Аналитика как интеллектуальное оружие. Глава I. Истоки, сущность, структура и задачи аналитики (Ю. В. Курносов, 2012)

В этой главе рассмотрены истоки аналитики и её роль в культурном и государственном строительстве, некоторые эзотерические корни аналитики, связанные с традицией. Дана общая характеристика комплексной научной дисциплины под собирательным названием «аналитика», призванной обобщить разнообразные подходы к анализу информации, выработанные в различных отраслях научных исследований.

Введено определение аналитики, сформулированы общие и частные принципы аналитической деятельности, сделан краткий обзор базовых аналитических технологий и раскрыты основные задачи аналитического обеспечения управленческих процессов.

В описании эзотерических истоков аналитики, то есть знания, доступного в прошлом лишь жрецам и немногим посвящённым, раскрываются особенности традиций западной, восточной, российской аналитики, и главным для меня было показать не то, в чём эти протоаналитики расходятся, а выделить то общее, что скрывается за их внешними формами. Я стремился доказать, что за видимыми различиями всегда скрыты сущностное ядро и некоторая универсальная технология работы с информационным материалом, скажу больше – с информационным полем, и что за различными внешними оболочками формализации, систематизации, моделирования и иных способов обработки информации стоят универсальные фундаментальные принципы, их должен знать каждый, занятый обработкой информации.

Понятно, что термины китайская аналитика или русская аналитика достаточно условны, и речь всего лишь идёт о форме представления единого явления. Аналитика же, по сути, едина, существуют лишь специфика, ментальные традиции, национальные особенности, которые для краткости можно обозначить таким образом. Ясно, что как нет математики для сельского хозяйства и математики для промышленного производства, так нет мужской аналитики и женской (кроме анекдотов).

Логика рассмотрения поставленной проблемы была следующей:

– выделить и кратко охарактеризовать все известные традиционные школы аналитики;

– по возможности исследовать средств и методы каждой из них с выделением внутреннего сущностно-смыслового ядра и ключевых характеристик;

– сопоставить эти ядра с универсальными свойствами, присущими аналитике вообще.

Такое сравнительное исследование в широком культурно-историческом контексте с выходом на современные технологии обработки информации необходимо, чтобы читатель понял, откуда возникла современная аналитика, и чтобы выделить всё позитивное, применимое в условиях современной России. Естественно, выполнить эту задачу одному человеку очень сложно, поэтому, надеюсь, читатель, даже если и увидит некоторые недостатки, оценит по достоинству полученный результат.

По существу, вся история цивилизации – это история эволюции научного знания. Постепенно всё человечество осознаёт, что интеллект становится ресурсом, всё в большей и большей мере определяющим качество жизни общества и человека в нём, и Россия среди других стран должна возглавлять это движение, а не плестись в хвосте. По мнению ряда аналитиков, в настоящее время можно говорить о глобальном интеллектуальном переделе мира с жёсткой конкурентной борьбой отдельных государств за преимущественное обладание интеллектуальными ресурсами, в первую очередь – высокоодарёнными людьми, потенциальными носителями нового знания. Ректор МГУ им. М.В. Ломоносова академик В.А. Садовничий отметил «Уровень интеллекта нации – вот что определяет сегодня место того или иного государства в мировой табели о рангах» [Садовничий 99].

Да, ценность интеллектуальной продукции неуклонно растёт, но ведь интеллектуальная продукция бывает разной. Это может быть очередная головокружительно сложная, но следующая в общем русле технология, или же достаточно простая, но нетривиальная идея, позволяющая совершить технологический прорыв. Задача состоит не только и не столько в генерации идей, сколько в том, чтобы с их помощью было найдено разумное, полезное, оригинальное и рациональное (оптимальное) решение, доведённое до логического завершения – до реализации своей полезности. И здесь аналитика является инструментом, способным помочь человеку творческому вычленить именно тот блок проблем, над решением которых действительно стоит поломать голову с пользой для себя и для общества.

Для любого государства важны амбициозные задачи, рассчитанные на длительную перспективу. Аналитика должна способствовать формированию стратегического целеполагания и направлений развития государства и общества.

Индия на экспорте программного обеспечения зарабатывает в год 40 млрд долл. Это в 4 раза больше, чем зарабатывает Россия на продаже вооружений, хотя наши разработки сопоставимы по уровню. Однако наша институционально-налоговая система вынуждает этих высококлассных специалистов покидать родину, не позволяя им оставаться в своей стране, а вот программисты из Бомбея имеют такую возможность. В результате многие наши специалисты просто работают по заказам из-за границы, активно используют зарубежные гранты с надеждой перебраться в Silicon Valley. Всё построено на аутсорсинге (живя здесь, реально работают там), есть и подставные структуры, оффшорные махинации. Этот сегмент как раз ценится и достаточно развит.

В целом, у нас по-прежнему интеллект не в почёте, и, как следствие, нет аналитических центров (англ. think tanks, фабрики мысли) по анализу настоящего и проектированию будущего. Продолжают наноситься удары по наиболее интеллектуальным центрам. Недавнее сокращение ГРУ Генштаба Минобороны России в 4 раза (привело к увольнению до 2300 офицеров только из Центрального аппарата (Аквариума).

Здание ГРУ со сплошным остеклением части фасада, как и то, что там происходило, стало известным как «Аквариум» сначала в узком кругу своих, а затем получило всероссийскую и мировую известность благодаря одноимённой книге Б.Н. Корзуна (псевд. Виктор Суворов) в жанре исторической сенсации [Суворов 11].

Большинство аналитиков в Сети сокращение аппарата ГРУ связывает с боязнью обнародования компромата на представителей российской «элиты», который могли бы «слить» осведомлённые аналитики ГРУ. Эти версии похожи на правду.

В истории много примеров, когда намечались и достигались долговременные стратегические цели. Так, подобный проект реализовали в Финляндии, когда в период жёсткого кризиса была создана Nokia, один из мировых лидеров в мобильной связи. Есть исторические примеры реализации сценариев даже более масштабных, чем Новый курс, воплощённый в жизнь (с участием русского экономиста В.В. Леонтьева, впоследствии лауреата Нобелевской премии) президентом США Рузвельтом, и вытянувший Америку из Великой Депрессии. Сегодня борьба между цивилизациями идёт не только в сфере экономики, но и в сфере ценностей и представлений о будущем, их адекватности тому или иному национальному проекту. Когда ценные бумаги становятся важнее ценностей общества, у него теряется будущее. Полезно помнить великого философа Сенеку: «Для корабля, порт назначения которого неизвестен, нет попутного ветра».

В современной России, несмотря на политические и экономические пертурбации, постепенно пробуждается интеллектуальная активность. Пусть запоздало и не так быстро, как хотелось бы, но всё больше россиян понимают: без соответствующей адаптации к реалиям России методы управления, отлично зарекомендовавшие себя за рубежом, не окажут должного эффекта, хотя в стране есть и профессионализм, и здоровый практицизм, и знание западных аналогов и источников. Но это касается лишь узкого сегмента элиты и существует на фоне существенного понижения общего культурного уровня населения. Многие учёные отбыли за рубеж, многие дисквалифицировались, ушли в бизнес, в том числе мельчайший: стали ларёчниками. В общественном сознании на смену научно-прагматическому знанию пришли иррационализм и клерикализм, оккультно-мистические представления.

Развитие Интернета способствует тому, что ранговые разграничители в доступе к социально значимой информации стали менее существенны. Читают то, что действительно важно и интересно, по выбору. Продолжаются процессы открытости (европеизации) России, работают русскоязычные сайты Украины, Германии, США, Wikipedia, нередко позиционирующие себя как аналитические. Словом, возник весьма добротный соревновательный контент. «Все знают всё» – каждый в меру своей любознательности.

Естественно, у каждой страны должен быть свой путь развития. В процессах управления следует учитывать факт высокой значимости историко-культурной специфики, особенностей менталитета, тех стереотипов мышления, на которых выросли люди, составляющие продуктивную доминанту нашего общества. Наши ментальные отличия, скорее, цивилизационного плана: жители бывшего СССР заметно отличаются от граждан прочих стран строем мышления и принятия решений, уровнем и образом жизни, манерами поведения. Мы просто другие, и это ни хорошо, ни плохо, это культурно-историческая данность. Бывшим республикам СССР присущи столь своеобразные экономические и социальные патологии (а их жителям – уникальный социальный опыт), что вряд ли найдётся пришлый лекарь, способный прописать исцеляющий рецепт.

У России и её зарубежных партнёров, присылающих нам консультантов, разные исторические пути развития государственности, разные национальные традиции и память поколений, различаются культура быта, труда и отдыха. Отчасти поэтому не сработали (да и не должны были сработать) западные модели и стандарты решения социально-экономических и политических проблем при попытке пересадить их на русскую почву. Именно история Российского государства, ментальные и культурные традиции являются тем корнем, из которого прорастает её будущее.

Как бы прочны ни были мировоззренческие позиции каждого члена общества в отдельности, сколь бы мощным и совершенным интеллектом он ни обладал, в любой стране, и здесь Россия не исключение, ведущую роль в государственном строительстве, укреплении её политической и социально-экономической системы играет интеллектуальная элита. Она неоднородна по составу и включает учёных, хозяйственников, представителей политических партий и общественных движений и многих других групп и слоёв общества, но всегда в состав интеллектуальной элиты входит и специфическая группа разноплановых специалистов, чьё поле деятельности мы определяем словом «аналитика». Как бы ни разнились их профессии, как бы номинально не назывались их должности, – всюду этих людей именуют аналитиками.

Аналитик – это понятие более широкое, нежели просто эксперт в некоторой отрасли знаний; интеллектуальный инструментарий и опыт практической деятельности аналитика намного шире и не замыкается в рамках одной предметной области. Аналитик владеет совокупностью интеллектуальных технологий, позволяющей адекватно отражать суть явлений и процессов, выявлять скрытые в потоках текущей информации факторы, тенденции и закономерности развития обстановки, прогнозировать и создавать научную основу для управленческих решений. Как правило, это интеллектуально смелый человек, его отличает отсутствие синдрома стадного мышления. Наряду с сугубо прикладной стороной, которой сегодня занято большинство аналитиков в государственных и коммерческих структурах, в аналитической деятельности крайне важна и теоретико-методологическая сторона дела. Необходимо основательное исследование многих вопросов жизнедеятельности государства и общества. Оно роднит аналитику с «чистой наукой» и связано с моделированием базовых социально-экономических и политических процессов, поисковым характером мышления, сознания и культуры человека. Интеллектуальные пирамиды всех областей знания держатся только незримыми профессиональными вершинами, выраженными соответствующими книгами.

В России сегодня невелико число высококлассных аналитиков, пользующихся государственной поддержкой и обладающих реальным политическим или научно-концептуальным влиянием. Чрезвычайно важно, чтобы эти люди, занимающие столь высокое положение в обществе, адекватно оценивали процессы, происходящие в стране и в мире. В противном случае стратегические направления развития государства, его внутренняя и внешняя политика могут подпасть под обманчивое очарование чьей-нибудь специфической, крайне субъективной системы ценностей, а впоследствии выяснится, что она абсолютно несовместима с ценностными установками, обеспечивающими устойчивость общества.

Исторический опыт показывает: нередко такие субъективные стратегии бывают изначально нацелены на разрушение или изменение политической системы государств, подрыв системы международной экономической и военной безопасности. Причём очевидным это становится не сразу, а многими годами позже. Деятельность такого рода, говоря «чекистским» языком, кротов, чрезвычайно вредна для государства. К сожалению, в существующей системе государственной безопасности практически отсутствуют механизмы их выявления и блокирования. Период перестройки в СССР ярко продемонстрировал это. С тех пор ситуация не улучшилась. Как показывает история, аналитик-концептуалист, консультирующий представителей высших органов государственной власти и управления страны, способен придать столь долговременные тенденции развития государства, что даже после отстранения такого специалиста выход страны или конкретной отрасли из заданного смыслового коридора в последующие годы и даже десятилетия невозможен или заводит в тупик, запрограммированный долгосрочным сценарием.

Мнение о том, что аналитики – «товар штучный», довольно широко представлено в современной социологии, оно исходит из донаучной практики передачи неформализуемого «знания» от отца к сыну, от учителя к ученику. Например, в семейном бизнесе все тонкости дела по сути есть качество и эзотерическое содержание управленческой информации. И незачем её передавать случайному наёмному менеджеру (директору), целесообразнее – сыну, зятю, кузену. Такие механизмы сохранения профессионального мастерства, несомненно, и сейчас существуют у оружейников, ядерщиков, химиков, в научных школах. При этом чем уровень выше – тем сильнее профессиональная среда препятствует вторжению посторонних и становится всё более «герметичной». Этому есть разумное основание – если для нас аналитика не безликий универсальный инструмент, доступный каждому при достаточной усидчивости, а ключевой элемент сакрального мастерства, то каждый передающий несёт особую (если не всю) ответственность за деяния своих адептов. Вот парадоксальный взгляд на Россию, довольно широко представленный в Интернете: настоящие мастера в основном уехали за рубеж, и в отчизне аналитическая деятельность скукожилась, просто некому стало передавать немассовое нешаблонированное знание.

Общество в высокой степени инерционно – не только и не столько в экономике, но и, как это ни странно, интеллектуально. В истории не раз общество отторгало новые идеи, даже не удосуживаясь критически их осмыслить. Оказывается, людей, способных выявлять и формулировать то, что скрыто в информационных потоках – смыслы, идеи, тенденции, закономерности, факторы, проблемы, угрозы – явно недостаточно для принятия эффективных управленческих решений. Особенно печальная ситуация сложилась в России – вот уже несколько десятилетий наша страна теряет ценнейшие кадры аналитиков, и они находят применение где угодно, только не у нас. А ведь чем ниже интеллектуальный потенциал общества, тем сильнее в нём деструктивные тенденции. Истощение интеллектуальных ресурсов и сокращение числа их носителей чревато драматическими последствиями.

Сегодня социально-экономическая аналитика России в критической ситуации: неразвитость аналитических способностей политической элиты начинает тормозить развитие общества, государства, науки и технологий. Как уже указывалось во введении, большие проблемы существуют с профессиональной подготовкой кадров для аналитической работы. Конечно, в России есть прекрасные вузы, где программы обучения предусматривают развитие системного мышления студентов, есть ряд специальностей, близко примыкающих к аналитической работе, так, в 2003 году ФУПМ МФТИ открыл подобную специализацию на одной из старейших базовых кафедр «Управление и вычислительные системы», но я говорю о специализации именно в области аналитики. Например, на базе кафедр Вычислительного центра РАН открыта специализация Интеллектуальный анализ данных, это одно из актуальных и востребованных направлений прикладной математики. Научные интересы кафедры охватывают распознавание образов и прогнозирование, поиск закономерностей в массивах данных (data mining), комбинаторные и алгебраические методы синтеза и анализа алгоритмов, прикладные системы распознавания и прогнозирования; имитационное моделирование. Прикладные разработки ведутся по следующим направлениям: прогнозирование в экономических системах; автоматизация маркетинговых исследований и анализ клиентских сред для производственных, торговых, телекоммуникационных и интернет-компаний; автоматизация принятия кредитных решений и оценка кредитных рисков, мониторинг финансовых рынков, автоматические торговые системы. Среди преподавателей специализации 5 кандидатов и 6 докторов наук, в том числе основатель научной школы академик РАН Ю.И. Журавлёв, а также чл. – корр. РАН К.В. Рудаков. В рамках специализации читаются следующие курсы: алгебраические системы, математические методы классификации, регрессии и прогнозирования, дискретный анализ, алгебраический подход к синтезу корректных алгоритмов, обработка и распознавание изображений и сигналов, прикладной комбинаторный анализ. В каждом семестре, помимо теоретических курсов, проводится практикум, предполагающий самостоятельное выполнение и сдачу задания в конце каждого семестра.

Когда мы говорим о необходимости целевой подготовки аналитиков, то имеем в виду аналитиков широкого профиля, гуманитариях-управленцах, способных генерировать эффективные управленческие решения, хотя, конечно, наилучший вариант, если у них есть техническое образование и сформировано системное мышление.

Государство остро нуждается в людях, реально способных системно анализировать социально-экономические, политические и культурные процессы и управлять ими. В то же время многие, кто обладают реальной властью в государстве и корпорациях, зачастую просто не понимают сути многих происходящих явлений и процессов. А почему? Они видят искаженную картину мира, у них нет 3D-сознания, их никто не готовит к восприятию реалий современного мира на основе системного аналитического мышления. Эти субъекты смотрят на вещи со своей колокольни. Чем дальше явление от привычных схем восприятия индивида, тем больше искажение восприятия. То, что дальше, представляется маленьким и незначительным, а то, что ближе – большим и важным. Этот своеобразный оптический обман государству и народу обходится очень дорого.

Поправить подобную ситуацию можно было бы при наличии социальных лифтов для кадров, способных выполнить эту работу. В стране отсутствуют механизмы связи государства с инициативными аналитиками. Российское общество также реально лишено возможности вести поиск аналитиков (координаторов такого рода деятельности) в регионах, предоставлять им условия и ресурсы для работы на общее благо, использовать полученные ими результаты.

Фактически инициативные аналитики децентрализованы по всем общественным сегментам, и привести их к единому знаменателю, полагаю, очень сложно и, скорее всего, технически невозможно. У каждого сильного аналитика свои стартовые условия, свои наработки, источники институционализации и заработка (возможности капитализации информации и знаний).

Таково положение не только в аналитике, но также в науке, технике, политике и т. п. Сегодня самая главная задача – это массовое обучение людей новым правилам и образам жизни, новым правилам игры. Но в России пока не видно ни людей, способных эти самые правила придумать, сформулировать, описать порядок их применения, ни инфраструктур (институтов) ознакомления людей с этими правилами.

Результаты того, что в государстве фактически отсутствует подготовка аналитиков, и никто не учит руководителей хотя бы основам системного анализа проблемных ситуаций в различных сферах жизнедеятельности, как говорится, налицо. Именно «плоское», искажённое, а, говоря научным языком, аутистическое восприятие реальности – один из главных источников управленческих ошибок и причина того, что руководители не воспринимают адекватно происходящие в стране процессы, подчас критические, опасные. Некомпетентность и односторонняя информированность элиты – вот главная угроза в современную эпоху. А преодолеть это возможно лишь, признав аналитику неотъемлемым компонентом жизни современного руководителя. Всем нам надо учиться! И это не стыдно в любом возрасте.

За рубежом в число деятелей, которых можно назвать аналитиками мирового уровня, входят К. Аденауэр, З. Бжезинский, Д. Бейкер, А. Гор, Г. Киссинджер, А. Даллес, Дж. Маршалл, Дж. Кеннан, Р. Макнамара, М. Олбрайт, К. Поппер, Б. Рассел, Д. Рокфеллер, Д. Сорос и многие другие. Им посвящены исследования и книги, потому что масштаб их личностей выходит за конкретные исторические рамки.

Например, Аллен Даллес 8 лет воглавлял ЦРУ и в 1945 году именно он вёл переговоры с рейхсфюрером СС Гиммлером о сепаратном перемирии с Западом (в известном сериале «Семнадцать мгновений весны» много художественного вымысла, но данный эпизод исторически достоверен). Но вот что гораздо важнее: 24 года он возглавлял Совет по международным отношениям – главный штаб информационной войны против Советского Союза. Именно этот человек был одним из авторов концепции дезинтеграции Советского Союза, реализованной в 1991 году.

Среди этих значительных фигур есть и малоизвестные, но высокопрофессиональные люди. Так, например, Алан Ханкок [Hanckok 78] ещё за год до ввода советских войск в Афганистан (1979) на основе анализа соотношения мировых центров сил и других разработок полностью спрогнозировал течение, исход и геополитические последствия этой проигранной нами войны.

При попытке вспомнить отечественных аналитиков на ум приходят генеральные секретари КПСС, вожди пролетариата, члены царской фамилии, но имена тех, кто своим интеллектом действительно на многие годы определял вектор социального и экономического развития страны нам вспомнить трудно. Например, почти забыт А.А. Малиновский (псевд. Богданов) – основоположник (и единственный представитель!) созданной им всеобщей организационной науки – тектологии, 10-ю годами позже подхваченной на Западе и развитой до всем известного системного анализа. Его книги были изданы ещё в 20-х годах, но не были востребованы. В этот ряд можно поставить десятки имён выдающихся отечественных деятелей из самых различных сфер – от науки до военного дела и разведки, таких как П.К. Анохин, Н.А. Бернштейн, Н.И. Вавилов, В.М. Глушков, Н.Я. Данилевский, Ю.И. Дроздов, И.А. Ильин, Н.Д. Кондратьев, Н.В. Огарков, А.И. Пригожин, И.Л. Солоневич, Ю.П. Баталин («последний нарком»), В.В. Крылов, Н.А. Шам, Б.М. Ерастов, Р.А. Медведев, Н.И. Штернберг, И.И. Сикорский, В.К. Зворыкин и сотни других людей, каждый из которых по-своему трудился на благо нашей Родины.

У нас в стране почему-то не принято быстро брать на вооружение новые конструктивные идеи, возвеличивать таких людей. История многократно показывала, что часто идеи наших соотечественников быстрее находили отзвук за рубежом. Такое положение сохраняется и сегодня, что представляет немалую опасность для российского общества, поскольку человек, не получивший общественного признания, нередко начинает действовать вразрез с интересами общества и государства. Стремление к общественному признанию вообще присуще людям, а людям, осознающим свою интеллектуальную мощь и подавно: они активно ищут ту среду, где будет признано их интеллектуальное превосходство, воплощены их идеи.

В последние годы в интеллектуальной среде получил обширный самобытный труд аналитиков Калашникова и Кугушева [Калашников 06], известен Егор Холмогоров. Благодаря Интернету на них даже обратил внимание Президент России Д.А. Медведев.

Разошлись книги «Проект Россия» (в нескольких томах), выпущенные массовым тиражом под маской анонимности издательством «ОЛМА-Пресс» [Проект Россия 06, 07].

В действительности не только в России, но и в любом другом государстве совсем немного аналитиков высокого класса. Такие люди встречаются практически во всех стратах общества, там, где деятельность связана с творчеством и решением сложных задач, что требует значительных интеллектуальных усилий. Среди них есть учёные, лидеры радикальных и консервативных политических течений, бизнесмены, военнослужащие, представители спецслужб, писатели, сотрудники средств массовой информации, представители иных профессий. Но именно в России число прирождённых аналитиков, оказывающихся социальными аутсайдерами, особенно велико – они слишком неудобны для тех чиновников, кому не хотелось бы афишировать свои истинные цели, отсутствие настоящего профессионализма.

Однако с точки зрения их влияния на общий интеллектуальный уровень страны в аналитике, как и в науке, политике, искусстве агрессивно-послушное большинство и это рисковое меньшинство вполне сопоставимы. Это – как в армии: есть мощные дивизии, полки, батальоны, и есть немногочисленная разведка, от неё подчас зависит многое, если не всё, ибо любая армия без разведки слепа. Подавляя и вытесняя из сферы принятия решений это неугодное инакомыслящее меньшинство (аналитиков), используя лишь арсенал стандартных путей решения проблем, руководство любой организации делает невосполнимую ошибку.

Хочу привести наглядный исторический пример, подкрепляющий мою позицию.

К концу 50-х годов ведущие американские центры имели мощные научные заделы в разработке средств обработки информации. Такие же исследования велись в академических институтах Москвы, Ленинграда и Киева. Когда в 1961 году, в период хрущёвской оттепели «отец кибернетики» Норберт Винер [Винер 67, 83, 03] посетил эти центры, он был потрясён компьютерными проектами советских учёных и остудил пыл американских журналистов по поводу «отсталости» России в области кибернетики, заявив: если не принять решительных мер, русские в ближайшие 10 лет обгонят США и в этой области. Принципиально важно, что к его заявлению отнеслись серьёзно, и в конце 1962 года в Сиэтле (штат Вашингтон) прошло важное по своим последствиям совещание представителей военно-промышленного комплекса (ВПК) и военно-политического руководства США. Было принято решение о новом подходе при создании сложных систем вооружения будущего. Эта работа по долгосрочному стратегическому планированию продолжается в США и сейчас. Она описана в нашей предыдущей книге [Курносов 04А, Приложение 1].

Соответствующие программы национального масштаба имели конкретные сроки выполнения этапов работ и осуществлялись по принципу максимальной концентрации ресурсов под жёстким контролем их использования, исключающим дублирование, параллелизм и распыление финансов. Среди приоритетных программ особое место отводилось созданию в США глобальной системы оперативного управления (ГСОУ) с целью (ни много, ни мало!) завоевания стратегического господства в управлении. Предполагалось, что создание ГСОУ займёт 40 лет мирного времени, но если поставленная цель будет достигнута, то войны с кем-либо, включая СССР, уже не потребуется. Вдумайтесь в смысл сказанного! Сравните с тем, что произошло в нашей стране в период «перестройки» и происходит сейчас…

Одним из авторов проекта был ведущий специалист «РЭНД Корпорейшн» Роберт Макнамара, будущий министр обороны в администрации Линдона Джонсона, дважды доктор наук (статистики и политологии), впоследствии – автор методологии военно-экономического обоснования целесообразности войны. Действительно уникальная личность. В 1966 году он подготовил обоснование решения о завершения войны во Вьетнаме на основе подсчёта её стоимости. Получалось, что США она обходится дороже, чем Советскому Союзу и поэтому невыгодна: США тратили в сутки 2 млн долл., а СССР – 1 млн долл. Президент США не принял аргументацию Макнамары, и тот принципиально подал в отставку. Ему тут же был предложен пост председателя совета директоров аэрокосмической компании «Дженерал Дайнемикс», а позже он возглавил Международный банк. Благодаря его одарённости и организаторскому таланту, Америка успешно реализовала программу полёта человека на Луну и создала космическую систему «Шаттл» (в СССР впервые аналогичный проект разработан в 1968 году, но был отклонён). Роберта Макнамару (ум. 2009) по праву можно назвать одним из архитекторов американской аналитики и информационного могущества США. В том, что эта страна все последние 40 лет живёт в условиях, когда её интересы и амбиции оплачивает весь остальной мир, – немалая его «заслуга».

В настоящее время именно в США готовится грандиозный технологический прорыв, и он определит будущее человечества. Да, Америка за последние годы стремительно деиндустриализировалась, выводя основные производства за пределы собственной территории – по преимуществу в страны Юго-Восточной Азии и в Китай, да, она влезла в грандиозные долги, чтобы сохранять на собственной территории социальную стабильность и кормить десятки миллионов граждан, оставшихся, по сути, в положении зажиточных безработных. Но в Америке за последнее двадцатилетие отмобилозована огромная инновационная армия из 5 млн интеллектуалов со всего мира, подобно которой не найти во всей мировой истории. И мощь этой армии скоро ощутит на себе всё человечество. Созданные ею технологические новинки в ближайшие 10–15 лет зададут новые стандарты жизни для всей человеческой цивилизации, которые невоспроизводимы на всей предшествующей технологической базе. Проходить этот технологический прорыв будет одновременно с мощными социальными катаклизмами, борьбой государств за сохранение своих позиций.

Сегодня мы живем в открытом научно-аналитическом пространстве, когда многие достигнутые научно-исследовательские результаты не востребованы, их важность не очевидна ни для кого, кроме немногих специалистов в узких областях, а также аналитиков-концептуалистов. Большинство серьезных системно-аналитических исследований, создаваемые мыслительные модели малодоступны для научного сообщества, не актуализированы, размыты по десяткам малотиражных изданий. Представляется, что в ближайшем будущем исследования в этой сфере (систематизация, актуализация, личные контакты между исследователями) могли бы быть весьма полезны и продуктивны как один из приоритетов проекта создания Русской аналитической школы (РАШ).

Есть и другие научные, прикладные, управленческие и концептуальных направления, весьма востребованные временем. Если удастся органически и профессионально соединить интеллектуальный потенциал аналитиков, в стране будут созданы новые творческие коллективы: работающие команды, проектно-аналитические институты, и при правильной постановке дела они смогут работать в условиях самоокупаемости. В принципе, Россия сейчас нуждается в десятках таких фабрик мысли. Автор не сомневается, что сама жизнь и усиливающаяся борьба за ресурсы, которых на планете становится всё меньше, а также нарастание вала сложнейших социально-экономических проблем заставят российских руководителей обратить внимание на этот серьёзнейший вопрос.

Здесь уместно привести пример с пробками на автодорогах, количество которых продолжает лавинообразно нарастать. Мне, как и любому человеку, тоже неприятно попадать в пробки. Но, с другой стороны, лица, принимающие решения, тоже попадают в них, а значит, сама жизнь заставит их думать и решать реальные, а не надуманные проблемы. Достаточно высокопоставленным лицам несколько раз попасть в пробку (часто и мигалки уже не помогают, особенно если вместо разделительной полосы стоит многокилометровая железобетонная стена, и её не объехать) и они задумаются, как быть с пробками. Не секрет, кто-то порядком нагрел руки на сооружении упомянутых бетонных разграничителей движения. Ведь есть же иные устройства разделения полос, и построить их в разы быстрее, дешевле, эффективнее. А представьте: где-то горит ваш дом (дача), а там ваши близкие, и счёт их жизни идёт на минуты… Во всём мире для этого и предназначены резервные полосы движения, разрывы в имеющихся разделителях полос. Горько видеть и осознавать, что в критический момент, находясь в многогокилометровой пробке, помочь вам не сможет ни одна служба спасения. Таковы суровые законы жизни – за всё приходится платить, в том числе за нежелание думать, предвидеть, по-настоящему, а не декларативно заботиться о безопасности. И ваше служебное положение при этом никакого значения иметь не будет, все сразу станут равны. Ни пожарные, ни скорая помощь или машины других экстренных служб, ни вы сами не то что проехать сквозь этот блокированный бетоном с двух сторон многокилометровый мешок, но даже развернуться не сможете, чтобы выбраться из капкана. Если бы этот разделитель был из металлических полос, всё же в экстренном случае (того же террористического акта) люди смогли бы отвинтить, раздвинуть как-то хотя бы один пролёт для разблокирования затора, выезда. Но многотонный блок без специальной техники не сдвинуть. Типичный пример бездумности и наживы одних за счёт молчаливого большинства. Люди гибнут, а виноватых нет. Ниже мы ещё коснёмся проблемы автомобильных пробок. По-видимому, для их ликвидации обязательным станет принцип одной мудрой индийской пословицы – сколько болел, столько лечись! Невозможно одномоментно решить проблемы, наслоившиеся годами и десятилетиями. Исцеление будет долгим и потребует значительно больших финансовых и материальных вложений, чем если бы грядущие ситуации были вовремя системно осмыслены. Пробки на дорогах начинаются с пробок в головах. Для меня это совершенно очевидно.

Другой пример. В России проводятся десятки конкурсов красоты, танцев и даже кулинарного искусства. Но где же Всероссийский конкурс аналитиков? На региональном уровне они бывают. Так, я был приглашён в качестве члена жюри на конкурс молодых аналитиков Приморского края, проведённого инициативной группой в мае-июне 2009 года. На конкурс было подано 29 работ, из них 3 заняли призовые места и были опубликованы в Интернете. Но это ведь только первая ласточка! Такие конкурсы должны стать обычным явлением в каждом субъекте Российской Федерации, во всех крупных городах. А сейчас там проводят только конкурсы полуголых красавиц или певцов – гламурно, конечно, только пользы для кризисной экономики никакой. Где система отбора и обучения аналитических кадров? Где мощные аналитические центры с сотнями яйцеголовых, готовых решать сложнейшие социально-экономические проблемы в условиях мирового финансово-экономического кризиса?

Первые ласточки, действующие в этом направлении, у нас уже есть, но по сравнению с западными фабриками мысли мы явно проигрываем. В настоящее время одним из крупных и влиятельных центров анализа реальных политических и экономических процессов является Институт современного развития (ИНСОР), где Д.А. Медведев – председатель попечительского совета. В мае 2011 для реализации крупных бизнес-проектов создано Агентство стратегических разработок. Имеется еще несколько аналитических структур, о деятельности которых я скажу ниже, однако таких мощных интеллектуальных корпораций и центров, как РЭНД Корп. и ДАРПА в США, у нас пока нет.

Нынешнее поколение никогда «не забудет, не простит» тех руководителей страны, которые из-за своего шкурничества и недомыслия, а часто и прямого предательства государственных интересов ввергли СССР и Россию в тяжелейший кризис, в результате чего отечество понесло неисчислимые материальные и людские потери. Исторические уроки развала СССР должны быть всесторонне исследованы и учтены в текущей политике. Эта работа уже началась, и, когда станет доступной информация, ныне секретная, общество ужаснётся предательству и уровню подлости тех, кто в силу должностных обязанностей обязан был защищать интересы страны. Достаточно привести пример с приватизацией. Вдумайтесь в следующий факт. Приватизация в Венгрии дала государству 2 млрд долл., а в России всего миллиард! То есть практически всё имущество было просто переписано кланами, стоявшими у власти, на самих себя. Появились олигархи, обманным путём присвоившие огромные богатства. Именно в этом и состоит сегодня главная беда России, и всем понятно – в ближайшем будущем вернуть народу награбленное никто не собирается, и пройдёт немало времени, пока российские граждане, особенно новые бедные осознают, что они фактически в цивилизованном рабстве. Уникальное явление – на одной территории, внешне оставаясь в рамках одной культуры, в России фактически уживаются два народа – простой народ и элита с абсолютно разными жизненными установками, целями, моралью, и видами на будущее как своих семей, так и всей страны. Такие бесперспективные сообщества историк Л.Н. Гумилёв назвал химерами (чудовищами, составленными из разных организмов). Элита рассчитывает сохранить такой порядок надолго. Что происходит с ним на самом деле, показывает время.

Наше государство стало жертвой рискованной финансовой и экономической политики ряда лиц, руководителей различного ранга – от директоров заводов и председателей колхозов до генерального секретаря компартии и президентов. Страна продемонстрировала необычайную слабость аналитической составляющей в управлении, безграмотность её руководящего звена, не сумевшего предвидеть последствия и противостоять разрушительным процессам. В ЦК КПСС, КГБ СССР, Госкомстате СССР имелась вся необходимая информация о происходящих процессах, новых рисках и угрозах, но никто в руководстве страны не понял, что распад системообразующих ценностей приведёт к катастрофическим последствиям. Не были приняты соответствующие управленческие решения, адекватные меняющейся ситуации. Наблюдался феномен сплошного сокрытия информации, чтобы утаить собственную несостоятельность и некомпетентность. Лидеры не захотели и не смогли сориентироваться в сложной информационной обстановке, не сумели осознать того, что холодная война представляла собой не столько военное и экономическое противостояние, сколько борьбу в интеллектуально-информационной и идеологической сфере, а в результате пострадали миллионы простых людей, которые были отброшены в нищенское состояние и духовную прострацию, утратили нравственные ориентиры.

К сожалению, элита сама оказалась тёмной, необразованной. Она была не в состоянии понять суть и механизмы происходящих деструктивных процессов, разработать аналитический прогноз и пути выхода из надвигавшегося кризиса. Конечно, очень хотелось бы думать, что ситуация, складывающаяся в России сегодня, в 2012 году, качественно иная, что государство в целом стало более открытым, опытным и сильным. Во многом это действительно так. Но если откровенно и непредвзято посмотреть на положение вещей, то видно, как мало по сути произошедших позитивных изменений. Огромная часть народа продолжает не жить, а выживать. Производственные мощности практически не развиваются, экономика остаётся экспортно-сырьевой.

Самое печальное, что значительная часть руководящей элиты, которая отвечала за безопасность государства и должна была обеспечивать устойчивость общества к информационно-психологическим воздействиям, оказалась слабо развитой и неспособной среагировать на действительно новые, нестандартные угрозы, потому-то противники России и смогли посредством деструктивных воздействий и нанесения ударов по точкам развития разрушить целостность всей системы информационного обеспечения управления государством и обществом.

СССР был крупной гиперкомплексной динамической системой, [Малюта 89, 90, 91] и развалить её можно было, только применяя системные методы, направленные на деструкцию всех видов внутрисистемного взаимодействия на всех эмерджентных уровнях советского социума. Применение таких методов системного разрушения возможно только «сверху», т. е. инициировали развал СССР люди, обладавшие в нём высшей властью в СССР. Да, я считаю, что людьми, развалившими СССР, были в основном сами руководители СССР. Это они не смогли адекватно отреагировать на появившиеся неблагоприятные объективные факторы, а подчас и сами провоцировали запуск многих деструктирующих процессов. Про агентов влияния и масонов в международном отделе ЦК КПСС принципиально писать не буду, эту тему оставим для нового издания отдельной моей книги «Тайные доктрины вчера и сегодня». Главный результат, достигнутый спецслужбами и иными организациями США, это не только развал СССР и Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), но, прежде всего, долларизация страны. Именно она придала стратегемный (простой, но обеспечивающий победу в войне) характер всему процессу деструктивного воздействия Запада с целью уничтожению стран социалистического блока, растянувшемуся на десятилетия и не завершённому до сих пор. Сейчас западный капитал активно орудует на «свободных» рынках бывших социалистических стран и получает с этого весьма немалые дивиденды, включая открывшийся доступ к богатейшим ресурсам этих государств. Внутри страны ещё раз была актуализирована русская пословица: ломать – не строить. Чтобы построить развитой социализм, понадобилось семь десятилетий, а чтобы разрушить – хватило и одного десятилетия.

Наряду с сознательным воздействием на Россию, в ней невольно, непреднамеренно и даже случайно! – создавались такие условия, что выгодно стало воровать. Называется это – институциональная ловушка. Сами «институты» – это просто совокупность норм и правил поведения (если не для всех, так для определённой группы людей). Неэффективные институты государства и общества как раз и создают условия, когда воровать выгодно, а коррупция – простейшее, но эффективное средство решать любые вопросы. Парадокс в том, что воровство и взяточничество становятся рациональным образом жизни.

В настоящее время в России объявлена новая компания – по борьбе с коррупцией. Моё мнение по данному поводу таково (попробую объяснить это на двух уровнях – научном и обыденно-практическом, так сказать, на языке родных осин): с теоретической точки зрения, коррупция – это только одна из форм деструктурирования, фрагментации элиты, она понижает иммунный порог, защищающий систему от внешнего агрессивного воздействия. Правильнее сравнивать коррупцию не с раком, а именно с вирусами, заражающими организм человека извне. Внутри коррумпированного сегмента элиты следует искать инородное тело – проще говоря, агента влияния, это он целенаправленно работает на разложение находящейся в зоне его «ответственности» или досягаемости части не только элиты, но и всего социума, в том числе и посредством коррупции. Представьте, что происходит, когда в обычный аквариум с гуппиями запустить одного маленького ёршика…

Практическую же суть вопроса наглядно поясняет высказывание Маргарет Тэтчэр во время её первого визита в СССР в период перестройки в качестве премьер-министра Великобритании, когда на пресс-конференции в ответ на вопрос корреспондента о том, что нужно, чтобы победить коррупцию в Советском Союзе, она сказала: «Для начала надо, чтобы в руководстве государством были хотя бы три человека, которые искренне хотели бы это сделать».

Укажем ещё на одно обстоятельство, указывающее на необходимость и важность становления аналитики в России: рынку свойственны провалы, то есть он вовсе не «всемогущ», как нас уверяли западные консультанты и наши собственные руководители. Более того, математически доказано, что при некоторых строго определённых условиях стихия рынка способна только ухудшить положение. Но вся беда в том, что у нас просто не знают не только об этих условиях, но даже и о том, что такие эффекты вообще бывают! Точнее говоря, провалы присущи не рынку как таковому, но современным макроэкономическим моделям рыночных процессов. Рынок существует всегда, пока существуют товарно-денежные отношения, и даже порой без них. Кроме того, любая самая изощрённая математическая модель становится недейственной, если в процесс вмешивается неучтённый фактор. Математическая смерть модели – вещь абсолютно нормальная, и с этим явлением постоянно сталкивается любой аналитик, в том числе в сфере финансов. Наступивший мировой финансово-экономический кризис ярко демонстрирует, что бездумное следование чужим финансово-экономическим рыночным моделям самоубийственно для российского государства. Не так давно одна за другой вышли любопытные книги [Кузьминов 05] и [Сухарев 08] с интересными факты по данному поводу.

Из этого следует, что аналитический потенциал общества и государства не может быть сосредоточен исключительно в элитарных группах, близких к управленческим кругам, напротив, мощная его часть находится в народной массе – экспертно-аналитическом сообществе, которое своим совокупным интеллектуальным потенциалом могло бы подкреплять и подпитывать лиц, принимающих управленческие решения.

Задача информационно-аналитического обеспечения управленческой деятельности состоит в том, чтобы лица, принимающие решения, располагали качественной информацией в необходимом и достаточном объёме, а также компетентным референтным окружением. Любые радикальные реформы, затрагивающие общество в целом, проводимые без должной подготовки и системной проработки, чреваты большими издержками и негативными последствиями, что ярко высветили последние годы. На государственном уровне этот баланс призваны обеспечивать аналитические службы и подразделения, на уровне субъектов административно-хозяйственной и экономической деятельности – информационно-аналитические отделы, экспертные группы, советы директоров и иные организационные единицы. Поскольку руководитель и аналитик всегда рядом, последний своими рекомендациями оказывает значительное, а порой и определяющее влияние на процессы управления. Но есть и суровая правда жизни, когда, к сожалению, у нас место аналитика в ближайшем референтном окружении руководителя практически всегда занимает «серый кардинал», он же идеолог-политрук, имеющий доступ к телу, и он капает на мозги руководителя в нужном для самого помощника русле. Иногда это просто доверенное лицо, приятель, родственник, собутыльник. Как-то один из моих учеников, сотрудник ФСБ России, мне сообщил, будто он побывал на заседании московской масонской ложи. Приведу лишь повестку дня «заседания»: 1) о выпуске книги Маккиавели «Государь»; 2) о способах скрытого влияния референтного окружения на руководителя.

1.1. Традиция: эзотерические корни аналитики

Аналитическая деятельность неразрывно связана с процессом интеллектуального взросления человечества. Начиная с античных времён, ею занимались лучшие и передовые умы всех народов. Древние философы, учёные Средневековья и эпохи Возрождения, энциклопедисты Нового времени, архитекторы индустриального общества и создатели новейших интеллектуальных технологий XX века являлись, прежде всего, высокоразвитыми самодостаточными личностями, не склонными к стадному мышлению, подвижниками мысли и Духа, стихийными или сознательными системщиками, умеющими взращивать новое качество из уже имеющейся информации, заглядывать в будущее, делать прорыв в Новое. Зная цену этим качествам, правители и политики всех времён стремились обратить интеллектуальную мощь этих людей на службу своим интересам. Многие аналитики и сами поднимались до уровня руководителей государств, правительств, крупных политических или экономических структур.

Мировые религии, исполняя миссию морального воспитания человека и формирования его общей культуры, постепенно утрачивают свою роль. Уже в конце XVIII в. крупнейшие мировые религиозные конфессии столкнулись с проблемами мировоззренческого плана и начали тормозить развитие научной мысли, удерживая человечество в узких рамках религиозного сознания (его возраст даже у самых молодых религий сегодня насчитывает сотни лет). Понятно, что миллиарды людей всё ещё пребывают в интеллектуальном невежестве, и человечеству предстоит ещё много веков обращаться к опыту создания религиями духовно-этических концепций, удерживающих значительную часть общества в моральных рамках. Однако стратегическим направлением интеллектуального развития мировой цивилизации является именно наука.

Так как аналитика своим происхождением отчасти обязана философским доктринам, она сохранила привычку опираться на какую-нибудь теоретическую систему, с которой она каким-либо образом оказывается связанной. Аналитика в прошлом, как и большинство протонаук, существовала в эзотерической форме, являясь делом избранных. С течением времени всё больше профессий требовали системного мышления, и росло число людей, использующих аналитику как инструмент в практической деятельности.

Среди эзотерических корней аналитики значимую роль играет понятие традиции. За последние годы это понятие реабилитировано, обрело позитивный смысл. Но в спекулятивно-политических целях его значение размыто, хотя в основном под ним подразумевается нечто стабильное и позитивное, идущее от традиционного общества, основанного на сакральной религиозной Традиции. Имеется много работ, посвящённых раскрытию роли традиции в жизни общества [Генон 92, 93, 94], [Элиаде 09], [Эвола 09], [Георгий Гурджиев б/г], [Дугин 90, 94, 00А, 00Б]. В них предпринимались попытки обозначить и сакрализовать некоторую метатрадицию, существующую в каждом государстве и объединяющую наиболее сущностные аспекты общественного бытия. Не ставя задачу всерьёз разбирать эти во многом схоластические и фантастические построения, поскольку данному вопросу посвящена моя отдельная монография [Курносов 98], отметим позитивное значение содержащихся в этих работах идей, важных для аналитики в целом. Очевидно, что традиция – это не столько материальные формы любой цивилизации, а также формы её социальной (институциональной) организации, всегда достаточно пластичные, подвижные, допускающие кросскультурные заимствования и переносы, сколько методы мышления, сами интеллектуальные способы создания материальных форм. Когда мы говорим китайская (русская, японская, британская, американская) традиция, мы имеем в виду отнюдь не только сегодняшний день нации, но и её достаточно длительный культурно-исторический, социально-технологический контекст, подразумевающий традиционные ценности, предвзятости, заблуждения, своего рода «антиуниверсализм», содержащийся в менталитете любого народа.

Нашим размышлениям о роли аналитики в системе Знания поможет следующий наглядный пример, иллюстрирующий антропологический принцип аналитики. Когда ребёнок растёт, он постепенно адаптируется к окружающему, усваивает опыт взрослых и общества, перенимает навыки социальной организации – язык, необходимость учиться, усваивает базовые ориентиры половой, классовой, расовой, национальной идентичности. Что-то он осваивает подсознательно, путём подражания, чему-то обучается сознательно. Сфера его разумных усилий до вступления во взрослую жизнь – получение объективного знания, каковое неизвестно ещё в какой степени может быть востребовано в жизни. Но далее, по мере взросления и развития, далеко не все дети, получившие принципиально одинаковое образование, равно преуспеют в этой жизни. Меняются архетипические варианты судеб индивидов и коллективов. Помимо школярских, формализованных навыков обучения, накопления багажа знаний, не менее важную роль играют врождённые способности, внутренние сущностные качества индивида, умение адекватно реагировать на меняющуюся внешнюю среду, а также ведущие устремления, нацеленные на выстраивание вектора своей судьбы [Юнг 95, 97]. Наверное, это разведение понятий полезно для иллюстрации различия между такими мощными по объёму категориями как наука и аналитика.

В рамках науки преимущественно формируются узкие специалисты, много и точечно знающие в рамках своей дисциплины, аналитики же являются носителями более универсального междисциплинарного Знания, из их среды вырастают методологи-концептуалисты. В этом же ряду вопрос о том, что лучше: ум, хорошо наполненный или ум, хорошо устроенный?

Пробный камень любой теории, любой науки – это видение Знания. Многие учёные рассматривали эту проблему и пришли к выводу, что Знание всегда существует в социальном и политическом контексте. На это указывает ряд исследователей: Мишель Поль Фуко, Жак Деррида, Юрген Хабермас. Отсюда вытекает принципиальный вопрос о статусе тех или иных видов и форм знания, тех или иных учебных предметов. Основными видами знаний принято считать:

– житейское (строится на здравом смысле, является эмпирическим, ограничивается констатацией фактов и их описанием; основываясь на обыденном сознании, определяет повседневное поведение людей, их взаимоотношения между собой и с природой);

– практическое (строится на действиях, овладении и преобразовании предметного мира);

– художественное (строится на идеальных образах, отображающих мир и человека в нём);

– научно-рациональное (строится на понятиях, категориях, общих принципах и закономерностях как инструментах познания действительности в её прошлом, настоящем и будущем; адекватно отражает реальность в логических понятиях, строится на рациональном мышлении; предусматривает систематизацию и обобщение достоверных фактов; предвидит разнообразные явления;

– иррациональное (отражает реальность через эмоционально-чувственную сферу – в эмоциях, страстях, переживаниях, интуиции, воле, аномальных и парадоксальных явлениях); не подчиняется законам логики и науки; сюда же следует отнести различные формы традиции, наследие предков, древние архетипы;

– личностное (неявное, зависящее от как индивидуальных способностей субъекта, так и особенностей его интеллектуальной деятельности).

Основными формами знания, если рассматривать его в отношении к науке, являются:

– научное (объективное, системно организованное и обоснованное) знание;

– ненаучное (разрозненное, несистематическое) знание, не формализуемое и не описываемое законами;

– донаучное (прототип, предпосылки научного знания в прошлом);

– паранаучное (несовместимое с параллельно существующим научным знанием, хотя может носить отдельные его черты);

– лженаучное (использует домыслы и предрассудки);

– антинаучное (утопичное, выдуманное знание или сознательно искажающее представление о действительности).

