Историография об амазонках
«Впервые терминологическое обособление воинственных женщин встречается в древнегреческом эпосе, который говорит о воинственных женщинах, живущих в Скифии. Эпос называет их "αντίανείραι», что значит равные мужам. Несколько иную трактовку этого термина «женщины, жавшие в поясах, так как они жали и косили вооруженные, надевая пояса» даёт Евстафии. И этот и другой констатируют сведения о равных мужчинам женщинах, обученных воинскому искусству, проживающих на территории Скифии.
Рис. 5. Скифская воительница с пращёй. Реконструкция Торопа С. О. по находкам в окрестностях с. Капуловки и г. Орджоникидзе. Никопольский район.
Рис. 6. Скифская воительница с луком. Реконструкция Торопа С. О. по находкам в окрестностях с. Капуловки и г. Орджоникидзе. Никопольский район.
Последующие греческие авторы стали мифологизировать амазонок, утверждать, что женщины пришли к власти с помощью обмана и сговора. Будто бы они втайне от мужчин сговорились уродовать мальчиков при рождении, а потом приучали их к домашним работам. А из девочек готовили воинов-мужененавистников, даже прижигали им одну грудь, чтобы она не мешала стрельбе из лука. Потому их и прозвали «амазонки», якобы в переводе с греческого – безгрудые» [11].
Из греческих источников видно, насколько серьёзной воинской силой были амазонки, а теперь давайте представим, что в каких-то мирных контактах прекрасно вооруженную женщину-воина спрашивают: «Кто и откуда ты?», а она отвечает: «Я безгрудая, из рода безгрудых!». Всё равно, что: «Я хромая, из рода хромых», «Я полная, из рода полных» и так далее.
Рис.7. Пызарыкская амазонка, Фото Бориса Кульмагабетова
Нечто подобное сотворили греческие авторы и со словом «савроматы», назвав их «ящероглазыми». Чувашское çар/вăрç/матки/сем, где çар [сщар] – войско, армия, рать, народ; вăрç [ворщэ] – воевать, сражаться, бороться; матки – жена, замужняя женщина (простонародное – баба), – сем – приставка множественного числа – народ воюющих (воинственных) женщин (др.-греч. Σαυρομάται в латинской транскрипции sauromatai) «савроматы» в IV в. до н. э. сокращённо до (др.-греч. Σαρμάται, лат. Sarmatae) – çар/мат/ки – сарматка (в единственном числе), çар/мат/сем, где – сем — приставка множественного числа [2] — сарматы, ко второй половине второго тысячелетия понятие сохранилось как çармас – sermis – черемис.
Впрочем с геродотовским определением «савроматы – ящероглазые» можно было бы согласиться, обратив внимание на то, что у довольно большого количества наследников сарматских родоплеменных образований, проживавших в горностепных и лесостепных районах северной Евразии, глаза преимущественно желто-зеленые.
Предпосылкой широкого распространения легенд об амазонках в пространстве и во времени являются сохранённые различными народами сведения о своей истории, которые после сопоставительного анализа подтверждают тезис марксистов об однотипности и последовательности этапов развития человеческих сообществ, разделённых во времени и пространстве уровнем развития производительных сил и их влиянием на характер половых отношений в конкретных социумах.
«Если античные сообщения о матриархальных порядках совершенно не воспроизводятся в средневековой литературе, то известия об амазонках привлекают к себе живейшее внимание, воспроизводясь и компилируясь сначала византийскими и раннехристианскими авторами – Орозием, Иорданом, Георгием Амартолом, от которых амазонская легенда попадает в древнюю русскую летопись, Зона-рой и др., и распространяясь многочисленными пересказами и переложениями «Псевдо-Каллисфена», а затем – более поздними авторами средневековья – Аквинатом, Латино, Пикколомини и др.
Оказывается, однако, что амазонки существовали не только в странах скифского мира, но и в самой Западной Европе. Первым об этих европейских амазонках сообщил Павел Дьякон; затем Козьма Пражский и так называемая Хроника Далимила рассказывают об амазонках древней Чехии. Особым районом местонахождения амазонок является Балтика, о чем впервые сообщает Ибрахим ибн-Якуб, в передаче ал-Бекри, затем арабы Захария Казвини и Идриси, за ними – Адам Бременский и др.
