Глава вторая
…Типично южное село – несколько десятков простеньких изб с огородами, колодец с журавлем, конюшня и коровник – раскинулось на пригорке возле небольшой петляющей средь бескрайних степей реки. На дверях правления пылился огромный амбарный замок – уборочная страда в самом разгаре. Задиристые гуси с шумом выясняли отношения у входа в поселковый магазин. Резво щебетали неугомонные птицы, срывались на хрип запоздалые петухи, яркая зелень серебрилась в лучах солнца и шепталась с легкомысленным ветерком, заплутавшим в развесистых ветках плакучих ив у заросшего пруда. Село потихоньку просыпалось. Аккуратная старушка в домотканом фартуке поверх расшитой ночной рубашки, боясь расплескать, осторожно несла молоко в ведре, покрытом марлей. Где-то грустно мычала корова. «Погодь, Зорька», – нежно хлопала буренку по гладким бокам озорная молодуха на соседнем дворе. У входа на сеновал девчушка лет двенадцати лениво рубила в корыте корм для домашней птицы.
Разбросанные за околицей стожки издали напоминали аккуратные муравейники. Утренние лучи солнца нежно касались лиц влюбленной пары, милующейся в пахучем гнезде из сена. Проснувшись первой, Леся сонно потянулась, улыбнулась новому дню и стала переплетать густую светло-русую косу. Парень, посапывая, перевернулся на другой бок. Ветер беззаботно играл с его кучерявой шевелюрой цвета вороньего крыла и ласкал смуглую цыганскую кожу. Зазноба выбрала пушистую травинку и легонько пощекотала нос сони. Кавалер звонко чихнул и ловко подмял дивчину под себя. Целуясь, озорники скатились на землю. Леся игриво вырвалась и, пританцовывая, звонко расхохоталась. Тощая тетка, перетянутая веревкой с бидоном земляники на поясе, притихла в кустах. Подкравшись ближе, она пытливо прищурилась. Узнав Лесю и Степана, изумленно ахнула и бросилась наутек. Ей нетерпелось первой разнести горячую новость по селу.
Ходики на стене, мерно тикая, показывали начало шестого. У печи бодро хлопотала статная хозяйка в нарядной вышиванке. Ей чуть за сорок. Лицо открытое, красивое. Плотная коса аккуратно уложена вокруг головы. На сковороде аппетитно пенилась пышная яичница со шкварками, на столе в миске переливались свежестью помидоры, огурцы, перья зеленого лука и пучок зелени. Под рушником томился свежеиспеченный каравай. Из спальни в одном исподнем, сонно потягиваясь, вышел еще нестарый седеющий мужчина и безучастно кивнул жене. Хозяйка как-то виновато улыбнулась ему и протянула полотенце. Не проронив ни слова, муж вышел в палисад, к рукомойнику. В соседней комнате белобрысая девчушка лет двенадцати, смачно причмокивая, сладко потянулась. Вернувшийся хозяин натянул рубаху и, отодвинув завтрак в сторону, стал нервно перебирать содержимое выдвижного ящика стола. Жена продолжала хлопотать у печи, краем глаза наблюдая за ним.
– Анна, паспорт не видала? Мне сегодня в район за техникой!
– Посмотри в шкатулке.
– Нету! – мужчина подошел к навесным самодельным полкам и пошарил за книгами. – Как корова языком слизала! Может, в пиджаке с прошлого раза пылится?
– Давай я погляжу, – бросилась наперерез жена.
Супруг удивленно поднял брови и остановил ее взглядом:
– Не заблужусь.
– Микола, – едва слышно раздалось за его спиной. – Девочки не одеты.
– Чай, не в бане и не панночки, – сухо обрубил отец.
Решительно оттолкнув Анну, он бойко шагнул в комнату и, глядя под ноги, на носочках прокрался к массивному дубовому шкафу. Шаря по карманам, строго приказал:
– Галя, подъем! Пора корову гнать!
Отец уже выходил, когда дочь трусовато запротестовала:
– Чуть что, сразу Галя. Сегодня Леськина очередь. Я с мамой полоть иду.
– Леся, подъем! – сухо скомандовал Микола, прикрывая за собой дверь.
Отсутствие ответа заставило его обернуться. Повторять команду не имело смысла – кровать старшей дочери даже не была разобрана. Анна испуганно прижала ладонь к губам. Брови Миколы свирепо взмыли вверх, с губ сорвалось ругательство.
– Мать, поди-ка сюда! – настойчиво пробасил он.
Видя, что накликала беду, Галя испуганно села и натянула одеяло по самый нос. Два детских глаза напряженно следили за развитием событий. Отец был взбешен.
– И где ж эту шалаву нынче носит?
Мать промолчала, виновато опустив полные слез глаза.
– Если узнаю, что со Степкой в стогах кувыркается, убью стерву! – сжав кулаки, Микола выдернул ремень и, придерживая штаны, чтобы не упали, выскочил во двор.
Анна бросилась следом, но при виде пастуха, щуплого доходяги с лицом балагура, гнавшего по улице стадо коров, застыла на пороге. Вместо левой ноги у мужичка был самодельный протез. Одной рукой он справно хлестал кнутом о землю, другой успевал щипать за зад аппетитную бабенку. Та задорно хохотала и шутливо отбивалась. Пастух что-то шепнул ей на ухо, и пара дружно покатилась со смеху. Поравнявшись с домом, тетка приветливо кивнула Анне и не удержалась от едкого комментария в адрес Миколы: «Держи портки, хозяйство сдует!» Сосед злобно сверкнул глазами и сплюнул в ее сторону. Ловко перемахнув через плетень, он скрылся в огороде. Тетка прилепилась к калитке и озорно прокомментировала:
– Давай ему, Аннусечка, почаще, а то поскачет к бабам ненароком. Не каждая такому рысаку откажет, – но, видя состояние приятельницы, миролюбиво поторопила: – Кличь Лесю, а то бодливые буренки Охримку последнюю ногу зажуют!
