26
Лондон. Среда, 9 ноября 1994 года
Джейк Силс, держа в руках полиэтиленовый пакет, который служил ему атташе-кейсом, вышел из лифта на шестом этаже, пересек пустынную приемную, ввел в специальное устройство свою электронную карточку, набрал в дверном замке код допуска и уверенно двинулся по коридору к своей лаборатории. Единственным звуком было поскрипывание его резиновых подошв, шипение воздуха в кондиционерах и ровный гул, похожий на жужжание пойманного насекомого, который издавал неисправный флуоресцентный светильник.
Он зевнул, испытывая такую свинцовую усталость, словно принимал какое-то лекарство и его воздействие еще сказывается. При такой усталости надо быть особенно осторожным. Он знал, что дорожные происшествия случаются, когда человек именно в таком состоянии. Он остановился рядом с висящим на стене огнетушителем: резкая боль, пронзившая мышцу на лбу, заставила его вздрогнуть. Боль была какой-то новой, он никогда раньше такой не испытывал, и это удивило его. Она снова уколола его, и Джейк хлопнул рукой по голове; он испытывал ощущение, что какое-то насекомое размером с уховертку ползет под кожей как раз над бровями.
Это усталость, вот и все. Ну до чего дерьмовое состояние, когда устал до мозга костей, подумал он, снова глубоко зевая и глотая воздух, опасливо посматривая в обе стороны длинного коридора. Ни в кабинетах, ни в лабораториях свет не горел, освещен был только коридор. Как он и надеялся, этаж был безлюден; он полагал, что, если не считать охранников внизу и нескольких инженеров-компьютерщиков ночной смены, в эти ранние утренние часы во всем здании никого нет.
На его часах 5:35. Мисс Баннерман будет здесь с минуты на минуту. Если повезет, у них будет полных два часа, прежде чем кто-то появится. Времени достаточно. Он поежился и растер зябнущие руки. Снаружи стоит утренний холодок, да и тут не теплее. Датчики теплосистемы должны уловить его присутствие и подкорректировать термостат; через несколько минут станет тепло.
Он зашел в свой маленький кабинет в дальнем конце коридора, в котором вместе с разместившимся в нем письменным столом, компьютерным терминалом, телефоном и бумагорезкой почти не оставалось свободного места. Джейк положил свой пластиковый пакет на единственный стул для посетителя. В воздухе стоял привычный утренний запах цитрусовых от того состава, которым пользуются уборщицы, и Джейк был рад, что они уже завершили свою работу – наверное, ночью. Им никто не помешает. Лоб снова пронзило болью, и в голове полыхнула какая-то вспышка. На какое-то мгновение он неподвижно застыл на месте, дожидаясь, пока это пройдет. Дело в том, что он не выспался, вот и все. Вот в чем проблема. И еще он испытывает чертовское напряжение.
Он снял анорак и повесил его на дверь, но остался в куртке и сверху еще натянул защитный комбинезон. Затем Силс направился к кофеварке, которая стояла в нише у входа в туалет в нескольких ярдах дальше по коридору, приготовил себе самый крепкий кофе, вдоволь молока и большую порцию сахара.
Когда автомат, побулькав, замолчал, старший техник вдруг ощутил, что у него подкашиваются ноги. Он прислонился к стене. У него кружилась голова, и неожиданно его пробил обильный пот. Закрыв было глаза, он сделал несколько глубоких вдохов. «Может, подхватил какую-то заразу», – подумал Силс.
Он собирался потратить вечер, чтобы подготовиться к этому утру, но приятель уговорил его пропустить по паре кружек пива. Пара превратилась в четыре кружки, затем в шесть, а затем они разговорились с двумя птичками, с ними завалились на дискотеку, в полвторого утра он убедился, что машина его стоит в каком-то квартале в Ханслоу, а он пытается забросить ноги на спинку сиденья. Безуспешно.
Он уже сожалел о своем обещании помочь этой Баннерман. Лощеная маленькая сучка. Джейк плохо понимал, зачем он вообще согласился, потому что теперь его ждала чертова куча работы, чтобы все подготовить к убедительному завершающему анализу, – но предварительное знакомство в самом деле выявило что-то странное, и это что-то заинтриговало его настолько, что он решил идти дальше. Джейк отбросил с лица волосы. Глаза горели, словно засыпанные песком, а мозг работал только вполовину мощности.