Рис. 8. Амазонка перед битвой. Скульптура Пьера-Эжена-Эмиля Эбера. Национальная галерея искусств, Вашингтон (округ Колумбия).
Рис. 9. Раненая амазонка, падающая с коня. Мраморная копия, II в. до н. э.
Весьма древним очагом амазонской легенды является Китай, где эта легенда получила литературное отражение значительно раньше, чем в Западной Европе.
Рис. 10. «Легендарные амазонки», кадр фильма.
Рис. 11. Сасанидская армия Персии. Конный лучник; броненосец-катафракт, вооруженный автоматическим арбалетом залпового огня; принцесса-«амазонка». Книга и иллюстрация Каве Фарух.
Различные, правда, особо своеобразные, варианты этой легенды воспроизводились в Китае и Японии на протяжении многих веков. Любопытнейшим образом китайские версии амазонской легенды проникают в иноземную по отношению к Китаю литературу, сначала арабскую, затем и западноевропейскую, соединяясь с античными версиями, В ряде известий восточные амазонки в основном локализуются в районе Индийского океана (Поло, Конти, Пигафетта и др.).
Известия об амазонках приходят и из Африки, причем первыми вестниками являются и здесь арабы (Ауфи, Хамд-Аллах Казвини, Макризи), затем португальцы и др.
Но самым обильным источником новых известий об амазонках становятся Центральная и Южная Америка, и сенсационные сведения отсюда непрерывно, начиная с самого Колумба, поставляет длинный ряд путешественников в разнообразных, иногда весьма подробных, всегда эффектных рассказах (Мартир, Кортес, Орельяна, Шмидель, Гандаво, Рали, Акунья и др.). Отметим особо рассказ французского астронома-академика Л. Кондамина, совершившего большое путешествие по Южной Америке в 1735—1745 гг. Выразив сомнение в том, что амазонки сохранились в Америке до настоящего времени, Кондамин не сомневается, что такая «республика женщин» существовала в прошлом, и если амазонки существовали вообще, то это было именно в Америке, где жалкая судьба женщин могла дать им мысль уйти из-под ига своих мужей-тиранов и жить независимо.
Это своеобразное соображение Кондамина, являющееся, быть может, отголоском одной из античных версий (Помпея Трога), было воспринято последующей трактовкой амазонской легенды.
Наконец, вслед за античной традицией ряд путешественников ищет и большей частью находит амазонок и на Кавказе (Олеарий, Ламберти, Шарден,. Моттре, Шобер, Рейнегс, Паллас, Потоцкий).
Разительную черту всех этих на протяжении всего средневековья, вплоть до XVIII в. включительно, идущих и умножающихся, расширившихся, как видим, чуть ли не по всему географическому миру сообщений об амазонках составляет то, что все без исключения авторы преподносят свои известия как совершенно достоверные, ни в коей мере не сомневаясь в подлинном существовании этого народа женщин, хотя ни одному из них не доводилось этих амазонок видеть.
С конца XVIII в. возникает и специальная литература по вопросу об амазонках как в общих сочинениях, так и в виде специальных, этой теме посвященных трактатов, соединяющих с материалом античным и новые, по мере их накопления, данные. В свою очередь почти все авторы этих рассуждений – Пти, Ле Жандр, наш Василий Тредьяковский, Гюйон, Фрере и др. – принимают амазонок за историческую, – что касается античных сообщений, – и современную этнографическую реальность» [12].