– Лишь бы рога не наставили! – подыграл хохмач, любуясь соседкой.
В его взгляде перемешались боль, беспокойство и симпатия. Анна печально отвела глаза и выгнала из хлева корову. Та послушно влилась в стадо, промычав на прощание. Хозяйка растерянно осмотрелась. Из дырки в плетне позади хаты выскочила запыхавшаяся Леся. Стараясь не пересекаться взглядом с матерью, она перехватила из ее рук прут и ловко выбежала за калитку.
– Не шуми, тетка Авдотья, здеся я!
Из-за избы показался разъяренный Микола, но дочь успела спрятаться за Охримка. Размахивая ремнем, отец угрожающе процедил сквозь зубы:
– Ах, ты, мать твою зараза! Вечером не жди пощады!
Микола вдел в штаны ремень, нетерпеливо пропустил стадо и пошел прочь.
– Ты ж не поел! – крикнула вслед Анна.
– Сыт по горло! – не оборачиваясь, муж резко провел ладонью поперек шеи.
Анна промокнула слезы краешком фартука и присела на крыльцо. Прижавшись, к ней подсела младшая дочь. Мать обняла ее за хрупкие плечики и нежно пригладила податливые волосы. Лохматый пес у будки жалобно заскулил.
– Погодь, Трезорка, зараз покормлю, – встрепенулась хозяйка, вскакивая. – Галюня, геть за узелком! Беги за Лесей, да пошибче, а то усохнет за день с голодухи.
Палящее солнце блаженствовало в зените. Разморившееся стадо, отбиваясь от стаи кровососов-оводов, отчаянно рвалось в спасительную тень. Полусонная Леся едва поспевала отгонять строптивых буренок от обочины. Ловко подгоняя коров прутом, девушка лениво смахнула со лба бисеринки пота, обнажив при этом изящный локоток. Вихрастый водовоз неуклюже притормозил телегу с бочкой и, залившись от смущения краской, протянул девушке наполненный до краев резной ковш.
– Студеная, – робко прошептал паренек, не в силах оторвать от прелестницы глаз.
Леся игриво улыбнулась и, купаясь в восторженных вздохах юного поклонника, как бы нехотя сделала пару глотков. Ее розовые губки нежно скользили по деревянному ободку. Крошечная струйка воды, просочившись сквозь них, ласково пробежала по шее и скрылась в глубоком разрезе расшитой блузы. Едва не захлебнувшись от возбуждения, юноша жадно сглотнул и в испуге перевел взгляд на хорошенькое личико, любуясь выбивающимися из-под толстенной косы завитками волос.
– Здоровеньки булы, Гришаня. Гляди, не ослепни от этакой красоты, – попытался переключить его внимание на себя пастух. – Дай-ка и мне водицы испить.
Пока Охримок отвлекал водовоза, Леся устало опустилась в траву и, едва ли не на лету, провалилась в сон. На лесную опушку выпорхнула востроносая баба с полнехоньким бидоном ягод на поясе и устремилась к собеседникам.
– Накинь платок на свой роток, Гришко, – усмехнулась тетка, видя, что парень не сводит глаз со спящей Леси. – Не про тебя эта сладка ягодка. Не оперился ишо.
– Язык у тебя, Куделиха, как помело, – заступился Охримок.
– А твое дело, болезный, буренкам хвосты крутить, не то они часом в райцентр подадутся. Рыжуха, глянь, уже на полпути!
– Леся! – растерянно осмотрелся пастух. – Лови скорее Акулинину заразу!
Девушка испуганно вскочила и бросилась вдогонку за коровой. Куделиха, засунув в рот два пальца, залихватски свистнула ей вслед. Испуганное стадо бросилось врассыпную. Женщина расхохоталась и поспешила прочь.
– У, бестия! – пригрозил ей вслед пастух.
Леся, отчаянно колотя Рыжуху веткой, с трудом выгнала строптивую беглянку из зарослей. Гришко, отчаянно конфузясь, пожирал девушку глазами. Заметив это, она сорвала травинку и, покусывая ее, с вызовом посмотрела на водовоза. Над поляной озорным колокольчиком рассыпался мелодичный смех.
– Нравлюсь? – подбоченясь, уточнила красавица. – Чего ж замуж не зовешь?
Сконфузившись, паренек покраснел и покрылся испариной.
– А коль позову, – осмелев, выдавил из себя он, – нешто пойдешь?
Леся с нескрываемым интересом посмотрела на остолбеневшего страдальца.
– Отчего же? Может, и пойду, вон ты какой хорошенький и покладистый, – девушка участливо посмотрела ему в глаза, но тут же дерзко расхохоталась.
Водовоза бросило в жар, но уже в следующее мгновение обожгло холодом. Он покраснел с головы до пят, пропотел от возбуждения и резко стеганул старенькую кобылу. Та беспомощно оглянулась. В глазах податливой кормилицы застыли боль и недоумение. Гришко дернул за поводья. Лошадь понуро поплелась по дороге. Парень соскочил с воза и, нагнав, погладил ее по холке. Кобыла приняла извинения и прибавила шагу. Леся села в траву, потянулась и откинулась на спину.
