Анатомия мировых религий: Прошлое, настоящее, будущее. Глава 1. Религиозные учения мира (В. Н. Шутов, 2016)

1.1.1. Базис христианства

Христианство обычно подразделяют на три основные ветви: католичество, реформаторские течения, православие. Прежде чем описывать каждую из этих ветвей, необходимо отметить ряд общих моментов. Не вдаваясь в подробности и не подтверждая детально все представленные ниже положения (для этого существуют другие работы), нужно сказать следующее:

1. Христианство сформировалось и развилось не только в результате древних исторических событий, непосредственно связанных с деятельностью Иисуса Христа. Это учение в течение последующих веков подверглось заметной трансформации, причем различной трансформации в различных его ветвях. Многие идеи не совсем христианского происхождения впоследствии были синтезированы христианством в процессе его распространения, завоевания умов и сердец миллионов людей (см., например, /2–4/). Можно было бы это счесть за недостаток христианства. Однако это не так. Глубокие синтетические корни в значительной степени и обеспечили последующую его живучесть и фундаментальность. В частности, в процессе своего развития христианство активно впитывало и преобразовывало так называемые языческие религиозные идеи /1, 5, 6/. Здесь надо напомнить, что западное христианство туземные верования называло языческими /7/, слово «языци» обозначало тогда просто народы.

2. Обладая заметными элементами иудейского наследия, христианство сегодня содержит в себе элементы многих других религиозных традиций. Многовековое развитие христианства после его официального возникновения происходило в основном в условиях его отхода от установок иудаизма. Более того, христианский идейный и обрядовый массив можно сегодня считать заметно удаленным от догматов иудаизма. Так, например, христианские деяния не почитаются иудаизмом, праздник Рождества Христова здесь не отмечается. Да и само имя «Христос», по-гречески означающее «посвященный», с еврейского даже не переводится /6/.

3. В течение многих веков происходила борьба между различными направлениями и школами христианства, сопровождающаяся их отпочковыванием от основных канонических стволов. Об этом свидетельствует обилие древних источников апокрифического и полемического характера. Даже сегодня в полном объеме канонических христианских источников имеется большое число мест, которые с формальнологической точки зрения являются либо не вполне соответствующими друг другу, либо чрезмерно многозначными в своем толковании. Так что совсем не случайно, что в ряде ветвей христианства миряне до XIX века имели крайне ограниченный доступ к чтению Библии.

4. Хотя многие христианские церкви считают себя слабо связанными с государственными структурами («Кесарю – кесарево, богу – божье»), хотя христианство зачастую формально не вмешивается в государственные дела, это вовсе не означает, что оно потеряло свою социальную значимость в тех государствах, в которых оно заметно распространено.

В подтверждение вышеизложенных пунктов приведем некоторые данные из различных источников информации. В /3/, например, сказано, что идея Сына Божия есть «идея греческой идеалистической философии», что «христианское учение о смерти и воскресении Бога есть отражение восточных культов умирающих и возрождающихся богов» и даже что христианство возникло не только на земле «еврейской Палестины». День рождения Иисуса Христа приурочен к 25 декабря, то есть фактически к моменту зарождения солнца нового планетарного года, что соответствует празднованию рождения бога Митры. Многие важные христианские праздники неплохо соответствуют основным вехам солнечного цикла. Крест распятия Иисуса Христа имел форму буквы Т, культ же четырехконечного креста (и восьмиконечного тоже) существенно более древний /4, 6/.

Идея непорочного зачатия была широко распространена в ряде восточных и античных культов задолго до христианства. Кстати, она не имеет ничего общего с иудейской традицией. Библейский царь Соломон был язычником, у него было 700 жен и 300 наложниц (это полное нарушение иудейских законов), по происхождению он был хабером /3/. Почитание женского начала, в том числе Матери Божией, также связано не с иудейской традицией (культ Богоматери здесь совершенно неуместен), а с культами других богов, в том числе с культом богини Исиды (здесь, кстати, прослеживается связь: Исида – Иса – Исус – Иисус), с женскими богинями Макошь, Лада, Леля в древнерусской традиции.

Понятие Троицы, как троичности Бога, формально-логически труднообъяснимое с позиций единобожия (вот почему оно нередко объявляется непознаваемым для человеческого разума), легко «расшифровывается» в системе представлений древнерусского православия /6/.

Обряд причащения хлебом и вином как священной едой (но не как кровью и телом) наблюдался в культе Митры, Аттиса и других восточных богов /3/. Авторитетный исследователь язычества Б. А. Рыбаков пишет о том, что древнерусский календарь праздников неплохо соответствует праздникам христианства /5/. Здесь наблюдаются следующие соответствия:

1. День молодых всходов – христианский праздник Бориса и Глеба.

2. Праздник Ивана Купалы – праздник Иоанна Предтечи. Кстати говоря, в свое время для устранения праздника Ивана Купалы был введен «…новоизобретенный пост», который «…покрывал самый главный языческий праздник – русалии на Ивана Купалу» /5/. Не случайно сам И. Грозный называл праздник Иоанна Предтечи «русалиями» /5/.

3. Праздник Перуна – Ильин день (день Ильи Пророка).

4. Праздник первых плодов – Спас.

5. Древний праздник урожая – со временем был «закрыт» христианским праздником Преображения Господня.

6. Главный праздник бабьего лета – праздник рожениц, праздник Рода – «…после принятия христианства на Руси совместился с праздником Рождества Богородицы» /5/.

Можно расширить этот список дополнительными соответствиями /6/:

– Рождество Иисуса Христа – праздник Коляды;

– Троица – праздник почитания предков и рождения нового (число 3 символизирует рождение нового), а также Триглав;

– праздник Масленицы (встречи с солнцем), содержит в себе ярко выраженные «языческие» атрибуты;

– праздник Пасхи, главный праздник в православной ветви христианства, символизирует победу жизни над смертью, света над тьмой. Он есть воскресение в широком смысле этого слова, в том числе и в смысле воскресения природы после «зимней смерти». Не случайно православная Пасха всегда празднуется в разгар весны, близко ко дню весеннего равноденствия.

В целом уместно сказать, что древнерусские праздники не только имеют четкую связь с основными вехами солнечного цикла, но и соответствуют основным христианским праздникам:

– зимнее солнцестояние – Рождество Христово – Новый год, святки, праздник Коляды;

– весеннее равноденствие – Пасха Христова – воскресение природы, начало полевых работ, древнерусский праздник Красная Горка (см. ниже);

– летнее солнцестояние – Иоанн Предтеча – апофеоз лета, Иван Купала;

– осеннее равноденствие – Рождество Богородицы – сбор урожая, праздник рожениц, Рода.

Символически эти вехи можно выразить в виде замкнутого креста.

Вполне возможно, что эта схема раскрывает глубокий древний смысл креста вообще, а также смысл чисел 4 и 8, связь креста с кругом-колесом. Отсюда – правая, то есть православная, свастика как символ правильно движущегося Солнца, движения «посолонь». Пора забыть всю грязь, которую ныне набросали на этот древнейший символ, он совсем не виноват в том, что им воспользовался гитлеровский фашизм, который, кстати, воспользовался лишь левосторонней свастикой.

Анализ многих источников информации показывает, что древний языческий культ солнца не только проник в каноническое христианство, но и осветил его в прямом смысле этого слова. Перечень таких близких по значению «солнечных» слов, как «свет – светлый – святой» (без огласовок – «свт»), совсем неслучаен. Недаром одного из великих князей на Руси называли Владимиром Красным Солнышком. Как говорил Б. А. Рыбаков /5/, «…солнечный признак роднил его с далеким… (праславянским) царем Кола-Ксаем, Царем-Солнцем». Здесь становится заметным еще одно интересное соответствие: ксай – ксарь – кесарь – царь – cap.

Слово «коло» есть древнерусский символ коловращения, или кругового движения солнца. Да и слово «солнце» произносится в русском языке как «сонце». Отсюда становятся понятными соответствия со многими латинскими словами, начинающимися на «сан» или «санта» (то есть солнечный, святой). Отсюда также понятно, почему первый день недели по-английски называется «Sunday», то есть солнечный, святой день.

Здесь автор позволит себе высказать соображение, что и уменьшительное имя Коля от имени Николай происходит от слова «Кола», что имя Николай есть наименование Никейского Колы. Ведь Никея – всем известное место проведения православных христианских соборов. Именно с Никеей связана слава Николая = Никейского Колы = Николая Чудотворца – Николы Угодника. Да и «неожиданное» для многих происхождение имени Санта-Клаус (читай – солнечный-святой Кола) совсем неслучайно.

Европейский Санта-Клаус (по-русски – просто Дед Мороз), как правило, изображается в шубе красного цвета. Русский Николай Чудотворец также изображается на иконах в виде пожилого, но сильного человека в одежде красного цвета. Он считается выходцем из Русского Севера, по преданию, из города Великий Устюг, то есть попросту – из города Великой Стужи. О том, что Санта-Клаус исторически эквивалентен Николаю Чудотворцу, писали многие. Мощи св. Николая в XI веке были увезены в Европу из города Миры /8/. В Европе образ св. Николая стал очень популярен, его именем стали одаривать детей на Рождество елочными украшениями и подарками. Итак, Санта-Клаус, он же Дед Мороз, он же Николай Чудотворец, то есть Кола, прославившийся на Никейском соборе и, вполне возможно, некогда живший в древнерусском городе Великий Устюг. Единая непротиворечивая логическая цепь.

Такие коловращения совсем не единичны в истории. В процессе распространения христианства по землям и весям происходили довольно любопытные метаморфозы. Всякая побеждающая религия так или иначе, но обрабатывает старое идеологическое наследие, причем кое-что сразу искореняется, другое берется на службу, третье изменяется до неузнаваемости, иногда приобретая смысл, прямо противоположный первоначальному.

Например, в Средневековье в Европе была известна так называемая Вальпурга или Вальбурга, в свое время считавшаяся святой. Наиболее ярко празднование св. Вальпурги происходило в ночь с 30 апреля на 1 мая. В значительной степени это празднование олицетворяло собой силу пробуждающейся природы, весеннюю победу грядущего лета над зимой. Со временем такое празднование, демонстрирующее буйство жизненных соков, стало рассматриваться западным христианством как проявление демонической направленности. Бывшая святая приобрела славу ведьмы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Однако широкие всенародные гулянья в ночь с 30 апреля на 1 мая продолжались, так крепки были народные традиции. Вот откуда берут свое начало знаменитые маевки, которыми, в частности, воспользовались революционеры для распространения своего влияния на массы, вот где зарыты глубинные корни празднования 1 Мая, государственного праздника в СССР. Сегодня первоначальный смысл этого праздника давно забыт, он просто «зарос» под наслоениями самого различного свойства. В сознании большинства современных людей ночь с 30 апреля на 1 мая уже полностью связывается с сатанизмом. Да, история чрезвычайно богата самыми причудливыми метаморфозами.

Многие древние так называемые языческие боги и богини трансформировались так или иначе в православных святых. Приведем несколько примеров такой трансформации:

1. Культ богини Макоши «превратился в культ Параскевы Пятницы» /5/, он также частично был замещен Богородицей при христианизации русских земель.

2. Стрибог – стрый бог = старый бог (в прежнем понимании старый не есть дряхлый, а есть зрелый) = бог отец был «уподоблен христианскому богу-творцу Саваофу» /5/. Кроме того, бог Саваоф в значительной степени оказался подобен древнерусскому богу Роду.

3. Христианской Троице созвучен образ Триглава, а также «тройкам» других богов, таких как Сварог + Стрибог + Даждьбог (кстати, сын бога Сварога) или Стрибог + Сварог + Род.

4. Древнерусский бог Белее = Волос, с одной стороны, бог подземного мира, в котором покоятся предки, а с другой – «скотий бог», покровитель скотоводства, богатства и торговли, то есть приземленный и как бы двузначный бог. Становится понятной столь же «двузначная» цепочка слов (везде сочетание букв «в» и «л»): Белее – Волос – Ваал (бог богатства) – Вол (животное с двумя рогами) – диа (два) – вол (двурогий вол) – дьявол. Вот таким путем, скорее всего, произошла трансформация древнего бога Велеса в дьявола в процессе христианизации. Возможно, что в связи с этим и число 2 вынужденно приобрело негативную окраску. Вспомним сохранившиеся в музеях мира скульптуры древних праотцев с рогами на лбу. Превратности истории, скажете вы? Нет, все закономерно. Кстати говоря, негативным по отношению к человеку в древнерусских верованиях был бог Чернобог (созвучие: Чернобог – черт). А вот Сатана в переводе означает «ненависть».

5. Многие качества личности Иисуса Христа можно считать состоящими из свойств богов более древних верований, в том числе древнегреческих, египетских, древнеперсидских и древнерусских (в том числе Даждьбога). Даждьбог – податель благ, божество белого света, недаром сочетание слов: даждь-бог – дающий бог. Не случайно основная христианская молитва «Отче наш» включает в себя такие слова: «Хлеб наш насущный, даждь нам днесь».

6. «Языческий, победный, боевой» бог Перун после христианизации Руси был «уподоблен пророку Илии» /5/. К тому же, как утверждается в /9/, он передал свои основные качества всем известному св. Георгию Победоносцу. Апофеозом земных проявлений бога Перуна является, как известно, гроза с громом и молнией. В связи с этим вполне логичным выглядит трансформация Первого «грозового бога-победителя» – Перуна в св. Георгия Победоносца.

7. Известно (см., например, /4/), что идея воскрешения-возрождения была связана в древности с культом богини Исиды, которая якобы собрала по кускам тело бога Осириса и впоследствии зачала от него, в результате чего появился новый бог Гор, символизирующий восходящее Солнце – Новый Свет. Богиня Исида знаменита своим солнечным диском – нимбом вокруг головы. Вот, скорее всего, откуда появились нимбы в христианской иконографии. Головные уборы на головах русских женщин в виде венцов, символизирующих солнце /9/, имеют, скорее всего, такую же смысловую связь.

8. В /4/ представлено довольно любопытное символическое описание четверых главных библейских ангелов: Михаила, Гавриила, Рафаила и Уриила. Архангел Михаил символизирует высшую справедливость, меч Божий, борьбу с низовым миром. В духовном смысле Михаил есть символ сущности человека, то есть его духа. Дух человека, если понимать его почти буквально, то есть исторически верно, есть то, что исходит от человека, то, чем он «дышит». Вот откуда такое созвучие слова «дух» со словами «воздух» и «душа». А чем, какой силой приводится в действие воздух или дух? Путем махания или мехами (в старину в печах кузниц использовали меха). Теперь вполне понятными становятся такие словесные соответствия: меха – махать – механизм и т. п. Итак, сила исполнения духа есть меха, а сила исполнения высшего духа есть, соответственно, «высшие меха» – Святой Михаил. Перейдем к следующему библейскому ангелу, к Гавриилу. Гавриил – ангел возвещения, наиболее известный как ангел Благовещения Матери Божией. Имя Гавриил без огласовок сводится к следующему набору согласных букв – «гврл», который с новыми огласовками можно прочитать просто – «говорил». Все встает на свои места – «Гавриил» = «говорил». Архангел Рафаил известен как утешитель и целитель людей, как ангел благодати Божией. Имя Рафаил созвучно слову «рай», и не просто созвучно, а соответствует ему по смыслу, ведь рай есть благодать Божия. А как называлась в древности река Волга? Известно – река Ра. Вот вам и исторически-логическая локализация рая. Вот почему общепринятым символом ангела Рафаила является Рыба, то есть рыба, которая живет в реке Волге – в реке Ра – в раю. Все сходится, все предельно ясно, Древняя Русь опять неожиданно энергично заявляет о себе. Что же касается окончания «…ил» в именах ангелов, то здесь все тоже понятно. Как начала слов на «ил», «эл», «ел», «ие» и т. п., так и их окончания символизируют святость того, к чему оно относится. Примеров здесь более чем достаточно: Эллада (святая земля), Ил-ион (святой город), Или-я Пророк, Иерусалим, Самуил, Иоанн и мн. др. Традиция исполнения окончаний многих имен в виде возвышающего или освещающего слова-символа также широко известна. Вспомним здесь хотя бы такие имена, как: Влади-мир, Свято-слав, Все-волод, Нафана-ил и др. В связи с этим описанное в Библии добавление буквы «а» к имени Аврам = Абрам с преобразованием его во всемирно известное Авраам, непонятное современному человеку, может приобрести более прозрачное звучание.

Уриил – ангел, символизирующий силу Святого Духа, силу огня Божия. Тут все еще более прозрачно. Понятие «Ур» соответствует древнерусской традиции. Четко прослеживается единая цепочка слов: ур – Урал – ура (клич атаки) – Урата (древнее государство в районе Урала /10/). Медведь – урчащий Миша, широко распространен в культуре Руси как в виде героя сказок, так и в виде основного элемента в гербах поволжских городов. Кстати, опять «случайность», опять Медведь – Миша = Михаил является символом справедливой борьбы и силы.

Итак, оказывается, что все основные библейские архангелы не только имеют древнерусское «произношение», но своими корнями связаны с русской культурой.

Историки давно подметили, что многие идеи, ритуалы, бытовые и культурные особенности в различных цивилизациях мира являются очень подобными, если не сказать идентичными друг другу (см., например, /2, 3, 11–13/ и др.). Так, в /11/ сказано, что «библейский рассказ о Всемирном потопе заимствован из Двуречья. Но и в самом Двуречье имело место заимствование». В /3/ утверждается, что первого человека звали Агапа (= Адам), что он потерял бессмертие, что крылатые христианские херувимы есть не что иное, как вавилонские керубы. В /9/ говорится, что всем известная идея реинкарнации была присуща и древнерусской вере. Специалисты нередко прямо говорят об уникальной сплетенности всех религий в единый ствол, корни от которого исходят из чего-то одного, более общего /3/. Как хотелось бы найти это общее и доказать его право на существование!

1.1.2. Основные постулаты христианства

Сегодня христианство состоит из трех основных ветвей: католицизм, православие, протестантизм. И хотя это разделение продолжается, все же можно говорить о наличии в христианстве мощного единого идейного костяка. Перечислим основные идеи этого костяка, выдвинутые христианством на первый план и формирующие его именно как христианство:

1. Признание божественной природы Иисуса Христа, существующей в единстве не до конца познаваемой Троицы (Отец, Сын и Святой Дух). При этом во всех своих движениях христианство утверждает высшим авторитетом для любого христианина авторитет именно Иисуса Христа. Внимание к Богу Отцу становится существенно менее выраженным. Иконописное искусство, особенно православное, говорит об этом со всей очевидностью. Если пересчитать число иконописных изображений Иисуса Христа и Бога Отца в любом из православных христианских храмов, то вывод будет однозначным. Недаром все основные христианские праздники связаны с деятельностью именно Иисуса Христа, его учеников и последователей. Недаром Иисус Христос – и человек, и бог в одном лице, бог, осуществивший свое воплощение в живом человеке.

2. Идея спасения, спасения на небе с последующим поселением в раю – самая животрепещущая и притягательная идея христианства. Эта идея опять же непосредственно связана с Иисусом Христом, с его Воскресением и уходом в горний мир.

3. Идея бренности земных ценностей и соблазнов, идея собирания ценностей для небес, доходящая до утверждения о принципиальной греховности мирской жизни. Однако эта идея все же не доходит в христианстве до крайностей – здесь самовольный уход из жизни является большим грехом, здесь безграничная власть и безмерное богатство не всегда могут быть признаны дарами лукавого. Разработки этой идеи неплохо вплетаются в практическую жизнь многих социальных групп. С одной стороны, христианство формально не вмешивается в социальные, в том числе классовые, отношения, а с другой – оно всеми фибрами своими проникает в общественную жизнь. При этом униженных и оскорбленных, «малых» мира сего она утоляет, дает им надежду, заставляет смиряться перед невзгодами. Возникает даже вера в то, что чем больше страданий выпадает на долю того или иного человека, тем большее будет ему воздаяние на небесах. Социальная значимость такой позиции довольно весома, хотя эта позиция может иметь и положительное, и отрицательное значение.

В руки же властных сил она дает легкоорганизуемый и легкоусмиряемый человеческий материал, который способен сносно переносить тяготы жизни, позволяет закреплять на себе хомут социального давления. Гибкость, сбалансированность, уживаемость этой религии с социальными верхами доказана многими веками истории.

4. Идея вселенскости, всеохватности, действительной, а не показной наднациональности («несть эллина, несть иудея»), можно даже сказать, идея итогового равенства всех пред лицом Иисуса есть одна из основных идей христианства. Здесь важно то, что социальные достоинства, принадлежность к верхам общества, индивидуальное или семейное богатство и т. п. совсем не являются «пропуском» в будущее посмертное блаженство. Наглядный пример – одному из разбойников, распятому вместе с Иисусом Христом, был обещан рай. Равенство перед Богом, воздаяния за грехи и благие дела вне зависимости от социального статуса – вот идеи, поднятые на щит христианством, которые продолжают притягивать к себе миллионы людей.

5. Другой важной идеей является идея возвышения меньших над большими («блаженны нищие духом», «блаженны униженные и оскорбленные» и т. п.). В какой-то степени ее можно рассматривать как непризнание установившегося рационализма социальной жизни в виде государственного или имперского устройства. Она также является очень привлекательной для эксплуатируемых масс. Эта идея исходит из призыва служения прежде всего горнему миру, однако она неплохо эксплуатируется определенными силами. В последовательном развитии этой идеи христианство дошло так далеко, как никакая другая религия. Здесь проявлено не просто уважение к нищим духом, не простое отречение от мира сего, здесь проявлена даже некоторая возвышенность социально падших и меньших над большими. Евангелие демонстрирует нам это очень наглядно: заметно выраженная негативная реакция по отношению к книжникам и фарисеям, земное бытие Иисуса Христа протекало в основном в среде простых людей, выбор ближайших учеников осуществлен из этой среды. Следует, однако, напомнить, что во многих ветвях христианства идея возвышения меньших над большими прекрасно уживалась с тем, что в истории те или иные деятели церкви становились «управляющей рукой» государства и не гнушались пользоваться благами мира сего. Нелишне также напомнить, что деяния по схождению вниз, вообще идея снисхождения также присутствуют в христианстве. Сам Иисус Христос, по преданию, совершил сошествие в ад, об этом нам говорят многочисленные иконографические изображения этого события.

6. Еще одной важной идеей христианства является идея жертвенности, отражением которой служит идея искупления грехов. Нагляднейшим примером здесь служит жертва самого Иисуса Христа, сам Бог пожертвовал собой для спасения человечества. Тем самым на сверхвысоком уровне было продемонстрировано всему миру, что жертва-искупление есть благо. Важно подчеркнуть, что речь идет именно о жертве действительно большего, даже много большего по сравнению с обычным. Принцип «на тебе, Боже, что нам негоже», а также известный принцип «жертвы чужим, а не своим» (например, платить жизнью или кровью другого за свои прегрешения) здесь не в почете. Эта идея, как бы она ни была впоследствии искажена в различных ветвях христианства, все еще продолжает жить в нем. Идея жертвенности была преобразована христианством в идею святости мученичества, если мученичество, разумеется, было продиктовано христианской верой. Пожалуй, ни в одной мировой религии нет того, чтобы так откровенно, массово и чуть ли не подавляюще выставлять различные аспекты мученичества в качестве важнейших символов своего учения. Это мы видим и в иконописных изображениях различных «страстей» (мечи, копья, колеса с острыми зубьями и т. п.), и в многочисленном сонме христианских мучеников, причисленных к лику святых, и в крестном распятии – главном символе христианства. 7. И все же основой первоначального христианского духа, первоисточником всех других положений христианства является не Закон, а утверждение Любви. Не законы – конкретные установления и ограничения практической жизни, а именно Любовь признается христианством наипервейшей заповедью (кроме признания Бога и Иисуса Христа, разумеется). Все остальное – вторично. Любовь, доходящая до полнейшего национального нерационализма (предлагается даже любить врагов своих), любовь, которая является не просто средством возвышения над земными законами, но основой устроения индивидуальной жизни и средством спасения, – вот основной стержень исконного христианского учения. Кратко можно сказать, что вера в Христа, почитание Христа, вера в грядущее спасение во Христе, Любовь, как пропитывающая все 10 заповедей сущность, а также две основные молитвы («Отче наш» и «Символ веры») – вот что является основой христианства. Такая «концентрированная простота», понятная всем и каждому, в сочетании с обещанием посмертного воздаяния для истинных последователей вне прямой зависимости от социального положения, в сочетании со значительной привлекательностью как для низов, так и для верхов общества, является могучим базисом, который удерживает массивное и многоликое древо христианства на лоне Земли вот уже многие-многие века. Разумеется, вышеперечисленный комплекс основных идей христианства в различных его ветвях может иметь различное наполнение, однако как фундамент христианства, пусть даже фундамент, поросший иногда не очень привлекательным мхом новых веяний, все же пока остается.

1.1.3. Католицизм

Можно подойти к определению характеристик католицизма путем описания его теологических отличий от других ветвей христианства. Эти отличия, разумеется, существуют, однако надо помнить, что не только они определяют суть католицизма, если подходить к нему с социологических позиций. И все же полезно будет перечислить эти отличия /3, 13/:

• утверждение чистилища как промежуточного уровня между раем и адом;

• признание того, что Святой Дух исходит не только от Бога Отца, но и от Бога Сына;

• существование идеи создания священного фонда заслуг перед Богом и право римско-католической церкви распоряжаться этим фондом по своему усмотрению;

• наличие догмата о непогрешимости Папы в делах веры;

• существование ряда обрядовых отличий-установлений (причащение мирян одним хлебом, миропомазание совершеннолетних, крестное знамение пятью пальцами и др.);

• признание установлений существенно большего числа древних христианских соборов вместо, например, семи основных соборов, признаваемых православной ветвью христианства;

• длительно существовавшие ограничения в ознакомлении мирян с текстом Библии, в толковании ее отдельных положений.

Обычно считается, что католицизм оформился как самостоятельное направление в 1054 году, когда произошло разделение христианских церквей на западную и восточную. С этой датой почти совпадает начало эпохи Крестовых походов. А что такое Крестовые походы? Это прежде всего захват «под символом креста». Можно по-разному к этому относиться, но с социологической точки зрения это именно так.

Практически до самого последнего времени католицизм отличался высокой активностью. Борьба с обильно возникающими ересями, инквизиция, насильное обращение огнем и мечом в христианство язычников, в том числе населения колоний, интенсивная экономическая деятельность католических орденов, проникновение в государственный аппарат, даже периоды фактического церковного управления – все это не случайные явления, все это отражение былой активности, если хотите, агрессивности католицизма. Такова история, по крайней мере история прошедшего тысячелетия. Только в последние века этот пыл заметно угас, угас на фоне активизации других религиозных направлений западного христианства, прежде всего протестантизма.

В католицизме сильно развита идея социального разделения, причем не простого разделения человеческого материала по уровням социальной иерархии, а разделения, доходящего до идеи превосходства. Последовательное же развитие идеи превосходства в свою очередь доросло до идеи презрения одних другими. Так что не случайно, что для католического Средневековья вполне уместным было сравнение простого люда с недостойной скотиной. Некоторые высказывания католических священников о простых смертных (см., например, /7/) сегодня вызвали бы бурю негодования у этих самых смертных. Даже в самом названии католического священника – «пастор» сохранилось отношение к его подопечным, отношение как пастыря к пастве, то есть «пастуха» к «овцам», которое может быть даже понято почти как отношение «хозяина» к «скотине». А что в связи с этим есть признание непогрешимости Папы? Это есть развитие все той же идеи превосходства, точнее говоря, есть завершенное плодоношение этой идеи. Выше этого, наверное, уже остается только прижизненное признание Папы святым.

Так что не случайно именно в католической ветви христианства мощное развитие получил индивидуализм. При этом собственные интересы личности ставятся на одну доску, а то и выше интересов общества, в котором эта личность обитает. Признание индивидуализма такого уровня и есть так называемый феномен Запада: все вроде бы вместе, но все – очень «свободные» друг от друга личности, все – индивидуалы. Можно даже сказать, что католицизм сам уготовил свою судьбу, выпестовав своего ближнего соперника – протестантизм.

Еще одной чертой католицизма является допущение интенсивной церковной экономической деятельности. Исторически это было связано с тем, что в эпоху Крестовых походов католическая церковь стала заметно обогащаться. Когда же Крестовые походы перестали приводить к успеху, к захвату лакомых кусков Востока, то началось интенсивное использование накопленного. То, что католическая церковь «пускала деньги в оборот» /7/, и то, что принято сегодня называть практикой индульгенций, – это все не случайности, а закономернейшие следствия в жизни этого религиозного направления.

Объективно здесь все понятно: раз крестоносное движение не привело в итоге к победе, к захвату «старого» Востока, раз единение западного креста и меча не дало ожидаемых результатов, в ход пошли другие средства – финансовые и политические. Внешняя активность стран Запада не угасла, подкрепляемая католической церковью, она переместилась на захват народов Африки, Америки и более удаленных районов Востока. Схема действия здесь предельно проста и стара как мир: захват Нового Света – порабощение – эксплуатация – наращивание превосходства метрополии и т. д. /14/. Вот почему впоследствии католицизму удалось охватить собой самую большую часть населения Земли.

