Вы здесь

Алтарь Отечества. Альманах. Том 4. В памяти живых ( Альманах, 2013)

В памяти живых

Автобиографическая повесть

Судьбы фронтовиков

Хроника

От автора

Книга рассчитана на широкий круг читателей. Ветераны Великой Отечественной войны, прочитав книгу, найдут знакомые места, вспомнят молодость, опалённую в боях.

Дети найдут имена и фамилии погибших отцов, почтут их память. Внуки будут знать, что каждая пядь родной земли не раз подвергалась нападению врагов и отвоёвывалась в кровавых сражениях. Если потребуется защищать Родину, то надо защищать достойно и с честью предшествующих патриотов, чтобы не жёг позор за трусость и малодушие.

Буду рад, если моё стремление достигнет цели.

Писать книгу помогали мои сослуживцы, устно и письменно делясь своими воспоминаниями. Им я приношу свою благодарность.


Я. М. Вьюгин.

1995 г.

Часть I

Боевым друзьям посвящается

И если я о них сказать сумею,

То значит, ты не зря стучишь во мне.

Д.Афруз.

В авиацию

Курсанты 3-й Военной школы авиационных техников Борис Безруков (слева) Яков Вьюгин (Егор Буранов). Пермь, 1937 год


Заниматься в военной школе Егору было не трудно, полное государственное обеспечение давало возможность думать только об учёбе. Трудно было тем, кто пришёл с производства, без образования, но отстающих не было. Кроме общеобразовательных предметов изучали самолёты И-15 и И-16 конструкции Поликарпова. Они были выпущены в 1933 году одновременно. И-16 развивал скорость до 400 километров в час, в то время это было прилично.

Истребитель И-15 был маневренным. В задачу первого входило атаковать противника, а подошедший И-15 завязывал бой.

Осенью (1936 г.) начали заниматься по новому учебнику «История ВКП(б)». Выходные дни проводили на лыжных трассах, сдавали нормы на значок ГТО-2, ездили в Кунгур смотреть на пещеру, выступали в школах с художественной самодеятельностью, были на пионерских слётах, незабываемое впечатление оставила встреча со знаменитым испытателем-лётчиком Валерием Павловичем Чкаловым. Жизнь была насыщенной и интересной.

Егор и Василий Ковалёв переживали за брата Василия – Алексея Ковалёва. Он был директором средней школы и преподавал обществоведение. По ложному доносу его арестовали, как «врага народа». Прошло время, и его реабилитировали.

Наступил последний (1938) год учёбы Егора в Пермской школе авиационных техников. Всех курсантов, пришедших из учебных заведений, перевели на ускоренный выпуск. Этого требовала обострившаяся международная обстановка. Занятия были очень напряжённые, с прохождением учебной практики на Пермском авиационном моторостроительном заводе, который выпускал авиационные двигатели М-25. Егору нравился заводской ритм с шумом испытывающихся моторов, железная дисциплина. Практику проходили непосредственно с выполнением регламентных работ. Однако нашли время в выходной день побывать на месте будущей ГЭС, которую ввести в строй пришлось только после Великой Отечественной войны.

Подошло время выпускных экзаменов. Портные пошили обмундирование среднего начальствующего состава. Курсанты думали, что будет сухопутная форма, а пошили морскую, так как Военную школу авиационных техников (ВШАТ) переименовали в Военно-морское авиационное техническое училище (ВМАТУ) имени Молотова.

После экзаменов зачитали приказ о назначении на службу. Егора и Бориса Безрукова назначили служить на Балтику, место пребывания – Новый Петергоф.

Перед отъездом к месту назначения всем дали месячные отпуска. Егор доехал до Чамзинки, в райисполкоме дали машину с шофёром до деревни Соколов Гарт.

Встреча была на высоком уровне. Собрали всех родственников, отметили торжественным застольем. Егору захотелось сделать матери подарок. Он повёз её в областной центр – Саранск, снял лучший номер в гостинице, повёл в кинотеатр. Смотрели фильм «Великий гражданин». Мать, никогда не видевшая звуковое кино, испугалась, забеспокоилась, от страха стала вскрикивать. Егор едва её успокоил. Эти счастливые дни мать потом вспоминала всю жизнь.


Феврония Григорьевна Вьюгина (мать), Яков Вьюгин (справа) и друг детства Евгений Федюшов (слева)


И снова в путь, снова проводы. До околицы провожали всей семьёй, мать стояла в подаренной шали и вытирала слёзы. У Егора защемило сердце, что он не может взять их всех с собой.

Проездом через Москву Егор встретился с Борисом, вместе сходили в Третьяковскую галерею, в Большом театре слушали оперу И.И.Дзержинского «Поднятая целина». Впечатление было неописуемое. На сцену выезжали кони, вдали виднелась ветряная мельница с машущими крыльями, деревенский пейзаж был знаком и близок. Только позолоченные ярусы и хрустальная люстра подчёркивали необыкновенную красоту.

Зима стояла суровая, отогревались на станциях метро. Особенно понравилась станция «Комсомольская».

– Нашему поколению будет чем отчитаться перед будущим, – подумал Егор.

На Ленинградском вокзале взяли билеты до Ленинграда.

Седая Балтика

По Октябрьской железной дороге, соединяющей Москву с Ленинградом, ехали к месту назначения выпускники Пермского авиационного училища Егор Буранов и Борис Безруков. Настроение у них было прекрасное, впереди вся жизнь. Мелькали полустанки, одинокие деревья, поля, ложбины и бугры под белым покрывалом. А вот и лес. Снег лежал на сучьях огромными шапками. Егор пристально смотрел в окно.

В Ленинград на Московский вокзал приехали рано. Удивило то, что на вокзале не было людей с мешками, как в Москве на Казанском вокзале. Сдали вещи в камеру хранения и вышли на привокзальную площадь. Она оказалась центром города. Стояли большие дома с гостиницами и магазинами. В справочном бюро узнали, как доехать до Петергофа. Сходили к памятнику Петра Первого, в Дом занимательной науки, поднимались на колокольню Исааки-евского собора. Почувствовали сильный холод, флотские шинели грели мало, мороз пронизывал до костей.

– Это тебе не Пермь, – сказал Егор, – мороз здесь морской, пронизывает насквозь.


Выпускники Военно-морского Авиационно-технического училища: 2 рота, 21 кл. отдел. Начальник училища А.В.Цирулёв. Зав. учебной частью П.В.Цибин, Зам. по политчасти И.П.Иванов. Командир 2-й роты И.И.Николаенко, командир взвода Д.З.Палий. Зам. по политчасти роты А.Е.Макеев. Преподаватели В.Г.Злодеев и Г.Я.Гриншпут.1938 год, г. Пермь


В Петергофе их долго не держали, назначили служить в гарнизон Липово. Получив предписание, поехали на Балтийский вокзал. Пригородный поезд, в который сели Егор и Борис, останавливался на каждом полустанке, пассажиры дремали.

– Вставайте, конечная остановка, – прозвучал голос кондуктора.

– А как называется эта конечная остановка?

– Полустанок Икс.

– Нам надо до Липово.

– До Липово доедете на автобусе, это недалеко.

Действительно, на привокзальной площади стоял маленький автобус.

– Кому до Липово? – предлагал шофер.

По заснеженной дороге доехали до контрольно-пропускного пункта, предъявили предписания. До начала рабочего дня находились в проходной, затем дежурный позвонил куда-то, вышел помощник дежурного, сказал:

– Следуйте за мной в штабное помещение на доклад командиру.

По дороге он рассказал о гарнизоне, очень хорошо отозвался о командире гарнизона капитане Денисове, сказал, что службой доволен.

Подходя к двери командира гарнизона, Егор и Борис почувствовали какую-то робость. Всё это было так не похоже на курсантскую жизнь! Егор открыл дверь.

– Разрешите, товарищ капитан?

Получив утвердительный кивок, вошли в светлый кабинет.

– Воентехник второго ранга Буранов прибыл в Ваше распоряжение!

– Воентехник второго ранга Безруков прибыл в Ваше распоряжение!

Их доклад принимал командир в морской форме, небольшого роста, с крупным носом и взглядом, пронизывающим насквозь, как им показалось. Командир дружелюбно смотрел на них.

– Как доехали, как самочувствие?

– Доехали хорошо, самочувствие хорошее.

– Тогда идите в строевую часть, сдайте документы и позавтракайте в столовой. Можете быть свободны.

– Есть, товарищ капитан, – ответили оба одновременно и повернулись по-уставному.

С этого момента и началась их долгая служба в строевых частях. Затем их устроили жить в селе Липово. Большая комната была заставлена пятью кроватями, старым гардеробом и тумбочками. Они привели в порядок обмундирование. Наступил вечер. Утром шли к месту службы. По обочине дороги росли огромные ели и сосны, утренняя свежесть бодрила молодые сердца. На проходной предъявили пропуска. Гарнизон был небольшой и компактный. Четыре жилых дома, магазин, столовая, две казармы, клуб, баня и гараж для автомашин. За колючей изгородью виднелось штабное помещение и лётное поле. Всё построено скученно, без учёта возможного военного времени.

Позавтракав в столовой, пошли на построение личного состава. День был нелётный, все пришли в шинелях и наглаженных брюках. В штурманском классе изучили приказы. Зачитали приказ о закреплении за отрядами прибывших техников.

На второй день получили самолёты И-15 и стали их хозяевами, как было определено в «Наставлении по технической службе». Прошла неделя, и Егор с Борисом освоились, стали своими, старожилами.

У Егора не оказалось моториста, приказали подобрать в стрелковой роте. Егор пошёл в казарму и выбрал рядового Складаного Евгения Фомича. По национальности он был украинец, образование начальное, комсомолец, дисциплинирован, холост. Егору понравился этот парень, с серьёзным, немного суровым взглядом, широкоплечий, на ногах стоял так, что казалось, его невозможно сдвинуть с места.

– С таким парнем не пропадёшь, – подумал Егор, и, как оказалось, не ошибся.

Лётчиком их самолёта был назначен лейтенант Тхакумачев Абдулах Мажидович. По национальности кабардинец, комсомолец, холостой. Согласно положению лётной службы, он был командиром экипажа, а Егор и Евгений Складаный – членами его экипажа. Среди лётчиков Тхакумачев отличался своей немногословностью. Он вступал в разговор только при необходимости, больше любил слушать. Если был не согласен, густые чёрные брови сдвигались к переносице, губы сжимались, взгляд становился осуждающим. Это могли заметить только те, кто его хорошо знал. В кругу друзей его звали просто Сашей. Однажды он со своим экипажем стоял в строю. Проходящий мимо них командир звена, старший лейтенант Смирнов, заметил в шутку:

– А вот национальный экипаж лейтенанта Тхакумачева!

Саше понравилась эта реплика, он с сияющей улыбкой повернулся к членам своего экипажа. Улыбка была открытая, но смущённая, скромность его украшала. В свободное время он, как холостяк, появлялся на всех увеселительных мероприятиях, умел дружить со всеми без соблюдения субординации.

В деревенской избе, где жили Егор и Борис, появилось пополнение. К ним подселили ещё троих авиатехников, прибывших из училища для продолжения службы. К удивлению обоих, это были выпускники того же классного отделения Леонид Хлопушин, Иван Усатов и Николай Умнов. Жизнь пошла совсем весёлая. Пели песни под баян, который привёз с собой Иван – отличный баянист, ходили в гарнизонный клуб в кино и на танцы в деревенский клуб.

В выходной день предстояло отметить день рождения Николая. Втайне от него купили в подарок гитару.

– А как насчёт застолья? – спросил Леонид.

Для них, бывших курсантов, этот вопрос был наитруднейшим. Хотели бы отметить рюмочкой, но боялись. Выпивка категорически запрещалась и преследовалась.

– Поставим самовар, – предложил Борис, – в заварной чайник нальём «старки», она как раз под цвет чая, и будем сидеть «за чашкой чая».

Такая идея подходила. Так и сделали. Сели за стол в полной уверенности в своей безопасности, и вдруг… открывается дверь и заходят командир отряда А.И.Азевич и старший техник М.Г. Горюн, исполнявший обязанности инженера.

– Здравствуйте, хлопцы! – Поздоровался первым Азевич.

От неожиданности все открыли рты и вскочили с мест.

– Пожалуйста, откушайте с нами чайку, – смущённо пригласил именинник.

– Спасибо, чайку попить не против, день морозный, – ответил Азевич.

Им гостеприимно пододвинули стулья, каждый старался принять участие, отвлечь, но стреляных гусей не проведёшь, выдавала растерянность. Спасала трезвость, выпить не успели. Гостям налили чаю, подставили варенье и печенье. Азевич нащупал ногой под столом пробку от бутылки, нагнулся и достал её.

– Свеженькая! – сказал Александр Иванович, понюхав пробку.

Хлопцам ничего не оставалось, как честно признаться, по какому случаю застолье, даже показали удостоверение именинника с датой его рождения. Почувствовав потепление во взорах начальства, именинник налил всем по рюмочке. Поздравили именинника.

– Смотрите, не балуйте! – сказал, уходя Азевич.


Командир 12-й КОИАЭ, майор Денисов Алексей Александрович (справа)

Командир отряда старший лейтенант Иван Кириллович Полях (слева).


Вечером все были как ни в чём не бывало. Надели выходные тужурки и пошли на танцы в сельский клуб. Так прошёл выходной день. Утром шли в гарнизон, проделывая первые следы на выпавшем снегу. Такие тропки они протаптывали каждый день. Расходились по отрядам, по звеньям, за каждым был закреплён самолёт. Только вечером они встречались снова в избе, делясь впечатлениями о нелёгкой службе. Полётов было много даже при низкой облачности. На Балтике трудно выбрать хорошую погоду. Уходили на службу рано, приходили поздно уставшими, продрогшими, чумазыми. Рано утром выводили самолёты из ангара, прогревали моторы специальными лампами, заправляли горячим маслом и пробовали работу моторов на всех режимах. Трудно было тем, кто не мог запустить мотор с первого раза. Подогретый двигатель остывал, и надо было начинать всё сначала. Зимой самолёты стояли на лыжах, взлетали по укатанному снегу. Техник должен был сопровождать свой самолёт до линии старта. Он бежал за своим самолётом, и при вылете вся снежная буря обрушивалась на него, трудно было устоять на ногах. Летом же не снег, а песок забивали глаза и уши.

Но обиднее было, когда самолёт стоял готовым к вылету, а полёты отменялись из-за плохой погоды.

По понедельникам изучали приказы и наставления. В моторном классе осваивали двигатель и агрегаты. Егора назначили преподавателем среди мотористов. Трудно было без знания методики и практики преподавания, но Егору это дело пришлось по душе. Старшина группы докладывал по команде «смирно» наличие присутствующих. Егор смотрел на своих слушателей, они стояли в матросской форме, начищенные, наглаженные, здоровые. Флотские форменки с синими воротничками, брюки затянуты ремнями с начищенными до зеркально-золотого блеска бляхами. Они казались Егору самыми красивыми. Неважно, что мотористы были с начальным образованием, они старались постигнуть всё, наверстать упущенное. Трудно запоминались термины «жиклёр», «диффузор», «экономайзер» и другие. Тем, кто пришли со знанием шофёров и трактористов, было легче. Моторист Морозов не мог вспомнить термин «акселератор». Ему кто-то из шутников тихим шёпотом подсказал: «антрекот, Саша, антрекот». Этого слова Саша тоже не знал и повторил. Смеха было много. Егор смотрел на этих крепких парней, которые смеялись до слёз, как дети, и не останавливал их. Смех-хорошая разрядка. Когда он видел, что ребята так устали, что уже не усваивают материал, сам придумывал, чем рассмешить их. Однажды прочитал шутливые стихи авиатехника Королёва:

Крутится, вертится техник с ключом,

Крутится, вертится над «эр-седьмом»

Крутится, вертится, хочет узнать,

Мотор оборотов не может додать.

Стихотворение было очень длинное, но прошло много времени, и оно забылось. Ребята смеялись и снова продолжали изучать сложный агрегат «Р-7», которым регулируется положение лопастей воздушного винта. По ходу объяснения надо было спросить, как поняли.

– Моторист Зарубин?

– Мы, – ответил Зарубин.

– Сколько вас?

– Один.

Белокурый и добродушный, Зарубин был исполнителен и дисциплинирован, его смущение и растерянность вызвали взрывы смеха, но Зарубин на друзей не обижался.

Трудности были впереди, предстояло объяснить работу диффузора. Чтобы было понятнее, Егор начал с работы молочного сепаратора, его знали многие, и его работа тоже была по принципу центробежных сил. Ребята сразу всё поняли, и занятия прошли успешно.

Лётное поле, утренняя прохлада, из-за опушки леса виднелась ясная лазурь неба, тихо плыли кучевые облака, предвещая хорошую погоду. На красной линейке лётного поля выстроились самолёты, скоро начнутся учебно-тренировочные полёты. Всё готово к взлету, техники ожидали своих лётчиков. Полёты по кругу были кратковременные, взлёт – посадка, взлёт – посадка. Полёты в зону продолжались не менее тридцати минут. В это время техники и мотористы готовились к встрече самолёта, пытливые мотористы задавали вопросы по конструкции самолётов, иногда приходили за разъяснением к своему внештатному преподавателю. Егор всегда был этому рад и с удовольствием отвечал на все вопросы.

Однажды на старт выехал буфет вместе с буфетчицей Дусей. Она первый раз была на полётах и дрожала от страха при шуме моторов и оробела окончательно, увидев приближающегося командира эскадрильи капитана Денисова. Стоявший рядом с ней старшина Выпов решил подшутить, воспользовавшись её страхом и доверчивостью.

– Дуся, – сказал он, – подай командиру команду.

– А как?

– Скажи «смир-р-но!», да погромче.

Дуся тоненьким, дрожащим голоском подала командиру команду.

– Кто тебя научил? – спросил командир.

– Выпов, – робко ответила Дуся.

– Старшина Выпов, двое суток домашнего ареста!

– Есть двое суток, – тихо ответил старшина.

Долго потом вспоминали этот случай, он медленно отдалялся вместе с уходящей молодостью.

Лётчики усиленно отрабатывали фигуры высшего пилотажа, поражение мишеней, бомбардировку учебного полигона, слепые полёты. Техники подсчитывали пробоины в конусе, подвешивали цементные бомбы, заряжали пулемёты. Всё проходило без приключений. Отряд старшего лейтенанта Волосевича Ивана Ивановича вышел вперёд по взятию высоты, отряд Азевича Александра Ивановича – в стрельбе по конусу. Лучшим «бомбардиром» считался лётчик, старший лейтенант Смирнов Пётр Петрович. Остальные лётчики старались не отставать.

Каждое утро перед зданием штаба было построение всего личного состава. Строились в шеренгу по три по-экипажно. В ожидании построения собирались у курилки, шутили, рассказывали анекдоты, смеялись. Командир 1-го отряда лейтенант А.И. Азевич рассказал, как начтех В.Н. Букреев переезжал из гарнизона Кизино в Липово:

– Кур он не перевозил, они летели своим ходом.

Старший лейтенант, командир 3-го отряда К.Н. Барабанов рассказал про охоту стартеха Майского:

– За целый день охоты он ничего не убил, а чтобы не стыдно было возвращаться пустым, купил и сбоку повесил кролика.

Взрывы смеха молодых здоровых ребят были слышны издалека. Егор с обожанием смотрел на своего командира звена П.П. Смирнова. Его смех не был громким и раскатистым. Природа наградила этого человека правильными чертами лица, красивым телосложением, ростом, неторопливой походкой, точный выбор слов подчёркивал его достоинство. Глядя на него, на душе становилось легко. Его жена Тоня активно участвовала в художественной самодеятельности и во всех мероприятиях. В отличие от Петра Смирнова, Александр Азевич был, как в народе говорят, непоседа. Всегда весёлый, жизнерадостный, его никто не видел в плохом настроении. Где был Азевич, там была шутка. Он мог каждого ободрить, воодушевить, подшутить, не задевая самолюбия. Всегда и во всём аккуратен, опрятен. В маленьком гарнизоне Липово складывался на редкость дружный и спаянный коллектив. Взаимная выручка, сознательность, уважение друг к другу, никогда не было крупных дисциплинарных нарушений. Конечно, это зависело от правильного руководства.

История гарнизона Липово началась в 1936 году. Согласно приказу Наркома Обороны, приступили к укомплектованию 12-й отдельной истребительной авиаэскадрильи. Командиром её был назначен прекрасный лётчик, капитан Д.Д.Дольский. (Дольский Дмитрий Демьянович, рождения 28.10.1905 года. Убит при бомбардировке аэродрома Котлы 13 июля 1941 года). Перед заступлением на должность новый командир прежде всего сменил свою неблагозвучную фамилию – Попугаев. Он обладал прекрасными лётными качествами, был подтянут и аккуратен, но этого было недостаточно для командира необжитого гарнизона, где всё было построено на скорую руку. Деревянные дома для начсостава были не проконопаченными, печи отапливались дровами и дымили, да и дров не привезли. Водоснабжение было не отлажено, продовольственного магазина не было, в комнатах мерцали тусклые лампочки. Электроэнергия подавалась из сарайчика, где стоял трактор, который приводил в движение динамо-машину. Культурных мероприятий не было, клуб не работал. Люди бедствовали, писали жалобы в вышестоящие инстанции, дисциплина падала, началось пьянство. Семья командира гарнизона жила в Ленинграде, куда он часто выезжал. В неблагоустроенном гарнизоне росли беспорядки, нарушения воинской дисциплины. За всё это руководство гарнизона было снято и заменено.

На смену командиру прибыл капитан Алексей Александрович Денисов. На его груди был орден Красного Знамени за участие в Испанских событиях. Новый командир оказался энергичным и требовательным.

В сформированную 12-ю ОИАЭ прибыл лётный состав в основном из ВВС Черноморского флота: К.Н.Барабанов, Г.Т.Губанов, И.И.Волосевич и другие. Одновременно прибыли техники: К.Т.Манохин, Г.И.Бенусов, Я.И.Бочков, М.Г.Горюн, И.П.Петренко, Р.И.Поляков и другие. Много труда выпало на долю технического состава при обслуживании истребителей И-5, прибывших с Дальнего Востока. То тут, то там слышался голос инженера Собакина, который утром распекал всех, а вечером приходил и тихо говорил провинившемуся:

– Не обижайся, милок, впредь будь внимательнее.


Алексей Александрович Денисов и политрук Замараев


На него и не обижались. Его жена была очень больна, и ему одному приходилось воспитывать малолетнюю дочь. Учитывались так же его заслуги, он участвовал в ликвидации офицерского мятежа в городе Саратове в 1918 году, воевал против Деникина в 1918 – 20 годах, против Врангеля в 1920 году, принимал участие в ликвидации банд на русско-персидской границе 1920 – 22 годах. Он был моряком, служил на эсминце «Войсковой».

На должность комиссара эскадрильи прибыл батальонный комиссар В.Ф.Лазарев. Он сумел сплотить коллектив активистов, чутко реагировал на жалобы и нужды. Появились агитаторы и пропагандисты, стала регулярно выпускаться стенная газета «Граница на замке», редактором которой был коммунист Г.И.Бенусов. В газете отражались все положительные и отрицательные стороны жизни гарнизона с фотографиями. В ряды партии были приняты лучшие люди гарнизона: Смирнов, Ёхин, Шувалов, Петрухин, Федоткин, Поляков.