Взяв горячую чашку, он вернулся в свой кабинет, открыл пакет и принялся методично выкладывать на стол его содержимое. Шесть маленьких белых флакончиков с наклейками с номерами партии и серии. В каждом – капсулы «Матернокса». Рядом с ними он положил экземпляр текста, который ему удалось раздобыть, – он содержал описание правильного образца и тонкую полоску хроматографического анализа. Затем он снова прочел номер на первом флакончике: BS-M-6575-1881-UKMR.
И буквы, и цифры – все имело значение, главным образом потому, что в случае возникновения каких-то проблем с качеством можно было точно установить место и время производства этой партии. За год только в Англии «Матернокс» принимали более ста тысяч женщин. Две недели каждого месяца надо было принимать по две капсулы четыре раза в день в течение минимум шести месяцев, а средняя длительность употребления лекарства до момента зачатия составляла пять месяцев.
Мисс Баннерман спрашивала, может ли он выяснить номера тех серий «Матернокса», которые принимали три умершие женщины. В понедельник днем после ланча с ней он позвонил своему приятелю Рику Уилсону, возглавлявшему отдел контроля качества на заводе в Рединге, и сообщил ему подробности рецепта, выписанного врачом этой скончавшейся женщины. Вместо того чтобы оказать ему, как полагается, дружескую помощь, Уилсон стал до абсурда сдержанным и формальным, сообщив Силсу, что такое распоряжение может отдать только доктор Линда Фармер, начальник отдела медицинской информации и связи с общественностью.
Уилсон уже пару лет был перед ним в долгу. Силс практически забыл его, зная, что когда-нибудь он расплатится; строго говоря, он не хотел вспоминать его в связи с «Матерноксом», но тем не менее в ходе разговора упомянул о нем. Уилсон, похоже, не уловил намека и продолжал стоять на своем, так что Силс не стал давить на него.
И тут, к его удивлению, в понедельник вечером в его почтовом ящике оказался коричневый конверт в сопровождении краткой записки без подписи, которая завершалась требованием по прочтении уничтожить ее. В записке, по почерку которой он опознал Рика Уилсона, утверждалось, что у всех трех умерших женщин рецепты были выписаны на «Матернокс» из партии с тем же самым номером BS-M-6575-1881-UKMR, которая была произведена в Рединге. Вместе с флакончиком с капсулами из этой партии в конверте было пять других флаконов с номерами взятых наудачу партий.
Скончавшиеся женщины жили, соответственно, в Рединге, Бирмингеме и Эдинбурге. И это было более чем странным совпадением, что из тысяч различных партий, которые каждый год производились на трех предприятиях Соединенного Королевства, этим трем женщинам, жившим в трех совершенно разных географических районах, были прописаны капсулы «Матернокса» из одной и той же партии.
Силс посмотрел на часы. 5:45. Она уже опаздывает на четверть часа. Он сложил флакончики в карман своего комбинезона, взял данные по хроматограмме и чашку кофе и все понес через коридор в лабораторию, которую он использовал для экспериментов, где требовалось прямое наблюдение. Сенсоры автоматически включили свет. Стояла полная тишина, которую нарушал лишь еле слышный гул от работающей аппаратуры.
Проходя между рядами белых, в щербинах, стульев, он остановился проверить ход двух важных экспериментов, которые он проводил с тем, чтобы их результаты нелегально прихватить с собой, когда в следующем месяце перейдет на новое место в «Кобболд тессеринг». В одной колбе в очень слабом растворе ядовитой кислоты BS93L5021 лежала гроздь клеток, и это варево он называл супом Бендикс. Даже невооруженным взглядом он видел, что в течение ночи не произошло никакой реакции.
Раствор был слишком слабым, решил он, ставя на стол чашку кофе с блюдцем и быстро натягивая защитные перчатки. Он знал, что по стандартным правилам безопасности, принятым в компании, он должен надеть и защитные очки, но, плохо соображая своей одуревшей головой, он решил не иметь дело с тусклыми стеклами – а рядом не было никого, кто мог бы сказать, что он подает плохой пример.