Научное знание (по степени проникновения в его содержание и по уровню обоснованности) может выступать в форме научного факта, научной идеи, научной гипотезы и научной теории. Такой подход позволяет отойти от определения формы существования методологии науки в том виде, в котором эти формы сложились: «учение», «система взглядов», «система деятельности», «совокупность научных положений» и пр. Высшей формой научного знания является теория. Теория в более узком и специальном смысле – высшая, самая развитая форма организации научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях определённой области действительности – объекта данной теории. Методологические проблемы аналитики подобны рассматриваемым в науковедении [Рачков 74], [Краевский 01А, 01Б].

Наука упорядочивает эмпирический материал путём его классификации и систематизации. Научное знание имеет весьма сложную структуру из множества самых разнообразных элементов. На первичном уровне науки можно выделить, например, понятия суждения, умозаключения, однако они не выражают специфики научного знания, поскольку в таких же формах осуществляется и донаучное (протонаучное) познание мира.

Для системы научных знаний характерно использование крупных блоков, каковыми являются гипотеза, теория, модель, концепция, закон, именно они характерны для современной науки. Аналитика же «работает» преимущественно с формами научного знания, отличающимися, скажем, от суждений, не формально (как, например, теория или модель), а, в основном, функционально. К их числу относятся проблема, идея, принцип, предположение и т. п., то есть категории академически актуализированные. С формальной стороны это просто обычные суждения. Однако по своим функциям в аналитическом процессе и в организации знания указанные формы существенно различны.

Наука как ведущая форма общественного сознания – это огромная иерархическая система, где на различных уровнях упорядочены факты, представления (и вытекающие из них понятия), теории, законы, научная картина мира. Фундаментом любой науки являются представления об изучаемых явлениях и объектах, полученные в результате анализа научных фактов. Система представлений о конкретном явлении формирует научную систему в виде теории. А система научных представлений на те или иные явления, связанные между собой, вытекающие одно из другого, и составляющие основу теории, формируют концепцию данной теории. Научные концепции, в свою очередь, формируют у людей мировоззрение.

Наука развивается благодаря научному творчеству, т. е. новым открытиям и решению проблем, возникающих по мере её развития. Всё это служит основой для создания научных концепций о конкретной группе явлений исследуемого мира. В итоге формируется научное мировоззрение, которое определяет, в каком направлении и в каком темпе пойдёт развитие цивилизации в целом и может ускорить или затормозить его.

Научное познание отличается от обыденного и практического познания также своей системностью и последовательностью, как в процессе поиска новых знаний, так и упорядочения всего известного, наличного и вновь открытого знания. Каждый последующий шаг в науке опирается на шаг предыдущий, каждое новое открытие получает своё обоснование, когда становится элементом определённой системы знания. Чаще всего такой системой служит теория, как развитая форма рационального знания. В отличие от этого, обыденное знание разрознено, случайно, не организовано, в нём преобладают не связанные друг с другом отдельные факты, либо их простейшие индуктивные обобщения.

В Новое время возник взгляд, согласно которому подлинное знание даёт только наука, опирающаяся не только на математику, как считал Платон, но и на экспериментальный метод – его создал и впервые успешно применил Галилей. Поэтому великие основоположники классического естествознания Галилей и Ньютон неизменно подчёркивали: научное знание следует строго отличать от вненаучного всех видов. В XVIII в. с анализом структуры и границ науки выступил И. Кант, попытавшийся с позиций философии обосновать научное знание, представленное ньютоновской механикой. Он предложил точно очертить границы науки, тем самым отделив её от веры, мнений, мифов и других форм донаучного знания, а также от искусства, нравственности, религии и других форм сознания.

Гегель, подошедший к рассмотрению истины как диалектического процесса движения мысли, стал рассматривать знание в более широком контексте. Поэтому он включил в состав знания и его донаучные формы, а также современные формы духовной культуры. Такой диалектический подход к знанию был в дальнейшем воспринят и марксизмом, учением, которое в СССР было принято считать истиной в последней инстанции.

Формы знания в огромной степени зависят от историко-культурного контекста.

Можно различать три основные его историко-культурные трактовки:

• европейское рационализированное знание;

• восточное (вырабатываемое в результате личного опыта);

• каббалистическое (знание как инструмент власти).

Аналитика работает во всех этих аспектах. Аналитика фактически и есть власть Знания, главными качественными характеристиками которого являются рациональность, оптимальность и своевременность.

Говоря о формах знания, следует упомянуть достаточно известную (особенно в современной западной гносеологии) концепцию личностного знания [Полани 85]. Философ М. Полани, её автор, трактовал знание как активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее искусства и особых инструментов. Поскольку науку творят люди, то получаемые в результате знания, как и сам процесс научной деятельности, нельзя деперсонифицировать, отделить от личности учёных, их творцов, со всеми личностными интересами, пристрастиями, целями последних, как нельзя и механически заменить одних учёных другими. Таким образом, личностное знание необходимо предполагает интеллектуальную самоотдачу. В нём запечатлена не только познаваемая действительность, но и сама познающая личность, её заинтересованное (а не безразличное) отношение к знанию, личный подход к его трактовке и использованию, собственное осмысление его в контексте специфических, сугубо индивидуальных, изменчивых и, как правило, неконтролируемых ассоциаций. [Алексеев 91], [Ильин 94].

Для типологизации знания можно принять самые различные основания (критерии). Выделяют, например, знания рациональные и выражаемые эмоциями, феноменалистские и эссенцианалистские, эмпирические и теоретические, фундаментальные и прикладные, философские и частнонаучные, естественнонаучные и гуманитарные, научные и вненаучные и т. д. Согласно Полани человеку свойственны два типов знания: явное, артикулированное, выраженное в понятиях, логичных суждениях, теориях и других формах рационального мышления, и неявное, имплицитное, не поддающееся полной рефлексии на основе человеческого опыта [Полани 85]. Неявное знание не артикулировано в языке и воплощено в моторике, навыках восприятия, практическом мастерстве. Оно не допускает полной экспликации, изложения в учебниках, а передаётся «из рук в руки», в общении и личных контактах исследователей. Именно признаки такого неявного знания в большой степени присущи аналитике.

В настоящее время усиливается интерес к иррациональному, тому, что лежит за пределами досягаемости разума и недоступно известным рациональным подходам. Всё более укрепляется убеждение в том, что человеческое подсознание и есть та глубина, откуда появляются все новые смыслы, идеи, творения. Взаимопереход рационального и иррационального – одно из фундаментальных оснований процесса познания, крайне важное для аналитики. Однако значение внерациональных факторов не следует преувеличивать, как это делают сторонники иррационализма. [Кириленко 95], [Диалектика 88], [Кочергин 90].

Маниакальное стремление к тестированию и стандартизации в современном образовании, навязанным России извне в рамках Болонского процесса, приводит к неоправданному преувеличению роли и значения технического знания, поддающегося измерению и количественной оценке. «Реформа» образования в России с её Федеральным Законом об образовании, Единым госэкзаменом (ЕГЭ), Федеральным государственным образовательным стандартом (ФГОС) явно выражает интересы части российской элиты, заинтересованной в оглуплении народа, чтобы сделать его более управляемым. Ведь чем выше уровень образования, тем труднее манипулировать человеком. Уменьшение объёма учебных часов по таким предметам, как математика и физика, фактическое изгнание из школьной программы… астрономии (!) не только снижают уровень интеллекта и эрудиции учеников, но и дерационализируют сознание людей, ослабляя умственно-образовательный потенциал страны.

Крайне важно гуманитарное знание, оно развивает созидательное (креативное) отношение к действительности в более широком контексте, создавая в сознании целостную картину мира. Именно оно выражает скрытую качественную связь между наукой и аналитикой: информацию, полученную из опыта или дискуссии (хотя бы и с самим собой) нужно преобразовать в материал более высокого уровня – систематизированное Знание, что в результате глубокой обработки имеющейся информации или добавления новой с использованием специфических методов аналитики приводит исследователя к более ясному пониманию проблемной ситуации, процесса, метода и т. д. Конечно, дискурсивные научно-методологические основания здесь необходимы, но не менее важны интуитивные прозрения, креативные нестандартные подходы.

Наука – это знание, приведённое в систему. Аналитика – инструмент (и метод, и средство одновременно) выявления системных взаимосвязей для построения систем. Аналитика – научная дисциплина с присущей ей формализацией научных знаний. На мой взгляд, аналитика в современном обществе, учитывая тотальную информационную контрматериальную и контрпромышленную революцию, должна занять место науки наук, какое у Аристотеля занимала философия. Если сравнить науку с автомобилем, то аналитика это его навигатор, указывающий цель движения, и фары, освещающие путь во тьме.

При внешней схожести многих компонентов различных традиций их внутренние структуры, и особенно содержательные стороны, вовсе не тождественны. Отсюда вытекает проблема сложности и контрпродуктивности рекомендаций аналитики в виде прямых заимствованиях из иного контекста без культурной адаптации к данной традиции. Часто подобные «рекомендации» служат для интеллектуальных диверсий или являются разновидностью добровольного самообмана по аналогии с тем, как если бы при создании генномодифицированных продуктов (ГМП) в генную цепочку традиционного продукта встраивали чужеродное звено и получали что-нибудь вроде помидора с вкраплениями генов черепахи для долговечности хранения или помидора-крокодила – для иных целей. Вытеснение подобными ГМП качественного отечественного продовольствия также может служить аналогией внедрения чужеродных традиций для развала государства изнутри. Именно по такой схеме Запад разваливал Советский Союз, используя агентуру влияния в коридорах власти и внедряя псевдодемократические ценности.

Многие наши сегодняшние социально-информационные, и как следствие – политические и экономические проблемы обусловлены отсутствие отечественного Русского Проекта. Вернее, он есть, опубликованы, частью анонимно, его варианты [Проект 06, 07], [Кобяков 07], [Тулеев 04], [Кашанский 06], но они не признаны руководством страны, малоизвестны обществу. Отсюда – в отечественной методологии аналитики излишняя плюралистичность, комбинаторство, слепое заимствование из чужого (преимущественно англосаксонского) контекста ключевых идей управленческой мысли и западной аналитики как таковой. Действительно, трудно рассчитывать на успех, создавая новаторскую модель из неподходящего материала, механически перенесённого из другого контекста, другой традиции. Народная мудрость гласит: попытки скрестить ужа с ежом заканчиваются колючей проволокой.

Как ни парадоксально, но многие эзотерические понятия можно так или иначе использовать в аналитической работе, ибо они дают ключи к пониманию важных и принципиальных её вопросов. Например, среди категорий эзотерики есть карма. В противоположность метафизическим и оккультным доктринам современная (академическая) наука ею практически не пользуется. Тем не менее, это понятие достаточно органично укладывается в семантические поля детерминистской науки нашего времени, выступая практически синонимом причинности в материалистической диалектике при условии снятия ограничений последней: раньше – позже, прямые – косвенные причины, причины первого, второго порядка и т. д., вплоть до вероятностного характера интерпретации событий (поиск причинно-следственной связи) и самих событий.

Категория кармы в индоарийской религиозно-философской традиции связано со всеведением, фактически равнозначным современному представлению об информационном поле. Кроме того, «там» карма иногда несёт иной смысловой оттенок: невежество, неведение, моральная слепота, когда непознанная причинность мстит тем, что из-за неполноты Знания приводит к неверным выводам. Всеведение предполагает, что любая онтологическая реальность, даже невыразимая на рациональном человеческом языке, принципиально постижима и влияет на всё, в том числе, и прежде всего, на нашу способность целостно воспринимать и осмысливать реальность, включающую нас самих и нашу способность постигать её.

В первом приближении, как в индобуддийском, так и в современном научном познании (меж ними практически нет гносеологических разногласий), категорию цели можно сформулировать следующим образом.

Развитый субъект, сумевший преодолеть ограниченность собственных представлений, встречается с многомерной вселенной, развивающейся (пульсирующей) по своим законам, весьма отличным от ограниченных представлений человеческого рассудка. Причём важно здесь отметить, что речь здесь идёт вовсе не о святости (знании Святых), дарующей прозрение, а очевидно об одномоментном и сакральном, но вполне добротном научном Знании, оперирующем категориями онтологической реальности, о чём ниже.

Несомненно, издревле в социальном поле встречались одиночки, способные благодаря своему интеллекту скрытно направлять протоинформационные (протоаналитические) потоки путём «вброса исподволь» ключевых идей, образов, моделей поведения. В нашей отечественной традиции их называли старцами, учителями, в индоарийской – посвящёнными [Шюре 07], гуру, махатмами. Есть много заблуждений относительно содержания их знания. Рассмотрению этих вопросов, в частности механизмов встраивания оккультно-мистических объединений в социум для реализации различных тайных доктрин посвящены моя докторская диссертация [Курносов 97Б], другие публикации.

Применительно к задачам нашей книги укажем на следующее. В глубокой древности так называемые дары посвящения люди получали от жрецов, шаманов, старцев, пророков, религиозных реформаторов, царей-воинов, монахов-советчиков. Вся же остальная жизнь традиционного общества (сельское хозяйство, ремёсла, охота, мореходство, торговля) протекала, как было заведено исстари. Но временами спонтанно из рук высших руководителей – жреческой касты и царей, в социум направлялись скрипты, своего рода предписания с культурным кодом (не обязательно письменные), аналогичные скриптам современных компьютерных программ, быстро, эффективно и всесторонне воздействующие на весь социум.

Когда в Древнем мире возникает наука, искусство, то именно на этой грани культурной востребованности возникли Великие Учители, которые помимо своего небольшого референтного окружения (Аристотель у Александра Македонского) оказывали несомненное воздействие на менталитет тогдашнего гражданского общества (Солон, Платон, Марк Аврелий, Константин Великий). Великое Возрождение, по сути, восстанавило эту традицию, которая проявилась в Великих умах и Талантах – художниках, скульпторах, дипломатах, многогранных личностях, вместивших в себе все культурные ценности той эпохи – Фрэнсис Бэкон, Леонардо да Винчи, Микеланжело, Пуссен и др. Мировое развитие музыки, живописи, архитектуры перманентно продолжалось в XVII–XX вв., вплоть до II Мировой войны. С каждым десятилетием всё сложнее становилось вместить в себе всю мудрость века сего, «последними из могикан» были Гёте, Н.Ф. Фёдоров, О. Шпенглер, Д.Л. Андреев, Жак Кокто, оказавшие громадное влияние на ментальный мир, раздираемый политическими и религиозными страстями, войнами и противоречиями.

Развитие современной (новоевропейской) науки породило также плеяду блистательных умов, способствовавших перевороту человеческого менталитета, и также несомненно, что они появлялись в нужное время в нужном месте – Ньютон, Гумбольдт, Т. Эдисон, Н. Тесла, Д.И. Менделеев. Но и здесь задачи постоянно усложнялись, так что полностью раскрыть своё предназначение (говоря эзотерическим языком – свою монаду) смогли только те редкие люди, кто органически соединил в себе технический гений (новаторство) и фундаментальное научное знание социальной политики, финансов, практического менеджмента, умение управлять людьми, например, Г. Форд. В первой половине XX века, когда возродился национализм и доминировали идеократии, были востребованы социальные вожди, вокруг которых происходили иррациональные «чудеса» – Ленин, Сталин, Муссолини, Чемберлен, Ганди, Неру, Мао Цзэдун, Гитлер, до Чаушеску включительно. Никогда ни до, ни после в социальной политике не было такой востребованности на вождей-контролёров социально-ментального плана, манипуляторов общественного сознания, и, вне сомнения, эта форма самореализации доминировала в «вождизме» как таковом. В 60–80 годы «дух века сего» концентрировался в генералах Вооружённых Сил и производства, генеральных конструкторах – Б.М. Шапошников, Р.Я. Малиновский, В.Ф. Маргелов (основатель ВДВ), А.Н. Туполев, С.П. Королёв. Сейчас часто ищут Благодать Божью в церквах, монастырях, студиях художников, но пока эти поиски практически безуспешны.

Здесь стоило бы поставить гораздо более глубокий вопрос: а может ли каждый взобраться на вершину Аналитики? Ответ: «нет». К сожалению или к счастью?

Можно математически корректно доказать, что количество людей, которые способны работать «на высших уровнях» любого знания всегда есть и будет впредь чрезвычайно мало.

Задача моей книги вовсе не в том, чтобы «научить высшему пилотажу»: это невозможно в принципе, потому что доступно далеко не каждому. Задача книги – научить технологиям прикладной аналитической деятельности, повышения эффективности обработки информации на личном уровне (а это может усвоить каждый), усилить мотивацию к самостоятельному интеллектуальному труду.

Можно высказать некоторое странное предположение: сама семантика продуктивного поиска, вектора важнейших устремлений человечества и того, что называют скриптами, кочует с развитием цивилизации, а её высокие образцы и достижения (patterns) не есть нечто статичное. Правоту нашей догадки подтверждает следующее обстоятельство – улицы на Руси сперва называли в честь святых, защитников Земли, тружеников. Изначально названия улиц носили чисто цеховой характер, как и везде в средневековье – Хлебная, Шерстяная, Денежная, Мукомольная, Лубянская и т. д. Затем – в честь великих воинов (А. Невский, М.И. Кутузов, А.В. Суворов, Ф.Ф. Ушаков). Затем деятелей культуры – созидателей нового языка и мышления, ярких художественных образов – А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Ф.М. Достоевский, М.М. Коцюбинский, Н.А. Верещагин. Затем революционных вождей и революционных администраторов-управленцев – А.С. Щербаков, М. Горький, В.П. Ногин и т. д. Затем – выдающихся генеральных директоров и военачальников – Г.К. Жуков, А.Н. Туполев, С.П. Королёв. Наверное, дальше знаменитыми будут становиться люди, которые наиболее синтетически и безболезненным образом смогут обеспечить гражданский мир, уменьшение конфликтности между народами, служение Отечеству, создание новых технологий.

Интегральный самоопределяемый вектор эволюции позволяет не тащить в будущее всё, ставшее общим местом, но сфокусироваться преимущественно на том, где действительно востребованы выдающиеся мозги, способные к творческому синтезу знаний и реальной социально значимой деятельности.

Со времён Платона и Аристотеля в европейской научной традиции явственно просматриваются две зримые тенденции, основанные на онтологическом и гносеологическом концептуальных подходах. Мыслящих людей на нашей планете всегда беспокоили два принципиальных вопроса: как мир устроен и как мир познать?

Первая тенденция, онтологического характера, отвечающая на вопрос – «как устроен мир?» – связана с систематизацией, доведённой до предела формализацией и классификацией, ставших основными методами средневековой богословской схоластики и, впоследствии, – науки. Рационалистическая интерпретация Библии, других артефактов культуры, связанных с мифотворчеством, иносказанием, уподоблением, породила Возрождение, протестантизм, новоевропейскую культуру (Декарт, Гёте, Гумбольдт, Мендель, Дарвин). На этом пути мыслители пытались создавать онтологическую картину мира, множественные концепции структурного устройства бытия.

Вторая тенденция, гносеологическая, основывается на путях исследовании самой онтологической реальности, процессов, идущих в самой жизни и нацеленных на познание её феноменов, что ближе к прикладной науке, хотя это вовсе не обязательно. Гносеологический подход нацелен на то, как познать объект, какой методологический инструментарий применить, какое операциональное знание законов мышления использовать.

Если разбираться глубже – хотя у этих подходов, по сути, единые предметные области и семантические поля, но разное целеполагание. Формализация, схоластика оперирует уже известным, суммами текстов, информацией, отражая и структурируя реальность, создавая онтологическую картину мира. Гносеология ищет новые формы, методы, способы познания, рефлексии динамично развивающегося мира.

В современной фундаментальной науке, системном исследовании правомочно применять оба эти метода (и множество других по мере необходимости), однако современный метод научного познания не может однозначно ответить – как соотносится то, что мы уже достоверно знаем, с тем, что мы вновь исследуем.

Громоздкие паранаучные эзотерические дисциплины, такие как монадология, типология, парасемантическая магия пытались ответить на этот вопрос, но, как правило, не шли дальше констатации «предустановленной гармонии», т. е. некоторой функциональной связки «субъект-объектных отношений» в некотором более многомерном пространственно-временном континууме. Причём этот зазор во многом и объясняет важность методологического, концептуального, эмансипирующего знания, позволяющего хотя бы вероятностно взглянуть сверху на характер нашего «обыденного знания».

Было бы всё достаточно просто, если бы при системном анализе различных объектов, процессов, явлений, проблемных ситуаций сопоставлялись равноценные, равнокачественные факторы и тенденции, лежащие в одной плоскости, т. е. мнения с мнениями, концепции с концепциями, цифровые ряды в соответствующих единицах измерения. Однако, в реальности, это бывает крайне редко, поступающая аналитику информация разнокачественна, разрозненна, фрагментарна, очень часто противоречива. Профессиональное системное исследование проблем в какой-то степени вынуждено претендовать на роль переводчика, осуществлять попытки сопоставления разноплановых и, казалось бы, принципиально несопоставимых семантических полей (условно рациональное – иррациональное), например, «воздействие степени религиозности населения на эффективность народного хозяйства страны». Предлагаемый пример относится к такому методу аналитики, как корреляционный анализ. Для его решения нужно установить степень согласованности между двумя независимыми, самостоятельными процессами.

Процессами с однокачественными и одноуровневыми характеристиками занимаются разделы математики – интегральное и дифференциальное исчисления, а также тригонометрия, если процессы носят циклический характер. Системная аналитика должна заниматься оценкой взаимодействия и прогнозирования развития разнокачественных и многоуровневых, т. е. гиперкомплексных систем – объектов и процессов. Оценка воздействий и взаимодействий производится в относительных величинах, т. е. их физическая сущность при делении показателя на своё значение выбранного базового периода просто сокращается, остаётся за скобками (одно слагаемое полинома отвечает за тонны хлопка, другое за метры ткани, третье за курс валют и т. д.). Забавный пример: на столе лежат три предмета. Мы знаем, что один из них круглый, второй – деревянный, третий – синий. Вопрос для аналитика – составляют ли они систему, и как она себя может повести? А ведь в этой шутке есть доля истины.

Сложность современного системного исследования часто обусловлена многими причинами. Среди них отметим недостоверность или полное отсутствие первичных эмпирических данных, закрытие или сознательное искажение информации, а также отсутствие общепризнанных математических, статистических моделей и подходов (часто ещё специально тщательно скрываемых в «академических» исследованиях), расхождения в сущностных интересах (во взглядах) различных групп исследователей, школ, государственных и частных структур и институтов. Бывают и иные причины, например, доктринального характера, когда исследователю предлагают исследовать миф – насколько экономика должна быть экономной.

Для характеристики такого рода сложностей приведём следующий пример.

Ставятся задачи:

1. Определить численность населения Афганистана.

2. Определить подлинную численность населения Москвы при условии, что реальные значения этого показателя официальная статистика может искажать, даже непреднамеренно, из-за несовершенства методик подсчёта. (Эта учебная задача ставилась мною на одном из занятий со слушателями кафедры национальной безопасности РАГС при Президенте РФ по спецкурсу «Методология исследования возможностей государства по обеспечению национальной безопасности»).

В первом случае, учитывая отсутствие переписей населения в стране за всю её историю, а также значительные потери афганского населения во время советско-афганского конфликта и гражданской войны, ответы аналитиков-экспертов будут различаться по цифрам ориентировочно от 6 до 17 млн человек, т. е. примерно в 3 раза. ЦРУ США даёт заведомо нереалистичную, в частности из-за своей «точности», цифру 31 889,9 тыс. человек (Российская газета, 6.07.2007, № 143).

Во втором случае, хотя, казалось бы, имеется вся необходимая информация, и мы живём тут, на месте, цифры также будут существенно различными, оценки экспертов будут иметь расхождения примерно в 2 раза (10–20 млн).

Привлечение всех доступных официальных и неофициальных источников, самых грамотных экспертов позволит лишь косвенно ответить на поставленные вопросы на основе исследований суммы текстов, мнений экспертов, т. е. проведения гносеологического и онтологического анализа проблемы. Очевидно, что реальное решение проблемы лежит в сфере исследования не косвенных данных (факторов), а через прямые инструментальные исследования, что не всегда возможно. Подобные инструментальные методы весьма широко и плодотворно используются в точных науках, например, в физике (от термометров до счётчиков), в демографии, статистике, корпоративном менеджменте.

Поэтому, современная аналитика вынуждена задействовать весьма действенные и хитроумные методы исследования имеющихся массивов информации для выявления в ней прямым и косвенным путями её сущностных характеристик – трендов, факторов, тенденций, предпочтений, рисков, закономерностей, угроз, связей, которые крайне необходимы для понимания проблемных ситуаций и практического применения в маркетинге, менеджменте, сфере безопасности. Их успешно применяют исследовательские отделы больших корпораций в своей аналитической деятельности, планировании. На этом поле преимущественно будет работать гносеологический подход.

Когда официальная статистика более или менее достоверна и доступна, тогда целью системного анализа проблемного поля становится выбор соответствующих коррелятов (параметров или критериев) для описания или предсказания ситуации. Великий русский учёный Н.Д. Кондратьев вывел свои знаменитые длинные циклы или длинные волны на основе комплексного анализа факторов смены базовых экономических укладов, структурных сдвигов в экономике как отдельного государства, так и мирового распределения труда, динамики цен в мировой торговле основными продуктами. Много интересных подходов к данной проблеме содержат последние работы С.Ю. Глазьева.

Любая партия, корпорация, государство осуществляет разумное планирование от достигнутого, пытаясь путём воздействия на поддающиеся разумному контролю и управлению ключевые параметры вызвать во внешней среде необходимые системные изменения [Санто 90].

Например, американские учёные давно рассчитали, какую долю ВВП должны составлять вложения в науку, культуру, образование, сохранение окружающей среды для их эффективного и устойчивого развития. Руководители небольших коммерческих структур давно эмпирически вывели разумное для себя соотнесение трудозатрат, оплаты труда, рекламы, организационных затрат и общих оборотов. Это примеры использования системного анализа, экстраполяции, опирающихся на ряды предыдущих показателей (гомогенных рядов).

Однако специалисту-аналитику часто приходится изучать обстановку в условиях недостатка точной информации, в сложных динамических ситуациях, когда анализируемая среда с огромным количеством возникающих в ней противоречий, кризисов, факторов и функций объектов (а их тоже может быть много) быстро меняются. В таких условиях старые подходы и методы часто не работают, аналитик должен не столько опираться на прежнее знание, сколько создавать новое. Инноваторов, т. е. людей, способных генерировать новые идеи, подходы, знания, мало – по приблизительным оценкам психологов всего 5-6 % в общей численности людей. Другие же просто неспособны создавать новое.

Вообще, здесь уместно привести одно соображение, помогающее увидеть причину различий в подходах различных исследователей к одной и той же проблеме, явлению, факту, процессу. Дело в том, что если говорить непредвзято, то в объективной реальности, то есть в том, что мы называем словами мир, общественное бытие, действует колоссальное количество факторов. В силу ряда объективных причин адекватное отражение и оценка реальности крайне затруднена. Поэтому каждому аналитику необходимо понимание, что мир принципиально не определён. Системы представлений о мире и его модели могут быть самыми различными. Всё зависит от системы отсчёта, доминирующих в сознании общества и человека установок, от личных интеллектуальных, духовных и материальных качеств конкретных людей. Именно эти внутренние личностные зависимости неявного характера сказываются на структуре менталитета, мыслетехнологиях, которыми вооружён конкретный аналитик, и, соответственно, предопределяют его рассуждения, выводы и решения по той или иной ситуации. С учётом данного обстоятельства становится понятным, почему так «разнокалиберны» подходы, суждения и оценки различных экспертов. Но в этом качественном разнообразии точек зрения, паллиативной картине отражения реальности есть большой плюс.

Проведённый анализ показывает, что созданная в СССР и ныне в России система образования (несмотря на все имеющиеся в ней положительные моменты), имеет существенные недостатки эволюционного характера, одним из которых является отсутствие целенаправленной подготовки аналитиков.

Причиной этого является недооценка аналитического компонента в системах управления социумом. По очень многим аспектам Россия, как государство, занимает позиции пассивного объекта приложения и реализации интересов более активных субъектов мирового процесса (США, Евросоюза, Китая, исламского мира). Это стало возможным вследствие всё возрастающего ухудшения качества аналитической составляющей в процессе управления государством, фактическим отсутствием отечественной аналитической школы. Особенно опасны эти проявления на стратегических уровнях управления обществом и экономикой. Можно сделать и более значимый вывод о том, что слабость отечественной аналитики является реальной угрозой национальной безопасности России.

В России вследствие объективных обстоятельств и субъективных условий до сих пор не сформулированы общие подходы к методологии анализа и синтеза социально-экономических и политических идей, реализуемых в основных сферах жизнедеятельности общества. В общественно-политической сфере одновременно существует огромное количество научных, псевдонаучных и иррациональных парадигм, противоречащих друг другу.

Контртеррористическая операция в Чечне, трагедия в Беслане показали всему миру слабость организационно-управленческой деятельности в силовых структурах России. На фоне доходящего до самопожертвования мужества простых солдат и офицеров каждый здравомыслящий человек мог увидеть беспомощность организаторских способностей власти.

Если честно и откровенно проанализировать события в Беслане, то можно сделать некоторые важные выводы. Располагая достаточным временем для организации контртеррористической операции и, в частности, надёжного блокирования места совершения террористического акта, её руководство не смогло сделать это, и даже по телевизору миллионы людей видели беспорядочно мечущихся солдат, толпы безоружных и плачущих людей перед школой, образующих ещё одну массу потенциальных заложников и в любом случае возможных жертв. Но всё это – лишь следствия. Причины скрыты, и они лежат в слабой управленческой подготовке руководителей разного уровня. Хороший руководитель, как правило, всегда является личностью с высокоразвитым интеллектом и волевыми качествами, способным на самостоятельные управленческие решения, адекватные быстро изменяющейся обстановке. Один из самых важных выводов состоит в том, что необходимо усиливать интеллектуальную составляющую в подготовке руководителей, овладение ими теорией управления, чтобы обеспечить опережающие процессы думания перед беганием. Как часто приходится видеть эту картину – когда все бегают и суетятся, но никто не хочет заранее, заблаговременно просчитать все возможные варианты развития событий и в первую очередь – варианты с неблагоприятным исходом, когда ещё есть время для принятия превентивных мер, для обучения спецподразделений. Ведь события в Беслане не были принципиально новыми: террористические акты, захваты заложников были и ранее. Почему же не были отработаны типовые алгоритмы действий в такого рода ситуации и демонстрировалась на весь мир наша беспомощность?

В западной управленческой практике очень распространено проектирование, когда проектируется будущее в широком смысле – также как проектируются будущие здания, машины, проектируется и социум. В целях эффективного противодействия возникающим в обществе негативным явлениям, в том числе таким, как терроризм, необходимо проектировать систему превентивного противодействия ему. Это возможно при наличии у руководителей органов власти и управления навыков системного мышления и системного видения проблем, алгоритмов поведения в сложных ситуациях. Когда у руководителя модель принятия решений вообще в голове отсутствует, когда вместо чёткости, продуманности одна спонтанность и хаотичность, тогда и получаются такие результаты, как в Беслане. Отсутствие развитого интеллекта и навыков самостоятельного принятия решений компенсируется жизнями людей.

Считаю принципиально важной эту мысль – нужно всемерно усиливать интеллектуальную и аналитическую составляющую в процессах управления и государством и социумом и активно отстаиваю свою позицию в печати, см., например, [Курносов 08Б]. Президент России В.В. Путин, выступая в МИДе на совещании послов (2006), особо подчеркнул: информационно-аналитическая работа по своей оперативности и качеству не должна отставать от требований времени. Важнейшими её аспектами должны являться органичное сочетание классического инструментария добывания и обработки информации, а также квалифицированное применение современных информационных технологий.

Да, наша страна располагает богатейшими природными ресурсами, но если мы по-прежнему будем забывать о том, что в современных условиях интеллектуальный ресурс является самым главным, Россия превратится в страну без будущего. Общая ситуация в мире постоянно усложняется. Сокращаются запасы природных ресурсов, увеличивается разрыв в оплате между квалифицированным и неквалифицированным трудом, обостряется борьба за рынки сбыта. Не надо строить иллюзий, что что-то будет по-другому. Жизнь заставляет всех думать и действовать более эффективно. Наступает время интенсивной интеллектуализации всех сфер жизни общества. Но интеллект не может рассматриваться как некая абсолютная ценность. В отрыве от практической деятельности интеллект бесполезен. Однако способность действовать наиболее целесообразным способом – это не единственный признак наличия интеллекта. Главная его особенность: он опирается на рациональное научное мировоззрение и способен применять мыслетехнологии. Эту научную основу следует закладывать не только в школе или вузе, но даже ранее, возможно, с детского сада.

Каждый имеет право на собственное суждение. Но сила интеллекта – в грамотном суждении, умном оригинальном решении и доведённом до конца правильном действии. Большая часть проблем в условиях становления новой России будет решаться на уровне развития креативных способностей людей производить, накапливать и использовать знания, разрабатывать новые идеи, создавать новые смыслы. Роль аналитической составляющей в обработке информации будет неуклонно возрастать. Стране нужны новые поколения квалифицированных аналитиков. Успешное решение стоящих перед органами государственной власти и управления задач невозможно без адекватного кадрового ресурса. Большой отток сотрудников из системы госуправления в первой половине девяностых болезненно отразился на процессе смены поколений. В эти годы действительно ушли многие сильные профессионалы, считающие, что им не удаётся реализовать свой потенциал на государственной службе. Однако сейчас ситуация начала меняться к лучшему, об этом свидетельствуют, в частности, растущая популярность среди молодёжи, выпускников вузов карьеры по линии госслужбы. Нельзя забывать, что главные критерии – это качество новых кадров, их готовность к долгосрочной работе на госслужбе, поэтому государственным структурам следует активнее использовать все возможности для привлечения и удержания лучших специалистов.

Работа аналитика по своей сути – это работа со смыслами. Умение получать новое знание – это умение получать новые смыслы и/или умение менять местами смыслы в своём информационном пространстве. Работа по получению нового или изменению старого требует интеллектуальных затрат, и, возможно, вещественных затрат информационной системы (субъекта).

Говоря высоким стилем, сегодня умение работать с информацией есть высшее достижение эволюции Homo sapiens. Я всё более убеждаюсь в том, что информация – это такое же проявление материи, как энергия и вещество и, в принципе, закон сохранения энергии и вещества должен быть дополнен и звучать как закон сохранения информации, энергии и вещества. Тогда работа практического аналитика должна заключаться в извлечении и использовании информации в соответствии с заданными целями, то есть в умении работать со смыслами.

На этом пути много препятствий как интеллектуального, так и психологического плана. Главное в том, что аналитиков нужно отбирать, привлекать и специально обучать. А делать это – некому. Как преодолевать эти препятствия, об этом чуть ниже, здесь же отметим: важным инструментом может служить рабочая модель информационной системы, созданная Ю.Л. Шередеко [Шередеко б/г, 95, 96А, 96Б, 98, 99/05, 10А, 10Б].

На Западе, в первую очередь в США, проблема взращивания молодых аналитиков, в частности, решается следующим образом – там социолог Карл Поппер предложил для школ Программу проведения дебатов [Поппер б/г] для развития критического мышления и коммуникативных навыков. По Правилам Поппера устраиваются турниры между школами и даже странами (при поддержке, в первую очередь Д. Сороса, чего нельзя не одобрить, как бы плохо я к нему ни относился [Сорос б/г, 96]). В продолжение классический Курс парламентских дебатов читается в университетах. Уже на школьном уровне дебаты реально взращивают очень пытливую молодёжь, за полгода занятий двоечники становятся стабильными хорошистами. Однако, сами по себе, будучи оторванными от общекультурного контекста, аналогичные дебаты в России и СНГ взращивают болтунов-нигилистов, которым безразлично, какую позицию отстаивать. Этот пример ещё раз подтверждает невозможность применения инструментов западной аналитики в чистом виде, без адаптации к нашей Традиции.

На Западе процессу рекуперации, самовоспроизведения элиты придаётся ключевое значение. Отбор начинается со старшеклассников, среди них целенаправленно проводят селекцию и прошедших отбор направляют в университеты по различным грантам и программам предоставления стипендий. Как правило, западный университет – это отдельный городок, где студенты постоянно живут вне семьи, в особом микромире. Многим университетам законодательство штата предоставляет привилегии экстерриториальности. Вырванные из контекста своего прежнего окружения, студенты подпадают под контроль студенческих корпораций типа «Череп и кости», «Ключ и свиток», «Три креста» и т. д., где производятся дальнейший отбор и «юстировка». Эти студенческие корпорации, по своей сути эзотерические, сами контролируются другими структурами.

Если молодой человек отвечает всем требованиям, ему делают предложение, от которого невозможно отказаться – вступить в элитный клуб, ложу. Таким образом, формируется принадлежность к настоящей элите, в своей массе тайной, что обеспечивает карьеру на всю жизнь благодаря мощи данного объединения. Члены этих корпораций масонского толка занимают практически все ключевые посты в США (по некоторым данным их число составляет около 5 млн человек). В отношении президентов США, насколько нам известно, было всего два исключения – Кеннеди и Клинтон. Но даже на нижний этаж элитного сообщества невозможно пробиться профану, человеку низшего сословия. В России такой собственной структуры выращивания элиты, включая «социальные лифты», как мы думаем, нет. Первым ростком в этом плане была, пожалуй, президентская тысяча Д.А. Медведева. Следовательно, у нас подобные отборы проводят филиалы соответствующих зарубежных структур в собственных интересах, а не в интересах национально-государственной элиты России. Прошедшие начальную обработку «неотёсанные камни» становятся либо профессиональными болтунами, либо агентами влияния, либо просто эмигрируют.

Целесообразно обозначить несколько концептуальных проблем, иллюстрирующих ущербность чужеродной аналитики (её отправных точек, подходов, аксиоматики) при решении наших отечественных проблем. Одной из важнейших является проблема реформирования государственного сектора, традиционных (архаичных, если смотреть по современным западным экономическим понятиям) предприятий. Эта проблема постоянно вызывает интеллектуальный спор учёных, политиков, экономистов. Нередки при этом взаимоисключающие ответы по этому реальному вопросу. Если отбросить предвыборную политическую демагогию и оговорки, все советы можно свести к следующему (по степени реальной применимости).

1. Сторонники кризис-менеджмента утверждают, что директора вовсе не стремятся к большей капитализации своих предприятий, важных объектов (промышленной) инфраструктуры. Поэтому разумный путь выживания производств – это дифференциация, передача государству или муниципалитетам всей «социалки», освобождение от всех прямо не предусмотренных производственным циклом функций. Затем создание на избыточной технологической инфраструктуре высокотехнологичных частных сервисных предприятий, включённых в технологические цепочки Предприятия. Здесь отсутствует понимание наличия и роли так называемого «общественного блага» (экономический термин). Эта проблема уже решена в современной экономике.

2. Позиция других экономистов заключается в создании прозрачности и универсальности (общедоступности) существующих «правил игры» в бизнесе, что эволюционно приводит к росту богатства общества, предсказуемости и эффективности бизнес-среды. Такая схема может работать и морально приемлема, однако она недоучитывает неизбежность экспансии мирового капитала, транснациональных компаний (ТНК), обладающих огромными возможностями влияния извне на внутрироссийскую экономическую и иную политику. Наличие существенных «трансакционных издержек» сводит на нет благие пожелания. Эта проблема уже решена в современной экономике.

Термины трансакция и транзакция от одного англ. слова transaction различны. Так, первый имеет смысл завершённой сделки вообще, например, багажная авиатрансация – это, когда багаж сдают перед вылетом и получают обратно по прилёте, и применяется в политике, экономике и т. д., а второй используют в банковской сфере (перевод денег со счёта на другой), в ИТ-технологии (транзакция баз данных).

3. С.Ю. Глазьев как теоретик сосредоточивает внимание на применении схем природной ренты, изымаемой бюрократическим государством, что приводит к стагнации, свёртыванию национальных эффективных корпораций, современного анклавного сектора. Реализация этих схем, наряду со схемами раздела продукции или ещё какими-то изощрёнными способами ограбления государств с преобладанием сырьевого сектора в экономике, ведут лишь к существеному ослаблению государства. То, что сотворили с российскими нефтегазовыми ресурсами наши политические деятели типа Г.А. Явлинского, подписав с американцами кабальные соглашения по разделу продукции на Сахалине, согласно которым США будут выкачивать нашу нефть до 2054 года, иначе как прямым предательством национальных интересов и назвать-то нельзя. В прессе стараются не поднимать шум по этому поводу, хотя ситуация вполне сравнима с продажей Россией США в своё время Аляски. Удивительно только, как после всего этого г-н Явлинский ещё претендует на пост Президента России!

Согласно нефтегазовому проекту «Сахалин-2», где англо-голландской компании Royal Dutch Shell принадлежит 55 %, а двум японским, Мицуи и Мицубиси 25 и 20 %, Россия ещё очень долго ничего не будет получать. Соглашение о разделе продукции составлено высокопрофессиональными западными юристами таким образом, что Россия не будет получать доходы до тех пор, пока рентабельность добычи не выйдет на определённый уровень. В результате хитроумных схем мы сейчас ничего не получаем, хотя нефть уже добывается несколько лет, а если они увеличат свои расходы, то ещё десятилетие наш доход будет нулевым.

4. Финансирование (да ещё через бюрократическое государство) архаичных предприятий без их внутренней реструктуризации приведёт к громадному разбазариванию средств, которые не пойдут на пользу и отстающим – при открытых границах (без протекционизма) они не найдут сбыта на свою продукцию (опять необходимость госзаказа, замкнутый круг). Такое финансирование неприменимо, иначе как в рамках мобилизационной экономики.

5. Многие деятели экономической науки (если только это не сознательная пятая колонна) твердят как о панацее для лечения всех наших социально-экономических проблем о прозрачности, западной корпоративной культуре, IPO (Ай-Пи-О), тенденциях глобализации, плохом бизнес-климате (непредсказуемость законодательства, коррупция госаппарата) и т. п. Активными их последователями является молодёжь, обучающаяся в НИУ Высшая школа экономики, ориентирующаяся более на запад.

Опять мы приходим к тому, о чём уже упоминалось выше: в России отсутствует качественная экономическая и финансовая аналитика. Если это не высокооплачиваемая профессиональная демагогия, а, например, солидные статьи в «Эксперте», профессиональный аналитик легко опровергнет содержащиеся в них многие ложные посылы или заблуждения.

Суть IPO состоит в том, что когда какой-либо частной компании требуется поднабрать деньжат для расширения своего бизнеса, то у неё есть два выхода: либо взять кредит, либо… и вот здесь тонкий предпринимательский гений прошлых веков придумал неординарный выход – акционировать свою компанию, т. е. передать часть прав на компанию совершенно посторонним людям через предложение купить акции, а ещё лучше облигации, или так называемые привилегированные акции (они не дают голосов в совете акционеров). Таким образом, IPO есть передача акций в открытую продажу на западные рынки. Так сложилось, что к IPO в развитых капстранах Запада, где этот механизм успешно действует уже достаточно долго, относятся очень и очень хорошо. IPO, если сравнить бизнес с деревом – это распускание цветущего бутона, на запах которого мгновенно сбегаются со всех сторон биржевые спекулянты и не только. Что будет дальше, окупят ли себя акции (поднимутся ли они в цене?) никто не знает. Но запах стоит первые дни… чудесный. Потому что IPO знаменует собой возникновение нового многообещающего бизнеса, в котором активно предлагают поучаствовать своими денежными жертвами всем желающим. В российских условиях IРО часто не только лишает бизнес коммерческой привлекательности, но и сужает пространство управленческого манёвра, делает его неконкурентоспособным.

Оценка экономической эффективности различных проектов – важнейшая задача финансовой аналитики. По данным ЦБ России в 2010 году 250 тыс. компаний, с суммарный оборотом 4,2 трлн руб., не перечислили в бюджет страны ни копейки. Ещё у 123 тыс. коммерческих организаций доля налоговых платежей в обороте составила менее 0,1 %.

Понятно, что в основном это фирмы-однодневки, создаваемые для увода «в тень» прибылей предприятий. Однако у олигархов есть множество и вполне законных способов укрытия своих доходов. Общеизвестно, что даже некоторые законы у нас создаются и принимаются по их заказам. Не платят они и НДС. Практически все наши олигархи «зарабатывают» свои миллиарды на экспорте сырья и других товаров из России. А экспорт этим налогом не облагается. Его им «возмещают». Причём, как ежегодно докладывает депутатам Государственной Думы Председатель Счётной палаты РФ С.В. Степашин, «возмещается» НДС олигархам в размере, в разы превышающем фактически уплаченный ими налог. Понятно, что таким способом высшие госчиновники с помощью своих олигархов доят госбюджет.

Для того чтобы избавиться от этой средневековой практики – когда бедные несут непомерное налоговое бремя, а самые богатые не платят практически ничего, недостаточно предлагаемого введения прогрессивной ставки налога на доходы физических лиц (НДФЛ). Надо менять всю нашу «прекрасную» налоговую систему, которую, по словам бывшего директора-распорядителя Международного валютного фонда (МВФ) Мишеля Камдессю, его «специалисты» разработали специально для России. Поэтому, если у нас ещё существует хоть какое-то производство, кроме экспортного, то лишь благодаря мерам по снижению налоговой нагрузки на предприятия. Так, ставка НДС в несколько приёмов была снижена с 28 %, установленных по требованию МВФ, до 18 %, а ставка единого социального налога – с 50 до 26 %. Многие из предусмотренных заокеанскими разработчиками налогов вообще были в разное время отменены. Всё больше критиков появляется и у плоской 13-процентной шкалы НДФЛ, который мы привыкли называть подоходным, она тоже нуждается в корректировке.

Однако «ещё не вечер». Давление МВФ продолжается, и вот вновь вынашиваются планы по увеличению налогового бремени на предприятия, то есть на бедных, которые на них работают. И ничего не делается для повышения налогов на богачей. Государство всё никак не может создать механизмы для эффективного пресечения казнокрадства, осуществляемого путём «возмещения» неуплаченного НДС.

Существует реальное качественное отличие Российского общества от Западного, включая роль денег, механизм принятия решений, характеры рынка (спрос-предложение, национальный менталитет, потребление). У нас фактически нет среднего класса, имеющего практические навыки предпринимательства (человек потребляющий, человек экономический), свободно вкладывающих свои небольшие деньги в акционерные компании и умеющих посредством государства контролировать свои миноритарные интересы в корпорациях. А ведь именно тогда любое общество является устойчивым, когда численность класса предпринимателей и высокооплачиваемых специалистов, занятых в бизнес-секторе, составляет примерно 50 %. В сегодняшней России этот показатель – 17 %, в крупных городах – гораздо выше, в Москве, например, около 44 %. Естественно, средний класс и владельцы-руководители малых и средних предприятий – не одно и то же. Все владельцы и менеджеры указанных предприятий относятся к среднему классу, но не все представители среднего класса являются предпринимателями и менеджерами.

Ставка банковского процента у нас в два-три раза выше, чем на Западе (понятно, что это связано с инфляцией), поэтому введение элементов внешнего финансового контроля (корпоративная культура, прозрачность процедур, IPO) поставит наши предприятия в заведомо проигрышные положения по сравнению с западными, что быстро приведёт нашу экономику к полному контролю со стороны Запада. По моему личному мнению, многие из хорошо известных деятелей последнего времени – М.С. Горбачёв, А.Б. Чубайс, Е.Т. Гайдар, А.В. Козырев, М.Е. Швыдкой – на самом деле не могут быть причислены к элите. Настоящая элита – интеллектуальная, на это указывал ещё Аристотель. Государство должно управляться не просто аристократией, но аристократией разума. Выход один: пока не будет устранена от рычагов власти эта так называемая «элита» и не поставлена по жёсткий контроль, она будет продолжать разносить страну на части, что сейчас и делается. Ещё в 1970 году Дж. Акерлоф, будущий Нобелевский лауреат по экономике (2001), выступил со статьёй [Акерлоф 94], где ясно показано, что нужно делать. Проблемы, связанные с неопределённостью качества и неполнотой информации возникают во многих сферах нашей жизни. Ключевое слово в статье – доверие. Именно от того, насколько удачливо будет общество в восстановлении доверия к системе государственной власти, и будет зависеть конечный исход дела. Со времени осознания этой проблемы человечество выдумало немало способов создавать взаимовыгодные отношения между продавцом и покупателем. Имеется немало положительных примеров из разных стран об оптимальных системах контроля гражданского общества за госструктурами. Но «нет пророка в своём отечестве», это давно известно.