За короткий срок в гарнизоне был наведён порядок. Вывезли весь мусор, на субботниках расчистили дорожки, посадили цветы на газонах, отремонтировали деревянные дома, отопительные печи, наладили водоснабжение. Люди вздохнули с облегчением, почувствовав о себе заботу. Ничто не ускользало от внимательного глаза командира. Он был ко всем строг, его боялись и в то же время называли «Батя».

В 1936 году звено Д.Л.Петрухина с лётчиками П.Смирновым и М.Черваковым отлично выполнили всю программу учебно – боевой подготовки и были признаны лучшими лётчиками Балтики. Командир звена Петрухин получил от Наркома К.Е.Ворошилова именные золотые часы, а его звено – премию в две тысячи рублей. В 1938 – 39 годах гарнизон жил активной, творческой жизнью, поощрялись все разумные начинания. Художественная самодеятельность была на самом высоком уровне. Александр Лузин, Сергей Гладченко, Николай Балашов, Пётр Выпов, Егор Буранов, Роман Поляков, Иван Усатов были самыми активными её участниками. Чётко работали партийная и комсомольская организации. Пройдёт сорок с лишним лет и бывший моторист, старшина группы политзанятий В.И.Гаврилов скажет:

– Это был прекрасный воинский коллектив, в нём сочеталось всё красивое с уставными требованиями. Воинские обязанности выполнялись чётко и непринуждённо, командиры поощряли инициативу. Я благодарен судьбе, мне посчастливилось видеть талантливых руководителей: А.А.Денисова, З.Ф.Лазарева, А.И.Азевича, Г.П.Губанова, П.П.Смирнова. Не забыть инженеров эскадрильи – К.Т.Манохина и Г.И.Бенусова. Все мы, мотористы, имели свои поручения, все были заняты настоящим военным делом, выпускали стартовки, изготавливали пособия для занятий в классах, старались отлично выполнить любую порученную работу. Из нашей эскадрильи вышли талантливые командиры полков – А.И.Нефёдов, К.Н.Барабанов, П.Г.Сгибнев, И.К.Полях. Героями Советского Союза стали А.А.Денисов, С.М.Шувалов, А.И.Нефёдов, И.И.Волосевич, Г.П.Губанов, П.Г.Сгибнев, В.А.Михалёв. Наш лётчик А.И.Азевич был командиром дивизии в чине полковника. В боях за Родину участвовал весь личный состав, отмечался правительственными наградами».

Тревоги, тревоги…

Командир звена 12-й КОИАЭ, поэт Пётр Алексеевич Курков


Гарнизон Липово готовился встретить новый 1939 год. Выпало много снега, тропы между домов расчищали большими фанерными лопатами. Лес стоял в своей роскошной красоте, одетый в белую меховую шубу. Следы зайцев на снегу торопили охотников готовить ружья и лыжи. Много хлопот было у политработника Николая Косорукова и начальника клуба, политрука Фёдора Кумпана. Они готовили большой новогодний бал. Мотористы привезли из леса самую красивую ёлку, придумывали замысловатые игрушки. Косоруков сделал шар из множества зеркалец, подвесил его к потолку, и он крутился при помощи электромоторчика. В зале прыгали световые зайчики всех цветов и размеров.

Участников художественной самодеятельности было много. Иван Усатов мастерски владел баяном, под его аккомпанемент шла вся музыкальная программа. Галина Кулакова пела свою любимую песню «Кукарача», жёны механиков Александра Ромашко и Мария Дзюба пели украинские песни. Старшина Выпов подготовил свой коронный номер факира. Он сшил из чёрной материи фрак и цилиндр, вырезал замысловатую тросточку, на которой ловко вертел тарелки и стаканы. Лётчик Курков читал свои стихи. Командир отряда Кузьма Николаевич Барабанов пел шуточные куплеты, сочинённые им же самим. Вторым его номером была зажигательная «Кабардинская лезгинка», он её плясал с большим столовым ножом во рту. Неразлучные друзья Р.Поляков, А.Миронов и А.Павлюк исполнили шуточное музыкальное трио. Мотористы и бойцы роты охраны плясали своё любимое «Яблочко» и пели хором. Танцы под радиолу с крутящимся шаром на потолке завершали программу. Разошлись поздно ночью, вечер удался на славу.

Второго января техники, как обычно, шли в ангар ремонтировать самолёты.

– Новый год пришёл, начало его отметили, а дальше всё по-старому, – сказал моторист К. Голубенко.

Лётчики приходили в ангар в качестве наблюдателей. Дежурным по ангару был моторист Комягин. Это был неутомимый труженик, даже будучи дежурным, он подошёл к своему самолёту и смазал солидолом ленты расчалки. А тут, как на грех, вошёл командующий ВВС ВМФ генерал С.Ф.Жаворонков. Дежурный Комягин, не успев вытереть запачканую руку, представился. Команду «Смирно!» не подал, в ангаре это не положено.

Неожиданно для Комягина генерал протянул для пожатия руку. Затем, посмотрев на свою запачканную руку, вытер платком и ничего не сказал. В сопровождении командира гарнизона и инженера эскадрильи он подходил к каждому самолёту, и техники отдавали ему рапорт. Подошёл к самолёту Егора, выслушал рапорт. Из карманов комбинезона техника торчали ключи и плоскозубцы. Посмотрев пренебрежительно, генерал сказал:

– Товарищ воентехник второго ранга, покажите свой носовой платок!

Егор полез в боковую щель комбинезона и из брюк достал платок, свёрнутый вчетверо. Генерал улыбнулся краешком губ и отошёл к следующему самолёту.

На следующий день утром было построение личного состава с присутствием генерала Жаворонкова.

– У кого есть претензии по службе, кто на что жалуется? – Спросил генерал.

Из строя вышел пожилой авиатехник второго ранга Богомолов и сказал:

– Товарищ генерал, если мне присвоят очередное воинское звание, я услышу и упаду.

– Почему непременно упадёте? – спросил генерал.

– От старости, – ответил Богомолов.

– Становитесь в строй, товарищ воентехник первого ранга! – Скомандовал генерал, прибавив один ранг. Через неделю после отъезда генерала С.Ф.Жаворонкова пришёл приказ о присвоении Богомолову звания воентехника первого ранга.


«Поломка не серьёзная», – докладывал Я.И.Бочков (первый слева) командиру отряда П.П.Смирнову (первый справа) командиру звена М.Д.Червакову (второй справа). На втором плане механики: П.В.Федоткин, И.Г.Ланин.


Шли январские дни, морозные и короткие. Личный состав шёл на службу при электрическом освещении и уходил со службы в сумерках. Пятёрка молодых техников приходила в деревню усталая, с озябшими грязными руками, их можно было отмыть только горячей водой с мылом. Несмотря на усталость, каждый вечер читали свежие газеты.

– Что пишут? – спросил вошедший Иван Усатов, который мылся последним.

– Прочитаешь-узнаешь. – Ответил Хлопушин.

А газеты писали об очень тревожных событиях. Немецкие фашисты усиленно объединялись с реваншистами Италии и Японии, сколотив между собой блок «Берлин – Рим – Токио». Германия оккупировала Австрию и включила её в состав Третьего Рейха. Мюнхенское совещание, «сговор», как потом назовут его советские политологи, в составе глав правительств Англии, Франции, Германии, Италии приняло решение отторгнуть от Чехословакии Судетскую область в пользу Германии, но Гитлер, продолжив агрессию, в марте 1939 года полностью захватил Чехословакию и отторг от Литвы порт Клайпеду. В апреле Италия захватила Албанию. В 1938 году японские войска вторгались на территорию СССР в районе озера Хасан, но получили решительный отпор, а в 1939 году напали на Монгольскую республику в районе реки Халкингол и были разгромлены советско-монгольскими войсками. В этом же году было подписано германо-румынское соглашение, подчинившее Германии экономику Румынии. Второй блок против Советского Союза, в который входили Англия, Франция, Соединённые Штаты Америки, вёл политику поощрения Германии, пытаясь направить её агрессию против СССР.

Все попытки СССР достичь военного соглашения с Францией и Англией и создать единую антигерманскую коалицию не увенчались успехом. Переговоры о коллективной безопасности Европы летом 1939 года провалились из-за соглашений западных государств с Германией, выработанных на «мюнхенском сговоре». Советский Союз не мог продолжать в одиночестве свою деятельность, надо было позаботиться о своей безопасности. 23 августа был подписан договор между Германией и СССР о ненападении. Германия, развязав себе руки этим договором, 1 сентября напала на Польшу и разгромила её. Правительство Польши, надеясь на помощь Англии и Франции, дважды отклоняло предложения СССР о помощи. Фашисты грабили материальные ценности, уничтожали польскую культуру, физически истребляли польский народ.

Вот об этом писали газеты, и молодые военные специалисты, читая статьи, понимали, война подошла близко, но в двадцать – двадцать три года трудно до конца осознать, что их ждёт впереди. Они добросовестно делали своё нелёгкое военное дело, жили, шутили, молодость не умеет долго печалиться.

Прибалтийские государства Латвия, Литва и Эстония воочию увидели, что несёт фашизм.

В сентябре – октябре были заключены договоры о ненападении и взаимопомощи между СССР и этими государствами. По условиям договоров на территории этих стран должен быть размещён ограниченный контингент советских войск. От 12-й Отдельной авиаэскадрильи был послан в Эстонию первый отряд старшего лейтенанта Гладченко. В состав вошли экипажи лётчиков Меркулова, Гладченко, Боровских, Михалёва, Куркова, Червакова, Моторина, Соловьёва, Петрухина, Королёва. Местом дислокации был аэродром Палдиски.

Вооружённый конфликт с белофиннами

Молодые патриоты Родины, кому я адресовал эту книгу, будут изучать историю возникновения конфликтов и войн, в которых участвовали их деды и прадеды. Я надеюсь, что мой рассказ, участника, находившегося в самом пекле войны, поможет понять атмосферу того времени.

Карта Балтики до «Зимней войны» 1939 – 40 г.г.


Финляндия – соседнее государство на северо-западной границе нашей Родины.

До 1917 года княжество Финляндия входило в состав России. В декабре 1917 года сейм Финляндии провозгласил независимость страны, воспользовавшись декретом В.И.Ленина «О правах нации на самоопределение». 18 декабря Совет Народных Комиссаров, возглавляемый Лениным, признал независимость Финляндии. В период гражданской войны в Финляндии, жестоко подавив красное движение с помощью белоэмигрантов и германских войск, сформировалось «белое правительство» во главе с П.Э.Свинхувудом. Прошло несколько лет, и президент Финляндии П.Свинхувуд, который был у власти с 1931 по 1937 год, заявил: «Любой враг России всегда будет другом Финляндии».

После заключения Брест-Литовского договора в Финляндию было направлено около 12,5 тыс. человек немецких войск и 2 тысячи финских егерей, прошедших военную подготовку в Германии и занявших ведущие должности в финском генштабе и продолжавших тесное сотрудничество с Германией. Политическая элита вынашивала планы создания «Великой Финляндии» за счёт захвата Южной Карелии, советской территории, никогда не принадлежавшей Финляндии. Капиталистические государства: Англия, Франция, Америка, Германия были заинтересованы в возникновении военного конфликта и начали вооружать Финляндию. Только Англия отправила боевой техники и оружия на сумму 221 тысячу финских марок, что составило 37 % английского экспорта военных материалов того времени. К концу 1939 года Германия построила в Финляндии аэродромы, которые могли вместить в 10 раз больше самолётов, чем их имелось в стране. Правительство, объявив Финляндию нейтральной страной, на деле готовилось к войне. На военные приготовления ежегодно расходовалось 25 % государственного бюджета страны, в короткий срок было построено ещё сорок военных аэродромов за счёт Англии, Франции, США, Швеции, Норвегии и Италии. К концу лета 1939 года был отработан план совместной блокады Финского залива в ходе войсковых учений вооружёнными силами Финляндии и Эстонии. Но не весь народ Финляндии был настроен враждебно к СССР. Всех несогласных с правительством сажали в тюрьмы, концлагеря, убивали, сгоняли с обжитых мест.

На Карельском перешейке, в 32 километрах от Ленинграда были построены уникальные оборонительные сооружения, получившие своё название по фамилии её создателя барона Карла Густава Маннергейма «линия Маннергейма». Протяжённость её была 90 км. от Финского залива до Ладожского озера, имела полосу укрепления шириной в 15–20 км. В неё входило 2000 огневых точек, дотов и дзотов, которые соединялись ходами и траншеями с 800 подземными казематами и были снабжены продовольствием и боеприпасами. Между тремя полосами укрепсооружений и перед ними находилось множество минных полей, проволочных заграждений, гранитных надолб, громадные «волчьи ямы». Лесные завалы в сочетании с непроходимыми болотами, лесами и сложным рельефом Карельской местности были образцом фортификационных укреплений. Финляндская армия имела на вооружении 900 подвижных орудий, 270 боевых самолётов, 60 танков, 29 боевых кораблей ВМФ. Такое количество вооружений в непосредственной близости к стратегическому центру страны в обстановке начавшегося конфликта создавало реальную угрозу безопасности СССР и должны были быть устранены.

Советское правительство, исходя из высказываний Маннергейма, военных приготовлений и донесений разведки было убеждено во враждебной позиции Финляндии, но предприняло всё, чтобы избежать кровопролития. В ходе советско-финских двухэтапных переговоров 1938 – 1939 годов было предложено отодвинуть границу от Ленинграда на 70 километров, обменять часть Карельского перешейка на вдвое большие по площади территории в Северной Карелии и передать в аренду или продать полуостров Ханко под военные базы СССР. Но финское руководство не пошло на уступки.

Из-за отсутствия прогресса на переговорах, осенью 1939 года СССР аннулировал договор о ненападении, и 30 ноября советские войска перешли в наступление.

Действие сухопутных войск поддерживал Краснознамённый Балтийский флот, которым командовал флагман флота 2 ранга В.Ф.Трибуц. Фронт был от Ладожского озера до Баренцева моря протяжённостью 1500 км. Главный удар был в направлении Выборга. Стояли 40–45 градусные морозы, в лесах и болотах лежал глубокий снег, местность плотно заминирована, укреплена линией обороны. Бои шли днём и ночью. В составе морской авиации ВВС КБФ действовала 12-я Отдельная истребительная авиаэскадрилья, которой командовал майор А.А.Денисов. В задачу 12-й КОИАЭ входило вести разведку, уничтожать скопление наземных войск и техники, уничтожать вражеские корабли и морской транспорт, сопровождать самолёты-бомбардировщики, которые вылетали на передовую линию с аэродрома Котлы.

Самолёты на аэродроме Липово были рассредоточены по окраине лётного поля, лётчики днём находились в больших брезентовых палатках, которые отапливались печками-буржуйками. Техникам, мотористам и авиаспециалистам палатку не поставили. Они были постоянно заняты, да и заходить в палатку было небезопасно в пожарном отношении.

Рабочая одежда была пропитана бензином и маслом, вблизи от горящей железной печки пары горючего могли взорваться. Самолёты вылетали с предельной бомбовой нагрузкой по нескольку раз в день. Ночью они находились в постоянной боевой готовности, при сорокаградусном морозе моторы надо было прогревать через каждые два часа круглые сутки. Эта нагрузка полностью лежала на плечах авиатехников и мотористов.

Знакомая нам пятёрка техников холостяков: Буранов, Безруков, Усатов, Хлопушин и Умнов была переведена жить в гарнизон. Егор и Боря Безруков поселились вдвоём в одной комнате. Круглую железную печь топили дровами по очереди, или кто придёт первым. Вначале Безруков выполнял договорные обязательства, потом обессилел настолько, что перестал топить печь. Если приходил раньше Егора, втыкал валенки под верёвку вокруг печки и ложился в холодную кровать. Приходил Егор, затапливал печь и сушил валенки обоих. Начальство узнало об этом и отправило Бориса на лечение. Тоскливо стало Егору, согласился бы всё время топить печь, был бы только друг рядом.

Готовить дрова для печки помогал Женя Складаный, «золотой моторист», как называл его Егор.

Командир экипажа, их лётчик А.М.Тхакумачев летал на выполнение боевых заданий днём и ночью. Его боевое мастерство позволяло летать ночью, что не всем было по плечу.

Каждый день подвешивались бомбы, пополнялся боезапас для пулемётов, командир садился в кабину бодрым и решительным. В одном из полётов его подкараулила неудача. Была низкая облачность, на обратном пути он отстал от строя и потерял ориентировку. Летал до полной выработки горючего и не нашёл своего аэродрома. Пришлось идти на вынужденную посадку и садиться на лесную поляну. Самолёт застрял между больших пней, был изуродован до непригодности к полётам, но Абдула Мажидович оказался, к счастью, невредим, видно, в рубашке родился. Запасных самолётов не было, и его экипаж остался «безлошадным». Буранова и Складаного направили в ремонтную группу, которой руководил воентехник 1 ранга Я. И. Бочков. Ремонт неисправных самолётов происходил в ангаре, где отопления не было. От цементного пола шёл леденящий холод, казалось, на улице в 40 градусный мороз было теплее. Ремонтная группа производила замену двигателей, ремонт механизмов приземления и управления, сложные устранения поломок. Однажды прибыл самолёт из боя с пробитым проводом, идущим к маслора-диатору. В полёте горячее масло поступало в фюзеляж и там застыло. Его пришлось вырубать, как асфальт. Обмороженные пальцы не чувствовали гаек. Казалось, гайка закручивается, а посмотришь на неё, она давно упала на пол. Рабочее время было по 12 часов и более.

Три месяца, проведенные на ремонте в ангаре, показались Егору вечностью. Он не думал, правомерны ли действия военного руководства и правительства, как оценят потомки итоги «Зимней войны», он выполнял приказ. Для воина это само главное – выполнить приказ, быть верным присяге. Без этого нет армии, а без армии нет государства.

Однажды поздно ночью Егор пришёл домой в нетопленную комнату, дров не было приготовлено, и он лёг в ледяную кровать. Внезапно его разбудил телефонный звонок. Приказали идти и принять самолёт, приготовить к боевому вылету. Хозяин этого самолёта, воентехник Борис Левберг, накануне устранял неисправности на открытой площадке, обморозил ноги и лежал в санчасти. Этот самолёт оказался с крупными неисправностями, которые надо было срочно устранить. Больших трудов это стоило на жестоком морозе, зато Егор со своим мотористом Женей Складаным получили свой самолёт. На этом самолёте стали летать попеременно лётчики А.Тхакумачев и М.Пивоваров.

Полёты продолжались, росла боевая слава 12-й ОИАЭ, отрабатывалось боевое мастерство.

Командир звена лётчик И.К.Полях со своими ведомыми лётчиками Г.Крайновым и С.Львовым получили боевое задание. К цели шли на низкой высоте, подошли скрытно со стороны солнца. На железнодорожной станции Койвисто стоял немецкий состав, нагружённый боеприпасами, его надо было уничтожить. Бомбометание по этому составу производили с высоты 100 метров. Оглушительный взрыв потряс воздух, но и самолёт попал в зону летающих осколков. Отделались мелкими попаданиями, но могло быть и хуже, на следующих вылетах сделали поправку.

На передовой сухопутных войск трудно было опознать, где свои, а где противник. Опознавательных знаков не выкладывали, радиосвязи не было. Сухопутные войска плохо отличали свои самолёты от чужих, иногда обстреливали своих, даже зенитками. Боевой опыт нарастал постепенно.

Был такой случай. Лётчик Анатолий Нефёдов возвращался с боевого задания по авиаразведке.

Недалеко от финнов он заметил чёрную точку. Снизился и увидел на снегу наш бомбардировщик и около него экипаж из трёх человек. Один из пострадавших стал ползать по снегу и написал три буквы «ран». Нефёдов догадался, что экипаж сел на подбитом самолёте, имеются раненые.

– Забрать бы их, – подумал Нефёдов, – но как их разместить на одноместном истребителе? Можно выбросить бронеспинку от сидения и посадить сзади себя одного человека, а остальные?

Нефёдов принимает решение немедленно сообщить в штаб, и за ними пошлют многоместный самолёт.


Герой Советского Союза Александр Иванович Нефёдов


Так он и сделал. На спасение послали лётчика Губрия, наводящим полетел тот же Нефёдов. Самолёт Губрия посадил на лёд, а в воздухе его прикрывал Нефёдов.

Экипаж из трёх человек, Харламов, Белогубов и Пинчук был спасён.

В газете «Красный Балтийский Флот» описывался такой эпизод:

«…Морозная зимняя ночь. Получен приказ разгромить вражеский аэродром. Сборы недолги. Машины поднялись в воздух и взяли курс на намеченную цель. Ведёт своих лётчиков командир 12-й Отдельной авиаэскадрильи майор А.А.Денисов. Чтобы быть незамеченными, шли ночью без огней и включили их только над целью. Над аэродромом висела утренняя голубая дымка.

Противник не ожидал столь раннего визита. От бомбового удара в воздух полетели столбы пыли и щепок от разбитого ангара. Внутри загорелись самолёты. Зенитки открыли огонь, но замолчали после атак на них. Задание было выполнено блестяще, все самолёты вернулись на свой аэродром».

Таких операций было много. В конце каждого лётного дня подводились итоги. Майор Денисов отмечал слаженность в звеньях лётчиков П.П. Смирнова, Г.А.Авакьяна. На следующий день отмечалось звено А.И. Нефёдова, К.С. Сельдякова и т. д.

Командир отмечал мастерство лётчиков, летавших ночью: Блинова, Шувалова, Нефёдова, Смирнова, Крайнова, Ёхина, Поляха, Авакьяна, Гаврилова, Сельдякова, Волчека.

Третий отряд, состоявший из комсомольцев, стал называться «Комсомольский».

Не забыл командир отметить великую помощь Женсовета, которым руководила Женя Боровских – жена лётчика.

В трудную минуту, когда не хватало специалистов – оружейников, Женсовет узнал об этом, председатель Женсовета организовала женщин и предложила свою помощь по набивке патронных лент для пулемётов ШКАС.

После стрельбы пулемёты надо было разбирать и чистить. Оружейники не успевали это делать, и женщины помогли выполнить эту задачу. Старшина Василий Чаплыгин научил женщин разбирать, чистить и собирать пулемёты. С этой работой они прекрасно справлялись.

Всюду чувствовалась рука Женсовета, в столовой, на стоянке самолётов, куда они привозили пищу и раздавали, в кубриках на окнах висела светомаскировка из чёрной ткани, сделанная их руками. Женщины шили рукавицы, всеми силами старались помочь своим мужьям. Об этом тоже не забыл упомянуть командир, подводя итоги в конце лётного дня.

А время шло. Боевые дни заканчивались победой, наращивалось мастерство лётчиков, множилось число подвигов. 21 февраля наши наземные войска прорвались ко второй линии обороны, авиация и тысячи орудий сокрушительным огнём разрушили множество ДОТов и ДЗОТов противника.


Женорг (Председатель Женской организации)

12-й КОИАЭ Евгения Михайловна Боровских


Линия Маннергейма затрещала по всем швам. Нашим войскам была поставлена задача прорвать оборонительный пояс, преграждавший путь к Выборгу и взять Выборг. К первому марта было захвачено свыше 300 оборонительных сооружений, из них 70 железобетонных.

Второго марта перерезана железная дорога, соединяющая Выборг со штабом.

Карельская армия финнов была отрезана. Морская авиация вместе с подводными лодками потопили двадцать неприятельских транспортов. Линия Маннергейма осталась позади. Приказ был выполнен.