Причем католическая церковь не только обосновывала устремления Запада в освоении Нового Света, но и сама становилась инициатором подобных движений. И как только накопленные богатства и соответствующий им технический прогресс позволили Западу создать новые военно-технические средства, политика в отношении «старого» Востока вернулась в старое русло – силовое давление резко возросло. Правда, полностью считать причастной ко всем этим процессам католическую церковь уже нельзя, в значительной степени Западная Европа уже была перерождена эпохой Реформации, более соответствующей духу Нового времени. Католицизм оказался прародителем протестантизма, который перехватил у него пальму цивилизационного первенства.

Историческую дорогу католицизма можно выразить в следующей краткой формуле: всплеск воинствующего христианства – Крестовые походы – Латинская империя на территории Византии – поражение в борьбе со «старым» Востоком – внутренние деформации, борьба с ересями и обновлениями – переориентация на освоение Нового Света – достижение церковного и финансового могущества – крен в сторону индивидуализма – Реформация, протестантизм – борьба с секуляризацией и новыми религиозными направлениями – уступки в борьбе – потеря былого могущества – современные попытки повышения социального влияния.

Сегодня католицизм существенно более миролюбив, чем ранее. Несмотря на еще большую по объему паству, его мировое влияние продолжает падать. Будущее католицизма, выбравшего себе стратегию обороны и нишу ортодоксии в соперничестве с другими религиозными направлениями, не столь завидно, как кажется. Выдвижения новых, свежих идей теологического характера, которые бы смогли вдохнуть в тело католицизма новую жизнь, не предвидится. В свое время католицизм стремился к построению Мирового Царства, созданию всемирной армии послушников, окормляемой католической церковью и находящейся под «абсолютно безгрешной» дланью Папы Римского. Этой цели, скорее всего, не суждено будет сбыться, по крайней мере сбыться под «католическим венцом».

И все же католицизм имеет два важных по социологическим меркам качества:

1. Сохранение хотя бы элементов духа общинности как среди глубоко развитых членов общества, так и в глубине широких народных масс.

2. Выражение идеи духовной централизации и пирамидальной иерархии, распространяемой на значительную часть населения нашей планеты.

1.1.4. Протестантизм

Принято считать, что протестантизм родился как альтернатива католицизму. Он возник как реакция против доминирования католицизма в Западной Европе, реакция на злоупотребления, монополизм и проникновение католической церкви в государственные структуры. Действительно, власть аристократических западноевропейских верхов опиралась на католицизм, и всякие силы, вступающие в борьбу с этими верхами, так или иначе, но неизбежно вступали в борьбу с католической церковью. Идеологические атаки как внутреннего, так и внешнего свойства на любую ортодоксальную религиозную концепцию – обычное явление мировой истории. Но для того, чтобы родилось новое или возникло хотя бы модернизированное течение, одного этого недостаточно. Необходимо создать такие идеологические, в данном случае религиозные, установки, которые были бы более адекватны уже произошедшим социальным изменениям, оказались бы более привлекательными для новых слоев общества. Таким оказался протестантизм, несущий в своем зародыше протест против католицизма.

Исторические корни протестантизма довольно прозрачны /14/. Он возник именно тогда, когда и должен был возникнуть, то есть тогда, когда произошла переориентация Запада и открылась перспектива освоения Нового Света, когда наметились крупные задачи, требующие не простого рабско-скотского подчинения при «безапелляционной» власти феодальных верхов, а значительной личной активности так называемого среднего класса.

Протестантизм не представляет собой сплоченного единства, он состоит из отдельных подветвей, таких как лютеранство, кальвинизм, пресвитерианство, англиканизм и др. И все же главными свойствами всех протестантских направлений можно считать следующие:

• сильно выраженный религиозный индивидуализм, то есть признание того, что вера отдельного человека стоит выше какой-либо «обобщенно выраженной» веры, сохранителем которой является та или иная церковь; вот почему соборно-массовые процедуры служения Богу, возглавляемые крупными религиозными иерархами, здесь не очень-то типичное явление, типичным как раз является возвышение личного религиозного опыта;

• повышенный интерес к древнему Священному Писанию, доходящий до буквального следования всевозможным библейским предписаниям;

• упрощение догматики; одной из крайностей этого упрощения является распространение аскетического духа, пропитанного фанатизмом, особенно это было заметно в прошлом; отсюда – доминирование мужского начала; широкое распространение многих упрощений на нижние и срединные, самые массовые слои общества;

• оправдание и даже возвеличивание стремлений к богатству, восприятие богатства как дара Божьего, почти дословное понимание связи «Бог – богатство» – все это полностью соответствует духу капиталистического предпринимательства;

• содержание элементов недовольства, протеста (отсюда и название – «протестантизм»), воинственности против прежней власти, в том числе власти католической церкви.

Протестантизм сыграл значительную роль в истории человечества, он вполне соответствовал духу капитализма, духу эксплуатационного атлантизма вообще. Исторически он способствовал тому, что европейский Запад переваривал Новый Свет не с психологией полураба-полукрепостного, не с психологией ревностного послушника, а с психологией освобожденного предпринимателя и «справедливого» захватчика. Со временем это вылилось в освобождение Нового Света от праматери Европы и создание гиганта – США.

Сегодняшняя дорога протестантизма предвидится вполне определенной. Это дорога к устроению неокапиталистического общемирового порядка, оправдания существующей и грядущей мировой власти и концентрированного частного богатства, в теологическом плане – дорога к «неканонической околохристианской простоте», в которую впоследствии можно будет существенно проще внедрить самые различные религиозные установки. Вот почему он предпочтительнее для власть имущих, чем более ортодоксальный католицизм.

Здесь у читателя может сложиться впечатление, что эта ветвь христианства отличается одними недостатками. Это не так. Помимо многого прочего, протестантизм отражает стремление освобождения от канонических оков церковной власти, от некоторых явных извращений первичного христианского духа, например от идеи индульгенций. Исторически протестантизм олицетворил собой стремление к реализации личной практической инициативы средних слоев, к активности и свободе, в том числе свободе экономической. Эти устремления во многом инициировали процессы, связанные с общеевропейской цивилизационной волной по освоению Нового Света /14/. Можно даже сказать, что без протестантской идеологии мы не имели бы сегодня такого общемирового лидера, которым являются ныне США.

Однако широкое развитие индивидуализма, возвеличивание идеи личностного общения с Богом, бедность теологической новизны, установка на простоту не могли не сказаться как на идеологическом упрощении протестантизма вообще, так и на развитии им преимущественно материалистической направленности человеческого бытия. В свою очередь эти обстоятельства создают предпосылки для такого поворота событий, при котором протестантизм в принципе может быть преобразован-деформирован какой-либо иной идеологией или религией. Где, например, гарантия, что «индивидуальный дух» протестанта при его «сугубо личностном» общении с Богом не сможет стать легкой добычей каких-либо внешних идей. Воинственность, непримиримость, внутренняя религиозная сосредоточенность, аскетический дух и многое другое давно остались в прошлом протестантизма. Религиозное же служение протестанта сегодня больше напоминает периодическое и краткое исполнение не очень-то обременительных обрядовых норм-минимумов, чем истовое и всепоглощающее моление о Боге.

1.1.5 Православная ветвь христианства

Православный мир охватывает ныне относительно небольшую часть населения Земли, примерно 150 млн человек, то есть сила православной ветви вроде бы невелика. К тому же глубина охвата населения этой части остается все еще недостаточно высокой. Известно, что практическая, а не формальная глубина религиозного охвата населения в странах западного толка тоже не очень велика. Так, например, в /15/ говорится: «Верующих в развитых странах насчитывается не более 5 % населения». В сегодняшней России относительное число действительно верующих тоже, наверное, не намного больше. Однако православная ветвь отличается целым комплексом свойств, существенно отличающихся от других ветвей христианства, что придает ей качество самобытной неповторимости.

Православная ветвь включает в себя солидные пласты древнерусского наследия, которые иногда она мирно принимала внутрь себя, иногда начисто отвергала, а иногда, исказив до неузнаваемости, придавала им прямо противоположный первоначальному смысл. Так что не случайно, что православие в большей степени, чем другие ветви христианства, удалилось от «ветхозаветности». В ветхозаветной части Библии либо отсутствует, либо довольно смутно просвечивается жизнь многих неиудейских народов (например, русских, татар и др.), в то же время постоянно встречаются указания на существование многих и многих народов мира, многих высокоразвитых культур.

К таким культурам принадлежала и древнерусская культура, культура земледельчески-оседлого хозяйствования. Вот почему христианство, которое затем широко распространилось в огромных пространствах земледельчески-оседлого хозяйствования, должно было обогатиться многими элементами древних верований. Вот почему христианство в лице его православной ветви так долго находилось в положении «княжеской» религии на Руси и даже вплоть до XIX века не охватывало полностью все население России. В течение многих веков проходила упорная борьба «ортодоксально-княжеского» христианства с различными низовыми течениями древнерусских верований, которая и породила такие «многоличия» православия. Сегодня православное христианство можно считать некоей смесью ветхозаветного наследия, ортодоксального христианства, древнерусских и других верований.

Приведем некоторые наглядные примеры такой трансформации, одновременно отмечая ее социальные последствия.

А) Промысел бога в древнерусских верованиях достаточно гармонично уживался со свободной волей человека, с необходимостью проявления активности в социальной жизни. Сегодня в православном христианстве, к сожалению, нередко упование на Бога фактически превращается в индивидуальную пассивность, то есть в развитое до самоуничижения смирение, а не в осознание необходимости борьбы за правду. Подобное «развитие» доходит до прощения того, что с социологической точки зрения не надо бы прощать. Например, сохранение жизни злостным выродкам-маньякам, лишившим жизни не одного человека, может расцениваться здесь как благо. Но прощение закоренелого убийцы может способствовать новому преступлению. Здоровая логика нарушена.

Развитие духа самоуничижения с неизбежностью подводит к состоянию бездумного некритического повиновения, глубочайшего неоправданного терпения, доходящего до самостоятельно надетого на себя рабства. Плоды всех этих веяний с неизбежностью породили то, что вполне можно сегодня назвать отсутствием боевитости христианского православия. Где они, прежние времена святых, одетых в доспехи и крепко держащих оружие в руках?

Потеря воинственности налицо. Более всего православное христианство готово на призывы к пастве не поддаваться на происки врагов веры и церкви. Уже давно отсутствуют всякие попытки мобилизации христиан на жесткие силовые действия с целью пресечения всевозможных неблаговидных дел, творящихся в мире. В качестве основных подавляющих средств в большинстве случаев применяется лишь ненавязчивое осуждение греховности, укоризна за неблаговидные деяния с увещеванием приостановить их. При этом во всех храмах регулярно осуществляется массовое «принятие» грехов молящихся. Сегодня, в наше обостренное и даже жесткое время, это фактически сводится к тому, что мир наполняется свободой деяний неправедных при молчаливом допущении остальных. Происходит либерализация духовной жизни, когда открывается дорога к негативным, в том числе и к антихристианским, движениям. Ох как прав был А. С. Панарин, когда писал /16/, что антихрист есть «…либерал, поборник безграничного плюрализма безграничной терпимости».

Б) Границы чувства любви, которые православный христианин должен изливать на окружающий мир, ныне очерчиваются как-то очень неопределенно. «Ближний» рассматривается почти как «любой», причем любовь должна изливаться на всех, в том числе на врагов, и даже на носителей Зла. С чисто теологической точки зрения, возможно, такой подход есть следствие высокого духа христианина, но с социологической точки зрения он подчеркивает социальную уязвимость такого учения. И что это за враги такие, которых следует любить, а не уничтожать социально (здесь нет речи об убийстве, часто вполне достаточно изолировать личность от центров социальной жизни)? А что, если этими врагами оказываются закоренелые рецидивисты, которые убивают в том числе крепко верующих? Их тоже надо прощать и любить? Где здоровая самосберегающая мера? Нет ли здесь противоречия здоровым основам социальной жизни?

Еще один момент. Любовь должна быть всеобщей, она должна изливаться на всех, в том числе и на уродов, больных, ущербных и т. п. Спору нет, им она нужна, и даже очень. Но не следует ли сильнее любить все же более здоровых и развитых, а не эту категорию явно менее продуктивных личностей? Надо откровенно признать, что в христианском православии чрезмерно развит, прямо скажем, культ любви к малым сим, при переходе к наиболее продуктивным членам общества он как-то ослабевает.

Вот откуда сильно выраженная национальная «неразвитость» православного русского человека в плане сильной поддержки ближних своих. Вот почему в России так распространено было явление юродства и чуть ли не почетного нищенства. Сегодня у нас распространено какое-то прохладное отношение к своим сородичам. Они самостоятельно, без существенной протекции своими лбами или кулаками вынуждены пробивать гранитные плиты социальных пластов для достижения привилегированного положения. Более того, очень часто создается ситуация, когда пробравшийся наверх тот или иной «наш родной» человек игнорирует своих менее удачливых родичей, за что они платят ему соответствующей «любовью». Учитывая объективно существующий дефицит здорового человеческого материала в верхних эшелонах власти (см. /14/), такая позиция с чисто социологической точки зрения оказывается очень близорукой. Этим свойством нередко с успехом пользуются представители других культур, не «нагруженных» идеалами всеобщей любви, но цепко придерживающихся родовых традиций. Они поступают, как правило, совсем иначе, они «вытягивают» за собой всех, кого только можно, выстраивая цепочку близких своих снизу доверху социальной пирамиды, нередко заполняя верхние слои общества самым недоброкачественным материалом.

Сегодня в наше отношение к действительно лучшим-большим въелось даже некое чувство подсознательного отторжения (как же – он лучше нас?!). Внутреннее, а не показное уважение лучшего-большего человека у нас сегодня почти потеряно. Душевно проще (загляните внутрь себя, это именно так) и вроде бы благодатнее (а так ли это?) «возлюблять» малых сих, чем восхищаться, помогать, одаривать, искренне почитать и продвигать еще выше тех, кто уже сегодня выше нас самих.

Однако задумаемся, нет ли в таком подходе к окружающим некоего более высокого смысла, некоей высшей мудрости? Попробуем в этом разобраться.

Если тот или иной член общества не отличается острым умом, способностью к непредвзятому и глубокому аналитическому мышлению, не имеет всепоглощающих интересов в области философии, религии, социологии и культуры, не отличается высокой энергией и стремлением выделиться, не наделен талантами, сдобренными хорошим образованием и серьезными знаниями, не отличается особой продуктивностью, а живет простыми, приземленными, практическими интересами, то скорее всего ему будет более уместно такое индивидуальное и общественное бытие, которое заключается в следовании социальным и религиозно-нравственным нормам, уже выработанным той ветвью человечества, в которой он постоянно живет. При этом эти нормы становятся как бы законами жизни такого рода людей, а критическое прикосновение к этим нормам со стороны подобных лиц вряд ли окажется полезным. Это нормально, это сберегает стержень нравственных устоев в народных пластах, сохраняет костяк обрядовых норм, так необходимых для подрастающих поколений. Что же касается лиц, отличающихся вышеперечисленными свойствами, то они должны руководствоваться опять же известным принципом – «дерзай, и тебе приложится», то есть воздастся по заслугам. Именно такие люди являются локомотивами нового.

Так что истинная православная христианская нравственность (именно истинная, а не ханжески «осредненная» по всем) хотя и не в полной мере, но все же старается проявить в этом вопросе разумную гибкость, позволяя наиболее здоровым и энергичным выделяться и занимать достойные вершины духа и власти, одновременно направляя массы рядовых членов общества на проявление таких необходимых социальных качеств, как послушание, смирение, почитание авторитетов и поклонение им, осуществление поддержки малым сим и т. п.

Свидетельств такого дифференцированного подхода к различным членам общества довольно много. Вспомним в связи с этим и знаменитую притчу о зарытых в землю талантах, и приобщение, казалось бы, самых простых смертных к Великому Учителю – Иисусу Христу с последующим превращением их в апостолов. Так что в таком комбинированном подходе вполне можно усмотреть глубокую социальную мудрость.

Однако когда такой подход будет действенен? Когда народ изнутри способен выделять-направлять вверх значительные потоки молодых, свежих, энергичных и здоровых своих представителей, с успехом вытесняющих большинство негативных элементов с важнейших иерархических постов. То есть для здорового, находящегося на подъеме общества такой подход является не только приемлемым, но и наиболее целесообразным. Совсем другое дело, если мы имеем дело с ослабленным социальным организмом, находящимся на спаде того или иного цикла развития, с фактически срезанной элитарной «верхушкой» и тем более с его порабощением каким-либо другим, более сильным социальным организмом. В последнем случае такая религиозно-нравственная «рубашка» может выполнять лишь функцию подавления-смирения масс. А хорошо ли это сегодня?

В) Религиозный подвиг сдеформирован в сторону пассивного подвига – подвига смирения, испытания тягот, в том числе перенесения мучений. О действенном понимании подвига (подвинуть, то есть активно и существенно что-либо изменить в окружающей жизни) и тем более о подвиге великой победы как-то забывается. Еще в древности князей Бориса и Глеба первыми среди русских христиан причислили к лику святых именно за непротивление своему убийству. Очень показательный пример. Да, времена святого Георгия, воина-героя, а не скромного послушника, прошли. Но хорошо ли это в наш бурный век?

Г) Как уже говорилось выше, в процессе христианизации русских земель происходило переосмысление многих более древних религиозных установок, зачастую придание им смысла, прямо противоположного первоначальному. Так, например, слово «дьявол», по мнению автора, есть слово, происхождение которого не столь однозначно, как кажется на первый взгляд /4, 7/.

Луна связывалась в древности с такими понятиями, как «лоно» – «живот» – женщина вообще. Женщина же долго считалась в христианстве низшим существом, даже чуть ли не исчадием ада. Вот почему со временем была выращена некая система негативных символов-представлений, причудливо сочетающих в себе качества женщины, серпа Луны (ночь, луна – символы тьмы, смерти, колдовства, всякой нечисти, но времени зачатия и рождения) и двух рогов сильного животного – вола (недаром дьявола изображали с двумя рогами с приданием ему атрибутов нечистого, низменного животного мира – копыт, шерсти и т. п.).

Еще одно слово – «ведьма» (или «ведьмак»). Это слово явно происходит из такого набора слов, как: ведун, ведать, уведомить, Веды. То есть в древнерусском религиозном наследии это были явно позитивные слова. Так что, скорее всего, слово «ведьма» получило негативную окраску именно в процессе борьбы христианства с древнерусским наследием /17/.

А вот слово «демон» скорее всего связано со словом «демократия». Демосами или димосами назывались в Древней Греции поселения негородского типа (см. /18/). Если управление государством осуществлялось с активным привлечением представителей димосов, то такое управление и следовало называть широкой демократией.

Представители димосов являлись выразителями интересов низовых слоев общества. Ясно, что эти интересы были, как правило, интересами приземленного, прагматического, ограниченного свойства. Поэтому они и назывались, скорее всего, демоническими, то есть, попросту говоря, «низкими». Недаром говорят, что низкий человек обуреваем низменными или демоническими страстями.

Д) Осознание своей первозданной Адамовой греховности вовсе не присуще древнерусскому наследию. Оно было привнесено именно христианством и опять же способствовало подавлению личности, признанию самого себя принципиально греховным, а не возвеличенным рождением. В древности греховностью называлось прежде всего отклонение от религиозно-нравственных устоев коллективной жизни, а не признание себя априорно ущербным. Не следует ли считать это более правильным с социальной точки зрения?

Так что православная христианская российская цивилизация корнями своими уходит в древнерусское наследие. Это следует из целого ряда исторических подтверждений. Широко известна языковая общность, которая называется индоевропейской, она охватывает языковые культуры от Индии до западных частей Европы. Чем отличается эта общность от других? Прежде всего наиболее частым, пусть нередко и редуцируемым использованием звука «р». Но где географически расположена середина-сердцевина индоевропейской языковой территории? В районе Поволжья и Урала. Где наиболее часто и явно используется звук «р»? Опять же в районе Поволжья и Урала. Если перечислить большинство географических названий в этом районе и наименование народностей, его населяющих, то мы увидим, что звук «р» встречается здесь очень часто. Да и в древнем названии главной реки этого региона – Волги первой буквой является буква «р» (Волга = Ра). Главный горный хребет этого региона тоже содержит букву «р» (Урал). Прослеживается цепочка созвучий: Урал – Ур – Урата – Уриил – Ра – рай и др.

Символом этой цивилизации стал самый сильный северный зверь – медведь /9/. Недаром на Русском Севере медведя называют «уркой», недаром гербы поволжских городов и поныне изобилуют изображениями медведя. Медведь – символ силы, могущества, отваги и храбрости.

Вспомним клич атаки «ура», напоминающий рев медведя. А где основное место обитания медведя? Ясно, в лесной, сельскохозяйственной зоне, на Руси. Уж явно не в скотоводческой зоне, вообще в местностях, бедных животным и растительным миром. Вот вам и преобладание глухих или шипяще-свистящих звуков у населения этих географических зон.

Кстати, в связи с этим интересно отметить, что в языках народов, населяющих изолированные от Евразии территории, например в туземной Северной Америке, как правило, отсутствовал звук «р». Так, в большинстве жизненно важных слов американских индейцев нет звука «р» /4/: «тахуан тин суйя, попол-ву, теакол, кайалон, маниту, коатепль, теночтитлан, уициолопочтли, тувоттаот, кецалькоатль, уитцилопочтли». К тому же четкое произношение звука «р» нередко вызывает затруднение с самого детства, дети трудно осваивают этот звук – основную заботу наших логопедов. Для существования этого звука в языковом наследии того или иного народа просто необходимо как присутствие наглядного природного аналога, так и его символической значимости в жизни народа. Иначе он просто исчезнет в поколениях людей или редуцируется до неузнаваемости. Последнее, в частности, и произошло в некоторых языках Западной Европы, например в английском языке, в языке народа, наиболее удаленного от древнего исторического индоевропейского центра. Вот как много можно почувствовать из простых этимологических сопоставлений.

1.1.6 Теологические отличия православной ветви христианства от других его ветвей

Говоря о православной ветви христианства, следует отметить «отеческий», а не «приказной» статус горнего мира по отношению к миру земному и, соответственно, более «отеческий» статус религиозных иерархов по отношению к миру простых смертных. Для православных христиан Бог и его мирской представитель – священник есть прежде всего Отец, а не просто пастырь-пастор-пастух стада Христова над несмышлеными овцами. Недаром священников на Руси называют не пастырями, а нежным словом «батюшка».

Важным свойством православного христианства является сложность системы иерархических представлений о горнем мире. В этой системе в непростых и непознаваемых до конца взаимоотношениях находятся: Бог Отец-Вседержитель и Иисус Христос-Спаситель-Господь, составляющие две ипостаси Святой Троицы, Матерь Божия, ангелы (со своей иерархией), херувимы, серафимы, апостолы (со своей иерархией), ветхозаветные пророки, равноапостольные, святые, преподобные, мученики, блаженные и пр. Темные силы в православном христианстве также имеют много обозначений и соответствующих им признаков: Сатана, искуситель, дьявол, Люцифер, нечистый, змий, не говоря уже о ведьмах, демонах и т. п.

Из всего этого следует важный момент. Идея чистого монотеизма, которая в большей степени соответствует иудаизму и является ветхозаветным наследием, в его православной ветви как бы размыта идеями древнего иерархического монотеизма. Иерархический монотеизм нельзя смешивать с политеизмом. Иерархический монотеизм предполагает существование множества божественных сущностей, но сущностей, образующих свою систему иерархии, возглавляемую единым центром. Сегодня православное христианство в значительно большей степени, чем другие ветви христианства, хотя и является по признанию монотеистической религией, но приближается по своей сути к идее иерархического монотеизма.

Корни такого рода представлений следует искать, разумеется, не в иудаизме, а в древнерусском наследии. Сегодня рядовой православный христианин, молящийся в церкви, прямо обращается со своими житейскими заботами не к Богу Отцу и даже зачастую не к Иисусу Христу, а к тому или иному святому: Николаю Угоднику, св. Пантелеймону и др. В подсознании русского человека сохранены представления о том, что не следует, скажем так, утруждать просьбами Всевышнего Бога. Обращение к Всевышнему Богу как к богу Саваофу не очень-то распространено, существуют конкретные святые, которые как бы и поставлены свыше для помощи в исполнении конкретных житейских просьб. Не случайно, что Николай Мирликийский со временем «преобразовался» в Николая Чудотворца и в Николу Угодника. Не случайно, что Матерь Божия стала настолько сегодня «многоликой», что простые смертные молятся уже ее отдельным образам-воплощениям. Сегодня иконографических изображений Матери Божией, отвечающих этим образам, довольно много, порядка 100.

А теперь попытаемся ответить самому себе на следующий вопрос. Неужели каждому человеку из многомиллиардного населения планеты надлежит напрямую обращаться к самому высшему существу – Всевышнему Богу? Общий принцип мироздания заключается в ступенчатом восхождении от простого к сложному, в данном случае к суперсложному – Всевышнему Богу, владыке всех и вся. Неужели наивысшее существо должно заниматься просьбами и проблемами всякого живого творения, в том числе любого человека на Земле? При таких теологических представлениях об общей структуре мироздания происходит нарушение ряда очевидных принципов.

Если мы обратим свой взор на окружающий нас мир, то увидим, что здесь все не так. Рационально ли обременять своей просьбой наивысшее существо, а этому высшему существу отвечать на это обременение, то есть так или иначе реагировать на возможно мизерную по масштабам просьбу. Явно не выполняется при этом также принцип ступенчатости при восхождении от простого к сложному. Природа же следует ему почти неукоснительно, какие бы объекты мироздания мы ни рассматривали. Конкретная просьба, как и конкретное деяние в жизни, должны иметь свой, если так можно выразиться, адресат и проходить свою цепочку иерархических ступеней, определяемых уровнем данной просьбы или деяния.

Так, например, не мозг в целом, а только конкретный участок мозга пианиста посылает по конкретному каналу связи свой сигнал конкретному пальцу этого пианиста нажать на конкретную клавишу рояля. Так, например, боль от уколотого пальца человека передается по конкретному каналу, нерву в определенный участок мозга, а не во все его закоулки. При упрощенной же схеме мы должны будем прийти к выводу, что высшие божественные силы выражаются фактически в одном Едином Боге и что Единый Бог должен пониматься не только как наивысший и всегосподствующий элемент бытия, но как неразделяемая, непознаваемая и далеко удаленная от человека сущность, реагирующая на все, одновременно объемлющая все и вся. В окружающем же нас мире все многофункциональное всегда сложно и имеет свою структуру. И чем многофункциональней объект, тем более он сложноструктурен.

Зададимся еще одним важным вопросом. Отвечает ли упрощенная и жесткая монотеистическая идея требованиям современного мира? Сомнительно, если сопоставить ее с идеей иерархического монотеизма. Очевидно, что последняя идея существенно лучше соответствует вышеописанным общим принципам (рациональности, ступенчатости, структурности и т. д.), она лучше отвечает реалиям окружающего нас мира. Эта идея в большей степени соответствует представлениям, характерным для древнерусской веры. Поэтому многие элементы такого видения мира были восприняты православным христианством в заметно большей степени, чем другими его ветвями. Теперь становится понятно, что чем более та или иная религиозная конфессия отвечает идее иерархического монотеизма, тем более она многогранна и всеохватна.

Еще один важный момент. Жесткий монотеизм пусть постепенно, но с неизбежностью подводит как к герметизации определенных «избранных», единственно допущенных говорить от имени Единого Бога, так и к герметизации религиозных устоев, к сокрытию от подчиненных исполнителей – овец многих откровений Божиих (если таковые имеются) и, скорее всего, к созданию собственных установлений, созданных исключительно этими «избранными», но объявленных истинами Единого Бога.

При иерархическом монотеизме Всевышний оказывается более проявляемым и открываемым Богом, открываемым одновременно сразу по многим и многим «каналам». Но является проявляемым и открываемым не обязательно непосредственно, а через целый сонм элементов подвластной ему иерархии, через различные земные чудеса, в результате встречного человеческого сознания, порождаемого духовной энергетикой земных душ. Возникает как бы два потока духовного энергетического взаимодействия между небесным и земным мирами. Причем эти взаимодействия могут происходить между самыми различными уровнями как земной, так и небесной иерархии. Богатство возможностей во всей своей красе.

При таком подходе Всевышний Бог и другие представители небесной иерархии в представлениях жителей Земли становятся наделенными признаками антропоморфности. Они изображаются в силе, величии и славе, в прекрасных одеяниях и с неизменными источниками света (святости), исходящего от них самих. Их функции применительно к земному бытию рассматриваются как вполне определенные. Безусловно, что такой комплекс представлений о горнем мире отличается огромной духовной силой, и чем более та или иная религия будет следовать ему, тем большей ценностью для будущего она будет обладать.