Можно привести такой пример. Наши власти не покупали евро, когда надо было покупать, не покупали дешёвого золота, а спохватились только в 2008 году, когда начался системный мировой кризис, и покупают сейчас золото по 1000 долларов за унцию и дороже [Стариков 09]. А могли бы покупать по 250. Все заверения чиновников, мол, мы являемся островом стабильности, что у страны есть подушки безопасности в виде Стабилизационного фонда, и кризис нам не очень страшен, останутся лишь обещаниями. Не хочу даже обсуждать этот идиотизм – дна нет. Голоса разумных людей, конечно, никто не услышал. Среди тех, кто ещё в 2006 году прогнозировал взлёт цен на золото, впрочем, рассчитывая, что нынешние уровни будут достигнуты лишь к 2016 году, был главный аналитик МДМ-банка М.И. Зак.

Открытая система управления, во-первых, противоречит нашей византийской управленческой традиции (по принципу схватки бульдогов под ковром); во-вторых, общей управленческой культуре. В силу юридической незащищённости личности, труда, капитала, собственности наши капитаны индустрии, как правило, волки-одиночки, харизматичные иррационалисты, чей капитал не столько в финансах и объективном знании управленческих процедур (хотя востребованность знаний о бизнес-администрировании, современном менеджменте растёт), сколько в неформализованном живом знании, неформальных связях, знании нестандартных входов и выходов, то есть знаниях скорее иррационального плана, если их рассматривать с точки зрения западной терминологии. Поэтому, они даже при желании не могут по-другому капитализировать свои управленческие навыки, сделать их прозрачными (общедоступными).

Принято считать, что западные рынки более устойчивы и предсказуемы, и помимо государственного протекционизма, проводимого прямыми и косвенными методами, на них давно, устойчиво и синергетично существует многообразная потребительская культура. Они внутренне открыты, демонополизированы. Но такое положение существует не всегда и не везде. Это, в частности показывают события последнего времени с разрастающимся экономическим кризисом в США и Евросоюзе.

У нас только мощный креатив директора (владельца), подкреплённый волей, может оставить предприятие на плаву, организационно-управленческий капитал стоит недорого. Формальные процедуры вторичны и всегда подчинены стратегическому планированию (в действующем бизнесе). Многоплановые вертикально интегрированные холдинги становятся доминирующей формой организации крупного бизнеса. Естественно, операции внутри них (внутрифирменный учёт, расчёты между филиалами) качественно отличаются от взаимоотношений с внешней средой (с налоговиками, поставщиками, потребителями), приближаясь по своей льготности (эффективности) к деятельности транснациональных корпораций (ТНК).

Западные структуры по ряду очевидных причин уже научились эффективно контролировать подобных многопрофильных спрутов, у нас эти подходы – государственного контроля, аудита эффективности, стратегического аудита и т. д. только начинают развиваться при значительной роли в этих процессах Счётной палаты РФ. Так, в книге [Степашин 08] исследуется роль государственного аудита как одного из инструментов государства и общества в решении сложной оптимизационной задачи – обеспечении модернизационного прорыва в российской экономике с использованием всех позитивных эффектов глобализации и при одновременном сохранении национальной идентичности, государственного суверенитета и конкурентоспособности нашей страны. Анализируя изменение подходов к оценке успешности экономического развития различных стран, автор показывает возрастание значения таких «неэкономических» критериев, как субъективная удовлетворённость людей качеством жизни, экологичность технологий, открытость, ответственность и моральность государственного управления. Приводя факты, предвещающие постепенное вхождение глобализирующегося мира в период нестабильности и кризиса, автор показывает: развитый институт государственного аудита может стать для национальных государств своеобразным страховочным механизмом, способным ограничивать опасные колебания социально-экономической системы.

Существующая в России юридическая практика у нас пока скорее авральная – суды и арбитражи по полной программе наказывают попавшегося (или назначенного) провинившегося, а их всегда хватает, особенно если под контрольные мероприятия попадают банки, таможни, торговые сети, и он вынужден отвечать причём и за всех неназванных. Во избежание подобных провалов, грозящих самому существованию группы фирм, целого крупного бизнеса группа администраторов (исполнительный директорат) часто не посвящает в свои серые управленческие схемы даже акционеров, и, как правило, содержит специальные аналитические и иные группы сопровождения бизнеса, как правило, не предусмотренные в аналогичных западных корпорациях с сопоставимыми оборотами. Их клановая структура, нередко опирающаяся на этническую преступность и имеющая интересы, нередко выходящие за пределы чисто бизнеса, также не имеют аналогов в традиционном западном бизнесе. Свои особенности имеет также бизнес дальневосточных «Тигров», Латинской и Центральной Америки, Индии, исламских стран Ближнего Востока, Италии, Швейцарии, – это преимущественно бизнес семейный. И эти бизнесмены обычно идут до конца в отстаивании своих интересов.

Приведённые выше аналитические соображения иллюстрируют полное несоответствие российской бизнес-практики предлагаемым советниками из-за рубежа западным аналитическим инструментам.

Необходимо высказать несколько тезисов по поводу мифа о глобализации.

ТНК возникли не сегодня, они имеют большую историю (Британская империя и Голландская, Ост-Индийские, империя Ротшильда и т. п.). Когда пишут о ТНК, то обычно стыдливо умалчивают, что за ними всегда стоит мощь государства, поскольку они осуществляют межгосударственную деятельность. Здесь очевидно нет ничего позорного и необычного, кроме режима экономических капитуляций, часто практикуемого в России на государственном уровне. Практика всех самостоятельных стран (от Ирана, Венесуэлы до Франции) показывает разумность подобного сотрудничества, с его упорядочиванием, встраиванием в национальные приоритеты развития (не только экономического) на принципах большей справедливости (долей, иных услуг и выплат). Международная практика давно доказала, что, если тактика поддержки ТНК выгодна различным государствам, то они это делают и будут делать в дальнейшем.

Вызывает сомнение другой вопрос: чем «наши» естественные монополии хуже или лучше их ТНК, чем они менее эффективны, и почему их надо разукрупнять в угоду трансатлантическим интересам? Давно надо понять и нашему государственному руководству и простому российскому народу, что сейчас втихую идёт мировая экономическая война. Этим мирным путём с помощью той хозяйственной мощи, которой достиг Запад, он покорил абсолютно весь мир. Все хотят в любой точке земного шара иметь либо доллары, либо евро, и на них покупать товары и жить развлекаясь. Однако понятно и то, что Запад идёт по тупиковому пути. Вне всяческих сомнений, экономический кризис Запад собирается преодолевать с помощью уже не только экономической, а настоящей войны мирового масштаба. Также ясны объекты нападения – Сирия, Иран.

Гораздо разрушительнее другая сторона мифа о глобализации, будто капитализм и мировое разделение труда создаёт оптимальные и эффективные формы конкурентоспособной продуктивности, фильтрующей отжившие и стагнирующие формы. С этим можно согласиться, лишь добавив – исключительно в интересах ТНК и мировой плутократии. На это утверждение и эту проблему можно посмотреть и с другой стороны, под другим углом зрения. Не производство (которое на однотипном современном предприятии может быть столь же эффективно, как и в любой другой сопоставимой точке Земли), а именно специфика распределения, продаж, сервиса, ухода от всех вообще налогов, использование оффшорных зон и серых схем, нарушения выделенных квот, политико-экономическое лоббирование, товарный и финансовый демпинг, технологическая экспансия и ведение промышленного шпионажа – вот те истинные цели, которые преследуют прокламаторы глобализма. Пользуясь разностью (несостыковкой) национальных законодательств, промышленных и технологических стандартов, громадной финансовой помощью своих государств и соответствующим административным ресурсом, прикармливая ключевые фигуры политической элиты иных государств через разнообразные фонды, они получают в своё распоряжение организационную мощь и ресурсы, позволяющее занять доминирующее, монопольное положение на чужих рынках, при этом зачастую находясь вне чьей-либо юрисдикции вообще, т. е. их преимущество – помимо своих масштабов и финансовой мощи – в заведомо выигрышных условиях по сравнению с любым национальным капиталом. Со вступлением России в ВТО все мы в скором времени станем свидетелями получения Западом колоссальных преимуществ с помощью вышеуказанных механизмов и технологий.

Мне иногда кажется, что никто нас вообще «сознательно» не давит. Просто пользуются нашей «умственной убогостью». Да ещё тем, что читать не любим даже то, что открыто выставлено в Интернете. А вот беда наша в том, что у наших аналитики вследствие забот о хлебе насущном нет времени для того, чтобы поддерживать свою квалификацию и повышать её. Ведь для этого требуется усилия и нужно ресурсы от дома отрывать! Поэтому любым управляющим структурам нужно учитывать жизненные интересы аналитика, в экономике есть для этого термин «информационная рента». Пока аналитик не будет иметь возможность эту ренту получить «в наличке» – до тех пор все разговоры о надлежащей постановке аналитики в нашем государстве или за рубежом в интересах России – это не более чем болтовня. К сожалению.

Сегодня ТНК в Москве платят в бюджет города порядка 6 % налога, получают сверх того льготные кредиты на развитие (например, ИКЕА в своё время получила около $100 млн от московского правительства), имеют возможность свободно конвертировать любую прибыль, международные гарантии своих капиталовложений и особые отношения на межправительственном двустороннем уровне, включая льготные режимы и отмену НДС. Их деятельность сопровождается поддержкой группы лучших европейских юристов, лоббированием на всех уровнях. Надо ли говорить, что без всего этого никакой национальный бизнес в России (от частной лавочки до государственной монополии и крупнейших частных российских корпораций) не имеет хороших перспектив.

При рассмотрении эзотерических истоков традиции необходимо затронуть вопрос о масонстве. Ряд конспирологов [Платонов 12], [Бегунов 02] отмечают громадную роль масонства в дореволюционной России, в том числе и, прежде всего, в подготовке и свержении Царской власти, немалой его роли на современном Западе. По телевидению часто проходит какая-то анекдотическая информация о возрождении масонства в Чили (полоумные старики хранят оккультные реликвии), тут же сообщается информация о том, что монархист О.Н. Брумель, брат известного в прошлом спортсмена В.Н. Брумеля, возглавляет какой-то Высший монархический совет и является главой возрождённого масонства в России. Как-то это всё склизко и невразумительно. Знакомство с работой семинаров в одной из сетевых пирамид натолкнуло меня на одну интересную мысль – возрождение исторического масонства привело к прямому восстановлению его подходов в новых формах социального взаимодействия в виде безликих интернациональных наукообразных сетевых пирамид, где коммерция, дистрибуция играют второстепенную роль на фоне модифицированных символов-брендов, и тут же все эти эликсиры и снадобья: Гербалайф, «пальмовое масло», Тянь-ши, или волшебные гигиенические прокладки, или же псевдоэзотерическое знание саентологов.

Главное здесь – создание (самогипнозом, самоподбором) послушной интернациональной паствы, чьи высшие отличительные маркировки («Золотой мастер продаж Востока», «Бриллиантовая карточка мастера продаж») выходит далеко за географические пределы и ментальные характеристики отечественной традиции. Если же ещё и послушать некоторые полумистические цифровые параметры – 21, 33, 666 и т. п., являющиеся вожделенными пределами (барьерами) роста адепта (сколько он своих друзей привлёк/обманул) сходство становится буквально тождеством. В мире постоянно идут поиски новых форм и методов скрытого влияния на людей, создания ситуаций для получения односторонних преимуществ. Эти заняты и религиозные структуры, и адепты многочисленных оккультно-мистических объединений и бизнес.

Действительно, мы в основном изучаем историю по действиям, но не бездействию. Так, у аспиранта (научного работника) может возникнуть тенденциозное ощущение, что царская Россия и оттоманская Турция всегда находились в военном противостоянии, что совсем неверно, скорее правильно обратное – несколько общеизвестных войн отнюдь не отменяют столетия сотрудничества, обмена военно-политической информацией стратегического характера на государственном уровне, в том числе и особенно в новейшее время, в период правления Ататюрка и т. д.

В изученный мною эзотерической литературе нет прямого ответа на вопрос, как соотносятся такие важнейшие категории смыслового поля аналитики, как энергия и информация.

В самом грубом смысле – информация реализует себя во времени через энергию (потраченную, запущенную), это классическая триада. Частично этот вопрос рассмотрен в [Шмаков 08], [Ровнер 02]. Структуры, контролирующие массовое сознание, используют многие положения эзотерики для своей практической деятельности.

В самом общем плане (что не отрицает современная наука) мы живём в троичном мире как действительно практической системе, отражающей Нечто. Есть энергия формы (внешней среды – по сути, это предметное поле современной науки), внешних воздействий и обстоятельств. Скорее эта энергия выступает как совокупность интегрированных факторов (привлечённых ресурсов), которые делают одного человека монахом, другого – миллиардером, третьего диктатором, кого-то купцом-лавочником.

Как бы то ни было, приверженцы эзотерики полагают: есть тонкие энергии, практические не регистрируемые приборами, но оказывающими реальное воздействие на людей. Я полагаю, что далеко не всегда информация переходит в энергию, но Г.И. Гурджиев, их духовный отец, утверждал Доктрину о 4 ипостасях (комнатах) как основных видах раскрытия потенции человека – лошадь, всадник, повозка, возничий… Это глубокое эзотерическое учение, глубоко освоенное современной управленческой мыслью Запада. Суть его в том, что траекторию мысли можно проконтролировать (придав импульс энергии) и вовсе не всегда это достойное занятие. Из учения Гурджиева явствует, что развитие личности (субъекта) проходит через совокупность ограничений (тоннель), так или иначе связанный с качеством восприятия, рефлексией и изначальной жизненной энергией. Да, высокая жизненная энергия ведёт к получению человеком адекватной информации (и часто они выражаются через Миссию, Судьбу, определяют человека на своём месте). В истории это происходит довольно редко, тут срабатывает фактор времени – Александр II, Наполеон, Гитлер, Бисмарк. Но чаще мы видим примеры руководителей (таких, как известные из советской истории К.У. Черненко и Ю.В. Андропов), уже знающих всю информацию и структуру управления, но не имеющих больше жизненных сил для реализации своих планов. Ещё более распространённой является практика аутсайдеров типа Салмана Рушди – тот изящно стравил Запад с миром ислама, дабы сделать себе имя и денег заработать [Рушди 12].

У этой триады – энергия, информации и время – есть ещё одна скрытая составляющая (которую отрицают атеисты) – карма, которая в самом общем плане выступает как заслонка, регулирующая скорость проходимости энергии через наши мозги и получение значимой для личного развития информации.

Эта проблема, хотя она лишь обозначена и выходит за рамки данной книги, является ключевой для понимания многих тонких вещей в аналитике. И не только в ней.

1.2. Западная аналитическая традиция

Сегодняшние западные плюралистические концепции мира (в основном построенные на идеях постмодернистской культурологии) делают попытку представить все исторические артефакты народов, культур, прошедших эпох, цивилизаций равноценными, равноположенными. Между тем, ещё до I Мировой войны общим местом культурософий было строительство иерархии по принципу: лучше – хуже, перспективно – на обочине (о безнадёжно отставших, вырождающихся – М. Нордау).

В трудах мыслителей Запада (Ш. Летурно, Э. Рекю, М. Эллиаде, О. Шпенглер, А. Тойнби), и русской школы (П.А. Сорокин, Н.Я. Данилевский), даны убедительные попытки развести понятия культуры и цивилизации, показать разнокачественность, разнонаправленность ценностных векторов развития разных цивилизаций, когда развитие Разума (линейный принцип развития новоевропейской и отчасти Русской цивилизации) является не единственно возможной и даже не доминирующей тенденцией мирового развития. Я согласен с Н.Я. Данилевским в том, что фундаментальные цивилизационные элементы не пересаживаются, как редька с одного национального поля на другое. Научно-технические достижения передаются достаточно легко, а вот «культурное ядро» (например, Русское Православие) в основном остаётся в национальных границах (если его специально не разрушают) и распространяется лишь при особых условиях [Данилевский 91]. Эти главнейшие научные принципы, социологические наработки историософии и культурологии никто доказательно не опровергает, однако в угоду политкорректности, выгодам текущего момента, другим популистским клише массовой культуры в целях «промывки мозгов» постоянно искажаются, забиваются, передёргиваются, подвергаются коррекции.

Весьма перспективным представляется развитие социальных технологий с использованием современных подходов к построению основанного на примате науки непротиворечивого и полного способа социального кодирования индивида. Здесь уместно упомянуть о социокодах по А. Шияну [Шиян 02]. Это – объективно лучшее, что есть в мире по этому поводу. Ниже будут приведены отдельные положения, характеризующие эти подходы.

Для понимания сути западной аналитической традиции целесообразно выстроить некоторую концептуальную линию с целью выявления приоритетов того, что мы сопоставляем и изучаем – общекультурные традиции, религиозные клише, массовые стереотипы и социальные институты, их обеспечивающие и поддерживающие. В современном атеистическом западном обществе (несмотря на всё его пропагандистско-религиозное прикрытие) их место занимает демократический консенсус, позитивистский культ Разума (науки) и процедуры его эффективной реализации. Западные учёные исследуют объективные факторы, связанные с прогнозом и верификацией полученных результатов. Ответ на вопрос: «А можно ли при помощи результатов исследования изменить Реальность, прогнуть её в выгодную для себя сторону?» как раз всё ставит на свои места. Прагматизм очевиден и убедителен.

К числу наиболее существенных моментов, определяющих саму суть и силу западной аналитической традиции, является наличие смыслового системного ядра, создание разветвлённой аналитической инфраструктуры сбора и обработки информации на базе современных информационных технологий (IT), наличие признанных авторитетов, имеющих свои школы и приоритетов рационализма и индивидуализма как важнейшей духовной ценности Западного мира.

Западная аналитическая традиция сохраняется, прежде всего, благодаря принципам поддержания её сущностных элементов, сохраняющих основные методы, приёмы, способы, подходы работы со Знанием в целом как культурно-историческим феноменом. Например, Внутренняя партия в чёрных утопиях [Оруэлл 09], принципы функционирования данного общества, управления государством и т. п., включая рационализированную систему ценностей, геополитические, церковные и все иные прочие доктрины, сумма идеологий и технологий их осуществления. От ранее существовавших цивилизаций – Египта, Греции, Европы, Евразии – всегда оставалось некое культурное ядро, которое постепенно передавалось другим народам. Интересная книга [Ван Рейзема 08] посвящена теоретическим вопросам социальной прогностики, экологическим, социальным, духовным последствиям для нашей цивилизации инновационного, массово-информационного ускорения, вызванного современным развитием.

Автор далёк от мысли представить аналитиков в качестве некоего «ордена меченосцев», некоей «интеллектуальной школы каратэ», которая существует только до тех пор, пока жив мастер – учитель и координатор наивысшего уровня. Однако совсем отрицать роль лидера, создателя и носителя традиций тоже нельзя. В науке это также имеет место, например, школа теоретической физики Ландау, которая распалась после его смерти.

В западной аналитической традиции всегда присутствовала эзотерика или некоторое смысловое сакральное ядро. Эзотерическая часть весьма трудно поддаётся вербальному анализу, но, тем не менее, реально существует [Курносов 97Б, В]. Этот культурно-исторический феномен был распространён на всём протяжении человеческой истории в любой культуре – будь то русское православие, исламские и суфийские ордена, тайны Израиля (все его Пророки, мистики, архивы). Концептуальное отличие европейской аналитической традиции от всех других состоит в том, что она, в основном, строилась на рационализме, легко считывающемся в древнегреческой культуре, римском государственном строительстве (римское право), западноевропейских университетах и Реформации, поступательном развитии европейской цивилизации на протяжении последних 450 лет. Она достаточно открыта, рациональна, антропоцентрична, ориентируется на единичного человека, его права, интересы, ценности. Арийско-языческие культы, известные нам, также достаточно открыты, рационалистичны, предсказуемы и нам понятны.

Говоря о средневековой аналитике, в первую очередь необходимо упомянуть астрологию и алхимию. Весьма интересна эзотерика средневековых орденов, системные элементы и знаки-символы для посвящённых в декоре готических соборов, системные элементы в символике европейских эзотерических структур и эзотерической геральдике. Но главным в контексте нашей темы является изобретение прообраза современной финансовой системы тамплиерами: они ввели долговые расписки, своеобразные векселя, систему «денежных переводов», кредитования и т. д. Интересны также «аналитика» инквизиторов на процессах ведьм, теологическая софистика средневековых европейских университетов и т. д.

На рубеже XIX–XX вв. в ряде ведущих европейских стран: Германии, Франции, Великобритании, России была создана «толща» национальной культуры, позволявшая экстраполировать аналитику как вполне самостоятельную сферу прикладного инструментального знания в востребованную научную дисциплину. Хотя по формальным признакам этого не произошло, тем не менее, важнейшие составные части аналитики уже появлялись. Фрагменты этого знания в виде концептуализации идей, планирования, в том числе стратегического, прогностики, дезинформации, использовались целенаправленно и раньше, например, банкирской конторой Ротшильдов в битве при Ватерлоо (1815), германским Генеральным штабом (1866–1871) при Бисмарке, однако здесь можно говорить о качественном отличии – публичной аналитике, общедоступной, самоорганизующей социальную ткань национального государства. Впервые, пожалуй, государственная потребность в аналитике (как национальный проект, императив) возникла для упорядочения, рационализации, планирования организации общественной жизни, прежде всего, в целях вооружений и совершенствования военной государственной службы, но далее и шире – как меры предотвращения социальных беспорядков (сохранения классового мира). Усиление науки, появление учёных как социальной группы во Франции в период последних Людовиков и Бонапарта было вызвано потребностями укрепления централизованного государства, армии. Мобилизационные усилия всех вовлечённых в I Мировую войну (1914–1918) государств показали возможность и неизбежность подобной мобилизации, включающую и интеллектуальные усилия. Россия явила множество примеров ассиметричного ответа, хорошей координации госаппарата, военных мощностей (усилий) и земств (элементов мобилизационного самоуправления). Германия (в меньшей степени Австро-Венгрия [Исламов 02]), создала эффективную военную экономику, основанную на централизованном распределении заказов, сырья, рабочей силы, мобилизации продовольствия, транспорта и всех иных ключевых ресурсов, принципиально (кроме идеологии национал-социализма и рабского труда) не изменившихся и во время II Мировой войны при Гитлере. Мобилизационные усилия Великобритании и в особенности Франции были гораздо более скромными, они почти полностью исчерпывались новыми информационными отделами спецслужб (использование пропаганды и контрпропаганды), техническими новшествами (качественное развитие техники). По-видимому, до начала 30-х годов XX в. эти новые веяния лишь косвенно затронули США, что сказалось в Новом Курсе Рузвельта, в том числе в создании ФБР, и частично описано в концептуальной работе Г. Форда «Моя жизнь, мои достижения» [Форд 04].

При всей очевидности роста управляемости социально-экономической жизни, особенно её мобилизационной и внутриполитической составляющих, на рубеже веков, вовсе не очевидна их концептуальная составляющая, в том числе влияние выдающихся умов, «мозговых трестов», неявна востребованность качественно новой всеобъемлющей системной аналитики. Расщепление сложнейших реальных цивилизационных процессов на лабораторные социологические дефиниции неизбежно сталкивается со схематизмом и субъективизмом, которые не предотвращаются ни системным, ни иным методом моделирования, направленным на устранение прогнозируемых ошибок анализа [Ван Рейзема 08].

В числе работающих методологических приемов, применяемых в западной аналитической традиции, следует отметить принцип семеричности. В статье «Магическая семёрка плюс-минус два: о некоторых ограничениях нашей способности обрабатывать информацию» психолог Джордж Миллер задаётся вопросом о том, почему нам так нравится группировать вещи по семь: семь чудес света, семь смертных грехов, семь дней недели [Миллер 56]. По мнению автора, в этом отражается структура нашего познания: семь – то количество «порций» информации, которое человек безтруда удерживает в краткосрочной, «оперативной» памяти.

В царской России 1914–1916 годов, по сравнению с другими государствами, был самый крупный государственный сектор, включавший большую часть железнодорожного транспорта, военную промышленность и многое другое. Идея государственного регулирования (пусть косвенного) в виде национального госкапитализма носилась в воздухе, её приверженцами и носителями были многие промышленники, технические специалисты, вовсе не только большевики. Наверное, это и была смутно осознаваемая идея государственного социализма, позднее практически развитая в Госплане, ГОЭЛРО, первых пятилетках. Н.А. Кондратьев и его коллеги по Госплану дали первые адекватные математические модели сбалансированного сосуществования госсектора и мелкотоварного производства в рамках НЭПа (1921–1928). Но потом по экономической науке так «шарахнули», что не осталось ничего, кроме марксизма. Конечно, здесь всё не так просто, это отдельная тема для анализа. Главное состоит в том, что у нас пресекли все источники развития. До 1917 года российская наука занимала достойное место. Представители интеллектуальной элиты России учились за границей, знали по 5-7 языков, были в курсе основных достижений по своему предмету. Можно для примера привести книги Этьена Кандильяка: как только они появлялись во Франции, следом издавались в России.

Кондильяк (Condillac), Этьен Бонно де (1715–1780), французский философ, католический священник, основоположник сенсуализма и один из основоположников ассоциативной психологии. Член Французской академии (1768). Основные работы: «Опыт о происхождении человеческих знаний» (1746), «Трактат о системах, в которых вскрываются их недостатки и достоинства» (1749), «Трактат об ощущениях» (1754), «Логика» (написана для средних школ по просьбе польского правительства, 1780), «Язык исчислений» (1798) и др. Отвергая картезианскую теорию врождённых идей, стремился объяснить все психические процессы (воспоминания, мышление, волю) преобразованиями чувственных ощущений (sensations), считая их единственным источником познания. По его мнению, изначально каждый человек – некая «статуя», постепенно оживающая под воздействием эволюционирующих ощущений. Существование первичных качеств материального мира как некой определённой посылки философ исключал из своей системы миропонимания; по его мнению, телесная и духовная субстанции могут сосуществовать, но обе принципиально непознаваемы. Разделяя сенсуализм Локка, Кондильяк тем не менее отрицал роль рефлексии в качестве специфического источника знаний людей. Его творчество оказало существенное воздействие на французский материализм XVIII столетия. Логика мыслителя, трактуемая им как общая грамматика всех знаков и включавшая также и математику, была весьма распространена в интеллектуальной традиции Западной Европы рубежа XVIII–XIX веков.

В разработках и практической деятельности русских учёных этой поры было много новых концептуальных подходов, это было не повторение морально устаревших идей, выработанных до 1914 года, а выдвигались вполне новые креативные идеи, во многом опережавшие и превосходившие тогдашние мировые научные идеи управления социумом. Причём, в отличие от концептуально важных, но практически не применимых теоретических построений Ф.М. Достоевского, Д.И. Менделеева, В.А. Обручева, они имели технико-экономическое обоснование, что давало в руки тогдашнего политического руководства реальный инструмент органического роста народного благосостояния. К слову сказать, позже, до самого конца советской власти, все другие попытки подобного рода, хотя и не столь глобальные, но носящие концептуальный характер (локальные, ограниченные экспериментом) оказались недовостребованными и провалились при идеологической доминанте коммунизма (Г.М. Маленков, Н.С. Хрущёв, А.Н. Косыгин, Н.И. Рыжков, школа А.Г. Аганбегяна). Наверное, при всём этом нельзя отрицать, что национальные потребности реструктуризации в период 1914–1929 годов породили блестящую плеяду высших управленцев, администраторов-практиков, учёных, аналитиков, научные школы мирового уровня (Н.И. Вавилов, Н.Н. Крестинский, А.В. Чаянов), увы, непревзойдённые до сих пор.

По окончании I Мировой войны страны Антанты получили многомиллиардные контрибуции, сохранили колонии, им не было большого смысла что-то коренным образом менять в своём политико-управленческом бытии. По-настоящему пришлось «напрягаться» только России и Германии, поэтому именно они в последующие годы оказались способными сделать индустриально-технологический рывок. После поражения своей страны в 1918 году один известный немецкий профессор практически в одиночку составил убедительный план технического переоснащения Германии (сопоставимый с разработками нашего Госплана СССР), были и другие высококлассные специалисты-экономисты Веймарской Республики, они в целом удачно начертали планы преобразований, которые потом во многом осуществил Гитлер. После военного поражения в 1945 году Германия развивалась по стратегическим разработкам Людвига Эрхарда. В его книге [Эрхард 93] вопрос стоит о благосостоянии для всех, о социализации прогресса и прибыли, фактически он является отцом социальной рыночной экономики. Любопытно в этом отношении сравнить Германию и СССР. Когда говорят о «германском чуде», обычно вспоминают великого экономиста Эрхарда, но забывают, что главную роль в восстановлении ФРГ сыграл великий германский политик Конрад Аденауэр. Его заслугой является то, что он не позволил разогнать генералов немецкой промышленности. Судили лишь политических и уголовных преступников, но не специалистов. Германский крупный бизнес, монополии не пострадали даже в результате Нюрнбергского процесса, специалисты работали.

Несмотря на два крупнейших общегосударственных поражения (1918, 1945) в Германии оставалась профессиональная национальная элита, сохранявшая аналитическую традицию эффективного госуправления, невзирая на любые трансформации. Её никто тотально не истреблял (как это произошло в нашей стране), она могла функционировать даже часто вопреки тоталитарной идеологии. Это касается деятельности Генерального штаба, касты высших управленцев, директората крупнейших промышленных монополий, академической профессуры университетов, выдающихся инженеров, изобретателей, в том числе этнических немцев, живших за пределами рейха (США, Швейцария, Швеция, Восточная Европа). Что касается русской эмиграции первой волны, она также сохраняла и приумножала культурную традицию – свою, Серебряного века, однако никакого реального воздействии на СССР она не оказала.

В Германии оставались также общественные институты и соответствующая инфраструктура социального взаимодействия, а не только элита. Именно через эти институты и происходила социализация аналитического продукта.

В СССР, к сожалению, такие структуры были настолько узко направленными, что это исключало действительно междисциплинарный системный анализ проблем. С распадом великой державы в 1991 году стало ещё хуже: даже такие «эрзац-институты» были деструктурированы в России за 5-7 лет, а в ряде стран СНГ, например, в Украине, ещё быстрее – всего за год.

Германская аналитика всегда была стратегична, нацелена на ключевые внешние звенья, а не только на планомерный подъём всей социальной ткани общества, как это делалось в США и декларировалось в СССР. Общеевропейский Синдикат угля-стали-электроэнергии – вот та заветная ключевая цель, которую немцы дважды пытались осуществить, и лишь теперь, в XXI веке, им это вполне удалось сделать. Экономическая доминанта в Европе означает политическую интеграцию на германских условиях и во имя их национально-политических интересов. На воплощение этих планов всегда была заострена их аналитика. Кризис в Греции, Испании, Португалии – во многом рукотворный результат такой политики.

Наиболее яркими представителями немецкой аналитической школы, которая проявила себя, прежде всего, в военной сфере, являются Герхард Шарнхорст, Август Гнейзенау, Альфред Шлиффен, Х. Мольтке Старший, К. Клаузевиц. Подходы, близкие к системному анализу, практиковались спецслужбами кайзеровского генштаба под руководством полковника Николаи, а позже в «Отделе армий востока» Гелена в вермахте. Есть смысл напомнить также об отце германской геополитики Карле Хаусхофере и его «Журнале геополитики» (основан в 1924 году), первом периодическим издании, учреждённом представителями данной отрасли знания специально для развития и пропаганды геополитических идей [Хаусхофер б/г]. Вполне естественно, что вокруг этого журнала сформировалась группа видных теоретиков, это К. Хаусхофер, Э. Обет, О. Маулль, Э. Банзе, В. Зиверт, К. Росс, И. Кюн, Р. Хенниг и К. Вовинкель. Идеи А. Хаусхофера и ряда его единомышленников отражены в их статье (1928), предваряющей сборник «Основы построения геополитики» (Bausteine der Geopolitik). Суть их в следующем: «геополитика является учением о связи политических событий с земными пространствами»; она является «оружием для политического действия и путеводителем в политической жизни». Благодаря этому геополитика «становится нормативной наукой, способной направлять практическую политику». Вокруг «Журнала геополитики» сплачивались его сторонники, чтобы при помощи статей, сообщений, критики описывать происходящие в мире политические события. В 1924 году также было создано «Геополитическое общество», во главе которого встал Адольф Грабовски. Был принят устав Общества, который определил его цели и задачи, а также организационную структуру и процедурные вопросы. Таким образом, ещё в период Веймарской республики в Германии был создан своеобразный аналитический центр, преимущественно занимавшийся вопросами геополитики.

Г. Шарнгорст (Scharnhorst) – прусский военный деятель, генерал (1807), начальник Берлинского военного училища. Во время войны с Францией в 1806 был начальником штаба главнокомандующего герцога Брауншвейгского, участвовал в сражениях. С 1807 начальник Генштаба и председатель комиссии по реорганизации армии. С 1808 возглавлял вновь созданное Военное министерство. Вместе с А. Гнейзенау и К. Клаузевицем значительно улучшил организацию армии и подготовку офицеров, осуществил прогрессивные изменения в тактике, сокращение срока службы (в результате был создан обученный резерв) и подготовил введение всеобщей воинской повинности в 1814 году. Был сторонником войны против Франции и по требованию французского правительства в 1811 году уволен в отставку. Во время Освободительной войны 1813 года был начальником штаба Силезской армии генерала Г. Блюхера.

Август Гнейзенау (Gneisenau), прусский генерал-фельдмаршал (1825). После разгрома Пруссии Наполеоном он вместе с Г. Шарнхорстом работал над реорганизацией прусской армии. В 1813 генерал-квартирмейстер, а затем начальник штаба Силезской армии. С 1817 член прусского Государственного совета, с 1830 главнокомандующий прусской армией.

Альфред Шлиффен (Schlieffen) германский военный деятель, генерал-фельдмаршал (1911). Один из идеологов германского милитаризма. Автор германского плана войны (1905). Свои взгляды на способы ведения войны и боя изложил в уставах, наставлениях и др. официальных документах германской армии, а также в ряде военно-теоретических и исторических работ [Шлиффен 11, 38]. Будучи последователем К. Клаузевица и X. Мольтке Старшего, Шлиффен отстаивал идею быстротечной войны, окружения армий противника путём стратегического охвата и разгрома его в большом генеральном сражении. Шлиффен преувеличивал роль полководцев в войне, отрицал возможность фронтального прорыва. Поражение Германии в I Мировой войне вскрыло несостоятельность идей Шлиффена, однако его взгляды оказали большое влияние на формирование германской военной мысли в межвоенный период (1918–1939) и ныне имеют сторонников в ФРГ.

Несколько отдельно стоит сказать о системе Аненербе (Ahnenerbе), Наследие Предков, охватывающей до 50 Институтов Третьего Рейха [Васильченко 05], [Гросс 06], [Катер 97]. Финансовые затраты на их создание, как отмечают многие специалисты, были сопоставимы с затратами на создание атомной бомбы в Штатах. Вопрос о степени «научности» Аненербе достаточно спорный. С одной стороны, можно констатировать, что это была целая система научных трестов, в целом отвечавшая требованиям времени (целям обеспечения управляемости социума в многомерном контексте) и формам организации научного исследования – они были междисциплинарными, прикладными, включали полевые исследования и т. п. Именно это обстоятельство, выражающееся в организационной силе этой структуры, вызывает восхищение простаков. Тайная организация Аненербе благодаря воле Гитлера и невиданным стараниям Гиммлера стала научно-исследовательской структурой в рамках СС. Эта организация занималась поиском следов древних цивилизаций и их знаний, которые верхушка Третьего рейха хотела использовать против всего человечества. Приоритетными задачами для Аненербе считались управление сознанием людей с помощью магических манипуляций и разработка новых технологий для генетического создания «сверхчеловека». Второе Управление Аненербе, занимавшееся проблемами магии Востока и Запада, изучало осуществимость предвидения и возможного изменения будущего, а также уничтожения и воскрешения недочеловека колдовскими методами, зомбирования и оборотничества.

Справедливости ради скажем, что параллельно в то же самое время в СССР создавались структуры для занятий похожими вещами. Так, в 1934–1946 годах А.Н. Леонтьев (будущий академик-психолог, а тогда ещё не известный никому энтузиаст) осуществлял эксперименты, притом успешные, по кожному зрению. Результаты этих экспериментов опубликованы в сборнике его трудов только в наше время (1988).

В 1919 году П.П. Лазарев создал в Москве институт биологической физики, где вели работы по ионной теории возбуждения, кинетике реакций, идущих под действием света, исследовали спектры поглощения и флуоресценции биологических объектов, а также процессы первичного действия на организм различных факторов внешней среды. Позже такие институты были созданы и в других странах. В 20-е годы. Н.К. Кольцов сформулировал концепцию о молекулярной структуре гена и матричном механизме передачи наследственной информации. С 1920 по 1940 год вышел ряд книг, оказавших глубокое влияние на последующее развитие биологии в СССР: «Биосфера» В.И. Вернадского (1926), «Теоретическая биология» Э.С. Бауэра (1935), «Физико-химические основы биологии» Д.Л. Рубинштейна (1932), «Организация клетки» Н.К. Кольцова (1936), «Реакция живого вещества на внешние воздействия» Д.Н. Насонова и В.Я. Александрова (1940).

Моё экспертное мнение об Ананербе сложилось во время длительной служебной командировки в Берлин на основе бесед с различными отечественными и немецкими учёными и специалистами. В целом, если судить объективно, исходя из имеющейся информации, то научные результаты Аненербе незначительны. Это была очень своеобразная форма саботажа интеллектуалов, пытавшихся использовать возможности Третьего рейха в личных целях. Долгое время Аненербе не входил в структуру СС и существовала, главным образом, на пожертвования. Но Гиммлер очень хотел иметь собственную академию наук, поэтому уделял этому институту большое внимание. Состоявшие в нём учёные либо продолжали научные исследования, либо разрабатывали завиральные идеи рейхсфюрера о… полой Земле (!). Постепенно возникла мощная бюрократическая структура, где нашлось место и археологам, и геофизикам, и фольклористам, ну и, естественно, аферистам от науки.

Аненербе дублировал научные структуры Розенберга, конкурировал с грабящими европейские музеи зондеркомандами Геринга, открывал школы, подобно Министерству просвещения, и занимался выведением новых сельскохозяйственных культур и пород животных. Кроме того, он обслуживал и СС – придумывал новую религию и ритуалы, гербы, атрибутику и т. д. Сейчас от всего этого сохранились только новогодние глиняные светильники с прорезями в стенках и свечкой внутри.

Короче говоря, Аненербе занимался тем же, что и все прочие научные организации Германии. В первую очередь боролся за собственное существование: добывал госфинансирование, уничтожал конкурентов, подгребал под себя научные ценности. И очень быстро превратился в неповоротливую многоступенчатую структуру, все звенья которой были озабочены только одним – доказать военную ценность своих исследований, чтобы их не закрыли, а персонал не отправили на Восточный фронт. Вот и придумывали историки, филологи, растениеводы и специалисты отдела по изучению средневековой латыни оборонный смысл своим изысканиям.

Одним из важнейших направлений в деятельности Аненербе было исследование «мирового льда». Гиммлер считал эти исследования важнейшими и проповедовал, мол, интуитивная доктрина (!) «мирового вечного льда» утверждает, что никакого вакуума в космосе нет, а всё пространство заполнено водородом и кристаллами льда; звёзд на небе всего несколько, а мы видим лишь во множестве куски льда, освещённые немногочисленными солнцами, так что вся астрономия – еврейский обман, и его требуется разоблачить.

Масса мифов ходит об экспедиции СС в Тибет в поисках Шамбалы. Возглавлял её Эрнст Шефер, талантливый учёный, ранее дважды побывавший в Тибете в составе американских экспедиций. Именно он открыл, что легендарный «бамбуковый медведь», он же «медведь Давида», к настоящим медведям отношения не имеет, это крупный барсук. С тех пор это животное называют большой пандой. В СС Эрнст вступил еще в студенчестве, а после удачных экспедиций Гиммлер присвоил ему сразу звание унтерштурмфюрера (лейтенанта). Шефер рассчитывал, что протекция рейхсфюрера поможет ему в организации экспедиций, но у СС элементарно не было на это денег. Учёный сам нашёл богатых спонсоров для экспедиции на период 1938– 1939 годов и категорически отказался осуществлять её как мероприятие Аненербе. Единственную уступку сделал, согласившись на официальное название «Экспедиция СС под руководством Шеффера». Стоит ли говорить, что настоящий учёный и не думал искать никакую Шамбалу, а занимался лингвистическими исследованиями и изучением природной среды. Вера Гиммлера в чудеса открывала дорогу в Аненербе разным шарлатанам. Некий полковник люфтваффе Шрёдер-Штранц предложил ему своё чудо-оружие – «радиоактивный аппарат», способный не только истреблять врагов, но и находить нефть под землёй. И, естественно, получил не только «добро», но и целый исследовательский отдел. Шизофреническая мысль самого Гитлера, что в германских недрах просто обязано быть золото, побудила верного Гиммлера создать целый эсэсовский батальон лозоходцев, а в Аненербе вплотную занялись рудознатством и… алхимией (!). Некоторые эсэсовские «старатели» так всю войну и провели в поисках разного рода легендарных кладов и сокровищ, разумеется, тщетно.

Наибольших результатов достиг Аненербе в археологических раскопках. Не только на территории Германии, но и на оккупированных землях эсэсовские историки искали свидетельства превосходства и первородства арийской расы. Они смело выдвигали теории первичности всего германского. Конечной целью исследований было доказательство, что все древние цивилизации, включая египетскую и древнеримскую, возникли из немецкой. И что вообще вся Земля раньше принадлежала германцам. В существующих сегодня мифах об Аненербе отправной точкой служит так называемое Памятное издание (1939). Это фолиант в тысячу страниц, изданный небольшим тиражом с рекламной целью. Его подносили потенциальным спонсорам, а потому содержание его имело мало общего с действительным положением дел. Тут расписывалась работа несуществующих отделов и рассказы о несостоявшихся экспедициях в Южную Америку и Персию. Огромное место занимали описания работ по ландшафтной символике, исследованиям рун и древней письменности, родовых эмблем и геральдики. Всё это создавало ощущение погружения в тайные мистические глубины. Оказывается, в условиях хронического безденежья исследования по проекту Аненербе умудрялись проводить в Англии, Швеции, Италии, Норвегии, Голландии, Бельгии, Греции и Малой Азии. На цветную карту мира были нанесены 122 точки на территории Америки и Азии, где якобы побывали эсэсовские исследователи. И этот блеф до сих пор туманит мозги нынешним журналистам и кинематографистам. Многие люди искреннее увлекаются таинственным, не зная оборотной стороны медали. Справедливости ради скажем, что и в других странах шарлатанов от науки всегда хватало. Чем «научнее» были деятельность советского академика Т.Д. Лысенко, почти вся наша гуманитарная наука-пропаганда до конца 80-х годов и официальный запрет Президиума АН СССР подвергать сомнению теорию относительности А. Эйнштейна?

Впрочем, среди учёных и лжеучёных Аненербе нашёлся и настоящий людоед доктор Рашер, проводивший в Дахау изуверские опыты над людьми. По иронии судьбы он закончил свои дни заключенным в этом же Дахау. Так же и проект Аненербе, порождённое гитлеровским режимом, умер вместе с ним. Осталась поучительная история, её сильная сторона в организации процесса, слабая – целеполагание. Лидеры фашистского движения в Германии были мистиками и метафизиками, а аналитика строится преимущественно на логических построениях, разработанных в рамках диалектического метода познания мира. Я написал про Аненербе лишь для того, чтобы показать пример организационных усилий руководителей государства по достижению поставленных целей. В современной аналитике тоже следует учитывать эту организационную сторону, которая играет существенную роль. Приведенный пример показывает: что при определенных условиях можно консолидировать большие интеллектуальные силы на решении каких-либо целей и задач, актуальных для общества и государства, но при этом по сути абсурдных. Естественно, эти задачи из-за своей мистической основы всегда нереальны.

Если попытаться абстрагироваться от интеллектуальных спекуляций на эту тему, политической идеологии и обвинительных ярлыков, и выйти на более высокий уровень обобщения, то можно сказать, что в 30–40-х годах прошлого века в США, Германии, СССР, Великобритании, несмотря на их специфику, были развернуты полномасштабные научно-аналитические структуры, обеспечивавшие сопровождение государственной политики и экономики, военного дела.

Интересно проследить динамику становления аналитики как научной школы на примере США. Первый мощный блок идей, вошедших в мировую аналитику, появился еще в XIX веке и был связан с геополитикой. Американская геополитическая школа сформировалась под влиянием разработок военно-морского историка адмирала Альфреда Мэхена (конец XIX – начало XX вв.). В работах «Влияние морской силы на историю (1660–1783)» и «Заинтересованность Америки в морской силе» Мэхен выдвинул концепцию «морской силы» как фактора, обеспечивающего безусловное геополитическое превосходство. Именно обеспеченность страны морскими базами и торговым флотом, а также мощь военного флота делают её великой державой, решающей судьбы мира, а морская цивилизация обеспечивает более благоприятные условия для развития. Видя в истории противостояние морских и сухопутных держав, Мэхен предложил использование в качестве глобальной геополитической стратегии принципа Анаконды – удушения противника путем морской блокады его стратегических объектов.

После I Мировой войны западная аналитика развивалась, прежде всего, в русле новых геополитических представлений. Дальнейшее развитие было связано с именем английского учёного X. Маккиндера (конец XIX – середина XX вв.), его иногда называют отцом-основателем геополитики, хотя сам он этого понятия не употреблял. В период 1903–1908 он возглавлял престижное учебное заведение – Лондонскую школу экономики и политической науки, является автором многих терминов понятийного аппарата геополитики. Идеи Маккиндера сначала воспринимались как некие абстрактные схемы, не имеющие, на первый взгляд, практического значения. Однако с течением времени они легли в основу многих геополитических теорий и аналитических школ.

История американской армии это отдельная тема, здесь же обратим внимание на ряд моментов. В XVIII в. привлечение сотен французских офицеров помогло реформировать американскую армию.

История США и их армии покоится на мифах с самого начала возникновения этого государства и его Вооружённых Сил. Независимым государством США стали не 4 июля 1776 года, а 10 лет спустя. В 1776 году начался мятеж, а затем партизанская война части североамериканских колоний против британских властей. А избранный непонятно кем президентом США бывший полковник британской армии Джордж Вашингтон скитался по сельской местности, скрываясь от крупных частей британских войск. В конце концов, британские войска победили бы разрозненные шайки мятежных колонистов, но в 1783 году войну с Англией начала Франция. Французский флот доставил в Северную Америку значительные силы французской армии. Действиями французской армии и флота английские войска в Северной Америке были разгромлены и капитулировали. И только тогда на политической карте мира появились США, отблагодарив своих французских друзей весьма своеобразно: в 1803 году, воспользовавшись занятостью Франции войнами в Европе, американцы отобрали у неё Луизиану – последнюю французскую колонию в Северной Америке. На территории этой бывшей французской колонии было создано несколько североамериканских штатов. Но когда американцы захотели проделать аналогичный фокус с Англией – отобрать у неё Канаду, также воспользовавшись её занятостью войной с Францией, то эта война для американцев чуть было не закончилась потерей недавно полученной независимости. В 1814 году английская армия сожгла американскую столицу вместе с Белым Домом. И после этого в течение 84 лет американцы не рисковали сталкиваться с армиями европейских государств, отводя душу на индейцах и мексиканцах, да ещё истребив друг друга числом 1 млн человек во время Гражданской войны (1861– 1865). Эта война оказалась столь кровавой (население США в то время составляло около 30 млн человек), потому что генералы и офицеры северян и южан имели очень смутные представления не только об оперативном искусстве, но и об элементарных основах тактики. А дисциплина в обеих армиях была, пожалуй, ниже, чем у действовавшей в России в годы гражданской войны армии Махно.

Накануне II Мировой войны США были слабы в военном и разведывательно-информационном плане, они были вторичны, фактически копировали европейские методы и приёмы организации, да и в целом были весьма провинциальны. Кризисы в периоды 1929–1933 и 1934–1937 гг. потрясли американское здание до основания, вполне оправиться от них они смогли только в ходе глобальной войны. Но сам ход событий и географическая удалённость от основных театров военных действий сделали США лидером Западного Мира и, наряду с СССР, лидером антигитлеровской коалиции. Новые задачи в Европе и Тихом океане, а также необходимость координации действий с союзниками (Францией, Великобританией, Китаем, СССР – планирование, поставки по ленд-лизу, обмен развединформацией, развёртывание многомиллионной армии со всеми необходимыми вооружениями, а также и флот), в конце войны атомный проект, а также послевоенное устройство Западной Европы и Азии, отбрасывание коммунизма, план Маршалла – резко изменили характер государственного управления Штатов, грандиозно усложнили характер и форматы решаемых задач. На место провинциального изоляционизма, доктрины Монро, пришла многовекторная наступательная политика во всём мире, где Америка определилась со своими интересами. Оказались востребованными геополитические подходы и стратегические ориентиры, разработанные ещё в самом начале XX века, до I Мировой войны, советником президента США Вудро Вильсона полковником Э. Хаузом [Хауз 43] о превращения США в мирового лидера, идеи Дж. Кейнса о приоритетном (вместо меркантилизма) росте государственных затрат, вложений в инфраструктуру, технологические инвестиции, заработали инвестиционные механизмы развития науки.