Четвёртого марта советские войска взяли Выборг. С падением Выборга белофинны признали себя побеждёнными и седьмого марта сели за стол переговоров. В результате 12 марта 1940 года был заключён мирный договор, по которому граница с Финляндией была отодвинута за Выборг, к городу Сортавала.

На севере часть территории Финляндии, в том числе часть острова Рыбачий и Средний отошли к Советскому Союзу. По этому договору Советский Союз арендовал на 30 лет полуостров Ханко с правом создания на нём военно-морской базы, прикрывающей морские подступы к Ленинграду. Обе стороны обязались воздерживаться от нападения и всякого участия в коалициях и союзах против стран договора.

В засекреченной стенограмме совещания Высшего Командного состава Красной Армии в апреле 1940 года, подводя итоги войны, Сталин сказал: «Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо его безопасность – есть безопасность нашего Отечества».

Одним движением Сталин разрушил все планы врагов, так тщательно готовившиеся и скрываемые, спутал все карты западным стратегам.

Мирная передышка

После заключения мира с Финляндией наступило затишье.

Наступило потепление и в природе, снег стал постепенно таять, обнажая пятна копоти и масла на местах стоянок самолётов. Лётчики были в ореоле славы. Техники, облегчённо вздохнув, сказали:

– Наконец-то кончились муки.

Их руки были в ссадинах и синяках после неоднократных обморожений. Постепенно привыкали к мирной обстановке. Буранов и Безруков долго и с наслаждением мылись в бане, сходили в парикмахерскую, надели выходные тужурки, называемые банкетками.

– Ну что, Боря, надо ехать в отпуск, – сказал Егор.

– Это если отпустят, если что ещё не случится, – ответил Борис.

– Тебе даже не верится, что боевые действия закончились?

– Даже не верится.

– Давай лучше приберём комнату, если из отпуска привезём жён, пусть не знают о нашей службе ничего плохого.

– Надо сжечь всё рабочее, куртки, брюки ватные, валенки и рукавицы. Всё надо уничтожить, от них на километр пахнет бензином, никакая жена не согласится жить здесь.

Так и сделали. В печку круглую, что стояла в комнате, воткнули всё. Поднесли спичку, а пламя, как на зло, не появилось. Тогда облили керосином. Загорелось со взрывом, пламя выскочило из печки и опалило Егору руки, послышался не гул, а буквально рёв. Казалось, что печку разорвёт взрывом, ребята выскочили из комнаты. Пришли, когда всё стихло. Посмотрели на печку и удивились. Она стояла не чёрная, а пегая от сгоревшего лака, дым лез в глаза и горло. Открыли форточку и дверь.

– Куда поедешь? – спросил Борис.

– В Рузаевку к Любушке, потом к матери.

– А я в Пензу.

Оба получили проездные документы. Девятого апреля Егор был в Рузаевке, а 12 апреля стал днём бракосочетания Егора и Любы. Молодой жене рассказал об авиации, ничего не стал таить, рассказал, как идёт служба, что она не перспективна, не светит быстрым повышением.

– Пусть потом не раскаивается, что вышла замуж за техника, – решил Егор.

Они были счастливы, что нашли друг друга. В Районном Отделе народного образования, где работала Люба после окончания педагогического училища, их поздравили, выбор Любы одобрили. Она рассчиталась с работой, поехали к отцу Любы, Фёдору Макаровичу. В 1928 году он был репрессирован, как церковный служитель. В Сибирь его не сослали, так как вскоре его реабилитировали, и после смерти жены Татьяны Прокофьевны он жил в семье старшей дочери Евгении в селе Большие Березники.

Приехали ночью, в сенях и комнате было темно. Дверь открыла сестра, стала зажигать керосиновую лампу.

– Здравствуй, папаня! – сказала Люба, – я не одна, со мною муж.

Люба обняла его, Егор тоже подошёл, поздоровались.

На третий день все поехали в Соколов Гарт. Весна была в полном разгаре, снег сошёл, и появилась молодая травка, стали подсыхать после половодья дороги. Ехали на телеге долго. Картина встречи с матерью Егора была такая же. Мать не ожидала, что этот момент наступит так быстро. Родственники познакомились, у них было о чём поговорить, а молодые пошли в лес. Он пробуждался от зимней спячки, нежно распускались молодые листочки, показались подснежники. Было легко дышать, бегать, целоваться.

Отпуск незаметно и быстро подходил к концу. Встречались друзья по школе, тепло поздравляли.

Проводы за околицей были такие же, как раньше, только теперь не одного Егора, а с молодой женой. Время торопило, длительных стоянок не делали.

В Липово приехали почти одновременно с Борисом. Ему пришлось перейти в другую комнату. При встрече все поздравляли Егора, он же не совсем верил своему счастью, оно вначале так хрупко, может разрушиться от первой же неприятности. Молодожёнов пригласил к себе в гости сам командир 12-й КОИАЭ майор Денисов. Для Егора это было полной неожиданностью. Робко переступили порог просторной квартиры, гостей радушно встретила Надежда Марковна, супруга командира. Алексей Александрович души не чаял в своей супруге и называл её ласково «мамочка». Люба в этой обстановке казалась Егору маленькой девочкой, робкой и стеснительной. Командир стал расспрашивать её о жизни в Мордовии, она охотно отвечала. Тёплая обстановка, богатое застолье снимало напряжение молодожёнов. Выпили по маленькой рюмочке, и командир сказал:

– Больше вам не налью. Не положено.

Егор подумал, командир имеет в виду, что не положено командиру распивать с подчинёнными спиртное, но Надежда Марковна наедине с Любой объяснила, что молодожёнам пить нельзя, это может повредить потомству. Хозяева по-отечески пожелали молодым мира и согласия. Командир подарил примус, непомерно щедрый подарок того времени. Любе подарил красивую испанскую кофточку. На прощание он сказал:

– А я ваш земляк, моя родина – русское село Петровка Дубёнского района Мордовии.

От такого сообщения Любушка совсем осмелела, подошла к нему и поцеловала, как родного отца.

Егор стоял оробевший от счастья. Командир, видя его смущение, крепко пожал ему руку.

– Берегите друг друга, – душевно напутствовал молодых людей командир.

На всю жизнь Егор запомнил уроки доброты, справедливости, бережного отношения командира к своим подчинённым, и когда в конце службы ему довелось стать командиром воинской части, так же относился к своим подчинённым.

Никто в гарнизоне не узнал, что командир с Егором земляки, хвастать было не принято.

Надежда Марковна при встрече с Любой интересовалась их жизнью и успокаивалась, что всё хорошо.

Абдулах Мажидович Тхакумачев, Саша, тоже ездил в отпуск и женился. При возвращении из отпуска, ехал в пассажирском вагоне и рассказывал жене о жизни в гарнизоне. Юная кабардинка, очень красивая и стеснительная, всё время волновалась, ей казалось, что не сможет привыкнуть к военным и жизни в гарнизоне. Саша, увидев её страх, решил подшутить и с увлечением рассказывал:

– Всех привезённых жён знакомят со всем личным составом. Для этого выстроят всех перед зданием штаба, мужа и жену поставят перед строем и командир скажет: «Все видите жену Тхакумачева? Смотрите и запоминайте, а потом везде её пропускайте, куда бы она ни захотела пройти».

Горная кабардинка дрожала от страха от одной мысли, что ей надо будет стоять перед строем военных. Саше надо бы сказать, что он пошутил, но не сделал этого. Приехав в гарнизон, молодая жена сидела дома дня три, никуда не выходя. Саша, забыв про шутку, стал её спрашивать, не заболела ли. Она призналась, что боится выходить на обозрение перед всем гарнизоном. Долго ему пришлось уговаривать её выйти, даже пришлось просить соседей объяснить, что это шутка.

Был лётный день, учебно-боевая подготовка была запланирована обширная. Звено старшего лейтенанта Смирнова отрабатывало бомбометание. Накануне собрали последние самолёты И-153 («Чайка»). Лётчики и техники были довольны новой материальной частью. В отличие от старых самолётов, новые были с большим преимуществом: убирались шасси, улучшен центроплан, это уменьшало лобовое сопротивление, увеличивалась скорость, маневренность. Техникам легче было запускать двигатель за счёт сжатого воздуха. Всё шло нормально, и вдруг несчастье – разбился лейтенант Ильюхин. Он отрабатывал максимальный набор высоты, поднялся на высоту 3000 метров, позабыл включить кислородное питание, потерял сознание от кислородного голодания и разбился вместе с самолётом. Полёты были прекращены.

На сигнал «ЧП» приехал из Ленинграда инспектирующий ВВС КБФ. Он присутствовал на очередном лётном дне. Было запланировано бомбометание на полигоне, инспектор находился там, возле полотнища оповещения.

Чтобы получить «добро» на бомбометание, лётчик смотрел на большое полотнище в виде буквы «Т». Если полотнище разъединено, то есть верхняя часть отделена от нижней, бомбометание производить нельзя, можно только в том случае, если буква «Т» целая. Инспектор с командой, находясь в зоне бомбометания, забыли разъединить полотнища. Александр Скачков заходил на бомбометание, увидел, что полотнища соединены и произвёл бомбометание. От прямого попадания инспектор погиб на месте. Полёты прекратились.

Лётчик Скачков едва оправился от ранений во время войны, позже всех приступил к учебной программе и теперь на его голову такое несчастье! Он был отстранён от полётов, на него было заведено уголовное дело. При доказательстве вины семье угрожало бедственное положение.

– Надо заготовить дров, – сказал он жене, – трудно будет тебе заготовить их одной на зиму.

– Сходи к мотористам, попроси помочь, – сказала жена.

Скачков пошёл в казарму, Василий Тимарёв охотно взялся помочь. Поехали в лес, Василий управлял конём, Скачков сидел на телеге, склонив голову от тяжёлых дум.

– Что будет, что будет! – повторял он про себя.

Всё шло нормально, но вот наехали на ледяное покрытие, конь был не подкован, упал, разбил губы, сильно ушиб селезёнку и пал.

– Горе не приходит одно, – сказал Скачков и пошёл заявлять начальству. Шёл медленно, еле держался на ногах, на лоб скатилась мокрая прядь волос.

Василий Тимарев тоже пошёл в казарму, поделился горем с ребятами, ему посочувствовали. Подошёл друг, Кирилл Голубенко, глубоко вздохнул и сочувственно сказал:

– Вася, если бы конь разбил только зубы, можно было бы поставить ему искусственные, за твой счёт, конечно.

Кирилл горько вздохнул от безысходности, что дело не поправить. В кубрике долго стояла тишина. Но вот каждый представил себе коня с искусственной челюстью, это показалось так смешно, что в кубрике от смеха задрожали стёкла окон. Не смеялись только двое – Василий и Кирилл.

Гарнизон был в трауре, все переживали за семью Скачкова и убитого инспектора. Позднее приехал следователь и объявил, что лётчик Скачков в гибели инспектора не виновен, во время учения полотнище не было разъединено по инструкции, что позволило лётчику произвести бомбометание. Инспектор должен был обратить на это внимание. В дисциплинарном порядке была наказана вся команда полигона, уголовное дело на Скачкова было прекращено.

Среди лётчиков и техников Егор Буранов значился женатым. Уходил на службу из дома в чистой одежде, на службе переодевался в рабочую, после работы тщательно мылся, переодевался в форменную, даже одеколонился, чтобы заглушить запах бензина, и приходил домой чистым. В раздевалке оставлял пару чистого белья, а грязную относил стирать в деревню. Всё шло по плану, но однажды его молодая жена узнала, что он носит стирать бельё в деревню.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– У многих от запаха бензина болит голова, – оправдывался Егор.

– Больше этого не делай, я тебя люблю всякого, и чистого и грязного. Понял?

Вечером сходили в кино, легли спать, а рано утром их разбудило тревожное завывание сирены.

Чёрный репродуктор на стене громко оповещал: «Боевая тревога! Боевая тревога!». Егор быстро соскочил с кровати, мгновенно оделся, поцеловал жену и выбежал. Перепуганная Люба, не зажигая света, смотрела в окно на бежавших лётчиков и техников. Её всю трясло от страха. Выйдя в коридор, она постучала в соседнюю квартиру, где жила семья начтеха В.Н.Букреева. Дверь ей открыла мать Букреева.

– Ирина Ивановна, что это такое? – спросила Люба дрожащим голосом.

– Привыкай, милая, это учебная тревога. Их часто проводят, отрабатывают быстрый сбор лётчиков и техников. Успокойся, всё будет хорошо. Нелёгкую ты выбрала жизнь, – продолжала Ирина Ивановна, – мой сынок служит давно, а у них вещей почти нет, в два чемодана всё помещается. Частые переезды и тревоги, тревоги – вот и вся их жизнь. Невестка Наташа работает на телефонной станции, детей у них нет, Бог не дал.

– Спасибо, Ирина Ивановна, вы меня успокоили.

– Приходи, милая, всегда буду тебе рада.

С этих пор между ними завязалась тесная дружба. Ирина Ивановна оказалась хорошей наставницей для молодой девушки, её дружеские советы очень были кстати. Люба на весь день оставалась одна в комнате. Ей, не привыкшей сидеть дома без работы, было скучно и как-то тревожно. Школы в гарнизоне не было, и она по совету Наташи Букреевой пошла в штаб, куда её взяли на работу телефонисткой.

Утром Егор завтракал в лётной столовой, нарком К.Е.Ворошилов утвердил бесплатные завтраки для лётчиков и техников, обедали лётчики тоже бесплатно, а техникам вместо обедов выдавали дополнительный паёк, масло, мясные и рыбные консервы. Егор всегда обедал дома, приходил счастливый, ведь дома ждала его любимая жена. В комнате стояла всё та же железная кровать, стол, стулья, патефон, примус и швейная машинка – приданное Любы от отца. Среди друзей они считались не бедными, у других и этого не было. Очень выручал примус, подарок командира. Однажды придя на обед, Егор застал Любу в слезах, сидящей на полу с корытцем и тяпкой.

– Что случилось, голубка моя?

– Палец порезала, хотела мясо порубить и сделать тебе котлет.

– Успокойся, бывает и хуже, а это что такое? – Егор показал на дорожку из теста, идущую от печки.

– Это пирог, хотела испечь, но тесто убежало.

– Не плачь, всему постепенно научишься, не всё сразу делается.

Егор пообедал консервами, попил чай и убежал на службу. Вечером их пригласил старший техник Лепетёнок на свой день рождения. Егор и Люба зашли в комнату и смутились, что пришли первыми. Они были немного моложе хозяев.

– Мы больше никого не приглашали, садитесь за стол, будем чествовать юбиляра, – сказала хозяйка, – водку пить не будем, угощу вас вишнёвой наливочкой.

На столе стояли тарелки с винегретом, колбасой и рюмки. Егор предложил тост:

– Нашему дорогому имениннику пусть будет жизнь – как рай, счастья – через край, любви – хоть отбавляй! Доброго здоровья, Филипп Макарович! Счастья, Александра Александровна! Кавказского вам долголетия!

Не успел он сказать эти слова, в комнату без стука вошёл заместитель начальника штаба старший лейтенант Баград, увидел накрытый стол, рюмки.

– Выпиваете? Нехорошо! – сказал и ушёл, хлопнув дверью.

Филипп расстроился, пошёл курить, некурящий Егор за ним, постояли, поговорили.

Филипп был для Егора примером скромности, рассудительности и трудолюбия. В Финскую, в сорокаградусный мороз он не уходил греться в палатку, переходил от одного самолёта к другому – а их было три в звене.

Егор и Филипп переживали, что их вызовут к начальству за застолье, время было беспокойное. Но этого не случилось, или Баград не доложил, или начальство сочло эпизод незначительным.

На душе у Егора было радостно и тревожно, его воспитанники-мотористы сдавали зачёты на механиков. Комиссия была строгая, Егора пригласили в число экзаменаторов.

– Стартех, как вы думаете, я сдам экзамен? – спросил моторист Конгин.

– Выдержите, только отвечайте уверенно и спокойно, – ответил Егор.

Члены комиссии не придирались, но спрашивали строго. Главное, что нужно знать механику – проверка компрессии в цилиндрах, регулировка зажигания у магнето, регулировка флетнера, если самолёт клонит вправо или влево, влияние регулятора оборотов винта «Р-7» на шаг винта и так далее. Зачёты закончились успешно, все мотористы, которые занимались, отвечали правильно, сдали на механиков и остались на сверхсрочную службу.

В выходной день после завтрака Люба вдруг говорит:

– Егор, ты говорил, что мы будем жить на берегу Балтийского моря, а где же оно?

– Это граница, пограничники не разрешают выходить на берег, но если хочешь, пойдём.

Быстро собрались и пошли в лес. По узкой тропинке между соснами и елями они пробирались к берегу. По обочине, как брызги солнца, желтели головки одуванчиков, нежные ландыши склоняли свои бусинки колокольчиков в их сторону. Люба сорвала несколько стебельков и с поцелуем протянула Егору. Ему казалось, что запах ландышей идёт от самой Любы, эти мгновения запечатлелись на всю жизнь, ландыши до конца жизни остались его любимыми цветами, их запах постоянно возвращал его в ту весну.

Вдруг лес распахнулся и открыл лазурную голубизну моря. Огромные волны бились о валуны, белыми барашками набегали на берег и с шумом растекались по мелким камешкам. Величественный шум моря дополнялся криком чаек.

– Это не земное! Это рай небесный, – сказала Люба.

Они стояли, будто завороженные, и не слышали, как к ним подошёл пограничник.

– Как вы сюда попали? Это запретная зона.

– Это я виновата, – сказала Люба, – я никогда не видела моря и уговорила мужа пойти.

– Покажите документы!

Егор достал удостоверение личности и в развёрнутом виде показал пограничнику. Тот посмотрел на фото и на дату выдачи.

– Задерживать вас не буду, но чтобы впредь вас тут не было. Немедленно идите домой.

Домой идти не хотелось, и они пошли гулять по лесу. Набрели на вышку, вверху на площадке никого не было и ничего не было установлено, и они решили залезть на эту вышку.

– Здесь загорать можно, – сказала Люба, – комаров ветер отгоняет.

Егор разделся до пояса, постояли, позагорали и решили спуститься вниз.

– А где же лестница? Как слезать будем? – спросил Егор, посмотрев вниз.

Постояли в недоумении, задумавшись, куда же исчезла лестница.

– Ну что, перепугались? – послышался голос.

Они посмотрели вниз и увидели Женю Складаного и Серафима Фурцева. Оба сдали зачёты на механиков.

Поставили лестницу.

– Слезайте, пленники! – сказал Женя.

Дело шло к обеду, и их пригласили покушать. Пока Люба готовила обед и накрывала на стол, завели патефон и стали слушать пластинки.

– Больше всех мне нравится Клавдия Шульженко, – сказал Серафим.

– Леонид Утёсов разве хуже? А Изабелла Юрьева? Чем не хороша? – возразил Женя.


Автомеханик 12-й КОИАЭ

Складаный Евгений Фомич. 1940 г.


– Все хороши, и хозяева тоже, спасибо за обед, – сказал Серафим, – нам пора уходить.

Гарнизон Липово находился в полном расцвете.

– Никогда не было здесь так хорошо, – отмечали старожилы Г.И.Бенусов и М.Г.Горюн.

Учебно-боевая подготовка находилась на высшем уровне, снабжение всеми видами довольствия не имело нареканий, срочная служба проходила без нарушений. В клубе шли новые кинофильмы, проходили вечера танцев под радиолу, драмкружок ставил пьесы, художественная самодеятельность с участием лётчиков и техников была на высоте.

Молодость брала своё. Баянист, аккомпаниатор, Иван Усатов был незаменим, Александра Лузина не отпускали со сцены, когда он исполнял старинные романсы «Гори, гори, моя звезда», «Милая» и многие другие. Лихо отплясывал «Гопака» лётчик, а теперь уже Герой Советского Союза, Анатолий Нефёдов. Его воздушным прыжкам мог бы позавидовать и профессионал. С художественным чтением выступали Тоня Смирнова и Люба Буранова, зажигательно танцевали «Шуточный перепляс» Аня Крайнова и старшина Василий Громов. Аня танцевала до изнеможения, однажды она бы упала и разбилась, если бы её не подхватил неизменный конферансье Егор Буранов. Хоровые песни под баян исполнял многочисленный коллектив, состоявший из жён начальствующего состава и краснофлотцев. Лучшие номера были отобраны на смотр художественной самодеятельности авиаторов ВВС КБФ. В Новый Петергоф поехали Анатолий Нефёдов, Люба Буранова и Аня Крайнова с Василием Громовым. За художественное чтение стихотворения «Дочь народа» Люба получила первое место среди женщин, лучшим чтецом среди мужчин был признан красноармеец Асеев, он читал стихи акына Джамбула. Все были награждены «Почётными грамотами». Люба была приглашена на смотр флотской самодеятельности в город Таллин, но без мужа ехать не захотела.

– Люба, время неспокойное, надо брать отпуск и решать, куда ехать на случай войны, – сказал Егор.

Люба согласилась, и отпуск они провели в Мордовии. На обратном пути в Ленинграде купили детскую ванночку, они ждали ребёнка.

В гарнизоне жизнь стала тревожной. Шёл 1940 год, международная обстановка не радовала, газеты сообщали о стремительных маршах фашистов. 10 июня они оккупировали Норвегию, 22 июня капитулировала Франция, 4 сентября фашизм победил в Румынии, 1 марта 1941 года фашизм пришёл в Болгарию, 16 марта – оккупирована Греция, 27 марта произошёл государственный переворот в Югославии. Боевые тревоги участились, летчики стали дежурить, сидя в кабинах, и не одним звеном, а целым отрядом. Весь лётный и технический состав, который закончил училища в 1939 году, был переведён на казарменное положение. На главном месте была учебно-боевая подготовка. Отряды соревновались между собой. На первом месте был отряд старшего лейтенанта П.П.Смирнова, за ним шёл отряд старшего лейтенанта Я.И.Ёхина. Оставалось выполнить ночные полёты. Оба отряда были укомплектованы опытными лётчиками. Третий отряд укомплектовали молодыми лётчиками, пришедшими из училищ. Самых молодых тренировал старший лейтенант И.К.Полях. За его энергию, оптимизм и человеколюбие питомцы называли его «Батя». Весь май 1941 года шли учебно-боевые тревоги, отрядные учения, большие и малые. Учения 61-й авиабригады проходило с применением дымовой маскировки и ношением противогазов. Химподготовкой в 12-й КОИАЭ руководил начхим Г.Г.Бегун, на флотских учениях 12-я КОИАЭ заняла первое место.

19 июня 1941 года в гарнизоне Липово была объявлена боевая тревога. По этой тревоге вывели из ангара все самолёты и разместили по окраине лётного поля в кустарниках. Егору досталась та же стоянка, что была во время Финской. Всем экипажам была объявлена боеготовность № 2. Поставили две больших брезентовых палатки. Лётно-технический состав отдыхал ночью в этих палатках, домой не пускали. Только в субботу, 21 июня сходили в баню с подменой дежурства около самолётов. Вот такая была обстановка в гарнизоне Липово перед началом Великой Отечественной войны. Это данные из истории 12-й КОИАЭ.

Часть II

Страна огромная встает на смертный бой

(Война на островах моонзундского архипелага)

Погибшие в войну ничего с собой не ВЗЯЛИ. Они оставили Родину, которую защищали, детей, которые продолжают их род, однополчан, дошедших до логова врага. Они оставили память о себе на века.

