Новое имя
Григорий Егоркин
Лёшкина лёжка
Ах, как трель птичья громко
Над излучиной всей!..
Зной.
Нейтралка.
Зелёнка.
Где-то там – Алексей.
Улыбается Лёшка
С погонялом Шахтёр:
Вышла славною лёжка,
Не заметишь в упор.
За спиною крапивы
Непролазной пласты,
Слева – старая ива,
Справа – топь и кусты.
Он лежит, незамечен,
За пожухлой травой,
Утром даже кузнечик
Не учуял его:
Выгнул длинные ножки
И присел у лица.
Следом – жук мимо Лёшки,
Не взглянул на бойца.
Терпеливый он, Лёшка,
Целый день недвижим.
Муха, бабочка, мошка…
Безразличен он им.
Что ж, они не в разведке,
Как Шахтёр. Рядом чиж
Бойко скачет по ветке.
Ну чего ты свистишь?
Твои песни некстати
В этот час, потому –
Что он нынче в засаде,
Не до песен ему!
Должен он, не филоня,
Передать в штаб о том,
Сколько пушек в колонне.
Ну а песни – потом.
…Резко вздрогнули плечи,
Стало сухо во рту…
Снайпер – он не кузнечик,
Углядит за версту.
Ночь.
Излучина.
Лёжка утопает в тиши.
Чиж умолк. Только мошка
Продолжает кружить.
Вот такое кино
Тут звенит звонок? Едва ли.
И линеек нет давно.
В школе, в простеньком спортзале,
Смотрят мальчики кино.
Не за деньги смотрят – даром,
Не за рупь, не за мильён.
Школа – месяц как казарма,
А в казарме батальон.
На полу расселись прямо,
Без претензий, без обид.
На экране – Шварц с Ван Даммом,
Сигал,
Ли,
Сталлоне,
Питт…
Здесь нельзя быть не в экстазе,
Не открыть в восторге рот.
Как Арнольд врагов дубасит!
Как злодеев рвёт Жан Клод!
Брэд замочит всех в округе,
У него есть огнемёт.
Ну а Стивен из базуки
Обезвредит целый взвод.
То и дело фразы с места
(Знать, бойцы вошли во вкус):
«Я балдею от Сильвестра!»,
«Зацени, что сделал Брюс!».
Будет в плеере крутиться
Старый диск за часом час,
А кумиры биться, биться…
А потом придёт приказ:
«Бой… Прорыв у террикона…
Где разведка, мать её?..
Град…
Обстрел…
Бронеколонна…
Батальон, подъём! В ружьё!»
Слышишь из-за поворота
Этот скрежет, этот гуд?
Без базук, без огнемёта
Там мальчишки танки жгут.
Я – наган
Я был рождён как пистолет –
Не саблей, не пращой.
Мне очень-очень много лет,
Да, мне уже за сотню лет,
Но послужу ещё.
Ведь, как и прежде, мой курок
Изгибом крут и зол,
Не сточен временем боёк,
Стальной проверенный боёк,
И смазан маслом ствол.
Я помню ночь на тыщу ватт
И день черней угля,
И в брата шлёт три пули брат,
Свинцовых пули – в брата брат,
Он из меня стрелял.
В подвале штаба Колчака
Я метился в шинель
Седого дядьки из ЧК,
Казак сказал, что из ЧК.
Все пули – точно в цель.
Что дальше? В памяти забор,
Норильск, барак, февраль…
Когда чуть сзади и в упор,
В затылок – резко и в упор,
Промажете едва ль.
Теперь я стар. Но я солдат
И вот о чём прошу:
Хочу туда, где целит брат,
Сегодня в брата целит брат.
Я честно послужу!
Гуманитарка
«Разбирай, братва, подарки!» –
Слышен крик.
«Это к нам с гуманитаркой
Грузовик».
Нервный смех у ополченья –
До слезы.
Ладно б тонны две печенья,
Колбасы.
Пусть газводы – «Буратино»
И «Дюшес»,
Пусть сгущёнка, буженина,
Майонез.
Ну, варенье, ну, бананы,
Кетчуп, сыр,
Помидоры, баклажаны,
Ну, кефир.
Хрен с ним, выпьем. То же – с чаем,
Выпьем квас…
Но тампоны получаем
В первый раз.
Это ж, братцы, непорядки,
Стыд и срам!
Глядь: а там ещё прокладки –
Что для дам.
Вот бы знать до подноготной,
Чья вина,
Но берёт тут слово ротный
Старшина:
«Хватит ржать, не на концерте,
В рот фугас!
Я ж для вас старался, черти,
Мой заказ.
Чтоб иметь сухою пятку,
Богатырь,
В берцы стелькой ложь прокладку,
Когда сырь.
Хоть кого о том спросите,
Дикарьё.
А тампоны берегите
Для боёв.
Миной кроют – не до цирку,
Есть закон:
Прилетит в тебя – ты в дырку
Суй тампон.
Вы ж, ребята, не в горпарке,
Тут война…»
Знает толк в гуманитарке
Старшина.
