Глава 3
Я вошел в комнату, когда все уже было кончено. Нужно было видеть лицо Михалыча, чтобы понять, как опрометчиво поступили наши ребята, наделав столько дырок в Коробке. Но Михалыч на то и командир, чтобы ничего не говорить. Все должны были и так понимать, что с убитого бандита мы ничего не возьмем. И даже не узнаем, кто был тот неизвестный «интеллигентик», сиганувший с пятого этажа.
По большому счету, операция была проведена успешно. У нас был один легкораненый, а из четверых бандитов трое были убиты и один тяжело ранен. Только у самого Михалыча был другой счет. Убить человека несложно, любил он говорить. Наша задача – расколоть человека, чтобы он остался жив и выдал нам свои связи, явки, адреса. А это потруднее, чем стрелять по движущейся мишени. И хотя ребята, по существу, спасали жизнь самого подполковника, было видно, что он недоволен такой скорострельностью своих офицеров.
Байрамов увел Дятлова, чтобы отвезти его в больницу, а Леня Маслаков спустился вниз, намереваясь встретить врачей и сотрудников прокуратуры. Там уже стоял капитан Петрашку, безучастно смотревший на труп самоубийцы. А майор Зуев успокаивал соседей, высыпавших на лестничную клетку, напуганных взрывами и выстрелами. У майора всегда хороший контакт с людьми, и он умеет убеждать, люди верят, глядя в его голубые светлые глаза, что ничего страшного не случилось.
После того как уехала машина «Скорой помощи», мы остались в квартире впятером. Подполковник Звягинцев, Хонинов, Аракелов, Бессонов и я. Признаюсь, что из всех ребят нашей группы я меньше всех склонен общаться с Хониновым. Он какой-то бешеный, глаза вечно дикие, словно в любую секунду он может сорваться и начать стрелять тебе в спину.
– Ребята, нужно здесь пошарить до приезда прокуратуры, – распорядился Михалыч, – посмотрите, может, что-нибудь найдем. Вернется Зуев, пусть вам поможет. Он более внимательный. А мы с Никитой спустимся вниз. Нужно выяснить, почему этот тип так быстро выпал в окно. И придумать какое-нибудь объяснение для нашей журналистки. – Хонинов кивнул. Я представил себе, как он будет «шарить», и улыбнулся. Он просто перевернет весь дом, переломает мебель и в лучшем случае найдет трамвайный билет за прошлый месяц. Такая работа не для него. Вот прыгнуть с крыши на балкон или первым ворваться в квартиру, полную вооруженных людей, – вот здесь он незаменим. Но, похоже, Михалыч даже хочет, чтобы он немного погромил все вокруг, а то все выглядит слишком благопристойно, и это при трех трупах. А вот Зуев, наоборот, найдет даже обгоревшую спичку. Он внимательный и всегда спокойный. Наверное, наш отряд и добивается успехов потому, что в нем есть такие «психопаты», как Хонинов и Петрашку, и такие «роботы», как Зуев и Маслаков.
Мы спустились вниз и подошли к Иону, который уже успел обыскать самоубийцу. Рядом стояли двое ребят из «воронка». Их услуги нам не понадобились, но ребята отгоняли посторонних, которых в эти утренние часы было довольно много. И эта пигалица, которую вообще не нужно было брать с собой, уже достала фотоаппарат, но Ион довольно невежливо толкнул даму, показывая, что снимать запрещено. Хорошо еще, что она поняла, иначе Петрашку сломал бы ее фотоаппарат. Это не тот человек, которого могут тронуть женские слезы. На часах был уже четвертый час утра, когда мы подошли к самоубийце. Увидев нас, Ион поднялся, протягивая пачку документов.
– Больше ничего не было, – коротко доложил он, – только эти документы и деньги. Но денег было много.
– Сколько?
– Восемь тысяч долларов.
– Много, – согласился Михалыч, внимательно читая документы. Нужно было видеть лицо Михалыча, чтобы понять, интересно читать это удостоверение или неприятно. Во всяком случае, лицо его стало очень неприятным, таким оно бывает, когда кто-то из бандитов начинает нагло себя вести. Я еще не понимал, в чем дело, когда он, присев на корточки, посмотрел на лежавший перед ним труп и тихо спросил: – Как думаешь, почему он решил выброситься из окна?
– Не знаю. Может, чего-то испугался.
– Вот-вот. Мне тоже интересно, чего он так мог испугаться?
– Может, не хотел, чтобы мы знали о его связях с бандитами.
