Екатерина Великая
Екатерина Алексеевна, Великая, до замужества принцесса София-Августа-Фридерика Ангальт-Цербстская (родившаяся в Штетине 21 апреля 1726 года), приехала в Россию в 1745 г. и вышла замуж за наследника престола, сына Анны Петровны, герцога Шлезвиг-Голштинского,
Карла-Петра-Ульриха, который принял цравославие и назван Петром Федоровичем. Царствование Петра III было непродолжительно. При Екатерине Великой происходили войны с Турцией, окончившиеся присоединением к России Крыма и земли между реками Бугом и Днестром.
При Екатерине совершился раздел Польши и присоединение северо-западного и юго-западного края.
При Екатерине Великой Россия разделена была на губернии; произошло много преобразований в экономическом и политическом строе государства, многое было сделано и для народного образования.
После продолжительного и плодотворного царствования Екатерина II скончалась, 6 ноября 1796 года.
Графиня Браницкая, заметив, что Екатерина II, против обыкновения, нюхает табак левою рукою, пожелала узнать причину.
Екатерина ответила ей:
– Как царь-баба, часто даю целовать руку и нахожу непристойным всех душить табаком.
Один сенатский регистратор, по рассеянности, изорвал вместе с другими ненужными бумагами указ, подписанный императрицей. Заметив свою ошибку, он пришел в ужас и, в отчаянии, решился на довольно смелый поступок: он отправился в Царское Село, где находилась тогда императрица, забрался в дворцовый сад и, засев в кустах, с замиранием сердца ожидал появления государыни. Прошло несколько томительных часов, пока громкий лай двух левреток возвестил несчастному чиновнику приближение Екатерины. Регистратор вышел из своей засады на дорожку и стал на колени.
– Что ты за человек? – спросила императрица.
– Я погибший, государыня, – отвечал он, – и только Вы одна можете спасти меня.
– В чем же состоит твое дело?
Регистратор подал ей разорванные куски указа и откровенно сознался в своей рассеянности и неосторожности.
– Ступай домой, – сказала императрица, – а завтра в этом месте и в этот же самый час ожидай меня.
На другой день, встретив чиновника, Екатерина подала ему новый, подписанный ею указ, и промолвила:
– Возьми, вот тебе другой указ; беда твоя миновала; отправляйся скорее в типографию, да смотри, никому не сказывай об этом происшествии, иначе тебе достанется от обер-прокурора.
Однажды, при обыкновенном выходе, представился ко двору генерал Федор Матвеевич Шестаков, служака времен Елизаветы Петровны, человек престарелый, но простой, и давно, а может быть, и никогда не бывший в столице. Разговаривая с ним, императрица Екатерина II к чему-то сказала:
– Я до сих пор вас не знала.
– И я, матушка, – отвечал он, – вас не знал.
На это она, едва удерживаясь от смеха, промолвила:
– Да как и знать меня, бедную вдову!..
Екатерина II обыкновенно вставала в 6 часов утра, и чтобы никого не беспокоить, зимою сама зажигала дрова в камине, потом садилась за письменный стол и занималась делами. Однажды, взглянув нечаянно в окно, выходившее на задний двор, она увидела старушку, которая гонялась за курицею и не могла поймать ее.
– Что это за старушка, и что это за курица? – спросила она, призвав дежурного камердинера, и послала узнать об этом. Ей принесли ответ:
– Государыня, эта бедная старушка ходила к своему внуку, который служит поваренком на придворной кухне. Он дал ей эту курицу, которая выскочила у нее из кулечка.
– Да этак, глупенький, он измучит свою бабушку. Ну, если она так бедна, – давать ей из моей кухни всякий день по курице, но битой.
Старушка до конца своей жизни пользовалась этою милостью Екатерины.
В один из торжественных дней, в которые Екатерина всенародно приносила в Казанском соборе моление и благодарение Господу Богу, небогатая дворянка, упав на колени пред образом Божьей Матери, повергла пред ним бумагу. Императрица, удивленная таким необыкновенным действием, приказывает подать себе эту бумагу и что же видит? Жалобу Пресвятой Деве на несправедливое решение тяжбы, утвержденное Екатериной, которое повергает просительницу в совершенную бедность. "Владычица, – говорит она в своей жалобе, – просвети и вразуми благосердную нашу Монархиню, да судить суд правый". Екатерина призывает просительнице через три дня явиться к ней во дворец. Между тем требует из сената ее дело и прочитывает его с великим вниманием.
