20 июля 1944 года
Лето 1944-го: почти на всем протяжении фронта немецкие войска участвуют в жесточайших оборонительных боях. Солдаты-ополченцы выполняют свой долг, а народ на Родине стойко выдерживает многочисленные смертельные бомбежки жилых кварталов. Фронда офицеров считает, что на пятом году войны пришло время сделать то, что они не успели совершить во время экономического и политического подъема Германии и большого военного успеха в первые годы войны, в которые они получили от Гитлера высшие знаки отличия. Они решают попытаться убить Верховного главнокомандующего вермахтом и главу государства – Гитлера, а затем устроить путч.
20 июля 1944 года полковник граф Клаус фон Штауффенберг приносит портфель с бомбой замедленного действия в ставку фюрера «Волчье логово» в Восточной Пруссии. Во время совещания он ставит его рядом с Гитлером и исчезает так быстро и незаметно, как только может.
Бомба взрывается в комнате для совещаний среди военных – товарищей Штауффенберга, но Гитлера она не убивает. От полученных ранений умирают полковник Брандт из оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск, генерал Кортен – начальник Генерального штаба военно-воздушных сил, генерал Шмундт – шеф-адъютант Верховного главнокомандующего и стенографист Бергер. Среди многочисленных раненых числится и генерал-полковник Йодль.
Генерал артиллерии в отставке Вальтер Варлимонт, до осени 1944 года бывший заместителем начальника штаба оперативного руководства ОКВ, пишет в 1964 году («В ставке Гитлера, 1939–1945 гг.»), что этот взрыв бомбы во время совещания казался тогда «после всех ударов и ужасов, которые с начала вторжения испытали фронт и руководство вермахта, почти логичным концом…».
Этот «логичный конец» Варлимонт выдержал и стал экспертом по 20 июля на телевидении… Были ли его четыре изувеченных товарища также «почти» убеждены в «логичности» такого конца?
Очевидец Варлимонт описывает в книге свои впечатления следующим образом: «В одно мгновение мирная картина превратилась в сцену бедствия и разрушения. Там, где еще совсем недавно беседовали люди и лежали какие-то вещи, теперь раздавались стоны раненых, доносился запах гари и в воздухе летали обгоревшие клочки карт и документов. Люди с трудом поднимались на ноги, пошатываясь, медленно двигались к окнам и старались выбраться наружу. Затем уцелевшие поняли: срочная помощь требуется в первую очередь полковнику Брандту, всеми уважаемому офицеру Генерального штаба, который с раздробленной ногой тщетно пытался подняться к окну и покинуть ужасное место.
Снаружи, где потерпевшие, бледные и испуганные, собирались вместе, внешне не получившие никаких повреждений люди помогали раненым до приезда санитарного автомобиля. А человек, которому предназначался этот удар, покинул строение гораздо раньше, опираясь на руку Кейтеля. Он не получил ранений. Порвались лишь его черные штаны.
Потом, уже оправившись от первого шока и убедившись, что взрывов больше не будет, автор отправился обратно в комнату для совещаний, чтобы по возможности спасти ценные документы. Затем силы оставили его. Он почувствовал головокружение и шум в ушах. Потребовалась помощь водителей и ординарцев, которые, как истинные немецкие солдаты, безраздельно преданные своей Родине, были готовы ее оказать».
К сожалению, в этих сведениях, приведенных Варлимонтом, есть кое-что нелогичное и неясное: какие документы и от кого хотел он спасти? Пожар не распространился дальше, а место взрыва было оцеплено и тщательно охранялось. Сумел ли Варлимонт спасти ценные документы, которые, естественно, имели отметку о секретности? Где он их оставил? После покушения были выставлены внутренний и внешний «круг оцепления». Каждый, кто хотел выбраться наружу, должен был пройти тщательную проверку. Почему Варлимонту потребовалась помощь «водителей и ординарцев»?
Эти пробелы и неясности в выпущенных в 1964 году мемуарах так образцово исполнявшего свой долг «второго человека» в штабе оперативного руководства Йодля очень досадны. Противоречивы и некоторые другие данные в его мемуарах, в которых он потом в своем лишь ему свойственном стиле «поквитался» со своим бывшим шефом – повешенным в Нюрнберге генерал-полковником Йодлем.
Сразу же после рассказа о взрыве бомбы 20 июля 1944 года он пишет, какие мысли пришли ему тогда в голову: «Вопрос «Почему произошло покушение на убийство?» стоял не первым. Слишком часто возмущение, порождаемое несчастьями, которые военное руководство фюрера вермахтом, народом и страной навлекало на отечество, таило в себе искушение воплотить в жизнь эту смутную мысль».
Даже Варлимонт, который, несмотря на свою «бесцветность», полагал, что делал в ставке фюрера все гораздо лучше, чем Йодль, конечно, когда ему это позволяли, как заместителю руководителя штаба оперативного руководства, пусть только в «смутных мыслях», но тоже «слишком часто» сам думал о покушении на убийство. В одной из глав книги он пишет, что крайне возмущен тем, что после покушения каждый его шаг тщательно контролировался и его собственный руководитель, Альфред Йодль, ему не доверял. Казалось, будто бы Йодль умеет читать чужие мысли.
Эту нелогичность каждый волен толковать по-своему: Варлимонт признает «смутность мысли» о покушении на Гитлера и его приближенных, но спустя некоторое время жалуется на надзор за собой, который начался после 20 июля.
Чтобы завершить портрет этого офицера и «второго человека» после Йодля, который в своих эгоцентрически написанных мемуарах разобрал по косточкам генерал-полковника Йодля, здесь нужно процитировать известного британского историка Дэвида Ирвинга. В своем интересном докладе «Нюрнберг. Последняя битва» (Мир в воскресенье. 1971. 10 октября) после изучения тайных бумаг и личных записей главного обвинителя от США в Нюрнберге главного судьи Роберта Х. Джексона он пишет следующее:
«Что касается главных обвинителей, то несколько немцев продемонстрировали пример их национальной одаренности, работая на другую сторону. Генерал Варлимонт выдвинул американцам подробнейшие предложения о том, как следует вести процесс. Говорят, что Гизевиус даже по данным документов, которые автор лично видел, от руки составил список из 24 генералов, которых, по его мнению, должны были обвинить в военных преступлениях, среди них оказались его начальники в ОКВ: фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль (Гизевиус работал в военной разведке в ОКВ)».
Гизевиус, один из главных свидетелей обвинения в Нюрнберге, во время войны был американским агентом внутри абвера, которым руководил адмирал Канарис. Волк в овечьей шкуре около «волчьего логова» ставки фюрера, Гизевиус был штатским человеком…
…Варлимонт был немецким генералом и с начала войны до осени 1944 года заместителем руководителя штаба оперативного руководства. В сентябре 1944 года был снят с занимаемых постов, переведен в «запас ОКХ» и с этого времени больше не призывался на службу. Во время суда Линча в Нюрнберге, к облегчению победителей, изобличил своего шефа, генерал-полковника Альфреда Йодля.
Варлимонт и Гизевиус – два приведенных Дэвидом Ирвингом примера «национально одаренных людей, работающих на другую сторону».