Еще одной важной особенностью русского православного христианства является то, что оно воспитывает паству в духе равенства всех перед Богом, в духе грядущего воздаяния по реальным заслугам, вне прямой зависимости от занимаемого социального положения, уровня богатства и т. п. Идея равенства перед Богом присутствует здесь в более явной форме. Такого явления, как утверждение идеи непогрешимости Папы, здесь невозможно представить.

Православное христианство есть «солнечная религия», есть религия Света, побеждающего Тьму. Связь идеи солнца с христианскими символами и с христианскими догматами была замечена давно. Четкое соответствие главных православных праздников основным фазам солнечного цикла, наполненность светом многих образов горнего мира, особая храмовая красота, яркость и многоцветье церковных росписей, божественность песнопений, проведение служб не только в сумраке келий, но при ярком свете свечей – символов огня и света, даже торжественное и обильное вкушение лучших яств земных в праздничные дни и еще многое, многое другое выделяют православное христианство как «солнечно-радостную» ветвь христианства. В существенно меньшей степени, чем в других ветвях христианства, здесь встречается немилосердная религиозная жестокость. Веротерпимость здесь очень сильно, возможно, даже чрезмерно сильно развита.

Ведь именно западная культура принесла на Русь смертоубийство как наказание за религиозные убеждения. Подобного не было ранее. Да и кровавых ритуальных человеческих жертв, как ни пытаются нас убедить в противном апологеты других религиозных направлений, в древнерусской вере и в пришедшем ей на смену христианском православии практически не было. Кровь людей и животных не используется при исполнении священных обрядов, хотя отголоски этого древнего обряда еще сохранились.

В православном христианстве заметно выражена идея соборности. Эта идея в плане государственного строительства выражается в собирании различных земель в единую православную государственность. Соборность в социальном плане есть, по сути, использование общинных принципов бытия не только для выдвижения лучших представителей народа во власть, не только для поддержания нравственных норм в обществе, но и для создания достаточно гармоничной системы регулирования социальных отношений между верхами, срединными сословиями и низами общества. Конечно, не в полной мере, но все ж в православной ветви христианства элементы соборности присутствуют. Истинная соборность не есть демократия в ее традиционном понимании, где голоса всех социально равны (от закоренелого бездельника до великого гения). Но соборность не есть и механическое давление общества на личность. Она предоставляет каждой конкретной личности определенные правила поведения, дает ей вполне конкретный перечень как обязанностей, так и прав в соответствии с ее социальным статусом. О формальном, но абсолютно недееспособном «демократическом равенстве», вообще о земном равенстве здесь не может быть и речи. Известный американский деятель Бенджамин Франклин как-то высказался в отношении демократии следующим образом, выразился достаточно честно и откровенно: «Демократия – это когда два волка и ягненок решают, что сегодня будет на обед» /19/.

Соборная же человеческая справедливость есть установление всех членов общества по соответствующим им уровням иерархии. Религиозная вера выступает здесь в чисто социологическом плане в качестве объединяющей, собирающей единой ответственностью и нравственностью силы. Соборность предполагает определенную довольно высокую степень развитости и свободы личности, высокую степень ее социальной активности и независимости. Без этого условия никакого действенного собора не может быть в принципе. Вот почему уничтожение всяких потуг к организации собора в истории нередко начиналось с развращения народных масс, с ликвидации лучших, наиболее активных их представителей. При этом надо помнить, что соборность не есть жесткое подавление личности государственными структурами, последнее как раз и есть нарушение соборности, ведь в этом случае никакой собор уже и не нужен, а нужно лишь беспрекословное исполнение приказов.

Прямых и косвенных признаков наличия принципов соборности в православном христианстве довольно много. Это массовые богослужения, общее храмовое исполнение песнопений и молитв, общественное участие в исполнении основных праздничных обрядов, это даже стояние всех людей в храмах во время службы (знак единения и уравнивания всех пред лицом Господа) и еще многое, многое другое.

О русской соборности написано предостаточно многими выдающимися людьми, поэтому повторять здесь известные вещи мы не будем. Но кое-что сказать все же надо. Непосредственно связанным с соборностью явлением русского духа является особо чуткое, можно даже сказать, болезненное отношение русского человека к несправедливости, к добру и злу, трепетное улавливание русским сердцем всякой неправедности вообще. Из этого свойства проистекает и относительно слабый национальный эгоизм православного сердца.

Христианская церковь всегда имела претензию на выстраивание мощных столпов между низами и верхами, цементирующих верой общество в единое целое. Социальную структуру такого общества, которую можно назвать классической (недаром она имеет классический вид), можно схематически представить себе в следующем виде:

В таком обществе срединные сословия, наиболее продуктивные в плане поиска новых идей и путей прогресса, заключены в обрамляющие их рамки. Эти рамки, с одной стороны, организуют деятельность срединных сословий и в чем-то, разумеется, ограничивают их, но с другой – обеспечивают жизнь всего организма в целом. Получается классическая общегосударственная пирамидальная структура с руководящей верхушкой и низовой питательной средой, в которой, как в ковчеге, сохраняются творческий потенциал общества, его срединные сословия.

Наличие этих столпов, связывающих верхи и низы общества, если они действительно эффективно трудятся, приводит к консолидации общества. При этом религиозно-нравственный столп оказывается в этой «тройке» очень важным, он обеспечивает комфортное духовное и нравственное существование общества в целом. Именно такой идеал земного мироустроения и находится в сердце каждого истинно православного человека, хотя сохраняется в нем иногда в чисто интуитивном, не оформленном виде.

Еще одним немаловажным качеством православного христианства является его повышенная приверженность, если так можно выразиться, к чудесным проявлениям. Причем, что очень важно, чудеса, как правило, должны здесь быть массовым явлением, доступным многим окружающим, как бы «соборным» явлением. Такого рода чудовоплощения божественной силы имеют очень сильный притягательный эффект. Эти чудеса воспринимаются русским сердцем как свидетельство вселенской истинности учения, что является еще одной характерной чертой православного христианского духа. И как это ни покажется многим удивительным, чудеса случаются в православном мире довольно часто. Сегодня это и мироточение икон, и чудесные исцеления от мучительных и смертельных болезней у сильно верующих, и возгорание Священного Огня в Иерусалиме, и многое другое.

Очень важным качеством православного христианства является также то, что смысл любви здесь намного шире чисто «определительного» понятия любви (хотя и по сей день это понятие имеет очень различное толкование). Любовь в христианской традиции понимается как средство, без которого социальное земное Зло чисто материальными человеческими способами победить невозможно в принципе. Христианство вообще исходит из убеждения, что мира без любви быть не может. Более того, и любви недостаточно. По канонам христианства, необходимо вмешательство высших сил – пришествие Иисуса Христа, знаменующего собой конец «старого» Света, гибель старых социальных отношений. Такова социологическая суть христианской любви, если даже формально отвлекаться от других важных аспектов этого многогранного явления.

В рамках христианского видения мира всеобщая гармония, построенная на чисто материальных основаниях, невозможна в принципе. Вот почему христианство, и особенно православие, «предлагает» радикальнейший путь перерождения человеческого общества – через смерть старого мира, второе пришествие Иисуса Христа, Страшный Суд, за которым последует новое жизненное устроение – Царство Божие. Таким образом, с православной точки зрения смысл всей истории человечества есть, помимо прочего, демонстрация стратегической беспомощности «материального человека», его собственного разума в плане построения рая на Земле. Упование на Бога и уклонение от зла – вот истинно христианский подход к жизни.

Отсюда и свое понимание страха Божия. Это не мелочный, подавляющий, пугающий всех и вся страх, нет, это страх, подвигающий прежде всего на совершение богоугодных дел, страх, который должен довлеть над человеком при совершении им любых деяний.

И как-то слабо вяжутся с этим известные представления о том, что спасенными после Страшного Суда окажутся только 144 000 человек, записанных в Книге Жизни. Сопоставив эту цифру с числом живущих ныне и уже отживших свой срок на земле (пусть это будет ~100 млрд человек), мы получим довольно мрачное соотношение 1,4· 10⁵ / 10¹¹ ~ 10^s. Что, лишь один из миллиона будет достоин райской жизни? Буква Закона не всегда соответствует Вере.

Еще одной характерной чертой православного христианства можно считать то, что культ женского начала поднят в нем на очень большую высоту. Такого числа икон Матери Божией нет более нигде. Разумеется, это есть результат переработки древнерусского наследия. Не случайно Матерь Божия признана покровительницей Руси-России.

Довольно интересной чертой православного христианства и русского духа вообще является то, что снисхождение вниз, к меньшим мира сего, не считается зазорным. Сам Иисус Христос снисходил в ад, его ученики-апостолы не происходили из высших слоев общества, распространенная в православном христианстве тенденция умаления себя самого не только не осуждается, но интенсивно поощряется. Интересно напомнить в связи с этим, что в древнерусской азбуке первой буквой алфавита является буква «Аз», то есть «Я». А вот в современной азбуке буква «Я» есть «последняя буква алфавита», о чем нам очень любят напоминать педагоги в школе. Это умаление самого себя доходит до пренебрежения собой, до юродства. Институт монашества тоже в какой-то степени можно считать структурой, направленной на личностное отрешение от земного бытия. Отказ от собственной воли, от целого ряда мирских обязанностей и забот, беспрекословное повиновение вышестоящим, даже сам факт ношения черной монашеской одежды – многое говорит об этом.

Конечным итогом всего вышеизложенного служит выращенная веками социальная пассивность населения, уход в духовный и обрядовый мир при трудностях в разрешении практических проблем, фактическое проявление эффекта социального безволия. Не является ли это сознательное обособление от мира в наше бурное время еще большим грехом, чем совершение некоторых «частных» грехов в процессе открытого и даже агрессивного проявления своей доброй воли? Поднять на активные социальные действия людей такого сорта чрезвычайно трудно. Немудрено, что это качество православного христианства с успехом использовалось власть имущими. Вспомните историю России, и вы убедитесь в этом сами.

Не менее значимой чертой христианского православия является повышенная направленность на жертву. Высокая жертвенность, как подобие жертвы самого Иисуса Христа на кресте Голгофы, в западных ветвях христианства развита заметно слабее. Сегодня представители западного мира не очень-то хотят платить своим достоянием и тем более своим «животом» за достижение своих целей. В православном мироощущении такого крена еще полностью не произошло. До последнего времени мы еще умели стойко переносить тяготы и напасти и даже безвозмездно идти на жертву. Кстати, если истовый мусульманин идет на жертву, то он получает обещание в посмертии попасть в рай. Православный же такого обязательного обещания не получает. Разница огромна.

1.1.7. Итоговое заключение о христианстве

На этом можно было бы закончить изложение основных отличительных свойств православного христианства, а также завершить краткий социологический анализ христианства в целом. Однако кое-что хотелось все-таки добавить. А именно, полезно остановиться на некоторых итоговых положениях, которые пригодятся нам в дальнейшем:

1. Христианство содержит в себе определенные качества, которые с теологической и социологической точек зрения позволяют рассматривать его как в целом позитивное учение, хотя по многим пунктам и не соответствующее требованиям настоящего времени.

2. Теоретические и практические установки христианства в принципе способны обеспечить его существование на мировой арене.

3. Основные ветви христианства заметно разошлись друг от друга, разошлись настолько, что говорить об их объединении пока преждевременно.

4. С полным основанием можно утверждать, что христианство в период его становления явилось некоей идеологической революцией. По этой причине, а также по целому ряду других причин оно существенно отличается от многих других религий мира.

Рассмотрим последний пункт более подробно. Коренные отличия христианства от иудаизма мы разбирать здесь не будем, об этом поговорим чуть позже. Рассмотрим такого рода свойства христианства при сопоставлении его с древнегреческой религией.

В древнегреческой религии считалось, что боги живут на небесах, люди – на земле. Было два мира: мир бессмертных богов и смертных людей. Эти миры заметно отличались друг от друга. Возможности проникновения рядового члена земного мира в мир бессмертных богов просматривались по меньшей мере довольно смутно. Для общения со смертными боги либо в различных обличьях спускались вниз, на землю, либо давали наставления смертным, являлись им в снах и видениях. При всем при том высший мир представлялся как некое отображение человеческого мира. Боги были наделены практически всеми свойствами человеческой натуры, они любили, ненавидели, испытывали симпатии и антипатии, создавали союзы, враждовали между собой, наслаждались и даже страдали. При этом если переход сверху вниз осуществлялся довольно часто и легко, то переход снизу вверх оказывался чрезвычайно затрудненным. Получить бессмертие, то есть стать богом, – для этого надо было очень и очень постараться смертному человеку. Достаточно перечитать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, чтобы почувствовать религиозный дух того времени.

А что же христианство? Оно во многом пропитало себя всем предшествующим ему наследием, но при этом выработало свою систему представлений, как бы собрав ее из различных кусков, принадлежащих к различным религиозным учениям. С одной стороны, христианство заметно возвысило горний мир, одновременно несколько упростив представления о нем, идея единобожия – наглядное тому подтверждение. С другой стороны, оно приблизило человека к этому миру, приблизило хотя бы в посмертии. Теперь праведный человек мог рассчитывать на свой посмертный переход в рай, на переход в небесные божественные сферы. Хотя эта идея тоже не принадлежит христианству (см. ниже).

Теперь Всевышний Бог, Сын Божий, Матерь Божия, большинство апостолов, а впоследствии и многие причисленные к лику святых наделялись такими свойствами, как святость, неземная мудрость, безгрешность, справедливость, праведность и т. п. При этом они лишены были ряда негативных человеческих качеств, таких как ненависть, злость, порочность и т. п. Иначе нелогичным было бы признание существования идеального рая, как нелогичным было бы признание того, что душа каждого праведного человека в посмертии могла бы получить не абсолютно справедливое, а ошибочное, то есть неправедное, решение и попасть вместо рая в ад по прихоти кого-либо из небожителей. Более того, теперь не просто самому обыкновенному человеку, но даже и грешнику, искренне уверовавшему во Христа, предоставлялась возможность оказаться в посмертии в раю.

Совершенно очевидно, что эти качества христианства оказались чрезвычайно заманчивыми, они-то в значительной степени и облегчили победное шествие христианства по странам мира.

Однако нельзя не отметить и ряд не столь удачных моментов в христианском учении. В веках истории в нем накопилось некоторое число несоответствий и «многомыслий». Об этом свидетельствует и наличие всевозможных, порой противоречащих друг другу толкований одних и тех же мест библейского наследия, и обилие не вполне канонической литературы, и сложность всевозможных «увязок» ветхозаветных, новозаветных и других первоисточников, и множество сект и ответвлений, свидетельствующих, вообще говоря, о не вполне четком и однозначном понимании различных положений христианства.

Нынешняя эпоха требует от религии большей ясности понимания и большей определенности, закрепленной в головах смертных. Религия должна не только оставаться добротным средством окормления масс, она должна быть и неким руководством к действию, а не уходом от социальной жизни. В связи с этим будет полезно немного остановиться на некоторых свойствах православного христианства, которые можно с полным основанием считать недостатками в наше бурное время.

К такого рода свойствам можно отнести следующее.

В последнее время среди верующих чрезмерно развилось явление, которое условно можно назвать «отданием Богу собственной воли». Проще говоря, оно сводится к известной формуле: «Что Бог ни делает – все к лучшему». Личность в своей и не только своей судьбе все более и более полагается на Бога, сознательно лишая себя воли, покоряясь судьбе, смиренно принимая на себя всевозможные тяготы, несправедливости, гонения и т. п. Кстати, монашество как религиозный институт предполагает полное подчинение монаха вышестоящему руководителю, то есть осуществляет отдание воли нижестоящего вышестоящему. Такие явления, безусловно, централизуют церковь и упрощают работу с паствой, но они же выращивают в массах ощущение покорности судьбе. Отсюда прямой дорогой вызревают такие неблаговидные с социологической точки зрения явления, как примирение с неправдой, принятие несправедливости, согласие на рабское подчинение и т. п.

Симптомов подобного рода предостаточно. Так, былая боевитость христианской православной церкви резко, можно даже сказать, катастрофически упала. Святыми сегодня преимущественно становятся всевозможные страстотерпцы, а не герои, здравствующие или павшие на поле брани за родину. Времена святого Георгия, наверное, навсегда канули в вечность. Что говорить, если, например, уже появляются сообщения о том, что православная церковь готова серьезно обсуждать вопрос о совершении панихиды и даже об отпевании Ульянова-Ленина /20/! Можно верить этому сообщению или нет, но сам факт публикации такого сообщения уже говорит о многом.

Именно в таком смысле сегодня начинают трактовать известное христианское изречение «Богу – Богово, а кесарю – кесарево». В социальном плане такая позиция понижает активность позитивных слоев населения, «размывает» их в обществе, дает возможность определенным силам лепить из масс все, что им пожелается. Вызревает масса негативных последствий. В том числе открывается дорога наверх не глубоко духовным, высокообразованным и одаренным коренным национальным кадрам, а не очень-то доброкачественному человеческому материалу. Не случайно в русской истории на различные уровни власти нередко пролезали всевозможные выскочки, далекие инородцы, а иногда и вовсе не здоровые личности.

Знаменитое изречение «Блаженны нищие духом» воспринимается нередко как благодать идивидуальной духовной слабости вообще. Наблюдается явный перекос в сторону именно «малых сих» и «нищих духом». Именно в отношении них нас призывают проявлять самую большую любовь. При этом любовь к самому себе не очень-то поощряется и даже как бы порицается. Такая любовь расценивается как эгоизм. Получается логический парадокс: горячо любить ближнего, дальнего и даже врага своего – поощрительно, а вот себя самого – вроде бы и не очень. Сия мораль уже основательно въелась в душу русского человека. Проявлять трепетную нежную заботу о высокостоящих ближних своих мы как-то уже и не привыкли. Корни этого общего явления проросли уже очень глубоко.

Но и этого мало. В христианстве такие проявления, как обильные мирские наслаждения, буйные увеселения, активная социальная борьба за свое законное место под солнцем, упоение земным счастьем, опять же не в чести. Благие воздаяния в большей степени обещаются как раз за перенесение личных тягот бытия или мучений. Где святые воины на фоне приобщаемых к лику святых страстотерпцев? Почему такой подход? А идея такова – все проявления индивидуального духа должны находиться под контролем церкви. Жизнь, свободная от христианского храма, рассматривается как «холостая», то есть бесполезная. «Бог терпел и нам велел» – расхожий тезиз многих христианских проповедников. Распятие самого Иисуса Христа является мощным базисом такого подхода. Вот почему буйная земная радость, счастье и т. п. формально хотя не возбраняются, но и не ставятся в заслугу пастве. Задумайся на минутку, читатель, испытываемое тобой счастье на земле тебе в заслугу не ставится!

Однако аскетический дух раннего христианства все же пропитался в течение последующих столетий живительной силой здоровых проявлений. Древние богослужебные действия первых христиан, совершаемые в укромных местах, в основном ушли в прошлое, хотя среди ряда монахов-затворников они все еще распространены. Великолепные интерьеры храмов, их величественная архитектура, яркие краски богато расписанных икон, праздничный характер богослужений налицо, мирская радость проникла и закрепилась в христианских нормах. Сюда же можно отнести и торжественные массовые шествия, и богатейшие застолья и пиры, и широкую православную Масленицу, и искрящуюся цветами рождественскую елку, и пасхальные куличи с яйцами и творожной пасхой. Конечно, заметную роль здесь сыграло то, что христианство на длительный период стало государственной религией в ряде стран мира, однако одного этого фактора было бы явно недостаточно.

Пойдем далее. В христианстве существует некоторая нечеткость представлений о том, кто и за что попадет в посмертии в рай, а кто в ад. Сколько и каких деяний нужно совершить, чтобы заслужить рай? Иногда для этого может не хватить целой жизни, а иногда, согласно Писанию, нужен один мученический возглас на кресте распятия. В этом вопросе все должны уповать на волю Божию.

Дополнительно к этому вводят в смущение диаметрально противоположные крайности-однозначности – либо рай, либо ад (у католиков есть еще чистилище). При преобладающем заселении ада (вспомним здесь о Книге Жизни) такое простое деление не служит притягательной силой, а оказывается в большей степени эпицентром рождения личного страха. Хотя надобно сказать, что эта нечеткость заключает в себе практический смысл, поскольку она позволяет постоянно держать руку на пульсе каждого живущего человека, признающего себя истинным христианином. Однако довольно о недостатках. Напомним еще раз некоторые характерные свойства христианства, которые пригодятся нам при последующем анализе:

1. Пусть и не очень откровенно, но все же в канонических ветвях христианства угадывается идея существования высшей небесной иерархии и постоянной связи ее с живущими на Земле, а не только идея существования одного «монобога».

2. Идея конца Света, присущая христианству, в принципе означает:

• построение силами самого человека рая на Земле, построение самим человеком нового благого мира невозможно;

• построение нового мира возможно только путем второго пришествия Иисуса Христа;

• грядет разрушение старого мира, для жизни в новом мире необходимо перерождение, очищение человека, коренная переделка духовных основ его существования;

• грядет Страшный Суд, который будет сопровождаться воскрешением всех живших ранее и соответствующим воздаянием им по их личным заслугам.

3. Основным средством для перерождения человека, достойного нового мира, является развитие в нем широкого иррационального чувства – чувства всеобщей любви. Христианскую любовь следует понимать в том числе и как глобальную замену стародавнего ветхозаветного Закона. Об этом говорит весь дух Евангелия. Здесь уместно напомнить о знаменитой идее Святой Руси, которая не является идеей сверхсправедливого устроения земного мира, равного божественному, что противоречило бы канонам христианства. Она является идеей организации такой жизни, которая смогла бы стать носительницей святых христианских постулатов, способной донести их в чистоте и силе до второго пришествия Иисуса Христа.

4. Личное спасение достигается с помощью покаяния, исполнения заповедей, послушания, служения, но главное – всеобщей любовью; идея личного спасения очень сильна, она способна сгладить многие социальные напряженности.

5. Наличие идеи христианской вселенскости, то есть идеи единения всех людей по христианским заповедям вне зависимости от цвета кожи, национальности и т. п. Эта идея уравнивает всех людей перед лицом Великого Бога.

Заканчивая раздел о христианстве, нельзя не сказать несколько слов об объединительных тенденциях, то есть о тенденциях соединения всех ветвей христианства под одно церковное управление. Общее христианское понимание мироустроения еще много веков назад было выражено в кратких словах Блаженного Августина: «Бог указывает душе, а душа указывает телу. Нет ничего более согласного» /21/. Эти слова с откровенной красотой, простотой и ясностью еще раз говорят нам о вселенскости христианства. Они были произнесены знаменитым католическим богословом, но, по сути, могут быть включены в катехезисы всех ветвей христианства, да и не только его. И все же проведенный выше анализ позволяет сделать вывод, что в настоящее время отдельные ветви христианства имеют не только формально-структурные, но и исторически сложившиеся глубинные различия, они уже основательно разошлись друг от друга. И все же почва для объединения христианских ветвей в одно русло будет существовать всегда, пока существует христианство.

Тенденции к сближению встречались неоднократно в истории христианства. Во второй половине XX века при Папе Иоанне XXIII потуги в сторону налаживания более тесных связей были выражены довольно сильно. Вот что пишет об этом один из биографов Папы Иоанна XXIII в связи с деятельностью Второго Ватиканского собора:

«…православные и протестанты, англикане и копты, представители реформаторских и свободных церквей… протянули руки римско-католическим христианам. Такого не бывало уже на протяжении веков» /22/.

Рассматривая эти тенденции с учетом всего вышеизложенного, а также ориентируясь на общемировые социальные тенденции /14, 16, 23/, православной ветви, вероятнее всего, полезно будет придерживаться следующих принципов церковной политики:

1. Надо ли идти на интенсификацию контактов между религиозными конфессиями? Безусловно, надо. Это уточнит базис для возможного единения, а также конкретизирует отличия каждой ветви христианства друг от друга. Кроме того, это послужит хорошей традицией и школой для развития в будущем плодотворного диалога между различными конфессиями.

2. Надо ли именно сегодня стремиться к ускоренному объединению основных христианских ветвей? Нет, не надо, это принесет более отрицательных, чем положительных моментов. Особенно это относится к русскому православному христианству, являющемуся сегодня, пожалуй, одним из немногих самобытных оставшихся еще оплотов в ныне пока нравственно ослабленном, теряющим лицо населении России.

Перейдем теперь к не менее интересному религиозному направлению – иудаизму. Почему именно к иудаизму и именно сейчас, сразу после христианства? Официальных носителей этой религии не так уж и много в современном мире. К тому же многими историками и социологами иудаизм не признается в качестве мировой религии /3, 13/. А потому, что, во-первых, нынешняя эпоха по очень многим пунктам неплохо коррелирует с этим религиозным направлением, а, во-вторых, потому, что многие носители этого направления наделены сегодня немалой властью. Существуют и другие веские доводы на этот счет, но о них чуть позже.

Начнем с того, что следует считать наиболее важным в этом религиозном учении, существенно выделяющим его из всех других учений. Это важное можно свести к следующей краткой формуле: вера в собственную избранность (1), в грядущую власть на Земле (2), вера в приход своего Мессии (3). Из этой трехсоставной формулы можно вывести большинство наиболее характерных черт иудаизма. Разберем эти черты по порядку.

Из идеи избранности с учетом относительной малочисленности носителей иудаизма и ряда других обстоятельств вытекает следующий набор его вторичных качеств:

• стремление к господству; вот как сказал об этом известный религиозный православный деятель конца XX века митрополит Иоанн /24/: «Иудаизм есть утверждение исключительного права иудеев, гарантированного им самим фактом рождения, на господствующее положение не только в человеческом мире, но и во всей Вселенной»;

• обилие элементов архаизма; такой степени архаизма и буквальности следования Закону, пожалуй, не найти ни в какой другой религии мира;

• сплоченность носителей иудаизма, продиктованная в том числе заманчивыми идеалами априорной возвышенности и обещаемого господства; эта сплоченность делает им честь на фоне атрофии аналогичных качеств у других народов; кстати, идея избранности действует и внутри самих иудеев, среди многих колен Израилевых левиты имеют привилегии;

• отношения с представителями других народов строятся прежде всего на оценке их пользы для избранного народа, истинные интересы иудеев часто прячутся за их артистизмом, демонстрацией неагрессивности, образованностью, умением использовать чужие достижения.

Достаточно окинуть Тору непредвзятым взглядом, чтобы почувствовать это со всей определенностью. Можно согласиться с мнением В. Истархова /6/, что иудаизм есть не столько религия, сколько система национальной организации евреев, пригодная для проживания их среди других народов. И один из принципов поддержания такой организации есть интенсивная эксплуатация всего внешнего по отношению к человеку, в данном случае к носителю иудаизма. В иудаизме идея эксплуатации любого чужеродного материала получила, если так можно выразиться, свое теоретическое подтверждение и завершение. Раз чужое признается за более низкое, то отсюда логически следует вывод – можно эксплуатировать.

Забегая несколько вперед, нужно, однако, сказать, что эту идею не следует считать сугубо иудейской, как не следует считать сугубо иудейскими большинство идей иудаизма вообще (это может показаться странным, но читайте далее).

Архаизм иудаизма также проявляется довольно откровенно. Здесь и пронесенный через века обряд обрезания, и множество мелочных талмудических установлений, и заметная косность учения, и огромная доля «кочевой нравственности». Архаизм и косность наиболее ярко проявляются еще и в том, что Закон для истинного иудея буквален, грехом здесь называется не грех в собственном понимании этого слова, то есть не грех души, совершившей и даже не совершившей (но помышляющей об этом) то или иное деяние, а неисполнение буквы Закона. Здесь нет, по сути, Добра и Зла, а есть исполнение или неисполнение Закона. Ни одна другая религия не наполнена до такой степени мелочными предписаниями, как иудаизм. Да и рабство также рассматривалось здесь как вполне приемлемое явление. В /3/ сказано, что «рабов вообще Талмуд оставлял без всякого внимания, они не считались членами еврейских общин, тем более что рабы у евреев-рабовладельцев были обычно из чужеплеменников».

Есть еще один важный момент. В иудаизме признак рода, признак крови является очень важным. Этот признак выполняет много функций: он скрепляет ряды евреев, не позволяет смешиваться им свободно с представителями других народов, помогает сохранять основные догматы иудейской веры.

1.2.1. Вопрос происхождения древних иудеев

Для лучшего понимания многих свойств иудаизма полезно рассмотреть вопрос о происхождении еврейства.

В классической истории считается, что евреи, как основные носители иудаизма, принадлежат к семейству семитских народов, которые издавна проживали на просторах Центральной и Юго-Западной Азии. Как утверждает эта история, скотоводство было освоено сначала именно семитами, а только затем тюрками /25/. Существует также иное мнение, заметно менее распространенное и не считающееся общепринятым, что семиты обязаны своим происхождением переселению древних ариев с севера на юг и смешению их там с туземным населением /26/. Результатом этих движений и явилось рождение смешанной, как сказано в /26/, «серой» расы, в том числе семитов.