Началась Великая отечественная война

На Балтике стояли тёплые июньские дни, солнце поднималось на самую высокую отметку летнего солнцестояния, ночью было светло, как днём. Это были балтийские «белые ночи». Во многих парках Ленинграда работали танцплощадки, играли духовые оркестры. Но не всем было дано наслаждаться «белыми поэтическими ночами». Всем воинским частям и кораблям Наркомом Военно-морского флота адмиралом флота Н.Г.Кузнецовым было приказано находиться в боеготовности номер два, быть готовым к отражению нападения врага. По этой готовности все самолёты были выведены из ангаров и размещены на окраинах аэродромов на удалении друг от друга. Лётчики сидели в кабинах самолётов с пристёгнутыми ремнями, технический состав следил за сигналами с командных пунктов.

Рано утром дежурный штаба ВВС КБФ сообщил во все воинские части о нападении Германии на Советский Союз. Самолёты гитлеровской Германии бомбили Севастополь – главную базу Черноморского флота. Города Мурманск, Киев, Одесса, Каунас и другие были подвергнуты варварской бомбардировке.

В 3 часа 30 минут началось наступление сухопутных гитлеровских войск. Так началась великая война. Это было в воскресенье 22 июня 1941 года.

Фашисты упорно к этому готовились. На одном из секретных совещаний Гитлер сообщил своим генералам: «Теперь пришёл час, когда необходимо выступить против еврейско-саксонских поджигателей войны и таких же правителей большевистской Москвы». Повода для нападения не было, им надо было расширить границы «великой Германии», покорить народы Европы и сделать их рабами. Неслыханная наглость, зверское нападение фашистов на мирное население возбудили не страх, а гнев во всём личном составе балтийских моряков.

Оперативный дежурный сообщил, что в 12 часов по московскому времени будет выступать В.М.Молотов с обращением ко всему советскому народу. Командование 12-й КОИАЭ в гарнизоне Липово решило, что выступление Молотова должны услышать все. Для этого на лесной поляне опушки аэродрома был установлен репродуктор, сюда сходились авиаторы, свободные от вахты. Молотова приходилось слышать не раз, в кинозалах в документальной хронике слушали и смотрели его выступление в Женеве, где он отстаивал право жить в капиталистическом мире единственному социалистическому государству. Теперь это государство в опасности.

– Внимание! – Послышался голос диктора Юрия Левитана, – слушайте выступление Народного Комиссара иностранных дел товарища Молотова.

– Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: «Сегодня в 4 часа утра без объявления каких либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города: Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством».

В голосе Вячеслава Михайловича, немного приглушённом и картавящем, не было смятения и паники, он звучал уверенно и взволнованно, призывая народ к решительному отпору врага:

– Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы Советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Выступление Молотова было прослушано тревожно и с вниманием, все стояли молча и слушали. Казалось, даже лесные обитатели притихли, будто понимали случившееся. Радио смолкло.

Тишину нарушил голос секретаря парторганизации Федота Гавриловича Дьяченко. Он объявил митинг открытым. После его короткой речи начались выступления. Гневно и взволнованно лётчики Г.В.Крайнов, П.П.Смирнов, Я.И.Ёхин, инженеры и техники обличали фашизм, все давали клятву бороться с врагом до полной победы, пока руки держат штурвал, пока бьётся сердце. После митинга вскоре был объявлен вылет.

Так начался счёт боевым дням и вылетам. Четыре дня несли вахту над островами Гогланд и Лавенсари, над Лужской губой, а потом пришёл приказ командующего ВВС КБФ о перебазирования 12-й КОИАЭ на эстонский остров Эзель. Это было 26 июня, лётчики поднялись в воздух на своих «Чайках», сделали прощальный круг над Липово и скрылись за опушкой леса. Техническому составу было разрешено сходить домой на несколько минут, затем на самолёте ПС-84 следовать на Эзель.

Егор трое суток не был дома, зашёл в комнату и увидел свою Любушку сидящей за столом, она была одетой, очевидно не раздевалась и ночью. Встретив Егора, прижалась и заплакала. Егор обнял её, поцеловал волосы, плечи. Впервые они были во власти страшной стихии.

– Надолго пришёл? – спросила Люба, подняв голову.

– Отпустили на несколько минут.

– Что тебе собрать?

– Ничего не надо, в чемоданчике есть всё необходимое.

Время встречи истекло, Егор только успел сказать:

– Дорогая, прошу тебя, всегда помни о ребёнке, сохрани его. Если будут эвакуировать, поезжай в Мордовию, там помогут родственники, устроишься на работу, без меня тебе будет очень трудно, терпи.

Люба пошла провожать. Быстрым шагом они торопились к самолёту, который разлучит их надолго. Около ворот к лётному полю стояли женщины с детьми. Они взволнованно что-то кричали своим мужьям, вытирая слёзы, дети испуганно смотрели на своих отцов, уходящих неведомо куда, прижимались к своим матерям. Егор шёл, и всё время оглядывался назад. Люба стояла в лёгком платьице, от встречного ветра развевались волосы, платьице плотно облегало её плечи и ноги, подчёркивая изящную фигурку молодой, любимой жены, самого близкого человека, дороже которого нет никого на свете. Егор думал только о ней, машинально переставляя ноги.

Техники садились в самолёт ПС-84. Зашёл последний пассажир и люк закрылся, командир экипажа лейтенант Костецкий проверил отлетающих техников, каждого по списку. Не оказалось только одного – воентехника

В.Д.Богуславчика. Костецкий ждать не стал, начал рулить на взлётную, а затем взлетел. Егор посмотрел в иллюминатор, увидел мчащийся автостартёр, на нём стоял во весь рост и жестикулировал руками, прося остановить взлёт, опоздавший воентехник Богуславчик. На Эзель ему пришлось добираться наземным транспортом. Нелёгкая судьба сложиласьу него потом. Его перевели в авиацию Северного флота. Пришлось летать бортовым техником. Много раз экипаж был на грани гибели, подбитые, они горели в воздухе, но твёрдо выполняли задания по сопровождению конвоев и уничтожению подводных лодок.

Сделав прощальный круг, самолёт взял курс на Таллин. Егор ещё раз посмотрел на ворота, где стояли боевые подруги с детьми. Никто не расходился. Под крылом замелькали деревья, петляли дороги с маленькими автомашинами, с людьми, которые как будто не шли, а стояли.

Командир экипажа обратился к пассажирам. Он сказал, что будем лететь без сопровождения, и если на нас нападут вражеские истребители, паники не должно быть, окажутся паникёры – стрелять в них. Грозные слова командира экипажа были восприняты без эмоций, каждый думал о более серьёзном, каждый понимал, что всё страшное и мучительное будет впереди.

Пролетели большую реку, это была Нарва. Показался город с ровными улицами и красными черепичными крышами, всюду буйствовала зелень. Это и был город Нарва, о котором Егор знал только по рассказам. Самолёт летел на юго-запад левее Таллина. Показалось Балтийское море, голубая синь была бесконечной. Моторы стали сбавлять обороты, Костецкий сделал крен, и все увидели на земле посадочное полотнище буквой «Т». Самолёт шёл на посадку.

Аэродром Кагул

Самолёт пошёл на снижение и коснулся земли. Промелькнула большая белокаменная церковь. От свежевспаханной земли образовался огромный шлейф пыли. Самолёт остановился и выключил моторы, открылся люк самолёта, и все стали выскакивать на поле. Их никто не встречал.

Через некоторое время показался военный в сухопутной форме, он смущённо держал пистолет в руке. Из-за укрытия вышли несколько бойцов с гранатами, все они были настолько пропылены, что трудно было определить какого цвета их обмундирование. Потом они рассказали, что им было приказано срочно расчистить территорию под лётное поле, разровнять бугры и укатать. Трое суток они находились в этой пыли, боялись, чтобы на их площадку не сели фашистские самолёты.

Прилетевшие техники стали немедленно разгружать самолёт, им помогали подошедшие бойцы. По всему лётному полю были расставлены металлические ежи, чтобы не могли садиться чужие самолёты и только узенькая полоска оставалась чистой. Эти ежи стали растаскивать по обочинам поля. Едва успели сделать главное, как в воздухе показались краснозвёздные истребители «Чайки». Приземлились благополучно, погода стояла сухая, и пыль поднялась ввысь на несколько метров. Майор Е.А.Кудрявцев, командир 12-й КОИАЭ вместе с командирами и инженерами отрядов стали определять места стоянки отрядов.




Отряд П.П.Смирнова определили в кустарник на обочине поля, отряд Я.И.Ёхина – около штабной землянки, отряд Б.А.Годунова – на поляне между высоких деревьев.

Расставив самолёты по местам, техники сразу же приступили к подготовке их на боевые вылеты. Управились вовремя, а тут привезли в термосах пищу, готовили её на морском аэродроме Кихелькона. Обедали прямо на поляне, одновременно и поужинали. Затем лётчиков увезли на ночной отдых, а одно звено – лейтенанта А.М.Тхакумачева оставили на всякий непредвиденный случай дежурить.

Охрану самолётов приняли сухопутные подразделения. К техникам подошёл командир, фамилию которого они не знали и не спросили. Он оказался общительным человеком и коротко рассказал об острове Эзель, куда они только что прилетели. Вот его рассказ:

– В Балтийском море недалеко от берегов Эстонии находятся около 800 больших и малых островов. Самый большой из них – остров Эзель. Вместе с другими островами Моонзундского архипелага, находящимися в средней части Балтийского моря, он имеет большое стратегическое значение для нашей Родины – через него проходят пути в Рижский и Финский заливы Балтийского моря к портам: Таллинн, Ленинград, Хельсинки, Рига, Лиепае. Эзель является вроде ворот на входе в эти порты, не случайно в 1721 году великий Пётр 1 присоединил эти острова к России. В 1917 году более трёхсот единиц кораблей германского кайзеровского флота были скованы кораблями Балтийского революционного флота и красными гарнизонами Моонзунда. Немцам был закрыт путь в Финский залив и дальше к Петрограду.

– Вы упомянули Моонзундский архипелаг, – спросил Егор, – расскажите об этом подробнее.

– Моонзундский архипелаг – это совокупность многих островов. Он состоит из группы островов в Балтийском море у побережья Эстонии. Самые крупные из них Эзель, Даго, Муху. На островах много леса, озёр, лугов. Главная ценность островов в стратегическом значении. Все иноземные захватчики при попытках овладеть Петроградом, прежде всего, стремились захватить Моонзундский архипелаг. Только за последние сорок лет Моонзундские острова четырежды становились ареной ожесточённых сражений.

В этих сражениях балтийские моряки показали себя подлинными героями – патриотами, мужественными и бесстрашными воинами.

– А кто здесь главный начальник, которому мы будем подчиняться?

– Все воинские подразделения островов подчиняются коменданту БОБРа – береговой охране Балтийского района, генерал-майору береговой службы Алексею Борисовичу Елисееву. Начальник штаба БОБРа – полковник Алексей Иванович Охтинский; военком БОБРа – дивизионный комиссар Гавриил Фёдорович Зайцев; начальник политотдела – батальонный комиссар Лаврентий Егорович Копнов.

– Теперь назовите, пожалуйста, свою фамилию, – попросил механик Дзюба.

– Денисов Иван Петрович, – ответил он.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил Егор.

Иван Петрович пожелал спокойной ночи и ушёл. Стало темнеть. Все техники и младшие специалисты стали устраиваться на ночлег под крыльями самолётов.

Первые встречи с врагом

Первый день пребывания на острове прошёл относительно спокойно. Перед командиром 12-й КОИАЭ штаб БОБРа поставил боевую задачу: отражение налётов самолётов противника; прикрытие кораблей флота, базирующихся в районе Моонзундского архипелага; разведка района Рижского залива с городами: Пернава, Линдава, Рига; нанесение бомбового удара по транспортам противника, пытающихся пройти через Ирбенский пролив; взаимодействие с торпедными катерами. Сопровождение бомбардировщиков во время их боевых действий.

На аэродром Кагул прилетели ещё самолёты третьей авиаэскадрильи 71-го авиаполка и вторая авиаэскадрилья 57-го авиаполка. Таким образом, на острове оказалась авиагруппа из 110 самолётов, из них 72 истребителя, 24 морских бомбардировщиков МБР-2, которые базировались на озере Кихельконна, 9 бомбардировщиков СБ и 5 самолётов Ил-2. Фашистские самолёты, базирующиеся на материке, имели численное преимущество. Наших лётчиков это не пугало, ненависть к захватчикам, желание защитить своих детей и близких придавали силу и отвагу верным сынам Отечества.

Начались напряжённые дни и ночи, каждый лётчик вылетал на боевые задания по нескольку раз в день. Вражеские самолёты нападали на наши корабли и топили, интенсивно вели разведку и помогали наступающим частям. Наши зенитчики усердно стреляли по появляющимся самолётам, но попаданий было мало, и враги уходили почти безнаказанно. Вся надежда была на наши истребители. В небе всё время барражировали (патрулировали) наши «Чайки». В одном из боевых дней на барражировании были наши лётчики Крайнов Г.В. и Годунов В.А. Набрав высоту 2000 метров, они увидели вражеский самолёт Ю-88. Не теряя времени, бросились на пирата. Он понял опасность, сбросил бомбы в воду и стал уходить. Его догнали наши истребители, открыли по нему огонь, вошли в ярость, стреляли до последнего патрона. «Юнкере» задымился и с понижением вошёл в облачность.

Обидно было, что упустили врага. Прилетев на свой аэродром, стали обсуждать, как лучше воевать.




Лётчик 12-й КАОИАЭ Абдулах Мажидович Тхакумачев. Обратная сторона фотографии


Лётчик А.М.Тхакумачев возвращался с барражирования. Правее себя он увидел разрывы зенитных снарядов. Вскоре увидел летящий Ю-88, который после авиаразведки возвращался на свою базу. Саша развернулся и вихрем налетел на врага с хвоста.

Меткими очередями уничтожил хвостового стрелка-радиста. «Юнкере» прибавил газ и начал уходить, Тхакумачев выпустил ещё две очереди из пулемётов. С правой плоскости показалось пламя и охватило кабину фашиста, бомбардировщик свалился на правое крыло и камнем пошёл вниз. Саша следил за ним до тех пор, пока тот не врезался в воду. На волнах показалось масляное пятно. Тхакумачев радовался и недоумевал, как это он пулями из пулемётов ШКАС пробил броню «юнкерса». Значит, у него есть уязвимые места, значит враг не такой уж сильный и страшный.

Саша прилетел на свой аэродром, пулей выскочил из кабины, подбежал к командиру отряда П.П.Смирнову и, запыхавшись, доложил:

– Товарищ командир, я только что сбил вражеский Ю-88, я это правду говорю, есть масляное пятно на воде!

Смирнов улыбнулся своей знакомой улыбкой, пожал руку победителю и сказал:

– Лететь на проверку нет необходимости, посты ВНОС[1] подтвердили падение в воду сбитого вражеского самолёта.

Карл Карлович Тооминг прибывает на остров эзель

В бухте Менту на острове Эзель базировался 13-й дивизион катеров КМТЩ. В их задачу входило траление и постановка мин, отражение вражеских катеров, уничтожение морских десантов. Командир этого дивизиона капитан 3-го ранга Николай Фёдорович Барсуков свои обязанности знал и строго их выполнял. В конце июня поступила весьма важная и ответственная задача: переправить на остров Эзель скрытным путём члена Центрального комитета Коммунистической партии Эстонии Карла Карловича Тооминга с супругой. Сложность заключалась в том, что Балтийское море было переполнено фашистскими катерами, кораблями, авиацией, подводными лодками, много плавало вражеских мин, подстерегала опасность нарваться на них. Командир дивизиона Барсуков и комиссар дивизиона старший политрук Сергеев задумались над выполнением этой задачи.

– Я считаю, – сказал комиссар, – эту задачу поставить командиру 2-го звена старшему лейтенанту Дмитрию Апексимовичу Овсянникову.

– С выбором согласен, – сказал Барсуков, – это смелый и умный командир.

Овсянникова вызвали на КП, поставили задачу.

На катере КМТЩ за номером 13–09 готовились к встрече К.К.Тооминга. Мичман Николай Горбунов получил от командира Овсянникова особое поручение:

– За жизнь Тооминга вы лично отвечаете своей головой, – напутствовал Овсянников, – предусмотрите всё, предвиденное и непредвиденное.

– Постараюсь оправдать ваше доверие, – ответил мичман.

В Таллиннской бухте на катер прибыли супруги Тооминг. Это были не совсем молодые люди с пробивающейся сединой на висках, очень интеллигентные и культурные. Разговаривали между собой на эстонском языке. Их внимательно рассматривали, но они не смущались. Супруга, сохранившая всю прелесть женской красоты, чувствуя восхищённые взгляды окружающих, чуть улыбалась краешками губ сдержанной улыбкой. Серые с синевой глаза, обрамлённые стрелами чёрных ресниц, делали взгляд задумчивым и загадочным. Супруги остались наедине с мичманом, для знакомства задали ему несколько вопросов биографического характера, откуда родом, где учился и работал. Мичман Горбунов коротко ответил:

– Родился в городе Карагат Новосибирской области в 1921 году. Комсомолец, работал учителем, потом призвали служить в армию, был зачислен на учёбу в 5-ю Ленинградскую школу младшего состава НКВД. После годичного обучения был направлен в город Кронштадт на базу торпедных катеров, оттуда направили служить в 13-м дивизионе катеров КМТЩ. Умею стрелять, знаю приёмы японской борьбы. Могу показать, как я стреляю.

– О, это будет интересно! – Сказала супруга.

– Тогда пожалуйста, – ответил Николай.

Для ежедневных упражнений в стрельбе у Николая на катере было приспособление из мишени и зеркала. Глядя в него, Николай сделал три выстрела, и все оказались в цели.

– Вы часто упражняетесь в стрельбе? – спросил Карл Карлович.

– Да, часто, – ответил Горбунов, – для меткой стрельбы надо упражняться постоянно, не менее трёх выстрелов в день.

– Тогда я вам составлю компанию, – сказал Тооминг, достал свой маузер и сделал три точных выстрела.

Николай увидел у Тооминга нож, он был необыкновенно красив, ручка заканчивалась головой лошади. Мичман как увидел этот нож, так и обомлел, глаз от него не мог отвести. Карл Карлович уловил взгляд мичмана, улыбнулся и со словами «все мы были молоды!» подарил нож мичману.

Гостя пригласили побеседовать с членами команды, он согласился. Ему задавали вопросы: долго ли протянется война, какое соотношение сил наших и немецких. Тооминг охотно отвечал, ясно и понятно, обладая большой эрудицией. Потом сам задавал вопросы, терпеливо выслушивал, вставлял умные замечания. Моряки убеждались, что перед ними был человек большого ума и большой силы воли.

– А теперь расскажите немного о себе, – просили моряки.

– Я отношусь к числу старых революционеров Эстонии, – сказал он, – как сын трудового народа прошёл большой и славный путь революционной борьбы, активно участвовал в борьбе за установление Советской власти в Эстонии. Всю свою жизнь я посвятил служению своему народу и своей Коммунистической партии. На острове Эзель я был и раньше, участвовал в организации и руководил революционным восстанием. За это меня арестовали жандармы, и я отсидел в тюрьме 10 лет.

– На острове вам будет небезопасно, – сказал кто-то, – бои идут на материке и наверно скоро будут на островах.

– Острова надо удержать во что бы то ни стало. Моя помощь нужна в организации гражданского населения, в разъяснении военной политики до полного понимания каждым человеком. Я всё сделаю для победы, чем бы это мне ни грозило. Такова цель моей жизни, таков мой выбор.

Катер благополучно прибыл во второй половине дня. Стояла тихая и ясная погода. Синее небо было чистое, только справа у самого горизонта нависла тёмно-свинцовая туча с багровым подсветом. Вдали над гладью воды синей дымкой виднелся лес. Супруги сошли на берег. Морская болезнь и штормовая погода повлияли на их самочувствие, а, может, и волнения о предстоящей работе в глубоком тылу врага, причин было много. Выглядели они утомившимися.

Появились легковые автомашины и увезли пассажиров.

Позднее Николай Горбунов узнал о жизни Карла Карловича больше. Было ему 38 лет, имел 20-летний партийный стаж. В буржуазной Эстонии его судили на процессе 77 коммунистов и приговорили к 10 годам каторжных работ. Просидев 9 лет, уехал в Советский Союз, затем вернулся в Эстонию и снова был арестован. Когда 28 сентября 1939 года был подписан договор о взаимной помощи между СССР и Эстонией, Карлу Карловичу открылась широкая дорога в работе высших органов власти Эстонии.

Прошли сутки, как супруги Тооминг покинули катер. Команда моряков катера терпеливо ожидала их возвращения. Наконец, к счастью всех, подъехала автомашина и остановилась. Из неё вышел начальник политотдела БОБРа полковой комиссар Л.Е.Копнов, потом вышел Карл Карлович, за ним его супруга, за ней неизвестный команде мужчина в гражданском костюме. Последний был высокого роста, правильного телосложения, очень обаятельный, с мелкими чертами лица. Большие ясные глаза были проницательны, лицо чуть суровое. Он что-то сказал супруге Тооминга и улыбнулся. Приятная улыбка очень шла его лицу, была душевной и обаятельной. Командир катера Овсянников доложил начальнику политотдела по-уставному, все последовали на катер. Супруга Тооминга отыскала глазами Николая Горбунова и кивком головы поздоровалась. Николай встретил её взгляд открытой улыбкой, но вспомнив о своих основных обязанностях, направился к трапу катера. Овсянников остановил его.


Первый секретарь уездного комитета Компартии Эстонии на острове Эзель Александр Михайлович Муй


– Находитесь возле супруги Тооминга, – сказал командир катера.

– Есть, – ответил мичман.

Начальство разговаривало между собой о чём-то серьёзном.

– Решено доставить всех на остров Вормси, – сказал Копнов Овсянникову.

– Есть доставить! – ответил тот.

Николай с супругой Тооминга разговаривал просто, как будто знал её много лет.

– Кто этот гражданский, что с вами приехал? – спросил Николай

– Первый секретарь уездного комитета компартии Эстонии на острове Эзель. Его зовут Александр Муй.

– А те двое в военном, которые сидят с шофёром?

– Это работники НКВД.

Командир катера построил весь личный состав в одну шеренгу. К строю подошёл Карл Карлович, работник НКВД передал ему пакет. Тооминг развернул его и извлёк револьвер «маузер», затем подошёл к мичману Горбунову и передал ему револьвер. Дружески хлопнув по плечу, сказал:

– Вот вам мой подарок, совершенствуйтесь в своих упражнениях для нашей победы.

Вот вам второй пакет, в нём патроны.

Напряжённая тишина оживилась. Мичман стоял, оробевший от неожиданного счастья, наконец, набрав воздуха в лёгкие, торжественно отрапортовал:

– Служу Советскому Союзу!

Командир катера подал команду разойтись по рабочим местам. Счастливый, как никогда в жизни, мичман Горбунов подошёл к супруге Тооминга. Посмотрев в её глаза, почувствовал острую душевную боль.

Она пыталась скрыть это, говорила тем же спокойным голосом, так же улыбалась сдержанной улыбкой, но глядя на погрустневшего, озадаченного мичмана, поняла, что от него не скроешь. Чужая боль ставшего близким человека мгновенно передалась мичману, сковала железным обручем сердце, торжественного настроения как не бывало. Ему хотелось облегчить страдание дорогого ему человека, но он чувствовал своё бессилие. Она закрыла лицо платком и тихо заплакала. Потом взяла себя в руки, взглядом попросила прощения за несдержанность, протянула руку с маленьким слонёнком и тихо сказала:

– Возьмите этого слонёнка, пусть он будет вашим талисманом, пусть он хранит вас, как ангел-хранитель.