Также следует в основном согласиться с рядом выводов Р. А Тарковой в работе «Амазонки: по следам легенды», сделанных на положении Э. Берзина о том, что «воительницы являются частью родоплеменных образований без строгой привязки к конкретному и единственному этносу, которые автор выводит из:
1) очень широкой распространенности легенд об амазонках в пространстве – от Китая до Западной Европы, от Индонезии до Латинской Америки, от Сибири до Центральной и Южной Африки; и во времени – с бронзового века (с III тыс. до н. э.) до начала XX в.) и, соответственно, широчайший ареал расселения и обитания их так называемых племен. (Западная Европа, Причерноморье, Кавказ, Малая Азия, Западная, Центральная, Восточная и Южная Африка, Сибирь, Китай, Южная Америка, Индонезия и Полинезия);
2) однотипности особенности их поведения:
– от природы амазонки мужелюбивы, но несли военную службу определенное время, в течение которого воздерживались от связей с мужчинами, нигде не утверждается, что амазонки должны быть вечно девственницами;
– отмеченная рядом исследователей связь амазонок с богиней луны и Богиней – Матерью;
– амазонки населяли особые области, являясь как бы «народом внутри народа», «государством в государстве» – сведения об этом есть и у античных историков, и у современных этнографов.
– сборный, полиэтничный состав племен амазонок, античные авторы не раз говорят, что «племя» амазонок «составлялось» или было «составлено» кем-то из их предводительниц [13].
«Справедливости ради необходимо отметить, что не все историки разделяли мнение своих коллег об амазонках. Так, еще в III в. до н. э. Палефат писал: „Об амазонках говорят, что это были не женщины, а мужчины-варвары“. А принимали их за женщин вот почему. В отличие от греков они… брили бороды, носили длинные хитоны и повязывали волосы повязкой. Ну, могло быть и такое, что необычно одетых мужчин издалека принимали за амазонок. Но уж слишком велико и разнообразно количество фактов, сообщаемых историками, да и число авторов говорит о том, что нет дыма без огня. Ошиблись бы раз, другой, а чтобы два-три тысячелетия… Нет, не сходятся тут концы с концами. И смотрите – сначала Малая Азия и Причерноморье. Потом вся Азия —чукчи и китайцы, индийцы и японцы. Далее Африка, а в 1492 году Колумб открыл Америку».
Рис. 12. Дагомейские амазонки. Николай Баландинский.
Из первых же путешествий Колумб привозит сведения о том, что там есть острова, населенные женщинами! Об этом ему сообщили туземцы – араваки. Об этом в начале 1483 г. адмирал делает записи в судовом журнале. А целую группу островов он называет девичьими – «Ислас Виргинес» – Виргинские острова. Уже и Фернандо Кортес получает указания – искать амазонок! Начинается исследование (а точнее – завоевание) гигантского материка.
Очень скоро для одного из известнейших завоевателей (или исследователей?) Южной Америки амазонки воскреснут из мифа, наяву окажут сопротивление, причем неодолимое.
Рис. 13. Битва конкистадоров Орельяно с амазонками. Стрекалова И.
Заранее надо оговориться, что своей славе Франциско Орельяно обязан в значительной (если не в главной) мере амазонкам. Недостатка в конкистадорах Испания не испытывала – тысячи идальго из самых благородных семей стремились в Вест-Индию (тогда еще не говорили – в Америку) за богатством. А им было нужно в первую очередь золото, во вторую – позже найденные серебро и изумруды.
Отряды конкистадоров не только сокрушили могущественные империи инков и ацтеков. Они прошли непреодолимыми чащами, проплыли бурными реками Центральной и Южной Америки. О каждом отряде можно написать авантюрный роман. И если бы выстраивали руководителей экспедиций не по сегодняшней известности, а по сложности сделанного, то Орельяна был бы отнюдь не в первом десятке. Если же мы так хорошо знаем оба неудачных похода Орельяны, то только из-за амазонок. А точнее, из-за женщин, которые в сознании его современников ассоциировались с амазонками.
Рис.14. Бегство конкистадоров Олерьяно. Томас Корпи.
Вполне вероятно, что его имя и потерялось бы в общем списке конкистадоров. Амазонки же «вывезли» его из небытия. Для нас поход Орельяна – полностью документированное свидетельство существования какого-то общества, управляемого женщинами. Конечно, это не те амазонки, о которых рассказывали в мифах. древние греки, чьи деяния описывали Геродот и Страбон. Но, поскольку за любыми воительницами закрепилось это имя, Орельяна был прав, называя их так» [14].