Разговор с пленным
Он приткнулся в углу, на матрасах –
Молодюсенький, двадцать не дашь.
Бинт на шее, синяк возле глаза
И в засохшей грязи камуфляж.
Миска с кашею.
Кружка с водою.
На часах – с карабином казак.
«Эй, герой! Со вчерашнего боя?»
Приподнялся малой:
«Точно так».
Неприютна у хлопца фатера,
Свет скупой из-под самых стропил…
«Получается, из БТРа
Ты по мне разрывными лупил?
Дело прошлое – всей нашей роте
Было жарко от вашей брони».
Пожимает плечами:
«Выходит,
Я стрелял по тебе. Извини.
Но и вы наподдали рассолу,
С двух «шмелей» взяли нас на прицел.
Вот тогда и убило Миколу,
А Толян в БТРе сгорел».
Зуб за зуб или око за око…
Так, кажись, испокон говорят?
В том бою потеряли мы Дока
И трёхсотыми пару ребят.
Дать за Дока бы в лоб со всей дури,
Так домой Док хотел к декабрю!
Держит что-то однако.
«Закурим?»
Виноватый смешок: «Не курю».
Не идёт разговор. Между нами
Боль.
Война.
Окаянные дни…
«Мне б короткий звонок… Мне бы маме…»
Достаю телефон: «Позвони».
На привале
Чудно:
Считали, что покатит,
А взяли к ночи с гулькин шиш.
Взвод закрепился в старой хате,
Сарай сараем, а поди ж…
На крыше толь, на стенах глина,
Ворота вкось… Но боже мой:
В углу, у койки, – пианино.
Откуда?
Как?
Кому?
На кой?
Притих устало ратный табор,
Когда привал, – какой азарт?
От печки хриплый бас начштаба:
«Отставить сон. Давай, Моцарт!»
Не увильнёшь, коль старший в теме,
Коль знает он про твой талант.
Вздохнул боец в потёртом шлеме,
Артём.
В той жизни – музыкант.
А в этой – снайпер он. От бога,
Как говорится, высший сорт.
Сел Тёма, клавиши потрогал.
Аккорд, другой, ещё аккорд…
Чудно:
Рахманинов – в сарае!
Гудит начштаб, усами рыж:
«Вон что, зараза, вытворяет!
Всего семь ноток, а поди ж…»
Не счесть талантов у артиста,
С таким на службе благодать.
Ему что сбацать чардаш Листа,
Что часового с вышки снять.
Бьёт в точку – если без помехи,
Будь цель в окопе, будь в траве…
Там, где приклад у эсвэдэхи,
Зарубки.
Счётом – тридцать две.
Дым у ставка? Шумок в низине?
Шмальнёт разок – в низине тишь.
Чудно:
Патронов в магазине
Десяток только.
А поди ж…
Про пулю
На гражданке оно как?
Коль собака, значит, Жуля.
А на фронте всё не так,
Псина здесь зовётся Пуля.
Пульку взяли в танк щенком,
С ней в прорыв, с ней отступали…
Не была б она с хвостом,
«Дочь полка» её б назвали.
Пёс иной: сработал Град –
Тут же рёв а-ля белуга.
Пуля – нет, иной расклад,
Боевая вышла сука.
Смерч ударил в капонир?
Где-то залпы Урагана?
Перелёты от Рапир?..
Пуле всё по барабану.
Да и то: военный стаж
У собачки стал богатым.
Но когда она – в блиндаж,
Значит, кроют сто двадцатым.
Ухмыльнётся часовой:
Что такого в вое минном?
А она под этот вой
Вспоминает дочку с сыном.
…Был апрель. Был вечер тих.
И под хатой малоросской
Принесла она двоих:
Тот – с пятном,
А та – с полоской.
Ух, и тешился народ,
Сам майор включился даже:
«Поздравляю славный взвод
С пополненьем экипажа!»
Дальше – мощный артналёт,
Два часа в чумном угаре,
Бил тяжёлый миномёт.
Как понять, куда ударит?
Утро.
Греется мотор.
Прикопав кутят у кадки,
Пот с лица смахнул майор:
«Не люблю я стодвадцатки».
Над колонной след ракет,
Танки, взвыв, вперёд рванули.
В башне, где боекомплект,
На брезенте плачет Пуля.
Храни меня…
Ядрён комбатов перегар:
«Брат, касок нет совсем.
Трофейный, вроде, был кевлар,
Поглянь у ПКМ.
Ну что, берёшь?»
Беру, комбат,
Кевлар бойцу броня.
А там три слова – где подклад:
«Христос храни меня».
И кто же, палец сняв с курка,
На каске жёг тавро?
Андрей, наводчик «василька»?
Телефонист Петро?
Максим ли, Ян крестили лоб
Под гуд свинцовых ос?
Шептали, падая в окоп:
«Храни меня Христос».
Витёк-танкист,
Тарас-начкар,
Корректировщик Стас…
Кому из них помог кевлар?
Кого из них не спас?
Где ты жужжишь, моя оса,
Отсчитывая дни?
Трофей надвину на глаза:
«Христос меня храни».