Николай осторожно взял огрубевшими руками этот хрупкий дорогой подарок и положил около сердца в левый карман. Нет надобности описывать его чувства. Этот талисман он пронёс через весь смерч войны, хранил его божественно, не расставаясь.

2 февраля 1982 года он провожал своего внука Николая Евгеньевича Алексеева служить в Афганистане. Дед подарил внуку своего слонёнка. Вручая его, бывший мичман сказал:

– Пусть он будет тебе спутником удачи, талисманом победы.

Засада

На морском аэродроме Кихелькона находилась 15-я отдельная морская разведывательная авиаэскадрилья (командир майор А.Г.Горошенко) и 85-я авиаэскадрилья (командир капитан М.И.Горбач). Самолётами этих эскадрилий были летающие лодки МБР-2, морские бомбардировщики-разведчики. В их задачу входила разведка Рижского залива, обнаружение транспортов противника в Ирбенском проливе, разведка районов Виндавы, Риги, на подступах к Таллинну и Раквере. Эти самолёты были самой устаревшей конструкции с одним мотором над центропланом, а в шутку это называлось «с мотором на крыше». Их крейсерская скорость не превышала 180 километров в час. Вооружены были двумя пулемётами с бомбовой нагрузкой 600 килограммов. Большая габаритность и плохая маневренность делали их уязвимыми для вражеских зениток и истребителей. В сопоставлении с немецкими самолётами «хенкелями», которые имели скорость более 400 километров в час и вооружены были пулемётами и пушками, наши самолёты МБР-2 были вроде больших черепах.

Надо представить состояние лётчика на МБР-2, когда он летел над территорией врага.

– Я представляю их самочувствие, – сказал моторист Сергей Арцев, – догоняют тебя, расстреливают, а ты вроде «стоишь» на одном месте и ждёшь, когда тебе подставят брюхо или бок. А скорости-то маловато, хоть самого себя за хвост тащи.

– Печально, – сказал Егор, – здесь нужны другие самолёты, посылают наши истребители «Чайки», а они не приспособлены для разведки, даже фотоустановок нет.

– Стартех, а почему так получилось, что немецкие самолёты лучше наших?

– У нас есть самолёты не хуже немецких, но их не успели перевооружить, слишком мало времени нам было отпущено историей, чтобы подняться до уровня капстран, а тем более Германии, которая пол-Европы ограбила, прежде чем напасть на нас.

– Стартех, – продолжал Арцев, – лётчики говорили, что вчера на Кихельконне опять сбили два самолёта МБР-2.

– Я тоже это слышал. Сейчас полетят уничтожать самолёты, которые сбивают наши МБР-2.

К началу войны большинство советских самолётов (около 80 %), были устаревшей конструкции. В 1940 году было выпущено истребителей Як-1 всего 64 самолёта, МИГ-3 всего 20, бомбардировщиков ПЕ-2 всего 2 самолёта. Фашисты сосредоточили у наших границ около 5 тысяч самолётов. Фактор внезапности дал преимущества фашистам. Только 22 июня мы потеряли 1136 самолётов, в том числе 800 на 66 аэродромах, подвергшихся неожиданному нападению. Фашистская авиация потеряла более 77 тысяч самолётов на советско-германском фронте (сведения из журнала «Коммунист» № 8 1982 г.).

Фашистские лётчики пренебрежительно относились к нашим тихоходным самолётам МБР-2. Но жизнь подсказала им быть осторожнее после того, как они понесли большие потери в воздушных боях. При встрече стали уклоняться от боя, держаться подальше от греха, а если нападать, то внезапно, из-за угла.

Самолёты «хейнкели» прилетали к аэродрому Кихельконна и на расстоянии трёх-пяти километров садились на воду поджидать прилёта самолётов МБР-2.

При взлёте или при возвращении с боевого задания самолётов МБР-2, они набрасывались на них, сбивали и уходили невредимыми. Создалось угрожающее положение.

Истребителям 12-й КОИАЭ была поставлена боевая задача – уничтожить фашистские засады.

На поиски фашистских «хейнкелей» послали лётчика Петра Сгибнева.

Подлетая к Кихельконне, он обнаружил дежурящих на воде четырёх «хейнкелей». Морская волна убаюкивающе покачивала четырёх стервятников. Пётр немедленно возвратился и доложил. На их уничтожение вылетели два звена лётчиков Я.И.Ёхина, В.М.Лобанова, А,А.Трошина, А.П.Дворниченко, М.И.Афанасьева, П.Ф.Гузова. Летели к цели на самой низкой высоте.

– Вот они, молодчики! – сказал Яков Ёхин, и дал сигнал приступить к атаке.

Удар был произведён одновременно по всем «хейнкелем». Это было так внезапно, что они даже не успели запустить моторы. Три самолёта загорелись после первой атаки, стали тонуть, четвёртый стоял на плаву, но еле держался. Его хотели отбуксировать к берегу при помощи катера, но он не дождался, утонул.

– Вот теперь они не прилетят! – сказал Пётр Гузов.

Действительно, фашисты позабыли дорогу к Кихельконну, но от тактики «засад» они не отказались. Теперь не близко к Кихельконну, а в открытом море они поджидали наши самолёты. Но и там их обнаружили разведчики Г.Крайнов и П.Сгибнев. Недолго думая, Григорий и Пётр одновременно атаковали фашистов, и реактивные снаряды прямым попаданием разнесли в щепки бесславных завоевателей. Так закончились фашистские засады.

Маленький лётчик

На аэродроме Кагул боевые вылеты продолжались днём и ночью. Самолёты истребители 71-го авиаполка были отозваны на аэродром Райэшкюля, нагрузка на лётчиков 12-й КОИАЭ увеличилась. Их было не так много, способных летать днём и ночью, всего четырнадцать: Г.А.Авакьян, Б.А.Годунов, П.Ф.Гузов, Я.И.Ёхин, А.А.Ильичёв, Г.В.Крайнов, П.В.Кравченко В.М.Лобанов, П.П.Смирнов, П.Г.Сгибнев, А.М.Тхакумачев, А.А.Трошин, А.М.Шитов, Г.Г.Бегун.

Это был костяк или становой хребет 12-й КОИАЭ.

В третьем отряде Б.А.Годунова летали ночью только сам Годунов и Крайнов. Остальные лётчики были молодые, набирались опыта и мужали в боях. Самым молодым и самым маленьким в отряде Годунова был Николай Хромов, которому едва исполнилось восемнадцать лет. Любил его командир отряда Годунов за хорошую смекалку, находчивость, за шустрый нрав.

Однажды по телефону с командного пункта Годунов получил задание на вылет. Быстрым взглядом он осмотрел всех лётчиков, выбирая себе напарника.

– Полетим, маленький лётчик, – улыбаясь, сказал Годунов.

Хромов по-мальчишески соскочил с места, быстрым взглядом гордо посмотрел на всех, улыбнулся довольной улыбкой, кивнул головой и сказал:

– Полетим, товарищ командир!

Самолёты взлетели, оставив на земле два облака пыли. Они летели в необъятном просторе чистого неба. Небесная голубизна заканчивалась синей дымкой, соединяющей воду и землю. Им казалось, что небо подвластно им одним. Хромов держал ровный интервал, смотрел на командира, который всё время крутил головой, осматривая небо. Опытный лётчик не давал стихии неба обворожить блаженством, усыпить бдительность. Но теперь и сам Хромов насторожился, он увидел летящий Ю-88. Враг шёл правее, сзади них, Хромову было достаточно только развернуться, и «юнкере» оказался в его прицеле. Мгновенно нажал на все четыре гашетки пулемётов, казалось, пули прошили вражеский самолёт, но тот взял горку и скрылся. Прилив азарта закончился горькой обидой.

– Упустил, упустил гада, упустил… – с досадой повторял Николай.

Больше такой удачи Хромову не представилось. После полёта Хромов

вместе с командиром сидел на скамеечке. Наклонив голову, не глядя в глаза, Николай чуть не плакал от обиды.

– Ведь я всё сделал как надо, я видел трассу летящих пуль, а он, гад, ушёл.

Губы его дрожали, голос срывался.

– Успокойся, значит, пули не задели жизненно важные точки, – отеческим голосом успокаивал его командир, – если бы повыше, пули прошили бы голову.

Годунов учил властвовать собой в минуты огорчения и быть собранным во время боя. И его учения не прошли даром. В следующей встрече с вражеским самолётом в районе Большого Зунда, когда противник развернулся к атаке по нашему кораблю и потерял бдительность, Хромов с короткой дистанции всадил в него пули и уничтожил.

Бой за живучесть самолётов

Шесть дней прошло с момента прибытия самолётов 12-й КОИАЭ на аэродром Кагул. Стояла сухая погода, и лётное поле медленно зарастало травой. Пыль проникала во внутрь цилиндров двигателей, поршневые кольца катастрофически изнашивались, падала компрессия цилиндров.

Гул моторов не прекращался сутками, то тут, то там виднелись шлейфы густой пыли. При перелёте с аэродрома Липово техническому составу не разрешили брать инструмент для ремонта самолётов и даже личных вещей ввиду перегрузки самолёта ПС-84. Не было у них самого необходимого в обеспечении боевых вылетов, даже тормозных колодок, всё это было в пути.

Обстановка требовала постоянной готовности самолётов к боевым вылетам, в Липово принимались срочные меры доставки. Всё имущество техников, включая всякие козелки и стремянки, погрузили на автомашины для следования на Эзель, вместе с бензозаправщиками и маслозаправщиками образовался эшелон из 27 автомашин. Командиром этого эшелона был назначен начальник материально-технического обеспечения техник-интендант М.И.Усков, комиссаром эшелона-батальонный комиссар А.А.Лобанов, инженером по поддержанию исправности автомашин – инженер по эксплуатации Чистяков. Вместе с этим эшелоном выехал старший техник В.Д.Богуславчик, который опоздал к вылету самолёта ПС-84. Этому эшелону предстояло проехать большой путь с риском налётов вражеских самолётов.

Эшелон с нетерпением ждали эксплуатационники, самолёты приходилось выпускать подручными средствами. Авиатехник Г.А.Вапевалов сменил подкос пирамиды шасси, была крайняя необходимость опробовать уборку и выпуск шасси. Для этого надо было поставить самолёт на козелки, а их нет.

– Давайте поставим самолёт на пустые бочки, предложил Иван Усатов.

– Они продавят плоскости, – сказал Богунец.

– Постелим самолётные чехлы, будем удерживать от скольжения руками.

Так и сделали, ремонт оказался трудным, но удачным. Не было спецмашин для заправки горючим, маслом, сжатым воздухом. Их временно доставили из Таллина. Не было запасных частей. Вся тяжесть по эксплуатации самолётов легла на плечи зам. инженера 12-й КОИАЭ И.А.Усатова – любимого всеми баяниста. Он был выше среднего роста и немного сухощав, а теперь стал высохшим и согнутым.

Историк 12-й КОИАЭ, анализируя работу технического состава, сделал запись:

«В этот период хорошо работали техники: К.Е.Денисов, Н.И.Волосевич, М.Ф.Ломовцев, Р.И.Поляков, С.И.Филимонов, Г.В.Мальцев, Я.М.Вьюгин, И.М.Рубанов, механики Е.Ф.Складаный, А.И.Баран, и другие. Особенно трудно пришлось авиатехнику Рубанову. Имея свой самолёт, он одновременно обеспечивал самолёт Богуславчика, пока тот был в пути с эшелоном. С подготовкой к боевому вылету авиатехник И.М.Рубанов справлялся, самолёты вылетали без задержки».

Лишь на шестые сутки прибыл автоэшелон, наконец-то техники вздохнули с облегчением. Ночью, в условиях строгой светомаскировки, они меняли цилиндры моторов. Забравшись под чехлы с миниатюрной переносной лампочкой, они творили сложную и ответственную работу.

Егор со своим мотористом Женей Селецким не помнили, когда были в бане, их командир Пётр Зиновьевич Кравченко летал днём и ночью. Прилетит, полежит на траве возле самолёта и снова улетает. На его глазах ремонтировался и готовился к вылету самолёт, всё делалось, как на пожаре, только бегом.

– Нам достаётся, подумал Пётр Зиновьевич, – но и им тоже не сладко, может и потруднее.

Тишину нарушил стон моториста Жени Селецкого.

– Что случилось? – спросил его Егор.

– Палец придавило, ключ сорвался.

Егор посмотрел на палец, крупными каплями с него стекала кровь. Это обстоятельство приостановило движение. Егор поднял глаза на Женю. Хлопчатобумажный комбинезон блестел от масла и грязи, как кожаный, губы покрыты незаживающими болячками, голубые глаза стали красными от бессонных ночей, веки припухли. На сон время не отводилось, если то время и выпадало, то это были считанные минуты прямо под самолётом на брезентовых чехлах. Заснуть сразу было невозможно, от нервного напряжения мелькали перед глазами краны и гайки, и всё казалось, что они не совсем закрыты, недовёрнуты и не законтрены. Техник вставал и снова всё проверял. Вот так ковалась победа на отремонтированных самолётах.

Эвакуация семей липовского гарнизона

Война продолжалась. Лётно-технический состав 12-й КОИАЭ находился на острове Эзель, их семьи в гарнизоне Липово. Война приняла затяжной характер, наступил момент обязательной эвакуации семей, дальше медлить было нельзя. На полустанок Икс подали товарные вагоны.

Было 13 июля 1941 года. Семьям разрешили взять предельно малое количество вещей. Многие надеялись на скорое возвращение.

– Ведь так уже было, нас увозили на время учений, а потом возвращали. Так и будет, – успокаивала Мария Дзюба свою подругу Александру Ромашко.

Большинство не надеялись на скорое возвращение. Всем эвакуированным выдали удостоверения такого содержания: «Семья эвакуируется из района боевых действий. Просьба всем начальникам железных дорог, всем советским организациям оказывать содействие в передвижении на всех видах транспорта, предоставлении жилья и в трудоустройстве». Подписали удостоверения за командира части капитан Н.А.Казаков, за начальника штаба техник-интендант 2 ранга Я.Е.Кремер.

Товарные вагоны были совершенно не подготовлены для перевозки людей, не было настилов для лежания, даже скамеек для сидения. В одном из таких вагонов ехала Люба Буранова. Прямо на пол были постелены одеяла, детей завернули в простыни, матери сидели возле них на корточках. Состав шёл без остановок, не было возможности набрать воды, пополнить скудные запасы еды. Дети начали капризничать, просили пить, а воды не было, просили молока, еды, но всё закончилось. Поезд мчался без остановок, и никто не знал, куда. Голодные матери пытались накормить грудных детей, но молока не было. На третьи сутки у одной матери умер младенец, она потеряла рассудок, продолжала убаюкивать мёртвого ребёнка, проехала ещё сутки, потом сошла на какой-то маленькой станции, чтобы похоронить ребёнка.


Анна Васильевна Крайнова 1940 год.


Поезд несколько раз подвергался бомбёжке и артобстрелу. Люба сидела в дальнем углу и всю дорогу плакала. Рядом с ней сидела Ирина Ивановна Букреева и успокаивала:

– Не плачь, Любушка, беременным плакать нельзя, ребёнок будет нервным.

Когда миновали районы боевых действий, некоторые женщины стали

выходить на станциях, их никто не ждал и не встречал, так доехали до города Куйбышева. На вокзале в открытые двери вагона сообщили:

– Поезд дальше не пойдёт, освободите вагоны!

Люба вышла из вагона и с трудом достала билет до Чамзинки.

Жена воентехника Андропова ехала к родителям в Пермь, по дороге похоронила обоих детей.

В этом же вагоне ехала Анна Васильевна Крайнова, она была на последнем месяце беременности и всю дорогу повторяла:

– Мне надо доехать до Краснодара, иначе меня Жора не найдёт, когда мы прощались, он сказал, что мы встретимся у его мамы в Краснодаре. Он сказал, чтобы я берегла сына, теперь надо доехать, иначе мы разъедемся и потеряемся.

Недалеко от Куйбышева на станции Кинель она вышла, затем добиралась в товарных вагонах и на открытых платформах до Краснодара, ехала восемнадцать суток.

17 сентября 1941 года она родила сына и назвала его Георгием, любимым именем. При первом знакомстве со своей будущей женой Григорий Крайнов в шутку назвал себя Жорой, и это имя осталось с Аней навсегда.

В больницу к ней приходили родственники Григория.

– Появился сынок, а Жора его не видит! Как он угадал, что будет именно сын? Он так мечтал о нём, – говорила им Аня.

Увидеть своего сына Григорию так и не пришлось. Анна стала жить у матери Григория, Краснодар захватили немцы, она хотела эвакуироваться, но состав разбомбили на станции, и она снова вернулась к свекрови. На её глазах фашисты входили в город. Мирный красивый город услышал грохот артиллерии и лязг танков, оглушительный вой пикирующих бомбардировщиков, треск бешено мчащихся мотоциклов, пулемётные очереди.

Семь долгих месяцев Аня была в оккупации, видела повешенных на телеграфных столбах мужчин и женщин с ярлыками «Я не выполнил приказ немецкого начальства», «Я воровал», «Я отравила немца». Автобусы, оборудованные под душегубки, увозили на смертную казнь евреев и коммунистов. В станице Елизаветинской фашисты закопали в землю живыми детдомовских пионеров. Своим звериным приходом они сеяли панику, расшатывали волю к борьбе, рассчитывая устрашить своими зверствами мирное население, добиться полного покорения. Над городом появлялись одновременно триста фашистских самолётов, они нападали на санитарные поезда, бомбили госпитали.

Краснодар освободили в 1943 году, воинов-освободителей встречали со слезами и цветами. Приходили эшелоны с ранеными, из вагонов раненых выносили в окровавленных бинтах, размещали в школах, кинотеатрах, домах культуры, в больницах не хватало мест. Краснодарцы, кто не мог уйти на передовую, обслуживали раненых, рыли окопы, шили для военных одежду. Надо было вынести всё, чтобы победить врага. Аня вынесла всё, родила и воспитала прекрасного сына.

Георгий Крайнов воевал в Афганистане и был награждён орденом «Красной звезды».

В гарнизоне Липово

Весь основной состав трёх отрядов 12-й КОИАЭ участвовал в боевых действиях на острове Эзель. В Липово оставалась только часть третьего отряда для доучивания молодых лётчиков, прибывших для пополнения из училищ. Командиром этой группы был капитан Николай Алексеевич Казаков, обязанности начальника штаба и строевого отдела исполнял Яков Ефимович Кремер, инженера по эксплуатации самолётов – воентехник 1 ранга Михаил Григорьевич Горюн. Ответственным за подготовку молодых лётчиков назначили старшего лейтенанта Ивана Кирилловича Поляха. Его большой опыт работы с молодыми и отличная лётная подготовка благотворно сказалась в обучении. «Боевой, энергичный, правдивый» – такую характеристику дали ему его питомцы. В штабе ВВС КБФ липовская группа считалась действующей. Командующий ВВС КБФ генерал-майор авиации В.В.Ермаченков поставил этой группе боевую задачу: охрана береговой линии района на случай высадки десанта противника, сопровождение бомбардировщиков на передовую линию.

В подкрепление этой группы выделил два боевых звена из Низина. В Котлах и Кёрстово, откуда летали бомбардировщики, много лётчиков находилось на излечении в госпиталях, их самолёты стояли свободными. Об этом узнал капитан Казаков и вылетел туда для выяснения. В это время налетели фашистские «юнкерсы», начали бомбить и много сожгли самолётов. Капитан Казаков подъезжал к самолётам на спецмашине «стартёр», одна бомба угодила в этот стартёр.

Убили капитана Казакова.

Оставшиеся неповреждённые самолёты перегнали в Липово и на автомашине привезли мёртвого Николая Алексеевича. Командиром группы стал И.К.Полях. Молодые лётчики прошли тренировочный курс и могли выполнять боевое задание. Летали на охрану нарвского железнодорожного моста, на штурмовку вражеских войск на передовой.

В конце августа в гарнизон Липово прибыл военный корреспондент М.Шлесберг. Ознакомившись с боевыми делами липовцев, он написал статью в краснофлотскую газету «Победа» с описанием боевого эпизода:

«26 августа 1941 года.

Задача была ясна: прикрывать войска с воздуха. Тридцать минут расчётливый Никитин, смелый Денисов и мужественный Залеев, молодой Шумов, отважный Мясников, бесстрашный Полях на своих истребителях охраняли войска, бороздя облачное небо. Тридцать минут небо было спокойно. А на тридцать первой минуте в небе послышалось гудение не наших, а чужих фашистских моторов и из облаков выскочило двадцать двухмоторных Ме-110.

Фашисты заметили шестёрку не раньше, чем расчётливый Никитин повёл ястребки в лобовую атаку. Стервятникам не было дела до наших ястребков. Фашисты шли сюда для того, чтобы расстреливать войска, чтобы выбить красных из окопов, чтобы дать возможность танкам со свастикой преодолеть надолбы и занять этот русский город. А немцев полегло уже много тысяч. Новые тысячи обречённых на смерть убийц, сверкая сталью штыков, поднялись и пошли в атаку на наши окопы. Фашисты глядели на небо, ждали, что вот сейчас их лётчики набросятся на наши войска, забросают бомбами, а потом…

Потом самолёты со свастикой прочешут огнём окопы, и им, «солдатам имперской армии» станет легче закончить дело: снять с раненых и убитых добротные русские сапоги на кожаной подошве. И всё бы шло так, да вот беда! На пути к нашим окопам встала шестёрка самолётов с красными звёздами, и, по всему видно, намерена атаковать двадцатку «мессершмиттов».

Сближались самолёты, шли друг на друга смертельно враждебные друг другу лётчики. Сорок фашистов – вот экипажи двадцати Ме-110. Пять коммунистов и один комсомолец-экипажи шести ястребков. Жестокий бой начался в воздухе. Смертью дышат стволы пулемётов и пушек. Ястребки, на которых навалились по три, по четыре Ме-110, не уходили с поля боя. Уже кончался бензин, но мысли не было уйти. Ястребки защищали войска, и ничто не оправдывало их уход – ни ранения, ни повреждения самолётов. В их помыслах было одно: защищать свои войска. Вот уже повреждён самолёт Валеева, вот уже кончились патроны у Никитина, но не уходят от боя славные лётчики. А стервятники, растратив патроны и снаряды в воздушном бою, поворачивают обратно. Тогда и наши ястребки идут на свой аэродром. Они отстояли русскую землю и защитили советские войска на их родной земле.

Идут цепи немецких солдат в атаку. Но нет у них прежней уверенности – их воздушные собратья оставили их.

А из окопов рванулись тысячи бойцов. На многие километры понеслось их могучее «Ура!», «За Родину!», «За Сталина!».

Минуту держались фашисты, только одну минуту. А потом хлынули обратно в свои укрытия. Бойцы Красной Армии ворвались в их окопы, били прикладами, кололи штыками, расстреливали, словно бешеных собак. Так кончилась контратака».

В правом углу этой газеты было напечатано: «После прочтения уничтожить». Но эту газету Иван Кириллович Полях хранил несколько десятков лет, она была для него реликвией грозных военных дней.