Он подошел к шкафу с дверцами из небьющегося стекла с предостерегающей надписью «Осторожно! Биоопасность!» и, засунув в него голову, осторожно ухватил синюю пластиковую емкость с винтовой крышкой, в которой содержалась бутылка с полугаллоном кислоты.
И вдруг внезапно, едва только он почувствовал вес емкости и приподнял ее на несколько дюймов, он ощутил слепящую боль где-то за правым глазом, словно в висок ему всадили нож. В тот же самый момент раздался глубокий горловой рык, за которым последовал другой, еще более громкий и свирепый, и откуда-то из глубины шкафа прямо на него прыгнул волк с широко открытой пастью, с острыми клыками, скользкими и влажными от слюны.
Он потрясенно вскрикнул от изумления, и у него подогнулись ноги, словно из них выдернули кости. Весь мир медленно пошел кругом. Глаза, полные ужаса, вылезли из орбит, когда он смотрел, как синяя емкость вращается в воздухе над его головой, как отлетает винтовая крышка и бутылка с полугаллоном янтарной жидкости валится на него вниз горлышком.
И как слетает крышечка бутылки.
Его пронзило ужасом, когда он увидел, как жидкость выплескивается из бутылки и, набирая скорость, обрушивается на него с мощью и скоростью струи из пожарного насоса.
Они залили ему грудь и лицо, которое обожгло такой режущей болью, что он вскрикнул, после чего стал корчиться, схватившись за скулы, – а жжение превращалось в невыносимую боль, когда молекулы кислоты принялись разъедать протеин кожи, выжигать зрачки и роговицу глаз, рвать губы и растворять его защитную одежду.
Когда Монти вышла из лифта на шестом этаже, до нее донеслась слабая трель сигнала тревоги. В это время она ругала себя за то, что проспала, – ей это никогда не было свойственно, и она не могла понять, что с ней случилось сегодня; машину она вела по замерзшей дороге, как лунатик. Она должна была выскочить из постели, едва только зазвонил будильник, но ей хотелось ухватить еще несколько драгоценных минут сна… и вместо этого она снова заснула. Добрых чувств она у Джейка явно не вызовет.
По пути она остановилась рядом с пустой стойкой охраны, бегло посмотрела на слепые экраны системы слежения и прислушалась. Явно сигнал тревоги. Она вставила карточку-пропуск, набрала свой кодовый номер и открыла дверь; сигнал тревоги стал громче, и она увидела красный мигающий огонь над дверью самой последней лаборатории напротив кабинета Джейка.
Кинувшись бегом, она добралась до двери лаборатории и уставилась в стекло. За ним ничего не было видно. Монти лихорадочно вставила карточку, набрала код и толкнула дверь.
Едва она появилась на пороге, как ее окутали едкие жгучие клубы испарений; от них щипало в глазах, жгло горло и легкие, и, закашлявшись, она стала звать Джейка Силса. Сорвав с шеи шарф, она прикрыла им лицо и вошла внутрь.
Глаза у нее оставались незащищенными, и в первый момент она не заметила ничего необычного. Но тут она услышала жуткий воющий стон, от которого содрогнулись все нервы; он напомнил ей умирающую собаку, которую она однажды подобрала, – ее переехал грузовик, и у собаки была раздавлена вся нижняя половина туловища. Она в мучительных страданиях умерла у нее на руках.
– Мистер Силс? – закричала она и содрогнулась в отчаянном приступе кашля – эти жуткие испарения душили ее. Пригнувшись, она сделала несколько шагов в лабораторию. – Мистер Силс? – Над ее головой пронзительно верещал сигнал тревоги. В воздухе стоял резкий и едкий запах, который резал слизистую носа и горла.
У ее ног что-то зашевелилось. Она сделала несколько шагов вперед и, ступая по битому стеклу, снова окликнула Силса. Но когда Монти внезапно ясно увидела представшее перед ней зрелище, она потеряла дар речи. Беззвучный вопль застрял в горле.