– Из-за этого он выбросился? – недовольно взглянул Звягинцев. – Ты можешь придумать правдоподобное объяснение, пока не приехали сотрудники прокуратуры? Или мне нужно будет предъявлять им эти документы? – Он поднялся на ноги. Ион встал рядом, не решаясь ничего сказать.
Конечно, мне нужно было спросить, что они такого прочли в этих документах, но я знал негласные правила нашей группы. Все вопросы задаются потом, после завершения операции. А вот эта дотошная журналистка снова вылезла.
– Можно узнать фамилию погибшего? – Петрашку уже открыл рот, чтобы сказать ей все, что он о ней думает, обо всех писаках и вообще обо всех женщинах, но Михалыч его опередил:
– Пока мы не разобрались до конца. А задавать лишние вопросы не нужно.
Журналистка кивнула, понимая, что действительно лучше иногда промолчать. Михалыч обернулся к стоянке автомобилей: там стояло не меньше ста – ста пятидесяти автомобилей.
– Он говорил, что приехал на автомобиле, – задумчиво произнес Михалыч. Даже я догадался, что нужно было делать. Хотя всегда считал себя немного тугодумом. Петрашку тоже все понял. Он посмотрел в сторону стоянки, потом разжал кулак, где были ключи.
– Проверим, – предложил он мне.
– Только быстро, – посоветовал Звягинцев, – а я постараюсь что-нибудь придумать для прокуратуры. – Он не успел это сказать, как мы побежали в сторону стоянки. Но все же услышали, как журналистка спрашивает у подполковника:
– Можно мне с ними?
Наверно, Михалыч ей доходчиво объяснил, какая она абсолютная дура, иначе я не знаю, чем бы все это кончилось.
– Кто этот погибший? – спросил я Иона, когда мы спешили к стоянке.
– Сотрудник Кабинета Министров, – зло ответил тот, – его фамилия Скрибенко. Интересно, что он здесь делал в два часа ночи. Посмотрим его машину.
Ничего себе перспектива, подумал я. Хотя особенно и не удивился. За столько времени в отряде я такого насмотрелся. И прокуроров-сволочей навидался, и милиционеров-иуд. Да и ответственные лица тоже попадались. Время сейчас такое бандитское, когда не ворует и не убивает только ленивый. Я так себе представляю все, что случилось с нашей страной. Триста лет Романовы копили ценности, а потом большевики крикнули: «Грабь награбленное!» Только быстро спохватились: крестьян вместе с землей загнали в колхозы, фабрики рабочим никогда и не принадлежали, а все богатство и ценности прибрала к рукам сама родная партия. И так продолжалось семьдесят лет.
А потом появился Горбачев, который решил что-то изменить, но у него ничего не получилось. Как не получается у новичка-водителя, впервые севшего за руль гоночной машины. Машину он разбил, а его самого прогнали. И вот тогда пришли настоящие хозяева. Во всех республиках. Они быстро сообразили, что все собранное коммунистами можно разграбить. Причем первыми сообразили сами коммунисты, вернее, их вожди, лучше других знавшие, как много ценностей накоплено за эти годы и как их удобно воровать. Вот тогда и начался раздел Советского Союза. А потом и повальное воровство. И самое страшное воровство было у нас, в России. В других государствах хоть худо-бедно появились диктаторы, которые все контролировали. В Прибалтике вообще было царство справедливости, там такого воровства не допустили, хотя попытки были. А вот чем ближе к югу… И у нас в Первопрестольной, да и по всей России снова раздался клич «Грабь награбленное!». И все ринулись грабить. Что из этого получилось, все знают, а некоторые до сих пор считают, что иначе было нельзя. Получалось перераспределение накопленных средств. Лучше бы спросили у нас, мы бы им рассказали про «перераспределение». На самом деле, если раньше воры были в самом низу, теперь они оказались на самом верху, и в этом было все «перераспределение». Но вообще-то политика не мое дело. Мое дело – ловить бандитов. И поэтому я не особенно удивился, когда услышал про этого ответственного господина из Кабинета Министров.
Мы подошли к стоянке, и дежурный лениво вылез из своей сторожки, явно не намереваясь помогать нам. Но с Ионом Петрашку такие номера не проходят. Он толкнул заспанного парня с такой силой, что тот отлетел и после этого готов был вместе с нами проверять все машины. Мы и начали их проверять. Парень заступил недавно и не знал, какая машина подошла позже других. Но зато он знал, что рядом со стоявшими у ограды автомобилями нельзя ставить другие машины, так как те могут выехать в любую минуту, даже ночью. Поэтому наша задача намного облегчилась, и среди восьми автомобилей мы быстро нашли светлую «Волгу». Ключ подошел, и мы открыли автомобиль. Ничего интересного внутри не было. Ион действовал бесцеремонно: достал нож и орудовал им безо всякого стеснения. В бардачке мы ничего не нашли, кроме каких-то талонов, связки ключей, наверно, от квартиры.