Прошли три дня. Дама, принесшая жалобу Царице Небесной на царицу земную, является; ее вводят в кабинет; с трепетом приближается она к императрице.
– Вы правы, – говорит Екатерина, – я виновата, простите меня: один Бог совершен; и я, ведь, человек, но я поправлю мою ошибку! Имение ваше вам возвращается, а это (вручая ей драгоценный подарок) примите от меня и не помните огорчений, вам нанесенных.
Екатерина не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрена Даниловна, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к государыне, звала ее сестрицей и рассказывала о городских новостях и слухах.
Слова ее нередко принимались к сведению. Однажды Матрена Даниловна, питая почему-то неудовольствие на обер-полицмейстера Рылеева, начала отзываться о нем дурно.
– Знаешь ли сестрица, – говорила она императрице, – все им недовольны; уверяют, что он не чист на руку.
На другой день Екатерина, увидав Рылеева, сказала ему:
– Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из зимних запасов твоих; право, сделай это, только не говори, что я присоветывала.
Рылеев не понимал, с каким намерением императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и т. п. Все это было принято весьма благосклонно.
Через некоторое время императрица сама начала в присутствии Матрены Даниловны дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.
– Ах нет, сестрица, – отвечала Матрена Даниловна, – я перед ним виновата, ошиблась в нем: все твердят, что он человек добрый и бескорыстный.
– Да, да, – возразила царица с улыбкой, – тебе нашептали это его гуси и утки. Помни, что я не люблю, чтобы при мне порочили людей без основания. Прошу впредь быть осторожнее.
Марья Савишна Перекусихина рекомендовала Екатерине II одного человека в услугу, который и был принят ко двору.
Раз государыня гуляла в Царскосельском саду, взяв с собой этого человека. Найдя какого-то червяка, она взяла его на ладонь и дивилась, отчего он сделался вдруг недвижим, и всячески старалась оживить его. Она обратилась к человеку с вопросом: не знает ли он, как привести червяка в движение?
– Знаю, Ваше Величество, – отвечал тот, – стоит только… – и он плюнул на червяка.
В самом деле, червяк оживился, и слуга нисколько не догадывался, что сделал большое невежество. Императрица отерла руку, не показав ни малейшего неудовольствия, и они возвратились во дворец, как бы ничего не произошло особенного. Только после государыня заметила Марье Савишне, что она доставила ей прислугу не слишком вежливого.
Раз, не находя в своем бюро нужной бумаги, Екатерина позвала камердинера своего Попова и приказала всюду искать бумагу. Долго перебирали все кипы. Екатерина сердилась. Попов хладнокровно доказывал, что она сама куда-нибудь замешала бумагу, что никто у нее со стола не крадет, и что она напрасно на него сердится. Неудачные поиски и рассуждения камердинера привели императрицу в такой гнев, что она выгнала Попова из кабинета. Оставшись одна, она снова начала пересматривать каждый лист и, наконец, нашла нужную бумагу. Тогда государыня приказала позвать Попова; но он не пошел, говоря:
– Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала.
– Досада моя прошла, – сказала Екатерина, – я более не сердита; уговорите его прийти.
Попов явился.
– Прости меня, Алексей Степанович, – ласково промолвила императрица, – я перед тобой виновата.
– Вы часто от торопливости на других нападаете, – угрюмо отвечал Попов. – Бог с вами, я на вас не сердит.
Рылеев, петербургский обер-полицмейстер, по окончании своего доклада о делах, доносит императрице, что он перехватил бумагу, в которой один молодой человек поносит имя Ее Величества.
– Подайте мне бумагу, – говорит она.
– Не могу, государыня: в ней такие выражения, которые и меня приводят в краску.
– Подайте, говорю я, – чего не может читать женщина, должна читать царица.
Развернула, читает бумагу, румянец выступает на ее лице, она ходит по залу, и гнев ее постепенно разгорается.
– Меня ли, ничтожный, дерзает так оскорблять? Разве он не знает, что его ждет, если я предам его власти законов?
Она продолжала ходить и говорить подобным образом, наконец, утихла. Рылеев осмелился прервать молчание.
– Какое будет решение Вашего Величества?
– Вот мое решение! – сказала она и бросила бумагу в огонь.