Ливийские амазонки
«У греков существовала версия о пребывании амазонок и в Северной Африке. «Эти амазонки самые древние, однако, исчезнувшие за много лет до Троянской войны, причем совершенно исчезла и память о них», сообщает Дионисий Скитобрахион (середина II в. до н. э.), рассказ которого дошел до нас в передаче Диодора Сицилийского (I в. до н. э.).
Эту версию затем другие античные авторы лишь повторяли [13].
«Ливийские амазонки под предводительством Мирины прошли Египет и Аравию, покорили всю Сирию, прошли в Малую Азию, где основали ряд городов и святилищ, назвав их своими именами: Мирина, Смирна, Мартезия, Отрера и другие). Мирина погибла с большей частью своего войска во Фракии. Оставшиеся амазонки вернулись в Ливию» [1].
Здесь необходимо отметить, что все источники косвенно указывают на то, что народы с развитыми амазонскими традициями (до государственными) находятся на окраинах патриархальных империй с развитыми государственными признаками:
амазонки южного Причерноморья (малая Азия) – на окраине месопотамских и среднеазиатских империй – государств, сменявших друг друга в течение нескольких тысячелетий;
амазонки северного Причерноморья, Прикаспия, Кавказа и Приуралья – на окраине элинских империй;
амазонки скандинавские, восточно-европейские, волго-донские – на окраинах Византийской империи;
амазонки Америки – на окраине империи инков;
Можно предположить, что и ливийские амазонки были реальностью северной окраины египетских царств. На рубеже третьего и второго тысячелетия до н. э., родоплеменные образования, культивировавшие традиции амазонок, стремясь сохранить догосударственные отношения после того как были вытеснены Египтянами из континентальной Африки, создали своё царство на некоторых островах Средиземного моря.
Минойский матриархат
«По изображениям на миниатюрных фресках из кносского дворца можно предположить, что женщины занимали в минойском обществе особое, можно сказать, привилегированное положение. На фресках отсутствуют изображения больших скоплений женщин в замкнутых пространствах дворцового гарема, как на некоторых египетских стенных росписях. Женщины изображаются на религиозных празднествах, где они занимают лучшие, почетные места, в то время как мужчины, почтительно соблюдая дистанцию, толпятся у них за спиной и по сторонам. Женщины, с подчеркнутой статуарностью поз и массивностью фигур, выглядят горделивыми домовладычицами.
Минойская культура, в особенности религия и искусство, несёт в себе отпечаток женских вкусов и склонностей. Женственность минойского художественного вкуса усматривается, с одной стороны, в пристрастии к миниатюрным формам, обилии всевозможных мелких деталей, явном пренебрежении законами симметрии и тектоники, отсутствии чрезмерно строгих канонов художественного творчества, с другой же – в предпочтении плавных, льющихся линий, избегании слишком резко очерченных, угловатых контуров фигур и предметов, любви к ярким, иногда даже несколько пестрым тонам в настенной и вазовой живописи, в изображениях самок различных животных с детенышами. В то же время отмечается равнодушие минойских художников к темам войны, охоты и эротики. Предполагается, что табуация эротических изображений и символов в минойском искусстве была следствием умаления значения мужчин, не способных ни к рождению, ни к вскармливанию детей.
Рис. 15. Рыболов. О. Б. Павлов. Фрагмент росписи в одном из зданий на острове Тира (Санторин). XVI в. до н. э.
На изображениях явные признаки мужского пола скрыты. Большинство мужчин тщательно выбриты. Они носят украшения. Их волосы уложены длинными, прихотливо вьющимися локонами. У них такие же тонкие талии, как и у женщин. Вместе с тем на изображениях женщин, как молодых, так и пожилых, подчеркнута совершенно обнаженная грудь. На этом фоне андрогинный облик критских мужчин ассоциировал их с большими детьми или вечными юношами, которые должны были находиться под постоянной опекой своих матерей и жен.
Рис. 16. «Жрец-правитель», «Жрец-правитель». 1600—1500 гг. до н. э. Крит. Дворец Кноссос.
