потренируются. – Замкомбата поставил оружие на землю и, сделав шаг назад, отступил в сторону.
– Командир, а мне можно так? – Димарик кивнул в сторону майора Борисова. Я еще думал, что ответить, когда комбат пришел мне на помощь.
– Пусть постреляет.
Я незаметно вздохнул, но протестовать не стал, а зря. Маркитанов выцелил грудную мишень и нажал на курок. Я видел, как он радостно улыбнулся, и тут его повело в нашу сторону… Ну, думаю, кирдык. Пронесло, пулемет смолк на полпути к нашим фигурам…
Подполковник Шипунов стоял, сжимая кулаки, смотрел на застывшего Димарика и матерился. Я думал, он его прибьет. Вместо этого комбат покачал головой и с легкой хрипотцой выговорил:
– Димарик, сколько раз тебе повторять: патроны нужно вставлять в ленты до предела! Хорошо, что пулемет здесь смолк… – «Еще бы», – мысленно согласился я. – А если в бою?»
Опаньки, оказывается, дело не в том, что он нас всех перестрелять мог…
Маркитанов виновато потупился, а я даже не пытался за него заступаться. Ему это пойдет только на пользу. Вот ведь совсем как Борисов заговорил. Старость – не радость?
А марш-бросок комбат отменил. Видимо, захотел перед отправкой дать нам хоть какую-то поблажку. Или, может, с майором Борисовым спешил куда, неизвестно. Короче, повезло нам…