– Негоже сиротинку обижать, – огорченно прокомментировал пастух.
Девушка стыдливо отвернулась. Охримок вздохнул и пересчитал стадо.
День клонился к вечеру. Хлопоча у печи, Анна сквозь распахнутую дверь услыхала, как из рукомойника во дворе полилась вода. Прибрав под косынку волосы, она сняла с печи заслонку и прихватом подтянула чугунок. Накрыв на стол, присела на скамейку в ожидании мужа. Тот явно тянул время. Ввалившись, устало кивнул и молча сел ужинать. Своим грозным видом он демонстрировал утреннюю решимость. Анна подавила вздох и села напротив, не докучая расспросами. Насытившись, Микола отодвинул миску и выразительно посмотрел на жену. Она опасливо улыбнулась. Насладившись негласной победой, муж буркнул нечто вроде благодарности, но из-за стола не вышел. Когда за воротами замычало стадо, он неспешно скрутил полотенце в тугую веревку и выкатился на крыльцо. Анна с марлей через плечо и ведром в подрагивающих от волнения руках послушно поплелась следом. Предчувствуя неладное, Охримок попытался беседой остудить ярость грозного соседа, но Микола выразительным жестом предложил ему следовать мимо. Встретившись взглядом с отцом, Леся отчаянно заморгала, нехотя вошла во двор и подтолкнула корову к стойлу. Отец одним прыжком перегородил ей путь к отступлению и намотал косу на кулак. Уронив ведро, Анна бросилась выручать дочь. Видя, что ситуация накаляется, вмешался Охримок.
– Леся, выручай, лови Акулинину Рыжуху, убегла, зараза! – отчаянно завопил он.
От неожиданности скорый на расправу Микола разжал ладонь. Дочь пулей вылетела за калитку и затерялась среди стада. Анна с облегчением вздохнула и повела корову на дойку. Микола подскочил к забору, испепеляя инвалида бешеным взглядом.
– Все жалеешь, что Анна не за тебя вышла? – злобно уточнил он.
– Жалею, что выбрала тебя, – пастух ударил плетью и скрылся в облаке пыли.
Взбешенный Микола ворвался в сарай. На лице Анны не дрогнул ни один мускул.
– Слышь, что лопотал твой бывший ухажер? – рассвирепел муж.
– Не было у нас ничего, знаешь ведь, – с достоинством ответила женщина.
– Будь что, не тут бы ты сидела, – пригрозил Микола, выпуская пар.
Поздно вечером Леся попыталась влезть в дом через окно и угодила прямо в руки караулившего ее отца. Когда из детской спальни раздался девичий вопль, и за порог испуганно выскочила босоногая Галя, Анна прислонилась к дверному косяку и залилась горючими слезами. Стало жаль дочь и свою незамысловатую долю. В комнате девочек что-то рушилось и громыхало, были слышны удары ремня, ругань мужа и стоны Леси.
– Мамочка, вызволяй, зашибет ведь, – испуганно взмолилась Галя.
Анна решительно бросилась на выручку и лоб в лоб столкнулась с выбегающей дочерью. Растрепанные волосы не скрывали следов крови на рассеченном лице. Порванная юбка обнажила битые коленки. Распухшие губы упрямо твердили: «Ненавижу!» Леся оттолкнула мать с сестрой и вырвалась из дома. Отец бросился следом. Было слышно, как в сенях он опрокинул ведро, и полилась вода. Поскользнувшись, Микола упал. Дом огласила отборная брань. Потирая ушибленное бедро, он вернулся в дом. Перепуганная Галя спряталась за мать и заревела в голос.
– Еще раз ей окно откроешь, зашибу! – пригрозил отец, для острастки молотя ремнем по стене, и погрозил кулаком в сторону двери. – У, змеиное отродье!
Дождавшись, когда муж уснет, Анна набросила шаль, захватила для дочери кофту и сквозь ивняк пробралась к пруду. Леся, поджав под себя битые коленки, сидела на широком пне, уткнувшись лицом в складки юбки. Мать обняла ее, тепло укутав плечи, нежно погладила растрепавшиеся волосы и стала плести густую косу. На шее девушки зияли кровавые разводы. Женщина подолом юбки протерла запекшуюся кровь.
– Зачем ты вышла за него? – всхлипывая, уточнила дочь.
– После войны на десять девок был один жених, да и тот – калека.
– Охримок? – подавила вздох Леся. – Он добрый.
– А какой с него прок? – скорбно вздохнула мать. – И старше меня почитай годков на двадцать. А отец вернулся с фронта весь в медалях, руки-ноги целы, молодой, собой хорош. Характер, конечно, не сахар, но на все руки мастер. А мне как раз в ту пору минула двадцать пятая весна – война из нас всех вековух сделать могла. Из кого было выбирать? Какая уж тут любовь. Хотя мне потом вся округа завидовала.
– А я замуж только по любви пойду, – твердо заявила Леся.
– Все мечтают по любви, а выходят за того, кто берет, – вздохнула Анна и посетовала: – Степка – парень себе на уме. У него таких любовей в каждом сарае по паре.
– Бабы врут, а ты не слушай! – запротестовала дочь. – Я для него свет в окошке.
– Ой, ли? – присела рядом Анна. – У него что ни вечер, новая встреча.
– Нет, мама, он давно стал однолюбом!
– Это пока ты юбку не задерешь, – нравоучительно возразила мать.