В ореоле благоговейного ужаса перед землей, которой поклонялись в образе главенствующей фигуры минойского пантеона Великой богини – дарительницы жизни и в то же время ее губительницы – оказывались все женщины, в которых видели смертных двойников божества. Рядом с этими загадочными существами, приобщенными к грозным и непостижимым силам земли, миноец-мужчина, по-видимому, остро и болезненно осознавал свою слабость.
Культивируемая в критском обществе инфантильность мужчин оценивается как «третичный» матриархат, возникший в результате защитной реакции глубокоархаичного социума на чрезмерно высокие темпы развития. Пользовавшиеся огромным авторитетом как главные блюстительницы культов хтонических божеств, вызывавших землетрясения и другие стихийные бедствия, женщины контролировали поведение своих мужей и братьев, сдерживали их чрезмерную активность, что отчасти и выразилось в незавершенности развития минойской культуры» [15].
С появлением избыточного продукта, превышающего жизнеобеспечивающий продукт достаточный для физического существования отдельной семьи – рода, единицы системы первобытного общества, при определённых обстоятельствах начинали структурироваться с культивацией совершенно разных укладов жизни. Часть родов развивала скотоводческие традиции, часть – земледельческие. Сезонно-перегонное скотоводство предполагает закрепление за некой хозяйственно-производственной единицей (семьёй) некоего земельного участка, стимулирующего оседлый образ жизни части семьи. В свою очередь осёдлый образ жизни порождает необходимость поддержания постоянного семейного очага, эта обязанность естественным образом возлагалась на представительниц женской части семьи, приобретала сакраментальное значение и давала женщине более высокий статус – хранительницы семейной собственности, которая наследовалась по женской линии, так как в силу специфики труда мужчины были более уязвимы.
Линидж
Необходимо отметить, что именно в этот период образовывались родственные объединения разного порядка. «Главным из них был линидж (англ. lineage, от лат. linea – линия, ряд), который состоял из группы близких родичей, четко прослеживавших между собой родство по материнской (матрилинейный линидж) или отцовской (патрилинейный линидж) линии. Собственность в таких объединениях хоть и была коллективной, но это была собственность семьи, принадлежавшая главе семьи, носила все признаки частной собственности, в том числе и главный её признак – умеренность и эффективность использования ресурсов» [15].
Пока родоплеменная община существовала, опиралась на материнскую собственность, община жила, соблюдая принцип достаточного воспроизводства материальных ресурсов. Численность рода регулировалась женской его частью, которая в силу более высокого статусного положения не зависела от несвоевременных сексуальных притязаний мужчин.
«Члены линиджа составляли костяк отдельных хозяйств и являлись, таким образом, ядром общины, занимавшей определённую территориально-хозяйственную единицу, при этом значительная часть членов всего рода были широко рассеяны по обширной территории и обитали в самых разных местах в самых разных ипостасях. Главной функцией линиджа был общий труд, и большинство коллективных работ велось на линиджной основе, а для выполнения некоторых трудоёмких „ударных“ работ собирались близко живущие родственники» [15].
«В настоящее время показано, что при исходной материнской форме рода уже в раннепервобытном обществе возможны два основных варианта развития родового строя. Оба они связаны с местной парцелляцией производства и, соответственно, потребления. Зачаточно-парцеллярные ячейки, состоявшие из женщины с ее детьми и охотника-мужчины, могли иметь двоякий характер. В одних случаях таким мужчиной оказывался брат женщины, и возникала ячейка, называемая «материнской семьей». В других случаях им оказывался муж женщины, и возникала традиционализированная парная семья.
Зависело это от того, насколько отдалялись друг от друга взаимобрачные группы при полукочевом образе жизни: живя по соседству, супруги имели возможность встречаться, оставаясь в своих группах; чтобы не оказываться разобщенными большими расстояниями, они должны были селиться вместе. Первый вариант делал возможным, особенно в условиях перехода к оседлости, длительное сохранение материнского рода; второй обычно вел, особенно при длительном сохранении бродячего образа жизни, к смене материнского рода отцовским.