Нечто человекообразное, в котором Джейка Силса можно было узнать лишь по нескольким прядям длинных каштановых волос, с одной стороны прилипших к дымящемуся черепу, и по ковбойским сапожкам, лежало на полу под рабочим столом. Он извивался, как издыхающая змея, под большой хромированной головкой аварийного душа, продолжая издавать болезненные стоны и вопли.
Лицо Джейка представляло собой бесформенную черную обугленную массу; она меняла форму у Монти на глазах – небольшие клочки кожи сползали и падали на изразцовый пол.
Она отступила назад, беззвучно шепча его имя. Она попыталась что-то сказать, дабы дать знать Джейку, что она здесь, она пришла, но ее мозг был парализован ужасом. «Для ожогов нужна вода», – подумала Монти, глядя на головку душа. Но… она годится в одних случаях и совершенно непригодна в других. Какой чертовщиной его залило? Кислотой? В таком случае вода годится, она растворит кислоту.
– Боже мой, Джейк, что это, в чем вы?
Жалкий неразборчивый стон вырвался оттуда, где на глазах таяло и расплывалось лицо Джейка. Оно дернулось в ответ, и там, где должен был быть рот, открылся какой-то проем, издавший слабый звук.
Монти уставилась на него:
– Волк? Вы сказали – волк!
– Влллккк… – Звук сменился глухим стоном.
– О чем речь? Это какая-то химия?
Он выдавил еще один глухой стон, который внезапно сменился жутким криком боли.
Монти не имела представления, что Джейк имел в виду, но у нее больше не было времени задавать вопросы. Она схватилась за массивное вытяжное кольцо. В голове была полная сумятица. Она попыталась успокоиться, припомнить курс первой медицинской помощи, который изучала лет десять назад, вспомнить, что пожилая медсестра рассказывала им о химических ожогах. Вода. Вы должны водой растворить и смыть химикалии. Она резко дернула ручку вниз, и тут же из форсунки размером с обеденную тарелку хлынул поток прозрачных струй.
Соприкоснувшись с Джейком, они вызвали появление таких клубов пара, словно взорвался бойлер. Она услышала болезненный вскрик, и Джейк тут же исчез в густом облаке, которое стало обретать ядовитую желто-зеленую окраску.
По мере того как хлестала вода, облако становилось все плотнее, все удушливее, оно распространялось во все стороны, окутывая и ее тоже. Монти быстро отступила, она была настолько напугана, что не знала, как действовать дальше; сейчас от нее не было никакой пользы. Она была так потрясена, что не могла собраться с мыслями. Должно быть, нельзя вдыхать. Глядя на льющуюся воду, она не могла сообразить, улучшает ли она ситуацию или ухудшает. Монти закашлялась; глаза ее слезились. Она услышала гулкий хрип; он доносился из ее груди. Она вспомнила, что Джейк говорил ей.
«Оно растворяет плоть и мгновенно включается в кровоток, вызывая внутренние кровоизлияния и уничтожая легкие».
Запаниковав, она отскочила, повернулась, кинулась к телефону на дальней стене и сорвала трубку. Теперь ей приходилось бороться за возможность вдохнуть. Она слышала странные звуки в горле, чувствовала, как легкие в груди сводит судорогами. Они все ближе. Они смыкаются вокруг нее. Перед глазами все плыло, и она с трудом различала цифры на кнопках. Дышать становилось все труднее. Школьная подруга едва не умерла от приступа астмы, потому что забыла свой ингалятор. Монти никогда не могла забыть зрелище, как та лежала на игровой площадке, хватая ртом воздух и шипя, как проколотая шина. Вот это и происходило с ней сейчас: горло было перехвачено судорогой, легкие не работали, не в силах втянуть хоть каплю воздуха.
Она буквально уткнулась лицом в кнопки набора, нажала 999. В ушах звенело от хрипа и бульканья в груди. До нее почти не доносились жуткие стоны Джейка. Но все же ей пришлось одной рукой прикрыть ухо, чтобы расслышать голос оператора аварийной службы, пока она старалась стоять на ногах, не потерять сознание. «Ты должна дышать», – подумала она, когда рухнула на жесткий изразцовый пол.