Первые лучики утреннего солнца едва коснулись верхушек пирамидальных елей, ещё не успели высохнуть на сочной траве алмазные бусинки росы, как Иван Кириллович Полях был уже на аэродроме со своими подопечными. Итоги вчерашнего дня были подведены вечером, боевые задания сегодняшнего дня ожидаются впереди, всё зависит от оперативного дежурного ВВС КБФ. Молодым лётчикам хотелось сесть ближе к Ивану Кирилловичу, от него можно услышать много интересного.

– Друзья мои, – сказал Иван Кириллович, – у меня для вас ничего нет, может быть, кого что-то интересует, прошу задавать вопросы.

– Иван Кириллович, – обратился Юрий Залеев, – если ничего делового нет, то расскажите что-нибудь о себе.

– Да, батя, – сказал Борис Середа, – расскажите о себе.

Для Ивана Кирилловича это было неожиданно, он не был подготовлен к рассказу.

– А что вас интересует?

– О жизни, как вы её начали, что встретили.

– Моя жизнь начиналась с трудностей, пожалуй, это не каждого интересует.

– Расскажите об этом, мы вспомним свою жизнь, своих близких.

– Ну, тогда слушайте. Если покажется не интересным, вы меня остановите. Я родился в 1908 году на Украине в селе Великие Канивцы Черкасской области. Отец мой не имел богатства, скорее происходил из батраков. Моя мать, Марина Мунько выросла в селе Чернобай. Каким-то образом они нашли друг друга. В 1917 году отец погиб на фронте в войне с турками, после его гибели мать сильно плакала и тосковала. В1921 году, когда на Украине был страшный голод, она умерла от голодной смерти. В тринадцать лет я остался круглой сиротой. Близких родственников, которые могли бы меня приютить, не было, податься было некуда, я пошёл наниматься в батраки к кулаку. Пас скот, зимой кормил этот скот на большом дворе. Беспросветная жизнь так и продолжалась бы, но вот, к моему счастью, в селе Весёлый Хутор появился совхоз. Я немедленно пошёл туда работать, специальности не было, меня определили разнорабочим. Питался в столовой, физически было нелегко, но здесь я не ловил на себе презрительного взгляда жадного хозяина. Так было до 1928 года, затем работал на железной дороге сцепщиком вагонов. Здесь вступил в комсомол. В 1930 году призвали служить в армию. Как лучшего и дисциплинированного бойца, меня послали учиться в полковую школу, в 1931 году вступил в партию. По окончании полковой школы мне присвоили воинское звание «Командир отделения». Я был доволен, что мне посчастливилось выбиться в люди. Моё счастье увеличилось вдвойне, когда пришло указание отобрать в лётное училище лучших выпускников. Меня посылают в лётное училище Одессы, в 1933 году я окончил его с отличием. По окончании был направлен служить в истребительный авиаполк имени К.Е.Ворошилова в городе Смоленске. В 1934 году этот полк переводят во Владивосток. В 1938 году участвовал в боях против японцев на озере Хасан. За боевые действия был награждён правительственным знаком. В 1939 году меня посылают на Балтику воевать с белофиннами, 12 марта 1940 года бои закончились, за успешные боевые действия я был награждён орденом «Красного Знамени». Вот теперь с вами воюем против фашистов. Пройдёт время, и вы будете говорить: «Воевал против немецких оккупантов в составе 12-й КОИАЭ».

– И будем вспоминать воздушные бои под руководством нашего бати, – добавил молодой лётчик Шумов.

Беседа прервалась телефонным звонком. Поступило задание сопровождать грузовой самолёт Ли-2, следующий на остров Эзель с важным грузом.

Оперативный дежурный передал приказ командующего послать двух лучших лётчиков. Иван Кириллович ответил, что полетит вместе с капитаном Александром Мясниковым. Над аэродромом показался самолёт Ли-2, сопровождающие вылетели без опоздания. В пути следования их атаковали вражеские самолёты, но опытные лётчики Полях и Мясников завязали бой, сумели не допустить к Ли-2 вражеских стервятников. Груз был доставлен целым и вовремя. Этот груз состоял из реактивных снарядов PC, которые были нужны как воздух для боевых действий авиации, находящейся на острове Эзель.

И.К.Полях в воздушных боях сбил лично пять самолётов противника. С его участием подорван железнодорожный мост, уничтожен парашютный десант, уничтожена колонна мотоциклистов, разбит командный пункт, уничтожено много наземных войск, много отдельных укреплённых точек. В неравных боях его три раза сбивали, был ранен в руку и ногу, горел в самолёте, получил ожоги лица и рук. Вылетал на боевые задания более 400 раз. Награждался тремя орденами «Красного Знамени», дважды орденом «Отечественной войны», орденом «Александра Невского», орденом «Красная Звезда», четырнадцатью медалями за освобождение городов Ленинграда, Севастополя, Керчи, Новороссийска. В 1945 году ему доверили охрану Ялтинской конференции трёх великих держав: СССР, США, Англии. Он летал на самолётах тридцати типов, включая реактивный МИГ-15. Ушёл на пенсию с должности командира полка в звании подполковника. За трудовую деятельность после ухода на пенсию получил звание «Ветеран труда», активно участвовал в общественной и патриотической работе в Совете ветеранов города Евпатории, выступал перед школьниками. Как истинный коммунист остаётся в рядах лучших сынов Родины.


Лётчик 12-й КОИАЭ

Иван Кириллович Полях 1935 г.


Шёл август 1941 года, обстановка на фронте изменилась. Ожесточённые бои шли под Нарвой, фашисты захватили Усть-Лугу и Котлы, Куплю и Копорье. Авиагарнизон Низино держался стойко. Железная дорога вдоль побережья к Липово была отрезана фашистами. Несмотря на это, боевые действия липовской авиации продолжались.

Командир гарнизона Иван Полях ежедневно с утра выбирал ведомого и вылетал на авиаразведку. Оставшиеся его питомцы зорко следили за появлением вражеских самолётов, находясь пристёгнутыми в кабинах.

– Батя полетел на разведку, – сказал Пётр Выпов.

– Обходить свои владения, – добавил молодой лётчик Денисов.

В воздухе летят два бесстрашных пилота. Вокруг фашисты, на земле и в воздухе. Их много, очень много. Зоркий глаз Поляха заметил в воздухе четыре точки, показал своему ведомому. «Принять бой!» – решает Полях, – но хватит ли мужества у ведомого? Прошла секунда, вторая, третья. Точки увеличивались с молниеносной быстротой, Полях разворачивает свой самолёт навстречу врагу. «Надо выше их, использовать ослепление солнцем, не дать врагу преимущества, Шумов не отстаёт. Молодец Шумов!» – быстро проносятся мысли, руки почти автоматически делают привычную работу. Враги проскочили ниже на большой скорости, Полях разворачивается, и сигарообразный фюзеляж с чёрной свастикой на киле удачно оказывается в прицеле. Доли секунды, но их достаточно. От прямого попадания реактивного снаряда «РС», самолёт фашиста разлетелся вдребезги. На ведомого Шумова налетел фашист, но тот резко вошёл в пике, и фашист проскочил на большой скорости мимо. Шумов вывел самолёт из пике у самой земли. Остался цел. Найти своего командира было трудно.

– Что с ним? Что стало с ним? – повторял Шумов, а сам чуть не плакал.

А Полях вышел из атаки и нырнул в облачко.

– Теперь добраться до дома, – подумал Иван Кириллович.

Около Копорья фашисты вели бой с осаждённым гарнизоном. Грузовой самолёт выбросил на высоте много чёрных точек. От этих точек стали отделяться парашютные купола.

– Значит, воздушный десант фашисты учинили! – сказал Полях, – я им покажу!

Как бы в продолжение победы над вражескими самолётами, он стал нещадно расстреливать в воздухе парашютистов. Горели купола, замирали фашисты, висевшие на стропах, останавливались на бегу и замертво падали на землю приземлившиеся. Их было не менее пятидесяти, на оставшихся в живых не хватило пуль, остановились пулемёты.

– Вот теперь домой!

Вдруг на него налетели два Ме-109. Отбиваться нечем, один зашёл прямо в хвост. Самолёт вздрогнул, заныла от боли нога и рука. Неуправляемый самолёт закувыркался, фашисты радовались, а Ивану Кирилловичу всё же удалось прилететь на свой аэродром и посадить самолёт, санитарная машина увезла его в госпиталь, техники при ремонте самолёта насчитали 107 пробоин.

Немецкая авиаразведка засекла самолёты на аэродроме Липово. По данным фашистской агентуры Липовский аэродром не значился. Они считали авиацию липовского гарнизона эвакуированной на остров Эзель. Под вечер прилетели для уточнения два фашистских Ме-109, появились внезапно, по-воровски, со стороны липовского озера из-за высоких елей на окраине поля, постов ВНОС не было. Они подожгли бензозаправщик, убили моториста Л.Г.Киселёва и улетели. Наступила тревожная ночь. Ожидали налёта ночью, дежурили в кабинах. Ночью фашисты не пожаловали, а утром прилетели шесть Ме-110. Налёт был так же неожиданно со стороны озера, были уничтожены все боевые самолёты. Воевать было не на чем, дежурный доложил оперативному дежурному ВВС КБФ.


Вьюгин Яков Михайлович (справа налево) и Василий (Букреев?) фамилия и отчество не установлены, отзовитесь, кто его узнал!). Липово. 1939 год.


Липово. 1939–1940 годы, имена не установлены


Поступило распоряжение командующего покинуть гарнизон Липово, все служебные помещения взорвать, деревянные дома сжечь. Всем погрузиться на автомашины и приехать в Борки. Лётчиков перебросили на самолётах, весь обслуживающий персонал поехал на автомашине ночью по просёлочным дорогам, чтобы не нарваться на фашистов. Петру Выпову, которому присвоили звание младшего воентехника, приказали создать подрывную команду и уничтожить служебное штабное помещение, ангар и гараж. Деревянные постройки: столовую, клуб, магазины, баню, казармы, четыре дома начсостава сжечь дотла, чтобы не достались врагу.

Подрыв производили толовыми шашками при помощи электродетонаторов. Всё обошлось благополучно, облили керосином и сожгли все служебные помещения, включая столовую и баню. Остались дома начсостава. Из бочек при помощи насосов разбрызгали керосин по стенам. Пётр Михайлович Выпов стоял возле своего дома и смотрел в окно. Там на кухне висели детские ползунки и рубашечки. Здесь мирно жили его семья и соседи, теперь они скитаются по дорогам, что сними, где они… От боли и обиды сжалось сердце, комок подкатил к горлу. Он стоял и не замечал, как слёзы катились по лицу.

– Товарищ воентех, – спросил подошедший красноармеец, – вы плачете?

– Нет, что-то в глаз попало, – ответил Выпов.

Последней горела проходная будка.

Авиагарнизон Липово прекратил своё славное существование.

Его жители пройдут по дорогам войны, вынесут все тяготы и лишения, горькие утраты и радость победы, но воспоминания о Липово останутся для них прекрасным сном. Здесь прошла молодость, встреча с любовью. Здесь выковывались лучшие качества: честность, доброта, товарищеская взаимовыручка и дружба.

Третье июля

Мотористу Сергею Арцеву здорово повезло, рядовой боец роты охраны подарил ему радиоприёмник. Старый, трофейный, малого габарита, с разбитой стеклянной шкалой, весь пропылённый и потёртый, а всё же это был настоящий действующий радиоприёмник фирмы «Телефункен». При вручении рядовой сказал:

– Возьми, Серёжа, он тебе послужит, а у меня его разобьют. Вчера слушали, случайно напали на немецкие бравурные марши, это было так обидно и противно, что один не выдержал и ударил по нему кулаком. А виноват ли приёмник, что фашисты поганят эфир?

– Спасибо, – сказал Арцев, – я его заберу.


Секретарь парторганизации 12-й КОИАЭ,

старший политрук Федот Гаврилович Дьяченко


О появлении приёмника узнали мотористы, пришли, послушали и дали ему кличку «Оккупант».

Сергей не давал крутить ручки, слушали только русскую передачу.

Сегодня утром техники приготовили самолёты к боевым вылетам, ждали прихода лётчиков. Воспользовавшись тишиной, на стоянку прибыл секретарь парторганизации политрук Федот Гаврилович Дьяченко. Он остановился возле самолёта Буранова, поздоровался рукопожатием. Подошли свободные техники и мотористы, завязалась беседа, Дьяченко разъяснил обстановку на фронтах.

Мотористы задавали вопросы, Федот Гаврилович отвечал чётко, ясно, как бы обсуждая наболевшие проблемы. Егор посмотрел на него и про себя подумал: «Каким умным надо быть политработником, чтобы отвечать вот так, без подготовки на все каверзные вопросы».

– Товарищ политрук, зачем Гитлер поручил Риббентропу заключить пакт о ненападении, почему мы заключили его с агрессором, тем самым подорвали авторитет страны, оттолкнули от себя дружественные страны, – спросил моторист Уваров.

– Это сложный вопрос, – сказал Дьяченко, немного задумавшись, – Риббентропа Гитлер послал не объявлять нам войну, а заключить пакт о ненападении. Мы всегда были за мир, нам нужен был мир. Наша страна, отстававшая в то время от передовых капиталистических стран на 50 – 100 лет, с каждым годом набирала силы. Мы никогда не забывали о звериной сущности фашистов, готовились к сражению и перевооружались ускоренными темпами. К весне 1941 года численность самолётов увеличилась более чем вдвое по отношению к 1939 году, более чем на 60 % возросло количество авиационных полков. Была организована широкая сеть подготовки авиационных кадров, лётчиков, штурманов, инженеров, техников, штабных командиров и других специалистов. На Ленинградском фронте с лета 1940 года началось возведение двадцати укреплённых районов, которые занимали глубину до 20 километров. К началу войны удалось построить около 2500 железобетонных сооружений. Скрытно от противника, чтобы не дать повода к развязыванию военного конфликта, провели мобилизацию, призвали 800 тысяч военнообязанных – а это 100 стрелковых дивизий. Пакт о ненападении дал возможность в течение двадцати двух месяцев мирной жизни вести работу по укреплению границ и увеличению оборонного потенциала страны. Эта работа должна была закончиться к лету 1942 года, но осталась незаконченной, она продолжается и сейчас.

– Почему противнику удалось так углубиться на нашу территорию? – спросил Егор.

– Да, противнику удалось добиться оперативной внезапности, он застал советские пограничные войска врасплох, сухопутное командование не было готово к внезапному нападению, нам эту ошибку никто не простит и виновные понесут суровое наказание.

Эту беспечность не допустили на флотах. Нарком ВМФ 34-х летний адмирал Николай Герасимович Кузнецов, получая выговоры и нарываясь на недовольство Сталина, упорно готовил флот к войне. Командующий Краснознамённым Балтийским флотом вице-адмирал В.Ф.Трибуц принял все меры предосторожности, 16 июня были выставлены дополнительные корабельные дозоры.

19 июня Балтийский флот и Северный флот были приведены в боевую готовность № 2.

21 июня в 23.15 Н.Г.Кузнецов приказал перевести флот на готовность № 1. В 3.20 при первом получении сообщения о нападениях на советские суда вице-адмирал В.Ф.Трибуц приказал всем судам зайти в порты, в Москву была послана телеграмма. Корабли и авиация были рассредоточены и подготовлены к отпору врага, при налёте фашистов потерь кораблей и самолётов не было. В 5.17 вице-адмирал Трибуц дал приказ всем соединениям, частям и кораблям: «Силой оружия отражать противника».

– Война идёт тринадцатый день, – сказал воентехник Григорий Запевалов, – почему никто не выступил перед народом?

– Наверно, много было у нашего правительства важных и неотложных дел, мобилизация всех сил на отпор врагу, эвакуация населения, ценностей, заводов. Дел много. Вот, пожалуй, и всё на сегодня, – сказал Федот Гаврилович. Он обратился к мотористу Арцеву:

– Покажите приёмник, который вам подарили.

Сергей вынул из чехла приёмник, повернул ручку пуска. Послышался треск, затем голос диктора. Это был голос Юрия Левитана:

– Внимание, внимание! Слушайте выступление по радио Председателя Государственного комитета обороны Иосифа Виссарионовича Сталина.

– Наверно, будет важное сообщение, – сказал Сергей.

– Товарищи! Граждане. Братья и сестры. Бойцы нашей армии и флота. К вам обращаюсь я, друзья мои.

Голос Сталина знали все. Немного приглушенный, с грузинским акцентом, был знаком и понятен каждому. Его не часто приходилось слышать, он говорил мало, но всегда в ответственные моменты. Ему верили, его слова не расходились с делом. Его видели в документальной хронике и на парадах в одной и той же шинели, о его скромном и нетребовательном быте знала вся страна.

– Вероломное военное нападение, – продолжал Сталин, – гитлеровской Германией на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражений, враг продолжает лезть вперёд, бросая на фронт новые силы… Над нашей родиной нависла серьёзная опасность…

Далее Сталин призывает перестроиться на военный лад, отстаивать каждую пядь советской земли, крепить тыл. Только беззаветный героизм и высокая сознательность могут спасти положение на фронтах. Закончил выступление словами: «Все силы народа – на разгром врага! Вперёд за нашу победу!»

На стоянку самолётов прибыли лётчики. Они надевали парашюты, садились в кабины, запускали моторы и взлетали в небо отражать атаки и громить врага.

У боевых собратьев

У мичмана Н.К.Горбунова после доставки К.К.Тооминга на остров Вормси дел было много. Он и сам об этом говорил: «Хлопот полон рот!». Вместе с главным старшиной К.С.Мурашевым он производил ремонт катеров: заменял гребные винты, ремонтировал электрооборудование, устранял все аварийные неполадки. На Кассарском плёсе и Муховейне вели траление мин, стояли в дозоре, охраняя фарватеры выхода в Балтику, высаживали и снимали десанты под Вирцу, на островах Рухну, Абрук, Вормси. Всё это производили под сильным обстрелом противника с суши и воздуха. Траление мин производили тралом Шульца, задачу выполняли медленно, чтобы не взорваться, убедились, что трал не эффективен, надо что-то предпринимать. Командир звена старший лейтенант Д.А.Овсянников применил уничтожение вражеских мин бомбометанием малыми глубинными бомбами. Дело пошло, стали обезвреживать по пять мин в день вместо одной и опасность подорваться уменьшилась. Командование БОБРа об этом способе не знало. Овсяников доложил и сумел доказать преимущество этого метода, и его стали применять на всех катерах КМ.

Ни одного несчастного случая или подрыва своего катера не было. Катера КМ были маленькие, деревянные, с одним пулемётом. Решительный и умный командир звена Д.А.Овсянников сконструировал установку спаренных пулемётов. В целях защиты от попаданий вражеских пуль, осколков бомб и снарядов поставили листовую броню на палубу над бензобаками и машинным отделением, укрепили листовую броню по бортам, около пулемётов и ходовой рубки. На корме каждого катера установили пулемёты «максим». Для дезинформации противника изменили внешний вид катеров по силуэту. Приказом Овсянникова были срублены все мачты на катерах КМ. Они стали неузнаваемы, похожими на торпедные. Противник был удивлён появлением новых торпедных катеров. Личный состав катеров КМ морально был воодушевлён этими переменами. Командование БОБРа присвоило 13-му дивизиону новое название: «Броневая эскадра дивизиона «Чёртова Дюжина». «Эскадра» оставалась тихоходной, зато защита увеличилась вдвое.

3-го июля катер КМ, на борту которого был Овсянников, шёл на остров Даго в Хельтерму доставить специалистов ОВРа. На горизонте появился какой-то приземистый катер, идущий наперерез. Запросили позывные, в ответ катер открыл огонь. По звуку это был крупнокалиберный пулемет, и скорость у катера была большая. Налицо у противника все преимущества, но чтобы уйти от него, нужна большая скорость, а её не было. Не стали ждать, когда противник нападёт, Овсянников решает дать бой! Дмитрий Апексимович сразу весь преобразился, приказания отдавал чётко и ясно, в голосе была решительность и отвага. Командиру катера Агапову приказал идти на сближение. Мичману Горбунову приказал привести в боевую готовность пулемёты и помочь минёру изготовить глубинные бомбы. Катера были совсем близко друг от друга. Овсяников горел желанием дать решительный бой фашистам.

– Как, мичман, проверим у них паспорта? – обратился он к Горбунову.

– И отправим к праотцам! – ответил Николай.

– Открыть огонь по огневым точкам и рубке! – скомандовал Овсянников.

Из носового спаренного бил Горбунов, а из кормового «максима» стрелял минёр. Огонь вели по вспышкам вражеских огневых точек и по рубке. Фашистский пулемёт замолк, Овсянников тут же воспользовался этим.

– Сближение на короткую дистанцию! – командовал Овсянников.

Дистанция была предельно короткой, пулемёты стреляли без промаха. Катер КМ лёг на обратный курс, а минёр в это время начал скатывать глубинные бомбы. Катер КМ удалялся, и мины стали рваться, вторая взорвалась прямо по курсу вражеского катера, когда он сделал разворот, чтобы преследовать русский катер. Последовал ещё взрыв двух бомб у самого борта фашистского катера, он развернулся на отход, но замер. Катер КМ развернулся в их сторону и пошёл на сближение. Мощью огня двух пулемётов подожгли вражеский катер, возник пожар, со страшной силой взорвался бензобак.

Неожиданно появился фашистский самолёт. Он сделал несколько кругов и пикированием открыл огонь, с катера отстреливались. Самолёт сбросил четыре бомбы, но безрезультатно. Стало темнеть. Старший лейтенант Овсянников нагнулся, чтобы проверить наличие боезапаса, а в это время самолёт налетел со стороны кормы и дал пулемётную очередь. Мичман Горбунов успел поднять броневой щит с палубы и закрыл им Овсянникова. Пулемётная очередь угодила в щит, ранила Горбунова в руку и щёку. Командир звена КМТЩ Д.А.Овсянников был спасён. Он приказал зажечь дымовую шашку, имитируя пожар. Увидев «пожар» фашист улетел, катер КМ прибыл к месту назначения, привезли тяжелораненого минёра Солодкова и раненого мичмана Горбунова. Остальные все были живы и здоровы. Командир звена построил всех на палубе и, обнимая, сказал:

– Мы сейчас одержали победу над сильным врагом! Молодцы, ребята, я верил в вас и не ошибся! В народе говорят «смелость города берёт», а ещё лучше, когда смелость сочетается с умением бить и побеждать. Большое вам спасибо!

Тяжелораненого минёра Солодкова и раненого мичмана Горбунова направили в Куресаарский военно-морской госпиталь, где Николай Горбунов лечился до 29 июля. (Справка Военно-морского госпиталя № 51).

Месть

Полёты продолжались днём и ночью. Каждый лётчик совершал по нескольку вылетов в день. Ирбенский пролив часто посещали вражеские корабли и самолёты. Их было много, очень много. Для завоевания Моонзундских островов немцы выставили две пехотные дивизии, два сапёрных полка, один понтонный полк, один финский батальон, одну артиллерийскую группу поддержки, одну флотилию миноносцев, две флотилии торпедных катеров, две флотилии тральщиков, одну флотилию охотников за подводными лодками, семь плавучих батарей, около 350 единиц плавсредств, 60 самолётов (данные из книги адмирала Н.Г.Кузнецова «На флотах боевая тревога»). И всё-таки, несмотря на то, что фашистская авиация была лучше по качеству и больше по количеству, наши лётчики почти всегда выходили из боя победителями.