В багажнике, кроме запасного колеса, лежало еще одно колесо и две канистры бензина, словно водитель готовился совершить путешествие вокруг света на своей «Волге». Мы в последний раз осмотрели салон автомобиля, проверили даже пепельницы. Мы уже собирались уходить, когда Ион достал аптечку. Она была необычайно тяжелой. Это нас насторожило. И мы уже не очень удивились, когда внутри оказались деньги. Плотно уложенные пачки стодолларовых купюр. Мы пересчитали их. Здесь было ровно восемь пачек. Восемьдесят тысяч долларов. Нужно было видеть лицо охранника этой стоянки. По-моему, он даже пожалел, что спал на посту. Теперь он будет проверять все машины, но второго такого случая у него не будет.
Забрав деньги, мы пошли к дому. Там уже грузили труп. Аракелов был рядом, Михалыч приказал ему ехать в морг. Это тоже была наша традиция. Ни один труп, ни один раненый не должен был уехать с места происшествия без нашего человека. Это была правильная тактика, и мы в этом не раз убеждались… Сверху принесли еще двоих убитых, а испуганные соседи не могли понять, что случилось. Зуев уверял всех, что ничего страшного не произошло. А из дома вынесли три трупа. Никто не думал, что все так получится. И тот, который выбросился из окна, не должен был делать этого. И сам Коробок сегодня ошибся последний раз в жизни. Он обязан был знать, что нельзя стрелять в сотрудников спецназа, тем более в нашего Михалыча. Но, наверно, подполковник сильно достал его, если Коробок решил нарушить традицию. Он ведь точно знал, что после этого живым из квартиры не выйдет. Это в кино бывает, когда убивают товарища, а другие сотрудники мужественно терпят, передавая бандита в руки правосудия. В нашей группе такого нет. Во-первых, мы вообще не верим в правосудие, и тем более в наше правосудие. Во-вторых, в случае смерти любого из наших товарищей мы становимся неуправляемыми. И не только «бешеные» Петрашку или Хонинов, но и все остальные. Мы бы разрезали Коробка на мелкие кусочки, устроили бы ему показательную казнь, но живым он бы все равно не ушел. И об этом знают все бандиты, с которыми мы сталкиваемся. А тот, кто стреляет, тоже знает, что с этой секунды он мишень. Мишень для всех сотрудников нашего отряда.
Конечно, про деньги говорить сразу нельзя. Особенно при этой журналистке. И почему только мы согласились взять ее с собой? Ведь знали заранее, что с Коробком будут неприятности. Просто Михалыч стольким журналистам отказывал, что, видимо, решил наконец взять эту с собой. И так неудачно взял. Теперь она напишет о героических буднях милиции и кровавых перестрелках, так ничего толком и не разузнав.
Когда мы поднимались в квартиру, там уже слышались громкие голоса. Здесь была территория Кочетова. Того самого прокурора, который всегда портил нам кровь и с которым вечно у нас были проблемы. Он, наверно, и сейчас приехал, узнав о случившемся. Три трупа – это его конек. Он теперь нам все припомнит. Уже на пороге квартиры я услышал его резкий, неприятный голос. И переглянулся с Ионом. Вообще-то лишние слова ни к чему. Все можно сказать и взглядом. Капитан понял мой вопрос. Он спрятал деньги в аптечку, старательно уложив все пачки. И только после этого мы вошли в квартиру. Там действительно находился Кочетов и три работника прокуратуры. И зачем только прокуратура вечно сует свой нос туда, куда не надо. Лучше бы искали нарушения в других местах. Общий надзор у них еще никто не отнимал.
– Вы не имеете права устраивать здесь кровавые побоища, – гневно говорил прокурор, – и не нужно оправдывать свои действия, подполковник. Мне и так понятно, что вы слишком часто применяете оружие там, где его применение не диктуется необходимостью. – Это он говорит нам в пятом часу утра, когда мы только что обезвредили группу особо опасных рецидивистов во главе с Коробком и потеряли одного товарища, раненного в руку. Хорошо еще, что Михалыч более выдержанный, чем Сергей Хонинов или Ион Петрашку. Иначе другой на его месте просто послал бы этого прокурора подальше. И был бы абсолютно прав.