При глубоком анализе вторая версия о происхождении Израиля выглядит довольно правдоподобной. Во всяком случае, она объясняет прихотливую смесь самых различных теологических идей, присутствующих в иудаизме. Здесь есть как идеи, с необходимостью требующие источника высокого цивилизационного развития (утверждение единого высшего божественного существа, признание исключительной важности родовых корней и выполнение определенных правил продолжения рода, высокая внутренняя самооценка и др.), так и идеи и ритуальные установления, чрезмерно приземленные.

С течением времени евреи стали проникать в Европу. Сегодня они расселены практически по всему миру, по крайней мере по так называемому цивилизованному миру, причем во многих ведущих странах они научились занимать привилегированное положение. Здесь надо определенно отметить, что именно евреи, а не арабы, которых, вообще говоря, даже можно считать более семитами, чем современных евреев, достигли таких выдающихся результатов. Последний факт еще более подкрепляет последнюю версию о происхождении еврейства.

Длительное историческое сожительство с другими народами в условиях явного относительного численного меньшинства, жизнь без родины, в диаспорах, в условиях «вкрапления» в другие народы (только в XX веке появился современный Израиль) наложили свой отпечаток на иудейское учение. Для его длительного самосохранения должно было произойти выращивание и поддержание легенды об абсолютной глубинной еврейской самобытности, истинности, оригинальности, недосягаемой высоты и прародительской древности. Допускать свою «вторичность» еврейство не склонно до сих пор. И это несмотря на то, что с социологической точки зрения вполне разумным было бы считать, что еврейство родилось и развилось на постоянно перемещающемся стыке кочевой и оседлой частях Евразии и заимствовало определенные знания как у той, так и у другой части. Разумней было бы считать, что именно на этом стыке и возникло учение иудаизма. Здесь мы не будем, как говорится, с пеной у рта настаивать на подобной мысли, приведем пока лишь некоторые соображения, заставляющие подвести к ней читателя.

Одно можно сказать вполне определенно. Еврейство, как слабоизменяющееся в веках вероучение, донесло до нас очень древние первоосновы социальной жизни, в том числе некоторые первоосновы жизни и оседлой части населения нашей планеты. В этом, пожалуй, можно усмотреть первую и довольно ценную составляющую иудейского наследия.

Путешествуя по странам и континентам, иудеи укрепляли свои кочевые первоосновы, однако при этом сохраняли и некоторые постулаты древней «оседлой» мудрости. Таким образом, если исходить из вполне разумной версии о смешанном происхождении еврейства, то становится понятным, какому наиболее вероятному источнику оно обязано своим происхождением. Ясно, что этот первоисточник не находится в Африке (в Египет евреи пришли), в Западной Европе, что он ничего не имеет общего с буддизмом, конфуцианством, даосизмом и зонами их территориального распространения. Версия же о том, что древние малоазиатские кочевые племена смогли самостоятельно в своем индивидуальном развитии породить качественно новое религиозное учение, воплотившее в себе все библейское богатство, не выдерживает серьезной исторической критики. Пример ислама, заимствовавшего много теологических идей из предшествующих религиозных течений, является тому порукой.

Так что логично было бы считать, что иудаизм и еврейство в целом своими корнями уходят в социальные образования Среднеазиатского и какого-то еще более северного региона. То есть, вероятнее всего, они уходят своими корнями в районы Каспия, низовий Волги, Междуречья и др. Вот почему, в частности, в более поздние времена в низовьях Волги возник легендарный Хазарский каганат, не случайно, что иудеи в древности находились и в Междуречье.

И все же «оседлый» второй источник несколько сокрыт в тумане. Но недаром помимо понятия «иудей» существует и другое понятие – «израильтянин» или «Израиль». А оно «расшифровывается» более чем прозрачно. Как уже говорилось выше, частицы «эль», «иль» и т. п. (Эль-Дорадо, Эль-Кудс и т. п.) являются символами духовной высоты, святости носителя этой частицы. Не случайно ветхозаветный Авраам «называет своего Бога Эль-Эльон» /27/. Корень слова «Из-ра-иль», то есть «ра», тоже вполне понятен. Это древнее название реки Волги или обозначение местности в районе Волги, которому, скорее всего, и приписывались некогда свойства земного рая /26/. Кстати, вот откуда появились скорее всего такие логически созвучные с этим районом понятия, как «кисельные реки» или «молочные берега». Частичка же «из» есть обыкновенное русское слово, указывающее, откуда произошло это движение.

Итак, «перевод» слова «Израиль» становится теперь очень простым. Это люди, пришедшие из мест святой реки Ра. Становится понятен и один из общеизвестных «переводов» слова «Израиль». Так назывался народ, который «пришел из-за реки» /3, 13/. Становятся понятными и «внутренние» войны в районе Палестины между иудеями и израильтянами, пришедшими на первичную семитско-кочевую почву и являющимися выходцами из района Ра. Становится более понятным и признание самими евреями двух основных ветвей своего народа. В ином свете может быть увидена и Иудейская война, переписанная затем историками в выгодном для них свете. Неслучаен и «загадочный» рыжий цвет волос у наиболее древних представитедей еврейства, который никак не увязывается с темными, почти черными волосами коренных жителей Центральной Азии.

А теперь задумаемся, какой контингент людей пришел на новые земли, в том числе и в Палестину, из района реки Ра? Кто покинул «райские реки» и «кисельные берега», организуясь в колена-колонны /10/. Во-первых, те, кто покинул рай земной, то есть представители оседлой среды, уже обладающие частицами цивилизационной мудрости. Во-вторых, среди них были и простые завоеватели, решившие поживиться на чужих землях. В-третьих, это был и легкий на подъем человеческий материал, пропитанный духом кочевничества, который мог по-быстрому сняться с места в поисках лучшей доли и которого всегда можно было набрать в избытке.

Вполне возможно, что библейские легенды об исходе и о последующей погоне за израильтянами содержат в себе некоторые элементы этого первого исхода из первоначальных мест обитания, а не только исхода из Египта. Известно, что евреи изгонялись из разных мест неоднократно. Так что, скорее всего, описанный в Библии исход оказался неким обобщающим «собирательным» исходом, содержащим в себе элементы и других, более древних исходов.

Однако вернемся к составу этих исходящих еврейских масс и анализу того, что они могли принести с собой на осваиваемые ими территории. Это многоликое движение первоначально, как уже говорилось выше, скорее всего состояло из следующих основных частей:

• привилегированных знатоков-левитов, прикоснувшихся к тайнам мудрости;

• профессиональных воинов-завоевателей;

• кочевых низовых масс.

Еще шаг, и станет понятно, почему колено левитово считается самым привилегированным среди всех колен Израилевых. Что обозначает слово «левит»? Есть мнение что это слово связано со словом «левитация», что уже кое-что. Но существует и другая версия. Левит есть сторонник «левого» движения, «левого» направления, то есть движения неправильного с точки зрения тех мест, откуда произошел первоначальный исход. До сих пор в русском народе выражение «пошел налево» является отражением мысли о совершении какого-то не совсем праведного деяния. Теперь и знаменитая библейская погоня за исходящими коленами окрашивается новым светом – «правые-праведные» хотели остановить движение «левых-неправых».

Возглавляли этот исход левиты, прикоснувшиеся к оседлой мудрости, но затем по-«левому» изменившие эту мудрость. Не исключено также, что в первоначальном месте обитания они занимали достаточно высокие иерархические уровни. Так что левитов можно даже считать своеобразным жречеством израильского движения. Второй составной частью этого «колонного движения» были воины, воины довольно высокой квалификации, иначе бы все это движение быстро сошло на нет. Сказки о том, что евреи голыми руками и одними каменьями побивали всех своих врагов, пусть остаются сказками. Третьим составным элементом были значительные по объему низовые массы, отличающиеся довольно развитыми кочевыми качествами.

Такие представления, по мнению автора, имеют право на существование. По крайней мере, с социологической точки зрения они в полной мере объясняют дальнейшую историю мирового еврейства от древности до наших дней. В контексте вышесказанного могут несколько по-новому рассматриваться многие явления мировой истории, так, например, история волжских хазар, исповедующих иудейство, и даже версия их довольно странного перемещения после падения Хазарского каганата через территорию современной Украины (то есть через земли победителя?) в Польшу /28/. Ну что, скажите на милость, мешало бы при этом хотя бы части хазар переместиться в Землю обетованную? При таком историческом наследии, разумеется, не могут не наблюдаться и некоторые общие корни еврейства и ряда народов Европы и Азии. Эти корни не исчезли в веках истории. Так, например, пусть это и покажется многим по меньшей мере странным, но эти корни наблюдаются и в русском народе, который пусть даже теперь и подсознательно, но все же ощущает некоторые элементы какой-то странной и непонятной общности с еврейским народом. Обо всем этом мы поговорим чуть позже, когда накопим существенно больше фактов, подтверждающих эту общую версию.

1.2.2. Бог иудеев

Не вдаваясь в массу деталей и целый ряд тонкостей, можно дать несколько обобщенных качеств иудейского Бога, характеризующих его с чисто социологической точки зрения.

1. Первоначально бог Иегова являлся богом исключительно иудеев, только много позже стало распространяться представление, что бог Иегова есть единообщий бог, оставаясь при этом, разумеется, богом прежде всего иудеев.

2. Никаких промежуточных уровней небесной божественной иерархии, кроме бога Иеговы, иудаизм, по сути, не устанавливает, отсюда нередко возникает абсолютно неправильное соображение о том, что иудаизм принес в мир идею монотеизма.

3. Общение с самим Богом осуществляется только через очень избранных людей, причем это общение с избранными осуществляется, как правило, в темное время суток, ночью, во сне этим избранным /29/, но не через прямую связь с большим числом людей.

4. Бог установил Закон, больше похожий на договор или соглашение между народом и им самим; народ должен исполнять Закон, за это он получает обещание в исполнении своих конкретных земных просьб. Закон распространяется на народ Израилев.

5. Блага обещаются не в высшем мире, а на Земле в виде продолжения родовых линий, обещания окончательной грядущей власти и др.

6. Подчеркивается непознаваемый, тайный характер Бога, Бога, удаленного от простого смертного, требующего поклонения и подчинения своей воле. Бог представляется вершителем еврейского идеального земного устройства, идеала иудейской мировой власти с верховным синедрионом, власти сокрытой, никем снизу не контролируемой и никому не подвластной.

7. Слово «бог» может иметь различные толкования. Нельзя не отметить, что слова «бог» и «богатство» имеют единый корень. По-видимому, это не случайно. Так, в протестантизме богатый человек рассматривается как лицо, облагодетельствованное самим Богом.

Итак, даже из столь краткого обзора следует, что иудаизм есть религия, заметно отличающаяся от других религий мира. По ряду признаков она не подпадает под понятие мировой религии, хотя по своему мировому влиянию уже давно является таковой. Именно поэтому она и рассматривается здесь как действительно мировая религия.

Интересно рассмотреть в связи с этим так называемую идею единобожия в иудейской трактовке. Всегда ли и везде эта идея и в какой трактовке будет позитивна? Не является ли она, как говорится, частным и упрощенным случаем какой-либо иной идеи? Автор осознает, что здесь он вступает на зыбкую почву, сворачивая с твердой протоптанной дороги традиционных представлений, по которой движется, иногда особо не раздумывая, большинство людей. Однако он придерживается мнения, что каждый здравомыслящий человек должен испытывать желание хотя бы попытаться самостоятельно разобраться в непростом вопросе. Разве аксиомы, установленные в древности, должны по абсолютно всем своим пунктам оставаться нормой и сегодня? Во всех сферах человеческой деятельности по мере развития мы вполне резонно производим корректировку своих первоначальных установок. Почему же на духовную сферу должна быть наложена печать архаичного табу?

Рассмотрим идею крайнего монотеизма в виде схемы, однако рассмотрим ее не только саму по себе, но в сравнении с соответствующей схемой другой идеи, идеи иерархического горнего мира. Здесь следует заметить, что в этой второй идее не отвергается Всевышний Бог, как считается многими, а, наоборот, устанавливается на пьедестал иерархии, то есть в данном случае он является действительным и полным Владыкой и горнего, и земного миров.

Идея крайнего монотеизма

Идея иерархического горнего мира

Проведем сравнение этих схем с двух точек зрения:

1. Наибольшей вероятности существования с позиций элементарной логики.

2. Наибольшей эффективности взаимодействия горнего и земного миров.

Легко сделать следующие выводы:

А) В первой схеме единый монобог взаимодействует со всеми элементами земной иерархии одновременно, то есть со всеми индивидуумами земной иерархии, так или иначе реагируя на их мольбы, просьбы и потребности от простейших бытовых до самых глобальных. Такая, скажем так, организация дел горнего мира, вообще говоря, довольно примитивна, она не соответствует реалиям наблюдаемого нами мироздания, посильным для понимания даже простому смертному. Большое взаимодействует с большим, на малое же оно просто оказывает влияние. Так в масштабе Солнечной системы Солнце взаимодействует с планетами, но никак не с различными живыми тварями, на последних оно оказывает просто одностороннее, пусть и очень мощное воздействие. О взаимодействии здесь не может быть и речи.

Для того же, чтобы слышать глас простых малых сих, логичнее предположить существование в горнем мире соответствующих сущностей небесной иерархии. Да и вообще трудно представить себе единого монобога, вершину мироздания, который бы взаимодействовал, то есть отвечал на все запросы, просьбы и мольбы всех простых смертных. Общий принцип иерархии здесь явно сдеформирован не в лучшую сторону.

Б) Взаимодействие единого монобога с земным миром, если следовать духу Торы /29/, в основном заключается в эпизодическом воздействии на избранных вождей-пророков, даже не на жрецов-учителей-священников, а тем паче не на рядовых людей. И только затем этим рядовым людям передаются концентрированные установки в виде откровений или Закона. При этом жрецы-священники служат для контроля за правильностью исполнения установлений, для контакта с рядовыми членами общины, для исполнения ритуалов, истолковывания догм и т. п. Создается как бы монолиния духовного воздействия сверху вниз.

Такая система позволяет цементировать общину, подчинять ее единой подконтрольной жрецам духовной вертикали. Но она же страдает и неизбежной косностью, сохранением всевозможных атавизмов архаики, подавлением духовного творчества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому окружение тайной, наполнение паствы чувством повиновения, требовательность в исполнении всевозможных обрядовых норм, теологическая некритичность, отделение от себя всех стоящих за пределами своего общинного круга и еще многое другое являются неотъемлемыми следствиями реализации такой системы на практике.

Вот почему в обществах с такой духовной ориентацией становится заметным стремление к построению концентрированной вертикали земного социального устроения. Применительно к иудаизму с учетом идеи избранности это также выливается в стремление к построению столь же концентрированной вертикали глобальной власти. Таким образом, идея еврейского монобога есть одновременно и идея земных устремлений евреев на земле – идея построения глобального мирового общества с еврейством во главе и с единой верховной властью.

Такая сугубо земная нацеленность приводит к еще одному следствию. Взаимодействие высшего и земного миров с миром мертвых «не проработано» в иудаизме так, как это сделано в других религиях. Нет четко очерченного рая, нет существенного посмертного воздаяния, все в иудейском аду влачат довольно унылое существование. Совсем недаром, согласно христианскому учению, Иисус Христос сразу после своего воскресения разбил врата ада и, спустившись в него, вызволил из него некоторых праотцев. А ведь, казалось бы, согласно нашим представлениям, все они должны уже были находиться в раю. Так что это деяние Иисуса Христа является крупным символическим и революционным актом, который дал надежду на посмертную дорогу вверх всем заслужившим в земной жизни эту благодать.

А теперь подойдем к идее единого монобога с других позиций, с позиций наиболее эффективного взаимодействия горнего, низового и земного миров. Совершенно очевидно, что вторая схема является более эффективной и с этой точки зрения. Здесь каждому элементу земного мира соответствует определенный уровень взаимоотношений-связей как с горним, так и низовым миром. Эта схема гармонично расставляет всех по своим местам, в том числе людей, находящихся на различных уровнях своего духовного развития. Структура горнего мира становится более наполненной различными существами, которые выполняют самые различные функции. Она более соответствует реалиям окружающего нас мира.

Ведь как-то сомнительно выглядят представления о том, что в таком сложном мире, в котором мы живем, существовала бы преимущественно только одна духовная вертикальная связь, и связь сразу с самым-самым верховным владыкой всей безграничной системы мироздания. Даже несопоставимость геометрических размеров малюсенького существа, коим является человек, с размерами галактик никак не вяжется с такого рода представлениями. В нашем повседневном мире мы наблюдаем совсем иные соотношения. Разве существует одна прямая вертикальная связь какого-либо царя или правителя персонально с каждым низовым членом общества? Такого нет нигде. Так почему же это должно существовать в горнем мире? На это нет никаких указаний свыше. Кстати говоря, традиционная китайская философия /30/ предусматривает почти полное повторение на небесах земной иерархии и даже чуть ли не плавное «перетекание» ее в небесную. Что же, это совсем иной взгляд на мироздание.

Итак становится понятным, что вторая схема в существенно большей степени соответствует общему принципу иерархии, условиям большей вероятности, реальности и логичности.

1.2.3. Термины, символы и методология иудаизма

Рассмотрим терминологию еврейства, точнее говоря, смысловую подоплеку ряда его символов. Проведем краткий анализ тех символов, которые в наибольшей степени используются иудаизмом и которые присущи ему, как говорится, по определению.

Прежде всего отметим одно довольно любопытное обстоятельство. Мировоззрение древних всегда в качестве основы содержало в себе идею о том, что небо представляет собой обиталище высших божественных сил. Но какие два крупных объекта мы регулярно наблюдаем на небосводе? Известно – Солнце и Луну. К какому из этих небесных тел тяготеет в большей степени иудаизм? Анализируя историческое наследие, так или иначе связанное с иудаизмом, становится понятным, что он в большей степени тяготеет к Луне. Доказательств этому более чем достаточно. Прежде всего понятие «Луна» по своему смыслу соответствует таким известным понятиям, как «серп» (как часть луны), «месяц» (как часть луны и одновременно как длительность лунного цикла) и «лоно» (без огласовок «лн» = «луна»). Какие ассоциации у нас возникают в связи с этими словами? Тоже вполне определенные.

Слово «серп» соответствует таким понятиям, как «серебро» и «серый» (общее коренное буквосочетание «сер»), недаром серебро и серп луны имеют серый цвет. Известно также, что серебро было главным металлом, служившим в древности и в Средние века основным денежным средством в Европе и Азии. Учитывая бесспорно важное значение торговли в жизни скотоводческих народов, в том числе народов, исповедующих иудаизм, такие понятия, как «серебро» – «серп» – «Луна», не могли не играть заметной роли в их жизни. Так что серебро не могло не нести в себе значение некоего культа-символа.

Еще одно интересное замечание. Коренное буквосочетание «сер» созвучно буквосочетанию «cap» или «царь» (здесь уместно вспомнить, что жену Авраама звали Сара, возможно, она была царской дочерью). Почему такое, казалось бы, странное подобие, в чем тут дело? А дело в том, что в жизни людей всегда огромное значение имела социальная власть. Царское происхождение многих израильских и не только израильских лидеров непременно подчеркивается в исторических документах, в том числе в Библии. Эту власть дополняет богатство. Вот вам и единение таких понятий, как «царь», «cap», «серебро», «серп» и т. д.

Слово «лоно» ассоциируется с понятием «женское лоно», то есть с женским животом, обобщенно говоря, с материальной жизнью при заметном акценте на плодоносящую, возрождающую эту жизнь женскую природу. Так оно и есть. В еврействе очень сильно практическое начало, в нем причудливо сочетаются явления и патриархата, и матриархата. Всем известно, что еврейство, как наследственный признак, передается до сих пор преимущественно по женской, а не по мужской линии. Кстати, из слова «месяц» напрямую следует обозначение того, что является естественным отправлением всякой молодой женщины.

Еще одна логическая цепочка. Луне в древности покровительствовала богиня Диана, отсюда следует единство таких понятий, как «Диана» – «диа» – «два». Опять все сходится, число два находится в большом почете у последователей иудаизма. Анализируя смысл числа «два», мы начинаем прикасаться к мироощущению древнего человека. Можно было бы считать, что древний человек отличался примитивизмом мышления и что далее простейшего дуалистического восприятия мира (да – нет, добро – зло, Бог – Сатана и т. п.) дело у него не шло. Однако это не так, имеется информация, что дуалистическим восприятием мира «страдали» вовсе не все народы мира даже в глубокой древности /26/.

Проследим цепочку установленных выше близких по смыслу символов, дополнив ее некоторыми новыми элементами. Будем иметь: «Диа» – «два = 2» – «2 рога вола» – «серп луны» – «свет с неба» – «месяц» – «серебро» – «женское лоно» – «жена – жизнь» – «Сара – царственная». Обобщая все это единым смысловым символом, мы получим известный символ – символ Чаши. Чаша символизирует гармоничную земную жизнь (совсем недаром Евангелие повествует нам знаменитое Моление о Чаше в Гефсиманском саду, пусть здесь Чаша и несет совсем иную смысловую нагрузку), поддерживаемую с двух сторон-краев двумя столпами. Что же это за столпы? Во-первых, это социальная, организующая жизнь сила, в данном случае земная царская или княжеская власть, базирующаяся в том числе и на экономической зависимости (за эту смысловую подоплеку ответственны символы: «серебро», «Сара», «Диа» – «два» – «2 рога вола» = «вол = Ваал»). Во-вторых, это духовная сила, точнее говоря, организующая сила религиозной власти (за эту смысловую подоплеку ответственны символы: «свет с неба», «сияние серебра», «серп луны»). Видимо, совсем не случайны в связи с этим и такие созвучия: «церковь» – «царь» (без огласовок – «цр»), а также «свет» – «святой» – «священник».

Обобщающий символ Чаши с двумя возвышающимися краями может быть представлен как символ гармонии земной жизни, поддерживаемой с двух краев двумя силами: социальной (царской) и духовной (священнической) властями.

Итак, из древности во всей своей красе и одновременно простоте выступает лик двуединой власти. Вот откуда проистекают, вероятно, корни идеи царя-священника. Этот лик символизирует, говоря современным языком, представления о справедливом и разумном мировом порядке. При этом два «рога власти» как бы поддерживают и обрамляют всю сферу общего природного и человеческого бытия, не дают расплескать «чашу жизни», охраняют ее от хаоса. И ничего плохого, ничего сатанинского в таком осмыслении числа 2 нет.

Символ Чаши присутствует практически на всех православных храмах. Кресты на вершинах храмов как бы вырастают из центра Чаши, христианский символ – крест как бы опирается на очень древний символ земного бытия и одновременно возвышается над ним. После этих слов не такими шокирующими покажутся нам известные скульптурные изображения библейских праотцев с рогами на головах и вообще всякие «двурогости» в искусстве.

А где была распространена идея царя-священника? Мы вдруг с удивлением обнаруживаем, что легенды о царе-священнике Иоанне еще не забыты в русском национальном сознании /31/. В очередной раз мы опираемся на важное созвучие-единство иудейских символов с символами Древней Руси (пусть здесь не обижаются закоренелые националисты как с той, так и с другой стороны). Предположение о единых древних корнях иудаизма и древнерусских верований высказывалось и ранее. Теперь опять мы получаем материал в пользу этой гипотезы.

Пойдем далее. Мы знаем, что Змея, как мистический символ, присутствует в представлениях людей с незапамятных времен. В дальнейшем этот символ в ряде учений начал приобретать негативную окраску, вспомним здесь Змия, искусителя Адама и Евы. Но ранее это было не совсем так. Известны многочисленные изображения змей на различных культовых предметах, найденных на территориях различных древних государств, в том числе в Египте. В /27/ сказано: «Существует предположение, что Змей был геральдическим знаком левитов… что само название клана «леви» связано со словом «левиафан» (извивающийся), которым в Библии обозначаются змеи и чудовища». Моисей, согласно преданию, укрепил на своем посохе Медного Змея, то есть посох Моисея был «змеиный» /27/. Однако сам по себе Змей (или Дракон), с одной стороны, символизирует земную жизнь или высокую степень приземленности. Ведь слова «змей», «земля», «земное» явно не случайные «родственники». Но, с другой стороны, некоторые историки считают, что слово «левиты» связано по смыслу с явлением левитации, т. е. способностью человека летать. Что ж, Змей-Дракон, по преданиям, раньше был способен летать. Но затем был низвергнут к земле… Недаром говорится в Книге Книг, что Змей в наказание будет ползать брюхом во прахе по земле, то есть что он будет находиться ближе всех к земле. Вот он и является теперь символом всего земного.

Всякое возвышение над земным бытием, над земными страстями есть символически победа над Змием. Вот где прослеживается современное духовное осмысление символа Георгия Победоносца, побеждающего Змея-Дракона, – сие есть победа духовных идеалов над земными целями, победа человека над природными искушениями, победа высшего мира над низшим, земным. В эпоху христианизации этот символ приобрел всем известное значение, как символ победы христианства над язычеством. Теперь мы видим, что это значение скорее всего вторично.

А теперь другое осмысление личности Георгия Победоносца. Примерно 7,5 тысячи лет назад на евразийском континенте произошла страшная, грандиозная по масштабам война мирового значения. Это была война древней арийской цивилизации, выступавшей с Севера, с расположенной южнее цивилизации, живущей под знаком Дракона. Северная цивилизация, возглавляемая полководцем по имени Гюргий-Георгий, победила. Был заключен-сотворен великий мир (это и есть «сотворение мира», а не легенды об Адаме, Еве и пр.); не случайно, что именно от него с древнейших времен долгое время велось летосчисление.

Затем была возведена стена-ограда (по сути, высокий прочный забор), отделявший победителей от побежденных. Действительно, какой смысл победившему возводить высокие толстые каменные стены, нет смысла, а вот прочную стену-ограду очень даже кстати. Эта ограда имела сокращенное название – кита. Вот почему побежденные племена, живущие за ней, стали называться китайцами. По аналогии, в Древней Руси почти всех иноземцев с Запада величали немцами. Из Германии их было немало, вот германцы стали у нас – немцами. Заметьте, китайцы не очень-то любят называть себя китайцами, они имеют собственное название – china.

Остатки этой стены-ограды видны из космоса, они пролегают неподалеку от современной Великой Китайской стены, построенной много позже и обращенной лицом на север. Американские и китайские ученые недавно исследовали эти остатки и с удивлением обнаружили, что эта более древняя стена-ограда была обращена лицом прямо наоборот, с севера на юг. Вот так вот.

А слава Георгия Победоносца не канула в Лету, она разлетелась по всему миру, от арктических морей до Индийского океана, от Атлантического океана до Тихого. И почти везде его почитают не только как воителя-победителя, а как святого.

Теперь многое становится понятным. Понятно, почему на российских монетах-копейках изображен Георгий Победоносец, попирающий Змея-Дракона, теперь понятен истинный смысл герба Москвы (кстати, о такой его трактовке многие и не ведают). Понятно, откуда в Москве взялось название Китай-город, это были поселения, расположенные вокруг основного укрепления города – Московского Кремля, охваченные более слабым укреплением-оградой – Китой. Теперь и слово «скит» также становится более понятным.

Да многие деятели так называемой истории, в том числе деятели христианского толка, мягко говоря, немало постарались, чтобы заретушировать этот великий образ, образ Георгия Победоносца. Многое еще предстоит распутать…

Перейдем к другому символу, символу «суббота». Известно, что суббота является праздничным днем иудеев, как у христиан – воскресенье. В этот день последователям иудаизма предписывается не работать. Субботой назывался раньше 7‑й, завершающий день недели, а сегодняшнее воскресенье раньше так и называлось – «неделя», оно было первым днем известного нам цикла из семи дней. Вот откуда и появилось название «понедельник», как день, следующий за «неделей». Кстати, теперь становится на свое законное место и среда, как действительно срединный день, делящий неделю пополам.

Но что означает термин «суббота»? «Господином субботы» в древности считалась планета Сатурн (по-английски слово «суббота» = Saturday). Считается также, что суббота одновременно является символом завершения, символом конца и даже смерти /4/. Все опять на своем месте – суббота есть день смерти. Вспомните, в какие дни недели происходили события, связанные с последними днями земного пребывания Иисуса Христа?! Все понятно?

А что в окружающем нас космическом мире является наглядным и простым символом конца? Ясно что – темнота или, попросту говоря, ночь. Но какой природный и самый мощный светильник работает ночью? Только один – луна (или месяц как часть луны). А каким светом светит луна? Ясно каким – отраженным светом от солнца, светом не солнечно-золотым, а именно тускло-серебряным, как бы серебряным отсветом солнца.

Итак, логическая цепочка анализа очередного символа дает нам следующее. Приверженцев иудаизма можно рассматривать и как поклонников завершения, глобального окончания, и как поклонников ночи, тайны, и как поклонников не прямого, а отраженного света, и как поклонников земного мира.

Теперь многое становится понятным в иудаизме. Понятными становятся не столь красочные и многозвучные храмы, как в других религиях мира, понятным становится осуществление ряда ритуалов в темное время суток, понятна знаменитая Стена Плача, понятен приход божественных откровений к пастырям преимущественно в позднее, часто ночное время, во сне, ночью /18/, понятным становится герметичность многих деяний, помыслов и писаний, сокрытия их от «гоев». Никаких чудесных явлений в сиянии дня, подобных явлению Иисуса Христа после Воскресения, здесь нет и в помине. Пожалуй, только один Моисей, если верить Торе, был приближен к прямым и наиболее ярким божественным откровениям.