В этих условиях опережающими темпами росли научно-аналитические, управленческие структуры разного порядка, создавались спецслужбы. В годы войны, как никогда, стало ясно, что наука может внести огромный вклад в дело обеспечения безопасности страны, и с тех пор американское правительство стало считать науку и технику областями, заслуживающими его поддержки. По окончания II Мировой войны (в отличие от армии и флота) эти структуры не только не сократились, но и стали главным инструментом американской внешней политики. С тех пор, примерно с 1948 года, «фабрики мысли» образовали сложную многомерную ткань, сеть центров, фондов, лабораторий, СМИ, учебных заведений разного профиля, адвокатских контор, неформальных объединений государственных чиновников, сенаторов, групп лоббирования – они-то и реализуют на сегодня потенциал экспертно-аналитического сообщества в США [Диксон 86].

Наибольший рост этих структур происходил в период с конца 40-х до конца XX столетия. Основы национальной научной политики США в XX веке сформулировал выдающийся организатор научных исследований Ванневар Буш, он представил в июле 1945 года президенту США Трумэну доклад «Наука – безграничные рубежи», приравнявший завоевание новых границ человеческого познания к важнейшим стратегическим целям развития американской цивилизации «в пространстве и времени».

«Модель науки» по Ванневару Бушу включала три элемента: (1) федеральное правительство, (2) университеты и колледжи, (3) промышленность, за которыми были закреплены и расписаны конкретные роли. Федеральное правительство должно было финансировать большую часть фундаментальных исследований в университетах и колледжах, а частные промышленные компании – доводить разработки до коммерческого использования.

В мае 1950 года был создан Национальный научный фонд США (НФ), а после запуска советского «Спутника» в ноябре 1957 года законодательно учреждён пост Советника по науке и Совет научных консультантов при президенте США. В 1961 году было создано Управление по науке и технике, преобразованное в 1973 году в Управление научно-технической политики (советник по науке при президенте США является его директором). Окончание «холодной войны» позволило впервые с 1940-х годов переориентировать науку на сугубо мирные цели. В 1994 году Клинтон и Гор объявили об отходе от «модели Ванневара Буша» и переходе к «коммерциализации науки» путём сокращения федеральных расходов на военные НИР и предоставления «полной свободы рук» частному сектору. Главным научным приоритетом стало не расширение фундаментальных знаний, а увеличение «доли корпораций на мировых рынках».

Эта попытка выстроить эффективную национальную научную политику на принципах «коммерческой модели» потерпела неудачу, потому что проявилась «органическая» несовместимость науки с рыночным функционированием современной экономики США. Демилитаризация научной деятельности лишь на первый взгляд освободила науку от «ауры сверхсекретности», так как коммерческое использование результатов научных исследований обернулось установлением ещё более жёсткого режима коммерческой тайны.

В США всё чаще стали встречаться учёные-предприниматели, совмещающие преподавание и научные исследования с работой в коммерческой фирме, нередко специально созданной ими же (иногда с коллегами из своего или других академических центров) для практической реализации собственных научных открытий.

В период 1991–2000 гг. число академических центров, активно занимающихся патентованием своих изобретений и выдачей лицензий, увеличилось на 42 % количество вновь основанных фирм для использования запатентованных изобретений и открытий более чем вдвое, число полученных патентов в 2,5 раза (с 1,3 до 3,2 тыс.), а нетто-доходы от их использования в 5 раз (с 200 млн до 1 млрд долл.). Федеральные расходы США на НИР в 1940 году составляли 250 млн долл., в 1948 – чуть менее 1 млрд, в 1957 достигли 3 млрд, в 1960 году подскочили до 8 млрд, а впериод 1967–1971 годов уже превышали 16 млрд долл. в год.

США вступили в новое тысячелетие, уверенно сохраняя своё мировое лидерство в сфере НИР. Расходы на проведение НИР в 2000 году в абсолютном выражении вышли на рекордный уровень в 276,2 млрд долл.; в относительном выражении они составили 2,64 % ВВП США. В абсолютном выражении Соединённые Штаты тратят на НИР больше, чем остальные шесть стран «Большой семёрки» (Великобритания, Германия, Италия, Канада, Франция и Япония), вместе взятые, это 40 % общемировых расходов на НИР. В мире из около 240 млн лиц с высшим образованием, которых международная статистика относит к категории «учёные и инженеры», около 22 % – самое большое их число – трудятся в США.

В 2011 году государственным и частным секторами было потрачено на НИР 405,3 млрд долл., что составляет 2,7 % ВВП страны.

В формирующемся многополярном мире складываются 4 главных центра научного прогресса, это США (35 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности), Евросоюз (24 %), Япония и Китай (примерно по 12 %). К сожалению, Россия в группу лидеров не входит – на нашу долю приходится менее 2 % мировых расходов на НИОКР по паритету покупательной способности и 1 % по обменному курсу. Таким образом, мы отстаём от США по расходам на НИОКР в 17 раз, от Евросоюза – в 12 раз, от Китая – в 6,4 раза, от Индии – в 1,5 раза [Рогов 10], [Решетняк 05].

В 2002 году за счёт средств американского федерального бюджета финансировалось 28,3 % всех проводимых в стране НИР, тогда как на долю американских корпораций и фирм – приходилось 65,5 %. При этом на фундаментальные научные исследования направлялось 18 % совокупных расходов на НИОКР (в 2002 году это составило почти 50 млрд долл.), на прикладные исследования 24 % средств, на опытно-конструкторские разработки 58 %. Федеральное правительство финансировало свыше 60 % всех академических научных исследований (на средства промышленности проведено 18 % НИР).

В целом федеральное финансирование НИР характеризуется исключительно высокой степенью концентрации расходов по федеральным министерствам и ведомствам: 96 % всех федеральных расходов на фундаментальную науку поступают в 6 федеральных учреждений, это Министерство здравоохранения и социальных услуг (Национальный институт здравоохранения), Национальный научный фонд, Министерство обороны США, Национальное управление по исследованию и освоению космического пространства (НАСА), Министерство энергетики и Министерство сельского хозяйства.

Возможно, именно стремлением диверсифицировать базу проведения академических НИР следует объяснить наблюдающуюся с начала 1980-х годов тенденцию прямого политического финансирования академических исследований по линии Конгресса США. Общий смысл новой практики состоит в том, что при утверждении проекта федерального бюджета на очередной финансовый год Конгресс США, правильнее сказать, лоббирующие эти расходы сенаторы и конгрессмены, исходя из принципов политической целесообразности и необходимости, включает по своему усмотрению в научно-исследовательские бюджеты федеральных министерств и ведомств дополнительные средства на реализацию различных научных проектов или программ. Расходы Конгресса США на академические НИР уже достигли 1,8 млрд долл. в год и составляют 5-6 % всех расходов на фундаментальную науку.

Интересен характер изменений в структуре финансирования различных научных дисциплин. В начале XXI в. первое место с большим отрывом занимали медицинские науки – 31,1 % средств и биологические науки – 27,5 %. Доля технических наук составила 15,3 %, физических наук (физика и химия) 8,6 %, наук о Земле (включая атмосферные и океанические науки) – 5,6 %. Социальные науки (экономика, политология и психология) находились на пятом месте – 4,4 %. Доля компьютерных наук, несмотря на их бурный рост на протяжении последних 25 лет, в начале нового столетия составила скромные 2,9 %, а доля физиологии как отдельной научной дисциплины 1,8 %. На последнем месте оказались математические науки: 1,1 %.

Финансовая поддержка федеральным правительством США различных научных дисциплин тесно коррелируется со степенью их значимости и приоритетности. В начале XXI в. средства федерального бюджета обеспечивали 67–70 % всех НИР в сфере физических наук, математики, компьютерных наук, физиологии, около 65 % исследований в области наук о Земле, почти 60 % медико-биологических исследований и разработок технических наук, однако в сфере социальных наук поддержка федерального правительства была заметно слабее и составляла не более 38 %, в том числе экономики 33,3 %, политологии 29 % и социологии 45 %.

Поддержка федеральным правительством экономической науки резко сократилась. Глубинные причины этого изменения коренятся в том, что с конца 50-х по конец 80-х годов главным направлением академических экономических исследований был осуществлявшийся ЦРУ США проект по изучению экономики СССР крупнейший в сфере социальных наук, когда-либо финансировавшийся федеральным правительством. Как отметил в своём письме весной 1991 года в Конгресс США видный американский экономист Д. Йоргенсон: «Принимая во внимание всю значимость экономических оценок Советского Союза, представляется просто невероятным, что правительство США установило внутреннюю монополию на эти оценки… Но модель, разработанная рыцарями плаща и кинжала, в новой экономической ситуации после окончания холодной войны больше не подходит. Главный урок на будущее состоит именно в необходимости иметь большую прозрачность. Правительство США должно… создать условия для интенсивной интеллектуальной конкуренции…».

Если говорить о каких-либо кризисных или острых проблемах в развитии современной американской академической науки, то в программном докладе администрации Буша о национальной научной политике США в XXI в., опубликованном в июле 2004 года, в самом общем виде эти проблемы были сформулированы как «падение интереса к научно-технической карьере во всех слоях населения». Первый тревожный индикатор падения относительной роли и значения науки в современном американском обществе – сокращение численности высококвалифицированных специалистов, занимающихся НИР; во-вторых, – это тенденция к «постарению» академических кадров. Пик численности академической «рабочей силы» высшей квалификации в США достиг рекордного уровня в 2001 году – 245,5 тыс. докторов наук. Но если в 1975 году средний возраст докторов наук составлял 42,4 года, то к 2001 он увеличился до 47,4 лет; за этот же период доля «молодёжи» сократилась с 25,9 % до 12,0 %, или более чем вдвое (!), тогда как доля «мудрецов» старше 65 лет увеличилась с 2,0 до 4,0 %, то есть тоже вдвое.

Заметно уменьшилась численность учёных с белым цветом кожи. Если в 1975 году белые составляли 91 % академических исследователей высшей квалификации, а белые мужчины – 81 %, то к 2001 году эти доли понизились соответственно до 82 и 59 %. Если в 1975 году в академической системе белые составляли 87 % молодых специалистов с докторскими дипломами, а белые мужчины 73 %, то к 2001 эти доли понизились соответственно до 72 и 41 % вследствие роста доли женщин с 10 % в 1975 до 29 % в 2001 году, а также представителей этнических меньшинств, доля которых в 1975–2001 годах возросла с 2 до 7 процентов.

В июле 2004 года, в преддверии президентских выборов, администрация Дж. Буша, явно пытаясь заручиться поддержкой американского научного сообщества, обнародовала доклад «Наука для XXI века». В качестве основных приоритетов в сфере научно-технического развития на ближайшую перспективу были выдвинуты пять основных целей:

– борьба с международным терроризмом, укрепление внутренней и национальной безопасности США;

– обеспечение устойчивых темпов экономического роста страны на основе ускоренного научно-технического прогресса;

– повышение качества жизни американцев путём совершенствования системы здравоохранения и медицинского обслуживания;

– всемерное развитие энергетики и энергетического сектора;

– сохранение качества окружающей среды.

В настоящее время аналитика в США в основном занята их реализацией.

Несмотря на появление в мире тысяч аналитических центров, во многом подражающих американским «мозговым центрам», американские Think Tanks остаются особым явлением [Нарочницкая б/г]. Термин think tank – «резервуар идей» чаще переводится как «мозговой трест», «фабрика мысли» – возник во время II Мировой войны и означал помещение с усиленной защитой, где проводили заседания эксперты и военные. В то время как филиалы или консультанты Фонда Карнеги, Фонда «Наследие», Брукингского института в других странах учат местные элиты смотреть на национальную политику через призму «глобального подхода», эти мозговые центры США работают исключительно на американские интересы.

Например, Брукингский институт (Brookings Institution) – это исследовательский институт в США, основанный в 1916 году. Находится в г. Вашингтоне. Один из важнейших аналитических центров страны, специализируется на общественных науках, муниципальном управлении, внешней политике и мировой экономике. По состоянию на 2011 год президентом института являлся Строуб Тэлботт, бывший заместитель госсекретаря США.

Отличительной особенностью американских think tanks является даже не их прямая связь, сотрудничество и обмен кадрами с Конгрессом, Государственным Департаментом, ЦРУ и другими учреждениями по сбору информации. Для этих «университетов без студентов», как их называли ещё перед войной, «студентами» являются и правительство, и политический класс в целом. Они – суть мощная идеологическая и политическая скрепа американского истэблишмента, его костяк и кузница интеллектуального потенциала. Эти мощные генераторы идеологии создают тонким и опосредованным образом мировоззренческие аксиомы сознания для посвящённых и стереотипы для профанов, их широкая международная активность подменяет и дополняет работу американской дипломатии и идеологической разведки. Наконец, именно они и составляют кровеносную систему связи между элитами, по которой циркулирует «истинное живое знание», в то время как СМИ виртуозно пропагандируют соответствие государственных и общественных интересов США и обрабатывают многомиллионный «демос».

Воплощением подобных подходов является Совет по внешним сношениям (СВС) – это святая святых истэблишмента США. Многие эксперты полагают, что как центр принятия решений СВС стоит над администрацией США. СВС был задуман ещё в 1916 году, в рубежный момент смены внешнеполитического курса. Выход Америки на европейскую и мировую арену осуществлялся с вызовом традиционному понятию национального интереса и суверенитета, с противопоставлением ему, как выражается Г. Киссинджер, «вселенской, основополагающей гармонии, пока что скрытой от человечества». Политика президента Вудро Вильсона воплотила многолетние наработки англосаксонских «мудрецов». Девиз на государственной печати США «Novus ordo Seculorum» (лат. «новый порядок на века») из мистического задания стал воплощаться в реальности. «Real politik» (термин составлен из англ. real – «реалистичный, искренний, практичный» и нем. Politik – «политика») как средство идеологизации внешней политики США вильсонианского типа могла поспорить с ленинскими принципами внешней политики. Не только защита национальных интересов, а достижение некой общемировой цели и при этом чёткая ориентация на реализацию своих геополитических интересов – вот что выдвигалось в качестве цели на мировой арене.

К началу XX века в США уже сформировался крупный центр финансовых интересов, который был связан тесными экономическими, политическими, культурными узами с финансовыми группами европейских держав. Родственным кругам Европы и Америки были одинаково чужды и мешали монархические и национально-консервативные устои европейских обществ и культуры, классические традиции международных отношений, сложившиеся после Вестфальского мира.

Вестфальский мир (1648) – два мирных договора, заключённые в Мюнстере и Оснабрюке, двух городах Вестфальской области. Завершил Тридцатилетнюю войну (1618–1648). Швеция получила устья почти всех судоходных рек Сев. Германии, Франция – часть Эльзаса, за германскими князьями были фактически признаны права суверенных государей. Закрепил и усилил политическую раздробленность Германии.

Любой исход войны для этих финансовых кругов и их представителей давал возможность обретения лидерства в мировой идеологии и политике, подкреплённых мощными финансовыми рычагами. Приведу в моём изложении отрывок из книги [Хельзинг 95].

В американской Гражданской войне (1861–1865) боролись Северные штаты, которые были за отмену рабства, против Южных штатов, выступавших за его сохранение. Перед войной семейство банкиров Ротшильдов в Европе с помощью их агентуры в Северных штатах разжигало движение «За Союз». Одновременно другие агенты Ротшильдов в южных штатах разжигали настроения против Союза. Когда затем разразилась война, Банк Ротшильдов в Лондоне финансировал Северные Штаты, а Банк Ротшильдов в Париже – южные! В итоге единственный, кому эта война действительно дала выигрыш, были Ротшильды. (Кстати, в это же время фабрикант Кольт, коренной американец, изготовитель прекрасного револьвера своей марки, знакомого всем по вестернам, поступал со своей продукцией точно так же).

Сформированные в тот период принципы тайного влияния используются и поныне. Среди них:

– создание конфликтов, когда люди борются друг с другом, а не с истинным зачинщиком конфликта;

– сокрытие зачинщика конфликта;

– поддержка всех спорящих партий (сторон);

– действия под маской миротворца, полной доброй воли инстанции, стремящейся прекратить конфликт.

Идеология вильсонианства породила проект пакта президента Вудро Вильсона о Лиге Наций и Программу из 14 пунктов [Киссинджер 97].

Лига Наций – международная организация, основанная в результате Версальско-Вашингтонской системы Версальского соглашения в период 1919–1920 гг. В 1934–1935 годах в Лигу Наций входило 58 государств-участников. Цели Лиги Наций включали разоружение, предотвращение военных действий, обеспечение коллективной безопасности, урегулирование споров между странами путём дипломатических переговоров, а также улучшение качества жизни на планете. Прекратила своё существование в 1946 году. Её преемницей стала ООН.

Разработчиком этой новой внешнеполитической идеологии – прародительницы современной идеологии глобализма – по сути неовильсонианства в немалой степени являлись кадры будущего Совета по внешним сношениям. США выходят из своей «изоляционистской» доктрины с универсалистским проектом, автором которого был загадочный советник Вильсона полковник Э. Хауз – фигура, недооценённая историками [Хауз 43].

Главное в этом проекте – это отказ от национального интереса как основы политики и снижение традиционной роли национальных государств, создание первого типа универсальной международный организации – Лиги наций и интернационализация международных проблем. США сумели подменить цели войны, ради которых французы, немцы, англичане и русские гибли на фронтах. Г. Киссинджер представляет эту подмену в качестве моральной и политической победы Нового Света над имперским Старым.

Вступление Америки в войну сделало тотальную победу технически возможной, но цели её мало соответствовали мировому порядку, известному Европе в течение столетий и ради которого (предположительно) была развязана война. Америка с презрением отвергла концепцию равновесия сил и объявила Realpolitik аморальной. Американскими критериями международного порядка являлись демократия, коллективная безопасность и самоопределение, но главное – роль мирового финансового центра.

Полковник Эдуард Хауз создал ещё в 1916 году неофициальную группу экспертов для выработки модели будущего мира и роли в нём США. Исследователи отмечают не по чину огромное влияние этого серого кардинала, настоящего аналитика. При нём Госдепартамент США сошёл на положение промежуточной инстанции для воплощения его идей и стал просто архивом официальной корреспонденции по иностранным делам. Настоящая же дипломатическая переписка, строго секретная, проходила непосредственно через его скромную квартирку на 35-й Ист Стрит. Послы воюющих стран обращались к нему, когда хотели повлиять на решения правительства США или найти поддержку в паутине трансатлантической интриги.

Связи полковника были весьма разнообразны и необычны: банкиры Вандербильт, Варбург и Шифф, молодые братья Аллен и Джон Фостер Даллесы, раввин Уайз, журналисты и комментаторы, эксперты, Бальфур и Ллойд Джордж.

Одним из самых значительных представителей семейства Вандербильтов был Уильям Генри Вандербильт, старший сын основателя финансовой империи Корнелиуса Вандербильта, возраст на пике богатства 64 года. Когда он скончался в 1885 году, то был самым богатым человеком мира с личным состоянием 231,6 млрд долларов (в покупательном эквиваленте на начало XXI века).

Известная под названием «The Inquiery» (англ., «расследование») экспертная группа фактически руководила американской делегацией на Версальской конференции и вместе с банкирами объявила о создании Совета по внешним сношениям прямо в Париже. Однако первое же детище идеологии Совета встретило осуждение почвеннически настроенного американского тогда ещё демократического истэблишмента. Даже Г. Форд, потративший целый год (1918–1919) на эти интриги по поводу мирного послевоенного устройства, «плюнул на всё» и уехал.

Американский Сенат в 1919 году при обсуждении Версальского договора и пакта о Лиге наций весьма заинтересовался закулисной стороной формирования позиции США в войне и происхождением вильсонианской концепции послевоенного мира под эгидой наднационального органа, что, по их мнению, подрывала суверенитет как основу международного права. Весьма любопытен допрос, которому Бор, Председатель Комитета по иностранным делам Сената, подверг Бернарда Баруха, но так и не получил вразумительного ответа на наивный вопрос, возможно ли защитить интересы США в условиях примата международной организации. «Посвящённый» Барух не собирался просвещать честного почвенника Бора о принципиально новых политических и финансовых механизмах обеспечения интересов и лишь многозначительно изрекал: «Полагаю, что мы это сможем, сенатор» [Нарочницкая б/г].

Роль Варбургов, Я. Шиффа, Моргана, Вандерлипа в подготовке послевоенного устройства и идейных постулатов для первого проекта «единого мира» стала предметом скандального разбирательства в американском Конгрессе, возмущённом открывшимся обстоятельством, что текст документов Парижской конференции и, особенно, текст Пакта о Лиге Наций был известен банкирам ранее уполномоченных дипломатических представителей в Париже [Афанасьева 45].

Комитет по иностранным делам обратил внимание на шокириующую деталь, обнаружив, что американские банкиры до 1917 года не только препятствовали вступлению в войну и отказывали России в кредитах на закупку вооружений, но просто сделали ставку на победу Германии, что перестало удивлять, когда выяснилось, что германская ветвь Варбургов – это семья брата Варбурга-американца, и она владела главным пакетом акций Hamburg-American and German Lloyd Steamship Lines,а также банками, которые финансировали германское судостроение и военный флот. Я. Шифф, женатый на их родственнице, создал в США «Американский комитет по вопросу о нейтральной конференции», который взял на себя задачу «установить мир с победоносной Германией». В ходе слушаний выяснилось, что именно те же люди и даже те же авторы первыми начали пропаганду новых идей и обвинения «европейской реакции» в развязывании мировой войны. В итоге американский Сенат не ратифицировал Версальский Договор и отказался вступить в Лигу наций.

Описанная идеология международных отношений с обоснованием американской роли была первым продуктом начинающего Совета по внешним сношениям. Из-за позиции Конгресса США, где доминировали «почвеннические» настроения, на значительный промежуток времени американская внешняя политика оказалась в руках консерваторов-изоляционистов с лозунгом «подальше от Европы». Потребовались определённые усилия, чтобы укрепить в США соответствующие круги для проведения выработанной кадрами Совета по внешним сношениям линии Хауза – Вильсона, и понадобился весь XX век для реализации их универсалистского замысла.

По признанию Директора Отдела политики и планирования Госдепартамента Ричарда Хааса, именно Совет по внешним сношениям в период изоляционизма «помог сохранить и поддержать готовность к глобальной вовлечённости некой «посвящённой общины» внутри США и «поддержать теплящийся огонёк мондиализма» в период между отречением США от Лиги Наций и началом II Мировой войны.

В этот период Совет сливается с американским «Институтом международных отношений». На обложке ежегодника Political Handbook of the World (англ., «Политический справочник мира») Совет объявил себя некоммерческим, неполитическим, внепартийным научно-исследовательским обществом для постоянного обсуждения актуальных политических, экономических и финансовых проблем Америки в международном аспекте. Эта организация «представляет собой группу людей, многие из которых имеют обширный опыт в международных вопросах и которые желают научной и беспристрастной исследовательской работой помочь развитию благоразумной внешней политики США». Однако руководящий состав, тематика, наконец, материалы закрытых заседаний свидетельствуют, что эта структура теснейшим образом связана с финансовыми группами США, Морганами и Рокфеллерами, а также имеет прямой выход в Госдепартамент.

К концу 30-х годов значение Совета по международным отношениям, его авторитетность как ведущей научно-исследовательской организацией США по изучению международных проблем с определённого времени была намеренно подчёркнута во время участия на международном съезде научных обществ по изучению международных отношений, организованном Лигой Наций в Лондоне в 1939 году. Однако его роль разработчика внешней политики США и связь с Государственным Департаментом никогда не афишировались, хотя их можно доказательно проследить ещё с довоенных времён. Более того, разработки Совета не раз служили основой для официальных внешнеполитических документов и даже текстуально совпадали с ними, причём не только американских, но и ряда стран, чья ориентация имеет большое значение для американских военно-политических планов в Европе.

Из довоенного прошлого Совета можно привести немало красноречивых примеров: председателями Совета были Норман Х. Дэвис, бывший заместитель Госсекретаря США, Джон Дэвис, бывший посол США в Англии (1924) и кандидат в президенты США от демократической партии, который вплоть до 40-х годов был членом редколлегии Foreign Affairs, влиятельно журнала по международным делам, Оуэн Юнг, автор репарационного плана Юнга, он же президент General Electric (GE). Исайя Боумэн, член Совета, был советником президента Вудро Вильсона, работая в тесном взаимодействии с полковником Хаузом. Боумэн оставался членом Совета ещё в середине 40-х годов, являясь членом одной из главных групп – «Территориальной», занимавшейся планированием будущего Европы после «нацистско-большевистской войны». Его имя всплывёт в составе американской делегации на конференции в Думбартон-Оксе (1944). Г.Ф. Армстронг, председатель Совета в годы II Мировой войны был одновременно главным редактором Foreign Affairs, оставаясь на этом посту до середины 70-х. Все упомянутые деятели стояли в вопросах внешней политики на однозначно враждебных к России позициях, открыто заявляемых вплоть до 22 июня 1941 года [Нарочницкая б/г].

Понятно, что в столь кратком обзоре нам не удастся глубоко раскрыть эту тему. Тем более, что сейчас появляется всё больше новых источников по данной проблематике [Кестлер 01]. Нас же интересует в деятельности Совета больше как, а не что, почему удачно были совершены те или иные тайные операции.

К началу II Мировой войны деятельность Совета можно охарактеризовать как совмещение аналитическо-концептуальной разработки стратегических проблем по всем аспектам американской роли в мире, формулирования внешнеполитических программ и документов для ведения конкретной дипломатической работы с союзниками и соперниками, осуществление связи с представителями оппозиционных и эмигрантских групп из других стран. Работа Совета ещё до войны состояла не только в подготовке важнейших стратегических оценок международного положения, но и в отсылке данных материалов в распоряжение Госдепартамента. Совет по-прежнему был теснейшим образом связан с английским королевским Институтом международных отношений в Лондоне (Chatham House), который пересылал свои работы Совету [Саттон 98].

На заседаниях Совета, работа которого необычайно активизировалась в периоды, готовящие или предвещающие масштабные геополитические сдвиги, всегда присутствовали и выступали с докладами представители оппозиционных или эмигрантских элит тех стран или территорий, важных для США, на которые они не имели возможность оказывать воздействия. Советские спецслужбы и «аналитические» отделы заинтересовались деятельностью Совета, судя по всему, после смены руководства Народного комиссариата иностранных дел (НКИД). М.М. Литвинов не случайно считался англосаксонским лобби в советском истэблишменте, и при нём о деятельности Совета в НКИД ничего не писали. Однако наш дипломат сам прекрасно был о ней осведомлён, так как был в составе группы «из пяти высокопоставленных большевиков», когда она наносила Совету визит (1929), после чего через некоторое время Совет рекомендовал правительству США признать СССР. Редкие документы о том визите пока ещё в России находятся за семью печатями, поскольку эти большевики «первого» космополитического разлива явно обещали некую экономическую и политическую стратегию, приемлемую для США. Так что деятельность нынешних российских политических деятелей, ориентированных на Запад, имеет глубокие исторические корни.

С лёгкой руки М.М. Литвинова, писавшего в НКИД все аналитические записки с оценками американской политики в целом и перспектив отношений с СССР, в советской довоенной историографии всегда выделялась «демократическая Америка», более «терпимая» к большевикам. Это была сущая правда, и в этой стратегии определённую роль играл Совет по внешним сношениям. США оказывали большевикам немалую помощь средствами и кадрами революционеров в самые ранние годы, затем договаривалась с ними, участвуя также и в финансировании походов Антанты.

Именно США были готовы немедленно признать большевиков на удерживаемой ими небольшой части России с одновременным признанием всех территорий, самопровозгласивших независимость. Однако, когда в 1922 году та же большевистская власть сумела восстановить единство страны, США долгое время (до 1933 года) отказывались признать в форме СССР основную историческую территорию России. Вопреки своим заверениям Белому движению о незыблемости американской позиции по вопросу о безусловной необходимости сохранения Прибалтики как части России, США последовательно не признавали восстановление суверенитета СССР над этими территориями. Понятно, что дело было не в большевиках, а в восстановлении России как геополитического гиганта.

США признали СССР лишь после того, как в ходе засекреченного до сих пор упомянутого выше визита в США группы из пяти высокопоставленных большевиков те «отчитались» о своих дальнейших планах загадочному Совету по внешним сношениям. По словам У. Мэллори, исполнительного директора Совета, эти делегаты дали ответы, которые «удовлетворили аудиторию, состоявшую из американских банкиров, но могли бы дискредитировать этих людей дома». Удалось установить, что одним из них был М.М. Литвинов, имевший давние связи в англосаксонском мире, женатый на дочери английского историка и ставший Наркомом иностранных дел (1930).

Со временем большевистское руководство СССР заподозрило в США геополитического соперника. Перед разведкой и аналитическими органами, по-видимому, были поставлены новые задачи. Сразу было установлено, что многие важнейшие международные инициативы в Европе и темы заседаний Совета совпадают, хотя не имеют формальной связи, а его документы и материалы появляются затем в форме официальных заявлений и документов международных и американских инициатив. Так, подготовленные лондонским внешнеполитическим исследовательским центром «Чэтэм хауз» «Планы по экономической реконструкции Европы» и «Немедленные послевоенные мероприятия по оказанию помощи и реконструкции в Европе», были рассмотрены на заседаниях Совета за два с лишним месяца до визита в США руководителя Бюро Межсоюзнического Комитета послевоенной помощи Лейт-Росса. Эти материалы появились в почти неизменённом виде как официальный документ Госдепартамента США, вручённый Дином Г. Ачесоном М.М. Литвинову в качестве американского проекта соглашения о послевоенной помощи под названием «Администрация помощи и восстановления Объединённых Наций».

Меморандум «О мирных целях Норвегии», рассмотренный на заседаниях группы по изучению мирных целей европейских наций 30 июня 1941 года, в большей своей части содержится в официальных документах норвежского министра иностранных дел Трюгве Ли, подписанных им в Лондоне 8 мая 1942 года и вручённых советскому послу А.Е. Богомолову 16 июля 1942 года в качестве «Проекта основ норвежской послевоенной политики». Не без оснований в НКИД Совет назван «квалифицированной и солидной кухней по разработке, систематизации и подготовке не только абстрактных и перспективных проблем будущего послевоенного устройства, но и важнейших международных политических вопросов текущего оперативного порядка, некоторая часть из коих может весьма сильно затронуть интересы Советского Союза».

С самого начала II Мировой войны под руководством Совета по внешним сношениям четыре группы экспертов работали по заданию Госдепартамента на средства фонда Рокфеллера над темами под общим названием «Изучение интересов Америки в военное и мирное время», в том числе Группа по вооружению, а также Финансово-экономическая, Политическая и Территориальная группы. С 2 июня 1941 года, за три недели до нападения Германии на СССР, с одобрения Госдепартамента прибавилось ещё одно подразделение под характерным названием Группа по изучению мирных целей европейских наций, и все группы резко интенсифицировали работу, выпустив ограниченным тиражом на гектографе ряд строго секретных документов и меморандумов, посвящённых послевоенному порядку в Европе и мире с особым вниманием к территориям и странам, граничившим с Советским Союзом.

Членами всех важнейших групп одновременно являлись Г. Армстронг, У. Мэллори (принимавший секретный визит М.М. Литвинова), А. Даллес и ряд других ключевых координирующих фигур. Особо обращают на себя внимание заседания с докладами представителей эмигрантской элиты и бывших государственных деятелей Прибалтики – Литвы, Латвии и Эстонии, а также Польши, Венгрии, Норвегии, Чехословакии, Румынии, Югославии, Австрии. Тематика заседаний и названия докладов, меморандумов посвящены классическим темам «реальной политики» и глобальным интересам США, мало соответствующим вильсонианству и Атлантической хартии. Интересы борьбы с гитлеровской мощью требовали вовлечения СССР, его материальных и человеческих ресурсов в войну против Германии, которую могла разгромить лишь континентальная держава, и Советский Союз приглашался в качестве союзника в борьбе против общего врага. Какую же позицию занял Совет по внешним сношениям?

22 августа 1941 года СВС посвящает американской стратегии в новых условиях заседание, прагматизм которого сравним с временами Талейрана и Макиавелли. Сама тема заседания «Вопросы американской политики в связи с нацистско-большевистской войной» и перечень вариантов демонстрируют истинную позицию, весьма отличную от риторики официальных деклараций и обращённых ко всему миру и к СССР инициатив. Посудите сами, дорогие читатели:

«Если большевистский режим сохранится, а) Станет ли Америка соучастником Советской России в войне против Гитлера? б) Должна ли Америка добиваться установления равновесия между (послевоенными) Германией и Россией путём создания независимых от них обеих буферных государств? в) В случае нападения Японии на Приморье, должны ли тогда США вмешаться путём интервенции на Дальнем Востоке?

Если большевистский режим падёт, а) Должна ли Америка стараться восстановить большевизм в России? б) Должны ли США по примеру Гитлера санкционировать массовое переселение народов для создания буферной зоны между Германией и Россией?

Если после большевистского режима [в России] будет установлен режим сотрудничества с Германией, а) Должны ли США не дать возможность этому режиму установить контроль над Транссибирской железной дорогой? б) Должна ли Америка подготовить на Дальнем Востоке противников этого режима (Китай, Япония)?»

Однако самое ценное – в итоговых тезисах обсуждения: «Военный результат этой войны решит судьбу не только большевисткого режима; он может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива. Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карты. Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы, если только желательно предотвратить повторение войны».

Какой стиль, какое образное мышление, какие формулировки! Повторяю, это написано в августе 1941 года!

В развитие этой темы СВС провёл до августа 1942 года исключительно интенсивную работу по систематизации и изучению возможностей переустройства послевоенной Европы, прежде всего её восточной и центральной части, и издал около 500 «строго секретных» меморандумов, ставших сразу достоянием советских ведомств. В этих меморандумах проводится тщательный смотр всех сил и стран, на которые можно было бы сделать ставку, приглашаются все эмигрантские правительства или оппозиционные группы из тех государств, которые всё ещё не находятся под влиянием США, а сами доклады и обсуждения проходят в группе под названием, вполне соответствующим Атлантической хартии: «Группа по изучению мирных целей европейских наций».

В заседаниях принимали участие, иногда с докладами, А. Сметона, бывший президент Литвы; К.Р. Пушта, бывший министр иностранных дел Эстонии; А. Бильманис, «полномочный посол» Латвии в США; эрцгерцог Австрии Отто фон Габсбург; А. Грановский, президент организации по возрождению Украины; Л. Димитров, председатель «Македонской политической организации США и Канады»; представители польской эмигрантской элиты, бывшие государственные чиновники Чехословакии и Румынии; О. Яши, бывший министр национальностей Венгрии и другие. Председателем этой важнейшей группы был Г.Ф. Армстронг, членами А. Даллес, У. Мэллори. Представленные в Совете «нации» не совпадали с государствами на официальной карте Европы до начала гитлеровской агрессии, что лишний раз позволяет трактовать Атлантическую хартию отнюдь не как требование отвергнуть результаты гитлеровских завоеваний и вернуться к положению ante bellum (лат. «до войны»), но, воспользовавшись этой агрессией, как объявление пересмотра довоенных границ и карты Европы. Именно на эти «буферные» восточно- и центрально-европейские силы была сделана главная ставка США в расширении НАТО в 90-е годы после краха СССР.

Судя по всему, ещё до Пёрл-Харбора и задолго до окончания войны в США лидеры американских деловых и политических кругов через свои наиболее квалифицированные организации, пронизавшие правительственные круги, приступили к активной разработке планов послевоенного устройства Европы, а также экономического и политического присутствия в ней США.

Принято в целом считать, что окончательное стратегическое решение США остаться навсегда в Европе и инкорпорировать роль, интересы и потенциал Западной Европы в свою глобальную стратегию, составной частью которой стало поощрение и европейской интеграции, и «единой Европы», оформилось лишь в 1946 году. Так, ещё в 1944 году впечатление о возможности возврата США к изоляции было распространено даже в самых верхних эшелонах внешнеполитического ведомства Великобритании. Об этом свидетельствуют переписка британских эмиссаров в Европе с А. Иденом о будущем европейском устройстве, а также некоторые материалы советских архивов, показывающие, что в беседах Молотова с Бирнсом, госсекретарём США, советская сторона выражала беспокойство в связи с возможным предпочтением США «замкнуться в своей скорлупе» [Нарочницкая б/г].

Однако секретные меморандумы Совета по внешним связям свидетельствуют: специалисты по «панорамному» стратегическом планированию не только внешней политики, но и места США в грядущей мировой истории, ещё в начале войны, задолго до того, как к этому склонились Госдепартамент и Конгресс, постулировали заинтересованность США в «интеграции» Европы и в универсалистских структурах под контролем США.

Важнейшей стороной деятельности Совета стало мировоззренческое программирование специфическими методами, такими как выработка базовых аксиом и клише в сознании научной и общественно-политической элиты через свои издания, прежде всего, Foreign Affairs. Авторитетность журналу придало высокое качество публикуемых аналитических материалов и статей ведущих имён американского политического и политологического сообщества. Наряду с этим, журнал превратился в форум отработки внешнеполитических концепций, доктрин, инициатив, ставших вскоре практическим внешнеполитическим курсом США. Что было первичным – вопрос сложный. Публикация в Foreign Affairs делала новое имя авторитетным, а его суждения привлекали внимание как мнение, разделяемое частью государственных ведомств. Именно в этом журнале была анонимно опубликована статья Дж. Кеннана «Истоки советского поведения», где была сформулирована доктрина сдерживания 1947 – одна из самых первых тайных операций против нашей страны.

В 1963 году Дж. Кеннан поместил там же статью «Полицентризм и западная политика», где разъяснялись выгоды от некоторого ослабления военной истерии против СССР и социалистического блока, и предлагалось стимулировать постепенный отход восточноевропейских участников Варшавского пакта от Советского Союза через формирование из них более самостоятельных центров силы. Именно в соответствии с этой концепцией США всегда отказывались вести дело со всем блоком, чтобы не повышать наднациональную роль СССР и его влияние, и даже пошли на смягчение закона о торговле стратегическими товарами в отношении фрондирующих партнёров в Варшавском пакте. Доктрина эта была отменена из-за ввода советских войск в Прагу (1968).

Легковесные и исключительно идеологические комментарии по поводу очередной годовщины чехословацких событий (2008) обошли как главный смысл этой акции со стороны СССР, так и главный итог её для позиций СССР во всей системе международных отношений. Понимая, что Запад выжидает, пока пражская весна перейдёт в «жаркое лето», и Прага будет готова выйти из Варшавского договора, СССР показал Западу, что готов даже ценой очевидной потери престижа в общественном мнении и роста антирусских настроений в самой ЧССР, ценой нарушения международного права подтвердить свой контроль над геополитической зоной ответственности, определённой не только Сталиным, но и согласованной с Черчиллем и Рузвельтом, чтобы не допустить распада военно-стратегического пространства. США, проинформированные об акции самим советским руководством, признали право на это, в отличие, скажем, от Афганистана: вторжение туда было воспринято как расширение зоны влияния коммунизма.

Крах иллюзий на отрыв поодиночке социалистических стран от СССР привёл США к разрядке. Прямыми результатами ввода войск в Чехословакию были договоры ФРГ и СССР (1970), последующие договоры ФРГ с Чехословакией о признании Мюнхенского сговора недействительным, визит Р. Никсона в Москву, встреча руководителей СССР и США во Владивостоке, весь комплекс договоров в области ядерного разоружения, включая его фундамент – Договор о противоракетной обороне (1972) и Протокол к нему (1974). ОБСЕ также никогда бы не пришло к заключению договора без этой акции, которая побудила Запад подтвердить в Заключительном акте Хельсинки незыблемость послевоенных границ и реалий в обмен на согласие СССР на сокращение вооружений в Европе. С такими же целями подтвердить свой контроль над некими ареалами США в своё время вводили войска в Гренаду и т. д.

В конце 60-х на страницах Foreign Affairs появляется имя З. Бжезинского, его «вывел в люди» Дэвид Рокфеллер, игравший весьма важную роль в конструировании идеологии глобализма и её институционализации. Финансово-промышленный магнат, глава одного из крупнейших банков Чейз Манхэттен, он являлся в течение ряда лет президентом Совета по внешним отношениям.

В деятельности этого Совета можно проследить ступени развития доктрины глобализации, к осуществлению которой мир нужно было подготовить. Уже в 60–70-е годы заметны первые результаты продлившейся в течение всего XX столетия целенаправленной работы, по консолидации и созданию наднациональных механизмов контроля над общемировым развитием, когда стратегия отдельных стран была бы незаметно подчинена поставленным целям США. Задача эта связана с панорамными аналитическими расчётами ведущих сил Запада с начала прошлого века в отношении своего политического и экономического будущего. Между двумя мировыми войнами речь шла о рычагах воздействия на оформление нужного идеологического, политического и экономического облика мира, об условиях накопления экономической и финансовой мощи. Этому служили многоходовые политические комбинации Хауза, Вильсона, Ллойд-Джорджа, создание Совета по международным отношениям. В этот период были испробованы и первые международные политические и финансовые учреждения – Лига Наций и Банк международных расчётов. Созданный по плану Юнга (председателя Совета в 20-е годы) якобы для решения репарационного вопроса, этот банк успешно институционализировал ведущую роль в европейской политике англосаксонского финансового капитала.

После Ялты и Потсдама Запад потратил огромные ресурсы для укрепления своих геополитических позиций в условиях нового соотношения сил. История плана Маршалла (см. Приложение 6), интеграционных механизмов от Рима до Маастрихта, военного блока НАТО – хрестоматийна. Новым в этом процессе было не создание альянсов – с давних времён активной формы мировой политики. Новым был их тип и уровень, ибо они не просто ограничивали в силу обстоятельств, а ставили задачу качественно необратимого размывания национальных политических и экономических суверенитетов. Одним из первых «европейских сообществ» стало «Европейское объединение угля и стали»: эти виды сырья необходимы не только для войны, но и для всей мирной экономики. Была создана военно-политическая матрица, и она задала экономическую структуру в соответствии с потребностями развития стран, но прежде всего – для обеспечения роста американского ВПК и транснациональных компаний, которые постепенно становятся влиятельной силой, оказывающей решающее воздействие на правительства стран базирования.

Американский Совет по внешним сношениям ещё в начале II Мировой войны представил меморандум о пан-Европе, в ней нужно было растворить и интегрировать в неё германский потенциал, устранив дорогостоящие традиционные противоречия между германскими и романскими народами. Запад, естественно под эгидой США!), выстраивался как единое целое, консолидированное в геополитическом, экономическом, военном и культурном отношениях.

В этом, конечно, есть существенное противоречие, зародыш будущих конфликтов, ведь фактически американцы сами себе растили конкурента. Можно спросить: какие же они после этого стратеги? Но тут не всё так однозначно. Аналитики США считали и считают, что они всегда смогут сработать на опережение и развернуть любую ситуацию в свою пользу. Исторические примеры показывают: им почти всегда это удавалось. Не оттого ли, что там чувствуют время, уделяя немалое внимание скорости принятия управленческих решений? Об этом я ещё скажу ниже.

Идеи объединения Европы и её постепенного превращения в некое супергосударство с наднациональными институтами управления были составной частью глобальной стратегии США. Американское политическое сознание со временем стало отождествлять себя с Западом в целом. В таком ассимилированном сознании, всемерно укореняемом посредством концепции панамериканизма, рождался мотив не просто сильнейшего в мире, а тождества всего мира и себя, где остальные – провинция, не имеющая права на историческую инициативу.

Важно понять: целенаправленная холодная война Соединённых Штатов против Советского Союза с 50-х годов XX в. имела свою концептуальную основу, разработанную лучшими американскими аналитиками. Она состояла из тщательно продуманных и скоординированных стратегических и тактических действий США и их военно-политических союзников. Основные цели, задачи и методы холодной войны сформулировал д-р Р. Страус-Хюпе, он долгие годы был ведущим аналитиком фонда «Наследие» и оказывал заметное интеллектуальное влияние на американскую правящую элиту в 50–90-х годах прошлого века. Благодаря его усилиям был основан Институт внешнеполитических исследований (Institute For International Research), основной целью данной аналитической структуры было привлечение и организация работы ведущих экспертов в рамках выработки новой американской внешнеполитической стратегии с намерением связать долгосрочные задачи с текущей политикой. Р. Страус-Хюпе в 1959 году выпустил книгу «Затяжной конфликт», позже Институт опубликовал уже коллективные работы «Передовая стратегия для Америки» (1961), «Строительство Атлантического мира» (1963). Советские аналитики, занимавшиеся внешнеполитическими вопросами, были неплохо осведомлены о его книгах. Они печатались ограниченным тиражом в несколько десятков экземпляров издательством «Прогресс» исключительно «для служебного пользования». Знакомство с работами Страу-Хюпе позволяло советским экспертам получать представление о воззрениях представителей консервативного крыла американской внешнеполитической мысли, их влиянии на формирование политического курса Вашингтона и своевременно разрабатывать контрмеры [Ваджра 07].

По мере утраты коммунизмом какой бы то ни было привлекательности для западного мира, теряет свои изначальные благородные черты и классический либерализм, выдвигая на смену идеалам Просвещения (суверенитет народа, равенство, универсализация прогресса) новый всемирный идеологический проект. Имя новой идеологии – глобализм, а в числе его авторов и спонсоров немало воспитанных Советом по внешним сношениям. Согласно докладу «Первая глобальная революция» А. Кинга и Б. Шнайдера, вышедшему под эгидой знаменитого Римского клуба [Кинг 91], начало глобальной революции следует отнести на 1968 год. Хотя первые «революционеры» указаны не были, кое-кого можно назвать достаточно уверенно, прежде всего, это Д. Рокфеллер.

Именно Совет по внешним сношениям стоял в 1968 году у истоков создания Римского клуба. Именно Д. Рокфеллер поручил З. Бжезинскому возглавить созданную также не без участия Совета Трёхстороннюю комиссию, тоже своего рода клуб, объединивший в 1973 году крупнейших представителей делового и политического мира США, Западной Европы и Японии. В 1968 году З. Бжезинский писал: «Наша эпоха не просто революционная. Мы вышли в фазу новой метаморфозы всей человеческой истории. Мир стоит на пороге трансформации, которая по своим историческим и человеческим последствиям будет драматичнее той, что была вызвана французской или большевистской революциями… В 2000 году признают, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами».

Можно долго перечислять многие идеологические тексты, обслуживающие внешнюю политику США, с их специфичскими терминами: развал СССР А. Даллеса, стадии роста Ростоу, future shock (у нас переводят как шок будущего или столкновение с будущим) Тоффлера, конец истории Фукуямы, крах цивилизации Хантингтона. Однако важно помнить: это именно идеологические тексты (диверсии), а не научная аналитика.

В отличие от конфиденциальных докладов Трёхсторонней комиссии, создаваемых по идеологическим канонам СВС, призывы к совместному решению мировых экономических проблем и проблем человечества прямо адресовались мировой, и в немалой степени советской, элите приглашая её стать частью этого механизма. Советская интеллектуальная и номенклатурная элита стала остро ощущать гнёт своей официальной идеологии, но не потому, что та разочаровала её как инструмент развития собственной страны, а потому, что стала помехой для принятия в элиту мировую. Цена за место в мировой олигархии была названа в эпоху М.С. Горбачёва. И она была с лихвой заплачена в виде выкачанных на Запад значительной части наших природных, финансовых и человеческих ресурсов!

В конце 90-х годов XX в. под влиянием Совета находятся практически все важнейшие общественные институты и государственные структуры США – Конгресс США, Госдепартамент и Министерство обороны, крупнейшие банки, финансовые корпорации и учреждения, ведущие промышленные корпорации, а также важнейшие информационные агентства, электронные СМИ и печатные издания, руководство и профессура колледжей и университетов. В отличие от начального периода своей деятельности, Совет сегодня кажется как будто растворившимся в американском истэблишменте. Скорее его можно сравнить с некой ложей посвящённых, вырабатывающей для американского истэблишмента идеологические и мировоззренческие установки. В среде сенаторов и конгрессменов членов Совета, Трёхсторонней комиссии и Бильдербергского клуба – этих мастерских либеральной глобализации под англосаксонской эгидой, – среди представителей демократической партии приблизительно в 2-3 раза больше, чем среди республиканцев.