– Мама, Степка одну меня любит. Я таких слов вовек не слыхивала…
Дочь мечтательно улыбнулась. Мать горестно вздохнула и крепко обняла ее. Из зарослей донесся подозрительный шум. Леся вздрогнула, Анна прижала палец к губам: «Тише, вдруг отец нас с тобой хватился». Они прислушались. В нескольких шагах кто-то жарко целовался и заразительно смеялся. Томные вздохи сменились беспокойной возней. «Не торопись, – шумно дыша, попросила девушка. – Сама разденусь». Анна тревожно осмотрелась и схватила дочь за руку. Она сразу догадалась, кто и чем занимается в прибрежных кустах, и попыталась удержать Лесю от необдуманного поступка. Та, томимая дурным предчувствием, напряженно вслушалась и, выдернув ладонь, стремительно помчалась на зов голосов. Решительно раздвинув ветки, она окаменела. Изнемогая от страсти, пара на траве занималась любовью. Роскошные кудри не позволяли усомниться, что молодой человек – ее ненаглядный Степан. Возмущенная Леся хотела закричать, но мать опередила и зажала ей рот. Боясь разоблачения, парочка стремительно бросилась наутек. В отчаянии Леся зарыдала. Анна стала ее утешать: «Степан, словно ветер – ни поймать, ни удержать. Не лей, глупышка, понапрасну слезы: любовь тебя не обойдет. Ты только честь не замарай. Парни ведь на целок падки, а как получат свое – ищи ветра в поле…» Леся упала лицом в траву и зарыдала что есть мочи. Мать присела рядом. «Никак было что-то?» – испуганно уточнила она. Дочь кивнула и забилась в истерике. Анна прилегла рядом и стала подвывать.
В избу они вернулись за полночь. Не зажигая свет, прокрались в сени и едва не столкнулись с утоляющим жажду Миколой. На всякий случай Анна заслонила собой дочь. Полусонный муж, не оборачиваясь, безучастно что-то буркнул и прошлепал в спальню. Леся на цыпочках просочилась в свою комнату. Анна развела тесто и только потом легла. Голова пухла от тревожных мыслей, комок в горле мешал дышать, до боли резало глаза, но дать волю слезам было невозможно. Чтобы не закричать, она крепче стиснула зубы.
Ходики на стене показывали без четверти шесть, а Анна уже выкладывала на рушник ароматные пироги. То ли рыкнув, то ли сглотнув, Микола открыл глаза, втягивая в себя запах выпечки. Что ни говори, а жена была отменной хозяйкой, но баловать ее похвалой он считал лишним. Натянув штаны, глава семьи стукнул кулаком по соседней стене, производя побудку. Леся открыла глаза и спешно села на кровати. Сонно потянувшись, она ощутила приступ дурноты, резко соскочила и помчалась во двор. Пробегая мимо отца, кивнула на ходу. Анна проводила дочь беспокойным взглядом, готовясь к расспросам мужа. «Животом мается?» – вместо приветствия, уточнил хозяин и, не дожидаясь ответа, вышел из дома. Утренняя прохлада бодрила. Сделав пару взмахов руками, Микола несколько раз присел, полагая, что это и есть зарядка. У рукомойника едва держалась на ногах бледная Леся. При виде отца ее скрутило и вывернуло наизнанку. Брови Миколы удивленно поползли вверх. Дочь прижалась к стене и, петляя, попятилась к дому.
Завтракали молча. Глядя на то, с каким отвращением Леся ковыряется в тарелке, отец рубанул кулаком по столу.
– Брезгуешь? – сурово уточнил он. – Марш на ток. Обе! – Микола с вызовом посмотрел на жену. – А то взяли моду воротить морду. Что вам не так?
От неожиданности дочь поперхнулась и закашлялась. В следующее мгновение ее захлестнула тошнота. В испуге девушка вскочила.
– Сидеть, пока не отпущу! – взорвался отец.
Зажав рот, Леся бросилась вон. Микола хотел догнать, но путь перегородила жена. Лицо Анны перекосило от страха и боли. Вместо слов из гортани вырывались хрипы. Видя такое ее состояние, супруг остолбенел.
– Ты чего это? Не трону, – заверил он и вдруг осекся. – Она у нас случаем не того?
Анна испуганно заморгала, не зная, что сказать.
– Никак Леська понесла? – перешел на крик Микола и, сжав кулаки, пообещал: – Если обрюхатилась, подлюка, запорю!
– Тише, Галюню разбудишь, – молитвенно сложила руки жена.
– Пусть с малолетства знает, что подол вперед свадьбы задирать не стоит!
Микола нервно рванул рубаху и демонстративно стал расстегивать ремень.
– Не выйдет запороть! – угрожающе прозвучало за его спиной.
Отец резко оглянулся. Леся отчаянно взмахнула серпом.
В бессилии Анна прислонилась к печи. Микола в изумлении застыл.
– Чего стоишь? Руби! – насмешливо потребовал он, протянув кисть.
– А ты попробуй, ударь, – шагнула навстречу дочь. – Мне терять нечего.
Анна сорвалась с места и решительно стала между ними. Сверкнув глазами, Леся отступила. Отец в задумчивости вернулся к столу.
– Как срам прикрывать собираешься? – пыхтя, уточнил он.
– Замуж пойду, – Леся села присела на краешек скамейки и отхлебнула молока.
– Так тебя Степка и взял! – съязвил Микола.
– Я за Гришко выйду.
– Какой с дитяти муж? – укорила Анна. – Из всей родни – один столетний дед.
– И хорошо, что сирота! – пришел в себя Микола, с хрустом разгрызая головку зеленого лука. – Позор прикрыть сгодится. Про дите ему расскажешь?
