Грэй
Щенок был уже не маленький, может быть, трёхмесячный. Светлана подумала, что не рискнёт такого зубастого даже погладить и осталась сидеть в машине, пока коричневого с желтыми подпалинами кобелька упаковывали в коробку. Это был не чистокровный «немец», но породу выдавали и умные миндалевидные глаза, и смешно торчащие ушки, и длинная сильная шея, и прямые мускулистые конечности.
Когда коробку поместили на заднее сиденье автомобиля, щенок затаился: он, вопреки ожиданиям, не скулил, не пытался выбраться.
– Как бы ты его назвала? Ну, давай, придумай-ка ему кличку! —
Антонис сел за руль, на время избавив Светлану от мученической роли начинающего водителя.
– Грэй, – вдруг произнесла она, сама удивившись такому скорому выбору.
– Что значит «Грей»?
– Ничего не значит. Это герой одного романа, который приплыл за любимой девушкой на корабле под алыми парусами.
– Кто писатель?
– Грин.
– Гримм? – переспросил парень, намеренно растягивая «м».
– Нет. Гримм – это братья Гримм, сказочники. А этот писатель – Грин. Он был романтик. Писал о море. О любви. О мечтах. О том, что каждый может сделать для близкого чудо.
– Хорошо. Очень хорошо! Пусть будет Грэй! Ну-ка, позови его!
Светлана обернулась, поскребла ноготками по коробке:
– Грэ-эй! Грэй!
Щеночек молчал.
– Ничего, привыкнет, – заверил Антонис, лихо свернув на просёлочную дорогу перед носом у громоздкого трактора.
Поговорили ещё о том, где он разместит своего друга, чем будет его кормить, когда будет делать ему паспорт и прививки. Теперь Светлана уже довольно хорошо знала греческий, чтобы что-то обсуждать.
За окном мелькали маковые поля, пасущиеся на лугу лошади, живописные греческие домики. Светлана уже дня два тому назад решила для себя, что этот парень, который не оправдал её надежд, как хороший работник – он много курил, часто пил кофе и отвлекался на какие-то посторонние дела, будет вычеркнут из её списков контактов раз и навсегда. Но сегодня она не могла отказать ему в этой поездке – она слишком любила животных и слишком верила, что четвероногие могут круто изменить жизнь даже самых пропащих хозяев. То, что Антонис нуждается в чьём-то участии, в преданной бескорыстной любви, догадаться было не сложно. Такие люди цепляются к тебе всеми крючками своей души, продемонстрируй им хоть малейшее расположение, они ходят за тобой по пятам, в надежде сослужить добрую службу и получить кусочек тепла взамен, они много говорят и много спрашивают, лишь бы разговор вдруг не прервался, и человек не повернулся бы к ним спиной.
Светлана очень быстро узнала, что Антонис – сирота, живёт только с бабушкой. С его слов, мать умерла, когда он был маленький, а 55-летний отец скончался от болезни печени не так давно.
– Ах, жалко, он был моих лет, – сказала Светлана, демонстративно подчёркивая свой возраст.
– А знаешь сколько лет мне? – спросил Антонис.
– Двадцать восемь?
– Нет, тридцать один.
– Да, велика разница! Что ж ты не женат до сих пор? Ах, да! Вы же здесь до сорока лет говорите: «Ты что? Я ещё молодой!» Так, да? – Светлана рассмеялась.
– Для меня жениться не проблема. Просто мне нужна правильная женщина.
– Что значит правильная для тебя? Чтобы не курила, не пила, была верной и не просила денег?
– Нет, ничего такого. Даже возраст для меня не имеет значения. Я должен посмотреть в глаза и почувствовать…
– А-а! Это да, это – правильно…
Высокий, худой, как жердь, с короткой стрижкой ёжиком, в которой уже блестела редкая седина, с непонятными татуировками на руках, с серьгой в одном ухе, со смещенной переносицей и испорченными зубами, Антонис производил весьма жалкое впечатление. Но всё это уходило на второй план, растушёвывалось, когда он смотрел на тебя голубыми чистыми глазами, будто принадлежащими совсем другому человеку. Он говорил правильные, иногда даже умные вещи, насколько Светлана могла понять его греческий. Подзывая её кошку, он щёлкал изящными тонкими пальцами пианиста, если не брать во внимание грязные, плохо подстриженные ногти. Светланина кошка такие приёмы не признавала, Антонис чертыхался:
– А! Всё забываю! Это я своих приучил к таким звукам, сразу сбегаются все.