1.3. Краткий обзор мировых аналитических структур

В данный момент в мире функционирует несколько сотен «мозговых трестов». В США наиболее влиятельны корпорация РЭНД (RAND Corporation), ДАРПА, Институт Брукингса (Brookings Institution), Центр стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies), Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technology), Стенфордский исследовательский институт (Stanford Research Institute), Институт политических исследований (Institute for Policy Studies), фонд «Наследие» (The Heritage Foundation), Гудзонский институт (Hudson Institute). Подробнее эти организации охарактеризованы в Приложении 7, кроме корпорации РЭНД и агентства ДАРПА (см. отдельная главу III настоящей книги).

Интеллектуальное влияние «фабрик мысли» на принятие государственных решений в западных странах (особенно в США) является определяющим. По свидетельству сотрудника одной из таких структур, старшего советника корпорации РЭНД Р. Хантера: «Эти разнообразные учреждения решают многие задачи – от исследования региональных проблем и такой прикладной тематики, как экономика и военные вопросы, до работы, специально направленной на обеспечение понимания и поддержки населением участия США в делах внешнего мира, а также конкретных идей и мероприятий». Достаточно высокий профессиональный уровень «мозговых трестов» позволяет им не просто вырабатывать политику западных государств (при этом параллельно выполняя заказы крупных частных финансовых и экономических структур), но и приспосабливать ее к интересам правящих на Западе транснациональных финансово-политических кланов, их для этого создавших и контролирующих. В сочетании с мощным лоббированием в законодательных и исполнительных органах власти западных стран, наличие таких центров позволяет узкому кругу олигархии представлять свои корпоративные интересы в качестве общенациональных, используя государственные институты для достижения личных целей.

Приступая к осуществлению наиболее амбициозных и масштабных проектов транснациональные финансово-политические группы создают специальные координирующие организации, осуществляющие общее управление аналитической деятельностью «мозговых корпораций» с одновременным проведением организационных мероприятий на основе её результатов. Для этого фонды предоставляют им значительные финансовые средства.

Среди них Римский клуб (Club of Rome) был создан для непосредственной разработки концептуальных основ глобализации и соответствующих методов ее осуществления. Официально данная структура подаётся как некая ассоциация частных лиц, занимающаяся как изучением тенденций мирового развития, так и созданием механизмов его корректирования и проектирования.

Эта международная организация объединяет бизнесменов, политических деятелей, высокопоставленных служащих, доверенных экспертов, деятелей культуры, учёных из стран Западной Европы, Северной и Южной Америки, Японии (свыше 30 стран). Свою деятельность клуб начал в 1968 году с заседания в Академии Деи Линчеи в Риме (отсюда и название клуба).

Academia Dei Lincei (итал. Академиа Деи Линчеи – «Рысья академия», от итал. lince – «рысь») в настоящее время работает как национальная академия Италии. Основана в 1603 году, тогда в неё входили четверо учёных, во времена Галилея (он был её признанным неформальным главой) – шестеро. Академики называли себя «рысье-глазыми»: согласно мифу о плавании аргонавтов вперёдсмотрящим на корабле был Линкей, прозванный так за необыкновенно острое, как у рыси (лат. lynce), зрение.

Первым председателем Римского Клуба был вице-президент компании Olivetti, член административного совета компании FIAT Motor А. Печчеи. Именно он собрал костяк Группы Моргенау, для того чтобы совместными усилиями способствовать объединению всего мира в рамках нового мирового порядка. У Клуба нет штата и формального бюджета. Координирует его деятельность исполнительный комитет в составе 12 человек. Основными финансовыми источниками всех программ Клуба являются западные фонды, первым из них был «Германский фонд Маршалла» (German Marshall Fund).

Впервые теоретическое и идеологическое обоснование глобализации было сделано под патронажем Римского клуба. Он же в дальнейшем руководил процессом необходимых исследований, а также углублением и расширением концептуальной основы глобализации.

В начале 70-х годов, по поручению клуба, Дж. Форрестер (США) применил разработанную им методику компьютерного моделирования к «мировой проблематике». Эта работа была основана на методе системной динамики, с помощью которого Дж. Форрестер построил модели «Мир-1» и «Мир-2», отражавшие тенденции в динамике пяти главных взаимосвязанных переменных: населения, капитала, ресурсов, загрязнения и продовольствия. Результаты исследования были опубликованы в книге «Мировая динамика» (1971).

Выводы, изложенные в ней, оказались неутешительными: так как пространство и ресурсы Земли ограничены, дальнейшее развитие человечества (в 20-х годах XXI в.) приведёт к экологической и одновременно гуманитарной катастрофе.

После обсуждения «модели Форрестера» исполнительный комитет Римского Клуба поручил его ученикам продолжить исследования. Модель «Мир-3» была существенно усовершенствована. Она представляла собой долгосрочный прогноз взаимодействия населения, ресурсов и окружающей среды. По уточнённым данным, начало мировой катастрофы было отсрочено на 40 лет. Эта работа, выполненная в Массачусетском технологическом институте под руководством Д. Медоуза, нашла отражение в книге «Границы роста» (1972).

Модели «Форрестера-Медоуза» был придан статус первого отчёта Римского Клуба, именно благодаря ей идеи глобализации, созревавшие до поры в узких кругах транснациональной олигархии, обрели научную, концептуальную форму. Исследование Д. Медоуза основывалось на изучении экспоненционального роста населения Земли. По его расчётам, если в 1970 году на планете проживало 3,6 млрд человек, то при росте 2,1 % в год оно должно было удвоиться через тридцать с лишним лет. В своём прогнозе он не ошибся, на данный момент общее количество землян превышает 6 млрд.

Какой же главный вывод был сделан Д. Медоузом на основании демографических прогнозов? По его мнению, быстрый рост населения планеты неизбежно приведёт к нехватке ресурсов. То есть при современных темпах индустриального развития невозобновляемые природные ресурсы человечество вычерпает через 50–100 лет. Например, углеводородные ресурсы планеты, составляющие, по оценкам, всего 6 триллионов тонн. Фактически это была констатация «материальных границ мира».

Впрочем, подобное «открытие» сделал ещё в 1797 году Р. Мальтус: в трактате «Очерк о народонаселении», он утверждал (без всякого компьютерного моделирования!): планета не может прокормить всех людей по той простой причине, что скорость увеличения населения намного опережает развитие производства продуктов питания. Таким образом, вот уже несколько веков западные интеллектуалы вынашивают идею того, что «в ближайшее время» на Земле появится огромная масса лишних людей.

Дальнейшие исследования Клуба приобрели практическую направленность, и их результаты должны были помочь предотвратить надвигающуюся всемирную катастрофу. В качестве решения данной проблемы уже Дж. Форрестер предлагал использовать созданную им модель «глобального равновесия», предполагающую создание условий, когда рост населения Земли будет невозможным, что позволило бы, по его расчётам, к концу XX столетия зафиксировать численность землян на уровне 4,5 млрд человек. В рамках вышеизложенного подхода Д. Медоуз предложил реализовать в планетарном масштабе идею нулевого роста: мировая экономика не должна развиваться, а население планеты возрастать.

Вот что пишет об этом Д.М. Гвишиани (член Римского Клуба, президент Русской национальной ассоциации содействия Римскому Клубу с 1989 года): «Лучше всего определить глобальное равновесие так: это состояние, когда численность населения и фонд капитала остаются неизменными, а между силами, заставляющими их расти или уменьшаться, поддерживается тщательно контролируемый баланс». Для этого, по его мнению, необходимо:

– ввести идеальные эффективные средств ограничения рождаемости;

– ограничить число детей в семьях до двух (в среднем);

– в экономической системе средний объём промышленного производства должен сохраняться приблизительно на уровне 1975 года, а производственные мощности должны использоваться для производства товаров, а не для того, чтобы обеспечить превышение темпов капиталовложений над темпами амортизации.

Дальнейшие исследовательские проекты, инициированные Римским Клубом, в той или иной мере «обкатывали» идею нулевого роста. Постоянно развивался тезис о торможении роста рождаемости и экономического развития при значительном снижении (под контролем структур Мирового Правительства) потребления ресурсов, энергии и материальных благ.

На первый взгляд выводы экспертов Римского клуба кажутся вполне здравыми. Однако бесконечные теоретические рассуждения о нехватке ресурсов и необходимости ограничения роста населения оттесняли на задний план самый важный вопрос поднятой клубом проблемы: какие народы должны сократить свою численность и отказаться от полноценной жизни ради экономии природных ресурсов планеты? Или, иначе говоря, главный вопрос глобализации – кто лишний на этой Земле?

Естественно, прямо указать на тех, кого надлежит «упразднить» во имя блага всего человечества (как это когда-то с тевтонской прямолинейностью сделал Адольф Гитлер), эксперты Римского Клуба не решились. Однако понять, кого они считают «лишними», несложно, для этого надо лишь проанализировать их «научные» разработки, посвящённые созданию условных схем глобальной этноэкономической иерархизированой системы, где каждому народу отведено конкретное место как в общепланетарном производстве, так и в потреблении. Первая из этих работ под названием «Человечество на распутье» написана в 1974 году коллективом авторов под руководством американского кибернетика, профессора М. Месаровича и директора Института теоретической механики Германии Э. Пестеля [Месарович 74].

Данная исследовательская группа исходила из того, что если в прошлом человечество представляло собой совокупность независимых (изолированных) элементов (в виде отдельных государств), то в новых условиях мировое сообщество начало постепенно превращаться в единую глобальную систему (мегасистему) функционально взаимозависимых подсистем. В связи с этим эксперты Римского клуба пришли к заключению, что при такой ситуации экономический рост любой из данных подсистем зависит от роста или его отсутствия у других элементов глобальной системы. На основании этого был сделан вывод, что функционирование отдельных подсистем (национальных государств) не может зависеть от внутренне присущих им закономерностей, так как это может негативно повлиять на функционирование глобальной системы в целом. Во избежание кризисов мирового масштаба экспертами Римского Клуба было предложено выработать новый общий алгоритм (правила управления) взаимодействия подсистем (политики называют это новым мировым порядком) и создать центральный орган, регулирующий их функционирование на благо всей системы (Мировое Правительство). Естественно, при такой ситуации национальные государства должны полностью утратить экономическую и социально-политическую независимость (т. е. потерять свою субъектность), став объектами директивного управления Мирового Правительства. Для его эффективного осуществления Месарович и Пестель предложили структурировать мир, выделив 10 основных локальных систем (подсистем):

1. Северная Америка;

2. Западная Европа;

3. Япония;

4. Австралия и Южная Африка;

5. СССР и страны Восточной Европы;

6. Латинская Америка;

7. Ближний Восток и Северная Африка;

8. Тропическая Африка;

9. Юго-Восточная Азия;

10. Китай.

В качестве общего алгоритма функционирования мегасистемы авторами проекта была предложена концепция «органического дифференцированного роста», основанная на теории «многоуровневых иерархических систем». В соответствии с ней были определены параметры (сферы функционирования) каждой из вышеперечисленных локальных систем (занимающих в иерархии мегасистемы свой определённый уровень): среда обитания человека (климатические условия, вода, земля, экологические процессы); техносфера (химические и физические процессы); демографическая, экономическая и социальная сферы; индивидуальная (психологический и биологический мир человека).

Каждую подсистему, представляющую собой ту или иную страну (или блок стран), было предложено рассматривать во взаимосвязи (соподчинённости) с другими локальными системами, а включение их сфер функционирования на разных уровнях в иерархическую структуру должно было позволить, по мнению авторов, прогнозировать и регулировать их состояние, обеспечивая общий органический дифференцированный рост мегасистемы. На структурно-логической схеме наглядно представлены соотношения указанных параметров (рис. 1).

В соответствии с вышеуказанной схемой развитие или даже само существование ряда отраслей промышленности или сельского хозяйства некоторых стран станет невозможным, так как будет нарушать оптимальное функционирование всей мегасистемы. В такой ситуации Мировому Правительству для сохранения нового мирового порядка в стабильном состоянии придётся ликвидировать эти отрасли (а при необходимости и сами национальные экономики). Естественно, что эти радикальные меры коснутся, прежде всего, незападных стран, чей уровень развития несоизмерим с западными, а потому будет менее ценным для мегасистемы.

Кроме того, при функциональной дифференциации стран и регионов мира (иначе говоря, при фиксированном разделении труда в мировом масштабе) за Западом автоматически будут закреплены стратегические, высокотехнологические отрасли экономики, а незападные страны будут вынуждены заниматься добычей ресурсов и энергоёмким, экологически опасным производством (принадлежащим западным ТНК).

Рис. 1. Основные сферы функционирования социума согласно концепции «органического дифференцированного роста» Римского клуба

При целенаправленном сужении экономик национальных государств до отдельных отраслей, необходимых глобальной экономической мегасистеме, огромное количество людей, прежде всего в незападных странах, окажется без работы, а потому и без средств к существованию. Единственным условием их выживания в условиях нового мирового порядка может быть только всемирная система перераспределения материальных благ среди жителей планеты, когда каждый человек, независимо от своей национальности, места проживания и индивидуальных трудовых возможностей, получит необходимый минимум для сохранения своей жизни: пищу, одежду, жильё, медицинское обслуживание, образование. Иначе говоря, Мировое Правительство будет поставлено перед проблемой содержания многомиллиардной массы иждивенцев. Реально ли это?

История Запада не даёт никаких оснований надеяться на то, что его правящие круги предоставят незападным народам необходимые тем ресурсы и материальные блага, те, что западные государства настойчиво и целеустремлённо отбирали у них на протяжении столетий. Вся история Запада неопровержимо свидетельствует: он никогда и ни при каких обстоятельствах не пойдёт на уменьшение своего потребления ради выживания незападных народов.

Если эксперты Римского Клуба так уверены в устранении при новом мировом порядке колоссального дисбаланса между уровнями жизни западных и незападных народов, то почему сейчас каждый западный житель потребляет продовольствия, воды, энергии, разнообразного сырья и т. п. в 20 (!) раз больше, чем житель незападных стран? Ведь не секрет, что это благополучие основано на эксплуатации природных ресурсов и населения всего мира.

Какой разговор может идти о нулевом росте незападных стран, если их народы находятся в состоянии перманентной катастрофы? Свыше половины населения Земли – а это три с лишним миллиарда человек – голодает. Анализ экспертов ООН показал: 1,2 млрд человек подвержены целому ряду болезней, вызванных недоеданием. При всём этом огромный разрыв в уровне доходов на душу населения между богатыми западными и бедными незападными странами продолжает возрастать. Если в 1948 году между США и развивающимся миром в целом он составил 16: 1, то в 1993 – уже 23: 1. Более того, экономика в развивающемся мире растёт всего в нескольких странах (быстрее всего в Южной Корее и Сингапуре). А вот в Замбии, Сомали и некоторых других уровень доходов на душу населения сегодня ниже, чем 40 лет назад. По определению Всемирного банка глобальный критерий абсолютной бедности – это когда уровень дохода на 1 человека ниже 1,5 долл. США в день. Население, живущее на этом уровне, распределяется по регионам планеты следующим образом:

Южная Азия 510 млн

Восточная Азия 450 млн

«Чёрная» Африка 220 млн

Латинская Америка и Карибский бассейн 130 млн

Восточная Европа и Центральная Азия 15 млн

Ближний Восток и Северная Африка 10 млн

Таким образом, 1 млрд 335 млн человек, или более 20 % населения Земли являются нищими. Причём на эти 20 % мирового населения приходится лишь 1 % ВВП мира. В то время как Запад (в рамках которого также живёт 20 % человечества) имеет 75 % мирового ВВП. То есть соотношение между беднейшими и богатейшими странами по объёму ВВП Земли в настоящее время достигло 1:75.

Если же применить другой критерий относительной бедности, используемый Всемирным банком – 3 долл. США в день, то в этой группе окажется почти 3 млрд человек или около половины населения планеты. Их основные повседневные заботы – пища, вода и жильё. При этом они не знают, что одновременно с их бедственным положением 86 % всех товаров и услуг в мире потребляются населением западных стран.

Таким образом, беглый взгляд на систему связи мозговых центров и американского государства рождает мнение, что американские «фабрики мысли» – это инструменты для выработки официальной политики руководства США. Более внимательное рассмотрение подводит к суждению, что скорее наоборот, правительственные структуры и институты США, сама государственная стратегия США находятся под мощным, идейным и политическим мониторингом некоего всепроницающего и вездесущего лобби, выражающего интересы идеологических, финансовых и профессиональных элит, имеющих транснациональные интересы. Это лобби не выступает на политической арене открыто, но через соответствующие структуры обеспечивает преемственность своих интересов в США и в мире.

Деятельность американских аналитических центров нельзя недооценивать, хотя она по большей части закрытая. Эти институты не только формировали саму политику США на протяжении последней сотни лет, но и создавали отношение к этой политике, как среди своих граждан, так и в мировом общественном мнении. Их деятельность во многом дополняет, а порой и подменяет работу американской дипломатии, идеологических структур и спецслужб. Именно там рождаются новые концепции и доктрины, именно они поставляют кадры и экспертные заключения правительственным учреждениям. Они экспортируют политические клише и вводят в оборот новые стереотипы исторического сознания.

Очевидно, что за пределами США главной задачей «фабрик мысли», кроме прощупывания позиций местных элит, является ретрансляция идеологических клише и стереотипов сознания. А это есть не что иное, как механизмы идеологического и психотехнологического программирования. Эти учреждения, как правило, публикуют книги, проводят семинары и конференции, причём часто в других странах, работая с местными элитами. Так, Институт У. Мондейла поспешил в «демократическую» Россию в 1991 году и устраивал семинары и банкеты для нарождающихся партий некоммунистического толка. Некоторые из присутствовавших гостей затем стали российскими сотрудниками в московских филиалах американских центров. Международный центр В. Вильсона издал на русском языке для российской элиты книгу [Лакер 94], её автор – председатель Совета международных исследований вашингтонского Центра по исследованию стратегических и международных проблем. Он виртуозно «решил» задачу: развенчать СССР как главного борца против фашизма и при этом, не реабилитируя фашизм, избавить Запад от вины за него. II Мировая война трактовалась как война между двумя тоталитарными монстрами, а антисемитизм немцам, якобы, подсказали русские эмигранты.

Нынешний передел мира являет невиданный синтез империализма времён Т. Рузвельта и мессианизма В. Вильсона. К слабым странам применяется сила вместе с тем тезисом, что высмеял ещё американский сенатор Коулмэн: «Мы управляем вами, так как это в ваших же лучших интересах, а те, кто отказывается это понимать, представляют собой зло». Тогда с ними будут поступать так, как поступили с Ливией.

По отношению к структурным элементам системы международных отношений, прежде всего, России (ранее она была объективным препятствием переделу мира), применяется идеология глобализма. Составной её частью является целевое воздействие на общественное сознание. Технология этого воздействия такова: обывателю внушается идеал несопричастности к делам Отечества, а элите – иллюзия сопричастности к мировой олигархии и уверенность в том, что «США соответствуют высоким принципам политического порядка, превосходящего все остальные политические порядки, и новый американский империализм служит высшей моральной цели [Нарочницкая б/г].

Процесс рождения и распространения по всему миру различных аналитических структур – так называемых «мозговых центров», продолжает набирать силу. Рынок аналитики не поддаётся точной количественной оценке, но речь идёт о миллиардах долларов. В точной и объективной информации аналитического характера нуждаются все: правительства и президенты, разведывательные и военные ведомства, корпорации и фирмы.

Как известно, спрос рождает предложение. Сегодня количество всех мировых аналитических институтов назвать трудно. Так, Национальный институт развития научных исследований в Токио составил список имеющихся во всем мире, их оказалось 3500. А по данным Научно-исследовательского института внешней политики США, их свыше 4500. Как и везде, лидируют США: почти половина всех «мозговых центров» (по разным оценкам от 1500 до 2000) находится в Америке. Свыше половины всех ныне существующих мозговых центров были созданы после 1980 года.

Представим некоторые из ключевых мировых аналитических центров в виде таблицы (см. Приложение 9). Конечно, не все они находятся под американским зонтиком, среди них есть проводящие самостоятельную политику, относительно независимые в аналитических разработках. Из них можно выделить международные, американские, европейские, азиатские. Есть ряд центров в Австралии, Канаде, Франции, Великобритании, Японии, решающих сугубо национальные задачи.

Однако, сегодня именно мозговые центры США играют ведущую роль в мировых политических процессах. Сущностные особенности американских мозговых центров почерпнуты из интернет-ресурса: http://zapravdu.ru/content/view/57/51/1/5. Именно подобные учреждения, как государственные, так и негосударственные, приняли самое активное участие в разработке планов разрушения СССР и претворении их в жизнь.

Отдельно следует отметить Гуверовский институт войны, революции и мира Стэнфордского университета – старейший среди американских мозговых центров, который был создан ещё в 1917 году для изучения марксизма. Там собирали материалы, касающихся революционного движения в России. Начало библиотеке и архивам института положили документы, вывезенные в период 1921–1923 гг. из Советской России. Это сделал Герберт К. Гувер (Н. Hoover), возглавлявший американское Управление по делам помощи – орган, руководивший центрами по оказанию помощи Европе после I Мировой войны. В библиотеке института, насчитывающей более миллиона книг и занимающей основную часть возвышающейся над территорией Стэнфордского университета «башни Гувера», оказались важные материалы, касающиеся не только СССР, но и дореволюционной России. В числе важнейших материалов там имеется захваченный немецко-фашистскими войсками в 1941 году архив Смоленского обкома партии, обнаруженный на части территории Германии, оккупированной американскими войсками в 1945 году. Этот архив многократно изучался американскими учёными и разведчиками.

Значительно расширив диапазон своих исследований после II Мировой войны и всецело подчинив их антисоветским и антикоммунистическим целям, Гуверовский институт претендовал на роль «национального центра по сбору документальных материалов по проблемам политических, социальных и экономических изменений в XX веке». Основной для института остаётся деятельность, которую Г. Гувер определил в 1959 году как «исследования и публикации, направленные на борьбу с учением К. Маркса».

Такая картина, пусть даже очень контурная и неполная, позволяет увидеть общую панораму мировой аналитики с точки зрения её организационных структур. Даже если судить по названиям «фабрик мысли», видно, что мировая аналитика занимает весомое место в обработке информации стратегического уровня и стремится занять лидирующие позиции в управленческих процессах как международного, так и национального уровня. Грубо говоря, здесь, в этой сфере, находятся мировой мозг, интеллектуальный и мыслительный аппарат человечества.

Победа Запада во главе с США над Восточным блоком имела большой психологический эффект. По моему личному мнению, истинной причиной поражения Советского Союза в холодной войне было не экономическое отставание и не гонка вооружений, а отсутствие компетентных аналитических структур в сфере стратегических исследований с прямым выходом на политические верхи, отсутствие обратной связи между «мозговыми центрами» и высшей политической властью, ответственной за принятие стратегических решений. В свою очередь, если рассмотреть место организованных аналитических структур в политической жизни США, то можно увидеть, какую значительную роль они сыграли в отстаивании геополитических и стратегических интересов Соединённых Штатов.

Поразительно, что десятилетиями наша страна наступает на одни и те же грабли и ничего не меняется! А ведь именно здесь корни многочисленных управленческих ошибок (если, конечно, не брать в расчёт случаи прямого предательства государственных интересов), геополитических проигрышей, неэффективных решений в социально-экономической сфере.

Отслеженная выше эволюция развития аналитических структур в Америке показывает, что они развивались параллельно с ростом геополитической мощи Соединённых Штатов. Первоначально их задачи были по большей части откровенно аполитичными: отстаивать общественные интересы, беспристрастно консультируя государственных должностных лиц по вопросам, связанным с политикой и экономикой. Именно таким был Институт государственных исследований (1916), предшественник Института Брукингса (1927). Первым «мозговым центром», занимающимся исключительно внешней политикой, был Международный фонд мира Карнеги, основанный в 1910 году для исследования причин войн и содействия мирному урегулированию споров. В зимний период 1917–1918 гг. полковник Хаус, советник президента Вудро Вильсона, специально собрал видных учёных для анализа вариантов послевоенного мира. Эта группа преобразовалась позднее в Совет по международным отношениям. Первое поколение «мозговых центров» помогло создать в США активную политическую базу, воспитать плеяду самостоятельно мыслящих аналитиков для проведения Америкой в будущем глобальной политики.

Несмотря на то, что в межвоенный период в стране временно победили изоляционисты (сторонники пассивной позиции США в мире), геостратеги (сторонники активной геополитической роли США) из различных «мозговых центров» полностью отыграли своё после II Мировой войны. В содержание понятия изоляционизм включался весь американский континент, в том числе Латинская Америка, Карибский регион. Идеология состояла в невмешательстве в дела Старого Света.

Именно после 1945 года, когда Соединённые Штаты приняли на себя функции сверхдержавы, возникает вторая волна «мозговых центров». Многие учёные и исследователи, занимавшиеся в таких институтах вопросами обороны, получали прямую поддержку от правительства США. В начале 70-х рождается третья волна «мозговых центров», стремившихся влиять на политические решения напрямую.

В отличие от корпораций, американские «мозговые центры» измеряют свой успех не прибылью, а тем, насколько сильное влияние они оказывают при формировании общественного мнения и политики. В этом смысле они напоминают лоббистские группы, соперничающие с другими неправительственными организациями за политическую власть и престиж; граница между ними всё больше и больше размывается. «Мозговые центры» работают прежде всего с американской элитой. Сфера их деятельности чрезвычайно широка – от обеспечения проникновения на иностранные рынки экспортных товаров из США до отслеживания важной информации, защиты американских компьютерных программ, обеспечения безопасности американских граждан, охраны портов от проникновения террористов и т. д.

Когда официальное американское присутствие в тех или иных регионах напрямую невозможно, «мозговые центры» берут на себя активную внешнеполитическую роль – служить «глазами и ушами» правительства США, то есть выполняют параллельно разведывательную, дипломатическую и политическую миссии. Таким образом, их способность прямо и косвенно участвовать в формировании политики и готовность американских политиков обращаться к ним за советом приводят к выводу, что эти центры оказывают сильнейшее воздействие на формирование государственной политики США.

Среди аналитических инструментов международного уровня активно используются технологии «цветных революций», отработанные «фабриками мысли» на территории бывшей Югославии.

Крупным специалистом по неправительственным организациям и идеологом ненасильственных революций является Джин Шарп, такой себе скромный старичок из Бостона. Именно ему принадлежит первородство по поводу идей организации ненасильственного сопротивления и революций на территориях других стран. Там, где есть власть, всегда есть недовольство некоторой части населения, которым можно успешно управлять. По его сценариям запускались механизмы дестабилизации в Сербии, Грузии, Украине, Белоруссии.

В Югославии национал-предателями была проведена срежиссированная заокеанскими специалистами «революция 2000», без неё было бы невозможно провести аннексию Косово. Сейчас уже известно, что ЦРУ выделено около 70 млн долл. на организацию государственного переворота. Не меньшие суммы были предоставлены спецслужбами ряда государств – членов НАТО и неправительственными организациями Сербии. Непосредственно по приказу М. Олбрайт под крышей посольства США в Белграде было создано секретное «Американское бюро по югославским делам», оно вело работу по организации «цветного» путча и практически руководило всеми действиями оппозиции (см. материалы интернет-ресурса http://versii.com/news/149377/).

Сербия стала испытательным полигоном отработки методики проведения «цветных революций» для устранения лидеров государств, защищавших национальные интересы и государственный суверенитет от американско-натовского диктата. Потом уже автоматически к власти приводились марионеточные режимы, послушно исполнявшие указания куратора из американского посольства. Уже после Белграда были Тбилиси, Киев, Бишкек, но там апробированная схема лишь минимально менялась. Как правило, вашингтонские наставники избегали вносить сколько-нибудь значимые изменения, о чём свидетельствует, например, клонирование «Отпора» как главного ударного отряда по набору маргиналов и неонацистов для участия в массовых беспорядках. Как и в Сербии, ни один их этих мятежей не достиг бы результата, если бы не прямое предательство внутри правящей элиты.

Активизация экспансионистской политики была вызвана опасениями утверждения реального европейского единства «от Дублина до Владивостока». А это единство издавна противоречит геополитическим устремлениям как Лондона, так и США.

В своё время Павел I заплатил не только короной, но и жизнью за намерение создать с Бонапартом континентальный блок, сводивший на нет английскую политику контроля над Европой с помощью системы сдержек и противовесов. Когда русско-французский союз стал делом ближайшего времени, премьер-министр Питт отдал указание послу в Петербурге Уитворту, который одновременно являлся резидентом разведслужбы, заняться подготовкой свержения российского императора, на что были выделены крупные средства. Действовать Питту и Уитворту было проще, чем Олбрайт, – вместо организации массовых акций под телекамеры и захвата Союзной скупщины достаточно было ограничиться финансированием графа Палена и недовольных гвардейских офицеров. Чем всё закончилось, хорошо известно.

Советской аналитической школе, ориентированной на другой анализ, на сохранение системы, изучение её целостности, совершенствование управления и принятия решений (но не на уничтожение другой системы), практически нечего было противопоставить «мозговым атакам» из корпорации РЭНД и тайным операциям из других центров США. В СССР аналитических центров такого уровня практически не было.

В некотором смысле эту роль играли академические исследовательские и научно-образовательные институты, такие как Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований, Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), Институт экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС), Институт США и Канады (ИСКАН), Институт востоковедения, Институт Дальнего Востока, Институт Европы, Московский государственный институт международных отношений (МГИМО), Институт социологии, Академия общественных наук при ЦК КПСС, Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН) и ряд других. Эти учреждения, хотя и финансировались из государственного бюджета, были более или менее независимы в конкретных формулировках своих исследовательских задач. При этом неявным образом эти институты стали определять генеральную линию партии: часто институты получали задания разработать те или иные проблемы, дать рекомендации прямо от ЦК КПСС или косвенно через президиум Академии наук, они также соревновались между собой, поставляя свои аналитические работы и рекомендации в ЦК КПСС. Аналитическое обеспечение курса на разрядку дали именно советские аналитические центры, изменение отношения к социал-демократии, феномен НТР были сконструированы также ими [Беляева 10].

Некоторые аналитические структуры геополитического масштаба имелись во внешней разведке – ГРУ Генштаба Минобороны и КГБ СССР, но судя по результату, советские «мозговые центры» проиграли американским битву за головы. Говорю об этом проигрыше с большим сожалением. Мне пришлось стать одним из многих, кто активно боролся за сохранение СССР, кто способствовал созданию первого в спецслужбах постперестроечной России Информационно-аналитического управления, его возглавил К.Х. Ипполитов. Работая в тот период преподавателем в Высшей школе КГБ СССР, я, в составе небольшой группы молодых учёных, понимая катастрофичность угрозы, нависшей над нашей страной, помогал Ксенофонту Христофоровичу готовить аналитические документы, которые докладывались руководству КГБ и страны. Но историческое время было упущено, дельта запаздывания была слишком велика, существующая система власти и обеспечения безопасности государства реально не могла быстро перестроиться и решительно отреагировать на скрытое, но крайне мощное западное воздействие, заметно усугублявшее существующие в стране проблемы. То, что предательство государственных интересов было на самом «верху», поняли мы слишком поздно [Леонов 97, 05], [Козенков 03].

Следует обратить внимание на такой немаловажный факт: помимо наработки новых идей для высших должностных лиц в государственных учреждениях «мозговые центры» обеспечивают стабильный приток экспертов и аналитиков для работы в приходящих к власти администрациях и в аппарате Конгресса. В США каждый момент передачи власти порождает смену сотен сотрудников исполнительной ветви среднего и высшего звена, идёт мощная ротация кадров. «Мозговые центры» помогают президентам и министрам заполнить этот вакуум. Таким способом осуществляется выполнение «геополитического заказа» высшего политического истеблишмента США, на что и ориентированы в своей работе данные структуры.

В то же время «мозговые центры» становятся той институциональной средой, где покинувшие свои посты должностные лица могут применять накопленный ими на государственной службе опыт и оставаться участниками дебатов по актуальным вопросам внешней политики. Аналогичная практика в нашей стране не имеет распространения. Находясь на государственной гражданской службе, я был свидетелем, когда многие опытнейшие руководители, достигнув предельного возраста, в 65 лет оказывались невостребованными, хотя могли бы ещё многие годы плодотворно работать. Никак иначе, как разбазариванием мозгов, которые и так в дефиците, назвать эту ситуацию, по-моему, нельзя.

Для сравнения покажу ситуацию по данному вопросу на Западе. Вот список некоторых известных деятелей Америки, работавших как в правительстве, так и в «мозговых центрах». Джеймс Бейкер, который ранее занимал должность госсекретаря в администрации Буша-старшего, стал почётным председателем Института государственной политики при Университете Райса в Техасе. Збигнев Бжезинский, бывший некогда советником по вопросам национальной безопасности при президенте Картере, в настоящее время является консультантом Центра стратегических и международных исследований. Генри Киссинджер, когда-то госсекретарь и помощник по вопросам национальной безопасности при президентах Никсоне и Форде, прежде, до госслужбы, был руководителем аналитической программы Совета по международным отношениям в области ядерных вооружений и внешней политики в 1950-е годы. После увольнения с госслужбы многие годы знаменитый политик выполнял обязанности советника ЦРУ. Этот список можно продолжить. Так, лауреат Нобелевской премии по экономике М. Фридман, после достижения пенсионного возраста перешедший из Чикагского университета на работу в Гуверовский институт, без лишней скромности констатировал: «После окончания II Мировой войны большинство новых плодотворных идей и концепций в США возникли и были доработаны до товарного вида не в традиционных университетах или других высших учебных заведениях, а на «фабриках мысли» (think tanks)». После победы на выборах в 1976 году Дж. Картер укомплектовал свою администрацию многочисленными представителями Института Брукингса и Совета по международным отношениям. Четыре года спустя Р. Рейган обратился к другим аналитическим центрам, взявшим на себя роль его мозгового треста. В течение двух сроков пребывания в должности он привлёк 150 специалистов из Фонда наследия, Гуверовского института и Американского института предпринимательства (АИП). М. Олбрайт, предшественница К. Пауэлла на посту госсекретаря, некогда возглавляла Центр национальной политики. Её бывший заместитель С. Тэлботт работает президентом Института Брукингса.

Администрация Дж. Буша последовала аналогичной практике при формировании высших эшелонов своего внешнеполитического аппарата. В Госдепартаменте среди сотрудников высшего звена с опытом работы в аналитических центрах, в основном из АИП и других консервативных институтов, работали: заместитель госсекретаря по глобальным вопросам П. Добрянски (АИП), заместитель госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасности Д. Болтон (АИП), помощник госсекретаря по Восточной Азии и Тихоокеанскому региону Дж. Келли (Тихоокеанский форум), помощник госсекретаря по делам международных организаций К. Холмз (Фонд наследия). В Пентагоне пост помощника министра обороны по вопросам национальной безопасности занял П. Родман (Центр Никсона).

Наряду с поставкой экспертов во вновь приходящие администрации «мозговые центры» создают уходящим должностным лицам условия для продолжения работы. Ведь очевидно, что они могут делиться идеями, собранными на государственной службе, участвовать в актуальных внешнеполитических дебатах и составлять неформальный теневой истеблишмент по международным делам. Этот механизм получил название вращающаяся дверь. По моему мнению, эта практика является сильной стороной американской кадровой политики. В большинстве же европейских стран, так же как и в России, наоборот, наблюдается строгое разделение между кадровыми государственными чиновниками и находящимися вне официальных структур аналитиками.

Большой интерес представляют система и объёмы финансирования аналитических центров и институтов в США через различные фонды. Внешне независимое позиционирование центров обеспечивается сложной системой финансирования через различные фонды, куда средства поступают как частным порядком, так и через правительственные структуры. При этом «госзаказ» зачастую может быть оформлен как самостоятельное или независимое исследование. Две трети из 160-миллионного бюджета корпорации РЭНД (данные на 2005 г.) финансируются за счёт федеральных ведомств и агентств США, причём половину бюджета составляют заказы именно Пентагона. К крупнейшим фондам относятся фонды Макартура, Карнеги, Рокфеллера и другие. Многие из них действуют на территории стран СНГ. Их расходы на оплату аналитических исследований выражаются в десятках миллионов долларов ежегодно.

Говоря об объёмах бюджетов американских «мозговых центров», в целом следует сказать, что за «мозги» там стараются хорошо платить. Например, бюджет Американского института предпринимательства (независимая некоммерческая организация, работающая главным образом благодаря грантам и взносам различных фондов, корпораций и частных лиц) составляет 17 млн долларов. Годовой бюджет Фонда Карнеги – 18,3 млн долларов. Годовой бюджет института КАТО – 15 млн долл. в год. Центр стратегических и международных исследований – 17,5 млн долл.; бюджет Совета по международным отношениям составляет 29,6 млн долларов.

В некоторых случаях аналитические центры способны формировать общественное мнение США. Так, Институт Брукингса, один из старейших «мозговых центров» в Соединённых Штатах, на протяжении десятилетий играл одну из ключевых ролей в проведении мобилизации в период I и II Мировых войн, в бюджетном процессе федерального правительства, создании системы государственной гражданской службы и системы социального обеспечения, разработке Плана Маршалла, введении контроля над ценами в период II Мировой войны, применении санкций с целью наказания «государств-изгоев» и воздействия на них, организации Совета национальной безопасности и других внешнеполитических и оборонных структур, эволюции политики США в отношении постсоветской России и разработке многих других стратегий.

После террористических нападений 11 сентября в Институте Брукингса было пересмотрено главное направление научных исследований: отношения между Западом и исламским миром. Ежегодный бюджет, выделяемый в Институте Брукингса на все научные исследования, анализ, распространение полученных результатов и обеспечение охвата намеченной аудитории, а также на содержание штатных сотрудников, составляет приблизительно 40 млн долларов.

Другая широко известная организация – Фонд наследия – сыграла решающую роль в лоббировании решения США выйти из Договора по ПРО и тем самым усилить претензии на глобальное ракетно-стратегическое превосходство Америки. Годовой бюджет Фонда, составляющий 28,4 млн долларов, формируется из взносов его членов: корпораций и частных лиц (свыше 200 000!) на всей территории Соединённых Штатов. В своей работе Фонд наследия применяет целый ряд средств для оказания воздействия на политический процесс (лоббирование в конгрессе, оплата заказных кампаний в СМИ и т. д.).

Ведущим мозговым центром США является корпорация РЭНД. В обобщающем виде её сильные стороны можно представить следующим образом:

– РЭНД в состоянии без затруднений переключать свою исследовательскую работу из области военной технологии на область решения гражданских проблем;

– характерна исключительная способность РЭНД формировать междисциплинарные группы и временные технические комиссии, весьма эффективные при решении технических проблем;

– РЭНД достаточно эффективно участвует в распределении приоритетов научных исследований.

– в корпорации разработаны эффективные аналитические технологии работы со средствами массовой информации, государственными структурами и отдельными политиками, а также с общественными группами и активными гражданами с использованием методов политического анализа процессов коммуникации и принятия решения.

Нынешняя деятельность РЭНД в области технологии и методологии ставит своей целью преимущественно достижение прогресса скорее в таких дисциплинах, как биологические науки, неврология, изучение проблем рака и экология, чем в сферах, имеющих военное значение.

Помимо того, что РЭНД послужила прототипом для многих «фабрик мысли», она оказала даже ещё более непосредственное и личное воздействие на многие учреждения, которые были либо организованы самой корпорацией, либо созданы одним или несколькими её сотрудниками. Бывшие сотрудники РЭНД основали такие организации, как Корпорация научных исследований по планированию, ТЕМПО, Институт будущего и Гудзоновский институт. Две «фабрики мысли» – «Корпорация разработки систем» и «АНСЕР» («Analytic Services Inc.» – «Корпорация услуг в области анализа») были учреждены корпорацией РЭНД, но в настоящее время с нею не связаны. Под руководством группы сотрудников РЭНД, работающих по контракту, был организован Национальный институт просвещения.

Детища корпорации РЭНД – это довольно разнообразные организации. «АНСЕР», например, представляет собой небольшую, сравнительно малоизвестную и редко дающую о себе знать «фабрику мысли» в системе ВВС с задачей обеспечения своего хозяина информацией относительно новейших видов вооружения. Напротив, Корпорация научных исследований по планированию – это крупная диверсифицированная организация, состоящая из основной компании и 17 субсидируемых подразделений и групп, взятые вместе, они фактически занимаются всем, чем только можно. Эта корпорация, например, составила план недавнего перемещения устаревшего Лондонского моста из Англии на Юго-Запад США в качестве достопримечательности для туристов, провела изучение возможности продажи на американском рынке импортных конфет, подготовила проект нового метрополитена для Буэнос-Айреса, а также осуществляет техническое руководство при разработке ряда систем оружия.

Научные работники корпорации РЭНД вот уже более 30 лет активно изучают терроризм, помогают лицам, принимающим решения, разработать комплексный аналитический подход к защите от террористических нападений. В то же время они проводят всё больше и больше научных исследований по различным вопросам для правительств многих стран мира, в том числе и для России, о чём я уже упоминал.

В качестве двух самых знаменитых и совершенно особых детищ РЭНД можно назвать Корпорацию по разработке систем (System Development Corp. – «Систем девелопмент корпорейшн, СДК) и Гудзоновский институт. СДК широко использует электронно-вычислительную технику, её внедрению в федеральные органы власти она активно способствовала. Подобная тесная связь с использованием ЭВМ не обязательна для всех «фабрик мысли». Например, в Гудзоновском институте, пожалуй, наиболее известном детище корпорации РЭНД, сотрудники нередко похваляются тем, что их вычислительные мощности находятся «целиком здесь», указывая при этом на на свою голову [по материалам интернет-ресурса Strateg.org].

В 1998 году сотрудники корпорации РЭНД выпустили в собственном издательстве прогностическую книгу, по-русски её название звучит так: «Источники конфликта в XXI веке. Региональная стратегия США в будущем» [Халилзад 98]. Приведу из неё выдержки, непосредственное относящиеся к России. По прогнозам З. Халилзада, занимавшего посты посла США в Афганистане, Ираке и постоянного представителя США при ООН, а также его соавтора, состояние мира в 2025 году может определяться одним из трёх вариантов развития:

I. Такое же, как ныне.

II. Благоприятное.

III. Неблагоприятное, разрушительное.

При этом выдвигаются девять предположений на срок 25 лет:

1. США остаются глобальным фактором.

2. Глобальное распределение сил изменится.

3. Отношения между великими державами будут то и дело меняться.

4. Региональное разделение быстро утратит своё значение.

5. Территория США будет более уязвима для атак.

6. Неясно, усилится ли глобальное соперничество.

7. Технологии, включая военные, получат быстрое распространение.

8. Глобальной проблемой останется распространение ядерного, химического и биологического оружия.

9. Военный потенциал США будет призван отвечать не только на главные региональные войны, но также и на кризисы, играть ключевую роль в формировании будущей безопасности.

Согласно первому варианту развития мира Россия рассматривается как Российская Конфедерация (куда войдут Белоруссия, Украина, руссконаселённые части Молдавии и Казахстана). В этом случае центральноазиатские и транскаспийские государства станут отдаляться от России в сторону азиатских и средневосточных держав.

Во втором варианте Россия выступает в качестве динамичного, демократического и рыночно ориентированного государства, строящего свои отношения с соседями на основе торговли и инвестиций, но только не через военные механизмы.

Для США идеальным вариантом является тот, когда Россия становится узкорегиональной державой, оказывающей влияние лишь на часть территорий бывшего СССР.

В третьем варианте Россия видится «авторитарной, но слабой» (больной человек Евразии) из-за неудач в политике и в сфере экономических реформ, но депрессивное состояние Европы может позволить Москве вновь возродиться в качестве потенциального гегемона, по крайней мере, в восточной части континента. Не исключён и альянс России с Китаем, набирающим силу.

Интересен следующий вывод американских аналитиков: «В любом случае даже слабая Россия, полагающаяся на свой ядерный арсенал, предназначенный для самозащиты, может представлять настоящую угрозу важным американским интересам во всём мире».

Авторы книги всё-таки не исключают восстановления нынешней ослабленной России в виде сильного, адекватного соперника. В качестве одной из военных угроз, исходящих от России, рассматриваются её отношения со странами Балтии. Эти угрозы, считают авторы книги, могут возникнуть из-за территориальных споров с Эстонией и Латвией, а также из-за каких-либо изменений статуса Калининграда или же позиции Белоруссии в отношении Литвы.

Вхождение Белоруссии в управляемый Россией Союз, особенно объединение их военных сил двух стран, может представлять опасность и для поляков. В отношении России разброс мнений и прогнозов довольно широк. Некоторые политические аналитики всё время подчёркивают отличия культурных и политических традиций России, делая из этого выводы в том смысле, что она «представляет собой постоянный геополитический вызов своим западным соседям» и что «расширение западного общества неизбежно остановится на российской западной границе (на западном крае ортодоксального мира)».

Другие эксперты полагают: России деваться сегодня некуда, и ей придётся приспосабливаться к миру в условиях заметного понижения своего статуса.

В рамках корпорации РЭНД действуют три центра научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР), финансируемые из федерального бюджета США, причём распорядителем выделяемых средств выступает Минобороны. Эти центры реализуют научно-исследовательские программы, являясь частными НКО (некоммерческими, не преследующими целей получения прибыли организациями) выполняя работы по долгосрочным контрактам. Они занимаются разработкой и поддержанием важнейших экспертных знаний и потенциалов, имеющих большое значение для заказчика, управляющего денежным бюджетным потоком, и действуют в интересах общества при отсутствии реальных или кажущихся конфликтов интересов.

Центры НИОКР корпорации РЭНД, финансируемые из федерального бюджета, оказывают содействие своему заказчику, Минобороны США, в удовлетворении его потребностей в научных исследованиях и анализе. К этим центрам НИОКР относятся следующие: «Проект Военно-Воздушные силы»; Центр Сухопутных сил «Арройо» (исп. «Сухой ручей») в Калифорнии и Национальный институт оборонных исследований (НИОИ), обслуживающий в основном Управление Министра обороны, Объединённый комитет начальников штабов и оборонные ведомства. Каждый из этих центров реализует широкую, комплексную программу научных исследований новых проблем в области безопасности и последствий для организаций-заказчиков, занимается разработкой новых стратегий, доктрин, тактик и концепций проведения операций и применением новых технологий, а также вопросами, относящимися к обеспечению тыла, людским ресурсам, проведению военной подготовки, личному составу, здравоохранению и приобретению систем.

В отношении каждого центра НИОКР корпорация РЭНД принимает на себя обязательство по развитию и поддержанию совокупности конкретных основных потенциалов. Всё это делается при доскональном изучении структуры, доктрины, деятельности и конкретных лиц в организациях-заказчиках. Одна из сильных сторон центров НИОКР, действующих в рамках РЭНД или других НКО, состоит именно в стабильности этих центров и их долгосрочных, стратегических и тесных связях со своими военными заказчиками или представителями Управления при министре обороны.

Разработка программы текущих научных исследований проводится в несколько этапов. Сначала составляется долгосрочный план научных исследований, его пересматривают ежегодно. Регулярные обсуждения с участием руководителей научных исследований корпорации РЭНД и военных на уровне генералов или гражданских лиц сравнимого ранга позволяют разрабатывать годовую научно-исследовательскую программу проведения конкретных исследований, утверждаемую затем консультативным советом высокого уровня.

Каждый продукт корпорации РЭНД на содержательном уровне подвергается жёсткому контролю качества. Помимо анализа со стороны коллег по работе, рукопись отчёта до её опубликования обычно рассматривается соответствующими независимыми специалистами.

После террористических нападений на Америку 11 сентября 2001 года центры НИОКР корпорации РЭНД, как и аналогичные центры при других учреждениях и институтах, такие как Центр аналитических исследований ВМС, постоянно занимающийся вопросами, интересующими Минобороны США, внесли необходимые изменения в свои программы проведения научных исследований. Накопленный опыт работы, имеющийся исследовательский потенциал в сочетании с организационной гибкостью и тесными деловыми связями между заказчиком, научными работниками, включая аналитиков, позволяют центрам НИОКР заниматься новыми направлениями деятельности на стыке внешней политики и военного планирования.

Важное место среди «фабрик мысли» США принадлежит Фонду Форда. Финансирование из этого фонда позволило создать десятки новых «фабрик мысли», начиная от таинственного Института оборонных анализов в Пентагоне до занимающего резкую антивоенную позицию Института политических исследований. Фонд Форда, кроме того, постоянно оказывает финансовую поддержку при осуществлении многих проектов создания всё новых «фабрик мысли». Часто говорят: если корпорация РЭНД их мать, то фонд Форда – отец.