Леся недобро усмехнулась и отправила в рот крошку хлеба:
– К чему пугать парнишку раньше срока?
– Так ведь Куделиха, поди, язык не проглотила, да и Гришко считать давно умеет.
– Мы в поселок уедем, на шахту, там работа тяжелая, от нее, бывает, женщины раньше срока рожают. Выкручусь.
– Ну, ты и стерва! – не удержался от комментария отец. – Со свадьбой нечего тянуть! В субботу и сыграем! Пусть засылает сватов!
Столы накрыли прямо в саду. Запотевшие бутылки с горилкой и наливкой томились в тени под деревьями. Микола по-хозяйски проверял скамейки на прочность. Нарядно одетые старухи торопливо выносили закуски. Дети, сидя на завалинке, уплетали пироги. «Вижу!» – радостно запрыгала Галя и кубарем полетела к матери. «Молодые из района едут! – с визгом закричала Анне соседка, забегая в дом. – Выноси каравай!»
Все застолье Микола исправно наполнял рюмку жениха. К ночи сомлевший от восторга и счастья Гришко не стоял на ногах. В спальню его внесли почти без чувств. Беспричинно улыбаясь, он свернулся калачиком и заснул, не дождавшись новобрачной. Пока Леся прибирала платье и фату, мать полоснула ножом по ладони и поднесла руку к белоснежной простыне. Окровавленное полотнище все утро трепыхалось на ветру на виду у всего села, отнимая у сплетниц пищу для досужей трепотни.
На третий день молодых снарядили в дорогу. В шахтерском поселке семье выделили комнату в семейном общежитии. Помаленьку стали обживаться. Гришко окружил жену заботой и буквально сдувал с нее пылинки. Вкалывал что было силы, неплохо зарабатывал, окреп и даже возмужал, полагая себя самым счастливым человеком на свете. Лесина работа оказалась несложной – она прибиралась на этажах общежития, времени на хозяйство и готовку хватало всегда. Чистота, уют, забота – мужу не в чем ее упрекнуть. Позволяя любить себя, Леся наслаждалась свалившимся на нее блаженством, но ледок в сердце не таял – стать героем ее романа Гришко суждено не было. К исходу зимы будущие родители обзавелись детской кроваткой. Беременность не сильно изменила фигуру Леси, потому о сроке родов задумываться не было нужды. Однако приближение этой даты не давало покоя Анне. Когда Микола в очередной раз выбрался в район по делам, она напросилась вместе с ним. На радостях дочь потащила мать по магазинам. Пока Анна ломала голову над тем, как правдоподобнее разрешить ситуацию с преждевременными родами, Леся беззаботно скупала едва ли не весь ассортимент отдела для новорожденных, готовя богатое приданое. Пол будущего ребенка ее не беспокоил – любящему мужу за счастье и сын, и дочь, и двойня с тройней.
Затоварившись, в общежитие возвращались мимо проходной. Закончилась смена, и народ плотной рекой устремился вниз по тесной улочке. Леся поминутно оглядывалась, пытаясь разглядеть в людском потоке силуэт мужа. Непривычная к толчее Анна степенно сторонилась. Растекаясь по переулкам, толпа постепенно редела. Так и не встретившись с Гришко, Леся ускорила шаг и на перекрестке едва не столкнулась с шустрым велосипедистом, неожиданно выскочившим из-за угла. Ловко подскакивая на одном колесе перед одноклассницей, подросток демонстрировал свою удаль. Гурьба окруживших умельца дошколят ликовала от восторга, не замечая катящегося на них с другого переулка грузовика, водитель которого беспечно ковырялся в бардачке. Понимая, что избежать аварии все труднее, Анна отчаянно закричала, пытаясь привлечь внимание детей. Не на шутку перепугавшись, они вместо того, чтобы разбежаться, впали в ступор. Видя реальную угрозу, Леся бросилась к ребятне и буквально в последнее мгновение выбила из-под колес тормозящего, но продолжающего катиться по инерции автомобиля двоих малышей. Оступившись, она подвернула ногу и покатилась с горки вниз. От неожиданности и боли у нее потемнело в глазах, она схватилась за живот и жалобно застонала. «Помогите! – отчаянно закричал кто-то позади Анны. – Женщина рожает!» Шофер злополучного грузовика выскочил из машины и подхватил Лесю на руки. Она мученически улыбнулась и залилась слезами. Анна помогла дочери забраться в кабину и примостилась рядом. Гладя ее по руке, она без устали молилась. «Бог мне уже помог, мама», – шепнула в ответ Леся, с трудом сдерживая крик. Схватки становились все чаще. Водитель гнал машину все сильнее. В родильный дом они поспели вовремя.
Все произошедшее потом промчалось перед Лесей как в тумане. Но отчетливо запали в душу слова акушерки: «Принимай, мамаша, свою цыганочку. По всему видать, в папашу». Уже в палате, приложив дочь к груди, она в отчаянии шепнула малышке: «Побелей скорей, моя смугляночка. Скрой от недобрых глаз мамкин грех».
Григорию о происшествии с грузовиком рассказали у входа в общежитие. Примчавшись в больницу, он увидел счастливое лицо Анны, в изнеможении рухнул на кушетку и горько зарыдал. Женщину это тронуло до глубины души. Лишенная заботы и внимания, она была бесконечно благодарна зятю за трепетное отношение к дочери, за чуткость, преданность и заботу. Присев рядом, Анна нежно потрепала Гришко по вихрастой голове. Тот затих и посмотрел с сыновней признательностью. «Все обошлось. Дочурка у тебя, родимый» – «Людмилка. Милая людям, значит. Вы не против?» – «Как отец скажет, так и будет», – подыграла теща. Они обнялись и потом долго сидели молча.