Для Светланы люди, которые любят кошек и собак, сразу же определялись в особую достойную касту. Однако хорошее расположение к парню дало сбой, когда тот открыл ей ещё одну страницу своей жизни. Как-то она спросила, когда он сделал татуировки. Наверное, Антонис мог бы и соврать, но он огорошил её своим откровением:
– Несколько лет тому назад, в тюрьме.
– Ты сидел в тюрьме? – Светлана очень надеялась, что неправильно его поняла.
– Да, четыре года. Поймали за продажу наркотиков.
Светлана молча присела на скамейку.
– Все успели убежать, а меня схватили, – продолжал он. – А знаешь как было? Продавал наркоту, было много денег, все друзья набивались в машину, ехали на бузуки, веселились до утра, я платил за всех… Да, кстати, машину разбил потом, хорошая была, BMW. Да и нетбук разбил как-то. Со злости. И телефон…
– Надеюсь ты там, в тюрьме, получил хороший урок? – задала она глупый вопрос, не придумав ничего лучшего.
– Да, урок получил. Видишь, теперь работаю, – ухмыльнулся Антонис и начал набивать дешёвым табаком очередную самокрутку. – Вообще-то я электрик, раньше, когда строили новые дома, отели, было много работы. Сейчас —ничего. Прошлым летом пошёл зарабатывать в бич-бар, сейчас вот стригу газоны и кустарники. А ты звони, если что: может нужно хлеб купить или лекарства. Я знаю, что значит жить за городом – наш дом ещё выше твоего. Я быстро смотаюсь на мотоцикле, зря машину не гоняй.
– Ладно, договорились, – сказала Светлана, подумав про себя, что никогда ни о чем подобном не попросит.
– Да, кстати… Можешь со мной съездить в соседнюю деревню, нужно одной женщине отвести лекарства.
– Хорошо, если близко.
– Это рядом, 10 минут. Поедем по прямой дороге.
На самом деле прямая дорога оказалась не такой уж прямой, почти без асфальта, да и не более короткой, а скорее более длинной, чем обычная, по которой ездят все нормальные люди. Правда, она была совершенно пустынной и живописной. У деревянного моста с горной речкой, бегущей среди огромных валунов и деревьев, Светлана попросила остановить машину, достала свой айфон:
– Сделаешь фото?
Антонис нажимал кнопку до последней секунды, пока она со смехом не выхватила телефон обратно. Фото получились потрясающие: солнечный свет, пробивающийся через огромные кроны деревьев, сглаживал черты её лица и Светана выглядела как счастливая дурашливая девчонка.
У дома, куда Антонис отнёс лекарства, они задержались минуты на три и вернулись домой уже по привычной асфальтированной дороге. И лишь позже Светлана вдруг испугалась: а что если Антонис отвозил в тот дом вовсе не лекарства?
Теперь, когда был решён вопрос со щенком, Светлана подумала, что от услуг Антониса надо отказаться под любым предлогом. Да, ещё оставалось не убранное сено и обрезанные ветки кустарника, но на такие мелочи можно было махнуть рукой и как-нибудь потом самой взяться за грабли. С тех пор, как бабушка-гречанка оставила ей в наследство огромный дом с большим садом, она научилась многому и не боялась никакой крестьянской работы.
Когда Антонис позвонил на следующий день, Светлана объяснила, что ничего уже делать не нужно. Через несколько дней парень просил машину, чтобы съездить с собакой к ветврачу на прививку. Светлана нашла благовидный предлог, чтобы ему отказать. Ещё через несколько дней женщина просто не ответила на его звонок. Роза, которую Антонис как-то привёз ей из своего сада, завяла и была безжалостно выброшена из вазочки. Ещё через неделю Светлана, вспомнив об этом странном парне, подумала: «Слава Богу, отвязался». Хотя это было слабое утешение – она была практически уверена, что встреч в такой маленькой деревне не избежать и, рано или поздно, их дороги могут пересечься.
В один из дней Светлана отправилась в местный храм – была родительская, поминальная суббота перед Святой Троицей. Но оказалось, что служба проходит в маленькой церкви на кладбище, где были похоронены её бабушка и другие родственники. Хоть церковь и носила имя её греческой святой, но это место по соседству с крестами и каменными плитами, женщина не любила, как не любила и то, что местные переиначивали её имя Светлана на Фотини.
У могилок женщины в чёрном раздавали своим знакомым сладости для поминовения усопших родственников. Какая-то старушка протянула свою коробку и Светлане, буркнув под нос непонятное имя. Женщина постеснялась уточнить и со словами «царствие небесное» заспешила внутрь церкви, где всё было заставлено чашами с коливой и горящими свечами.
Конец ознакомительного фрагмента.