Шестого июля в Ирбенском проливе авиаразведка обнаружила два вражеских корабля. На уничтожение этих кораблей вылетели советские лётчики-истребители П.П.Смирнов, П.Г.Сгибнев, П.В.Кравченко и М.И.Пивоваров. Мощными залпами реактивных снарядов они уничтожили эти два корабля. Фашистская авиация 29 июля совершила налёт на аэродром Кагул. В этом налёте участвовало двенадцать Ю-88. На другой день, 30 июля русские лётчики из 12-й КОИАЭ полетели на ответный удар. Согласно разведывательным данным, фашистские самолёты вылетали с аэродрома Лиепае. Вот туда и полетели два отряда лётчиков. Летели на низкой высоте и только на подходе набрали высоту 200 метров. Штурмовали в течение 18 минут, было сожжено на стоянке тридцать самолётов, никто из фашистских лётчиков не смог вылететь на отражение атаки.

Прилетев с задания, лётчик В.М.Лобанов рассказывал:

– Как только сбросили бомбы на крупные объекты, командир отряда Б.А.Годунов повёл самолёты на штурмовку стоянки самолётов. С первого захода фашистские самолёты горели и рвались на наших глазах. От реактивных снарядов некоторые самолёты опрокидывались вверх колёсами. Кончились реактивные снаряды, а вражеские самолёты ещё не все были уничтожены. Тогда Годунов снизился на высоту пять метров и стал расстреливать из пулемётов «Шкас». От зажигательных пуль самолёты загорались, как спички. Вслед за своим командиром отряда ринулись в атаку лётчики М.И.Афанасьев, Г.Г.Бегун, В.М.Лобанов. Фашистские самолёты все были сожжены, тогда стали уничтожать всё, что попадалось на глаза. Боезапас кончился, и мы стали выходить из атаки. Собрались в условном месте и двинулись на свой аэродром Кагул. Этот полёт никогда не забудется. Навеки запомнился бесстрашный Б.А.Годунов. Как легендарный В.И.Чапаев был Героем Гражданской войны, так Б.А.Годунов – Отечественной. Кто полетит с Годуновым на задание, прилетев, увидит на своей голове седые волосы. Лётчиков 12-й КОИАЭ часто посылали на авиаразведку. Эти полёты были связаны с большим риском. Фотоустановок на самолётах не было, разведка проходила визуально, увидеть всё своими глазами, запомнить и доложить. Лучшие сведения доставляли авиаразведчики: Б.А.Годунов, А.М.Тхакумачев и П.Г.Сгибнев. Их посылали на самые сложные и ответственные задания. Десятого июля они обнаружили в роще большое скопление техники и живых фашистов. На их уничтожение вылетели А.М.Тхакумачев, П.В.Кравченко, Г.А.Авакьян, П.Г.Сгибнев, М.И.Пивоваров и И.В.Красов.


Командир авиазвена 12-й КОИАЭ

Георгий Аракелович Авакьян


Ими было уничтожено до роты фашистов. Три прямых попадания – и зенитные орудия полностью были уничтожены вместе с прислугой.

Возвращаясь на свой аэродром, они увидели на дороге колонну мотоциклистов.

Пролететь мимо них и не уничтожить было невозможно. Ведущие Авакьян и Тхакумачев дали сигнал к атаке. Каждый зашёл по одному разу, и фашистов как не бывало! Хвалёные завоеватели прибыли к своему финишу. Одиннадцатого июля авиаразведчики обнаружили недалеко от Виндавы три миноносца типа «ягуар».

Миноносцы стояли на рейде, рядом с ними покачивались четыре торпедных катера. Фашисты приготовились следовать на боевое задание, их уничтожить нелегко. На подходе они обрушат лавину огня. На их уничтожение вылетели самые лучшие лётчики П.П.Смирнов, Г.А.Авакьян, А.М.Тхакумачев, П.Г.Сгибнев, А.М.Шитов, П.В.Кравченко, И.В.Красов и М.И.Пивоваров.

Шёл десятый час вечера, погода способствовала удаче. Под покровом надвигающейся ночи фашисты были уверены, что их не тронут.

– Что, молодчики, не ожидали нас? – сказал Смирнов, – встречайте гостей!

На головы оккупантов посыпались бомбы. Один миноносец взорвался от прямого попадания, взрывную волну почувствовали все лётчики. Два других миноносца получили серьёзные повреждения. Лавину огня они выпустили по истребителям, но было поздно. Корабли тонули, но не прекращали стрельбы, торпедные катера отстреливались яростно. В воздухе рвались снаряды, казалось, что каждый метр простреливался. Красные Соколы уходили из зоны обстрела. Красов и Кравченко обрушились на торпедный катер, он вспыхнул и стал погружаться в воду. Два других катера последовали по тому же курсу – в холодную чернильную воду гостеприимной Балтики.

После дерзкой атаки все истребители 12-й КОИАЭ возвратились на свой аэродром.

Но это не всегда так удачно бывало, были и потери наших лётчиков. Семнадцатого июля 1941 года пал в воздушном бою лучший лётчик 12-й КОИАЭ Георгий Авакьян.

Смерть за смерть

События развёртывались молниеносно. Передовые части немецкой армии передвигались вперёд, овладели Любавой и Ригой. Смяв небольшое охранение, 7-го июля они захватили полуостров Виртсу. Островам Моонзундского архипелага угрожала опасность быть отрезанными от материка. Танки и моторизованная пехота мчались по шоссейной дороге с оглушительным рёвом, поднимая пыль. По дороге шли беженцы с узелками, среди них были дети. Впереди них из-за пригорка выскочила армада фашистских танков и пехоты. Не снижая скорости, они мчались на беженцев. Те не успели свернуть с дороги, и фашисты врезались прямо в беззащитных, оставив на дороге раздавленные трупы стариков, женщин и детей.

А в это время, как описывается в истории 12-й КОИАЭ, на очередную разведку послали лётчика Бориса Годунова. Он заметил идущую колонну танков и мотопехоты. Вначале он не понял, чьи они, свои или чужие: все были в касках. Бесстрашный Годунов снизился на 50 метров, чтобы лучше разглядеть. Пехотинцы махали руками, выдавая себя за советских. Один фашист не выдержал и выстрелил из автомата по самолёту.

– А… Вот вы кто! – Сказал Годунов и развернулся для атаки. Он стал их расстреливать, пока не кончился боезапас. Прилетел на свой аэродром и немедленно доложил. Сразу же вылетели три «Чайки», ведомые Годуновым, Ёхиным и Лобановым. Они подлетели к колонне на бреющем, застали фашистов врасплох. Четыре машины с пехотой были моментально уничтожены. Оставшиеся в живых попрятались в рядом стоящий дом, реактивный снаряд уничтожил этот дом.

Первым реактивным снарядом был уничтожен головной танк, остальные танки на большой скорости налетали друг на друга, в их скопление попал PC. В боевом донесении 12-й КОИАЭ было сказано кратко: «Уничтожена колонна танков и бронемашин вместе с людьми. Израсходовано 32 снаряда PC, много патронов».

Уничтожение фашистского каравана судов

В середине июля фашисты заняли Латвию, Литву, часть Белоруссии, Правобережной Украины, вторглись в западные области РСФСР. С захватом Прибалтики им было трудно держать связь с передовыми частями, железнодорожные мосты были взорваны партизанами, часть путей разобрана.

Немецкое командование вынуждено было связь с фронтом держать морским путём. Чтобы дойти до Риги, надо обязательно пройти через Ирбенский пролив. Но это не так просто: на острове Эзель стояли наши самолёты, дивизион торпедных катеров, дальнобойная артиллерия.

С большим риском фашисты снарядили большой караван судов, в котором было не менее 50 кораблей под прикрытием миноносцев, торпедных катеров, сторожевых кораблей и самолётов. Часть транспортных судов имела водоизмещение 8-10 тысяч тонн.

Двенадцатого июля вылетели на разведку старший лейтенант Б.А.Годунов, лейтенант П.Г.Сгибнев и младший лейтенант М.И.Афанасьев. В Ирбенском проливе они обнаружили этот караван судов. Михаилу Александровичу показалось, что фашисты идут спокойно и грозно, четыре колонны соблюдали интервал между кораблями с немецкой точностью.

Годунов спустился ниже, чтобы сосчитать точнее. Многовато, сорок вымпелов насчитал он. На палубах стояли пушки, мелькали люди. По бокам каравана шли восемь эсминцев, сторожевые корабли, торпедные катера.

– Запомнил вас, гадов! – сказал Борис Александрович. Покачивая крыльями, он дал команду ведомым приготовиться к атаке, а сам выбрал себе головной транспорт. От меткого попадания бомб транспорт загорелся. Но тут на него напали несколько фашистских самолётов Ме-109. Ведомый Афанасьев обрушил лавину пуль на атакующего фашиста, но сам был сбит другим вражеским самолётом.

Легендарного лётчика Годунова сбили фашисты.

На Петра Сгибнева налетели одновременно три Ме-109. К одному из них Пётр зашёл в хвост и сбил его.

– Молодец, Петька, пусть знают фашисты! – кричал он изо всех сил.

Сверху на Сгибнева набросились два Ме-109. Самолёт его вздрогнул от попадания пуль, сильным толчком прижало его к бронеспинке, заныли ноги. Случайное облачко, в которое он нырнул, спасло его. Из нижней плоскости вылетело пламя, самолёт загорелся. Резким движением он вывел самолёт на противоположное крыло и этим сбил пламя. Вышел из облачка живым. Теперь только бы дотянуть до Кагула, – подумал Пётр, – хватит ли горючего долететь? Посмотрел на часы. Было 16 часов 03 минуты. Над целью были в 15 часов 35 минут, прошло всего 28 минут. Посмотрел на бензиномер – стрелка резко падала.

– Возможно, пробит бензопровод, – подумал Пётр.

Через некоторое время мотор внезапно чихнул. Это был первый признак остановки двигателя. От потери крови закружилась голова, заныли раны. Пётр посмотрел на землю: куда совершить вынужденную посадку? И увидел белую церковь.

– Да это же Кагул! – облегчённо вздохнул и ещё раз посмотрел, не веря сам себе.

Увидел посадочное «Т» и стал немедленно идти на посадку. Медлить было нельзя ни одной минуты, мотор мог внезапно остановиться. Пробежка. Самолёт коснулся третьей точкой опоры – костылём. Замолк звук работы двигателя.

– Вот ведь как бывает, – подумал Пётр, – если не суждено погибнуть.

Подошла санитарная машина с красными крестами, вынули Петра из кабины. Первым делом он сообщил о караване и месте его нахождения. На уничтожение полетели лётчики 12-й КОИАЭ П.П.Смирнов, Я.И.Ёхин, Г.В.Крайнов, К.С.Сельдяков, Н.П.Хромов, А.А.Ильичёв, П.М.Шевцов, Г.Г.Бегун, П.З.Кравченко. Фашисты получили три бомбовых удара и штурмовок реактивными снарядами от лётчиков 12-й КОИАЭ перед входом каравана в Ирбенский пролив. Самолёты 57-го и 73-го авиаполков тоже вылетали на уничтожение каравана. Всего ими было совершено 75 самолётовылетов.

В отряде торпедных катеров Владимира Гуманенко узнали вечером о подходе фашистского каравана судов. Ночь помешала им выйти в море, а утром рано в четыре часа они уже были на открытом морском просторе. Шли на максимальной скорости. Надо только представить себе маленькие судёнышки в количестве 3-х вымпелов, шедших на армаду, которая может бесследно стереть их своим залпом огня. Никто другой, кроме русских, не мог бы пойти на верную смерть.

Они шли без колебания. Ими командовал молодой лейтенант Владимир Александрович Гуманенко. От его умения и отваги зависела судьба героев – погибнуть или победить.

Через два часа хода они увидели на горизонте чёрные точки, которые двигались четырьмя кильватерными колоннами. Фашисты их заметили, но приняли за своих, они не думали, что маленькая горстка русских посмеет появиться перед грозной армадой. Но вот они появились! Лейтенант Гуманенко, не снижая скорости, шёл на сближение, фашисты начали сигналить опознавательный код. Не получив ответа, выпустили смертоносную лавину огня. Владимир дал приказание командиру катера Алексею Афанасьевичу вырваться вперёд и поставить дымовую завесу. Алексею это не составляло труда, на учениях не раз они отрабатывали такое задание. Но как только оказались впереди, на них обрушился шквал огня. Шлейф дыма сзади катера ещё больше их демаскировал. Над головами героев свистели снаряды и рвались совсем близко. Но лётчики старались их не замечать, ведь от их бесстрашного поведения зависела судьба всей группы.

Как только завеса была поставлена, Владимир по радио передал приказ:

– Афанасьеву и Иванову атаковать врага справа!

Для себя Владимир оставил левую сторону. Ветер гнал дымовую завесу в сторону фашистов, вскоре их корабли застелил дым, мешая при цельности Иванову и Афанасьеву. Когда герои выскочили из плотного облака дыма, они оказались между двух колонн на расстоянии меньше трёхсот метров с каждой стороны. Инструкции не предусматривали такого сближения, дистанцию предлагали держать в шесть раз больше, это же не стрельба из винтовок, их спасала маневренность и скорость. Иванов моментально всадил торпеду в борт миноносца. Неподалеку от него взорвался ещё один фашистский корабль – транспорт, гружённый людьми и оружием. Его потопил Афанасьев. Гуманенко решил потопить большой транспорт.

– Благо, что дистанция невелика, – сказал Владимир, – грешно промахнуться.

Оглушительный взрыв сотряс катер, транспорт начал крениться. Один из фашистских миноносцев открыл огонь по катеру лейтенанта Чебыкина, на котором шёл В. Гуманенко. В машинное отделение попало два снаряда, показалась вода, заглох мотор. Командир отделения мотористов был ранен в грудь и в руку. Катер начал погружаться в воду. К нему поспешили Иванов и Афанасьев, чтобы спасти людей. Владимир показал руками, чтобы они взяли катер на поддержку с обеих сторон. Их помощь дала возможность выиграть время для заделки пробоин. Герои-катерники возвращались на свою базу победителями.

В результате боя вместе с авиацией было потоплено четыре крупных транспорта и повреждено восемь транспортов, один эскадренный миноносец и один сторожевой корабль. Лётчики-истребители сбили над караваном восемь самолётов противника. Караван подвергался непрерывным атакам до самой Риги. Лётчики 1-го минно-торпедного полка, узнав о караване, поднялись на уничтожение в 21 час 20 минут в наступивших сумерках. Вылетело 12 самолётов ИЛ-4. Летели из Беззаботного на Ирбенский пролив вдоль побережья Латвии на юг до Либавы. Погода стояла облачная, моросил дождь. Ночью были видны только очертания берегов, а что на воде – различить невозможно. Радиолокаторов на самолёте не было, визуально обнаружить врага не удалось. Сбросив бомбовый груз на запасные цели, самолёты вернулись на свой аэродром. Той же ночью вторично летали на поиск конвоя и так же безрезультатно. Лишь с рассветом конвой был обнаружен в Рижском заливе. Несмотря на потери, конвой был велик, около 40 вымпелов вместе с кораблями охранения. Палубы были забиты танками, самоходными орудиями. Походный строй их был нарушен предыдущими атаками в Ирбенском проливе, огонь по атакующим самолётам вели неорганизованный.

Главный штурман полка Пётр Ильич Хохлов всматривался в конвой. В центре третьей параллельной колонны бросается в глаза огромный транспорт водоизмещением не менее 10–12 тысяч тонн. Верхняя его палуба отливает красным цветом. На палубе много военного груза, танки, орудия. Расчёты зенитной артиллерии стреляли по атакующим самолётам.

– Многовато всего, – подумал Хохлов, – наверно перебрасывают не менее танковой дивизии.

От первого захода бомбардировщиков транспорт с красной палубой был повреждён. К нему на спасение подошли вплотную два других транспорта из той же колонны.

– Это хорошо, – подумал Хохлов, – погуще стало.

Был совершён повторный заход. Четыре бомбы попали в цель, из них три в транспорт-гигант. От страшной силы взрыва трёх ФАБ-500 транспорт загорелся и переломился. На корме второго транспорта тоже возник пожар, а потом он стал погружаться в воду. Третьего захода не было, боезапас был израсходован. По тому же маршруту вылетела авиаэскадрилья торпедоносцев того же полка. Вслед за торпедоносцами шла бомбардировочная авиация флота. Им предстояло довершить разгром вражеского конвоя, что и было сделано уже в устье реки Западной Двины.


13 июля в палатке, где жил командир отряда старший лейтенант Борис Александрович Годунов со своими подчинёнными, царила необычная скорбная тишина.

Давно ли было? – Только вчера… Борис поднялся раньше всех, выбежал без рубашки на зарядку, а после набрал из колодца воды, умылся, остатки воды вылил на себя, растёрся полотенцем. Пришёл в палатку, надел майку, пригладил рукой любимую причёску-ёршик, взял свою старую гитару. Его подчинённые крепко спали.

Гитара ожила, Борис запел свою любимую песенку:

Заскочили мы в малину.

Гоп тир-дар-бубия.

Всё, что было утащили.

Гоп тир-дар-бубия.


Командир 3-го отряда 12-й КОИАЭ старший лейтенант Борис Александрович Годунов


Заскрипели кровати, но желающих вставать не было. Борис заиграл громче, запел веселее:

«Не люби, кума, жигана —

Он завалится,

Он завалится,

Да будет каяться.

Передачу носить

Тебе не понравится».

Этого уже нельзя было вынести, все соскочили с кроватей и побежали на физзарядку.

Теперь остались от этого только воспоминания. Нет любимого командира отряда старшего лейтенанта Бориса Александровича Годунова. Он ушёл от них навсегда.

Его жизнерадостная улыбка долго будет помниться. Старая гитара сиротливо висела над кроватью. Кто теперь оживит её былую славу? Сейчас она умерла вместе со своим хозяином. Борис Александрович ушёл из жизни, но обрёл бессмертие у людей, которые его знали. Он ушёл, как национальный герой, как верный сын своего народа. Против немецких оккупантов он воевал всего двадцать один день и сгорел, как факел, освещая путь своим личным примером, путь к подвигу. В личной жизни он был самым прекрасным человеком.

Лейтенант Пётр Сгибнев залечивал раны в госпитале. Были повреждены мягкие ткани, кости остались целыми. Когда раны перестали кровоточить, Пётр не мог больше находиться в госпитале, сбежал. Прибыл в часть с перевязанными ногами и попросился летать. Знаменитым днём было 26 июля – День военно-морского флота. Для Петра он был четырнадцатым днём после ранения.

В этот день авиаразведка обнаружила в открытом море двадцать семь кораблей противника. Двух транспортов и одного танкера сопровождали два миноносца, четырнадцать сторожевых кораблей и тральщиков, восемь торпедных катеров. Кроме торпед они имели по три, а некоторые по четыре автоматические пушки.

Первыми их встретили истребители 12-й КОИАЭ в составе: П.Г.Сгибнев, Г.В.Крайнов, К.С.Сельдяков, П.Ф.Гузов, Н.П.Хромов, Б.К.Панкратьев, Г.Г.Бегун. Каждый выбрал себе цель. От прямого попадания бомб первым был уничтожен танкер. Он взорвался и горящим пошёл на дно. Несколько катеров было уничтожено реактивными снарядами. Затем лётчики вступили в бой с истребителями противника. Было сбито в бою два Ме-109. Подоспели наши бомбардировщики СБ и сразу же уничтожили самый большой транспорт водоизмещением 5000 тонн.

В бой вступили три торпедных катера под руководством С.А.Осипова. Сам он, высокий и худощавый, стоял возле рубки, держась за мачту. Трудно было устоять на ногах, катер всё время маневрировал, уходя от рвущихся снарядов, зато он видел всё и все его видели. Немцы обрушили огонь на передовой катер, но дымовая завеса, поставленная Алексеем Афанасьевым, спасла вырвавшийся вперёд катер. Враг не мог вести прицельный огонь и стрелял наугад.

Катер, на котором находился Осипов, вёл мичман Василий Жильцов. Боясь упустить момент, Жильцов скомандовал:

– Аппараты товсь!

Осипов велел не спешить, подойти ближе и бить наверняка. Расстояние быстро сокращалось, впереди вражеский транспорт и миноносец.

– Залп! – скомандовал Осипов охрипшим голосом.

Жильцов выпустил торпеды по транспорту почти совсем в упор. Прогрохотали два взрыва, дело сделано, катер повернулся в обратную сторону. На месте вражеского транспорта из воды торчал только его нос. Ещё прогремели два взрыва, это Баюмов ударил двумя торпедами по второму миноносцу. И ещё два взрыва прогремели через небольшой интервал. Это были попадания в сторожевик и тральщик катерниками Афанасьева.

Вот такие победные залпы гремели в день Военно-морского флота.

Вечером в столовой лётчиков 12-й КОИАЭ прозвенел телефонный звонок. Трубку взял командир 12-й КОИАЭ майор Е. А. Кудряв це в. Выслушав телефонограмму, Кудрявцев сказал лётчикам:

– Звонил командир отряда торпедных катеров Владимир Гуманенко, просил передать благодарность от катерников. Сказал, что без прикрытия «Чаек» они не выполнили бы такую боевую задачу.

Выставки художника Р.И.Полякова

Воентехник 1-го ранга, старший техник звена, художник, историк 12-й КОИАЭ Роман Иванович Поляков


На аэродроме Кагул в штабной землянке 12-й КОИАЭ по обеим сторонам прохода неожиданно появились листы ватманской бумаги с рисунками в графике. Они едва помещались в тамбуре. Прибывшие в землянку командиры отрядов, инженеры и начальники спецгрупп не могли пройти равнодушно мимо, чтобы не остановиться.

На одном листе идёт штурмовка фашистской пехоты нашими самолётами, «Чайками». Авиабомба попала в скопление солдат, уцелевшие фашисты разбегаются по сторонам, обеими руками схватившись за головы. На другом листе наши «Чайки» добивают фашистский корабль. Реактивными снарядами снесены все палубные надстройки, наш лётчик атакует корабль и расстреливает из пулемётов десантников. Обезумевшие от страха пехотинцы прыгают в холодную воду, их лица перекошены от ужаса. На третьем листе корму фашистского судна разорвало, от неё поднялся столб дыма и щепок. По разбитой палубе бегают гитлеровцы, прыгают в бушующие волны, плавают, тонут. Всюду тела убитых. Рисунков много, и каждый неповторим. Смотришь, и будто сам побывал на месте событий.

Долго смотрел на рисунки лётчик Иван Гореликов, а потом сказал:

– Так им и надо! Сами знали, зачем шли. Полезли – получайте!

Это было в августе 1941 года.

Роман Иванович Поляков был в то время старшим техником звена и всё время находился около самолётов, готовя их к боевому вылету. И всё же находил время для любимого занятия, чтобы выразить чувство ненависти к наглым завоевателям, посягнувшим на самое святое – землю наших дедов и прадедов. Биография художника Полякова короткая. Он вырос в городе Астрахани, закончил там художественный техникум и по конкурсу был принят в Ленинградскую Художественную академию. Но страна нуждалась в авиационных специалистах, и его учёба была прервана на втором курсе. Он был призван в авиацию, а после окончания курсов был направлен в 12-ю КОИАЭ. Участвовал в боях с белофиннами, затем началась Великая Отечественная.

В газете «Лётчик Балтики» о нём была напечатана статья «Для победы в бою». В ней говорилось о творчестве художника Р.И.Полякова, который в своих работах отражал героику подвигов авиаторов, их горячее желание приблизить час победы над фашизмом. Эти рисунки дошли до наших дней. Восемьдесят листов экспонируются в музее города Курессааре на острове Сааремаа в Эстонии. Их Роман Иванович преподнёс городу в дар навечно.