Сегодняшние «фабрики мысли» отличаются высокой активностью своей политики. Главным адресатом их аналитических продуктов остаются государственные деятели высокого ранга. В своей практике эти организации активно используют технологии лоббирования. Основная отличительная черта, однако, заключается не столько в их технологии проталкивания своих продуктов, сколько в их миссии по отношению к гражданскому обществу и широкой общественности в целом, соответственно в технологии отбора общественно значимых вопросов.

Аналитические центры этого направления занимаются выявлением, защитой и отстаиванием интересов гражданского общества и широкой общественности перед другими субъектами политики – государством, политическими партиями, различными центрами сил.

Среди «фабрик мысли» этого поколения большую роль играет Фонд наследия США (Heritage Foundation). Наряду с корпорацией РЭНД, он определил целую эпоху в истории американской публичной политики и государства в целом. Херитидж Фоундэйшн – это консервативный, неангажированный и бесприбыльный исследовательский и образовательный институт, созданный в 1973 году с целью формирования и продвижения консервативной публичной политики, основанной на принципах свободного предпринимательства, ограниченной роли правительства, индивидуальной свободы, традиционных американских ценностей и сильной национальной оборонной системы. Институт выдвигает следующие ценности в качестве основополагающих для построения Великой Америки:

• свобода

• ответственность

• человеческая природа

• семья

• наследие

• истина

• вера

• патриотизм

• верховенство закона

• самоуправление

• предпринимательство

• конкуренция

Цели Института достигаются путём своевременного обстоятельного исследования ключевых политических проблем и эффективного маркетинга результатов исследований, проводимых среди первичной аудитории Института, то есть членов и ключевых работников Конгресса, субъектов политики исполнительной власти, национальных средств массовой информации, академических и политических сообществ.

Институт публикует материалы различного характера, в том числе статьи, организует лекции, конференции и публичные встречи, сам участвует в них. В своей работе Институт опирается на финансовую поддержку широкой общественности со стороны частных лиц, разного рода фондов и корпораций. Кроме того, он выполняет работы по контракту, в том числе с государственными учреждениями и фондами. Финансовая поддержка более 200 тыс. вкладчиков делает Институт одним из крупнейших публично-политических учреждений США. В 1980 году Институт, опережая события, разработал тысячестраничную программу «Мандат на лидерство», выложив её на стол новой американской администрации сразу после победы Рональда Рейгана на президентских выборах. Документ стал основой того, что можно назвать консервативной революцией 70-80 годов. Республиканское правительство, по некоторым данным, выполнило предложенную Институтом программу на 60 % (очень высокий показатель). Другим известным достижением Института стала разработка и публикация материала «Показатели экономической свободы» (совместно с Wall Street Journal).

Первой «фабрикой мысли», специализирующейся в области развития свободного рынка на уровне местного самоуправления, стал Институт Аллегени (Allegheny Institute for Public Policy) в городе Питтсбурге, США. Однако сегодня и многие федеральные структуры, а также центральные и провинциальные «фабрики мысли» стали обращаться к пионерам этого движения, имея целью создание учреждений, подобных организованных ими. В то же время стали поступать аналогичные заказы из-за рубежа: из Италии, Нигерии и т. д. Среди наиболее громких начинаний Института – проект консервативного реструктурирования местного правительства питтсбургского округа Аллегени, где до этого целых 60 лет правили либералы, путём широкого применения приватизации и управляемой конкуренции.

Характерным примером таких институтов является Институт Манхэттена – исследовательский институт в Нью-Йорке. Эта неангажированная, независимая исследовательская и образовательная организация придерживается консервативных взглядов. Институт был создан как совместный британско-американский проект. В середине 70-х британский экономист Э. Фишер убедил группу американских бизнесменов в необходимости создания «мозгового центра», призванного применять философию свободного рынка к публичной политике. Фактически под руководством Фишера одновременно были организованы две такие группы: при премьер-министре Маргарет Тэтчер и при Рональде Рейгане. Руководителем американского института стал давний друг Фишера Уильям Кэйси.

Изначально Институт был создан как рыночно ориентированная образовательная и исследовательская организация У. Кэйси (будущий директором ЦРУ при администрации Рональда Рейгана), он изначально планировал деятельность Института как рыночно ориентированную, образовательную и исследовательскую. Цель института состояла в развитии и поощрении публичной политики на всех уровнях государственного управления, чтобы даровитые личности могли полностью использовать свой потенциал, являющийся частью производительной экономики и функционирующего общества. Эта цель Института нашла отражение в его преимущественной ориентации на проблемы развития муниципалитета Нью-Йорка. В институт входят или им поддерживаются Центр по правовой политике, Центр гражданских Инноваций, программа «Книга», Центр инноваций в сфере образования, Журнал City (амер., англ. «сити» – «город с муниципальным управлением»).

Подобные институты нового типа являются скорее «фабриками дел», чем «фабриками мысли». Они не только производят высококлассные идеи, но и заставляют эти идеи работать на локальном уровне.

Однако мир не стоит на месте, и аналитика на Западе тоже находится в динамике. С появлением сетевых технологий начали формироваться «мозговые центры» нового типа. Их отличительная черта – широкое применение сетевых технологий и принципов организации виртуального общества (виртуальных корпораций). Такого рода «фабрики мысли», как правило, создаются для организации коллективной «мозговой атаки» по той или иной глобальной, общественно значимой проблематике.

Создание одного из таких мозговых центров под названием TECHNET (ТЕХНЕТ) было инициировано в 1996 году Всемирным банком в сотрудничестве с организацией «Добровольцы технического содействия» – Volunteers in Technical Assistance (VITA). Этот «метамозг» был организован для обсуждения крупной, стратегической тематики – «Обучающиеся нации: как развивающиеся страны приобретают и распространяют знания». Он поставил перед собой цель: обсудить понятие «обучающаяся нация», выяснить способность той или иной страны обучаться, после чего найти этому эффективное применение.

ТЕХНЕТ был создан по инициативе отдела Всемирного банка по финансам и развитию частного сектора. Его основная цель – содействие пониманию и использованию науки, технологии и информации в делах развития. Проект состоит из серии инициатив, направленных на достижение ряда целей: понимание влияния новых технологий на развивающие страны и факторов, усиливающих или ограничивающих их способность пользоваться благоприятными обстоятельствами; повышение качества знаний работников Банка, а также потенциальных заказчиков о возможностях и проблемах, возникающих в развивающихся стран вследствие стремительности технологического прогресса; интеграция технологической проблематики в стратегии развития стран-членов Банка; содействие принятию новых технологий частным сектором; ускорение трансферта новых технологий развивающимся странам и их адаптация к местным условиям.

Для достижения этих целей ТЕХНЕТ выступает в качестве клиринговой и сетевой организации профессионалов, занятых проблемами использования науки и технологии в целях развития. Технет облегчает коммуникацию и взаимную поддержку между различными инициативами в этой области; распространяет информацию по проблемам использования науки и технологии в целях развития, организуя семинары и презентации в развивающихся странах; выпускает отчёты о степени использования новых технологий частным сектором; поддерживает концептуальные работы, нацеленные на понимание использования науки в целях развития.

Таким образом, ТЕХНЕТ является, прежде всего, источником информации и дискуссионным форумом для профессионалов, занимающихся использованием науки и технологии в качестве инструмента экономического развития. Через Всемирную Паутину это межгосударственное учреждение организует электронные конференции «мозговых центров» – дискуссии между различными автономными (индивидуальными) «мозговыми центрами» в различных странах с участием экспертов от правительственных и частных кругов, международных организаций, а также Всемирного банка. Дискуссии проводятся в течение определённого времени, круг участников и реципиентов их «результатов» чётко определён: участники «мозгового центра» должны подать заявки на участие и подписаться на электронную конференцию (принцип подписки), хотя посторонние наблюдатели и читатели также могут вставить свои комментарии и задать вопросы в ходе дискуссии.

Ещё одна такая сетевая «фабрика мысли» «Один мир» (англ. One World) была инициирована в рамках одноимённой глобальной электронно-информационной сети. Это форум, где учёные, политики и другие заинтересованные лица из почти 100 стран мира дебатируют по поводу политики развития, обмениваются идеями. Основные направления дискуссии: политика международной помощи в целях развития, кодекс поведения, этнический вопрос и конфликтные ситуации в мире, европейское сотрудничество, инвестиции в знания (интеллектуальные продукты), использование земли и право на землю, вопросы водоснабжения, рационального использования водных ресурсов.

Ключевыми участниками этого форума выступают следующие организации по обе стороны океана: Overseas Development Institute (ODI), European Association of Development Research and Training Institutes (EADI), International Institute for Environment and Development (IIED), International Water and Sanitation Centre (IRC), European Centre for Development Policy Management (ECDPM), the Institute of Development Studies (IDS) с интернет-ресурсом ID21 Developmentresearch reporting service.

В целом виртуальные фабрики мысли развивались в два этапа.

Первая группа – «фабрики мысли без стен» – имеет следующие особенности организации и аналитической работы:

– контрактная передача исследовательских функций внешним субъектам при сохранении немногочисленного персонала головного офиса;

– ведение сети отдельно финансируемых центров (филиалов), работающих в соответствии с определённой, чётко разработанной руководящей линией;

– опора на экспертов и аналитиков из различных областей для ведения исследований по принципу частичной занятости;

– поддержание международных сетей учёных-исследователей и практиков. Таким образом, их стратегия заключается в том, чтобы не держать значительный ресурсный и человеческий потенциал в стенах организации, пока не достигнуто критическое наполнение информацией и коммуникационной технологией.

Вторая группа виртуальных фабрик мысли опирается на использовании сетевых технологий Интернета как исследовательского и коммуникационного инструмента. Они создают свои Веб-страницы, сокращают использование бумажных носителей и непрофессионального персонала. Центральное место в их работе занимают интерактивные дискуссии.

Как указывалось выше, количество «мозговых центров», действующих в США в тот или иной конкретный момент времени, практически не поддаётся точному учёту. В отличие от колледжей и университетов для этих организаций не требуется формальной процедуры аккредитации, соответственно нет и их официального перечня. Кроме того, существуют трудности с определением данного понятия: поскольку границы между «мозговыми центрами», пропагандистскими организациями и аналитическими структурами в бизнес-среде постепенно стираются, неясно, какие из них следует причислять к категории «мозговых центров».

Признавая указанные трудности в определении точного числа «мозговых центров», можно, тем не менее, оценить с достаточной достоверностью количество этих учреждений, активно действовавших на ниве аналитики в последнее десятилетие, по перекрёстным данным из различных источников. Мне встречались в печати различные цифры, например, что в США работают около 2 тыс. «мозговых центров» (из них почти четверть считаются независимыми или самостоятельными, находятся на самофинансировании) и т. д. Я думаю, это сильно завышенная цифра: куда включают сотни мелких аналитических структур из сферы бизнеса, не имеющих солидного базиса и выходов на решение общегосударственных проблем. По оценкам нашей Русской аналитической школы, реально действующих аналитических структур, оказывающих влияние на сферу управления – около 300, из них почти две трети занимаются политическими исследованиями и разработками преимущественно общенационального уровня.

В 1969 году Минобороны США посчитало, что на случай войны Америке нужна надёжная система передачи информации. Агентство ARPA (англ. Advanced Research Projects Agency – «Агентство по перспективным исследовательским проектам») предложило разработать для этого компьютерную сеть. Разработка сети была поручена Калифорнийскому университету (Лос-Анжелес), Стэнфордскому исследовательскому центру, Университету штата Юта и Университету штата Калифорния (Санта-Барбара). Компьютерная сеть была названа ARPANET (от англ. ARPA и net – «сеть»), в рамках проекта она объединила четыре указанных научных учреждения, все работы финансировались из федерального бюджета через Минобороны США.

Затем сеть ARPANET начала активно расти и развиваться, её начали использовать учёные из разных областей науки. В 1973 году к сети были подключены первые иностранные организации: из Великобритании и Норвегии, и она стала международной. Стоимость пересылки электронного письма по сети составляла 50 центов. В 1984 году у сети ARPANET появился серьёзный соперник: Национальный фонд науки США (NSF) основал обширную межуниверситетскую сеть NSFNet с гораздо большей пропускной способностью (56 кбит/с^-1), нежели ARPANET. В 1990 году сеть ARPANET прекратила своё существование, полностью проиграв конкуренцию NSFNet.

Возможно, ARPA не стало бы тем, чем стало, если бы в 1963 году должность директора бюро по методам обработки информации Агентства не занял Джон Ликлайдер. Ему принадлежит одна из ведущих ролей в создании Сети. Ликлайдер первым предложил вкладывать средства в людей, а не в структуры, отдавая предпочтение специалистам из университетов и образуя центры концентрации интеллектуального потенциала. В качестве таких центров он избрал близкий ему Массачусетский технологический институт (MIT), где разрабатывались системы с разделением времени и интерактивной графикой, и университет Карнеги – Меллона (CMU) – там в основном разрабатывались мультипроцессорные системы. Придуманная Ликлайдером схема на редкость соответствовала природе работы учёных и позволила привлечь к деятельности Агентства лучшие академические умы. Отрабатывались принципы и технических решений для создания территориально распределённой системы обмена данными, будущей глобальной системы оперативного управления (ГСОУ). Такие решения были найдены и окончательно реализованы к 1969 году в сети ARPANet, объединявшей ведущие американские университеты.

Некоторые считают изобретателем Интернета другого видного учёного – английского физика Т. Дж. Бернерса-Ли, автора многих разработок в области ИТ.

Потом всё это воплотилось в экспериментальную подсистему обмена данными американской ГСОУ с обозначением PWIN (Prototype WWMCCS Intercomputer Network – «прототип межкомпьютерной сети для WWMCCS»; WWMCCS – Worldwide Military Command and Control System – «глобальная военная система командования и управления»), в дальнейшем WIS – (World Information System – «глобальная информационная система»), обеспечивавшей высокоскоростной обмен данными между территориальными командованиями ВС США, размещёнными в Западной Европе, в зонах Панамского канала, Тихого океана и в других регионах мира. Реализуя свои стратегические программы («для защиты национальных интересов»), США создали систему трансконтинентального обмена данными. Экспериментальные прототипы этой глобальной военной системы получили двойное применение благодаря коммерческому развитию и постепенно трансформировались в то, что сегодня называется Интернетом.

Заканчивая характеристику американских «мозговых центров», следует отметить, что в целом они действуют достаточно успешно. Вопрос о том, кто же работает эффективнее: США или европейские аналитические структуры, ввиду его крайней спорности, оставляем «за кадром». Английская аналитическая школа тоже весьма сильная, у них есть чему поучиться. Достаточно вспомнить разведку (Ми-6), университетские центры Оксфорда, Кэмбриджа. Поэтому скажем лишь, что у каждого такого центра есть свой опыт аналитической работы, и его можно использовать в российских условиях.

Прожив первое десятилетие XXI века, мы видим: в сложном, турбулентном мире, когда его основные субъекты вступили в отчаянную схватку за концептуальное лидерство, за смысл и образ нового мира, предсказать даже ближайшее будущее очень сложно. Особенно, если это касается нашей страны. Во всём мире сейчас идёт создание островков нового, плацдармов новизны. Эти «новые города» могут появиться в России. Или могут не появиться. Общее число этих образцов новой среды обитания уже более сотни. Начиная от азиатских образцов, наподобие малазийской Киберджайи, турецкого технополиса Мету, южнокорейского Нью Сонгдо, тайваньского Шиньчу, китайских Шеньженя и Путуна, японской Цукубы либо индийского Бангалора – до европейских и американских зон развития. И это не только технополис Софиа-Антиполис, выросший в крестьянской, сельскохозяйственной Вандее, провинции Франции, или знаменитый ныне ЦЕРН, Манчестерский бизнес-инкубатор, германский Остфален, шведский Мьярдеви или неустаревающий Лос-Аламос, либо столь знаменитая Силиконовая долина, Инстиут Санта-Фе, но и другие инновационные поселения.

Например, Силикон Бордер (англ. silicon border – «кремниевая граница»), расположенное на границе США с Мексикой. Эти протоформы созданы как образцы будущего, жить в них интересно, комфортно и удобно. Удивляет, что этим странам удалось не только организационно-технически создать эти новые города, но и преодолеть косность мышления своих обществ. Надо помнить, какое страшное сопротивление новому существует в любом обществе. То есть проблема не сводится только к бюрократии или к «плохим» реформаторам-квазирыночникам. Нет, на обывательском уровне также существует сильнейшее сопротивление. Люди отвыкли думать. В большинстве стран мира населению ничего не нужно, круг обывательских интересов весьма примитивен, население – это ведомая часть. Куда пойдёт авангард общества, интеллектуальная элита, туда пойдёт и население.

Рассмотрим ниже деятельность европейских аналитических центров.

Великобритания. Аналитические центры существуют в Великобритании более 100 лет, подробнее об их истории см. в [Филиппов 07]. Их зарождение здесь также связано с решением актуальных проблем. Старейшая «фабрика мысли» Великобритании, так называемое Фабианское общество,(The Fabian Society), возникшее в 1884, пыталась соединить «фабрики мысли» с социалистическим движением. Институт экономических дел (The Institute of Economic Affairs – IEA) известен как одна из старейших прорыночных «фабрик мысли» в мире. Созданный в 1955 году как «антифабианское общество», он стал ответом на доминирование кейнсианских воззрений в экономической и социальной политике.

До 70-х годов аналитические центры в Великобритании отличались своей глубокой академичностью и неангажированностью. Некоторые из них отвергали любую идеологическую мотивацию своей деятельности, настаивая на прагматичности и практичности предлагаемых политических рекомендаций. Среди них – The Policy Studies Institute и National Institute for Social and Economic Research (NIESR). Они предпочитали незаинтересованный, рациональный подход к политическому процессу. Такими институтами внешней политики, как the Royal Institute for International Affairs (RIIA), The International Institute of Strategic Studies, двигало идеалистическое желание покончить с войной и содействовать международному сотрудничеству. В то же время они старались выработать имидж беспристрастных, академических исследователей.

В 70-е годы прошлого столетия на Британских островах было создано не менее 30 независимых институтов. Большое внимание они уделяли маркетингу своих идей и отстаиванию своих решений – это были адвокатские «фабрики мысли». Укрепляя связи со средствами массовой информации и создавая собственные сети внутри объединений государственных работников, бизнесменов, политиков, профсоюзных и других деятелей, они приспособили свои продукты к нуждам практических политиков и лидеров общественного мнения – это стало стратегией в деятельности этих аналитических центров. Они перерабатывали и представляли существующие исследовательские продукты в кратких отчётах и докладах или в пресс-комментариях.

Наиболее известными институтами в 80-е годы стали британские «фабрики мысли» нового правого движения, такие как IEA, CPS, Adam Smith Institute (ASI), David Hume Institute и Social Affairs Unit.

К середине 90-х появилась такие аналитические центры, как Институт права на труд (Institute of Employment Rights), «Демос» – центр социальной направленности, Фонд социального рынка (The Social Market Foundation) и другие.

Новые аналитические центры имеют особую, специализированную направленность, как то:

– защита окружающейсреды (International Institute for Environment and Development; Institute for European Environmental Policy; Earth Resources Research;

– социально-демографическая проблематика (Centre for Policy on Ageing; Family Policy Studies Centre);

– социальные проблемы этнических меньшинств (Arab Research Centre);

– предпринимательство (Public Finance Foundation; Foundation for Manufacturing and Industry).

Большинство аналитических центров Великобритании стараются быть независимыми от корпоративных и иных специфических интересов. Они создаются как благотворительные организации и стремятся разнообразить источники финансирования.

Особенность аналитических центров Великобритании состоит в том, что государственный аппарат защищает свою господствующую позицию основного источника рекомендаций по публичной политике. Вместе с тем, существует конкуренция среди различных экспертно-аналитических организаций, от них могут поступать противоречивые рекомендации. Центрам политического анализа приходится бороться, чтобы их услышали. Часть аналитических структур Великобритании стремится стать внутренними участниками правительственных дебатов, старается попасть в разнообразные политические сообщества, используя этот путь для привлечения внимания департаментов, агентств, министров или государственных лиц. Аналитические центры вступают в неформальные сетевые связи с гражданскими служащими, политиками, неправительственными организациями, учёными, и другими заинтересованными кругами. Некоторые аналитические центры сосредоточиваются на освещении альтернативных вариантов политики. Влиятельность аналитических центров также зависит от способности вмешиваться в публичные дебаты, распространять свои позиции и концепции, следить за деятельностью правительства, комментировать и критиковать политику. Аналитические центры могут преуспевать, выставляя на «рынок идей» свои концептуальные разработки. Само их присутствие и трансляция новых идей вносят разнообразие в британскую политическую культуру.

Наиболее весомую роль в английской аналитике играют Международный институт стратегических исследований (МИСИ), а также Королевский институт международных исследований (оба в Лондоне). МИСИ был основан в 1958 году и изначально фокусировался на вопросах предотвращения распространения ядерного оружия и контроля вооружений. Члены МИСИ называют институт ведущей мировой организацией по военно-политическим конфликтам.

Международный институт стратегических исследований (International Institute for Strategic Studies, IISS) – это источник точной и объективной информации по международным стратегическим вопросам для политиков и дипломатов, экономистов и военных, журналистов и академиков, представителей ТНК и исследователей международных отношений. Работа института основывается на оценке разнообразных проблем, порождающих нестабильность, а также на оценке факторов, потенциально способствовующих международному сотрудничеству. МИСИ считает себя независимой организацией, не обязанной подчиняться ни одному правительству, ни одной политической или любой другой организации. МИСИ – это международный институт по своим перспективам и по своей сети. В управляющий совет входят представители 16 стран, а членами института стали эксперты по вопросам стратегий уже из почти 100 стран (см. интернет-ресурс: http://stra.teg.ru/library/institutes/thinktanks/11).

Благодаря постоянным контактам с правительствами по всему миру МИСИ обладает большими возможностями регулярно проводить встречи на высшем уровне, чтобы обсудить проблемы, разделяющие страны или, наоборот, объединяющие их. Институт старается уменьшить трения между членами разных правительств. Главная цель этой аналитической структуры – стать признанной и неотъемлемой частью инфраструктуры цивилизованных международных отношений и в этом качестве политического института сочетать внедрение инновационных методов с возрастающим влиянием.

Помимо прочих видов деятельности, институт выпускает аналитические издания:

– «Серия Эделфи», книги с углублённым анализом основных вопросов стратегии и обороны;

– «Военный баланс», ежегодный каталог с обзором военных и оборонительных потенциалов 170 стран;

– «Стратегические комментарии», журнал кратких отчётов по самым острым стратегическим вопросам;

– «Стратегическое досье», каталог публикаций;

– «Стратегическое обозрение», ежегодный обзор международных отношений;

– «Выживание», ежеквартальный журнал по международным отношениям.

С недавнего времени институт выпускает ещё одно небезынтересное издание – «Перспективы регионов России», где обсуждается судьба приграничных регионов нашей страны.

Согласно последнему докладу МИСИ (его представил в Лондоне в сентябре 2011 года глава Института Дж. Чипмэн) геополитические позиции стран Запада, в первую очередь, США, слабеют. Эти государства уже не хотят и не могут выступать в роли мировых лидеров. Один из основных выводов доклада МИСИ «Ежегодный обзор международных отношений» за 2011 год состоит в том, что обострились проблемы лидерства среди западных стран. В докладе подчёркивается: «Источник лидерства в мире по важнейшим стратегическим вопросам стал одновременно неопределённым и изменяющимся. США не всегда хотят брать на себя роль лидера, не способен на это и Евросоюз в лице Великобритании и Франции. В результате сейчас создаётся впечатление, что Запад, ослабленный тяжёлыми экономическими проблемами, страдает стратегической усталостью».

В докладе утверждается, что переживающие быстрый подъём страны Востока, в первую очередь Китай, пока ещё не готовы взять на себя мировое лидерство.

В целом, 2011 год ознаменовался мощными геополитическими потрясениями, и наиболее значительным из них стала арабская весна. По мнению аналитиков, страны Ближнего и Среднего Востока, а также Северной Африки вошли в длительную фазу нестабильности. «В ближайшие годы и даже десятилетия арабский мир будет, в первую очередь, занят решением собственных внутренних проблем, а также поисками модели экономического и социального развития со всеми вытекающими из этого для внешнего мира последствиями», – считает Чипмэн. В текущем году в мире продолжалось чёткое стратегическое смещение влияния в сторону стран с новой экономикой и, прежде всего, Китая, подчёркивается в докладе. «КНР становится всё более уверенной в себе и даже проявляет агрессивность в публичной дипломатии». По словам Чипмэна, ближайшие месяцы станут решающими в определении того, какими методами Пекин будет добиваться своих внешнеполитических целей [Чипмэн 11].

Наиболее независимую позицию занимает Королевский институт международных отношений – КИМО (RIIA), также известный как «Чатам хаус» (Chatham House), – благотворительная организация и один из ведущих мировых институтов, специализирующихся на анализе международных отношений. Основан в Лондоне в 1920 году. Благодаря международной поддержке институт остаётся свободным от давления со стороны правительства и политиков. Доход составляют благотворительные гранты, членские взносы, пожертвования корпораций и доходы дочерней торговой компании Chatham House enterprise Ltd.

Цель института – стимулировать изучение ключевых проблем на международной арене с целью укрепления англо-американских взаимоотношений. КИМО организует много встреч и дискуссий. Если они проводятся согласно правилу Чатам хаус, это означает следующее: участники могут свободно использовать полученную информацию, но они не имеют права разглашать имя и место работы выступавших. Более того, нельзя упоминать, где именно была получена информация. Эти, на первый взгляд странные, правила, объясняются стремлением института гарантировать анонимность всем участникам для улучшения международных отношений и полную свободу в высказывании своего личного мнения, а – такое вполне может быть – не официального мнения организации, которую тот или иной выступающий представляет. Такие условия позволяют не беспокоиться о своём имидже и о давлении со стороны. Сейчас это правило получает всё более широкое распространение.

Институт проводит исследования проблем таких крупных регионов мира, как Африка, Северная и Южная Америки, Азия, Европа, Ближний Восток, Россия, а также по вопросам обороны, устойчивого развития, международной экономики. Управляет Институтом Совет, избираемый членами КИМО при тайном голосовании на три года с правом перевыбора ещё на три. В Совете три комитета: Исполнительный, Финансовый, Инвестиционный (см. интернет-ресурс http://stra.teg.ru/library/ institutes/thinktanks. URL для более подробного ознакомления с работой КИМО http://www.chathamhouse.org/

В целом, аналитические центры Великобритании играют значительную культурологическую роль, расширяя сферу публичных дебатов, поощряя общение и взаимодействие между государством и обществом, делая ставку на общественные технологические знания.

Ахиллесовой пятой европейских «мозговых центров» является их зависимость от государства. Это характерно, прежде всего, для Германии. Так, головной аналитический институт ФРГ – Германский институт международной политики и безопасности был искусственно создан на базе двух традиционных западногерманских политологических центров – Фонда науки и политики и Федерального института международных и восточноевропейских исследований в 1999 году. Изначально предполагалось, что новое учреждение должно стать своеобразным немецким «РЭНД». Однако этого не произошло. Аналитическую деятельность института курируют сразу несколько ведомств: МИД, МВД и канцелярия федерального канцлера, что вносит элемент дезорганизации в его работу: каждое ведомство ставит свои задачи в зависимости от собственных целей и задач.

Так, например, осенью 2001 года в качестве одного из основных стратегических направлений была объявлена Центральная Азия. Но добиться решающего прорыва на этом направлении Институту не удалось. Власть ждала от ГИМПБ разработки эффективной стратегии для Германии и Евросоюза в отношении Центральной Азии, Каспийско-Кавказского региона, России и СНГ, но институт только смог подготовить ряд брошюр, фактически лишённых аналитического и стратегического содержания и остающихся познавательно-описательными.

В Германии наиболее успешно, с точки зрения степени влияния аналитических исследований на принятие внешнеполитических решений, работает Германский институт Востока в Гамбурге, оказывающий в настоящее время прямое влияние на формирование политики ФРГ в отношении Ближнего и Среднего Востока. Другой «мозговой центр» – Центр европейских исследований в Бонне, призванный по замыслу учредителей формировать европейскую стратегию ФРГ. Он пытается функционировать по американским стандартам, но не всегда успешно. Традиционный «мозговой центр» по внешнеполитической стратегии Германии – это Германский совет по внешней политике – полностью деградировал как аналитическая структура и превратился в придаток МИД ФРГ для проведения представительских и пропагандистских акций.

Во Франции сложилась следующая картина. Для разработки французской (европейской) стратегии в отношении стран СНГ был специально учреждён в конце 90-х Французский институт по изучению Центральной Азии (в рамках Института восточных языков и цивилизаций). Это полностью дотируемое государством учреждение, однако государство в лице заинтересованных ведомств полностью устранилось от руководства деятельностью вновь созданного Института. В результате Институт оказался предоставлен сам себе, а место аналитических разработок заняли академические и исторические исследования. В целом масштабы геополитических и политологических исследований, связанных с Центральной Азией, во Франции значительно скромнее, чем в Великобритании и Германии.

Информацию о наиболее значительных «фабриках мысли», действующих во Франции, можно найти на следующих сайтах:

Notre Europe – http://www.notre-europe.asso.fr/ Confrontations Europe – http://www.confrontations.org/ Fondation Robert Schuman – http://www.robert-schuman. org/ Europe 2020 – http://www.europe2020.org/fr/home.htm Institut d’еtudes de sеcuritе de l’Union europеenne – http://www.iss-eu.org/ Institut franсais des rеlations internationals – http://www.ifri.org/ Fondation pour la recherche stratеgique – http://www.frstrategie.org/ За последние годы сеть неправительственных аналитических структур по данным специализированных ресурсных центров расширилась во многих странах, в том числе у нашего ближайшего соседа – в Украине сегодня насчитывается до 100 таких организаций. В то же время активно действующих – не более половины. Что собой представляет некий средний украинский неправительственный аналитический центр? Эксперты Центра Разумкова в Киеве дали следующую характеристику типичного аналитического центра в Украине. Это самостоятельная независимая структура с небольшим (до 10 человек) штатом. Примерно 60 % его сотрудников владеют иностранными языками. При необходимости экспертный потенциал увеличивается вдвое, что обеспечивает качество и мобильность исследований (см. интернет-ресурс http://www.uceps.org/article.php?news).

Как правило, центр сосредоточен на исследованиях в 3-4 сферах, преимущественно это экономика, внутренняя и внешняя политика, социальная сфера). Аналитическая продукция адресуется в основном подготовленной аудитории, а публичная деятельность имеет целью влиять на общественное мнение. Эксперты центра выходят в национальное медиа-пространство до 10 раз в месяц. Центр имеет собственный веб-сайт, печатное периодическое издание (тираж до 1300 экз.). Издаются книги, брошюры (тиражи около 1000 экз.), сориентированные на специалистов и органы государственной власти. Издательской деятельности придаётся первоочередное значение, ибо она обеспечивает независимый от государства информационный канал.

Однако такое присутствие в информационном пространстве в украинских реалиях – отнюдь не индикатор способности влиять на ситуацию в стране, так как медиа-активность центра часто номинальна. Поскольку ядро аналитики – новаторские идеи, критические оценки действий властей, альтернативные предложения и управленческие решения, а это продукт «чувствительный», нередко попадающий под цензурный пресс. Наиболее активно Центр контактирует с коллегами из других подобных структур в рамках публичных мероприятий («круглые столы», конференции и т. д.). Таким путём формируется «аналитический пул», точнее, экспертная группа, стабильность которой подкрепляется практикой совместных проектов и изданий.

Представитель центра, как правило, входит в некий совещательный орган при госструктуре. Впрочем, это отнюдь не залог эффективного сотрудничества с властями и не априори эффективный механизм реализации новых идей. Ибо украинская бюрократическая практика с безнадёжным постоянством подтверждает общеизвестный постулат: чтобы убить идею в зародыше, создайте комитет для её разработки.

В целом украинские аналитические центры пребывают в стадии становления. Но главное то, что они существуют и действуют, став одним из субъектов общественно-политического процесса в Украине. Ими аккумулирован значительный интеллектуальный потенциал, накоплен опыт сотрудничества с исследовательскими организациями других стран. Практика свидетельствует: эти структуры, в отличие от государственных исследовательских учреждений, более мобильны, способны привлекать для разработок дополнительный экспертный штат и соответственно предлагать государству профессионально подготовленную аналитическую продукцию, новые решения, механизмы и технологии их реализации. В последние годы наметилась тенденция сотрудничества с западными аналитическими структурами с целью получения грантов на исследования по различным вопросам.

Есть все основания утверждать, что общественная потребность в неправительственных аналитических центрах существует. Более того, эти центры, имеющие кредит гражданского доверия (об этом пойдёт речь ниже), часто служат своеобразным «интеллектуальным мостом» между властью и обществом. Причин для этого несколько.

Во-первых, неправительственные исследовательские структуры выступают генераторами новых идей для власти, предлагая аналитическую продукцию, инновационные решения, механизмы их реализации, при этом используя для их разработок внебюджетные средства. То есть государство имеет возможность привлечь дополнительный интеллектуальный ресурс, не тратя при этом ни копейки. При участии представителей аналитических центров готовились важнейшие стратегические документы (Концепция национальной безопасности Украины, Стратегия обеспечения экономической безопасности Украины, Энергетическая стратегия Украины на период до 2030 года, Стратегия введения демократического гражданского контроля за оборонной сферой Украины, Концепция государственной региональной политики и др.). Неправительственные эксперты участвуют в разработке и экспертизе законопроектов, в подготовке отраслевых и государственных программ, ежегодных посланий Президента Украины Верховной Раде. В парламентскую практику вошло активное привлечение экспертов аналитических центров к проведению дней правительства, к участию в парламентских слушаниях по различным проблемам (европейской интеграции, украинско-российского сотрудничества, отношений Украина-НАТО, энергетической стратегии Украины, законодательства в сфере интеллектуальной собственности, обеспечения свободы слова и информационной безопасности и др.).

Во-вторых, «мозговые» центры – не только посредники между интеллектуальной средой и госаппаратом, но и инструмент гражданского контроля, инициатор публичного обсуждения острейших внутренних и внешних проблем, стоящих перед страной. Именно ими впервые были вынесены на публичное обсуждение проблемы теневой экономики, реформы в военной сфере, использования властью административного ресурса в избирательных кампаниях.

В последнее десятилетие появилась и постоянно усиливается новая тенденция – интеллектуальная транснационализация. Суть её – в возникновении национальных, региональных и глобальных структур в форме сетевых объединений «мозговых центров».

На базе сетей осуществляется обмен информацией, совместное выполнение политических заказов, создание коллективных пропагандистских ресурсов, тематическое разделение труда, координация работы, согласование идейно-политических позиций по тем или иным вопросам. Значительно расширило возможности для подобного партнёрства развитие Интернета.

Интеграция «мозговых центров» в сетевые структуры развивается преимущественно на следующих основах. Они возникают, когда необходимо объединение усилий аналитических центров близкой идеологической ориентации, а также когда небольшие экспертные институты, работающие по узкой тематике, соединяют усилия для формирования общих позиций по более широким, а зачастую – глобальным политико-экономическим вопросам, или же когда взаимодействуют центры, исследующие близкую проблематику. Обычно имеет место сочетание различных основ сетевой интеграции.

Примерами могут служить Стокгольмская сеть, объединяющая несколько десятков европейских либерально-консервативных «мозговых трестов» (см. интернет-ресурс http://www.stockholm-network.org), а также Европейская сеть политических институтов (European Policy Institutes Network), соединяющая «мозговые центры» по исследованию процессов европейской интеграции, проводящие пан-европейские идеи (см. интернет-ресурс http://www.epin.org).

В подобных объединениях всегда есть группа ведущих «мозговых центров» (как правило, из наиболее развитых стран), являющихся главными генераторами смыслов и идей для всего сообщества. Фактически лишь немногие аналитические центры, освещающие международную политику, действительно креативны, то есть самостоятельно могут производить политические идеи и концепции. Остальные заняты их приспособлением к местным условиям и соответствующей пропагандистской работой. Следует отметить, что указанный процесс структурирования аналитических сообществ на сетевой основе динамично развивается.

1.4. Восточная аналитическая традиция

Восток всегда имел громадное многообразие религиозно-философских, гностических, аналитических традиций, и прежде чем определить их специфику, сопоставить соответственно с западной и русской традициями, следует конкретизировать задачу, какой Восток и какую аналитическую традицию мы собираемся анализировать и сопоставлять. Не вдаваясь в глубокую древность, пройдёмся по современным странам и культурам Востока с их национальными аналитическими традициями и развёрнутым многоярусным самосознанием.

К стратегическим институтам стран Востока относятся следующие: в КНР – Шанхайский институт международных исследований, Китайский институт современных международных отношений, в Японии – Токийский университет внешнеполитических исследований, Институт евразийских исследований Йокогамского национального университета, в Индии – Институт оборонных исследований и анализа Минобороны, в Иране – Институт политических и международных исследований при МИД Ирана, в Пакистане – Пешаварский университет и его Центр региональных исследований, в Турции – АСАМ (Центр евразийских стратегических исследований).

В азиатских странах влияние государства на деятельность этих структур выражается в разной форме. Достаточно свободны в выборе проблематики и тактических направлений аналитические центры в Турции, Индии и Японии. В Иране влияние государственной идеологии и официальных установок наблюдается в максимальной степени. В Китае имеет место заметная дифференциация между различными институтами в зависимости от места в партийной иерархии и регионального фактора. В этом смысле наиболее показателен пример Шанхайского института международных исследований, располагающего относительной свободой в интеллектуальном и научном аспектах.

В Казахстане головной «мозговой центр» – Казахстанский институт стратегических исследований (КИСИ) при Президенте был создан первым в Центральной Азии (1993). Через несколько лет аналогичные структуры появились у наших соседей: Институт стратегических и межрегиональных исследований в Узбекистане, Международный институт стратегических исследований в Киргизии и недавно – Центр стратегических исследований в Таджикистане.

Зарубежные аналитические центры и фонды активно действуют на территории стран СНГ, в том числе и в Центральной Азии. Среди них американские – Фонд Сороса, Фонд Карнеги и Монтеррейский институт международных исследований; германские фонды Ф. Эберта, К. Аденауэра и К. Бертельсманна, японский Фонд Сасакавы и многие другие. Цели и задачи их разнообразны. Официально они поддерживают «независимые» научные исследования в тех или иных областях знания, различные культурные и гуманитарные проекты, а также деятельность неправительственных организаций (НПО), что у них считается одной из приоритетных задач.

Некоторые из них уже успели зарекомендовать себя во время недавних «бархатных революций» в некоторых республиках СНГ. Объективная оценка пользы и эффекта от деятельности этих организаций на территории России и стран СНГ не входит в задачу моей книги, но субъективно могу выразиться – эта польза сомнительна.

Сначала рассмотрим страны ислама, потом Индию, Японию, а затем китайскую и иудейскую аналитические традиции.

Страны ислама. Исламский фактор был доминирующим в Европе до XVII в., когда турки дважды безуспешно пытались взять Вену (1529, 1683). Сейчас он снова активизирован, в основном из-за постоянной растущей миграции мусульманского населения в страны Европы. Остроту проблемы одной из первых почувствовала на себе Швейцария: всё её население составляет лишь половину населения Москвы. В 90-е годы, в период югославского конфликта, швейцарцы поступили весьма благородно – пустили к себе переждать трудные времена часть беженцев из Косово (да и просто искавших лучших условий жизни жителей Албании). Что из этого получилось – урок всем. Пришли вроде бы ненадолго, остались навсегда. Пользуясь либералистскими настроениями истеблишмента и пробелами в швейцарском законодательстве (например, запрещавшем депортацию беременных женщин, а те были беременными постоянно), число албанцев постоянно росло. Сейчас численность мусульман в Швейцарии достигает более 300 тыс. человек, что составляет для 7-миллионной страны самый высокий процент в Европе. Согласитесь, для маленькой Швейцарии это огромная цифра. Учитывая, что работают они на ключевых точках инфраструктуры (железнодорожный и автомобильный транспорт, топливные заправки, логистика, уборка и вывоз мусора и т. д.), в случае усиления протестных настроений им ничего не стоит парализовать всю жизнь в стране, приютившей их в трудный час. Мусульманское население остаётся инородным, зачастую паразитирующим, телом (типа растения паразита омелы, паразитирующего на живых деревьях). В 2009 году из Швейцарии прилетела «первая ласточка» – мусульманское население потребовало для себя права строить мечети. Был проведён всенародный референдум, и большинством голосов это требование было отклонено. Но мусульмане твёрдо знают: «ещё не вечер». Понятно, что темпы роста численности мусульманского населения в разы опережают рост коренного населения.

Аналогичная ситуация и в ряде других стран – Франции, Германии и других. Так что Европу ждут большие катаклизмы и конфликты по этой части. И никакие резкие решительные действия правительств уже не помогут – упущено историческое время, да и демократические традиции не позволят. Придётся расплачиваться потомкам. Благополучная Европа не хотела думать, пускала миграционные процессы на самотёк, теперь пусть ждёт проблем, они, несомненно, будут и немалые.

Швейцария в октябре 2010 года попыталась заключить соглашение с властями отколовшегося от Сербии края Косово о депортации туда косовских албанцев, совершивших преступления на территории альпийской страны. Причиной этому является большое количество преступников из числа иммигрантов из Косово (см: сообщение агентства Reuters в швейцарской газете Der Bund от 18.10.2010).

Наиболее вероятно, что они всё ярче будут проявляться во Франции, где исламская диаспора насчитывает более 6 млн человек. Эта бомба замедленного действия ждёт своего часа. Противостояние на расовой, национальной, религиозной почве может «неожиданно» (но, как правило, очень вовремя для определённых деструктивных сил) проявиться в самых жутких формах – от действий террористов-одиночек до массовых беспорядков и погромов.

Эти проблемы, прежде всего, будут нарастать в сфере безопасности. Мусульманская среда легко может выступать как источник сетевого экстремизма. Можно спрогнозировать мировые политические изменения, которые могли бы произойти под воздействием точечных террористических событий, что вывело бы исламский фактор на уровень мирового геополитического фактора. Например, новую арабо-израильскую войну, в результате которой возник бы некоторый воюющий исламский фундаменталистский конгломерат из Египта (демографический и производственно-технологический потенциал), палестинцев (камикадзе-пассионарии), Саудовской Аравии (нефть, финансовые ресурсы), нового Пакистана (армия, атомное оружие). Пока до осуществления этого сценария далеко, он не просматривается, слишком велика разобщённость мусульманских стран. Говорить о восстановлении аналитических, управленческих традиций халифата, Великой Порты (Великого Турана) из-за их маргинального уровня также преждевременно. Хотя следует отметить мудрые аналитические основы в иранском суфийском исламе, концепцию «Великого Эрана, коему никогда не смешаться с Тураном», как не смешаться Западу и Востоку в знаменитой балладе Р. Киплинга.

Эран – среднеперсидское название Ирана, бытовавшее до его завоевания арабами в VII веке н. э.

Все традиционалистские, баас-социалистические, националистические и исламистские попытки возрождения Афганистана, Турции, Ирака, Афганистана, Египта и т. д. в своих управленчески-аналитических аспектах являются копиями западных, советских, а теперь российских моделей, построены на прямом калькировании управленческих технологий, кадров и подчас находятся под прямым или косвенным их контролем. Есть маленькие островки древних управленческих технологий, возникших на эзотерических традициях египетских посвящений (у коптов), у зороастрийцев, бабидов, «Ходжатие» в Иране, носители домусульманских духовных практик, распространённых преимущественно в элитарных кругах, однако говорить об их каком-то воздействии на мировые политико-экономические процессы пока не приходится. Наверное, мусульманская аналитика сегодня объект внимания полицейских академий в Европе, упреждающих исламский экстремизм мусульманских диаспор.

Главной целью ультраинтегристских стремлений в стиле тайного общества «Ходжатие» было примирение суннитов и шиитов, двух враждующих ныне течений ислама.

Индия – стремительно растущая держава, имеющая глубочайшую культурно-историческую традицию. Древние корни общей индоевропейской семьи накладывают свой отпечаток и на Европу, и на Индию. Очевидно, в силу сходства метафизически-эзотерических корней индийским программистам, исследователям, аналитикам проще интегрироваться, постигать наработки западного аналитического сообщества, тем более, что вся нынешняя их государственно-административная структура (включая английский язык) является более менее удачной копией с западной (пусть менее развитой, но принципиально не иной). У индусов блестящая военная разведка, развивающиеся аналитические структуры, неплохая армия. России хорошо иметь подобного союзника (и рынок сбыта военной техники), однако Индия – не самостоятельный игрок, её аналитические наработки (помощь, альянсы) могут быть играть лишь вспомогательными, инструментальными. Напомним и то, что Индия неагрессивна, её государственнические инстинкты притушены, воздействие исламского фактора со стороны Пакистана (да и то, что в ней самой есть мусульманская община, насчитывающая свыше 180 млн человек) даёт её руководству лишь узенький коридор для манёвра. Некоторые задатки государственности, регулярного административного управления (не на всей территории, а преимущественно на Севере и в Центре) индусам привнесли только Великие Моголы (в XVI веке – турки и персы). Британское владычество создало индийскую колониальную государственность и как антитезу ей Индийский национальный конгресс, орган осуществления национального самосознания. Веками Индия жила вне политического самосознания, и до сих пор оно окончательно не сформировано. Английская калька в социологии облегчает взаимодействие-понимание со всем миром, но вряд ли способствует Национальному проекту и прорывам интеллектуально-технологического плана. Индусы могут обучить мир медитации, индийской кухне, использованию мирного атома. В отдалённых Ашрамах (монастырях), возможно, ещё существуют древние аналитические традиции, но вряд ли они оказывают существенное воздействие на политическое, духовное и нравственное развитие страны. Хотя в древнеиндийской философии, индийских эпосах потенциально заложена мощная аналитическая традиция. Это и «Классическая йога» – трактат Патанджали, и «Ригведа», и «Махабхарата», и «Бхагават Гита» с системным анализом мира Кришны на колеснице между войсками на Курукшетре, т. е. на «поле Куру» (санскр.), где, по преданию Махабхараты, некогда произошла священная битва между пандавами и кауравами. Существуют и дзен-буддистские новоделы (по индийским меркам времени), утверждающие, что мир пластичен, и его можно изменить силой своей воли (в европейском понимании – интеллектом).

Небольшие страны Юго-Восточной Азии, имея свои культурно-фольклорные традиции, испытывают сильнейшее воздействие Индии, Китая, Запада (США). Вряд ли здесь можно говорить о значимых аналитических традициях (Вьетнам, Таиланд, Тайвань, Южная Корея, Индонезия).

Япония с начала эпохи Мэйдзи (1869), несомненно, достигла выдающихся успехов в адаптации, прежде всего, аналитических достижений Запада, от эклектического копирования до творческого поглощения при сохранении своей национальной идентичности благодаря синтоизму (поклонению природным силам), претворив старое и новое в сокрытую (невыпячиваемую) систему управления. Неизбежной платой за прогресс стали изнеженность и старение населения. Наряду с отсутствием ресурсов и неудачным геополитическим расположением в эпицентре приближающегося американо-китайского конфликта перспективы дальнейшего осуществления Японского проекта, даже в связке с любым мировым центром сил, становятся весьма проблематичными. Прав оказался Фукуяма в отношении Японии – она уже в пост-истории [Фукуяма 04].

Крайне интересен для изучения Китай, к нему мы, по сути, и по неизбежности сведём преимущественно нынешнюю аналитическую традицию Востока. О китайской цивилизации написано немало: [Васильев 01], [Владимиров 73], [Девятов 02], [Гусев 06], [Зенгер 04/06]. Волею случая в 1990 году мне пришлось стать одним из первых советских читателей книги фон Зенгера о китайских стратагемах (на нем. яз.), на Западе она к этому времени выдержала уже 5 изданий как бестселлер европейской синологии. Издательство «Прогресс» поручило мне дать на книгу предварительную рецензию, что я и сделал, рекомендовав её к полному переводу и изданию у нас в стране.

Не ставя под сомнения приведённую указанными выше и прочими известными авторами фактуру (и её интерпретации), касающуюся параметров развития китайской цивилизации и, в частности, китайской аналитической традиции, попробую отметить следующее очевидные моменты, свидетельствующие об эффективности в целом китайской аналитики.

Пользуясь ожесточением советско-американских отношений во время Вьетнамской войны, китайское руководство нашло пути к урегулированию отношений с США, в частности, пригласив с официальным визитом президента Никсона. Пришедший ему на смену президент Форд с подачи госсекретаря Киссинджера пересмотрел Американскую доктрину, и в Китай потекли кредиты, технологии.