Во всем этом ощущается вполне определенная направленность еврейства – установление власти, власти вполне земной (символ Змея), тайной (ночь, тьма), в значительной степени финансовой (серп луны, серебро), не солнечной (лунный свет – только отражение), приводящей к концу-завершению исторического пути (суббота, Сатурн). Теперь также становится понятным, что иудаизм должен был сконцентрироваться на идее единого, удаленного, могущественного, иногда страшного, непостижимого для простых смертных (его лик никогда не изображался в иудаизме), но опекающего «избранный» народ божества.

Еще один момент. Как назывались лица, которым надлежало быть избранными в священнослужители у иудеев? Известно как – левитами. А как они определялись? Тоже известно, по родовым корням. Левиты были поставлены над всеми остальными 11 коленами сынов Израилевых, когда они шли на завоевание Земли обетованной. А почему было 12 колен Израилевых, а не, скажем, 5, 7 или 10? По числу месяцев в году. Ведь число 12 есть следствие симбиоза лунного и солнечного исчисления времени. Кстати, в Древней Руси число 12 также считалось священным числом.

Мы вновь приходим к выводу, что в иудейской традиции присутствует большое число древнерусских элементов. В частности, это сохранившееся предание о древнерусском царе-священнике Иоанне, в одном лице заключавшем две ипостаси – государственного управления и духовного владыки. Кстати, о самом имени Иоанн. Дело в том, что это имя не имеет древних еврейских оснований. Откройте, к примеру, Библию и посмотрите, распространено ли это имя среди древних праотцев – потомков Адама? Оцените также цепочку различных прочтений имени Иоанн: Иоанн = Иван = Иоган = Иохан = Ио-Хан. Из этой цепочки мы вдруг начинаем улавливать, что, скорее всего, это имя означает «Ио – хан», то есть – святой Хан. Вот, оказывается, где кроются корни, казалось бы, простенького русского имени – Иван.

Многие скажут, что все это не более чем догадки. Но обратимся к известному писателю Э. Ренану, написавшему основательный труд – «Жизнь Иисуса» /32/. Он «вдруг» находит еще одно прочтение имени Иоанн – «Иоханан». Здесь виден внутренний смысл этого имени, смысл потомка святого Хана (Ио – хан – ан). Дополнительно Э. Ренан пишет, что Иоанн = Иоханан происходил из семьи священника. Не слишком ли много придется признать случайным, чтобы отмахнуться от этих доводов и не признать наиболее вероятное очевидным? Разумеется, сам Э. Ренан не пишет о такой подоплеке этого слова, но от этого польза от многих «нюансов» его работы ничуть не умаляется.

Получается, что имя Иоанн именем-то, собственно, и не является. Вот почему в свое время на Руси оно не раздавалось направо и налево, им наделялось только соответствующее ему лицо, простонародью оно не было присуще. И вот, кстати говоря, почему с приходом династии Романовых оно как бы спустилось вниз и стало чуть ли не нарицательным именем русского народа вообще (русский Иван, русский Ваня и т. п.). Ни один царь из этой династии этого имени не носил – тоже очень примечательный, но не примечаемый никем исторический факт.

Да, немало древнерусского вкраплено в архиаксиомы и символы Израиля. Это еще раз наводит на мысль о действительном первоисточнике исхода 12 колен Израилевых. Можно даже высказать соображения, что большинство важнейших религиозных идей иудаизма, пусть и в очень трансформированном виде, но так или иначе исходили из древнерусских корней. Многими сынами Израилевыми были, скорее всего, и потомки древних русов-урусов, и массы семитских племен, и последующие продукты их «перемешивания». Они-то и составили эти разношерстные (теперь понятно, почему разношерстные) 12 колен Израилевых. Часть первопроходцев дошли до Палестины. В этой разнонародной и разнорелигиозной смеси и были выпестованы основы иудейского религиозного наследия. Вот где, вполне возможно, находятся подлинные корни длительной и жестокой войны между Иудеей и Израильским царством. Вот где, возможно, находятся истоки перворазделения еврейства внутри себя на два основных ручья (сегодня это сефарды и ашкенази). Вот вам и рыжие волосы, неожиданно, но нередко признающиеся даже более еврейскими, чем «коренные» черные вьющиеся локоны.

Совсем не случайным считается некоторыми авторами, что Авраам вывел своих первых последователей из местности Харрана в северной Месопотамии, где обитало племя арамеев /27/. Там же сказано, что «Библия указывает на Ур Халдейский как на родину Авраама». Вот и созвучие слов «Авраам» и «Арамей», вот и общее созвучие с названием реки Ра, вот и указание на Ур – общий символ ариев-русичей.

В связи с этим еще один интересный момент. Задумаемся на минуту, откуда в иудаизме, если рассматривать его только скотоводческо-кочевническое, торговое и узкоплеменное происхождение, такие претензии на власть и богатство, причем власть, распростираемую очень широко? Неужели сие свойство иудаизма и еврейства в целом не имеет каких-то более глубоких объективных первоисточников? Где корни такого стремления, не утихшего в веках тысячелетий? Ведь многие другие народы этим свойством обладают в заметно меньшей степени.

И здесь самым разумным, исторически наиболее вероятным объяснением может служить как раз то, о чем мы говорили выше. Такая многовековая устремленность есть следствие «из-Ра-ильских», то есть древнерусских корней. Древние русичи известны своей склонностью к созданию крупных социальных образований. Но еврейство донесло до нас эти корни в крайне архаичном и искаженном виде. Ведь известен перевод слова «Израиль» и как «борющийся с богом» (см., например, /6/). Скорее всего здесь отражен факт борьбы нового движения с каким-либо древним государем. Причем при своем исходе лидер этого движения, вероятно, «прихватил» с собой и царскую дочь (слово «Сара» означает – «царская»). Исход Израиля из прежних мест обитания происходил не с миром, а как движение беглецов-завоевателей, не подчиняющихся власти прежнего властителя. Было за чем гнаться стародавним войскам, чтобы остановить движение уходящих израильтян в те незапамятные времена. Тяга к созданию могучего и всемирного государства была связана с «воспоминанием» Израиля о прежних традициях, традициях первоначальных мест, из которых произошел исход.

Итак, древние израильтяне своим происхождением так или иначе, но связаны с древними русичами. Теперь становится понятным и другое явление, связанное с еврейством, а именно то, что и сегодня эти народы (евреи и русские), несмотря на многие отрицательные моменты в их взаимоотношениях (что греха таить), все же неплохо уживаются друг с другом. Уживаются, скорее всего, потому, что они имеют пусть далекие, но все же сохраненные корни общей исторической памяти. Недолюбливают потому, что на древних русских землях остались одни, а ушли в поход колена, возглавляемые другими.

Однако пойдем далее. Многие поколения иудеев-израильтян, попутешествовав по Европе и испытав там трения при взаимодействии с коренными народами, периодически перемещали центры своего национального управления из одной страны в другую. Со временем через Польшу они вновь попали на земли Российской империи. Здесь они прижились, укоренились и впоследствии приняли самое активное участие в революции 1917 года. Так что совсем не случайно на стенах подвала Ипатьевского дома, где была застрелена царская семья, были написаны знаменитые слова о смерти царя Валтасара (опять «Вал» – «вол» и «cap» – «царь»). Возвратившиеся дальние-предальние потомки изошедших иудеев-израильтян вернулись-таки на праотеческие земли и сумели «вернуть свое» живущим на этих землях, хотя последние уже в огромнейшей степени были не похожи на древних русичей. Не случайно, что именно здесь была сделана попытка осуществить коммунистический эксперимент на теле народов Российской империи /14/. Кстати (метаморфозы истории), этот же народ стал основным человеческим материалом, который буквально своей кровью переломил хребет гитлеровскому рейху, так откровенно выступающему против еврейства. Что ж, сегодня, отступя на некоторое время от этих событий, многое начинает окрашиваться новым светом.

1.2.4. Десять заповедей

Полезно привести текст десяти заповедей Ветхого Завета, записанных, по преданию, на каменных скрижалях. Текст этот, разумеется, адаптирован к современному русскому языку. Скрижали до нашего времени не дошли, но сохранились копии, в том числе написанные на египетском папирусе. Вот то, что, как считается, было записано на этих скрижалях /27/:

«1. Я – Ягве, Бог твои, который вывел тебя из земли Мицраим, из Дома рабства. Ты не должен иметь других богов перед Лицом Моим.

2. Ты не должен делать себе никакого изображения божества.

3. Ты не должен употреблять понапрасну имя Ягве, Бога твоего.

4. Помни день субботний. Чтобы праздновать его.

5. Почитай отца и мать.

6. Ты не должен убивать.

7. Ты не должен распутничать.

8. Ты не должен красть.

9. Ты не должен давать ложного свидетельства на ближнего своего.

10. Не желай дома ближнего своего, ни жены его, ничего, что и ближнего твоего».

Разумеется, этот сравнительно древний текст впоследствии подвергся некоторой переработке (см., например, /33/). Напомним, что в эпоху широкого распространения христианства определяющими, наиглавнейшими заповедями стали две новые:

1. Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душей своей, всем разумением твоим.

2. Возлюби ближнего твоего, как самого себя.

Но вернемся к иудаизму. Поскольку мы не имеем на руках скрижалей Завета, то будем руководствоваться приведенной выше редакцией иудейских десяти заповедей. Рассматривая эти заповеди, бросается в глаза следующее: бог Ягве есть единственный бог иудеев, остальные боги не допускаются в систему духовных ценностей полноценного иудея. Но отсюда же следует, что факт существования других богов не только не исключается, но как бы явно прослеживается. Иначе зачем понадобилась бы такая заповедь под № 1, то есть как наиглавнейшая заповедь? И зачем последовало не простое указание о существовании единственного монобожества, а проявились запрещающие слова – «не должен иметь других богов»? Отсюда следует, что десять заповедей никоим образом не утверждают вселенский жесткий монотеизм, они утверждают лишь, что племенной бог Ягве вывел иудеев из «Дома рабства» и за это требует, чтобы они считали его своим единственным богом. Вот и все!!!

Возвеличивание же иудейского бога в глазах других народов, исповедующих другие религии, является лишь возвеличиванием не присущего им, как говорится, «от рода» бога Ягве и одновременно недопущением всех других богов в пантеон почитания этих народов.

Итак, идея вселенского монотеизма, как это ни покажется многим странным, фактически не имеет чисто иудейского происхождения. Скорее всего, признание бога Ягве в качестве главного или единственного Божественного Господина есть один из способов распространения иудаизма в других народах. Вот, в частности, еще и почему сегодня, в начале XXI века, мы наблюдаем активные попытки насаждения гибридных иудеохристианских религиозных учений (см., например, /1, 34, 35/). При этом нередко происходит умаление христианских истин и возвеличивание иудейских.

Так, например, в /1/ говорится о возможности постепенного построении рая на земле и тем самым как бы отодвигается в сторону один из основных постулатов христианского учения о втором пришествии Иисуса Христа, о неизбежности грядущего конца Света, гибели старого мира, то есть о его стратегическом несовершенстве.

Однако успехов в этом направлении, по крайней мере в православной ветви христианства, не наблюдается. Нечасто изображаемый на иконах бог Саваоф не вполне понятен по своим функциям рядовому христианину, он как бы удален ввысь на фоне великого практического богатства благовествования самого Иисуса Христа (да не сочтут это опять за кощунство).

Пойдем далее. Сразу бросается в глаза, что текст первой заповеди в иудейском изложении отличается от соответствующего текста первой заповеди в изложении православного христианства, где она звучит следующим образом: «Я есть Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов, кроме Меня» /36/. Отличия от ветхозаветного текста оказываются существенными, хотя они и не кажутся таковыми на первый взгляд. В иудейском изложении четко прослеживается мысль об обязанности иудеев перед богом Ягве за то, что он освободил иудеев от «Дома рабства». В православном христианском изложении этого нет, здесь высшее божественное существо уже обобщенно-вселенски называется «Господь Бог».

Еще один интересный момент. В Библии упоминается о рабстве, о местонахождении этого рабства и об избавлении от него с помощью бога Ягве. Бог Ягве способствовал удачному исходу евреев из Мицраима, где, скорее всего, их так или иначе заставляли работать (кстати, понятие рабства в прежние века могло иметь самое различное толкование, см., например, /37/). Но что такое Мицраим? Считается, что это Египет, по крайней мере сами евреи называли Египет «Землей Мицраим» /27/. При этом слово «Мицраим» нередко переводится как «старый, ветхий Рим». Но возможна и другая трактовка, тем более что в древности не все народы так называли Египет. В английском языке приставка «mis» (а приставка, звучащая как «миц», в этом языке отсутствует) переводится как «неверный» или как символ отрицания. То есть получается – «неправильный Рим», неправильный для иудеев, разумеется.

Во всяком случае, обобщенный смысл различных прочтений слова «Минраим» приводит к тому, что государство, из которого изошли евреи, должно пониматься как некая мощная и исторически «старая» метрополия. Вполне возможно, что это была древняя столица, древний Рим реки Ра, а вовсе не Египет. Возможно, что было и то и другое, учитывая, что евреи «исходили» очень часто от самых различных мест. Старым Римом не обязательно мог быть только Египет, ведь известно, что египетская цивилизация тоже не самая древняя.

Еще раз приходится признать, что вся «сложность» вопроса происхождения евреев-иудеев заключается в том, что их рождение обязано не столько их первозданной древности, сколько стыку различных культур или, как считается в /26/, стыку древнеарийской культуры и местных верований кочевых скотоводческих племен. На этом стыке и соответствующего заимствования идей из двух источников и родилось еврейство. Этого же стыка оно отчасти придерживается до сих пор, уйдя, с одной стороны, от рабочей закоренелой оседлости, а с другой – от отсталого скотоводства-кочевничества племен Востока. Вот вам и причина для появления светловолосых (рыжеволосых), голубоглазых израильтян, белокурых выходцев из древнего арийского мира, и темноволосых кочевников Средней и Малой Азии.

Пойдем далее. Из всех десяти заповедей только две являются наставительно-указательными: помни день субботний, почитай отца и мать. Все остальные восемь заповедей носят, по сути, запретительный характер. Причем большинство из всех заповедей нравственного свойства: не убий, не распутничай, не кради и т. д. Они есть правила поведения в социальном мире, правила в основном чисто мирские, а совсем не «небесные».

Большая часть заповедей служит прежде всего идее выживания в окружении других народов. Это почитание отца и матери, как сохранение родовых традиций и идеологического наследия, а не только простой семейственности, это правило «не убий», как средство и гарантия сохранения свой численности, это заповеди «не желай…» и «не укради», как средства сглаживания внутренней социальной напряженности, это заповедь «ты не должен распутничать», как средство сохранения элементарной ячейки общества – семьи, необходимой для продолжения рода. Кстати, многие из этих идей, скорее всего, были просто заимствованы из древнеарийского арсенала /26/ и из зороастризма /12/.

Строгое выполнение этих заповедей при необходимости выживания в массе других народов и слабой способности к ведению систематических открытых кровопролитных наступательных войн не могло не привести к развитию среди еврейства своей методологии поведения. История не знает громких сражений еврейства подобного рода, кроме периода завоевания Земли обетованной и эпохи Иудейской войны. Победа же Давида над Голиафом, так широко «разрекламированная» в свое время, не имеет ничего общего с крупным открытым сражением (см. уточнение этого события в /26/). В течение веков происходило накопление опыта в том направлении, что свои собственные цели следует достигать не открытыми, например силовыми военными способами, а совсем другими, косвенными методами.

Типичным примером поведенческой сути здесь является известный ритуал «козла отпущения». В этом ритуале происходит фактическое убийство «козла отпущения» путем лишения его еды и питья и изгнания в пустыню, где он обречен на естественную гибель. Перед этим изгнанием иудеи возлагали на него руки, символизируя этим, что сей «козел отпущения» взял на себя их грехи. Для того и нужен был «козел», чтобы он принял грехи, унес их на себе, погиб и тем самым очистил бы их от грехов. При этом сами этого козла они не убивали, формально демонстрируя, что они не повинны в его смерти. Ведь по Закону кровь убийства не должна падать на самих иудеев.

Вот почему такие средства, как подставление других вместо себя, проникновение во власть коренных народов с последующим извлечением личной пользы, разрушение изнутри властных структур этих народов при их ослаблении, являются закономерностями, а вовсе не случайностями такого поведения. Это есть судьба и опыт еврейства в веках истории. Достаточно почитать Библию, чтобы почувствовать такую методологию (даже в отношении Сары, жены Авраама), не говоря уже о целом ряде других книг /28, 38, 39/.

Следует обратить внимание вот еще на что. В девятой и десятой заповедях запреты распространяются не на всех, как в других заповедях, а на ближних своих. Кто же это такие ближние, ведь это слово здесь явно не случайно? Кстати, этот вопрос является непростым и в христианском православном учении. Как и все остальные, 9‑я и 10‑я заповеди служат родовому единению иудеев, запрещают посягательства на достояние друг друга. Но если иудею запрещено по отношению ко всем, в том числе и не к ближним своим, убивать, откровенно красть, распутничать (что вредно и опасно), то ложно свидетельствовать и посягать на собственность ему нельзя только в отношении ближних своих. Здесь «ближние» это, скорее всего, просто такие же иудеи, то есть члены иудейской общины. А «не ближние» – это все остальные. Поэтому ложно свидетельствовать на них, обводить их вокруг пальца вполне допустимо. Более того, в отсутствие откровенной воинственной силы это есть наиболее применимые способы воздействия на окружающий неиудейский мир. И эти способы реализовывались в истории неоднократно, недаром иудеев изгоняли из многих стран, в том числе из стран Европы, причем изгоняли так, как не изгоняли ни один другой народ.

Итак, многое в логике поведения еврейства своими корнями уходит в десять заповедей Моисея. Вот, кстати говоря, почему в христианстве подчас можно встретить неопределенные, расплывчатые и даже противоречивые трактовки понятия «ближнего своего», ведь христианское миропонимание и нравственность никак не хотят мириться с такой однозначной избирательной определенностью, непосредственно согласующейся с идеей избранности.

В православном христианстве понятие «ближний свой» трактуется нередко как «всякий» или «любой». В тексте десяти православных христианских заповедей помимо слов «ближний свой» используются также такие слова /36/: «…не лжесвидетельствуй на друга своего», «не пожелай жены искреннего своего…» Итак, здесь вместо одного понятия «ближний свой» используется целых три: «ближний», «друг», «искренний». Это что, ошибка или литературная обработка? Вряд ли, не такого сорта этот документ, чтобы так вольно с ним обращаться. А как здесь можно трактовать слово «искренний»? Его можно понимать как «из того же корня» (ис-крн = из-крн), то есть из того же рода-племени. Итак, в православном христианстве нельзя желать жены из того же рода, то есть женщины – ближайшей родственницы. И опять «вдруг» все встает на свои места, все очень разумно – инцест здесь запрещен.

Итак, иудейско-израильское ощущение мира и поведение в мире продиктованы десятью заповедями Моисея. Переработанные христианством и дополненные двумя заповедями самого Иисуса Христа о любви, эти 10 + 2 заповедей звучат уже существенно по-иному.

Теперь несколько слов об общеизвестном иудейском символе – шестиконечной звезде Давида. Этот символ, вообще говоря, можно понимать по-разному. Как звезду небосвода с шестью лучами. Природных аналогов такому символу предостаточно, от кристаллических форм и снежинки до шестиконечного нимба вокруг источника света, направленного прямо в лицо. Здесь ничего негативного нет. Но существуют и другие представления. Эта звезда может восприниматься как символ объединения двух начал-сил: силы высшего мира – силы духа (правильная пирамида) и силы земного мира – силы земной жизни (перевернутая пирамида). Однако такая трактовка не выдерживает серьезной критики. Непонятным в этой трактовке остается то, что почему-то символ земного бытия изображается в виде перевернутой пирамиды. Что земная жизнь и большинство из нас такие уж негативные или земная жизнь имеет «обратную» иерархию? Логичнее было бы в этом случае использовать другую суперпозицию символов-пирамид, например символ, который изображает и горний, и земной мир в виде правильных пирамид, расположенных друг под другом и частично друг в друге.

Есть и еще одно видение символа звезды Давида. Учитывая, как уже говорилось выше, наличие в иудаизме идеи избранности, а также заметную материальную направленность еврейства вообще, можно представить себе, что этот символ изображает стремление установить свою иудейскую пирамиду (разумеется, правильную) над покоренной (перевернутой) чужой пирамидой. Такое объяснение этого символа вряд ли многим может понравиться, но оно реально отражает мечты и заботы Израиля, его стратегические ветхозаветные устремления. Читателю предоставляется право самому определиться с выбором трактовки звезды Давида.

1.2.5. Социологический анализ иудейского наследия

Теперь можно привести более или менее полный ряд характерных черт иудаизма, которые он проявлял в эпоху древности и которые хотя бы отчасти пропитали его современное положение:

1. Воздвижение непознаваемого, грозного, единого, властного Бога на недосягаемую высоту.

2. Признание жесткости, нередко жестокости проявлений верховного Божества даже в отношении самих иудеев. Это может служить основанием для принципиального допущения самых крутых мер в мировой истории.

3. Борьба со всеми другими верованиями, в частности неприятие Иисуса Христа как пророка и Мессии (а вот мусульмане считают все-таки Иисуса Христа = Ису пророком).

4. Использование крови животных при религиозных отправлениях.

5. Исключительная упорность в достижении поставленных целей.

6. Преобладание денежно-договорных взаимоотношений между членами еврейской общины и внешним миром. Комплекс еврейских установлений, включающих знаменитые десять заповедей, смахивает на своеобразное соглашение-договор иудеев с Богом (я отдаю часть своих личных свобод, соблюдаю запреты, а за это получаю земные блага в настоящем или будущем). Однако это тоже не оригинальное явление в истории человечества. Известный социолог И. А. Ильин говорил в связи с этим, что определенный уклад жизни в древности приводил к «попыткам связать богов договорными отношениями» /40/.

7. Поддержание родового единства, уникальное сохранение себя в среде других народов. Вера в свою родовую избранность, в свое превосходство. Глубокое развитие чувства национального единства и национальных корней, даже чувства национального эгоизма.

8. Бережная сохранность древних установлений. Передача этих установлений из поколения в поколение как некоей суперистины, нарушение которой считается большим грехом. При таком сохранении дело доходит до мелочности и даже до абсурда. Приведем в связи с этим один пример. Здесь с полной серьезностью может обсуждаться вопрос – разрешается ли в субботний день убивать вошь или блоху /41/? Ответ: блоху нельзя, вошь можно. Корни такого решения читатель, если сочтет это нужным, может узнать сам в /41/.

9. Герметичность многих религиозных и не только религиозных деяний.

10. Ставка на обещанную грядущую общемировую власть. Это и есть, по сути, тот лакомый кусочек, тот завораживающий религиозный соблазн, на которых держится «конструкция» иудаизма (о будущем небесном блаженстве для праведных довольно смутные представления).

11. Использование широкого арсенала иногда не очень-то благовидных средств для достижения своих целей (хитрость, граничащая с обманом и безжалостностью, натравливание своих врагов и просто чужих друг на друга и т. п.). Типичным примером такой методологии служит широко практикующийся способ подставления «чужого» вместо себя. Это чувствуется даже в отношении к ожидаемому Мессии, который должен привести иудеев к мировому господству, то есть своими собственными усилиями посадить их на общемировой престол, как бы подставляя себя под «дело Израиля»; всякий, кто этого не сделает, не достоин звания Мессии и будет ими опорочен. Пример Иисуса Христа здесь более чем показателен.

12. Отсутствие истинного почитания духовно великих людей, действующих не в их религиозной сфере, отсутствие тяги к установлению всеобщей справедливости. Подавляющая нацеленность на следование своему Закону.

13. Высокая степень развития индивидуализма при одновременном стремлении к объединению еврейства и к отделению его от всех других народов. Идеи избранности и обещаемого грядущего земного господства являются основными цементирующими идеями этого единения. Без этих идей все расшаталось и рассыпалось бы.

Некоторые авторы склоняются к тому, что можно было бы дополнить выше представленный перечень рядом других характерных черт (см., например, /41, 42, 43/), но мы этого здесь делать не будем.

Еще несколько дополнительных слов.

Ряд крупных иудейских праздников являются праздниками избавления их от каких-либо бед или снятия в отношении них каких-либо угроз. Так, например, праздник Песах (в христианстве принято считать, что ему соответствует Пасха) посвящен тому, что иудеи совершили исход и спаслись от врагов. А праздник Пурим связан с тем, что в Древней Персии был учинен погром коренных жителей, который миновал самих иудеев.

Иудейская вера в узком смысле может пониматься как вера в сугубо еврейского бога Иегову, в более широком – как вера в самого высокого и единственного бога, исключающего тем самым всех других богов. В первом случае основные свойства иудаизма являются как бы узконациональными. Во втором – эта прямая претензия на исключительность и нацеленность на построение системы мирового господства с верховной иудейской властью. Именно этот последний вариант имеет склонность к реализации в современном мире, что придает иудаизму социальный статус не национальной, а именно мировой религии.

С иудаизмом сегодня, по сути, не связано никаких особых чудес. Ссылки на чудеса и общение с богом Иеговой лидеров иудаизма в глубокой древности более похожи на легенды, чем на реальные события. Они слишком удалены от нас в прошлое, слишком несовременны. Никаких мироточений икон или ежегодно повторяемого схождения Священного Огня в Иерусалиме над какой-либо святыней иудаизма здесь нет.

Еврейский народ талантлив, спору нет. Об этом говорят хотя бы его успехи в финансовой деятельности, а также в многочисленных сферах исполнительского свойства. Среди евреев много прекрасных музыкантов, артистов, адвокатов, врачей и т. п. Однако приземленный характер их веры приземляет и их дух. В сфере высочайшего духовного творчества они, как бы высоко фрагментарно ни поднимались, нередко скатываются на землю.

И здесь знаменитый «Черный квадрат» служит наглядным примером. Примером пропагандирования «великой» идеи, которую можно охарактеризовать всего одним словом – «ничто». Люди должны понять, что сие, с позволения сказать, «творение» является совсем не пустышкой и не бессмыслицей, оно является символом завершения развития изобразительного искусства (квадрат не случайно закрашен одной краской – черной). Но «Черный квадрат» есть не только символ, он есть одновременно и лакмусовая бумажка, по которой легко можно определить, последователем какой идеологии является тот или иной человек в зависимости от его реакции на этот «шедевр». Трудно представить себе, чтобы идея «Черного квадрата» могла родиться в недрах исконно русского, французского, германского или китайского национального духа.

Остановимся теперь на вопросе, почему иудаизм становится сегодня заметной силой в социальном мире, почему он распространяется все шире и шире, окрашиваясь иногда самым экзотическим образом /1, 28, 38, 41, 44/. Перечислим идеи иудаизма, которые с чисто социологической точки зрения определяют его живучесть. Перечислим, возможно несколько повторяя, то, что уже было сказано выше:

1. Обещание грядущего земного господства с приходом Мессии.

2. Распространение идеи своего избранничества и превосходства. Здесь важен автоматизм причисления к избранным прежде всего по признаку рождения, то есть главное заключается именно в априорном зачислении в отряд избранных. Идеи избранничества и превосходства способны заманить и увлечь многих, они являются очень притягательными, чем и обеспечиваются потоки человеческого материала в веках истории в сторону иудаизма (см., например, /26, 28,41–43,45/).

3. Методичность и последовательность в реализации целей, отмеченная в веках истории.

4. Ритуальная и теологическая простота иудаизма, по крайней мере для его рядовых последователей, простота, сопряженная с определенной герметичностью. Так, например, теоретическая простота идеи монобога соответствует не только идее построения одностолбовой вертикали власти (при этом, однако, не исключается существование тайного синедриона), но и идее прямой связи любого человека с самим монобогом. Все это служит дополнительным фактором для воспитания самосознания исполнительного иудея в духе его прямой, простой и единственной «исключительности».

5. Общинная цементация является очень ценным качеством, утерянным в значительной степени у очень многих других народов мира.

6. Широкий спектр средств при реализации своих целей, дающий значительные методические преимущества в социальной борьбе.

7. Высокая мобильность человеческого материала, многовековой опыт жизни в диаспоре. Нет родины – нет государственного чувства, но есть опыт кочевничества и неокочевничества. Отсюда большие успехи в деле оседлания современного трансконтинентального бизнеса, установления виртуальной финансовой власти и т. п.

Кстати говоря, жизнь в диаспоре есть естественное состояние жизни еврейства вообще, а не только результат их контактов с другими народами. Именно жизнь в диаспоре, прикрываемая сверху государственностью, дает возможность успешно устроиться внутри других народов (1‑й тип социального устроения). Это и является идеалом жизни еврейства, если, разумеется, государственность к ним благоволит. При существовании же еврейства в замкнутом пространстве, где существовали бы только они одни, пришлось бы заниматься эксплуатацией своих ближних, что для еврейства не очень-то приемлемо. Так что ежели где и возможно сгармонизированное еврейское государство, то, скорее всего, оно может существовать только при наличии получаемых этим государством энергетических потоках извне, со стороны других социальных образований (2‑й тип социального устроения).