Семь лет промчались для Леси как один день, счастливый и беззаботный. Она расцвела и, хотя немного погрузнела, обрела стать и уверенность в себе. Стоило красавице появиться в людном месте, мужики готовы были сворачивать шеи, а ей – все нипочем, никого не замечает. Словно приворожил ее безликий доходяга. Весь интерес – лишь дом, работа, дети. Разве кому расскажешь, что обжегшись на молоке, дуешь на воду? Вот Леся и не распространялась без нужды. Помнила, что Гришко прикрыл ее грех. В благодарность стала ему верной женой. Семья каталась как сыр в масле. Муж-бригадир – передовик, портрет на Доске Почета. За трудовую доблесть герою не только слава и уважение. Медалью наградили, трехкомнатную квартиру выделили. В семье лад-мир, покой, достаток. Ни тебе ссор, ни недомолвок. Дом – полная чаша. И что с того, что подруг-друзей – раз-два и обчелся? За какой такой нуждой семейным людям время даром тратить? Лучше лишний раз наведаться к родне. А что за глаза их кличут куркулями – не беда. Завидуют. Жаль, время быстро скорость набирает – из-за хлопот толком пожить некогда. Казалось, только вчера Мила сделала свой первый шаг, и вот уже вовсю верховодит дворовой ребятней. Ей подражают белокурые двойняшки – сын и дочь – точная копия мужа. Живи – не хочу. Так ведь нет, не дает ее счастье покоя балаболкам у подъезда. Сидят себе днями напролет на лавочках и чешут языками. Словно нет у них ни дел, ни забот-хлопот. Кому какое дело, что Милочка не в мать, не в отца, а в заезжего молодца. Будто иных тем и проблем не существует. Полон двор других семей, так ведь нет – клином свет на них с Гришей сошелся. Благо, мужу нет дела до чужого трепа. Кивнет соседкам головой и – на работу.
Леся выглянула во двор – дочь резво состязалась на скакалках. Хорошо, подружка у нее на редкость славная – егоза Наташка, добрая, смышленая, озорная. Мать у нее – трудяга и молчунья. Растит девчонку одна и пашет в две смены. Такой лясы точить недосуг. Про подружек все говорят: не разлей вода. Пусть общаются на здоровье. Застенчивой Миле заводная Наташка только в плюс. Сменив халат на платье, она тщательно уложила волосы в пышную прическу, навела марафет и пересчитала деньги – через пару недель Мила идет в первый класс, пора делать нужные покупки.
Досужие соседки при виде боевого настроя Леси потупились и поутихли. Стоило матери с дочерью свернуть за угол, разговоры о том, что юная цыганочка не походит на отца-альбиноса вспыхнули с новой силой. От соседских пересудов у Леси всю дорогу чесалась спина, и горели уши.
Школьный базар пленил Милу своей пестротой. Хотелось стать счастливой обладательницей всего несметного богатства, но Лесин придирчивый взгляд поочередно отметал выбор дочери. Небрежно морщась, она дотошно выбирала детский ранец, жестко критикуя качество материала и убогость расцветки. Миле же, напротив, казалось, что все портфели необыкновенно хороши, а картинки восхитительно разнообразны. Наконец, выбор Леси пал на рисунок с героем из мультфильма. Девочке же хотелось яркой сказки и фейерверка. Она с невиданной прежде настойчивостью убеждала мать в правоте своего выбора и сделала-таки брешь в ее непробиваемой обороне.
– По мне, так лучше с чебурашкой, – попыталась возразить мать, проверяя прочность застежки. – Смотри, какой чудной и милый.
Малышка упрямо сжала губки и твердо возразила:
– Не хочу этого чудика. Купи с цветами и радугой!
– Тоже мне, принцесса на бобах! – вскипела Леся. – Все дети, как дети, а у этой, видите ли, художнический вкус.
– Художественный, – со знанием дела поправила дочь.
– Один черт!
– Молодец, Людочка, – похвалила выбор девочки продавщица, вручая покупку.
Светящаяся от счастья малышка с гордостью натянула ранец на плечики и потянула мать к прилавку с формой и школьными принадлежностями. На них обращали внимание – слишком уж контрастировали голубоглазая шатенка-мать и курчавая дочь-смуглянка с глазками-вишенками. Леся хмурилась и негодовала. Даже себе она боялась признаться, что недолюбливает дочь, поскольку яркая внешность Милы не позволяла забыть о горькой ошибке бурной молодости. Купив все необходимое, мать нетерпеливо подтолкнула Милу к выходу:
– Айда в сад за двойняшками, доморощенный мой Репин!
– Цветы забыли, – испуганно спохватилась дочь. – Без цветов в школу нельзя!
У входа на импровизированный рынок их перехватила постаревшая и осунувшаяся Анна с букетом гладиолусов в руках и радостно сообщила:
– Гостинцы дожидаются у дома. Соседи рассказали, где вы есть, – она поцеловала внучку и уточнила: – Как тебе, деточка, бабушкины цветочки? По душе ли?
Мила благодарно улыбнулась и прошептала:
– Ромашки с васильками были б лучше.
– Мы не колхозники, чтобы дарить учительнице полевые цветы, – укорила дочь Леся. – Идемте шибче, Ванька с Ленкой, поди, хнычут.
– А чем тебе колхозники не угодили? – нагнав, глухо уточнила растерянная Анна.