Китайцы, в отличие от нас, успешно совершили перестройку на марше, сохранив руководящую роль компартии и контроль госаппарата, провели рыночные реформы, децентрализацию управления, открыли двери для громадных иностранных капиталовложений, вернулись к древней управленческой национальной традиции, безжалостно подавили военной слой безоружное выступление на площади Тянь Аньмынь молодых сторонников западного либерализма, сохранив идеологический контроль над обществом; привлекли капиталы своих хуацяо (состоятельные и патриотично настроенные представители китайской диаспоры в США, на Филиппинах, на Тайване, в других регионах); вернули под свою юрисдикцию Гонконг.

В Китае успешно осуществляется модернизация, ведётся техническое и интеллектуальное преобразование страны. Играя на нынешних российско-американских противоречиях, китайцы успешно перевооружились российским оружием и теперь, как минимум, самодостаточны в военном отношении.

Из-за перенаселения жители Китая заинтересованы в как можно большем уровне эмиграции из Китая. Реалии сегодняшнего дня таковы, что во многих западных странах существуют огромные по численности китайские диаспоры. Это касается и России, где численность китайцев тоже велика.

Проблема численности китайцев в России является актуальной темой для всякого рода спекуляций. Отечественные журналисты много публикуют статей о том, что в России уже 3-5, а то и 10 миллионов китайцев. Если взять и посмотреть статистические данные, то, по последней переписи населения, официально осевших китайцев в России было 37 тыс. человек. Конечно, есть и нелегальные мигранты, их число определить сложно, оно постоянно колеблется. По словам замдиректора Института Дальнего Востока РАН А.В. Островского, на территории России в 2008 году находились всего 200 тыс. китайцев. По западным оценкам, которые уже приводились выше, эта цифра в пять раз больше. С введением в действие в 2007 году поправок в российское миграционное законодательство, регулирующих миграционный контроль и процесс выдачи разрешений на работу, количество мигрантов из Китая уменьшилось. В России нет официальной статистики по численности национальных диаспор. В частности, никто не знает, сколько китайцев проживает на российском Дальнем Востоке, да и в самой Москве. По некоторым экспертным оценкам (см: http://xpomo.com/ruskolan/liter/china.htm), в Сибири и на Дальнем Востоке проживают более 2 млн китайцев. В Благовещенске, например, китайцы составляют уже 10 % населения. При этом китайцы не смешиваются с русскими и тем более не растворяются среди них. Они селятся своими закрытыми общинами, живут в них по своим законам. Только в Москве китайцев 300 тыс. человек. У них свои газеты, своё кабельное телевидение, свои больницы и детские сады. Это настоящее китайское подгосударство внутри российской столицы. Но на улице встретить китайца непросто. Потому что каждый китаец с полувоенной дисциплиной знает: раньше времени раздражать чужое общество не стоит. Искусство быть незаметным становится залогом выживания в чужой стране. Искусство быть невидимым – одно из важнейших в разведке. Овладеть им должен каждый разведчик. Одному человеку раствориться в толпе нетрудно. Но вот как 5 миллионам китайцев (?!) удаётся практически незаметно проживать на территории России – это вопрос!

Газета The Wall Street Journal опубликовала интерактивную карту, дающую представление о численности китайцев за рубежом (см. интернет-ресурс: http://www.daokedao.ru/2010/07/21/chislennosti-kitajskix-diaspor-v-mire/). Согласно этой информации в России проживает около миллиона китайцев. Для сравнения: в США более трёх миллионов. Но это утешает весьма слабо – Китай от Америки далеко, а у России с ним общая граница. В ряде стран – в США, Франции, Германии, Италии, Канаде, России, есть проблемы с китайскими нелегальными мигрантами. Например, в Канаде есть второе теневое китайское правительство, управляемое из коммунистического Китая. У них свои банки, биржа труда, предприятия, полицейские и разведка. Эта диаспора стала как бы неофициальным анклавом Китая. Что характерно, все эти государства боятся ссориться с ними. Китайская разведка настолько мощная, что всегда самая первая узнаёт, кто победил на президентских выборах, например, в США. Поэтому китайское руководство обычно всегда первым поздравляет выигравшего кандидата.

Рассматривая причины успехов Китая за последние годы, следует отметить, что столь значительных результатов нельзя было бы получить без опоры на свою аналитическую традицию, поддержанную всей мощью госаппарата, академии наук, специальных и дипломатических служб и… древнекитайских учений (!). Эта традиция отражается в том числе и на финансово-экономической сфере. Мне, как действующему сотруднику аппарата Счётной палаты РФ, особенно видны сильные стороны финансовой системы Китая. Особенно наглядны они по сравнению с США в условиях нарастающего мирового системного кризиса. В США с 1913 года национальная валюта (доллар) фактически не контролируется государством, американский народ отстранён от управления своей страной, а вся политика Соединённых Штатов ведётся в интересах Интернационала банков, где первейшую роль играет паразитический ссудный капитал. В России процесс идёт в схожем направлении, но пока ещё не доведён до конца, и от нас самих зависит, сможет ли Россия придти к верному определению своей судьбы.

Совсем иное положение в Китае, где государственное строительство до сих пор ведётся частично на социалистических принципах, во многом заимствованных из опыта СССР. Китайскому обществу присущи традиционные особенности менталитета. Будучи наложенными на социалистическую модель ведения хозяйства (социализм с китайским лицом), они позволяют КНР успешно мобилизовывать свои ресурсы и добиваться результатов, изумляющих сейчас весь мир. Соответственно, в Китае правительство и не думает отказываться от государственного обеспечения и защиты своей валюты – юаня или как его ещё называют в Китае, женьминьби, что означает народные деньги. Всё это позволяет считать юань одной из самых крепких валют во всём мире. Кроме того, КНР – это пока единственное государство, где существуют две национальные валюты – юань (женьминьби) и гонконгский доллар, что даёт КНР дополнительные преимущества.

Попробуем разобраться в особенностях китайской аналитической традиции.

На протяжении тысячелетий Китай был крайне беден и закрыт от остального мира. Изобретённый порох не использовался в военных целях (мало того, его изобретателей трижды уничтожали вместе со своим изобретением), относительно небольшие отряды кочевников, северных варваров успешно громили многомиллионный народ, мало помогала и Великая Китайская стена. Маньчжурия, начинавшаяся в 100 км к северу от Пекина, ещё не была заселена и в 1904 году. За последние 300 лет Китай не одерживал никаких военных побед, если не считать сомнительных викторий в восточном Туркестане (1775) и захвата коммунистами Тибета и Восточного Туркестана (1948). Агрессия против Корейской Республики (1950–1953), Вьетнама (1979), Кампучии не принесла китайцам побед, равно как и военные стычки с СССР. Китайцы никогда не выходили за пределы своих национальных границ, их всегда все били – монголы, маньчжуры (правящая на протяжении 300 лет династия), европейцы – от Опиумных войн до столкновений с Тайванем и США (1958), Японией, стычек на границе с СССР. Несколько лучше обстояли дела у китайских пиратов в южно-китайских морях и хуацяо, так первоначально назывались законтрактованные рабочие в Юго-Восточной Азии (успехи их потомков представляются сильно преувеличенными).

В Китае, очевидно, всегда были давосы-мудрецы (Конфуций, Лао-Цзы, Сунь-Цзы с его трактатом о войне), воины-императоры, искусные ремесленники и торговцы, сильная бюрократия, однако сама система иероглифического письма, слишком магическая, трудоёмкая для массового использования, пресловутые экзамены на звание бюрократа, скорее похожи на начётничество, натаскивание, нежели свободное разумение предмета. Знаменитые китайские стратагемы-ребусы, приводящие к алгоритмизации сознания военачальника, построению идеально-теоретической модели в ущерб живой реальности – всё это не позволяло китайской цивилизации до самых последних пор выйти из состояния сна, адекватно ответить на запросы времени. Существует достаточно богатая придворная традиция, но она скорее сакрализует существующее, гармонизирует противоречивое, нежели оптимизирует потенциальное, рационализирует разнофакторное.

В последние десятилетия китайский мир стремительно двинулся вперёд, что стало очевидным для всех. Китайские товары, пусть и некачественные, заполонили весь мир. Основой успехов явилось оптимальное сочетание конфуцианской морали (гражданский мир, моральный императив) с эффективными алгоритмами изменения мира вещей (западные технологии). Очевидно также и то, что эти успехи не столь велики и во многом надуманы, сознательно разрекламированы, то есть они не вызваны всецело внутренними причинами и потребностями. Это искусственно выстроенная руками закулисы США виртуальная реальность, в один прекрасный момент она может и сдуться. Аналоги были в прошлом – Япония 70-х, Азиатско-тихоокеанский регион в 80-90-х, эти же процессы развёртываются в Китае в последнее время (2000–2012).

Китайская аналитика одна из лучших в мире. Она имеет многотысячелетнюю традицию и качественно превосходит примитивные аналитические построения Запада и наши доморощенные. Книга И-цзин, известная как «Книга перемен», созданная несколько тысячелетий назад даёт прообраз двоичного счисления и образец логического описания любых динамических процессов. Кроме неё, была создана книга «Лес перемен», она значительно превосходит классическую И-цзин. Теория «сада расходящихся тропинок» позволяет прогнозировать бесконечное количество вариативных взаимоисключающих или взаимовозможных сценариев развития любых процессов. Именно в рамках этой аналитической традиции впервые была осознана многонаправленность пространственных и временных тензоров.

Тензор – объект линейной алгебры. Частными случаями тензоров являются скаляры, векторы и билинейные формы. Иногда тензор представляют как многомерную таблицу для расчётов размерности векторного пространства. При этом сам тензор как геометрическая сущность, от выбора базиса не зависит. Это можно увидеть на примере вектора, являющегося частным случаем тензора: компоненты вектора меняются при смене координатных осей, но сам вектор (его наглядным образом может быть просто нарисованная стрелка) от этого не изменяется.

Китайцы первыми пришли к пониманию значимости точек бифуркации и микровлияний в указанных точках для корректирования всего дальнейшего процесса. Внушительными являются наработки китайской аналитики в области стратегирования, как в военно-дипломатической и международной сфере, так и в сфере социально-экономического развития [Зенгер 04/06].

Если большинство российских аналитиков не чувствуют влияния Китая на современную большую политику, это не значит, что такое влияние отсутствует. Оно просто качественно более тонкое и превосходит «сенсорные» возможности нашего государства.

Необходимыми условиями для составления и успешной реализации стратагем относятся: умение рассчитывать ходы и предвидеть их последствия; знание психологических особенностей тех, против кого нацелен план; упорство в реализации стратагемы. Стратагемность была грозным оружием китайских политиков, военных, дипломатов. Стратагема подобна алгоритму, она организует последовательность действий. Благодаря устной традиции, историческим хроникам и художественным произведениям эффективность применения стратагем была очевидной и для широкой публики. Естественно, стратагемы стали секретным национальным достоянием. Прагматичный китайский ум классифицировал стратагемы по видам, разработал методику применения той или иной стратагемы в зависимости от конкретной ситуации, создал своебразный банк данных – «Трактат о 36 стратагемах». Всё это тщательно скрывалось от иностранцев.

Стратагемность стала важной национальной чертой китайцев. В этих 36 кратких формулировках китайцы собрали немалую часть своих тысячелетних наблюдений за способами выхода изо всех мыслимых ситуаций и способами поведения с противником. В Приложении 8 приведены упомянутые 36 стратагем из древнейшего трактата «Саньшилю цзи мибэнь бинфа».

Китайцы первыми пришли к пониманию важности моделирования в игровой форме реальных процессов. Чего стоит одно изобретение китайским императором игры в го для своего сына, которого он считал недостаточно мудрым. Это единственная в мире логическая игра, которая не моделируется на компьютере!

Интерес представляют 10 заповедей го:

– Чересчур стремящийся к победе не победит.

– Если вторгся в сферу влияния противника, будь снисходительнее.

– Прежде чем атаковать, оглянись на самого себя.

– Отдав камень, борись дальше.

– Отдай малое, возьми большое.

– Если грозит опасность, не задумываясь, отдавай.

– Воздержись, не разбрасывайся.

– Когда противник атакует, непременно отвечай.

– Если противник укрепился, укрепись и сам.

– Если безнадёжно изолирован, избери мирный путь.

Я взял эти правила из книги известного японского мастера Отакэ Хидэо. Китайские шахматы на порядок сложнее классических индийских, даже азартная игра маджонг – чисто аналитическая!

Маджонг – старинная китайская игра, популярная ещё во времена династии Цинь, в последнее время завоевала себе популярность во всём мире, и, конечно же, в России. Смысл игры – очистить игровое поле, заставленное фишками с рисунками и китайскими иероглифами, удаляя попарно одинаковые. На данный момент существует множество вариантов игры маджонг, в том числе компьютерных, различающихся по уровню сложности.

Китайские иероглифы, это вам не «пляшущие человечки» – это описание внутрисистемных взаимодействий квадратичных матриц (основы современного прогнозирования – распределения коэффициентов линейного уравнения, преобразованных по методу наименьших квадратов). Китайцы додумались до этого пять тысяч лет назад. А теорема Кронекера-Каппели была доказана на Западе только в середине XIX века! Китай велик, это касается и пространства, и времени. Два века для нас почти вечность, для Китая – моргнуть и идти дальше!

Китайская аналитика достаточно креативна, хотя она скорее пытается использовать ошибки, просчёты, органические пороки, присущие социальной и организационной структуре противника, нежели свои силы, преимущества, навыки, волю, численное преимущество, непонятность своей цивилизации варварам, оставаясь в тени. С одной стороны, ей не хватает русской изворотливости, фанатичности, филигранности, великодушия (промыслительности), а с другой – западной основательности, тотальности, открытости, обращённости к утилитарно понимаемым моральным принципам. Таким образом, она в значительной степени универсальна, хотя по форме больше является вещью в себе. Китайская научно оформленная аналитика фактически ещё только строится. Поэтому она существует без чёткой структурной и методологической оформленности. Уже ближайшие годы и десятилетия покажут, что получится.

Среди китайских руководителей попадаются разные, но дураков практически нет. Они понимают движение жизненной силы: та должна идти от периферии к центру – от корней и от листьев государства к его стволу. Вы попросите: «А поконкретней?» Хорошо – вот пример. В нашей стране действует Налоговый Кодекс, и в нём есть интересная «чубайсовская» статья 6 о составе затрат. То есть, что именно можно относить на затраты предприятия. То, что не вошло в эту статью, можно финансировать только из прибыли. Так вот в Китае любой «представительский» обед в ресторане принимается в состав затрат, влечёт уменьшение налога на прибыль и списывается с налога на добавленную стоимость (НДС). Многие тут воскликнут – у нас так нельзя – боссы будут в кабаках пропадать, а Родина налогов не получит.

Но Китай же получает!

Китайским крестьянам гарантирован сбыт свежей сельхозпродукции в огромном количестве китайских «заведениях общепита» всех разрядов. И, если не считать ресторанную наценку добавленной стоимостью, то, простите меня великодушно, что вообще тогда можно считать добавленной стоимостью? Были сырые продукты, из них сделали еду и эту еду продали значительно дороже – в Китае специальные счета-фактуры, получаемые в любой, в самой любой харчевне – принимаются к зачёту и уменьшают НДС.

А вот А. Чубайс в своё время этот корень у российской экономики отрубил.

Много таких примеров: уборка мусора, непонятно чья кладбищенская земля, непонятно чьи «бесплатные» дороги – всё это бездонные воровские кормушки и отрубленные ветви и корни. У крестьян нет денег на горючку для тракторов, зато «Эльдорадо» и «Евросеть» кредитовались в полный рост. Где теперь эти расчудесные эффективные импортёры? Ах, тоже разорились – не смогли вернуть кредиты Альфа-банку? Как такое возможно?

Всюду подобные обрубки, вся экономика – сплошные обрубки. Их очень много – не хватит дня сосчитать. Остаётся голый ствол, весь украшенный псевдозеленью омёлы (есть такое вечнозелёное паразитное растение, питающееся соками живого дерева).

Когда экономика существует как живое дерево, происходят вот такие чудеса. У нас новость о том, что в 2008 году в провинции Гуандун Китая закрылись 62 тысячи предприятий, растиражирована широко, а то, что в тот же период в том же месте зарегистрировано 102 тысячи предприятий новых – молчок.

Вы, разумеется, также знаете, что бухгалтерия в гонконгских школах – это обязательный предмет, а финансы – обязательный предмет во всех колледжах, кроме «музыкальных»!

А после того, как в Китае открылось 300 (триста) автомобильных заводов, хочу спросить: где она скоро окажется, эта Япония? Особенно после известных событий 2011 года, когда мощнейшее цунами разрушило ряд городов и АЭС в Фукусиме.

Изучение эзотерических истоков аналитики даёт возможность понимания того, что в мире существовали и есть сейчас религиозно-философские традиции, далеко не столь очевидные, закрытые, непонятные большинству. Мы можем о них много читать, однако большинству не дано в них войти (понять их внутреннюю логику, содержание). Таковы, например, негритянский культ вуду, кровавые культы ацтеков, финикийцев Карфагена, не менее кровавый культ Кибелы, ветхозаветную традицию иудеев, древних египтян, математико-каббалистические секты мусульман. Тут можно справедливо говорить об ограниченности нашего познания, недостаточности писанных достоверных источников. (Например, из-за специфики национального менталитета, сотни ценных китайских книг никогда не будут переведены на русский язык).

Вдобавок огромную роль играют особенности бессистемного мышления азиатов. Однако, есть, несомненно, и другая, совершенно очевидная грань: все мы – разные! Эти и некоторые другие традиции принесли из глубочайшей древности обычаи и представления, крайне чуждые эзотерике индоевропейской цивилизации (расы), они – сколки (слепки) иной эзотерической традиции, её мы для простоты назовём Лунной (в отличие от Солнечной, солярной индоевропейцев).

Для уяснения специфики каждой эзотерической традиции и их отличий попробуем провести концептуальную грань между традициями солнечной и лунной в принципе, причём это может относиться к культам, цивилизациям, идеологиям, индивидам. Солнечная (индоевропейская) традиция рационалистична, антропоморфна, ориентируется на принцип «здесь и сейчас», пытается инструментальными методами научного познания поставить под контроль материю, время, пространство, решить вопросы защиты частной собственности, развить юриспруденцию, создать культ национального государства. Ключевыми понятиями становятся эффективность, консенсус, системность, управляемость.

Лунная традиция противоположна. Она апеллирует к трансцендентальным вещам, иной, весьма размытой общности – клану, роду, умме, бесконечности пространства и времени, загробной жизни, относительности всех наших достижений-упований в этой земной жизни, стремясь к абсолютам (всегда и вечно), ставит над человеком и обществом некоторую высшую (непознаваемую) силу, будь то Яхве, Кибела, стихии. Для лунной традиции нет принципиальной границы между миром людей, зверей, богов, о чём свидетельствует искусство Древнего Египта и Древней Греции. Она тяготеет к многоплановому пониманию мира, уровней материи, агностицизму, гностицизму, закрытию Традиции от посторонних. Преобладают устные формы передачи тонкого знания от учителя к ученику, в ней силён феномен великого возврата, то есть когда почти весь процесс постижения истины для каждого человека начинается сначала, где ценен сам процесс (намерение, мотивация), а не результат. Лунная традиция тяготеет к углублённому постижению ограниченного числа сакральных текстов, отторжению всего им неорганического, чужеродного, что приводит к бесконечному числу вариаций ограниченной темы. Яркой иллюстрацией данной мысли может служить сопоставление симфонического оркестра и медитационной музыки. Лунную систему Л.Н. Гумилёв назвал химерой (антисистемой), она не может существовать сама по себе, она дополняет, искажает нечто органичное, растущее, паразитирует на нём. Так, авангардизм, постмодернизм может существовать только в антитезе с нормальной классической живописью, музыкой, классическим национально-классовым государством, исправлять их, искажать, передёргивать. В то же время органические солярные структуры самодостаточны, по крайней мере, в мифах, аналитической традиции.

Солнечная традиция признаёт развитие, прогресс, улучшение, усложнение, свободу воли, личное начало. Она открыта, пытается концептуально осмыслить, описать процедуру достижения благоприятного результата, рационализировать, поставить под контроль разума случайность. Системность солнечной традиции (Посвящения) в том, что она пытается всё связать со всем, создать целостное пространство функционирования человека, систематизировать и классифицировать весь прежний опыт (в том числе чужой и неудачный), прямо нацелена на креативность. Солнечная традиция, в отличие от лунной, имеет, как минимум, на одно измерение, а точнее – степень свободы, больше – она сама в себе имеет мощный источник целеполагания и развития (обновления), нередуцируемый в набор простейших ранее достигнутых форм.

Лунная традиция целеполагания дублирует прежний опыт, она выступает как своеобразная родовая карма внеисторического времени, линейно тиражируя мудрость древнего Предания, несмотря на изменившиеся социально-политические и экономические реалии.

Фактически, если подходить строго научно, здесь, на самом деле, нужно говорить о социокодах: европейском (универсально-понятийном), требующем научного анализа, аналитики и традиционном (профессионально-именном), отрицающем науку, так как зиждется на принципе «делай как я».

Так, в книге философа и историка науки М.К. Петрова исследуются проблемы взаимовлияния, общения и преемственности культур, прослеживаются генезис и пути образования разных культурных типов: индийской общины, западноевропейской античности, средневековья и нового времени [Петров 04].

Китайская цивилизация сегодня явно и зримо борется за мировое господство, одним из важнейших инструментов реализации этих планов является национальная аналитика. Её можно охарактеризовать как принципиально национально-эгоистичную, антиидеалистическую, предельно прагматическую. Её сильная сторона – работа с валом, умение контролировать и привлекать колоссальные ресурсы, проектировать социальные и управленческие структуры корпоративного толка. В числе её системных характеристик известны сокрытость, непрозрачность, алогичность с точки зрения европейского сознания, недоступность прямому системному анализу. Именно эти трудности в познании особенностей китайской аналитики натолкнули автора на идею применения метода синергетического анализа.

Конечно, в нашем динамичном мире всё меняется, многие подходы мало-помалу сближаются и взаимозаменяются, однако гностическая и концептуальная близость рассмотренных выше позиций (аналитических школ), по крайней мере, допускает возможность их более плотного взаимодействия в обозримой исторической перспективе, что может создать громадные и непреодолимые трудности манифестации индоевропейской традиции по сценариям З. Бжезинского – Север против Юга.

Больше всего о китайской угрозе говорят на Западе, особенно в США, а не в России.

Это одна из серьёзных тем, которой там уделяют постоянное и пристальное внимание. При этом западные политики и политологи вновь и вновь поднимают тему китайской угрозы для России. Они как раз и являются его основными авторами и пропагандистами [Кузык 08]. В самой России много политиков, заявляющих, что в противостоянии Запада и Китая мы должны быть на стороне Запада. В этом вопросе всё очень неоднозначно. И, конечно, желательно, чтобы российские политики помнили о сути китайских стратагем (Приложение 8).

Имеется достаточно фактов для осознания того, что нас просто хотят стравить с Китаем. Возможно, в качестве «пушечного мяса», подобно тому, как США использовали украинцев в Ираке. В этом и есть вся суть. Запад нашими руками хотел бы ослабить и устранить своего глобального конкурента. Самим-то напрямую противостоять Китаю им не хочется, а чужими руками очень удобно и главное – безопасно. Противостояние с Китаем также ослабит и нас. То есть Запад, таким образом, убивает сразу двух зайцев – ослабляет своих основных глобальных конкурентов, и ещё попытается на этом и заработать.

Конечно, китайским мудрецам от стратегии при любых геополитических раскладах тоже хотелось бы реализовать свои стратегические цели – одолеть Север. В китайской военно-политической доктрине «Три Севера, Четыре моря» первый Север – это США. Второй Север – это Североатлантический альянс (НАТО). А третий Север – это Евразия за Уралом. Задача же состоит в том, чтобы Россию (и Евразийский союз, если эта идея будет реализована), в помощь Китаю развернуть против США. Там были бы рады войне России с Западом, которая ослабила бы противоборствующие стороны и позволила бы Китаю добиться желаемого места «мировой державы первого порядка». Для этой войны США уже создают зону нестабильности от Суэцкого канала до китайского Синьцзяна и от Персидского залива до Каспия.

В Китае всей стратегической аналитикой, как захватом будущего, ведает Генштаб. Генштаб Народно-освободительной армии Китая (НОАК) планирует как силовые меры, так и финансово-экономические операции в различных сферах – от текстильно-обувной войны в Европе до войны обменного курса юаня и американского доллара. Генштаб курирует Ассоциацию по изучению международных стратегических проблем, её возглавляет заместитель начальника Генштаба генерал-полковник Ма Сяотянь. Ассоциация занимается аналитикой в сфере международных отношений, выработкой решений для политики китайского руководства. (см. интернет-ресурс: http://www.peremeny.ru/books/osminog/category/nebopolitica).

Аналогичная ситуация возникает и в китайско-индийских отношениях. Индия тоже является потенциальным конкурентом США, значит здесь уже можно убить сразу трёх зайцев. Политика стравливания России и Индии с Китаем направлена на то, чтобы мы во взаимном противостоянии ослабляли друг друга, а Запад был бы на коне. Это старый, но отнюдь не добрый принцип – divide et impera (лат. «разделяй и властвуй»). Если представить на минуту, какую мощь и геополитическое влияние имел бы военно-политический союз России, Индии и Китая, то понятно, что этот союз смог бы держать у себя контрольный пакет на мирное сосуществование. Это очень хорошо понимает Запад, поэтому он всеми силами пытается предотвратить подобный союз, внедряя в массовое сознание миф о китайской угрозе.

По-моему, России необходимо вступить в долгосрочный и тесный военно-политический и экономический союз с Китаем в глобальном геополитическом противостоянии России, Востока и Запада. Союз этот будет чисто оборонительным. Ведь не Китай же с Россией расширяют НАТО и экспортируют по всему миру свою модель демократии, форму правления и ценности, а Запад, прежде всего, США.

Требует отдельного рассмотрения иудейская аналитическая традиция, её тоже можно условно отнести к восточным. Для этого проведём небольшой культурологический экскурс и попытаемся восстановить исторический контекст, сравнив иудейскую традицию с китайской. При всей необычности сближения и сравнивания их семантических, смысловых полей, этот подход не лишён некоторых разумных оснований.

При всём кажущемся географическом и концептуальном различии этих двух интеллектуально-аналитических традиций их роднит весьма многое. Обе эти традиции достаточно закрыты, национально-герметичны: – они не стремились получить сколько-нибудь существенного распространения в других народах, да, похоже, и не нуждаются в этом.

Иудейская традиция имеет полностью разработанную и открыто опубликованную аналитически корректную концепцию мира – «Книга Зогара», «Сефирот», «Каббала», «Ключи Соломона» и т. д. [Холл 94]. По общепризнанному мнению специалистов, обе эти традиции не имеют писаного кода правил (формализованной национальной мудрости), не нуждаются в этом, но приспосабливаются к обстоятельствам, порождая необходимые (прежде всего идеологические) формы, и обе предельно плюралистичны. В их рамках есть различные идеологические формы, подчас не связанные воедино даже сакральным контекстом (от утончённейшей мистики до этно-фашизма). Обе традиции отрицают личное бессмертие или, по крайней мере, не актуализируют метапсихоз в своих семантических полях, что являлось и является общим местом у Древних Египтян, христиан всех конфессий, индоарийцев, буддистов, тибетцев, японцев-синтоистов. Обе традиции признают выше человека и народа некоторую высшую силу (Яхве – Всебог и стихии, Воля Небес), постигаемую через традицию, что ярко выражено в Торе, иррациональных поучениях Конфуция.

Наконец, обе цивилизации принципиально отрицают антропоморфную европейскую (новохристианскую) цивилизацию, её концепцию линейного времени-прогресса, придерживаются операциональной логики достижения успеха-гармонии вне индивида, его ценностных мотиваций. Можно найти и иные черты сходства – это магия чисел, каббалистические пиктограммы-иероглифы. Эзотерические корни современной аналитики имеются в теории магических квадратов, во всей линейной алгебре, теории прогнозирования. Если посмотреть рисунки А. Кирхера, принципы построения пентаклей, хекс-знаков, «шлемов ужаса», проанализировать Большой и Малый ключи Соломона – в них больше логики, чем в иных рассуждениях современных аналитиков [Кирхер б/г].

Кирхер Атанасиус (1602 – 1680), немецкий физик и естествоиспытатель, изобретатель волшебного фонаря. Известный собиратель природных редкостей, предметов старины, моделей, различных физических приборов и устройств, его коллекции позднее были выставлены в Риме в одном из первых в мире естественнонаучных музеев.

Прямое воздействие этих двух аналитических традиций на окружающие их народы достаточно ограничено. Можно говорить, что концептуальные черты китайской аналитики оказали культурологическое влияние на некоторые примыкающие народы Юго-восточной Азии, отразились в культуре Японии и Кореи.

Иудейское влияние исторически, прежде всего, сказывалось в духовно-идеологической сфере воздействия на европейские народы через христианство, манихейство, гностические секты, каббалистические влияния в исламе, коммунизм, фрейдизм, саентологию, возможно и некоторые другие. Всё это – вопросы во многом спекулятивные (на политическую потребу дня), информации по ним часто недостаточно или она преднамеренно искажена, однако анализ путей воздействия (учения, идеологии, доктрины) достаточен для адекватной оценки.

Отношения китайцев и евреев (исторически и в перспективе) – вопрос крайне сложный на протяжении веков. Тем более степень и вектор непосредственного воздействия – вопрос неоднозначный, преднамеренно запутанный и спекулятивный. Отметим только, что на протяжении веков вдоль Великого Шёлкового Пути (через Византию, Хазарию, Бухару, Турфан, далее везде) веками существовали еврейские крепости-поселения, в том числе в самом Китае. Многие мелкие племена, охранявшие для иудеев караванную торговлю, принимали иудаизм. Многие восточные туркестанцы – уйгуры, дунгане и т. п. – иудаизированные китайцы.

Уйгуры – коренной народ Восточного Туркестана, населяющий ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. По вероисповеданию – мусульмане-сунниты. Уйгурский язык относится к тюркской языковой группе алтайской языковой семьи. Дунгане – народ, проживающий в Киргизии, южном Казахстане и Узбекистане. Являются потомками китаеязычных мусульман хуэйцзу, они частично, как и более многочисленные уйгуры, переселились на территорию Российской империи в 1880-х годах после поражения антицинского восстания дунган в северо-западном Китае. Хуэйцзу – одно из 56 официально признанных национальных меньшинств КНР. Их отличие от ханьцев не в особом языка (они говорят на тех же диалектах китайского языка, что и ханьское население местностей, где они живут, и пишут стандартными иероглифами), а в том, что они в течение многих веков исповедовали ислам (ханафитского толка) и являются носителями исламского культурного наследия.

Общая численность уйгур во всём мире менее 10 млн человек, а дунган менее 1 млн, большинство из них не может доказать наличие минимальных 30 % еврейской крови, необходимых для получения гражданства Израиля. Вопрос о прямом идеологическом, организационном, доктринальном воздействии иудейской аналитики на китайскую остаётся открытым. По некоторым достаточно достоверным данным Великий Кормчий (Мао Дзедун) сильно разрядил еврейскую диаспору в Китае (что было одной из косвенных причин Культурной революции), но китайские аппаратчики, пришедшие им на смену, освоили многие тонкие методы влияния, перехватили рычаги управления, обеспечив нынешнее организационно-концептуальное единство и управляемость общественно-государственной системы.

Тем не менее, налицо многие поразительные черты, резко отличающие традиции этих двух народностей от других, как солнечных, индоевропейских, так и лунных (см. о них выше). Это глубокая научная проблема. Сегодня иудейская аналитика, как мы её знаем, и китайская, как мы её не знаем, находятся как бы в противофазе. Сильной отличительной стороной иудейской аналитики, сокрытой управленческой мысли и неявного влияния является идеократия, попытки (пока удачные во многих странах) контроля важных сфер общественного сознания через СМИ, работа на упреждение с идеологиями на чужом информационно-политическом поле для достижения своих тысячелетних целей – власти. Скрытое управление в основном достигается именно благодаря закрытому компоненту иудейской эзотерики посредством операциональной логики очень высокого порядка, соблюдения энергетических принципов, понимания законов времени – всё это в условиях конспирации.

1.5. Русская аналитическая традиция

О Русской Традиции пишут теперь многие, подразумевая в этом термине подчас почти противоположное. В Русском историческом контексте это и есть поле Национального самосознания, где наука лишь один из компонентов, наряду с Домостроем (домоустроением) и т. п. Разумение обычно отождествлялось со Словом и Благодатью. Аналитика в современном смысле слова не выступала как самодостаточное знание (по примеру западной университетской схоластики) и уж тем более как интеллектуальный товар (продукт), но как некая миссия, Дар Божий, полученный для служения Целому – Национальному Государству – через Церковь, Небесную Традицию с ясной, вполне определённой моральной целью. Мы знаем, что многие выдающиеся русские учёные, изобретатели, мыслители были верующими людьми, и очевидно они переживали этот контакт с Национальным Эгрегором (информационным полем), получали своеобразный «аналитический меч» как миссию и только тогда вполне осознанно использовали его в своей деятельности. В оккультизме, теософии эгрегор – это душа вещи, ментальный конденсат, порождаемый мыслями и эмоциями людей и обретающий самостоятельное бытие. По мнению приверженцев, эгрегорами обладают реликвии, памятные вещи и прочие предметы, которые помогают им либо, наоборот, несут проклятие. Эгрегор может быть и у определённой социальной общности: семьи, нации, народа. Сила и долговечность эгрегора зависит от согласованности и численности сообщества, его носителя.

То есть, важнейшим побудительным мотивом людей была не гордыня, желание известности, праздное любопытство, но служение Добру в аксиоматическом, возможно не вполне понятном нам сейчас, смысле. Только из них выходили сознательные аналитики (в отличие от бессознательных, схоластических, дилетантских), они вполне владели контекстом, т. е. могли создавать нечто ценное в интеллектуальном поле и предугадывать результаты деяний своих.

Процесс, происходящий в последние годы в России, можно условно назвать взрослением славянства. Весь строй нашей интеллектуальной, социально-политической и отчасти организационной жизни постепенно принимает черты и формы, мало свойственные историческим традициям нашей цивилизации, сближая её всё больше с общемировым (западноевропейским) временем. Это взросление (торжество зрелых форм) сказывается и в усложнении интерпретации (медленном приращении доминанты аналитики над пропагандой прямого действия и простых решений) недавнего прошлого и настоящего, инвариантности будущего, и в отмирании-отторжении промежуточных скоропалительных форм того, что условно мы можем назвать либерализмом, идеологией лавочников, мелкого бизнеса. Сказывается это и в стремительной смене формата коммуникации, её каналов и технологической идеологии (от картин, книг, газет к Интернету, мобильнику, DVD, флеш-накопителю, режиму он-лайн в работе с информацией), что достаточно очевидно опосредованно и стремительно отражается на технологиях партийного строительства, процессах социализации и развитии гражданского общества, укреплении государства. Налицо тренд к прагматизации, оптимизации, глобалистике.

Наверное, здесь уместно сказать ещё несколько слов о цивилизационной специфике России, обусловленной во многом и её географически-климатическими условиями. Успешно функционирующая на Западе модель буржуазно-индивидуалистического развития с вычленением буржуазно-экономической личности из социального контекста в силу ряда объективных причин не могла стать доминирующей, системообразующей в России. Прямые подоходные налоги, собственность, ипотека, акционерный капитал, высокоэффективное фермерское хозяйство, средний класс, многопартийная система, местное самоуправление (муниципальные образования), свобода печати, всё то, что характеризует гражданское общество на Западе – у нас исторически подменялось чем-то другим: косвенными налогами, откупами («семибанкирщина»), вертикалью власти, идеологизированным нормативным пространством, трудовым коллективом (общиной), превалированием государственного управления собственностью. И если оборотно-артельные средства ещё успевали капитализироваться, то долгосрочные инвестиции, управление собственностью (особенно недвижимостью, ресурсами) – всё это всегда было прерогативой государства, проправительственных кланов и их зарубежных откупщиков. Данная проблема не стала национальной темой ни в 1907 году, когда осуществлялись иностранные вложения в тяжёлую промышленность), ни в 1990–2006 годах (приватизация, привлечение инвесторов, ТНК). Не в последнюю очередь это обусловлено неразвитостью гражданского общества (в том числе отсутствием достаточных гарантий собственности, низкой личной безопасностью), слабой социально-экономической инфраструктурой, включая связь, транспорт, банковское дело, современное образование, сопровождение бизнеса.

Используя общепринятые термины традиционное или гражданское общество, хотелось бы заметить, что в принципе это понятие довольно условно – как естественная пустота людских масс. Эти люди зарабатывают деньги, растят детей, пьют пиво, читают книги, и большинство из них как-то не слишком озабочены (пока кого-нибудь лично не коснётся какая-то ситуация) тем, что где-то совсем рядом ходят люди в чёрном (бандиты, террористы и антитеррористы), что и сейчас есть идеологические и цензурные ограничения и не совсем понятные простым людям высшие государственные соображения. Наверное, так было всегда со времён Древних Египта и Вавилона и от Испании в эпоху инквизиции и борьбы с маврами в 1492 году, когда Колумб только-только открыл Америку, до современной Америки. Исторический опыт показывает: что весьма неперспективно государство с его спецслужбами, пытающимися контролировать всё и всех. Мы видим, как на наших глазах распались полицейские режимы Египта, Ливии, Туниса – аналогичных примеров можно привести немало. Полагаю, внутренняя мощь государства тем больше, чем больше в нём самоочевидного, самоорганизующегося, опирающегося на Традицию – семью, церковь, национальную культуру. В романе фантаста-футуролога И.А. Ефремова «Час Быка» и отчасти в аналогичных повестях братьев Стругацких описаны подобные обобщённые версии политической антикультуры, когда одна рука плодит мнимых врагов, а другая их успешно ловит и получает за это звёздочки на погоны.

Замах американских спецслужб на проведение масштабных тайных операций по всему миру, имперский угар не могли не сказаться и на внутриамериканских реалиях. В их жизнь вошёл феномен сыска, как в эпоху маккартизма.

Русская национальная аналитика до 1917 года может быть представлена десятками имён выдающихся учёных, военачальников, это исторические персоны, такие как Александр Невский, М.И. Кутузов, Сергий Радонежский и канцлер А.М. Горчаков, учёный-энциклопедист Н.И. Новиков. Особо следует выделить личность Д.И. Менделеева – вот аналитик всех времён и народов!

К сожалению, у руля российского государства порой находились отдельные руководители, такие как Николай I и Николай II, с полным отсутствием аналитических навыков, что приводило к бедам простого народа и государства.

Для описания сути русской аналитической традиции выделим несколько ключевых моментов.

Рассмотрим аналитику как ядро эффективного менеджмента. Прошедшие десятилетия с начала перестройки (1985), помимо многого полезного (новые технические возможности, прежде всего транспорта и связи, гражданские свободы и умение ими пользоваться, умение жить в плюралистическом деидеологизированном мире), очевидно в ключе замыслов архитекторов перестройки, создали и человека экономического, рационально и рационалистически ведущего себя в окружающем мире. Рационально – потому что мир открыт и понятен, живёт по законам логики. Рационалистически – потому что эта логика поддаётся изучению, анализу, обучению ей. Эти знания, отторгавшиеся всей советской системой, бывшие отчасти доступными лишь торговым работникам и профессиональным экономистам (бухгалтеры, плановики, сотрудники сферы ВЭД), теперь стали едва ли не важнейшим компонентом общественной идеологии, поведенческой мотивации индивида. В этом, несомненно, много положительного (лучше быть лавочником, чем совком), однако здесь же таятся и значительные трудности, проблемы, препятствия дальнейшему поступательному движению общества.

Бизнес, а в ещё большей степени его теоретические концепции, пришёл в современную Россию в самых диких, рудиментарных и разрушительных формах XIX века, уже давно отживших на Западе, и, к слову, давно концептуально переосмысленных, превзойдённых и русским бизнесом (экономической мыслью) и концепциями НЭПа.

Принятые подходы были чем-то сродни большевистским призывам «грабь награбленное». Наша страна испытала великое национальное ограбление и разорение, каких никто на Западе не переживал! Во всех странах, где бизнес органически развивался в рамках гражданского общества, он эволюционно вытекал из гражданских институтов, системы ценностей, верований, политических стереотипов, наработанных технологических навыков. Только в России и Китае (в каждой стране по-своему) новые экономические отношения вводили форсированно сверху.

Капиталистическая цивилизация может представлять себя множеством управленческих клише, манифестировать себя самыми различными уровнями адаптации идеи человека экономического и её соотнесения с другими гражданскими институтами и ценностями. Наверное, простейший, самый примитивный уровень, идеологически утвердившийся сейчас в России – операциональный. Многие сегодняшние предприниматели и чиновники загодя не планировали таким образом устроить свою судьбу. Первые исходили из того, что лучше работать на себя, чем на чужого дядю, вторые по неизбежности пришли в руководящую сферу, чтобы этим как-то кормиться, причём оба слоя идеологически близки, оба крайне негативно относятся к государственному капитализму, партийно-корпоративному коммерческому строительству (от Ю.М. Лужкова до В.В. Путина, от Газпрома до ипотеки). Это их функциональное распределение ролей не является наследственным, образовательным, профессиональным. Они вполне взаимозаменяемы, открыты друг другу, и знают, что своевременное и качественное выполнение определённой функции даёт деньги (прибыль, заработок).

Интересно, что только в специфических российских условиях возникли примеры чисто офицерских компаний, в том числе высокотехнологичных, состоящих только из партнёров в равных долях (без наёмного персонала, что решало массу проблем – воровства, производственных конфликтов, необходимости сокрытия коммерческой информации). Вот такую бизнес-функцию, со слабо акцентированной, актуализированной структурой-собственностью, основным капиталом, сложным юридическим и иным интеллектуальным сопровождением можно назвать «операциональным менеджментом». Эти элементы рынка были уже вполне актуальны, проработаны в конце советского периода – бригадный подряд, сдельная и аккордно-премиальная оплата, внеурочные заработки, стройотряды, промыслы. Они могли бы получить органическое развитие в период перестройки, если бы не грубые управленческие ошибки, допущенные высшей советской номенклатурой в тот период.

При такого рода менеджменте люди, в силу ряда обстоятельств получившие возможность оперативно использовать образовавшиеся ниши, а возможно и создавать их сами, сидят на конце функциональных цепочек, получая при актуализации (включении) соответствующей функции деньги или иные финансовые и материальные ресурсы. Эта форма бизнеса простейшая, наименее рискованная (не смог дистрибьюировать – верни владельцу, нет заказа – на строительство, вождение, сбыт, переводы – значит, нет и затрат, «деятельность не ведётся» (графа в налоговой декларации ИЧП). Но это и наиболее трудозатратная, непродуктивная, особенно бесперспективная в условиях мировой глобализации форма ведения бизнеса, экономической активности больших структур. По своему внешнему виду она самая динамичная, органически способна и ориентирована на перемены, дальнейшее развитие, усложнения технологической ткани. Бизнес всегда быстро перестраивался, иначе не выжить! Однако из-за того что государство слишком часто меняло «правила игры», налоговую политику, фактически не защищало малый бизнес, можно утверждать: эта форма де-факто уже отменена в условиях второго НЭПа. В 2005 году, когда мой друг сдавал налоговую декларацию в государственную налоговую инспекцию, так из около 300 ИЧП в районе лицензию продлили только двум, а позже саму налоговую службу сократили (осталось 2 инспекции на Москву для ИЧП). Позже, с 2006 года, как альтернативу стали применять выдачу соответствующих патентов.

Когда Э. Тоффлер, известный западный учёный, в своей новой книге [Тоффлер 07] утверждает, что бизнес-структуры из всех социальных систем самые динамичные, то он имеет в виду полноценные предприятия западного образца с встроенным механизмом саморазвития. Там все компании с интеллектуальной собственностью строятся на партнёрской основе, когда слово доверие имеет реальный смысл. На российской же почве такие схемы практически не работают. В условиях современной России с её криминальным и олигархически организованным бизнесом, с подчинением олигархов государственным чиновникам какие-либо технологии менеджмента (классические, западные) становятся просто неэффективными.

Сначала российские менеджеры «тупо» пытались их использовать – но быстро поняли, что их нужно модифицировать. В результате – попали в так называемую институциональную ловушку по выражению сотрудника Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН академика В.М. Полтеровича, когда нормы и правила, неэффективные с точки зрения роста ВВП и общего блага, автоматически и почти неустранимо закрепляются в обществе.

Аналитика как раз и является средством выхода из подобных институциональных ловушек, потому что вскрывает узкие места, а также многоходовые схемы, используемые в корыстных целях.

Оборотной стороной (или продолжением неудач) этого операционального менеджмента, осуществляемого по старинке: при узкой специализации, управлени по показателям с усложнённой спускаемой государством отчётностью, является ситуация, сложившаяся на крупных госпредприятиях в сфере ВПК. Ни для кого не секрет, что на этом уровне происходят вопиющие негативные явления – казнокрадство, воровство материальных ценностей, рейдерство, преступная приватизация, активное незаконное лоббирование крупными западными компаниями своих коммерческих интересов на внутрироссийском рынке, сильное внешнее воздействие (не поддающееся адекватному реагированию со стороны самих предприятий). Очевидно, что большинство этих предприятий как лежало, так и продолжает лежать на боку из-за скверного управления, планирования, неразвитости социальной среды и инфраструктуры для ведения бизнеса. Для улучшения ситуации органы государственного управления привлекали на помощь специалистов модного сейчас кризис-менеджмента, внешних управляющих, но это помогало мало. Аналогичная ситуация наблюдается и в других сферах.

По всему Подмосковью, да, видимо, и не только там, стоят десятки тысяч каменных особняков, как некая иллюстрация к вопросу о том, ах, какие мы бедные! Меня поражает: только их десятая часть – это оригинальные и функциональные коттеджи современной постройки. Остальные же ни дать ни взять – каменные колхозные сараи, помпезные, неудобные, отталкивающие, часто без соответствующих коммуникаций. При этом затраты труда, земли, стройматериалов в сравнении с возведением вместо этих уродцев приличных строений примерно равны (если не наоборот). Откуда такое неразумие? Очевидно, здесь налицо отсутствие у заказчиков и исполнителей необходимого интеллектуального компонента – дизайна, оптимального архитектурного проекта, функционального замысла, серийного исполнения базовых конструкций, понимания современных материалов, ландшафтного дизайна.

Современный кризис-менеджмент как раз призван внести качественные изменения, не вытекающие органически из прошлой жизнедеятельности структуры, обусловленной скверным (кондовым) управлением и менеджментом (узкоспециализированным, функциональным). Но согласитесь, исправить упомянутый колхозный сарай, фактически не поддающийся реорганизации, гораздо сложнее, подчас проще его снести! Вопрос: неужто нельзя было сразу строить на разумных взвешенных основаниях?

Аналитическая работа (а именно о её сути и преимуществах мы ведём речь), является чем-то вроде предварительного этапа обдумывания всего необходимого для строительства, как бы кризис-менеджмента загодя, и призвана предусмотреть, увязать в общую систему все стороны функционирования объекта. При этом важно предвидеть появление проблем и трудностей, подготовить заранее варианты сценария возможного негативного развития событий, определить свои конкурентные преимущества. Эта же проблема, только несоизмеримо большей сложности: как найти выход из устоявшихся, но изживших себя форм существования, стоит и перед всем Российским аналитическим сообществом, Россией в целом. Нужны решительные интеллектуальные прорывы. Я полностью согласен с авторами книги «Воины креатива» в том, что русские были и будут талантливы всегда, что на каждом историческом этапе вопрос стоит лишь в том, насколько внешние условия позволяют раскрыться талантам и гениям [Воины 08]. Сейчас рыночные условия не позволяют творческому потенциалу большинства раскрыться: крупным игрокам лишняя конкуренция не нужна. Если русским талантам дать развиться, они с честью справятся с актуальными историческими задачами. Пока же, в последние десятилетия, возможности для раскрытия «гениев креатива» реализуются такими как Березовский и Абрамович. Креатив этот бандитский и базируется на идее о том, что русскому населению позволительно лишь прозябать и вымирать.