Так что диаспора является очень устойчивой формой существования еврейства, формой, которая будет существовать очень долго, возможно, до попыток «мессианской» реализации мировой истории. Если эти попытки увенчаются успехом, глобальная общемировая структура будет выглядеть в виде господствующего иудейского государства второго типа, восседающего на массе государственных образований первого типа.

Сегодня пока такой сценарий еще не реализован, но потуги в этом направлении не могут не существовать. Во всяком случае, если говорить об этом в крупноисторическом масштабе без всякого намека на ту или иную религиозную направленность, то есть без упора исключительно на иудаизм, то такой сценарий развития мировой истории представляет собой реванш кочевничества над оседлостью, установление интернациональной власти над коренными народами, живущими на своей родной земле. Ранее оседлость, как система бытия, одержала победу над кочевничеством, поскольку она обеспечивала лучшую систему воспроизводства и организации жизни, более эффективное техническое развитие. Теперь неокочевничество в лице новых экономических властителей мира старается взять реванш, по сути превращая все остальное «некочевое» человечество в эксплуатируемое население.

Из изложенного становится понятным, что основными направлениями деятельности мирового еврейства, а значит, и иудаизма как его основной идеологии, являются следующие:

1. Путем оседлания научно-технического прогресса, герметизации власти, мобильности капитала, усиления интернациональных связей, ослабления национальных свойств многих народов мира, ослабления их культурных элит и др., вероятно будет сделана попытка строительства неовавилонской башни общемирового масштаба. На вершину этой башни будет возводиться государственное образование первоначально с официальным демократическим фасадом, а затем с четко вырисовывающимся лицом. При этом в других государственных образованиях будет сделана опора на дочерние диаспоры. 2. Одновременно часть усилий будет направлена на развитие запасных, резервных вариантов в ряде потенциально важных участков земли.

Сейчас трудно сказать, к какому результату приведут такого рода действия. Однако тот, кто хочет попытаться проанализировать перспективы развития человечества, обязан их учитывать. И здесь иудаизм нам дает наглядный пример, как религиозная идеология может стать по сути мировой политикой.

В настоящее время ислам охватывает своим влиянием примерно 1 млрд человек, причем большинство из них достаточно компактно проживает в центре Евразии. По одному этому следует обратить на ислам самое пристальное внимание.

Сегодня некоторые ученые придерживаются той точки зрения, что ислам в значительной степени следует считать суррогатом идей христианства и иудаизма с некоторой примесью древних языческих верований /3, 13/. Спору нет, теологический базис ислама заметно пропитан идеями и символами этих религиозных учений, которые в определенной степени можно считать его первоисточниками. Однако своеобразие ислама в том и заключается, что он представляет собой не только интегрирующее учение, но и содержит в себе существенно новые качества. Поэтому в полной мере ислам можно считать вполне самобытной религией, тем более что многовековая практика существования ислама подтверждает его живучесть.

Кстати, о ближайшем будущем ислама. На этот счет имеются самые различные точки зрения. Так или иначе, но сегодня все они сводятся к разрешению геополитических и государственных проблем основных исламских стран. Учитывая их значительную сырьевую значимость, довольно низкий, за редкими исключениями, средний жизненный уровень мусульманского населения, вмешательства западного мира и ряд других обстоятельств /46, 47, 48/, нередко делается вывод, что государства этого региона (и, соответственно, ислам) окажутся подавленными в своем развитии и не смогут принимать участия в общемировом соревновании.

Но существует и прямо противоположное мнение, заключающееся в том, что так называемый исламский фундаментализм «представляет колоссальную опасность для остальных… цивилизаций мира» и что Запад либо должен преобразоваться в альтернативную цивилизацию, либо исламская цивилизация его захлестнет /15/. В связи с этим будет полезным проанализировать ислам как социальное явление, оценить его перспективы в современном мире.

1.3.1. Происхождение ислама

Происхождение ислама считается хорошо изученным, по крайней мере, изученным существенно лучше, чем, например, происхождение христианства, иудаизма или буддизма /3/. И поскольку ислам несет в себе огромные пласты наследия, заложенного в него при его рождении, то рассмотрение явлений, связанных с его возникновением, может оказать неоценимую услугу при его анализе. Поэтому следует уделить внимание историческим первоосновам ислама, рассматривая их, разумеется, под современным углом зрения.

Возникновение ислама связывают с деятельностью пророка Мухаммеда, который не только передал, согласно этому учению, ряд откровений Божиих своим подопечным, но и осуществлял активную практическую деятельность по насаждению нового учения в Юго-Западной Азии. Письменных источников, принадлежащих руке самого Мухаммеда, история нам не предоставила. Но остались записи его речей и поучений, записанных разными людьми в различное время. Свод этих записей был сделан при третьем преемнике Мухаммеда – Османе /3/. Тогда он и получил свое название – Коран, что в переводе означает «чтение». В более позднее время некоторые мусульманские богословы добавили к Корану так называемые священные предания о его жизни, чудесах и делах, которые и составили другую часть мусульманской литературы, называемой сунной. Сунну, помимо Корана, признают большинство мусульман, они и называются суннитами. Их в исламском мире большинство.

Деятельность Мухаммеда и его окружения считается хорошо известной, более того, она, как правило, лишена того фантастически-литературного налета, который обычно сильно выражен в преданиях об основоположниках других мировых религий. Это очень важно, так как позволяет выявить коренные зерна ислама во всем богатстве его всевозможных проявлений. В связи с этим будет крайне полезным обратить наш взор прежде всего на исходную историческую точку ислама, то есть оценить историческую обстановку и те изменения в азиатском мире, которые имели место при возникновении и первоначальном распространении ислама.

Многие важные деяния и факты жизни пророка Мухаммеда легли в основу религиозных установлений ислама. Первая жена Мухаммеда, Хадиджа, а также его дядя Абу-Талиб приобщили Мухаммеда к торговому делу, среди ближайших соратников Мухаммеда также было довольно много купцов (Абу Бекр, Омар и др.). Так что не случайно, что в исламской культуре торговля считается достойным, уважаемым занятием.

После смерти Хадиджы Мухаммед имел довольно много жен. Вот и результат – мусульманин имеет право иметь несколько жен. Конечно, это вовсе не означает, что женщина в этой культуре существо во всех отношениях приниженное. Например, знаменитая паранджа, в европейском понимании являющаяся якобы символом унижения женщины, служит в большей степени средством сокрытия таинств женского лица от посторонних глаз.

Из родной Мекки Мухаммед вынужден был из-за гонений уйти в Медину. Именно в Медине, городе, имеющем сильно развитую земледельческую культуру, был сформирован первый отряд воинов-единоверцев, который, кстати говоря, стал осуществлять набеги на купеческие караваны, следующие в Мекку. Через некоторое время Мекка покорилась ранее изгнанному из нее будущему великому пророку.

Мухаммед не считается в исламе богом, но он высший среди равных, он «совершенный человек» /13/. Он Раб Божий (без малейшей тени уничижения в слове «раб») и одновременно Посланник Божий. И даже чудесное вознесение Мухаммеда на небо, осуществленное, по преданию, в районе Иерусалима (явно не случайное совпадение с судьбой Иисуса Христа), не описывается как свойство-деяние самого Мухаммеда, но как воля Аллаха.

По преданию, для общения с высшими силами Мухаммед уходил в горы, там беседовал с ангелом Джебраилом (Гавриилом) и даже с Богом. Считается, что Коран был продиктован Мухаммеду ангелом Джебраилом. Кстати, здесь нелишне напомнить о простоте названий главных священных книг основных мировых религий: Библия – просто «книги», Коран – просто «чтение», Евангелие – «благая весть».

Развитие этого исторического первобазиса со временем привело к тому, что в исламе сформировались и закрепились следующие характерные черты или свойства:

• истинно верующий мусульманин в принципе сам непосредственно способен общаться с горними силами и обращаться к самому Богу;

• необходима личная активность человека для достижения религиозных целей;

• связь с высшими силами может осуществляться не во сне, не во тьме ночи, что мы часто наблюдаем в других религиях, а наяву, например при совершении индивидуальной молитвы.

Все это очень важные моменты, ставшие исходными точками для идеологии ислама и закрепившие его в веках истории в широких народных массах.

Еще один важный момент. Известно, что в период зарождения ислама основной удар тогда еще молодой религии был направлен не на иудаизм и христианство (последователи этих направлений тогда еще не признавались неверными), а против язычества, против мелких действительно языческих племенных богов и божков. Новая религия смогла стать объединяющей основой для многих племен и народов, она очень простым языком и простыми обрядами охватывала всех сверху донизу, от самого маленького человека до верховного владыки. И хотя родовые традиции не могли быть полностью уничтожены (это и не стояло в качестве цели ислама), однако так или иначе, но они были потеснены. Территориальное, экономическое и социальное разделение было объято и даже частично снято новой объединяющей идеологией. Вера в Аллаха стала главной в объединении. При этом произошло понижение «статуса древности». Важнейшим стал переход к государственной религии, то есть религии, полностью охватывающей и даже образующей государственное устройство огромных территорий, населяемых самыми различными народами.

Это был огромный, можно сказать, революционный шаг, сделанный исламом. Ранее подобный революционный шаг был осуществлен в лице Иисуса Христа, кстати признаваемого исламом в качестве пророка. Теперь новый шаг был сделан в лице Мухаммеда. Здесь заключен один важный момент. Идея большего возвеличивания более позднего пророка несет в себе подспудно идею большей веры новому, чем старому. При этом первоначально все более или менее полезное в «параллельных» религиях напрочь не отвергалось. В исламе многому нашлось место: и местным святым, и священному камню Кааба, и ветхозаветному Ибрагиму (Аврааму), и Исе, и Мариам (Иисусу Христу и Марии – Матери Божией), и еще многому другому.

Идея монотеизма в исламе выражена предельно четко, и выражена самим Мухаммедом. Здесь мы имеем дело уже не просто с каким-либо частным племенным богом, здесь перед нами встает всеобъемлющий, всенародный и всевышний бог – Аллах. Недаром главная и неустанно повторяемая в молитвах заповедь мусульманина гласит: «Нет бога, кроме Аллаха». Это уже не простое утверждение и возвышение своего национального бога над всеми другими богами, а утверждение единого Бога-Аллаха и одновременное отрицание самого факта существования всех других богов. Статус родоначальников всех других религий был существенно понижен – все они так или иначе, но потеряли собственный божественный ореол и в лучшем случае объявлялись исламом пророками. Четко и последовательно выраженная идея монотеизма сразу же обеспечила исламу не узконациональный, а общенациональный смысл.

Какой исторический толчок послужил основанием для возникновения ислама? Считается, что ислам возник на базе иудаизма и христианства. Синтезирующий религиозный эффект можно считать первым источником ислама. Но должен был иметь место и второй источник, а именно – ислам должен был внести нечто безусловно свое, иначе он не смог бы так длительно и устойчиво существовать и распространяться, тесня другие религии. И здесь одних имперско-объединительных тенденций, о которых мы говорили выше, недостаточно. Для того чтобы внести свое, нужно иметь некий объективный исторический толчок и одновременно базис своего дальнейшего существования. В чем же он заключался?

Известно, что во время возникновения ислама произошел упадок караванной торговли в Малой Азии, что основные торговые пути переместились в другую сторону /3, 13/. А караванная торговля тогда была важнейшей статьей дохода населения Малой Азии. Что же пришлось делать населению этого района? Становиться более оседлыми или попытаться вернуть утраченные позиции? Начались поиски, начались подвижки. Вот он, ключ к пониманию исторического толчка, связанного с зарождением ислама.

Итак, рассматривая проблему начального периода развития ислама более широко, можно сказать, что ислам возник и окреп на базе синтеза ряда уже существующих религиозных учений (1), а также стремления реализовать объединительно-имперские устремления с последующими попытками завоевания новых земель, которые были вызваны изменением исторической ситуации (2). Ислам есть религия, возникшая на стыке земледельческого и кочевого образа жизни. Вот откуда его синтетические теологические и нравственные основы, вот откуда его стремление к всеохватности. Мухаммед получил первоначальную поддержку не в торговой Мекке, откуда он был первоначально изгнан, а в земледельческой Медине. Из Медины и началась его историческая миссия. Вот почему считается общепризнанным /3, 13/, что ислам в качестве своего человеческого наполнения имеет «три источника, три составные части»: торговые сословия, земледельческие массы, бедуины-кочевники (воины ислама).

Еще один любопытный момент. Считается, что ислам имеет аравийское происхождение. Но где в аравийских пустынях пригодные для сельского хозяйства угодья? Это никак не согласуется с «земледельческим креном» в истории возникновения ислама. Для прояснения этого момента любопытно сопоставить известные факты, а именно:

• сразу же после смерти Мухаммеда аравийские племена восстали против новой мусульманской власти (совсем не вяжется с положением «аравийского лидерства»?);

• слово «араб», скорее всего, имеет чисто социальное происхождение («араб» = «а-раб» = «не-раб»); это слово может обозначать освобожденных, в том числе самоосвобожденных от рабства людей или определенные пласты вольного населения;

• жители Аравии в эпоху становления ислама не называли сами себя арабами (!);

• практически сразу после возникновения Арабского халифата его столицей становится не Медина, не священная Мекка, а расположенный совсем не в Аравии, а в Сирии (читай – «сир» – «cap» – царский) город Дамаск;

• Аравия не признавалась доминирующей метрополией Арабского халифата, она была всего лишь одной из его провинций;

• ислам довольно быстро распространился на просторах Азии, Африки и даже Европы, одной аравийской мощи здесь было бы явно недостаточно;

• Аравия по географическим, климатическим и другим признакам имеет очень мало ресурсов для создания мощной цивилизационной волны.

Так что, скорее всего, почва для распространения ислама была создана в сердцевине Азии, на стыке земледельческой и кочевой культур. А Мухаммед оказался одной из наиболее ярких звезд, возникших на утренней заре ислама. Здесь нелишне заметить, что представления об аравийской значимости в исламе очень похожи на аналогичную легенду о чисто монгольском (в современном географическом понимании) происхождении Орды. Из расположенной за «тридевять земель» малюсенькой, малонаселенной, нецивилизованной и степной глухомани, совсем не обеспеченной ни необходимым сырьевым, ни культурным, ни техническим, ни идеологическим уровнем, якобы пришли тьмы диких кочевников-победителей и завоевали полмира. Эти малочисленные неграмотные дикари (а сам Чингисхан до сих считается в классической истории неграмотным человеком!) сразу научились и брать города, и побеждать многочисленных врагов, и строить огромные империи, и управлять народами. Так что, скорее всего, сказки о Монголии аналогичны сказкам об Аравии.

Все это становится еще более прозрачным, если вспомнить, что сегодня мы опираемся на историю Орды, Арабского халифата и Османской империи, написанной в основном историками Запада, которые писали историю, что называется, «под себя». Вполне понятны те трактовки, которые выдаются за «истинную» историю. Крайне выгодно «загнать» корни возникновения великих империй и религиозных учений в глухие, дикие, малонаселенные, степные районы современной Монголии или в засыпанные песком пустыни Аравии.

В чем здесь идеологический фокус? А он в том, что в этом случае такие корни либо приобретают свойство исторической случайности, либо будут легко пропитаны домыслами о дикости, варварстве и кровожадности населения этих районов (отсюда якобы и следует результат победы над «цивилизованными» странами) и, что особенно важно, приобретают как бы эффект беспочвенности своих социальных претензий на будущее. Отсюда легко сделать шаг к объявлению исторической несостоятельности таких идеологических учений.

В параллель с этим другие религиозные направления, пропитанные западной культурой, стараются доказать свою «древность», подтвердить свою классическую и вследствие этого якобы очень обоснованную историю.

Еще об одном важном свойстве ислама нужно сказать несколько слов. Как религиозно-нравственное учение ислам является сторонником умеренности во всем. Сам Мухаммед не имел каких-либо значительных официальных государственных постов. И сегодня в исламе, несмотря на существование различных его служителей (мулла, кади, муфтий, улем, шейх-уль-ислам), жесткой церковной иерархической структуры, пронизывающей не только народные массы, но и государственный аппарат, нет. И это несмотря на разносимый по всему миру стереотипный намек на так называемый религиозный тоталитаризм исламских государств. Так, к примеру, издаваемая каким-либо крупным духовным мусульманским лидером фетва не является, вообще говоря, официальным документом. С юридической точки зрения она есть лишь мнение частного лица по какому-либо вопросу, хотя сама по себе может иметь огромное религиозное и социальное значение.

В знаменитой легенде-притче о том, сосуд с какой жидкостью выбрал себе Мухаммед, сказано, что он не взял сосуд с водой и не взял сосуд с вином. Он взял сосуд с молоком. В этом деянии наглядно прослеживается идея умеренности (вино – излишнее наслаждение и наркотическое средство, вода – символ только крайне необходимого). Элементы исламского самоограничения общеизвестны. Это и запрет на употребление сильных наркотиков (в том числе запрет на спиртное), и запрет на изображение всего живого (кстати, какое великолепие красочных узоров породило это ограничение), и регулярные посты, и многое другое.

В свое время ислам сумел синтезировать различные религиозные установки в некое единое целое. Здесь можно напомнить о признании им местных провинциальных святых, об использовании в своем теологическом базисе основ христианства, иудаизма и зороастризма. Наконец, здесь можно сказать о знаменитом камне Кааба в Мекке, который сам по себе является, вполне возможно, отражением языческих культов более глубокой древности /3, 13/.

Можно даже сказать, что ислам в период его средневекового развития (например, в рамках Османской империи) являлся в определенной степени своеобразной реакцией исправления религиозных канонов, существовавших тогда в христианстве, иудаизме, местных верованиях. Совсем недаром мусульмане называют себя правоверными, то есть правильно верующими. Таким образом, ислам приобретал статус исправленной религии. Следует не забывать, что в период существования Османской империи исламская государственность прекрасно управлялась со своими подданными, исповедующими православное христианство /37/. Грозная османская пехота (янычары) набиралась из православных христиан.

Только со временем, базируясь в том числе и на непоколебимой уверенности в исключительной правильности своего пути, ислам стал страдать нетерпимостью к другим религиозным конфессиям. Поэтому любое посягательство на ислам (именно на ислам) встречало и встречает активное противодействие со стороны его носителей.

Теперь хотелось бы отметить еще одно свойство ислама, которое заметно отделяет его от многих других религий мира. Это его высокая активность и боевитость. Само становление ислама в эпоху Мухаммеда напрямую было связано с боевыми действиями /3, 13/. Здесь следует оговориться. Ортодоксальный ислам агрессивностью не страдает. Известно, что в эпоху существования Османской империи в Стамбуле прекрасно уживались между собой и христианство, и ислам, и иудаизм /37/. По учению Мухаммеда, мусульманам не предписывалось применять силу против народов, имеющих Писание, то есть Ветхий или Новый Завет. И все же многие исламские государства проявляли в истории свойства высокой боевитости. Не случайно многие исламские страны официально не были колониями.

И сегодня среди многих мусульман продолжает жить болезненная память о былом величии исламских империй, которое теперь меркнет на фоне экономических и военных успехов стран западного толка. Историческая память оказывается мощным основанием для выражения негативной реакции в сторону Запада.

Сегодня основной ареал существования ислама – сердцевина и Юг Азии, население которых существенно меньше затронуто цивилизационным процессом, чем население других регионов. Отсюда не только склонность к традиционному мышлению, но и определенная непритязательность в жизни, доходящая до готовности идти на открытую борьбу и на жертву, даже на кровавую жертву. Обещание рая при гибели мусульманина в борьбе за дело ислама – здесь не пустые слова. Однако агрессивностью отличается как раз не ортодоксальный ислам, а отдельные его ответвления, некоторые из которых в большой степени можно даже назвать сектами. Именно они и призывают к широкому джихаду и непримиримой борьбе с «неверными». Исламское население может и мирно сосуществовать с представителями других вероисповеданий (например, мусульмане Поволжья).

Многие другие религии такую боевитость и жертвенность давно утратили. Так, последователи иудаизма в истории Средних веков не использовали практику открытого массового выхода на битву с оружием в руках. Они применяли другие средства для достижения своих целей. Только в последнее время мы вновь можем говорить о поднятии иудейской боевой активности в связи с образованием государства Израиль.

Христианские государства ранее тоже были довольно агрессивными, как это ни стараются ныне «пригладить» многие историки. Крестовые походы, практика «освоения» Нового Света, беспрецедентный в истории массовый перевоз негров из Африки в Америку, обращение в христианство огнем и мечом, религиозные войны, инквизиция – все это реалии прошлого. Однако сегодня оно в целом растеряло свой воинственный пыл. Военные действия со стороны христианских государств давно уже не поддерживаются какими-либо христианскими догматами и не подкрепляются лозунгом «за веру Христову».

В мировой истории практически не бывало случаев, чтобы народы, так или иначе принявшие ислам, затем с легкостью переходили в христианство. А вот переходы из христианства в ислам происходили раньше довольно часто /37/. Сегодня православные продолжают переходить в ислам. Так, например, в /49/ делается прогноз, что «…если священноначальники русской православной церкви не найдут выхода из сложившегося положения, то лет через двадцать – тридцать количество православных в России сократится более чем вдвое». И это притом, что «…Аллаху… нужны не рабы Божий, а гордые мюриды» /49/.

Что же, ислам не стесняется призывать к оружию, если кто-либо угрожает жизни мусульман. Однако воинственная реакция исламских государств с течением веков стала приобретать больше оборонительный, чем наступательный характер. Позиция стала такова – не вмешивайтесь в наши дела, и мы не будем враждовать. Сегодня некоторые боевые группировки, так или иначе опирающиеся на учение ислама, используют способ борьбы, который теперь у всех «на слуху» и обобщенно называется терроризмом. Что такое терроризм? Это есть периодическое нанесение локальных кровавых ударов со стороны ограниченной по численности и силе оппозиции, выступающей против господствующих и доминирующих в военном отношении государств. Когда открытое военное сопротивление невозможно, на передний план выдвигаются другие формы борьбы.

Одной из этих форм и явился вытащенный из древности терроризм. Что ж, в очередной раз ставится под сомнение идея поступательного социального развития человечества к вершинам цивилизации.

Психологическое воздействие терроризма в наше время объясняется просто. «Цивилизованное общество» с его комфортом, размеренной прилизанностью быта, с доступностью и с ритмикой стандартных наслаждений довольно болезненно воспринимает явления грубо-насильственного, дикого плана, которыми общепризнанно наполнен терроризм. И только суперсовременные военно-технические преимущества, дополняемые наймом высокооплачиваемых военных специалистов, дают над ним стратегическое превосходство. Вот почему расходы на техническое усовершенствование военной техники и вообще расходы «на оборону» будут постоянно расти, несмотря на прогнозы «розовых» идеалистов.

Еще одной характерной чертой ислама издревле считается его открытость. О каких-то тайнах в исламе или о сокрытии от масс каких-то фундаментальных его идей здесь речи быть не может. Разумеется, есть знания высокого уровня, которыми оперируют высокообразованные теологи-мусульмане, но все же в большей степени это говорит об утончении исламской мудрости, чем о стремлении к сокрытию его истин от простых смертных.

Малая степень герметичности ислама логически вытекает из простоты его догматов. Иначе такой высокой степени охвата масс этой мировой религией мы не увидели бы. Кстати, христианство похвалиться такой степенью охвата масс не может. Не случайно, что христианская церковь разрешила читать мирянам Библию только чуть ли не в XIX веке, не случайно, что в христианстве ранее существовало целое море апокрифических текстов /50/, не случайно, что европейская цивилизация породила масонство. В исламской цивилизации подобного не было, если не считать обилия всевозможных сект.

В дополнение к этому следует заметить, что мнение о том, что ислам закостенел в своей простоте, является абсолютно неверным. Он продолжает развитие даже в сегодняшнее неспокойное для него время. Приведем для иллюстрации выдержку из интервью режиссера Назыма Аббасова газете «Московские новости», в котором содержится информация о лекарях-табибах суфийского ордена яссавийя одной узбекской провинции. Вот что говорил Н. Аббасов: «…они перевернули все мои представления об исламе… мусульмане… знатоки Ван Гога и почитатели Пушкина, свободно говорящие на нескольких европейских языках… ищущие тайны жизни» /51/.

1.3.2. Иудейское и христианское влияние. Основные свойства ислама

Теперь можно отметить некоторые черты ислама, которые напрямую связаны с иудаизмом, христианством и языческими верованиями. Но перед этим полезно будет отметить один момент. Благодаря своему синтезирующему качеству ислам вобрал в себя очень многое из предыдущего исторического наследия. Ислам провозгласил, что его учение базируется на более позднем, третьем по счету после Торы и Библии откровении. То есть, по сути, он провозгласил идею большей веры более позднему откровению, менее древнему, менее «ветхому». Это имеет очень важное общефилософское значение. Помимо прочего, это позволяет не консервировать ислам в его первозданном состоянии. Обилие всевозможных ветвей и сект в исламе служит тому еще одним наглядным подтверждением.

Древние идеи иудаизма и христианства здесь не отвергаются, но, погружаясь в объемное тело ислама, как бы нивелируются перед деяниями-поучениями пророка Мухаммеда и его последователей. При этом сугубо обрядо-бытовые и ритуальные составляющие ислама содержат значительное число элементов еще более древних учений. Знаменитый камень Кааба в Мекке, широкое распространение практики мусульманского знахарства, почитание ряда местных святых, использование крайне простых и понятных принципов социального поведения (к примеру, за добро воздавай добром, за зло – злом) и еще многое другое говорит об этом.

Из иудаизма исламом было взято, разумеется, существенно больше. Здесь и идея божественного предопределения, и запрет на изображение животных и людей, запрет на употребление свинины. Это и обрядовое заклание баранов, и идея одного Бога, выраженная исламом в наиболее концентрированной форме, как исключение всех других богов в принципе. Это и требование беспрекословного подчинения религиозным установлениям, и известный всем обряд обрезания, и многое другое. В мусульманской транскрипции Авраам превратился в Ибрагима, Исаак – в Исмаила, Моисей – в Мусу, ангел Гавриил – в Джебраила. А библейскую Агарь можно даже назвать родоначальницей мусульман.

От христианства тоже было взято немало. Здесь и включение в исламский «пантеон пророков» Исы (Иисуса Христа) и матери его Мариам (Марии), и выдвижение идеи рая, где истинным правоверным обещается блаженство, и наличие легенды о чудесном вознесении Мухаммеда на небо (именно в Иерусалиме). И даже то, что Мухаммед не оставил нам ни одной записи, сделанной его рукой, сродни земному поведению Иисуса Христа.

Но в исламе много и такого, что заметно отличает его как от христианства, так и от иудаизма. Прежде всего это различные «вариации» общего для ислама свойства умеренности, к которому можно отнести следующее:

• запрет (не всегда обязательный) на употребление спиртных напитков и наркотиков;

• деньги в рост запрещено давать всем;

• существование детально проработанной системы классификации поступков мусульманина (обязательные, рекомендуемые, разрешенные, порицаемые, запрещенные);

• разрешено убивать человека, но только если он покушается на жизнь мусульманина;

• в пост в определенное время суток в принципе не возбраняется принимать любую пищу;

• ислам существует без пафоса и благости страданий, без аскетического, «обезжизнивающего» живую человеческую плоть стремления к попаданию на небеса;

• отсутствует обрядовая мелочность, но присутствует обязательная пятикратная молитва;

• обрезание мальчиков хотя и осуществляется, но эта процедура производится не в младенческом возрасте, а при достижении ими 7–10 лет;

• исламские духовные лидеры в старину не очень часто занимали крупные государственные посты.

Существуют и еще более самобытные свойства исламской культуры:

• правоверный имеет право иметь до четырех официальных жен, не считая наложниц;

• на аборты в исламе – категорический запрет;

• в мусульманской теологии демоны и сам Сатана являются полностью подвластными Аллаху (данное свойство не следует считать принадлежащим исключительно исламу);

• есть пять обязательных деяний для всякого мусульманина: исповедание веры (почитание Аллаха), молитва (5 раз в день), пост, налог в пользу бедных – закят, паломничество – хадж.

Здесь будет интересно остановиться на мусульманском посте. В дневное время суток правоверным во время поста запрещено принимать пищу, что не возбраняется в ночное время. Вполне возможно, что разрешение принимать пищу не при свете дня, а в темное время проистекает из желания не «осквернять Солнце» во время поста. Отголоски этой идеи можно встретить и в христианстве. Вспомним запрет на прием пищи «до первой звезды» на Рождество.

Теперь, опираясь на эту первичную информацию, мы можем перейти к перечислению основных свойств ислама.

Важнейшим фундаментом ислама, как мы уже говорили выше, является признание того, что свое учение он базирует на третьем по счету (после иудейского Закона и христианского Благовествования) и завершающем откровении Бога. Образно ислам можно представить себе в виде храма, который стоит на древнем иудейском и христианском фундаменте, который выстроен из множества местнонациональных идей, обрядов и чисто бытовых установлений – кирпичиков здания, соединенных между собой крепким мусульманским цементом.