– Мама, культурные люди дарят модные красивые цветы.
– А твою бабушку в безвкусье упрекнули, – посетовала Анна.
– Мама! – урезонила ее Леся. – Не обижайся, но ты все же отстала от жизни.
– Да, где уж мне, до вас, городских, – только что не расплакалась гостья.
Но теплая встреча с двойняшками развеяла ее тоску. Искренняя радость малышни буквально окрылила бабушку. Анна с интересом расспрашивала внуков о житье-бытье. Те охотно делились сокровенными секретами и признавались в невольных шалостях. Ледок обиды растворился в детской теплоте, о размолвке с дочерью больше ничего не напоминало. Насторожил лишь нездоровый интерес к ней вездесущих соседок, при виде которых Леся гордо вскинула голову и заносчиво проследовала мимо.
– Мама, не раздави жука! – отчаянно выкрикнула ей вслед встревоженная Мила.
По бордюру возле туфель Леси полз огромных размеров диковинный жук.
– Фу! – на ходу брезгливо отбросила его мамаша. – Какая гадость!
Обескураженная девочка залилась горючими слезами.
– Ты злая, злая, злая, злая! – без устали повторяла она.
– Подумаешь, великая потеря, – пожала плечами раздосадованная мать и, шлепнув дочку по губам, приказала: – Всем марш домой!
– Евдокимовна, погутарь маленько с нами, – пригласили старушки Анну.
– Недосуг ей бить баклуши! – обрубила разом Леся и с вызовом подытожила: – У нормальных людей не в пример вам забот полон рот.
Мать виновато улыбнулась, подхватила котомки и, поблагодарив женщин за сохранность, спешно засеменила следом за дочерью.
– Эта Леська чисто цербер, – едко резюмировала дородная тетка, провожая ожесточенным взглядом молодую соседку.
– А мужик – чистое золото, – поспешила вставить подруга. – И детки славные.
– Правда твоя, Зоя, – нехотя согласилась собеседница. – А Людка вовсе тихий ангел. Только вот в кого пошла? Ни дать ни взять цыганочка.
– Мать сказала – в прадеда, который на войне погиб, – напомнила ей Зоя.
– Может, оно и так, – недоверчиво согласилась толстуха. – Чего в природе только не бывает. Вон у Байбачихи телка одноглазая случилась. Знать бы, к чему.
– К повышению удоя, – улыбнулась Зоя. – Бог одно отнимает, другое дает с лихвой. Ну, Настасья, пора мне ужином заняться. Увидишь Наташку – гони домой. Весь день голодной стрекозой летает. За такой разве углядишь? Что я ее матери скажу?
Настя сочувственно кивнула. Баба Зоя осмотрелась, но, не видя малолетней подопечной, засеменила к дому. У тротуара притормозила видавшая виды полуторка. Григорий на ходу выпрыгнул из кабины с полной продуктами авоськой. Поравнявшись с тучной Настей, деликатно поклонился и проскользнул в подъезд. Соседка проводила его взглядом, полным сожаления. У ее ног юлой завертелся цветастый мяч. Раздался звонкий детский смех.
– Здрасти вам! – озорная девчонка лет семи с волосами спелого льна, выбившимися из косичек, ловко присела рядом. – Теть Настя, куда девала бабу Зою?
– Здорово, Наташка, коль не шутишь, – потрепала ее по голове соседка. – Нешто ты опять по крышам гаражей скакала?
– Не-а, – девчушка натянула платье на разбитые коленки.
– Баба Зоя уже все глаза проглядела. Поспешай домой вечерять.
– Угу, – Наташка стала отбивать мяч.
– Куда детей свела намедни? Небось, на хуторское кладбище?
– Не-а, – расхохоталась непоседа. – Ходили купаться в карьер.
– А в совхозный сад за яблоками больше не лазаете?
– Мамка не велит, – печально вздохнула егоза.
– Ремнем досталось? – решила выведать соседка.
– За дело, – по-взрослому ответила девочка. – Она же волнуется.
– Ну и шустрик ты, Наташка. Беги домой, вон баба Зоя рукой машет.
Настасья взяла малышку за руку и едва ли не силком потащила домой.
После ужина Леся проводила мужа в смену и отпустила детей на прогулку. Приказав Миле не спускать глаз с двойняшек и не выходить со двора, она отправилась провожать мать и не могла представить, чем обернется ее недолгое отсутствие. Автобусная остановка была в двух кварталах, и буквально через четверть часа Леся вернулась к дому. Детей нигде не было. Встревоженная мать стала прочесывать соседние дворы и столкнулась с запыхавшимся мальчуганом.
– Теть Леся, ваша Людка расшиблась! – истошно завопил он.
Леся прислонилась спиной к березе, чтобы не упасть без чувств.
– Костик, где она сейчас?!
– В кочегарке! Она вслед за Наташкой на трубу полезла и свалилась!
Через мгновение испуганная мать была на месте катастрофы. Возле груды угля собралась изрядная толпа зевак. Все растерянно смотрели вверх. На ступенях кирпичной трубы достаточно высоко над землей тонкой плетью висела испуганная Наташа, лихорадочно цепляясь за металлические прутья. Ногами она безуспешно пыталась захватить нижнюю ступень, но детские сандалики скользили, и тело беспомощно срывалось. Мила в разорванном платье сидела на земле с расшибленными коленями. Рядом плакали Лена и Ваня. Леся подбежала к детям и дрожащими руками стала их ощупывать. Убедившись, что руки-ноги целы, она листьями подорожника остановила у Милы кровь и, глядя вверх, зажмурилась от ужаса и страха. В это мгновение Наташа не удержалась, сорвалась и, пролетев несколько метров, успела ухватиться за новую опору. Толпа очередной раз отчаянно охнула. Леся зажала рот, чтобы криком не испугать детей. Те были ни живы, ни мертвы, но смотрели на происходящее, не отрывая глаз. Мать прижала их головы к себе, надеясь скрыть ужасающий момент падения.