Российский менталитет исторически был целостным, холистичным, таким, когда целое доминирует, а значение каждой отдельной его части пренебрежимо мало. В этом один из источников как нашей слабости, так и силы. В отличие от Западных стран, прошедших через Реформацию, в России никонианские «реформы», если их оценивать с точки зрения европейских ценностей, являлись сущностной контрреформацией и остановили развитие русского народа на два с половиной столетия. Русский капитал до революции 1905 года был практически полностью старообрядческим (Морозовы, Рябушинские, Мамонтовы, Куваевы, Елисеевы и т. д.), хотя можно констатировать, что Народному Русскому Православию, которому современная практика ряда иерархов и служителей РПЦ, к сожалению, не всегда соответствует, по своему Духу, ориентации на жизненно-прагматические народные стереотипы ближе протестантизму, нежели католичеству. У нас всегда была свобода от логики – народное мировоззрение представляло обою сплав фактов, ценностей, интерпретаций, а чистая мысль (наука, логика, моделирование, понятийное поле аналитики) ценилась весьма низко (тезис тургеневского Базарова: «Сапоги полезнее поэзии») [Сорокин 92]. Узкий утилитаризм Иеремии Бентама, английского философа конца XVIII – начала XIX вв., в русле экономического прагматизма, марксистского детерминизма никогда не доминировал, однако не было и строгости научного мышления. Чаще российский традиционализм, как и всякий другой, демонстрировал плоский редукционизм, пытался в новых исторических условиях внести в настоящее весь известный прежний опыт, развернуть преемственность, а по сути, под видом нового и востребованного подвести всё опять под старые (изжитые и избитые) форматы. Следствием этого стала слишком долгая историческая память (она традиционно присуща не только русским, но и китайцам, персам, индусам), которая не позволяет очистить актуальное сознание от загромождения артефактами прошлого, приводит к алгоритмизации и повторению традиционных подходов.

Сегодня наступило время дальнодействия, стратегирования социально-экономического развития, достаточно сложных и долговременных синтетических программ. Они подразумевают охват, как минимум, трёх уровней самодостаточной реальности, параллельных друг другу в социальном, экономическом, информационном смыслах и далеко не всегда взаимодействующих напрямую.

Первый – это уровень мировой объективной реальности, срабатывания общих закономерностей в развитии сложных социальных процессов и востребованностей времени. Здесь ограничены личный произвол, субъективизм, личные пристрастия. Эту реальность можно изучать, анализировать, созерцать. Для этого, в первую очередь для приобщения к мировому интеллектуальному опыту, люди оканчивают солидные вузы (финансовые, управленческие), ездят на конференции, штудируют содержательные книги. Сюда же относится то, что пытаются сделать настоящие кризис-менеджеры – приобщить к позитивному опыту, подкорректировать отстающие структуры под конструктивный опыт достойных конкурентов. Сегодня есть немало успешных бизнес-технологий (сетевая торговля и маркетинг, интернет-продажи, торгово-промышленные холдинги, свободные экономические зоны), когда и где всё это работает. Это прорывные управленческие технологии, новый высокотехнологичный сектор ИТ.

Второй уровень – сфера чистой мысли, математических, социометрических и культурологических моделей. Их мы более или менее знаем – от тщательно прописанных планов спасения Отечества в вариантах от А.И. Подберёзкина, С.Ю. Глазьева до Национальных проектов В.В. Путина и Д.А. Медведева. Попытки их осуществления особым успехом не увенчались, ещё неизвестно, что из них получится, они всё ещё «вещь в себе». В любой фирме, партии, управленческой организации, у любого активного человека есть много альтернативных проектов, концепций и сценариев (развития, кризис-менеджмента, смены формата), являющихся, по сути, банком данных совокупного социального опыта. В научных, социометрических, технических и технологических трудах гениальных альтернативных изобретателей есть немало примеров работающих и востребованных практикой инноваций, идей принципиально новых приборов, однако только ничтожное их число по-настоящему востребуется массовой цивилизацией. Нередки случаи, когда они не только отторгаются (не внедряются), но и забываются на века или десятилетия. Например, имеются поразительные примеры массового оснащения российской царской Армии техническими приборами и устройствами, многих из которых не было в армии даже во время Великой Отечественной войны, хотя могли бы быть. Вспомним широкополосный беспроводной факс, грузовик-турбогенератор, способный ездить на дровах и торфе [Маниаковский 00].

Как правило, во всех этих блистательных и внутренне непротиворечивых теоретических моделях не хватает учёта факторов реальной социальной жизни, субъективных факторов руководства, механизма принятия решений, привходящих факторов конъюнктуры, традиции, социального контекста. Имплантация модели в жизнь, внедрение в практику корпорации или социального института требуют подчас не меньше усилий, нежели их создание, очищение от случайностей, обкатка опытом. Модель может быть блистательной, но неприменимой, как в том анекдоте про новую модель паровоза который гудит, но не едет, так как допущена конструктивная ошибка – весь пар уходит в гудок. По своей функции фундаментальная наука и является в современном обществе такой хранительницей моделей опыта, школой подготовки стратегических управленцев и лишь в очень малой, ничтожной степени – инструментом внедрения более эффективного позитивного международного опыта. Наверное, аналитика, наряду с фундаментальной наукой и её гениальными Провидцами, способна идти по пути интеллектуальных прорывов, моделирования качественно нового знания, непрерывно выполняя свою важнейшую функцию извлечения из копилки международного опыта, мирового Знания новых идей и столь востребованной комбинаторики, преимущественно в форме научной традиции, контекста.

Наряду с упомянутыми двумя высшими кластерами, пронизанными весомым теоретическим и интеллектуальным компонентом, современным переосмыслением и концептуализацией, существует и третий уровень. Есть масса социальных сфер (образование, медицина, транспорт), общественных институтов, сфер бизнеса и жизнедеятельности человечества (сельское хозяйство, массовая армия), личностных традиций (Церковь, семья, пригородные цветочки, мелкая розничная торговля), где обновление минимально, нежелательно или не допускается вовсе. Учёные-генетики считают, что современный человек, его мозг принципиально не изменился со времён позднего неолита (примерно 9-10 тыс. лет тому назад). Очевидно, современному человеку психологически нужен якорь, опора на те незыблемые сферы, где он прочно ощущает дух традиции, коллективного бессознательного. Ведь большинство народа не хочет вносить элементы обновляющего беспокойства. В этом не столько его интеллектуальная ограниченность, сколько интуитивное самосохранение, торможение, психологическая страховка – возможность вернуться назад в случае опасного психологического слома на других уровнях. Вносить в эти сферы рационализацию, интеллектуальную составляющую труднее и непродуктивнее всего.

В советский период были попытки создания аналитических структур добротного уровня, аналогичных западным. К числу таковых можно отнести, например, Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ). Созданный в СССР ещё при А.Н. Косыгине (1976), он функционировал как советский филиал Международного института прикладного системного анализа (МИПСА). Тот был основан гораздо раньше (1972), его учредителями были США, СССР, Канада, Япония, ФРГ, ГДР и другие страны Европы. Разместился этот институт на нейтральной территории – в Австрии, в Лаксенбурге (под Веной). ЦРУ США и другие разведки неизбежно должны были прислать туда своих агентов – просто чтобы присматривать за скоплением наших чекистов. Патриоты подают эту историю так: Ю.В. Андропов затеял весь этот проект, чтобы с помощью США развалить всю советскую империю и вообще всех нас погубить. По-моему, наоборот, этот лидер страны (а до того глава КГБ) пытался таким образом спасти советскую тоталитарную систему. Американская разведка играла тут чисто пассивную роль, вряд ли американцы тогда даже поняли всю широту замыслов Ю.В. Андропова. Филиал МИПСА появился в Советском Союзе только через 4 года. Чекисты из внешней разведки не торопились. За границей они чувствовали себя гораздо свободнее – вдали от партийных комитетов всех уровней. Первым директором ВНИИСИ был назначен академик Джермен Михайлович Гвишиани, зять главы советского Правительства А.Н. Косыгина.

Д.М. Гвишиани, сын генерала МГБ, по образованию считался философом, он был академиком, доктором наук и т. д. Официально занимал пост заместителя начальника Госкомитета СССР по науке в период 1962–1985 гг. Но там он только числился для вида, а вся его бурная деятельность протекала в других местах – в основном за границей. Д.М. Гвишиани был членом престижного Римского клуба и непрерывно посещал всевозможные международные комиссии, конференции, семинары и пр. Он был одним из главных учредителей МИПСА (1972) и стал председателем Совета института. В 1976 году он возглавил ВНИИСИ и был его директором 17 лет. Заместителями директора ВНИИСИ стали С.С. Шаталин, Б.З. Мильнер и С.В. Емельянов. Кроме того, начиная с 1970-х годов «школу ВНИИСИ» прошли В.И. Данилов-Данильян (заведующий лабораторией), Е.Т. Гайдар, П.О. Авен, В.М. Лопухин (первый министр топлива и энергетики в правительстве Е. Гайдара), А.Д. Жуков (нынешний вице-премьер), М.Ю. Зурабов.

В 1983 году к этой команде по настоянию Д.М. Гвишиани подключилась и ленинградская экономическая школа. Ранее, когда Ю.В. Андропов стал Генеральным секретарём ЦК КПСС (1982), по его указанию возникла знаменитая Комиссия Политбюро, она же Комиссия Тихонова – Рыжкова для подготовки экономической реформы в СССР. Логику Андропова мне, как и многим другим, понять трудно – сначала завалил экономическую реформу Косыгина, а потом сам в реформаторы подался – с чего бы это? Видать, перековался… Разумеется, «мозгом» комиссии стал Д.М. Гвишиани. Рабочий аппарат комиссии состоял из сотрудников С.С. Шаталина (Е.Т. Гайдар, П.О. Авен, О. Анальин, В.С. Широнин). Кроме того, к написанию отдельных разделов основного документа привлекли также ленинградскую команду Чубайса (А.Б. Чубайс, С. Васильев, С. Игнатьев, Ю. Ярмагаев). Результатом работы Комиссии Тихонова – Рыжкова стал 120-страничный документ с длинным казённым названием: «Концепция совершенствования хозяйственного механизма… (и т. д.)». Но на самом деле это была программа экономической реформы.

Через ВНИИСИ – МИПСА в 70-80-е годы прошли и другие отцы русской демократии. Например, бывший мэр Москвы Г.Х. Попов стажировался в МИПСИ в 1977 году, отметились там и такие известные деятели, как А.А. Нечаев, Е.Г. Ясин, А.Н. Шохин, К.Г. Кагаловский, С.Ю. Глазьев. Имеется ряд исследований, раскрывающих механизмы трансмутации партийно-хозяйственной верхушки СССР по моделям нового будущего страны, которые разработали советские академики Д.М. Гвишиани, Е.М. Примаков, А.Д. Сахаров, П.Л. Капица, А.Н. Яковлев, Е.П. Велихов и другие [Шевякин 03], [Шубин 05].

Кто в реальности стоял за академиками, сказать трудно. Не хочу скатываться в конспирологические версии, однако ясно одно – идея демонтажа СССР родилась внутри нашей страны и лет за 15 до трагического финала. Теоретическую основу для разрушения системы подготовили советские академики и некоторые учёные типа русского космополита В.А. Лефевра, создавшего теорию управления кризисами, персонально о нём мы ещё скажем ниже. Скорее всего, они согласно бессмертному афоризму В.С. Черномырдина хотели как лучше, а получилось как всегда. Кто и когда перехватил реальные рычаги управления и скрытого влияния – не ясно до сих пор и, думаю, очень нескоро прояснится. Но это уже отдельная тема, и она ждёт своих исследователей. Трудно поверить, но люди, воспитанные советским обществом и обласканные властью, смогли вот так просто перейти в стан её разрушителей.

В конце 80-х – начале 90-х образуются «новые аналитические структуры», представляющие основные типы аналитических центров [Антоненко 96]. Среди них наиболее важны следующие.

1. Институты политических исследований, возникшие на базе «старых» советских академических институтов.

Ещё в 1992 году на основе ряда отделов Института географии РАН образовалась группа политических географов, одна из наиболее известных.

Аналитическую группу «Меркатор» (Mercator Group) создали в 1993 году Д. Орешкин, А. Скворцов, А. Беляев. С 1994 года группа занималась изготовлением электронных карт для ТВ. Сотрудничала с программой Итоги Е.А. Киселёва на НТВ, в период 1995–1996 гг. выполняла функции регионального подразделения АО «Общественное российское телевидение» (ОРТ). Делала живые карты прогноза погоды для «Метео-ТВ». Занималась компьютерной симуляцией для ведущих новостных ТВ-каналов России. Группа «Меркатор» обеспечивала по приглашению Центризбиркома аналитическую поддержку и отображение хода и результатов федеральных выборов депутатов Государственной думы и Президента России, создала электронный Атлас кризисных ситуаций для Совета безопасности России.

Научно-издательская аналитическая фирма Ист-Консалт начала работать при Институте востоковедения РАН в 1992 году.

В качестве «отделений» зарубежных, часто, американских, аналитических центров возникают Московский Центр Карнеги (1993), а также Институт экономики города (1995).

Роль представительств зарубежных аналитических центров в России многие аналитики сводят к функции агентов западной демократии. О степени автономии или зависимости данных центров от «головных» зарубежных структур можно спорить. Тем не менее, не вызывает сомнения, что эти центры в России предлагают и продвигают определённые западные схемы строительства демократии и либерально-демократической политической системы. Примерно в это же время возникали «новые» государственные и коммерческие аналитические центры, ориентированные на новые элиты и структуры бизнеса. В качестве примеров можно назвать: Центр политических технологий (ЦПТ), Фонд общественного мнения (ФОМ) – это коммерческие структуры; Рабочий центр экономических реформ при Правительстве РФ, Институт экономического анализа.

Определённую роль в развитии новых аналитических центров сыграл также рост активности гражданского общества в конце 80-х, связанный, в основном, со структурированием неформалов и кооперативным движением. Однако, в отличие от США, в России общественные движения не привели к столь массовому возникновению центров влияния в общественных интересах. Этого нельзя сказать о центрах публичной политики, созданных в это же время, так как они до сих пор сохраняют статус институтов интеллектуального обеспечения политики (например, Центр «Стратегия», Фонд «Интерлигал» и другие). Тот факт, что на волне роста гражданской активности в новой России не возникло поколения аналитических центров влияния в общественных интересах, во многом объясняется слабостью российских институтов гражданского общества и недостатком ресурсов (прежде всего, материальных) для развития аналитических центров данного подтипа.

Обратной стороной слабости институтов гражданского общества и государства в новых демократических условиях стало повышение роли аналитических центров как субъектов демократизации, способных на комплексное видение проблем переходного периода. Недостаток компетентности «новых» субъектов политического процесса (институтов гражданского общества) и «молодых» сменяемых выборных элит компенсировали независимые аналитические центры.

Но в дальнейшем, с возрастанием политического веса «новой элиты», усилением государственных институтов, централизацией политической системы вокруг государства многие независимые АЦ оказались не у дел. Процессы концентрации власти неизбежно ведут к монополизации рынка политической аналитики и экспертизы группой аналитических центров, приближенных к ключевым политическим субъектам.

Тем не менее, сегодня как внутренние вызовы, возникшие перед страной (необходимость дальнейшей модернизации, масштабных реформ социально-политической и экономической систем и т. п.), так и внешние угрозы и риски, связанные с международным терроризмом, процессами глобализации), требуют качественной независимой политической экспертизы и анализа для выработки адекватных «ответов» в виде соответствующей внутренней и внешней политики государства.

Современное состояние российской аналитики не даёт оснований для радужных ожиданий: сохранение существующих тенденций способно полностью уничтожить эту важнейшую компоненту общественного сознания. Состояние дел таково.

1. Большая часть научной аналитики, доставшейся в наследие от советских времён (и, как следствие, занимавшиеся ею кадры), в новых условиях оказалась неприменимой, не привязанной к требованиям современности.

2. Та часть аналитики, которая, несмотря на изменения, произошедшие в системе, сохранила свою пригодность для решения некоторых классов задач, утратила системность и не покрывает всех потребностей информационно-аналитического обеспечения процессов управления.

3. Восстановление системного единства методологии и выработка новых методологических, организационных и технологических принципов аналитической деятельности протекает медленно.

4. Социализация новых подходов и методов затруднена, они подолгу не становятся достоянием широких кругов аналитиков, имеющих ограниченный доступ к рычагам управления действительностью, лишь изредка они способны оказывать воздействие на процесс принятия ответственных политических или социально-экономических решений.

5. Во вновь формирующейся отечественной аналитике наблюдается тенденция следования политической конъюнктуре, при этом чрезмерна ориентация на прикладное использование в предвыборных делах, и часто имеет место применение аналитических шаблонов, бездумное заимствование образцов из западных аналитических школ. Всё самобытное и действенное продвигается очень трудно, поскольку, как правило, оно либо фрагментарно (в силу сложившейся экономической ситуации), либо чрезмерно идеологизированно.

В результате действия перечисленных факторов русско-советская аналитика утратила свою историческую идентичность и стала калькой англоязычной, что обрекло её на значительное отставание. Для государства в современных условиях оно даже более опасно, чем военно-техническое, так как чревато историческим проигрышем перед информационным и экономическим наступлением более интегрированных и современно мыслящих культур и структур.

2. Личностный фактор

Вторым ключевым моментом, характеризующим сущность российской специфики, является ориентация на выдающуюся личность, формирующую школу, направление в науке, культуре, искусстве. Такие личности оказывают длительное влияние на социум, формируя его ценностные ориентации. Они могут быть как стихийными, так и сознательно подготавливаемыми аналитиками. Под аналитиком я понимаю широкого специалиста, мыслящего межпредметными категориями, иногда приходящего к результатам, противоречащим здравому смыслу и общепринятым (пропагандистским) стереотипам. Поэтому весьма продуктивно здесь развести позиции: есть аналитики-подпевалы, интерпретаторы, оправдывающие всё существующее. И есть провидцы-универсалы, по чьим лекалам народы и цивилизации живут сотни лет. Они не навязывают реальности пропагандистские клише и заумные схемы, но изучают её, пытаясь выявить долгосрочные перспективы. Почти все видные генштабисты России, Германии были весьма универсальны, но работали под идеологическим клише. Универсальных аналитиков, если можно так выразиться, в истории было очень мало, и они исследовали разные семантические поля.

Например, буддисты, пантеисты, теософы, культурологи, представители классической немецкой философии, прежде всего, Гегель, изучали становление Человеческого Духа, антропологию. Видным аналитиком такого типа был Тейяр де-Шарден [Тейяр 73].

В рамках христианства, различных психологических школ, персонализма, психотехнологий типа нейро-лингвистического программирования (НЛП) глубоко изучались межличностные отношения, структурирование команд, конфликтология. (см. труды [Шюре 07], [Элиаде 09], [Хантингтон 03]).

Рационализм (в том числе католическая схоластика), науковедение, теория научной информации, семиотика, гносеология изучают социум в широком смысле слова, в динамике. Целый ряд аналитиков занимались проблемами борьбы цивилизаций, межцивилизационными взаимодействиями, расологией. См. труды английского культуролога и социолога Тойнби, фактического последователя Н.Л. Данилевского [Тойнби 02].

Анализируя деятельность виднейших представителей по каждому из этих полей, можно прийти к пониманию того, что любой плоский подход недостаточен; многомерное понимание рождается только на стыке научных дисциплин, культурных и духовно-идеологических парадигм. Но таких «голов», которые были бы способны к широчайшему культурному обобщению, всегда было немного. Из отечественных учёных можно назвать писателя-фантаста, футуролога И.А. Ефремова, директора Института мировой экономики и международных отношений АН СССР академика Н.Н. Иноземцева. Уже в наше время был ряд попыток механически и эклектически «скрестить» разное: коммунизм и христианство, иудаизм, ислам – «РАУ корпорация» (А.И. Подберёзкин), концепция мёртвой воды генерала К.П. Петрова и т. д. Получаются сапоги всмятку, как тот домашний гусь, что плохо ходит, ещё хуже плавает и совсем не летает.

Сегодняшних аналитиков России можно условно разделить на три отряда.

Первый отряд составляют системные аналитики: они, обобщая (суммируя) чужие линейные данные, подгоняют их под заданный стереотип (интерес). В принципе, разница меж ними не столь велика, будь то либералы (А. Ципко, эксперт Горбачёв-Фонда В.Д. Соловей), патриоты (Н.А. Нарочницкая, Д.О. Рогозин, С.Е. Кургинян) и другие. В сущности, они подстраивают свою эрудицию под нужный ответ, часто игнорируя реальные жизненные противоречия.

Ципко А.С. – бывший помощник секретаря ЦК КПСС А.Н. Яковлева, доктор филос. наук, специалист в области социальной философии, политологии; гл. научн. сотр. Отделения международных экономических и политических исследований Института экономики РАН (ОМЭПИ ИЭ РАН).

Нарочницкая Н.А. – российский политический деятель, историк и политолог, доктор историч. наук. Специалист по США, Франции, Германии, общим проблемам и тенденциям международных отношений. В 70-е годы – заместитель советского представителя в ЮНЕСКО.

Но я вовсе не утверждаю, что всё это плохо и не полезно. Активно действует в последнее время блистательная плеяда аналитиков – выходцев из Военного института иностранных языков им. Красной Армии: Алексей Назаревский, Михаил Хазин и другие.

Второй отряд образуют яркие (инструментальные) профессионалы – С.В. Егерев, С.Г. Кара-Мурза, Ю.И. Мухин, И.Н. Панарин, А.И. Ракитов, А.И. Уткин, П. Чернов, А.Ю. Щербаков, большинство преподавателей бывшей РАГС при Президенте РФ, в том числе Н.Н. Полуденный, А.А. Прохожев, В.И. Корниенко, К.Х. Делокаров, А.И. Турчинов, А.М. Марголин, О.С. Анисимов, А.И. Селиванов и другие. Они, блестяще зная отдельные аспекты социометрии, прикладные политические и экономические науки, тем не менее, не имели возможности выхода на реальные практические дела в общегосударственном масштабе. Их не только необходимо привлекать, уважать, цитировать, но и по возможности продвигать к решению более масштабных задач в интересах России.

В этой когорте видную роль играют выходцы из Московского методологического кружка (ММК), его в течение многих лет вёл Георгий Петрович Щедровицкий. Среди них О.С. Анисимов, Ю.В. Громыко, П.Г. Щедровицкий (сын), С. Попов и другие. В 1978 году от ММК отпочковался Московский методологический педагогический кружок (ММПК), его возглавил Олег Сергеевич Анисимов. Здесь формировалась, условно говоря, вторая волна российских методологов, в их числе В. Верхоглазенко, В. Н. Соловьев, В. Бязыров, В. Давыдов, В. Буторин, Н. Рыбалкин, С. Норкин, Ю.В. Курносов, Н. Федулов.

Третий отряд – это неформалы в аналитике. Они, находясь вне официальных научных или политических структур, активно работают на будущее России, прокладывая, можно сказать, нетрадиционные пути развития аналитики в нашей стране. Среди них Азер Алиев, Валерий Аверьянов, Владимир Авдеев, Игорь Демин, Павел Егоренков, Павел Конотопов, Надежда Рузан, Александр Доронин, Михаил Кутузов (из Воронежа), Сергей Норкин (из Вологды), Озод Мухамеджанов, Вадим Абдрашитов (из Уфы), Владислав Кагановский, Никита Федулов, Юрий Носков, Алексей Назаревский, Андрей Девятов, Валерий Муниров, Игорь Козырев, В. Волояков и другие.

3. «Врождённая» специфика

Третья особенность момент отечественной школы аналитики связана с предысторией её становления, формирования. В советское время всё было понятно: была парадигма позитивистской науки, её генерировали, тиражировали как метаязык академические институты, Госполитиздат и в той или иной степени на уровне мировоззренческих стереотипов она адаптировалась населением. Вещи, выходящие за эти рамки, разрушавшие целостность стереотипа, тщательно прятались в спецхраны под грифами Секретно или ДСП (для служебного пользования, не путайте с древесно-стружечной плитой), либо оставались англоязычными вкраплениями западной цивилизации (уже упоминавшиеся переводы издательства «Прогресс», передачи западных аналитиков по радио), либо объяснялись паранормальными явлениями.

Зрелая Перестройка характеризовалась двумя основными признаками, имевшими прямое отношение к информационным параметрам управления.

А. Процветал идеологический антикоммунизм, это была просто смена знака «плюс» на «минус», а принципиально механизмы функционирования социума не изменились, качества (содержательной информации, новых методов управления) не прибавилось. Государственная пропаганда использовала принцип прыгающей волны: те 50 аналитиков, что работали под крышей «Известий», произвольно меняли терминологию, искусственно вводили новые понятия: кооператор, консенсус, суверенитет, регион и т. п., чтобы другие, включая операторов действующих политических и экономических структур их адекватно не понимали. Люди могли бы за полгода привыкнуть к новому значению слов, однако смена понятий и их смыслового наполнения шла быстрее, и через 4-5 месяцев смысл термина уже менялся. На фоне общего экономического и информационного хаоса в обществе возникли многие противоречия и чисто психологического плана, что предельно затрудняло и консолидацию, и управляемость. Отдельные манипуляторы общественным сознанием, пользуясь этим, преследовали собственные цели, и некоторые неплохо заработали, например, во время умело организованного табачного голода в 90-х годах.

Б. Вся ельцинская эпоха, это примерно 1993–2000 годы, прошла под знаком закона Паретто и следствий из него, неплохо адаптированных для конкретных целей. Смысл, лексика, внутренняя непротиворечивость не имели никакого значения, главным был лейбл (позиционирование), длина рычага, помноженная на кучу долларов и административный ресурс. Можно говорить о доминировании определённой, достаточно общепринятой в национальных масштабах PR-технологии раскрутки команд, лидеров, программ и т. д.

Налицо множество отличий, характеризующих роль и место аналитического сообщества в США и СССР, отражающихся в интеллектуальном поле современной России и определивших, в конечном счёте, среди многого прочего победу Западного блока в холодной войне с СССР и мировой системой социализма. Принципиально они изложены в Нобелевской речи А.И. Солженицына. Полагаю, целесообразнее изложить концептуальные отличия, нежели приводить многочисленные сравнения исторических фактов – известных и при соответствующем желании доступных. По моему мнению, эти различия заключаются в следующем.

Во-первых, догматический марксизм, а еще шире – развёрнутая на его основе идеология-идеократия – оказались непреодолимым барьером, и его традиционное советское общество не смогло преодолеть или как-то модифицировать в своей социальной и технологической эволюции. Конечно, существовала инструментальная научно-рационалистическая аналитика для посвященных вне контекста догматического марксизма, однако её влияние на механизм принятия управленческих решений, обучение кадров аналитике были минимальными. О чем можно говорить, если фактически были запрещены работы А.А. Богданова, Н.Д. Кондратьева, И.Р. Пригожина, П.А. Сорокина, Г. П. Щедровицкого. Воздействие на социум в плане его рационализации, самоорганизации, возрастания интеллектуальной компоненты было равно величине отрицательной (не спасала даже традиционная для русского православия икона «Ума приращение»!). В то же время американская (шире – Западная, кроме Японии и отчасти Германии) аналитика с выходом на управленческие аспекты социологии всегда была менее идеологизированной, чем в СССР, не в смысле отсутствия идеологемы американизма, а в смысле свободы для исследователя излагать свою позицию, и форматировалась на иных, научно-прагматичных основаниях. Она была принципиально открытой, пронизывая широко и повсеместно буквально всё – от структур ЦРУ, Госдепартамента, корпораций до курсовых студента, покетбука бомжа.

В 1936 году английская издательская фирма Penguin (Пингвин) начала выпускать массовым тиражом покетбуки (англ. pocket book, «книга карманного [формата]»), доступную по цене многим литературу в мягкой обложке, разнообразную по содержанию – художественную, образовательно-познавательную, в прекрасном полиграфическом исполнении. Сейчас покетбуками называют портативные приспособления (гаджеты, пока ещё дорогие) с целыми библиотеками полнотекстовых электронных книг.

Возникла интеллектуальная ткань, которая сама себя воспроизводила, усложняла, косвенно (дистанционно) управляла социумом, образуя консенсус по нелинейным, нерешаемым в лоб, вопросам.

Во-вторых, методолого-понятийная сетка и научный исследовательский аппарат западной прикладной аналитики были несоизмеримо сложнее советских, приближаясь к многомерной графике, а не к простым раскладам по осям х, у и примитивному здравому смыслу догматов марксизма. Она объективно исследовала сложные реальные многомерные процессы (например, маркетинг нефтяных рынков, рефлексивно-активные среды инновационных процессов, противоборство с другими государствами), активно использовала интерфейсы, методы наглядно-графического отображения данных, что в сотни раз ускоряло восприятие информации по сравнению с вербальными методами. Дошло до того, что советские доктора гуманитарных наук часто вообще не понимали западные работы по методологии и социологии, пытались критиковать их с вульгарно-марксистских позиций. Я отнюдь не хочу сказать, что все западные аналитические работы были настолько выше позднесоветских (скорее, в общей массе, как раз наоборот), однако, верно и то, что чисто вербальная форма изложения, нагромождение огромного количества ссылок и экивоков на классиков (что вызывалось цензурой, дурным академическим корпоративизмом), приводили к тому, что прочитать и понять достаточно сложную научную работу советского учёного из-за непрозрачной формы и смысла изложения мог только такой же специалист. Существовали даже западные специалисты по чтению советской научной прессы, владевшие искусством извлечения смысла из невнятных теоретических нагромождений.

В-третьих, корпоративная организация советского общества (СМИ, науки как системы институтов и научных дисциплин) подразумевала строго централизованное, узкодисциплинарное построение механизмов организации Знания и приводила к негласному корпоративному консенсусу, чего не было на Западе. Там же, наоборот, преимущественно создавались рабочие междисциплинарные проблемные группы – под проблему с открытым, меняющимся контекстом. Централизованное финансирование и иерархическая организация процесса исключали Заказчика как потребителя рыночного товара. На Западе Знание давно стало материальной силой (выражение Знание – сила принадлежит Фрэнсису Бэкону, английскому философу елизаветинской эпохи), там существует рынок научной информации, что предопределяет децентрализованность экспертно-аналитического сообщества, отсутствие Центра и периферии, а также принципиальную открытость основных научных (аналитических) наработок, становящихся быстро доступными в корпоративном, общественном и деловом секторах. Все заказанные и проплаченные (не обязательно государством, ЦРУ или Вооружёнными Силами США) Знания функционально определены, востребованы, имеют преимущественно прикладной аспект. Чего нельзя сказать о советской академической науке или, например, о германской Ананербе, в частности, занимавшейся «подтверждением» безумной «гипотезы» о полой Земле (эту тему мы затронули выше). Американская аналитика по своей сути, методам, целям, оргструктурам выросла из военных научно-исследовательских центров, отделов маркетинга корпораций, практических задач крупного бизнеса и благодаря этому во многом сохранила здоровый прагматизм, подчёркнутую антиакадемичность. Она ориентировалась на действенность, практическую применимость – по критериям востребованности, функциональной воплотимости и наглядности.

В-четвёртых, новое усиление США как единственной сверхдержавы (с 1994 года) связано отнюдь не столько с чрезмерным богатством, чрезвычайно выгодной для США геополитической ситуацией по отношению к России и Восточной Европе, но и с усилением интеллектуальной, аналитической составляющей (это также относится к КНР, Индии, чьи организационные усилия по модернизации выходят на качественно иной уровень управления). С одной стороны, эти незаработанные богатства (через печатание денег) сделали большую часть мира легко управляемой для США, позволили им использовать своё финансовое и технологическое преимущество в корыстных управленческих целях для достижения ещё большего преимущества; достаточно упомянуть продукты компаний Майкрософт (Microsoft) и Эппл (Apple), поставивший фактически все компьютеры мира под американский контроль. Важно то, что политико-экономические устремления к мировому господству всячески подкрепляются интеллектуально-аналитическими усилиями. США живут благодаря не только станку, печатающему деньги, но и тому, что сформировали огромное количество инфраструктур и институтов, оказывающих услуги практически всему миру, прежде всего, в области интеллекта и знаний, где решающую роль играют аналитики. Многие высшие руководители России никак не хотят понять, что глобальное соперничество культур и экономических интересов уже давно ведётся не столько танками и самолётами, сколько мощными интеллектами, формирующими ментальные образы, идеи, установки, концепции, инфраструктуры и механизмы влияния на социум.

Начиная с 1990-х годов, мировое научное и экспертно-аналитическое сообщество активно продвигает концепции создания национальных инновационных систем (НИС). Пока в России, в результате применения неолиберальных экономических концепций, была фактически осуществлена деиндустриализация страны и резко снижен научный потенциал (доля российских высоких технологий составляет на мировом рынке менее 1 %), в западных странах развернулась острая борьба за инновационное лидерство на направлениях VI технологического уклада, предусматривающего создание NBIC-технологий, где N – это нано-, B – био-, I – инфо-, C – когно- (от лат. cognoscere – «понимать, сознавать») [Лепский 10]. Оценка уровня инновационной активности государств оказалась в значительной степени связанной с активностью именно на этих направлениях.

В крупнейших странах мира оборонно-промышленный комплекс (ОПК) принято считать аккумулятором передовых технологий и авангардом развития промышленности в целом. Однако в нашей стране инновационное влияние ОПК на экономику страны продолжает оставаться крайне низким. Сегодня ОПК не интегрирован в обозначенные нормативными документами контуры НИС, решение этой задачи только планируется. Нужны новые типы субъектов инновационного развития, системный подход к НИС, обеспечивающий взаимодействие государства, бизнеса и общества, создание механизмов конвергенции технологий, отраслей, науки, образования и т. д. [Пискунов 11].

Для аналитической деятельности в США характерна чрезвычайно точная нацелеленность на достоверность результата. Всегда чётко выделялись собственные выводы, полученные в результате анализа, и «то, что я предполагаю». Также на ясном языке описывались методы и технологии с доведением информации на выходе до высокого уровня стандартизации и унификации. В результате достаточно быстро накапливались огромные массивы сравнимых между собой данных. И вот их-то как раз и можно было анализировать.

В пятых, необходимо ясное понимание того, что главная сила Запада отнюдь не в более эффективном производстве (хотя многие преимущества у него, конечно, есть, прежде всего в налаживании новых технологических схем вертикальной интеграции), а в навязывании своих парадигм, схем и моделей, где мы заведомо слабее, беднее – беспомощнее! Эти продуманные аналитиками схемы многоходовок тайных операций лежат в основе мощного, и отнюдь не виртуального, вторжения в российские дела. Понимание этого эзотерического смысла их публичных действий уже подразумевает возвращение к нашим традициям на путях поиска ассиметричных ответов.

Необходима оговорка при употреблении термина наша традиция, он применён здесь лишь в смысле поиска креативных нестандартных решений. А методы и средства аналитики – универсальны. Не существует арийской и неарийской физики. Наши ответы не обязательно должны быть ассиметричными, они могут быть и симметричными или вообще лежать в иной системной плоскости (подпространстве), а если учесть, что можно столкнуться с провокацией типа СОИ или наземных стационарных районов ПРО, то, возможно, эффективнее будет вообще не реагировать.

Эти ответы по преимуществу лежат в сфере альтернативных технологий, в том числе интеллектуального плана, и они сделают многоходовки американских спецслужб и аналитических центров неэффективными. Это же относится и к монстрам ТНК. Существует много возможностей сделать наши минусы нашими плюсами.

С другой стороны, как было бы хорошо, будь у России с десяток ТНК, где головная компания холдинга принадлежала бы российскому, а, возможно, и российскому государственному капиталу. По этой линии развиваются РАО «Газпром», ОАО «Лукойл», ОАО «РЖД», ОАО «Росвооружение», ОАО «Сбербанк России».

Например, считается, что наше сельское хозяйство из-за суровых климатических условий мало рентабельно. Но ведь можно поставить вопрос иначе. На огромных просторах России, где практически отсутствует промышленность с её экологическими бедами, можно производить самое чистое в мире (в экологическом смысле) продовольствие. Естественно, нужно будет ввести новые стандарты, сертифицировать качественную еду, чтобы показать все её преимущества на фоне заваленного генноинженерно-модифицированными продуктами (ГМП) Запада, и вот он, наш новый козырь!

ГМП производятся с помощью ГМО – генетически модифицированных организмов (трансгеников). Это организмы со встроенными в них чужеродными генами с целью получения хозяйственно-полезных свойств. Например, для развития у культурных растений устойчивости к пестицидам, увеличения сопротивляемости к вредителям, повышения урожайности. Первые трансгенные растения были разработаны в США в 1983 году, а в 1993 в продаже появились первые продукты с генно-модифицированными компонентами. С тех пор трансгенная продукция интенсивно завоёвывает мировые рынки, продовольственные, сельскохозяйственные и фармацевтические. Создание каждого нового вида ГМО, по экспертным оценкам, требует около 3 млн долл. США, а общее количество генно-модифицированных сортов перевалило за тысячу. Годовой оборот семян ГМ-культур составляет около 50 млрд евро (без учёта доходов от продаж пестицидов, патентных прав и т. п.).

Таким образом, в целом Западная аналитика, которой не довелось простаивать в стороне от процессов реального управления обществом, получила широкое распространение в деловых, политических кругах, в мире искусства, естественно вошла в общественное сознание и своей логической убедительностью активно привлекает всё новых и новых сторонников и приверженцев.

Современный этап развития аналитики в России характеризуется следующим. Неясность, неопределенность основных идеологических ориентиров российского государства в условиях, когда большинство народа отторгает идеи капитализма (хотя вынуждено жить по его законам), создают в головах мировоззренческую путаницу, и разобраться в ней очень нелегко. Очевидно, ведущие операторы (публичные политики, партийные активисты, активные государственные чиновники) и Администрация Президента РФ, и бизнес, и общество в целом (потребители, читатели, избиратели – группы людей, сегменты социума) – те, кто рационально относится к своим возможностям, потребностям, обязательствам, – заинтересованы во внятной информационной структуре общества, её концептуально-идеологических основах, адекватной коммуникации и недвусмысленном толковании основных идей, на которых должно развиваться государство.

Это нужно для того, чтобы даже при диаметрально противоположных подходах: правые – левые, сторонники – противники, христиане – язычники (или атеисты), производители – потребители, соответствующие представители элиты общества воспринимали многообразную реальность адекватно, в единых терминах.

При рассыпавшемся советском менталитете возникло множество сегментарных подходов, и их воздействие на социум, его информационные структуры можно рассматривать особо, где принципиально нет дихотомии: правда – заблуждение, когда окружающее несводимо к единой идеологической реальности, и аналитики рассматривают по-разному онтологическое целое, так как системы их генеральных ценностей и ожиданий – разные.

Например, последовательные христиане-фундаменталисты ждут Страшного Суда, Армагеддона, чудесного Пришествия Православной Монархии в лице Царя; мусульмане-фундаменталисты ожидают Последней Битвы, царства Правоверных; буддисты – всеобщего просветления, повышения качественного уровня сознания; адепты Хаббарда – наступления Нового Века (англ. New Age, Нью-Эйдж) в виде планетарного синтеза, отмены денег, всемирной пасторали; евреи (иудеи) ожидают восстановления Храма Соломона; русские националисты – создания светского национального европейского государства типа ФРГ; социологи мыслят будущее как уравновешенный бессистемный сетевой муравейник Нью-Йорка. Проигравшие на выборах в Госдуму в декабре 2007 года и в декабре 2011 года Союз правых сил (СПС) и партия Яблоко твердят о конце демократии, рынка, традиционной политики. Эти ряды и линии, тенденции можно перечислять долго, однако понятно, что управлять столь эксклюзивными и разрозненными общественными сегментами, не имея определённого эффективного рычага невозможно.

Очень сильны в российском социуме и менталитете иррациональные начала, что создаёт почву для деятельности оккультно-мистических объединений. СМИ с удовольствием предоставляют слово разного рода колдунам, магам, звездочётам. В общественном сознании фигурирует масса псевдонаучных идей и концепций. Научное противодействие этим явлениям крайне слабо. Изредка появляются книги с иным, трезвым взглядом на вещи, например, [Губин 04] (см. также поддерживаемые этим автором интернет-ресурсы http://gubin.narod. ru и http://www.vgubin. info с другими его книгами и рекомендательным списком из 1300 наименований книг) с критикой имеющих в настоящее время хождение псевдонаучных идей (об информации в неживом мире и сознании у самой материи, о замене методов частных наук единым синергетическим подходом, а последовательного «западного» экспериментального метода познания в физике – восточной медитацией), а также плюрализма как методологической основы познания и оценки состояния дел.

Этим гносеологическим рычагом коммуникации, управления, создания механизмов взаимодействия ключевых интересов может быть современная социологическая наука, рационализированный гнозис, описывающий как частные явления и вышеперечисленные фрагменты, изучающий современное состояние российского общества в динамике. При анализе многих, даже претендующих на фундаментальность, изданий, выпускаемых фондами, партиями, частными лицами по общественно-политическим вопросам, часто возникает ощущение их ущербности, недоделанности, оттого что авторы, даже пишущие на одну тему, исследуют и описывают разную онтологическую реальность (под свой заказ, свой менталитет), не говоря уж об очевидном социальном заказе и прямой дезинформации. Этому есть несколько причин.

Во-первых, лишь немногие аналитики и аналитические структуры, их печатные издания выделяются высоким уровнем изложения сложных, комплексных геополитических и иных проблем. Существуют колоссальные сбои в формировании генерального массива информации. Доступ к наиболее ценному знанию сейчас всё ещё закрыт, точно так же, как и раньше. Поиск важных для интеллектуального взросления личности книг затруднён из-за многомиллионных тиражей макулатуры, отсутствия нужных книг в библиотеках. Даже в Москве, столице Российского Научного мира, закрыты основные фундаментальные библиотеки и залы периодики. Исследователям-аналитикам недоступны не только обязательные свежие новинки, но и классические труды прошлого по геополитике, социологии, информатике, политологии. Сейчас завершилось комплектование общественных библиотек, однако правило о передаче туда обязательных экземпляров не соблюдается, практически разрушены межбиблиотечный обмен, библиографическая служба, зарубежные (в том числе англоязычные) издания поступают в Академические институты только единичными наименованиями, да и то спорадически. Отдельные ведущие специалисты монополизируют массовые издания, которые из-за этого становятся недоступными для публикаций стажёров, аспирантов, соискателей. Ряд академических институтов работают по старинке, редко приветствуют обработку виртуального пространства компьютерными методами. Присуждение научных степеней на коммерческой основе, особенно в гуманитарной области, просто поставлено на поток, нередко диссертации пишутся на заказ, под ключ. Анализ приводимых в диссертациях библиографических списков показывает: примерно в половине из них авторы не держали источников в руках, налицо подтасовки, кочующие списки.

Большинство образовательных учреждений, выполняющих учебно-тематические планы и воспитывающих кадры на коммерческой основе, неспособно де-факто заниматься экспериментальной работой, полевыми исследованиями, лишь пытаются поддерживать школу. Их изыскания в виде научно-исследовательских (НИР) и иных работ, как правило, не публикуются, т. е. не поступают в широкий научный оборот. А в публикациях много схоластики, книжного, не апробированного жизнью псевдознания. Раньше существовали достаточно широкие Федеральные программы практического апробирования опыта изысканий. Сейчас, понятно, этого фактически нет. В большинстве вузов ослаблен «практический полигон», выражающийся как в самом широком притоке свежих кадров-практиков, так и в научном осмыслении, обусловленном научно-практическими нуждами, обратной связью с реальностью. Фактически закрылось общество «Знание».

Важно учитывать, что системное аналитическое Знание массовым не является и через алгоритмизацию не передаётся. В нём нет заранее регламентированных схем, говоря чисто эзотерическим языком, оно – кармическое, т. е. часто принадлежит носителю уже по определению, само его существование достаточно парадоксально, интенционально, так как по многим параметрам может отрицать социально-объективированное знание высокого уровня генерализации. Несмотря на спорный и, может быть, неясный некоторым читателям характер этого утверждения, оно лишь говорит о том, что аналитика в настоящее время не является вполне наукой, т. е. сейчас она не имеет собственной нерушимой аксиоматики, да и по поводу понятийного аппарата аналитики её представители между собой пока ещё не договорились. Полноценное становление её как научной дисциплины пока впереди. Символично в этом смысле появление Информационно-аналитических центров во многих государственных структурах, кафедр информационно-аналитической работы в некоторых вузах (Академия ФСБ России, Волго-Вятская академия госслужбы и другие), где, наряду с практическими аспектами разрабатывают и теоретико-методологическую сторону аналитики.

В настоящее время в России, в эпоху бурного роста бизнес-структур, продолжает стихийно формироваться достаточно большое число независимых аналитических школ, стоящих на различных методологических и идеологических позициях. Представители этих школ разрабатывают частные аналитические методы, их использование в практике управления могло бы привести к весьма полезным для российского общества результатам. Желательно, конечно, чтобы они были бы обобщены и сведены в единую непротиворечивую методологическую систему, хотя это и не обязательно, они могут существовать и в виде набора общепринятых методов. Но именно такое объединение или хотя бы формирование единой методологической платформы является наименее вероятным событием в системе, преимущественно ориентированной на решение задач оперативного плана.

В государстве, не уделяющем должного внимания фундаментальным научным поискам эффективных в долгосрочной перспективе политических, экономических и социальных действий, развитие науки протекает стихийно, под влиянием экономической и политической конъюнктуры.

Конечно, попытки предпринимаются, например, в виде федеральных, региональных, ведомственных целевых программ, но из-за их обилия, неразберихи в согласовании целей, порядке финансирования, вся эта, по образному выражению аудитора Счётной палаты РФ А.А. Пискунова, пандемия стратегирования, не достигает своих целей, а порой лишь ухудшает положение дел в конкретных областях. Чего стоит один пример с ФЦП Доступное жильё, когда после (или вследствие?) принятия данной программы цены на жильё в стране за очень короткий срок выросли в разы.

Говоря о деятельности уже существующих аналитических структур, следует отметить, что они ориентируются: на личность Лидера школы (и тогда именно его уровнем и определяются те задачи, на которые эта школа будет ориентирована и за их пределы она не выходит, не имеет продолжения), либо на определённое должностное лицо (и тогда эструктура будет решать задачи именно в интересах этого лица или самой структуры), или же на иностранных представителей политики и науки (в рамках их парадигмы, с ориентацией на возможное получение грантов различных фондов – Форда, Сороса, Карнеги и др.). Такие партизаны от аналитики решают частные технические задачи на коммерческой основе, являются своего рода «учёными-челноками»: преподают и зарабатывают деньги преимущественно за рубежом, там, а числятся здесь.

Все остальные аналитики, способные решать задачи: иного уровня (особенно – более высокого!) или иной области приложений, в большинстве своём будут отторгнуты подобными аналитическими структурами. Такова суровая реальность наших дней. Сегодня для профессионального аналитика не обязательно быть членом формального научного коллектива, можно осуществлять концептуальное управление хоть из тайги. Также весьма условными стали барьеры между институтами, ведомствами, странами, школами, спецслужбами. Сама открытость научной информации делает её унифицированной, переводит её в общественно доступные прозрачные форматы. В сети много информации, всё доступно для непредвзятого анализа. И каждый может стать сам себе аналитиком.

Таким образом, можно сделать вывод, что аналитика как наука и практика интеллектуальной части управленческой деятельности имеет глубокие, в том числе эзотерические, исторические корни и свои особенности в различных странах. Однако она универсальна по своим базовым принципам, и лишь в прикладном варианте приобретает специфические формы в зависимости от конкретной ситуации её использования.

Контекст её применения может быть любой – государственно-национальный, религиозно-культурный, социально-экономический, военный, управленческий, личностный, кастово-клановый, семейный и т. д.

В следующей главе мы рассмотрим эти универсальные стороны и сущностные особенности аналитики подробнее.

1.6. Понятие, сущность и специфика аналитики

Вначале немного о понятийном аппарате. Он содержит понятия разного уровня. Фундаментальные, базовые понятия называются категориями. Существуют сотни научных определений категорий общество, информация, сознание, часто они даже не стыкуются, хотя могут дополнять друг друга. Тем не менее, большинство людей интуитивно понимают, что имеется в виду под этими понятиями и уверенно ими пользуются. Очевидно, то же относится и к аналитике. В предыдущей книге [Курносов 04] соавторы дали ряд достаточно строгих научных определений аналитики и я отсылаю читателя к ним. Однако, в процессе теоретической и практической аналитической работы у меня возникли новые моменты, обогащающие и уточняющие эти определения.

Напомню: сущность аналитики, как научной дисциплины, прежде всего, мы связывали с методологической и интеллектуально-технологической сторонами деятельности, направленной на решение задач управления или синтеза новых знаний.

Одно из определений формулировалось следующим образом.

Аналитика – это целостная совокупность принципов методологического, организационного и технологического обеспечения индивидуальной и коллективной мыслительной деятельности, позволяющая эффективно обрабатывать информацию с целью совершенствования качества имеющихся и приобретения новых знаний, а также подготовки информационной базы для принятия оптимальных управленческих решений.

Конец ознакомительного фрагмента.