Отсюда проистекает целый ряд вторичных идей ислама, таких как:

• идея правоверия, то есть идея утверждения истинной, правильной веры, исправляющей некоторые старые установления «предыдущих» религий;

• идея полного религиозного охвата больших человеческих масс и, соответственно, идея полного бытийного охвата каждого мусульманина;

• идея установления на земле, а не только на небе справедливого земного устроения; отсюда такое следствие, которое поверхностному наблюдателю может показаться странным, а именно – отсутствие жесткой церковной иерархии, которая «административно» проникала бы в государственные структуры.

Мощной, подчас обезоруживающей и очень заманчивой силой ислама является исключительная простота его догматов и обрядовых установлений. Эта простота заключена и в идее единобожия, и в простоте молитв мусульманина, и в открытости ислама. Из этого общего качества ислама непосредственно вытекают и такие его вторичные свойства:

• ислам имеет мировой, а не узконациональный характер, всякий, принявший ислам, уже в значительной степени считается «своим» в мусульманской среде; хотя здесь надо прямо сказать, что ислам все же локализуется в основном в среде азиатского населения;

• ислам охватывает своим влиянием очень высокий процент населения, не идущий ни в какое сравнение со степенью охвата населения в цивилизованных странах мира (таких, как оценено в /15/, всего ~5 %); ежегодное число паломников в Мекку исчисляется миллионами;

• обещание в посмертии рая для истинно правоверных, где будут дарованы блаженные удовольствия как награда за праведные земные деяния; эти удовольствия, как правило, вполне мирского свойства, они понятны любому простому смертному;

• сильнейшее развитие идеи прямого общения каждого правоверного мусульманина с самим Аллахом; это чрезвычайно заманчивое идеологическое средство для масс простых смертных – прямое обращение любого правоверного сразу к самому Всевышнему.

Провозглашение идеи равенства всех пред лицом Аллаха является той идеей, которая более всех остальных придает исламу значение мировой религии. Не случайно, что ислам не имеет мощной церковной иерархии, не случайно, что по численности коллективно молящихся в одно время исламу нет равных в мире, не случайно отсутствие рабской психологии у каждого истинного мусульманина. Вспомним в связи с этим, что ислам проявился в истории в том числе и как контрреакция на распространение рабства (араб = не раб).

Однако идея равенства продемонстрировала нам в истории и свою оборотную сторону. Чрезмерно сильно развитая, она привела к тому, что сегодня в исламе существует огромное число всевозможных ветвей и ответвлений, причем ряд из них находится часто не совсем в дружеских отношениях между собой (см., например, /52/). Так что внутренняя энергия исламских народов частично перегорает в огне междоусобия.

Еще одним свойством ислама является его способность поддерживать религиозную и, соответственно, социальную дисциплину на достаточно высоком уровне. Не следует забывать, что слово «ислам» в переводе означает «покорность». Важным его качеством является также то, что он воспитывает в каждом мусульманине дух активности, развивает в нем волевые импульсы. И это качество прекрасно уживается как со свойством поддержания дисциплины и покорности, так и с идеей предопределенности. Вот парадокс (по европейским меркам), демонстрирующий нам симбиоз различных идей и образно напоминающий прихотливое слияние в единое целое великолепных мусульманских узоров. Чем же питается это «волевое» качество? В том числе и обещанием воздаяния за деяния, совершенные во благо ислама. По учению ислама, воин, павший за веру, получает вечную блаженную жизнь на небесах. Отсюда, в частности, проистекает целый каскад всем известных качеств, таких как:

• проявление общего миролюбия во взаимодействии с различными народами мира, даже исповедующими другие религии, при периодических всплесках ярой воинственности и нетерпимости к иноверцам со стороны отдельных ответвлений исламского мира;

• претензии на статус мировой религии с одновременной преимущественной географической локализацией ислама именно в среднеазиатской и в североафриканских зонах.

Не вызывает сомнения также практическая нацеленность ислама на земную жизнь. Не следует забывать, что ислам возник как движение за исправление земного мироустроения. Так что жизненная направленность ислама является неоспоримой. Об этом говорит хотя бы высокая и яркая мусульманская культура. От великолепных храмов и уникальной литературы до самых обыкновенных бытовых предметов – все испытало на себе воздействие творческого импульса мусульманских гениев. Об этом же говорит и целый набор очень рациональных обрядо-нравственных и чисто житейских установлений, таких как:

• патриархальное начало при организации отношений между мужчиной и женщиной;

• допущение многоженства и как средства повышения рождаемости, и даже, пусть не сочтут это за кощунство, приобщения к делу «лишних» женщин;

• не очень обременительное, но регулярное исполнение религиозных обрядов (в том числе 5-кратная молитва каждый день);

• разрешение на убийство, но только при наличии угрозы жизни мусульманина или других тяжких деяниий, категорический запрет на самоубийство;

• комплекс разумных ограничений в финансовой деятельности, практицизм человеческих отношений.

В сфере практической социологии все эти качества приводят к тому, что ислам, ранее пустивший свои корни в те или иные народы и ставший в этих народах доминирующей религией, как правило, продолжает оставаться там столь же доминирующей религией. В веках истории практически не было случаев, чтобы народы, массово принявшие ислам, вновь возвращались бы в лоно прежней религии.

Еще одним характерным свойством ислама является то, что по большому счету он не соответствует ускоренному темпу развития современной цивилизации. Ислам распространен прежде всего в азиатских странах, не отличающихся собственным высоким научно-техническим уровнем. Здесь следует к месту заметить, что современному западному человеку совсем не свойственно исполнение таких установлений, как обязательная молитва пять раз в день, отказ от приема пищи и питья в дневное время суток, совершение хаджа, отказ от алкогольных напитков и т. п. Представить себе такого человека, ревностно исполняющего все эти установления, довольно трудно. В целом мусульманский уклад жизни соответствует не сверхмобильному, интернациональному, сверхрациональному и одновременно изнеженному западному духу, а духу человека, находящегося на своей земле и поддерживающего свои национальные традиции, довольно консервативные и самодостаточные. Хотя в последнее время носители ислама стали активно расширять сферы своего влияния и на западный мир.

1.3.3. Взаимодействие исламской культуры с другими культурами

А теперь обратим свое внимание на две интересные точки зрения на ислам. Первая, довольно смелая точка зрения относится к его теологической части. Она заключается в том, что, как пишет известный писатель Даниил Андреев /53/, у ислама нет собственного удела в горнем мире, то есть что он не имеет «собственного» бога и столь же собственного рая или ада. Мы не будем здесь вдаваться в теологические тонкости, чтобы заниматься опровержением или поддержкой этой точки зрения. Только отметим, что некоторые основания для существования в головах ряда людей такой точки зрения все же имеются.

Прежде всего нельзя не отметить, что у ислама не так уж и много фундаментальных, специфических, присущих только ему одному особых теологических идей о горнем мире, идей, которые не были бы ранее выдвинуты другими религиями (иудаизмом, христианством и др.). Как уже говорилось выше, идея Единственного Бога, низвергающая всех других богов, является скорее всего трансформацией представлений иудаизма о возвышении племенного бога Ягве до статуса Единого Бога. При наличии такой идеи «жесткого» монотеизма Мухаммед был обречен остаться в ранге пророка, хотя и главного, самого высокого, непререкаемого пророка. Ни он, ни его последователи не внесли каких-либо радикальных новшеств в представления о горнем мире. Рай и ад тоже не являются, если так можно выразиться, «изобретениями» ислама.

В значительной степени ислам стал системой правил жизни на Земле, точнее говоря, исправленных с его точки зрения правил для народов, проживающих во вполне определенной географической зоне. Нельзя не забывать здесь и чисто мусульманской устремленности на простоту, умеренность, на справедливое устроение земной жизни, а не на чрезмерное философствование о сложностях горнего мира, свойственное, например, буддизму. Да и вообще включение в свой теологический «арсенал» идей других религий опять же «льет воду на мельницу» вышеизложенной точки зрения.

Возможно, все это и послужило поводом для формирования такого взгляда на ислам, взгляда такого рода, что его духовные ценности не имеют отражения в горнем мире. Безусловно, что такая точка зрения точкой зрения и останется, не оказывая существенного значения на судьбу ислама. Однако подобные взгляды все же создают определенные условия для распространения мнения о теоретической уязвимости ислама.

Вторая точка зрения относится к социологической стороне дела. Она заключается в том, что ислам ныне рассматривается как религиозное направление, противостоящее прежде всего христианству, а не какой-либо иной религии. Действительно, многовековая борьба различных государств, народы которых исповедовали, с одной стороны, ислам, а с другой – христианство, вроде бы непосредственно свидетельствует об этом, тем более что прямой географический контакт между такими образованиями был самым обширным в мировой истории. С эпохи Крестовых походов накапливалась традиция противостояния христианства и ислама. И то, что в самое последнее время многие конфликты происходят прежде всего между христианскими и исламскими государствами (здесь пока не будем учитывать, какова степень христианизации многих стран западного толка), опять должно было бы говорить о том же.

Но так ли это на самом деле? Вопрос лучше поставить следующим образом. Существует ли комплекс принципиальных религиозных несоответствий ислама и христианства?

Безусловно, в теоретическом плане ислам имеет почву для неприятия некоторых идей христианства. Несмотря на то что в исламе и Иисус Христос, и Матерь Божия являются почитаемыми личностями, они не признаются божественными сущностями или богочеловеками. Идея обожествления кого-либо, кроме Аллаха, неприемлема для ислама, несмотря на всю его теологическую гибкость. Да и идея любви ко всем, даже к врагам своим, так широко, почти безгранично принимаемая ныне христианством, опять же в целом неприемлема для мусульманского мира. Убийство неверного в ряде случаев не рассматривается как грех. Платить добром за зло – принцип, не логичный для мусульманина. Есть в исламе и другие отличные от христианских установления: запрет на изображение людей и животных, запрет на употребление спиртного (что греха таить, христианская паства не гнушается обильных возлияний), разрешение на многоженство и т. д. и т. п.

Итак, в идеологии и мировосприятии ислама и христианства имеется довольно много существенных различий. Но являются ли они в принципе уж такими непримиримыми? Вовсе нет. Они просто отражают различия в принципах экономической и трудовой деятельности, в основных жизненных целевых установках, в представлениях о должном земном и горнем устроении, в степени влияния родовых и наследственных принципов на жизнь человека, даже в темпераменте и, если хотите, в этногенетических особенностях, существующих в различных регионах нашей планеты. Эти различия – характерные черты в жизни населения этих регионов, черты, выстраданные многовековой жизнью в каждой региональной зоне.

Несмотря на многовековую борьбу ряда исламских государств с государственными образованиями христианского толка, можно все же сказать следующее. Накоплен большой опыт длительного и довольно мирного совместного существования ислама с православной ветвью христианства. Вспомним здесь хотя бы богатую историю взаимодействий Османской империи с Древней Русью и эпоху существования Орды. Христианская заповедь «не убий» (любого человека) и запрет на убийство человека в ортодоксальном исламе (если этот человек не посягает на убийство мусульманина) вполне согласуются между собой, что, вообще говоря, обеспечивает определенную почву для их мирного сосуществования. Религиозная открытость, откровенное отсутствие запретных религиозных тайн, коллективизм, некоторое единство представлений о рае, идея ожидания нового, справедливого мира, идея самоограничения (в исламе – в форме умеренности), не очень рьяное отношение к частной собственности, призывы к миру и справедливости для всех, а не только для избранных, принятие человека по его вере, а не по национальности – это общие качества как ислама, так и христианства.

Сопоставим ислам с иудаизмом. Здесь мы можем также заметить большое сходство. Это и признание одного единого божества, и идея божественного предопределения, и почитание иудейских пророков, и откровенное поощрение торговой деятельности. Дополняют сходство и такие всем известные установки, как обряд обрезания, отсутствие изображений животного мира и горних сущностей, комплекс единых торгово-скотоводческих норм (запрет на свинину, заклание баранов и т. п.) и еще многое другое.

И все же существует целый ряд важных свойств ислама, которые коренным образом отличают его от иудаизма. Настолько коренных, что они на современном этапе не могут не влиять на взаимоотношения исламских государств со странами, пропитанными духом иудаизма, в том числе с Израилем. Прежде всего надо обратить внимание на важное теологическое отличие. Оно заключается в признании большей веры именно в более позднее Откровение, то есть, по учению ислама, в третье Откровение, данное Богом (Аллахом) большему пророку Мухаммеду. Первое Откровение, совсем древнее – иудейское, второе – христианское. Вот, кстати говоря, почему христианство может быть даже признано более близким к исламу, чем иудаизм. Магия древности в исламе отступает перед лицом большего доверия более позднему, то есть завершающему по учению ислама, Откровению. Это фундаментальнейшая позиция ислама, которую не устранить никакими изощренными мудрствованиями.

Вспомним здесь такое качество ислама, как признание равенства всех пред лицом Аллаха и стремление к устроению справедливости для всех, устроению в исламском понимании, разумеется. Это опять никак не вяжется с идеей «избранности по крови». Принявший ислам становится пусть и начинающим, но все же в значительной степени равным среди равных пред лицом наивеликого Аллаха и уж никак не презренным прислужником.

Дух откровенно проявляемой гордости мусульманина за то, что он мусульманин, открытая демонстрация своего собственного достоинства и силы, а не только внутреннее ощущение этих качеств, боевитость и даже жертвенность некоторых носителей ислама – все это плохо вяжется с поведением типичного последователя иудаизма. Выращенные в недрах иудаизма средства и способы достижений целей имеют мало общего с открытым боем в чистом поле грудь с грудью с прямо стоящим напротив врагом, с массовой боевой жертвенностью. Только в последнее время Израиль стал самостоятельно воевать с исламскими государствами, опираясь на помощь Запада. Но грандиозных успехов он так и не сумел добиться. Плохо вооруженные арабы дают отпор и не позволяют израильтянам спокойно жить.

Еще один момент. Времена величия исламских империй, наверное, канули в прошлое. И все равно исламский мир, несмотря на его некоторую разобщенность, не дает возможности относительно свободно поселиться внутри себя другим религиозным конфессиям.

В итоге можно сделать следующий вывод. Учитывая, что ислам является ныне всеохватной религией для многих стран Центральной Азии, учитывая геополитическую значимость этих стран на пути достижения целей мирового лидера – США, учитывая техническую слаборазвитость этих стран, а также интенсивное заполнение государств западного толка выходцами из Центральной Азии, мы не можем не прийти к выводу, что борьба исламской культуры с культурами западного толка будет продолжаться. При этом будут проявляться все известные и ставшие уже типовыми методологические приемы обеих соперничающих сторон.

Теперь, выявив основные социологические свойства ислама, определив его достоинства и недостатки (опять же с социологических позиций), опираясь на известные общемировые тенденции /14, 54, 55/, мы можем провести оценку его сегодняшнего состояния и сделать пусть и предварительный, но все же прогноз его ближайшего будущего.

Во второй половине XX века и в самом начале XXI века основные конфликты с привлечением боевых сил происходили преимущественно в Азии (Корея, Вьетнам, Афганистан, Израиль, Ирак). Именно в XX веке осуществилось освобождение, пусть и не полное, многих азиатских стран от иноземного ига. В середине XX века возник «переселенный Израиль», и напряженность с этих пор в этой зоне не прекращается. Так что пульс современной региональной борьбы, если так можно выразиться, забился наиболее часто именно на азиатских территориях, в том числе на территориях исламского мира.

В настоящее время этот мир оказался зажатым между другими цивилизациями регионального уровня: с запада – европейской, базирующейся на христианстве, а также на иудаизме, с востока – крупными коренными национальными образованиями (Китай, Индия, Япония и др.), имеющими свои религиозные основания. Только на севере после гибели СССР и явной рыхлости сегодняшнего «подбрюшья» России появилась возможность укрепления ислама. Но Запад уже основательно запустил руку в исламский регион.

Какие стратегические цели преследует он в этой борьбе? Вот эти цели:

1. Подавление Центрально-Азиатского региона, мешающего реализации господства «запланированного» геополитического лидера – США и западному влиянию в целом.

2. Расчистка плацдарма для обеспечения возможности расширения Израиля.

3. Стремление подобраться к странам Большого Востока с суши (Китай, Индия и др.).

Так что борьба «Запад – исламский мир» выглядит в связи с этим не просто как «самостоятельное» дело, а как подготовительная работа перед грядущей борьбой «Запад – Большой Восток» /14/. Расхожее мнение о том, что основной причиной борьбы Запада с исламскими государствами является захват сырьевой базы, не выдерживает серьезной критики. Не погоня за нефтью стала главной причиной ввода американских войск в Ирак в 2003 году. В /56/ сказано, например: «Иракская нефть никогда не была ключевым фактором рынка. Даже в лучшие времена ее добыча не превышала 3 % мирового производства».

Что придает силу исламским государствам в этой борьбе, точнее говоря, какими положительными и отрицательными свойствами они обладают в этой борьбе? Вот какими:

А) положительные:

– широкий охват населения исламской идеологией;

– высокая степень религиозно-нравственной самобытности;

– активность, боевитость;

– непритязательность быта, способность идти на жертву.

Б) отрицательные:

– отсутствие единства религиозных ветвей ислама и отдельных государственных лидеров;

– слабое соответствие темпам развития мировой цивилизации;

– слабые военно-технические возможности;

– оторванность от других религиозных конфессий, мешающая нахождению союзников.

Какие основные задачи тактического характера попытается выполнить Запад в этой борьбе? Очевидно, этими задачами будут следующие:

• максимально разрушить фундамент исламских государств и исламской идеологии;

• исключить возможность использования сырьевых ресурсов государств исламского региона будущему стратегическому сопернику – Большому Востоку, в связи с этим развитие отношений «Россия – Большой Восток» может оказаться крайне плодотворным, отсюда вывод – Россия не является такой уж разменной монетой в мировой игре;

• связать напряженной борьбой христианскую и исламскую паству, придать общемировой характер этой борьбе, навесив на нее самые различные громкие ярлыки типа противостояния «цивилизованный мир – терроризм»; лишить ислам поддержки со стороны других религий мира.

Запад сегодня находится на подъеме, так что с высокой степенью вероятности можно ожидать, что в целом исламский мир потерпит поражение в этой борьбе. Однако полной победы Запада скорее всего не произойдет, население поверженных государств останется в основе своей верным исламу.

Несколько слов в связи с этим о России. Ее задача в данном контексте будет одна – не ввязываться глубоко в эту борьбу. Не ввязываться в хитросплетения различных исламских течений, лучше демонстрировать диалог «ислам – православие» в границах своей страны. Ни христианские ветви Запада, ни иудаизм, ни пропитывание российского населения исламским «менталитетом» не принесут ничего хорошего национальному русскому духу. При всем при том борьба Запада с исламскими государствами окажется не только отсрочкой в его дальнейшем «разбирательстве» с исконно русским духом, но и полезной в плане возможного ослабления и западного христианства, и иудаизма, и ислама. Да, для восстановления здорового русского духа в нынешней России сегодня вполне уместен здоровый эгоизм.

Перейдем к рассмотрению индуизма и буддизма, религий сугубо восточного свойства. Изучение индуизма является важным потому, что это учение донесло до нас основы древней ведической культуры, причем не просто донесло, но оказалось как бы многовековым претворением-воплощением этой культуры на богатой индийской почве. Кроме того, именно учение индуизма в форме брахманизма оказалось тем учением, которое стало исходной точкой возникновения буддизма. Изучение буддизма важно для нас не только потому, что эта религия интересна и уникальна сама по себе, но и, как мы увидим далее, потому, что такое изучение поможет выявить впоследствии историческую дорогу возникновения и развития многих других религий мира, то есть позволит построить своеобразное генеалогическое древо религиозной мысли всего человечества в целом.

Конечно, можно рассматривать индуизм и буддизм отдельно друг от друга, они вполне этого достойны. Но мы этого делать не будем, во-первых, потому, что многие индуистские положения, по сути, будут рассмотрены в разделе, посвященным ведизму, и, во-вторых, потому, что возникновение буддизма нельзя рассматривать отдельно от индуизма.

При анализе религий чисто восточного свойства надобно помнить одно. Мировоззрение человека западного толка если и базируется сегодня на каких-либо религиозных догматах, то в основном находит их на страницах Библии, содержащей комплекс христианских и иудейских установок. Людьми западного толка, как правило, считается, что Ветхий Завет знаменует собой как бы самую исходную, самую «нулевую» точку возникновения мощных религиозных систем в принципе. Но, оказывается, это не так, изучение индуизма, буддизма, конфуцианства и ведизма позволит нам в дальнейшем с неотвратимой уверенностью убедиться в обратном.

Однако начнем все по порядку. Прежде всего, говоря о буддизме, надо учитывать, что буддизм возник не на пустом месте. Первоисточником его возникновения признаются события, связанные с деятельностью его основоположника – великого Будды Шакьямуни. Однако отправными точками буддизма, то есть своеобразными трамплинами, от которых он отталкивался, отчасти не признавая их, являлись установки индуизма и брахманизма, широко распространенные в Индии во времена его возникновения. Поэтому, прежде чем изучать буддизм, необходимо хотя бы в краткой форме перечислить основные религиозные постулаты индуизма и брахманизма, не разделяя их заметно между собой и не акцентируя внимание на всевозможных деталях, которые они успели накопить в веках истории.

И пусть не обижаются на столь краткое изложение основных положений индуизма и брахманизма многочисленные последователи этих религиозных течений. Все-таки эти течения оказались, во-первых, существенно национальными (то есть заключенными преимущественно в рамках одного государства – Индии), а во-вторых, расположенными как бы между двумя основополагающими «крайностями» – ведизмом и буддизмом. К тому же при проводимом на страницах этой книги качественном, не очень детальном и преимущественно социологическом анализе основных мировых религиозных учений подвергать подробному анализу абсолютно все более или менее значимые религиозные течения просто не представляется возможным.

1.4.1. Основные положения индуизма и брахманизма

Главными установками индуизма и брахманизма, так или иначе формирующими социальный облик исповедующего их населения, являются следующие:

1. Ведические первоисточники признаются в качестве священных религиозных книг. Все три высшие касты (см. ниже) были обязаны изучать ведические законы. Посвящение на изучение Вед, исходящее от учителя, рассматривалось как второе рождение человека. Обязанность по сохранению и толкованию Вед лежала на касте жрецов.

2. В обществе утверждаются касты. Справедливость и богоустановленность каст признается незыблемым. Наличие каст есть признание четкой стратификации общества.

Общество делилось на четыре основные касты:

– жрецы-брахманы (носители и хранители высшего знания, ученые, советники высокого ранга, судьи, мудрецы, толкователи учения и земных законов);

– кшатрии (воины, служилые сословия, включая высших иерархов государственной власти);

– вайшьи (мастеровые, мелкие земельные собственники, торговцы, свободные труженики);

– шудры (низовая часть общества, обязанность которой заключалась прежде всего в служении трем высшим кастам); шудры представляли собой большинство представителей коренного населения Индии, им запрещено было прикасаться к ведическому знанию.

3. Утверждается, что каждый человек имеет нетленную душу (атман), которая способна многократно перевоплощаться в различные земные тела после смерти «очередного тела» – вместилища души. Каждое новое земное воплощение души зависит от поведения в предыдущей жизни. Этот постулат является первоосновой учения о карме и переселении душ. Улучшить свою карму для будущего воплощения можно в течение «текущей» жизни.

4. Важное место занимает учение об аватарах, о нисхождениях или земных воплощениях богов. Каждое божество способно иметь земную аватару. Аватарой бога Вишну является Кришна-спаситель (вот вам неплохая аналогия с идеей Спасителя в христианстве, таких аналогий будет далее подмечено предостаточно). Животные тоже могли стать аватарой. Следствием таких представлений являются проявления уважения многих индийцев к представителям животного мира, коровам, обезьянам и др., что, вообще говоря, является самобытным качеством индийской национальной культуры.

5. Важнейшими богами признавались три бога: Брахма – созидатель, Вишну – охранитель, Шива – разрушитель (разрушитель отмирающего старого, а не просто банальный уничтожитель окружающего без всякого разбора). Эти боги олицетворяли собой явление круговорота в природе, охватывали целиком все основные аспекты мироздания от их возникновения до гибели. Поэтому они и понимаются как некое триединое божество.

В брахманизме это триединство Брахмы, Вишну и Шивы охватывается единым богом Ишварой, который осмысливается в данном случае как высший Творец, вечный Божественный Владыка вечной вселенной, как первопричина возникновения мироздания. Кстати, «Ишвара» соответствует названию высшего единого небесного божества в классическом древнеарийском ведизме – богу Сварогу, который также «находит» свое триединство в триаде своих воплощений-богов (см. раздел, посвященный ведизму) и который прежде всего характеризуется своим основным качеством – качеством великого Творца.

В индуизме и брахманизме принцип пирамидальной иерархичности горнего мира выдерживается очень четко. Соображения же о непоследовательности применения данного принципа возникают, скорее всего, в связи со сложным и красочным переплетением свойств множества богов в пантеоне этих учений. Так, к примеру, ближайшими аватарами бога Вишну можно считать следующих богов: Парашурама, Рама, Кришна, Будда, Калка. Здесь следует отметить, что даже в названиях этих божеств чувствуется сильнейшее наследие ведизма, хотя и наследие с заметной трансформацией в результате перенесения «чистого» древнеарийского ведизма на национальную индийскую почву. Так, наименование бога Вишну является трансформацией наименования древнеарийского бога Вышеня (отсюда, скорее всего, и известное сочетание – Всевышний Бог). В названии бога Парашурама улавливается связь с древнерусским богом Перуном. Бог Рама, скорее всего, отражает общий смысл, обозначаемый буквосочетанием «Ра». А вот индийское божество Кришну есть «один в один» то же самое, что древнерусский бог Крышень, хотя многие историки никак не хотят этого признавать /13/. Известно, что в «функцию» русского бога Крышеня входило сохранение, укрывание от уничтожения ранее созданного. Вот откуда и всем известное название «крыша», понимаемое сегодня в различном, но в то же время совершенно однозначном смысле.

Еще один момент. Аватарой бога Вишну является бог Калка. Это грядущий бог, который придет в будущем и установит благодать и порядок на всей Земле. Здесь мы видим сильнейшую аналогию с христианской идеей о грядущем Спасителе, с идеей о втором пришествии Иисуса Христа. Причем бог Калка не есть «самостоятельный» бог, он есть воплощение бога Вишну. То есть грядущий приход бога Калки можно рассматривать как очередное пришествие одного и того же бога (в христианстве – второе пришествие). Здесь мы опять видим, что христианская идея Спасителя оказывается вовсе не новой. Вот почему известный историк Э. Ренан, автор знаменитой книги «Жизнь Иисуса» /32/, пишет, что Иисус Христос не принес какой-либо качественно новой фундаментальной религиозной идеи, что все эти идеи в том или ином виде существовали ранее. Он даже свел всю суть учения Христа к одной простой формулировке: «Любовь к Богу, милосердие, взаимное прощение – вот весь его закон» /32/.

Обилие божеств предполагает и обилие религиозных установлений и запретов. В индуизме и брахманизме получила сильное развитие практика совершения ритуалов, в том числе принесение всевозможных жертв. Здесь надо не забывать, что жертвоприношения в индуизме и брахманизме были бескровными, они не связаны с умерщвлением каких-либо живых существ, а только растений. Вообще пища древних ариев, то есть ведическая пища, была преимущественно вегетарианской (см., например, /57/). Этим обеспечивалось здоровье и долгожительство многих поколений древних людей.

В этих учениях признается существование высшей духовной субстанции – Брахмана. Наш земной мир является как бы одной из стадий «развертывания» этой высшей субстанции. Такие представления дополняются идеей о единстве мира. Это единство выражается в понятии о Мировой Душе, которая является как бы суммой отдельных неделимых душ (атманов) всех живущих на Земле. Квинтэссенцией учения брахманизма является тезис о слиянии атмана и Брахмана, что выражается в известной формуле «тождество атмана и Брахмана». Как это следует понимать? Эта формула подразумевает слияние индивидуальной человеческой души (атмана, подлинного своего «Я», воплощенного на данном этапе жизни в определенное земное тело) с вечно существующей высшей «духовно-космической субстанцией» /58/. Слияние личного «Я» с высшей космической субстанцией, достигаемое в течение земного бытия человека, и являлось высшим прижизненным блаженством.

То есть блаженство в миру признается здесь вполне возможным. Поэтому достижение состояния, когда человек становится Брахманом, и является одной из целей земного существования. При этом считается, разумеется, что человеческое воплощение есть благая форма рождения и что брахманы – лучшие из людей.

Но что нужно делать для того, чтобы осуществилось такое слияние личного «Я» с высшей субстанцией? Здесь предлагаются следующие средства, кстати присутствующие в буддизме:

• приобщаться к высокому знанию, устранить неведение;

• отказаться от многих земных страстей и влечений;

• подвергнуть себя нравственному очищению.