В обществах, где матрилинейность доминирует, линиджи, включающие здравствующих потомков родоначальницы – прародительницы по женской линии, представляют собой корпоративные группы, сообща владеющие имуществом. Брак либо вообще не заключается, либо организован так, чтобы лишить мужчину – реального отцовства детей женщины – всяких юридических прав и на неё, и на её потомство, и на её имущество. Женщина и её брачные или половые партнёры не имеют общей собственности и часто не ведут общего хозяйства, дети подчиняются брату (или братьям) матери, нередко он имеет юридический статус их отца. Очень многие властные функции в матрилинейных линиджных семьях осуществляются мужчинами – родственниками женщин, через которых прослеживается родство.
Так, например, общественный строй народа кхаси (штат Ассам, Индия) или народа мосо (Юго-Западный Китай) даже в современных условиях основан на матрилинейности. Как и родство, наследование идет только по женской линии, причем наследницей является младшая дочь, а не старшая; если она умирает при жизни матери, то ее место занимает следующая младшая дочь и так далее. За отсутствием дочерей имущество женщины переходит к младшей дочери сестры, которой в свою очередь наследует ее младшая дочь и так далее. После смерти матери остальные дочери приобретают право на долю в ее имуществе, но младшая дочь получает наибольшую долю, куда входят семейные драгоценности и родовой дом и земля» [15].
Матрилинейность народа мосо
«Это единственное место в Китае, где нет мужей и отцов. Любящие друг друга мужчины и женщины встречаются по ночам, а утром мужчины возвращаются к другим женщинам – своим матерям и сёстрам.
У всех есть свой круг обязанностей. Во главе семьи стоит старшая женщина рода, матриарх, ей принадлежит решающее слово во всех семейных делах, она распоряжается всеми финансами клана. Есть еще «хозяйка» семьи – она организует и отвечает за рутину, ежедневную жизнь. Это, как правило, самая способная из дочерей. Ее выбирают на семейном собрании – высказываются все, но окончательное решение принимает глава семьи и старший мужчина.
У мужчин народа мосо – своя важная функция: они отвечают за ритуалы, молятся о благополучии семьи, в общем, духовность – это по их части.
Язык передается из поколения в поколение, от матери-матриарха – детям.
В семье, состоящей из представителей трех поколений, старшая женщина рода – бесспорный авторитет.
Мужчина-мосо дом построит, дерево посадит и к рождению ребенка отношение иметь будет – но только до появления этого ребенка на свет. Мужчина никогда не покинет семью матери. Мужчина не занимается воспитанием своего ребенка, да и имя отца ребенку зачастую неизвестно. Но не спешите сетовать на недостаток мужского воспитания: оно есть. Воспитанием детей активно занимаются мужчины семьи – старейшины (деды по матери) и братья матери. Те самые, которые отвечают в семье за духовность.
Когда ребенку – мальчику или девочке – исполняется 13 лет, весь дружный клан мосо устраивает большой праздник в честь этого события. Раньше 13-летие было своеобразным совершеннолетием, которое означало, что ребенок теперь может вступать в приходящий брак. Теперь времена изменились, и в приходящий брак не вступают раньше 17 лет, но 13-летие по-прежнему осталось важной датой. Потому что после этой церемонии ребенок становится полноправным членом клана, к его голосу теперь будут прислушиваться все члены семьи» [16].
С переходом собственности под мужскую ответственность (механизм и причины будут рассмотрены ниже) социальная роль женщины значительно падала. Женская половина семьи теряла возможность регулировать численность семьи. Неизбежно вставал вопрос «Как обеспечивать „лишних“ членов семьи?» Ответ на этот вопрос также будет рассмотрен ниже.
Необходимо помнить, что так называемый поздний матриархат есть не что иное, как состояние, фиксирующее глубинную историческую традицию, позволяющую затянуть естественный процесс гармоничного сосуществования человека и природы как можно дольше. Все его социальные установки выполняют одну задачу: как можно полнее устранить всякую возможность развития вообще. Для этой цели и нужны элементы группового брака: отец, не знающий своих детей, не будет стремиться их дополнительно обеспечить. Этому служит и квазиобщественная собственность: все принадлежит всем и ничего никому.
Конец ознакомительного фрагмента.