– Наташа, – спокойно обратился к девочке старый кочегар. – Ты только ладошки не разжимай, а ножкой ищи прутики, но не спеши.
Проникшись его уверенностью, малышка послушно искала опору и, не найдя, отчаянно засопела. Ее пальчики слабели все больше, но упрямица мужественно кусала губки, пытаясь подтянуться. У основания трубы рабочие уже натянули брезент. Во двор въехала пожарная машина. Сидящий рядом с водителем мужчина попросил не включать сирену, чтобы девочка от неожиданности не сорвалась вниз. Наконец, она нащупала выступ и закрепилась, не зная, что делать дальше.
– Наташа, немножко передохни, но не оборачивайся, – продолжал руководить действиями малышки незнакомец. – Ты только держись покрепче и ничего не бойся.
К проказнице уже направили пожарную лестницу. Когда девочку сняли, ее ладошки онемели от напряжения, а лицо было белее мела. Она едва дышала, но с лица так и не сходила улыбка.
– Наташа! – подскочила к непоседе Леся с хворостиной в руке. – Щас получишь!
Вдруг она выронила прут и вскрикнула от боли. Стоящая рядом Мила, защищая подругу, укусила мать. Все рассмеялись, а Леся, не раздумывая, влепила ей оплеуху. Толпа осуждающе запротестовала. Не обращая внимания на реакцию окружающих, разъяренная мамаша потащила дочь за шиворот, приказав двойняшкам идти рядом. Но те, жалея сестру, гирями висли на руках Леси.
– Я с вами всеми дома разберусь! – в гневе пообещала мать.
С воем сирены во двор въехала машина скорой помощи.
– Где пострадавший ребенок? – выскочила из нее женщина в белом халате.
Все стали оглядываться – Наташи рядом не было.
– Не девка, а черт в юбке! – восхищенно усмехнулся старый кочегар.
– Я запрещаю тебе дружить с этой оторвой, – требовательно посмотрела на дочь Леся. – Чтобы духу ее рядом с тобой больше не было! – она присела, повернула к себе детское личико и строго помахала перед носом кулаком. – Ты меня поняла?
– Нет, – невозмутимо прошептала в ответ девочка. – Буду дружить!
В бессилии Леся осеклась – покорная Мила прямо на глазах превращалась в дерзкую упрямицу. Но как с этим бороться, она не знала – опыта и знаний не хватало…
Телефонный звонок вернул Лесю в реальность. Это был Григорий.
– Мать, как пойдешь Лельку из сада забирать, погутарь с воспитательшей. Шел вот мимо, все дети в песке роются, а наша на веранде глазки трет. Видать, стоит в углу.
– Нет с нею сладу, – согласилась жена. – Гриш, хоть она и Ленкина дочь, а бедокурит точно в Людку. Вчера разрисовала воспитательнице тетрадь с отчетом.
– Знатно хоть малюет или балуется?
– Ой, Гриша, красиво, как в книжке. Софья Ивановна даже не обиделась. Сказала, новая художница в семье подрастает. Помнишь, как она Людку среди других выделяла?
Леся положила трубку, взяла с трюмо фотографии внуков, надела очки и стала рассматривать дорогие сердцу детские лица. Сходила в другую комнату за альбомом и стала бережно перекладывать пожелтевшие от времени снимки. Вот они с Григорием на крыльце роддома. На руках у счастливой Анны крошечный сверток. А вот Миле минул третий годок. Славная толстушка сидит в плетеном кресле на бархатной подушечке, подперев очаровательную мордашку крошечным кулачком, и недовольно смотрит в объектив. Развеселить ее тогда не удалось целой фотостудии. «Быть ей начальницей», – пошутил тогда старый мастер. Леся смахнула набежавшую так некстати слезу и перевернула следующий лист. Вот Григорий катает на себе двойняшек. Вот они идут в первый класс. А вот выпускной Милы и ее первенец. Фотографий со свадьбы дочери не нашлось: на скромной регистрации не оказалось никого из родных. Как давно это было и будто вчера.
Поговорив с матерью, Мила продолжила уборку, полагая, что домашние хлопоты отвлекут ее от воспоминаний. Но мысли, как назло, упорно возвращались в прошлое, которое она так силилась забыть. От переживаний по несостоявшейся любви раскалывалась голова, и горели щеки. Мила проглотила таблетку, охладила лицо ледяной водой и перечла сумбурное материнское послание. Отложив письмо в сторону, она распахнула дверцы бара. Уговаривая себя воздержаться, дрожащей рукой налила в бокал вина. Спасительная влага остудила пыл, но пробудила интерес. Мила принесла из кладовой комнаты альбом и, сама не зная почему, стала перебирать потемневшие от времени фотографии. Слезы застилали глаза. Вот две семилетние девчонки с битыми коленками, скорчив рожицы, застыли в обнимку у подъезда. Вот они, взявшись за руки, степенно идут в первый класс. Позже, смущаясь, гуляют под руку в парке. «Наташка, – губы женщины невольно расползлись в кривой усмешке. – Разошлись наши стежки-дорожки, а мать так и мерит меня по тебе…»
Кадрами из ретро-фильма ожила ее бурная юность.