Итак, в основе этого пути лежит практика самоограничения, постижение истин высокого знания и поддержание нравственной чистоты. Прежде всего состояние брахмана требует достижения совершенного знания. Достигший этого знания уже «не родится никогда более в мире страданий» /3/. При этом настоящий брахман должен полностью очиститься, то есть отказаться от земных желаний и страстей. Отметим этот последний момент, так как он полностью был взят на вооружение буддизмом.

Комплекс же практических деяний, который должны выполнять простые люди, был достаточно простым. Это жертвоприношения богам, исполнение ритуальных очищений, в том числе постов, паломничества к индуистским богам. Но это, разумеется, только начало дороги в цепи перерождений к достижению состояния Брахмана.

Учитывая то огромное внимание, которое в буддизме уделяется явлению мирского страдания (см. ниже), следует остановиться на оценке этого явления в индуизме и брахманизме. Здесь страдание признается как мирская данность, причем причиной страдания считается неведение и грех, в том числе бездумное следование своим влечениям. Однако на страдании не делается особого акцента, здесь оно уравновешивается праведной жизнью и участием в ритуалах. Более того, страдание прижизненно побеждается достижением состояния Брахмана. Причем этому состоянию Брахмана соответствует не только освобождение от страдания, но и достижение высшего прижизненного блаженства (чего у буддизма нет).

Теперь, после рассмотрения основных постулатов индуизма и брахманизма, остановимся на идее перевоплощения, переселения душ, на идее «колеса перерождений» или, говоря по-иному, на идее реинкарнации. Современная историческая наука по этому поводу склоняется к мнению, что идея реинкарнации перешла в буддизм от древних местных верований /3/. Считается, что уже в незапамятные времена у древних дравидов существовали представления о реинкарнации. Это стереотипное мнение базируется на том, что якобы древнеарийская ведическая система была нацелена прежде всего на окружающий земной, а не небесный мир.

Но так ли это? Даже если положить, что эта идея широко распространилась в Индии именно в брахманистский период, нельзя не учитывать следующие обстоятельства:

• брахманизм утверждает и поддерживает кастовую систему, в которой высшее и господствующее положение занимали брахманы, то есть выходцы из древнеарийской ведической аристократии; тогда следует признать, что эта идея была, по крайней мере, развита и укреплена именно высшими эшелонами арийской аристократии; а часто ли случалось в истории, чтобы господствующая каста руководствовалась чужими идеями туземного покоренного населения? Практически никогда; • древнерусская ведическая вера в эпоху брахманизма была уже основательно проработана, она предусматривала наличие сложной структуры мироздания и содержала в себе комплекс фундаментальных религиозных идей, большинство из которых мы в самых различных вариациях и трансформациях находим в других религиях (об этом см. ниже).

Но это довольно общие соображения. Приведем по этому поводу более конкретные доводы. Возьмем текст Вишну-Пураны /59/. Это довольно древний источник, который в мировой науке признается как очень авторитетный. Он содержит в себе комплекс основных идей, напрямую исходящих из аксиоматических постулатов ведизма, и считается одним из основополагающих документов индуизма. Отметим основные куски текста Вишну-Пураны, наиболее четко выражающие идею реинкарнации. Для наглядности выпишем их в порядке упоминания по тексту, при этом ограничимся только примерно половиной текста Вишну-Пураны (этого будет достаточно). Тогда получим следующее /59/:

«Вновь и вновь закатываются и возвращаются в мир луна, солнце и иные планеты, но не возвращаются в мир те, кто про себя повторяет двенадцатисложную хвалу Богу»;

«Подобно тому, как Хозяин мира… рождается в образах различных аватар, так и его подруга Шри»;

«Какое бы обличье ни принимал Вишну – божественное или человеческое, она также принимала соответствующий образ»;

«Царь расположен к Суручи за ее заслуги в прежних рождениях»;

«О боги, давайте быстро проникнем в лоно Адити и родимся в следующей манватаре»;

«Все эти тридцать три сонма божеств вновь и вновь рождаются согласно своему желанию в конце каждой тысячи юг»;

«Иные боги существуют четыре юги, иные – манватару»;

«Твоей милостью да будут у меня в последующих рождениях достославные мужья…»;

«Мертвые обретают новые рождения, и это не может быть иначе…»

Рассматривая эти упоминания, можно отметить следующее:

– во-первых, здесь мы имеем дело с перерождением не только людей, но и богов;

– во-вторых, имеет место сильное развитие идеи всевозможных перевоплощений (аватар), что подразумевает существование идеи перерождения в принципе.

Если в индуизме и брахманизме идея многообличий-перевоплощений-многопроявлений раскрывается широко и ярко, если она так подробно «иллюстрируется» в многочисленных религиозных текстах и изображениях, то в целом ряде других религий мира она выражена довольно слабо или завуалирована. В христианстве, иудаизме и исламе, например, эта идея не нашла развития. Но и здесь присутствует появление Бога или его посланцев избранным людям в различных обличьях, и здесь есть борьба древнего праотца с самим Богом (начало Ветхого Завета), и здесь есть приход Бога в гости к усердному праведнику в виде трех путников-ангелов («Троица»), и здесь есть многоявления Матери Божией в христианском православии.

Так вот откуда проникли эти идеи в христианство! Так вот откуда так называемые древнегреческие воплощения богов, включая самого Зевса, в людей и даже животных, вот откуда рождение Афродиты из пены морской. Кстати, в индуизме аналогичное рождение было осуществлено не из воды, а из молока /59/. Так вот откуда этот «эффект непознаваемости» Троицы! Этот эффект «объясняется» в христианстве признанием невозможности осмысления человеческим разумом этого явления, то есть широкого многообличья высших божественных сущностей. В ведизме и индуизме этот эффект прост и понятен.

Идея перерождения, в том числе идея многорождаемости человеческих душ, пронизывает в качестве религиозной аксиомы всю текстовую часть Вишну-Пураны (как, впрочем, и другую древневедическую литературу). Причем, что очень важно, она пронизывает текст Вишну-Пураны как само собой разумеющаяся и уже давно понятная всем истина. Эта идея здесь даже не утверждается, а как бы считается уже давно принятой. То есть при чтении Вишну-Пураны она воспринимается как данность, понятная всем.

Поэтому с очевидностью можно утверждать, что такая глобальная идея, как идея реинкарнации, не могла прийти из каких-либо местных верований. Нет, она появилась задолго до своего «брахманистского воплощения», то есть эта идея целиком принадлежит ведизму. Здесь следует отметить, что этот вывод нами был получен без использования других ведических источников исключительно древнеарийского или древнерусского происхождения.

Кстати, эта идея не могла быть выдвинута древними ариями в качестве особо важной. Говоря современным языком, это не есть та идея, которую бы они откровенно афишировали. Почему? Да очень просто. Согласно древнерусским религиозным представлениям, все русичи мужского пола «по рождению» были сынами Божьими, в посмертии многие из них переходили на небо под руководство бога Перуна, где они составляли Святое Воинство /17/. Так что им, образно говоря, не опасно было «крутить» колесо перерождений, реинкарнация в виде животного или даже неодушевленного предмета им не грозила (разумеется, если они не совершали страшных преступлений). Однако поскольку души умерших русичей, сынов Божиих (вот откуда появился термин – сын Божий), составляли это верховное воинство, совсем не исключалось не только их вмешательство в дела живущих на земле их родичей, но и, скорее всего, появление этих душ вновь на Земле в новом человеческом обличье.

Отзвук этой идеи мы можем найти в виде легенд об описании сражений, в которых представители Святого Воинства изображались как активные их участники. Типичным примером здесь служит легенда о знаменитом Мамаевом побоище. Вот откуда появлялись древние иконы, в которых изображается многочисленное Святое Воинство, наполненное образами русских воинов. Происхождение этих икон, вообще говоря, не совсем христианское.

В дополнение к этому надо отметить, что идея реинкарнации присутствует не только в индуизме, брахманизме и буддизме. Так, например, в исламе, отличающемся, как мы уже говорили выше, высокой собирательностью по отношению к другим религиям и, соответственно, стремлением к всеохватности, тоже присутствует идея реинкарнации. Оказывается, по учению ислама, после смерти достойно проведшего свою жизнь правоверного ангелы представляют его душу пред лицо Аллаха, после чего он может воплотить эту душу в новое человеческое тело. При этом, однако, мы имеем дело с перевоплощением ограниченного свойства – человека опять в человека (заметьте, как в ведизме).

Отметим здесь еще один интересный момент, связанный с вышеприведенной цитатой из Вишну-Пураны, а именно со словами «…повторяют двенадцатисложную хвалу Богу». Здесь содержится прямое указание на двенадцать частей основной молитвы, воздающей хвалу Богу. А какая основная молитва христианства? Известно – «Отче наш». А как она читается? И здесь «вдруг» оказывается, что при чтении этой молитвы каждый молящийся, как бы поддерживая ритм этой великой молитвы, делит ее (может, и неосознанно) на двенадцать смысловых частей, выделяя определенные паузы между ними. Мы читаем эту молитву так:

Отче наш (обращение к Богу)

1. Иже еси на небесех…

2. Да святится имя Твое

3. Да приидет Царствие Твое…

4. Да будет водя Твоя

5. Яко на Небеси…

6. Так и на земли

7. Хдеб наш насущный…

8. Даждь нам днесь

9. И остави нам долги наша…

10. Якоже и мы оставляем их должником нашим

11. И не введи нас во искушение…

12. Но избави нас от лукавого.

А далее добавляются еще 4 части:

Яко Твое есть Царствие, и сила, и слава

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа

И ныне и присно,

И во веки веков, аминь

Здесь надо отметить, что последние 4 части являются поздними добавлениями к первозданному тексту молитвы, данной самим Иисусом Христом.

Что же мы имеем? Основной текст молитвы построен по ведическому канону, его двенадцатисложная ритмика и передает всю глубину, прелесть и полноту молитвы. А добавленные слова, состоящие из четырех частей (4 – символ креста), как бы завершают ее, придают ей мощь и силу всераспространения (последние слова и имеют такой смысл). Ведь известно, что четырехконечный крест является древним ведическим символом, символом всераспространения, единства и завершенности /6, 17, 26/.

Вот как много интересного можно почерпнуть, анализируя древние первоисточники.

Кстати, еще одно маленькое замечание. Европейская теологическая мысль дальше понятия однократного земного существования человека и существования человеческой души с последующим ее перенесением в иномир так и не пошла (кстати, довольно простого перенесения: либо в рай, либо в ад, ну еще в чистилище у католиков). В глубине Востока все по-другому, там сохранились крупицы древнего ведического знания. Буддизм же пошел еще дальше, он как бы разбил единство и сохраняемость души, он разбил ее на составные элементы, признавая ее существенно делимой сущностью. Но об этом чуть позже.

Если в краткой форме с исторических позиций охарактеризовать брахманизм, то можно сказать следующее. Брахманизм является этапом трансформации ведической древнеарийской, взращенной в огромных массах местного населения. При вживлении первозданной ведической культуры в национальную местную почву нужно было создать идеологию, позволяющую разделять общество на касты. Идея кастовости общества не могла не возникнуть в эпоху древнеарийского меньшинства, находящегося в колоссальных объемах разновеликих общин местного населения. Необходимо было как-то сдерживать ассимиляцию. В том числе необходимо было и говорить о возможности последующего рождения привилегированных ариев на более низких уровнях, если они совершали неблаговидные деяния.

К такого рода деяниям относилось скорее всего и смешение с туземным населением. Размывание древнеарийских корней рассматривалось как большой грех. С другой стороны, нужна была идеологическая концепция, позволяющая за благовидные дела лучшим представителям туземного населения постепенно подниматься в колесе перерождений все выше и выше, теоретически вплоть до положения брахмана. Поэтому такой идеологический базис и был детально проработан, а в основании этого базиса и были положены две идеи – идея кастового строя и идея реинкарнации. Вот тогда-то, скорее всего, идея реинкарнации и стала такой особо заметной и особо значимой и в индуизме, и в брахманизме.

Однако пойдем далее.

Суть концепции индуизма в практической сфере бытия человека сводится к следующему:

• основные мирские обязанности живущего:

– следовать дхарме (комплексу нравственно-религиозных установлений, соответствующих определенному иерархическому уровню живущего);

– выполнять жертвоприношения и ритуалы;

– уважать Веды, изучать их (для высших каст);

• основные ценности живущего на Земле: дхарма (познание дхармы считается ценностью), богатство, наслаждение, Освобождение (уход от страданий и перерождений в сансаре, то есть переход в высшие миры);

• целевые установки, которыми должен руководствоваться всякий живущий: улучшение кармы (путем соблюдения соответствующих норм, жертвоприношений и т. п.) с последующим достижением Освобождения;

• основные пути достижения целей:

– духовное стремление к Вишну и к его воплощениям;

– отрешение от своей эгоистической индивидуальности;

– отрешение от соблазнов земного мира;

– практика йоги (в том числе как «обуздание жизненных дыханий» /59/);

– приобщение к высокому Знанию.

Основным средством преодоления ненависти между людьми считается вера во Всевышнего (Вишну). Трактуется это так – мир наполнен страданием, поэтому всякий, имеющий истинное Знание, не будет испытывать ненависти к страдающим существам, находящимся в глубоком Заблуждении, в том числе и к своим врагам; а если люди живут без ненависти, то всякому, знающему истину, следует возрадоваться, так как сие есть плод их благости.

Эти установки в сжатой форме представляют собой социальную суть концепции индуизма.

Теперь полезно будет отметить несколько слабых мест индуизма (с социологической точки зрения, разумеется) и брахманизма, которые во многом повлияли на зарождение конкурирующей религии – буддизма:

1. Для сохранения высокого ведического знания были созданы мощные социальные перегородки – касты, резко отделяющие избранные верхи общества от его низов. После арийского завоевания ставилась цель надолго сохранить в первозданном виде основы учения. Однако, учитывая крайнюю малочисленность высших арийских эшелонов и неизбежную при этом хотя бы медленную ассимиляцию древних ариев, а также нежелание широко и по-рабски эксплуатировать местное население (что противоречит древнеарийскому духу вообще), кастовый строй с неизбежностью должен был «размягчаться». Вопрос «размягчения» стал вопросом времени. Но времени этого оказалось очень много, много более тысячелетия. Затем в соперничестве с другими цивилизациями и идеологиями индуизм и брахманизм были потеснены. Чрезмерная элитарная консервация любого учения без мощной пропитки этим учением всех без исключения сословий общества, как известно, рано или поздно, но приведет к его относительному ослаблению.

В чисто теологическом плане эти учения содержали некоторые положения, которые можно в определенной степени считать теоретическими недоработками. Они-то и были подвергнуты резкой критике со стороны нарождающегося буддизма. В разряд таких недоработок попала индуистская идея бога-творца, которая являлась одной из основополагающих идей ведизма и индуизма. В брахманистской интерпретации этой идеи мотивировкой бога-творца при творении мира объявлялось то, что бог-творец (Ишвара) творит мир для своего наслаждения. Именно такое понимание творческого начала и подверглось резкой критике со стороны буддизма. В трактовке буддизма из этой идеи якобы следует, что присутствующее в мире страдание тоже является результатом наслаждения высшего божества. Этот теологический момент был выставлен буддизмом на арену религиозной борьбы как теоретическое противоречие брахманизма и раздут им в споре с брахманизмом и ведизмом до огромных размеров. Подверглось резкой критике и указание ведизма на невозможность познания до конца всех законов мироздания смертным человеком. Это положение трактовалось как невозможность постижения истинной цели человеческой жизни, как невозможность прижизненного достижения высшего духовного состояния для человека. Отсюда следовала мысль о якобы ошибочности Знания в индуизме и брахманизме. Все это, разумеется, логические «выверты», но они были использованы буддизмом, как говорится, «на всю катушку».

2. Большое число ритуалов, практикуемое индуизмом и брахманизмом, стало основанием для формирования критического отношения как к этим религиозным направлениям в целом, так и к совершению ритуалов вообще. Ритуалы, широко распространенные в народной среде, стали восприниматься как деяния, совершаемые без должного духовного пафоса, то есть формально. При этом индивидуальное духовное развитие (индивидуализм всплывает наружу) объявлялось первоосновой человека, оно было поставлено много выше ритуалов. Со временем исполнение ритуалов стало подвергаться со стороны буддизма жесточайшей критике.

3. Подвергся критике и ряд практических действий со стороны религиозных деятелей брахманизма. Так, в Древней Руси отчуждаемая от каждого члена общества на общие или государственные нужды часть создаваемых им ценностей определялась всем известной десятиной (1/10 часть). В эпоху брахманизма в Индии эта часть составляла уже 1/6, причем она отчуждалась непосредственно в пользу брахманов. Такое положение объективно должно было вызывать недовольство, что было активно использовано нарождающимся буддизмом.

1.4.2. Зарождение буддизма. Будда Шакьямуни

Прежде всего следует хотя бы в краткой форме отметить основные столпы буддизма, тем более что эти столпы не очень-то легко воспринимаются людьми западного толка. Мы не будем на страницах этой книги разбираться в огромном письменном наследии, принадлежащем буддизму. Объем этого наследия настолько огромен, что всякий, кто не знаком с культурой Востока, в нем просто заблудится. Не следует удаляться от поставленных в работе целей.

Поэтому, как это было сделано при анализе ислама, остановимся на исходной точке буддизма, то есть на главных моментах жизни самого Будды Шакьямуни, родоначальника буддизма. Будда Шакьямуни был выходцем из привилегированной касты кшатриев. Первую часть своей жизни он провел в комфортных, изнеженных условиях. Если верить преданию, его окружение всячески оберегало его от столкновения с неприятными и болезненными моментами человеческого существования. Все это не могло не повлиять на формирование основ нового учения. Оно и повлияло, причем повлияло в самой что ни на есть сильнейшей форме. Столкновение с грубой реальностью у всякого чувствительного человека, первоначально ведущего изолированную от тягот бытия жизнь, не может не породить особый, можно даже сказать, животрепещущий интерес к проблеме земных страданий.

Вопрос о страдании красной нитью проходит через все учение буддизма, этот вопрос становится как бы его краеугольным камнем. Можно даже сказать, что победе над страданием и посвящено все это учение. Многие другие проблемы бытия, в том числе проблемы чисто социального свойства, остаются вдалеке от костяка идей буддизма. Найти благой путь, устраняющий земные страдания, – вот так ставилась главная задача. При этом земная благодать рассматривалась именно как прекращение страданий, а не как испытание глубокой мирской радости, счастья земного бытия и т. п. Страдание же понималось очень широко, как «неотъемлемое свойство круговорота рождений» /58/, то есть считалось, что оно присуще бытию вообще, и земному, и космическому. Таким образом, страданием пропитывался и земной, и адский, и даже горний мир. Вот такое, скажем прямо, доминирующее значение приобрела проблема страдания в буддийском учении. Вот такая логическая цепочка протянулась от личной судьбы Будды Шакьямуни до первооснов буддийского учения.

Итак, первоначально Будда Шакьямуни вел изнеженный образ жизни, был богат и, скорее всего, неплохо образован. Затем в своем религиозном порыве он отринул и богатство, и изнеженность. Сначала он пошел путем аскетизма, пытаясь в изнуряющем самоограничении найти разрешение своего главного вопроса. Семь лет он подвергал себя аскетическим процедурам и не достиг ожидаемого результата /13/. Вообще говоря, аскетизм, если он осуществляется в период сомнений, в начальный период духовного поиска, а не в период, следующий за уже принятой сознанием аскета доктриной, оказывается бессильным и даже способным выработать ответную негативную реакцию со стороны начинающего последователя. Ведь аскетизм, по большому счету, есть лишь приземленный инструмент для развития уже сформированной высокой духовности.

Итак, практика аскетизма не дала удовлетворения Будде Шакьямуни. И тогда он выбрал так называемый срединный путь – без роскоши и ярких наслаждений, но и без сознательного истощения природных сил и потребностей. Это и стало толчком для формирования в буддизме представлений о благодати умеренности, в том числе умеренности в чисто житейском плане.

Следует отметить, что религиозный поиск Будды Шакьямуни был направлен не столько на самого себя, сколько на окружающих его людей. Он пытался найти дорогу истины для всех без исключения человеческих созданий, а не каких-то отдельных пластов общества. Вот почему буддизм был по сути антикастовым учением, он был религией всех, прежде всего религией масс против брахманистской власти. При всем при том он был первоначально религией, выказывающей исключительно пассивное сопротивление. Сама собой напрашивается аналогия с христианством в период его становления. Иисус Христос тоже апеллировал к простым смертным, он тоже выступал против фарисеев-книжников, выступал за равенство всех перед Богом. Он не призывал к социальному неповиновению или к борьбе с оружием в руках, а говорил прежде всего о внутреннем состоянии человека, о его сознании.

Здесь нельзя не сказать о том, что, согласно древним преданиям, Иисус Христос некоторое время провел в путешествиях по странам Востока. Во всяком случае, известно, что буддизм уже задолго до христианства прочно укоренился в одном из самых цивилизованных центров Средней Азии, в столице Персии, и что путешествующие буддийские проповедники не могли не занести элементы буддийской идеологии на территорию Древней Палестины /32/. Иисус Христос знал основы буддизма или, по крайней мере, был знаком с ними, то есть его проповеди могли питаться новыми для того времени идеями, рожденными в недрах буддизма.

Будда Шакьямуни был вполне земным человеком, он умер мирно, своей смертью, без всяких чудес и каких-либо особых явлений (без распятия, вознесения на небо и т. п.). Его никто не убивал, никто на него не покушался, его кончина не произошла в связи с какой-либо борьбой. Все это нашло отражение в том, что его учение не отличается духом агрессивно-активным и воинственным. И хотя впоследствии он был наделен статусом божественности (культ Будды именно как культ бога в простом народе сильно развит, простоту миропонимания и идею персонифицированного верховного существа искоренить из сознания народных масс довольно трудно), все же его место в учении буддизма не соответствует понятию бога.

1.4.3. Основы буддизма

Теперь мы подошли к важному моменту, который обычно не выделяется историками в качестве основного. Тем не менее его следует поставить в первый ряд. Речь идет о том, что буддизм появился на свет и активно проявился в истории прежде всего как религия отрицания основ индуизма и брахманизма, отрицания Вед и дискредитации многих обрядовых установлений. Причем буддизм заострил свою энергию отрицания на ведических положениях, хотя он и боролся в практическом плане прежде всего с брахманизмом.

Здесь следует остановиться и высказать следующую точку зрения, которая впоследствии найдет свое подтверждение. Она заключается в том, что многие религии мира тоже родились из толчков отрицания или хотя бы существенного изменения фундаментальных основ ранее существующих религий. Последнее отчасти относится и к христианству, и к исламу, и к иудаизму. Но если христианство и ислам не полностью отрицали первоосновы «старого» наследия, то буддизм проявился в самом своем начале именно как религия отрицания.

Перечислим религиозные положения, которые ставят буддизм на идеологическую платформу, явно отличную от многих других мировых религий:

• в буддизме, по сути, отсутствует высшее божество, владычествующее над всей системой мироздания, многие даже называют буддизм религией без бога;

• буддизм отрицает акт первосотворения мира как исходную точку всего мироздания, при этом конкретно отрицается существование бога Ишвары – творца вселенной;

• буддизм отрицает существование вечной неизменной души (атмана); им вообще отрицается вечное существование чего бы то ни было, все в нем крутится в колесе перерождений, главное – он не признает существования персонифицированной верховной целенаправленной воли во всех «оборотах» колеса перерождения;

• постулат о страдании становится краеугольным камнем учения, практически во всех мирах признается его наличие; утверждается, что никакого конечного блаженства вообще не существует, тем более оно невозможно на Земле.

Безусловно, отрицание таких основ, которые являются первичными в ряде мировых религий, показывает, что буддизм должен, с одной стороны, заметно отличаться от этих религий, а с другой – что он своим острием должен быть направлен в сторону той религии, которая существовала на момент его возникновения. Им оказался брахманизм. Помимо того, что сказано было выше, буддизм в отношении брахманизма выступал со следующих позиций:

1. Буддизм выступал против кастовости, устанавливаемой брахманами, утверждая равенство всех, находящихся в колесе перерождений, на пути восхождения вверх.

2. Злоупотребления иерархов брахманизма подверглись резкому осуждению. Подвергся осуждению, к примеру, обычай «госава», предусматривающий внебрачные половые контакты ради обретения мужского потомства среди высших каст индийского общества. В этом обычае, однако, все-таки было рациональное зерно. Если рассматривать задачу сохранения родовой чистоты, надежного продолжения рода по мужской линии в качестве одной из главных задач, то обычай «госава» можно считать не таким уж и греховным, как бы мы ни стремились его очернить с позиций нашей сегодняшней «цивилизованной морали».

3. Буддизм выступал против практики ритуалов, прежде всего против жертвоприношений.

4. Он выступал против Всевышнего Бога и высокой значимости многих других богов; здесь надо, однако, помнить, что буддизм не отрицал существования богов как таковых, но утверждал, что они не могут помочь людям в плане улучшения их собственной кармы.

Главным источником зла буддизм считал ведизм /58/. Именно ведизм в его брахманистской «интерпретации» и приводит, по мнению сторонников буддизма, ко всем негативным проявлениям в обществе: к воровству, убийствам, лжи, к преждевременной смерти, прелюбодеяниям, хищениям и т. п. На ведизм навешивались все собаки, его упрекали во всех грехах. Ненависть к ведизму (это так, хотя в буддийской практике вроде бы не принято считать ненависть благим чувством) и являлась одной из важнейших черт буддизма, проявленной на заре его возникновения и сформировавшей многие его последующие черты.

Однако что же сам буддизм? Что он предложил нового взамен старого? Привел ли буддизм к повышению благосостояния подопечных ему народов, укрепил ли их социальное единство и государственность, способствовал ли расширению государственных территорий, пропитал ли он собой огромные массы населения? Победил ли он ведизм, индуизм и брахманизм в плане социального переустройства, то есть, как говорится, положил ли он их «на обе лопатки» и вытеснил с мировой арены? Или он переделывал лишь духовный мир человека, не занимаясь, по сути, социальными проблемами? Пора дать ясный ответ.

Буддизм, выступивший на арену истории с резкой критикой ведизма, индуизма и брахманизма, с отрицанием их основополагающих ценностей, не стал бороться с ними активно направленными социальными методами. Он фактически ушел от них в другую сферу, в сферу асоциальную, в сферу индивидуального сознания и индивидуально-безличностного бытия (вот такой сугубо буддийский алогизм). Произошла не победа нового над старым, а произошел исход из старого в иную область, не сильно охваченную вниманием этих «старых» религий.

Таким образом, ожидать, что буддизм может предложить нам нечто новое в плане лучшей организации человеческого общества, не стоит. И хотя некоторые принципы совместного проживания людей были буддизмом все же предложены, никакого целостного учения по поводу построения социальных систем в буддизме не найти. Буддизм не победил ведизм, он ушел от него в сторону, заняв свою собственную нишу. Противопоставить ведизму новый порядок земного социального устроения буддизм не смог, да и не мог. При всем при том он с успехом заимствовал очень многие религиозные установки своих «предшественников». Так, например, факт заимствования буддизмом таких идей, как идея кармы и идея реинкарнации, признается большинством современных историков.

Вероятнее всего, резко отрицательная позиция буддизма к ведическому наследию и позволила ему более основательно обустроить свои собственные идеи. Так что если смотреть на буддизм с объективно-исторических, а не с предвзятых религиозно-мистических позиций, то историческую суть его многовекового пути можно свести к следующему:

• отрицание ведизма;

• выработка собственных идей на базе этого отрицания;

• заимствование и некоторая переработка наследия ведизма, индуизма, брахманизма;

• уход в сторону, поиск и развитие своей собственной религиозной ниши;

• интенсивное развитие этой ниши.

Выдвинув явление страдания на передний план, буддизм занялся разработкой учения об этом явлении, о причинах его возникновения и средствах ухода от него. И здесь в полной мере воплотилась длительная и поистине мучительная работа по поиску путей выхода из страданий самого Будды Шакьямуни. В религиозном исследовании проблемы страдания буддизм превзошел все другие религии мира. Более того, явление страдания оказалось тем самым стержнем, вокруг которого строилось это учение. Акцентируя внимание на страдании, буддизм подразделяет его на три основных вида:

1. Обычное мирское физическое и душевное страдание.

2. Страдание перемен, связанное с возникновением новых трудностей и новых ситуаций при проявлении собственной активности любого существа в процессе его роста.

3. Страдание нестабильности, связанное с изменениями, приходящими извне.

Последние виды страданий, согласно буддизму, могут присутствовать и среди богов, где обычное мирское страдание отсутствует.

Полагая, что мироздание состоит из трех уровней (чувственный мир, мир «форм», мир «не-форм» /58/), буддизм, по сути, утверждает принцип всеобщности страдания на всех уровнях. Величие Будды Шакьямуни, согласно учению буддизма, как раз и заключается в том, что он понял «всеобщность» страдания, узнал его причину, а затем, устранив причину, победил его. Так он приобрел духовную высоту и мудрость, стал архатом.

Конец ознакомительного фрагмента.