После войны Роман Иванович жил в Ленинграде, руководил группой художников-оформителей города Ленинграда. Снова учился в художественной академии, но болезнь не позволила её окончить. В 1988 году Роман Иванович умер от инфаркта. Вечная ему память.

Героическая гибель лётчика С.М.Конкина

28 июля 1941 года.

Задача оставалась та же: не допустить фашистские корабли, пытавшиеся пройти через Ирбенский пролив. Их отучили ходить армадой – они появлялись мелкими группами и больше в ночное время, маскируясь в мелких пристанях.

Но вот в дневное время появились в проливе три вражеских транспорта водоизмещением 2–3 тысячи тонн каждый. Их охраняли «морские охотники» и самолёты. Такие сведения поступили в штаб 12-й КОИАЭ. На уничтожение этих транспортов посылают В.М.Лобанова, А.А.Трошина, С.М.Конкина, А.П.Дворниченко. Искать долго не пришлось, транспорты были на виду. По бокам транспортов шли «морские охотники», вспенивая буруны волн.

Краснозвёздные «Чайки» приступили к бомбометанию. К сожалению, никто не попал в цель, бомбы рвались в 10–15 метрах от кораблей. На втором заходе применили реактивные снаряды. От захода Трошина загорелся «морской охотник», от захода остальных – взрывались палубы, отлетали борта, летели обломки от корабельных надстроек. Один транспорт загорелся. Лётчики сделали каждый по три захода под сплошным огнём с кораблей при непрерывных атаках вражеских истребителей.

Младший лейтенант Конкин пошёл на четвёртый заход. С высоты 150 метров он врезался в корму корабля. От удара транспорт осел и, облитый бензином, вспыхнул, как факел. Так героически погиб Степан Михайлович Конкин. Очевидно, он был подбит истребителями, и смертельно раненый совершил таран корабля. Все лётчики видели подвиг героя, утроились их силы и ненависть к врагу. Бомбы и реактивные снаряды они израсходовали, стали штурмовать палубы из пулемётов. Расстреливали фашистов, находящихся у орудий и крупнокалиберных пулемётов и всех, находящихся на палубах. Крепко им досталось. Горели два транспорта, «морской охотник», тонул транспорт, тараненный С.М.Конкиным.

Из штаба сообщили родным С.М.Конкина о его героической гибели. На конверте был написан адрес: Рязанская область, Тумский район, село Бахметьево, Конкину Михаилу Матвеевичу.

Полуостров Виртсу снова наш

Фашисты захватили полуостров Виртсу, вышли к проливу Вяйке-Курк и закрыли проход нашим кораблям, находившимся в Рижском заливе. По приказу командующего КБФ адмирала В.Ф.Трибуца, нашим войскам следовало возвратить Виртсу. Командование островов должно было высадить десант до батальона. Задача нашей авиации – выявить и уничтожить зенитные и артиллерийские установки. Особенно мешала высадке нашему десанту полевая батарея. Много раз лётчики летали, уничтожали пулемётные гнёзда, а пушку не могли обнаружить.

На разведку полетел старший лейтенант Я.И.Ёхин. В районе маяка он был обстрелян огнём зенитной артиллерии. Заметив наблюдательный пункт на маяке, он залпом из PC попал по вышке и развалил её. В следующем полёте лейтенант А.М.Тхакумачев заметил хорошо замаскированную пушку и прямым попаданием уничтожил её. Утром 18 июля после непродолжительной артподготовки в сопровождении двух миноносцев десант высадился на полуостров Виртсу. Для прикрытия наземных войск с воздуха действовали наши истребители Я.И.Ёхин, И.В.Красов, П.З.Кравченко, Г.В.Крайнов. В ходе боя было отработано взаимодействие наших истребителей с бомбардировщиками и катерами. Наши истребители находили врага, и первые наносили удар, второй удар наносили бомбардировщики, а катера заканчивали операцию.

За пять дней боёв противник был отогнан на 18–20 километров в направлении Таллина и на 40–45 км в направлении города Пярну. Закрепились на рубеже а 20–25 км от полуострова Виртсу. До второго сентября на этом участке шли тяжёлые бои, в ходе которых было уничтожено более тысячи гитлеровцев, много военной техники. В качестве трофеев было взято несколько орудий, две бронемашины, большое количество пулемётов с патронами, несколько автомобилей и другой техники. Самолёты-истребители и бомбардировщики потопили три фашистских транспорта водоизмещением 5000 тонн. Истребители 12-й КОИАЭ за это время уничтожили 10 самолётов Ю-88, два Хе-115, шесть Ме-109. Кроме этого штурмовая авиация, которую сопровождали наши истребители, уничтожила одну подводную лодку, один миноносец, четыре транспорта, четыре самолёта Ю-88. В этих операциях особенно много приходилось участвовать нашим лётчикам Г.В.Крайнову, К.С.Сельдякову, П.Г.Сгибневу, П.Ф.Гузову, Н.П.Хромову, Б.К.Панкратову, Г.Г.Бегуну. В Ирбенском проливе обстреляли группу тральщиков лётчики Я.И.Ёхин, Г.В.Крайнов, В.М.Лобанов, А.А.Трошин, П.Ф.Гузов, П.М.Шевцов, И.Ф.Гореликов. Два тральщика затонули, на одном возник пожар, два ушли с серьёзными повреждениями.

За этот период мы потеряли прекрасных лётчиков Г.А.Авакяна и А.П.Дворниченко.

Старшину В.И.Чаплыгина принимают в партию

Третьего августа погода была нелётной. Всю ночь моросил обложной дождь, густой туман стелился до самой земли. Грунтовая взлётно-посадочная полоса стала рыхлой и липкой. Самолёты стояли зачехлёнными и замаскированными зелёными сучьями.

Батальонный комиссар А.А.Лобанов и парторг старший политрук Ф.Г.Дьяченко давно планировали провести партийное собрание, но времени не могли выкроить. Теперь эта возможность появилась. Согласовали с командиром, через связных объявили начало, а место для сбора было постоянное – около землянки командного пункта.

Дьяченко открыл собрание, избрали рабочий президиум из двух человек, председатель собрания объявил повестку дня:

1. Приём в члены ВКП(б) старшины В.М.Чаплыгина.

2. Положение на фронтах и наши задачи.

Докладчик комиссар А.А. Лобанов.

По первому вопросу дали слово парторгу. Он начал зачитывать биографию Чаплыгина, но его прервали с мест:

– Не надо читать, мы его знаем много лет во всех ситуациях!

– И в Финскую, и сейчас!

– Знаем и его семью, и его поведение.

Решили данные не зачитывать. Дали слово рекомендующим, инженеру по вооружению Г.И.Бенусову и командиру его отряда П.П.Смирнову. Они охарактеризовали старшину, как примерного во всех отношениях. Все смотрели на Чаплыгина. Он стоял в промасленном комбинезоне, подпоясанном широким ремнём. В руках держал пропылённый чепчик с морской эмблемой. Лицо выдавало физическую усталость от бессонной ночи, проведённой в ремонте пулемётов и набивки патронов в обоймы. Губы были потресканы, в волосах ещё молодого человека появилась седина. Жестокая, кровопролитная война на всех отложила свой отпечаток. Немцы далеко продвинулись вглубь страны, по радио передавали бравурные марши и речи о непобедимости войск Рейха, но народ верил в партию, верил в победу. Верил вместе с народом и старшина Чаплыгин, а потому и подал заявление в партию, чтобы слиться с ней и вместе бить врага. Собрание приняло в партию В.И.Чаплыгина, голосовали единогласно.

По второму вопросу комиссар Лобанов доложил обстановку на фронтах. В прениях указали на плохую охрану личного состава во время ночного отдыха, предлагали повысить бдительность. Собрание прошло сжато по времени, но продуктивно во всех отношениях. После собрания всем техникам выдали пистолеты, а младшему составу винтовки, гранаты с запалами к ним, на каждый отряд выдали один ручной пулемёт. Штаб уточнил план наземной обороны аэродрома, назначил командирами взводов инженеров отрядов. Партийная работа велась на высоком уровне, в отрядах выпускались боевые листки «Молнии», парторг Дьяченко руководил агитаторами и пропагандистами, сам был постоянно в работе, в любой момент мог ответить на все вопросы. Его любили за деловитость и жизнелюбие, он внушал бодрость и оптимизм.

Боевые эпизоды

Молодые лётчики, прибывшие в 12-ю КОИАЭ на пополнение, в короткий срок успели облетаться и поднимались на боевые задания как и все, не менее трёх раз в день. Среди них сразу же отличился в боях младший лейтенант, комсомолец Борис Панкратьев. В прошлом он был одним из лучших ленинградских рабочих, но полюбил авиацию и стремился туда всем сердцем. Кто добивается, тот и пробивает себе путь. Его послали учиться в лётную школу, и через два года он попадает в 12-ю КОИАЭ в третий отряд к прославленному лётчику Годунову. Это было перед войной, Борис не успел отточить боевые навыки в учебных полётах, пришлось навёрстывать прямо в боях. С первых дней ему понравился командир отряда. Он с ним летал несколько раз и видел дерзость командира в бою, непримиримость к врагам, собранность в минуты опасности. С тех пор он стал мечтать быть похожим на своего командира отряда.

Однажды, барражируя над морем, Борис увидел летящего Хе-115, следовавшего с торпедой к нашим кораблям. Мысль моментально сработала – атаковать «хенкеля»! Приблизившись на самую короткую дистанцию со стороны солнца, реактивным снарядом он угодил прямо в торпеду. Не успел сделать резкий отворот, как Хе-115 разорвался прямо на куски. Молодой лётчик радовался своей боевой удаче, а при возвращении домой на него напали два Ме-109. Силы были неравные, но Борис не растерялся, принял бой. Отбивая атаки врага, он получил ранение в обе руки. Истекая кровью, корчась от нестерпимой боли, комсомолец нашёл в себе мужество драться, наносить ответные удары. Он выдержал все атаки и не потерял силы управления самолётом. Враги отступили, Борис направил самолёт на свой аэродром и сумел приземлиться. Его самолёт держался на честном слове, но был верен своему молодому хозяину. Пушечным огнём было срезано одиннадцать рам фюзеляжа, повреждены плоскости и много пробоин в моторе. Авиатехнику К.Е.Денисову пришлось много поработать над восстановлением самолёта.

Второй случай встречи с Хе-115 был у Я.И.Ёхина и А.М.Шитова. Они барражировали в районе Малого Зунда по охране плавсредств. В чистом безоблачном небе показался немецкий Хе-115. Немцы называли его «царём Балтики» за сильную броню и вооружение. Он имел два мощных двигателя по 900 лошадиных сил, развивал скорость 354 км/час. При наличии поплавков это была большая скорость. Он мог поднять одну бомбу в 1000 килограмм, одну торпеду. Вооружён четырьмя пулемётами 7,92 мм и одним пулемётом 15 мм.

Заметив неприятеля, Ёхин и Шитов пошли на сближение. Пикируя, зашли в хвост. Маневрировали, чтобы не попасть в линию обстрела стрелков на хвосте. Видя опасность, «хейнкель» отвалил влево, подставив под обстрел брюхо своего самолёта. Несколько секунд было достаточно, зажигательные пули попали в уязвимые места. Полёт фашиста стал неустойчивым, он начал пикировать до самой воды и скрылся в морской пучине. На аэродроме лётчиков-героев встретил генерал С.Ф.Жаворонков, пожал им руки, каждому объявил благодарность.

Боевых эпизодов было много, всех не перечесть, но не все они заканчивались победой наших воинов. Были и промахи, и ошибки и невосполнимые потери. Этого было не миновать. Противник был очень сильный, выносливый, грамотный, вооружённый самой современной техникой. Может быть, все эти преимущества вскружили головы захватчикам. Но они не знали русских, их характера! И в этом была их ошибка, самая роковая для них.

Необычный ремонт

Наш самолёт, истребитель И-153 «Чайна». Аэропорт Кронштадт. Весна 1942 года


Командир экипажа лётчик П.3.Кравченко прилетел с боевого задания. Посадку произвёл как обычно, но в конце пробежки опустилось правое крыло, знаменитая «Чайка» стала похожа на пришибленную пчелу. Его техник Егор Буранов помог зарулить на стоянку, внимательно осмотрел самолёт и обнаружил разрушение лонжерона нижнего крыла. Верхняя и нижняя плоскости соединялись стойкой, между ними проходили ленты-расчалки. В воздухе верхнее крыло держалось на лентах-расчалках. А когда подъёмная сила пришла к нулю, крыло опустилось.

– Менять нижнее крыло на новое, – сказал техник отряда.

– Нового на складе нет, – ответил Егор.

– Тогда ждите.

«Чайка» стояла, сиротливо опустив крыло, и будто жаловалась, что ей больно. Егор распорол обшивку. Повреждена деревянная часть.

– Будем ремонтировать, – сказал Егор мотористу С.И. Арцеву.

Из фанеры выпилили боковые пластины, поставили самолёт на козелки так, чтобы ленты-расчалки натянулись, как в полёте. Пластины посадили со всех сторон на казеиновый клей и закрепили гвоздями, затянули шпагатом и пропитали клеем АК-20. Приходил Кравченко и с нетерпением ждал конца ремонта. Подошёл командир отряда старший лейтенант П.П.Смирнов, внимательно посмотрел на проворные руки Егора.

– Химичите, – сказал он.

– А что поделаешь, – ответил Егор, – на складе нового крыла нет.

Пётр Петрович улыбнулся своей доброй улыбкой и отошёл.

– Товарищ стартех, – спросил Арцев, – что означает эта улыбка?

– Означает – «Так держать!», – ответил Егор.

Когда обшивка была восстановлена, Арцев сказал:

– Теперь надо пронивелировать, вы сами учили нас на занятиях.

– Да, надо, но где взять нивелир, его нет. Мы специально расчалки натянули, как они были в воздухе, чтобы нивелировка не изменилась.

Арцев недоверчиво посмотрел на своего техника, Егор это заметил. Всю ночь он не спал, обдумывал всё до мелочей. Рано утром прибежал к самолёту П.П.Смирнов, быстро надел парашют и сел в кабину. Запустили двигатель – работает отлично. Смирнов даёт команду убрать тормозные колодки. Всё сделано. Вылет. Вместе со всеми лётчиками Пётр Петрович полетел на боевое задание. Буранов и Арцев с нетерпением ждали его возвращения. Обрадовались, когда увидели в воздухе все самолёты, которые взлетали. Садилась и их «Чайка» с номером «5» на киле.

– Посадка классная, – сказал Арцев.

Пётр Петрович подрулил к стоянке, вылез из кабины, Егор подошёл помочь снять парашют.

Смирнов похлопал его по плечу, сказал:

– Молодец, Егор, самолёт исправный, может летать куда угодно!

У Егора камень с души свалился, он так обрадовался, что ему захотелось обнять Петра Петровича, но не решился, субординация и природная скромность не позволили.

После ремонта самолёт летал на любое задание и днём и ночью.

Пагубная поспешность

Лётчики вернулись с боевого задания, и стоянка самолётов превратилась в муравейник. Авиаспециалисты всех рангов не ходили, а бегали. Надо всё делать быстро, надо бегать, так предписывалось всеми инструкциями. Электрики меняли аккумуляторы, моторист заряжал горючим и маслом, затем тянул на тележке баллон со сжатым воздухом, прибористы проверяли приборы, смотрели в трубку показания скорости, не попала ли туда муха, оружейники торопились подвесить бомбы и реактивные снаряды. Техник проверял весь самолёт на выявление пробоин и повреждений. Без дела никто не сидел. Вот в такой суматохе погиб оружейник старшина Николай Анисимович Хромев. Он подвешивал реактивные снаряды, а электрики в это время меняли аккумулятор. Вопреки их воле сработали кнопки пуска реактивных снарядов. Николай находился под крылом самолёта и над его головой просвистел сорвавшийся снаряд. Стабилизатором была рассечена его голова, снаряд взорвался в воздухе. Благо, в это время в воздухе не было самолётов. Старшина упал. Прибежал военфельдшер Василий Николаевич Озёрный, открыл веки глаз и посмотрел на зрачки. Затем встал и снял головной убор, ему последовали все присутствующие возле самолёта. Постояв немного, Озёрный достал из сумки простыню и накрыл ею Николая. Все приступили к выполнению своих обязанностей. Подъехала санитарная машина и увезла тело погибшего.

Так не стало Николая Хромеева, тихого и скромного, хорошего товарища по взаимной выручке, душевного собеседника.

Владимир Михалёв – Герой Советского Союза

Герой Советского Союза майор Владимир Александрович Михалёв


В свободное от полётов время парторг 12-й КОИАЭ Федот Гаврилович Дьяченко собрал всех на политинформацию. На этот раз он говорил о подвиге лётчика Михалёва.

В 12-й КОИАЭ его все знали, он прибыл из училища и служил длительное время в подчинении А.А.Денисова, затем его перевели в 71-й авиаполк.

Началась война, в задачу 71-го авиаполка входила охрана железнодорожного моста через реку Нарву. Этот мост связывал сообщение Ленинграда с Таллинном. Налёт фашисты производили группами и в одиночку. Так повторялось несколько раз в день.

Восемнадцатого июля В.А.Михалёв вылетал на боевое задание восемь раз. Почувствовав усталость, он вылез из кабины самолёта, отошёл в сторону, опустился на траву и закрыл глаза.

– Полежать бы хоть с полчасика, – подумал он.

Не успели оружейники пополнить запас патронов, как объявили вылет. Вражеский бомбардировщик Хе-125 летел к мосту с полным боезапасом. Послать на его уничтожение некого, все самолёты находились в воздухе.

Михалёв спросонья услышал хлопок ракеты, быстро вскочил на ноги, надел на ходу парашют и взлетел. Фашисту осталось лететь до моста несколько секунд, бандит уже держал руку на пульте сбрасывания бомб, как увидел сзади себя приближающуюся краснозвёздную «Чайку». Михалёв настиг врага, а поразить нечем.

– Таранить и немедленно! – мгновенно возникла мысль.

Подлетая сверху, он придавил собой хвост врага, где сидели стрелки, и воздушным винтом начал рубить всё хвостовое оперение. Фашист потерял устойчивость, свалился в штопор и не вышел из него, подорвался на собственных бомбах.

Сделав своё дело, «Чайка» затряслась, накренилась влево, но отличная тренировка и мужество Владимира привели её в горизонтальный полёт. Долетел до своего аэродрома. Посадка. Нормально. Варуливание на стоянку. Подбежавшие техники увидели погнутые лопасти винта, верхнее крыло изуродовано, элероны не работают.

Тринадцатого августа 1941 года Указом Президиума Верховного совета СССР Владимиру Александровичу Михалёву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Уходя с политинформации, каждый тихо сказал:

– Честь и слава тебе, наш дорогой Володя Михалёв!

Полёты в логово врага-Берлин

В начале августа немецкие дивизии были под Смоленском на подступах к Таллину и Ленинграду. Немецкие самолёты бомбили крупные административные и промышленные центры, Ленинград, Киев, Севастополь и другие города. Двадцать второго июля их самолёты появились над столицей нашей Родины – Москвой. Их же промышленные центры находились на недосягаемом расстоянии для наших самолётов. Геринг, министр авиации Германии, заверял немцев, что русские самолёты никогда не появятся над немецкими городами. Так и заявил:

– Ни один камень русские не сдвинут с места!

Надо было проучить фашистов, ох как надо! И внести в их ряды неуверенность и посеять панику!

В ставке Верховного Главнокомандования ломали над этим головы. При тщательном подсчёте получалось, что наши самолёты не смогут вернуться обратно из-за нехватки горючего. Осенила мысль, летать на Берлин с острова Эзель, горючего хватит туда и обратно. Задание готовиться к таким полётам было дано командиру первого мино-торпедного авиаполка полковнику Евгению Николаевичу Преображенскому. Четвёртого августа над аэродромом Кагул появились бомбардировщики ИЛ-4. Двадцать экипажей были способны выполнить эту сложную задачу.

Для встречи самолётов и оказания помощи в организационном периоде из 12-й КОИАЭ был назначен заместитель инженера эскадрильи воентехник второго ранга Усатов Иван Андреевич. Все самолёты приземлились нормально. Стоянку самолётов на аэродроме определил сам Преображенский. К аэродрому прилегали крестьянские постройки, между этими постройками и разместили самолёты. Маскировка получилась надёжная, много раз потом фашисты летали на разведку, но обнаружить не могли.

Грунтовая взлётно-посадочная полоса с травяным покровом и длиной 1200 метров была крайне мала, но выбора не было. Для определения погоды по маршруту до Германии были выделены две летающие лодки Че-2. Их разместили на морском аэродроме Кихельконе, руководил их полётами капитан Ф.А.Усачёв. Экипажам так же вменялась в обязанность помощь экипажам самолётов, оказавшимся на воде Балтийского моря при вынужденной посадке. Охрану аэродрома и самолётов в воздухе выполняли лётчики 12-й КОИАЭ. После того, как все организационные вопросы были утрясены, Иван Усатов попросил у Евгения Николаевича разрешения вернуться в свою часть, но ему было отказано. Преображенскому очень понравился скромный и умный воентехник, который выполнял все распоряжения с предельной деловитостью и быстротой. Ему отвели место в землянке, где находилось инженерное руководство полка, и был он там до последнего дня пребывания самолётов на острове Эзель. Усатов был одет в комбинезон, на ногах простые сапоги. При рассредоточении самолётов, он не заметил в траве колючую проволоку и порвал сапог. Починить было негде, он так и ходил в рваном сапоге в сухую и дождливую погоду. Занимался в основном снабжением горюче-смазочными материалами. А в то время это было не так просто.

Старший инженер полка Г. Г. Бара нов тщательно готовил самолёты к такому ответственному заданию. Весь технический состав был предельно собран и внимателен, выпущенные самолёты должны вынести всю нагрузку так же, как и люди. Отомстить фашистам для всех было клятвой!

Все верили авторитетному руководству полка, командиру авиагруппы полковнику Е.Н.Преображенскому, комиссару Г.В.Оганезову, штурману полка капитану П.И.Хохлову, от них зависело многое. Для усиления руководства этой операцией прилетел на аэродром Кагул сам командующий ВВС Военно-Морского флота генерал-лейтенант авиации Семён Фёдорович Жаворонков. Его постоянным местом нахождения стал подземный командный пункт (землянка) 12-й КОИАЭ. Теперь этот пункт стал и штабом оперативной группы во главе с С.Ф.Жаворонковым. Появление Командующего ВВС ВМФ в подземном пункте не смутило оперативного дежурного лейтенанта П.Д.Серова, он был заранее предупреждён. Серов доложил по-уставному, командующий вежливо поздоровался.

– Часто вам приходится дежурить? – Спросил командующий.

– Да, часто, – ответил Серов.

– Сколько осталось самолётов в 12-й КОИАЭ? – спросил генерал.

– Четырнадцать «Чаек», – ответил Серов.

– Кроме самолётов, что имеется для прикрытия Кагула с воздуха, если появится вражеская авиация? Садитесь, товарищ лейтенант.

Серов непринуждённо смотрел на командующего и думал, – «экзаменует генерал, будто сам не знает этого». В тон беседы ответил:

– Имеются две батареи 76-миллиметровых зенитных пушек. Вот и всё наземное прикрытие, да и они часто бывают беспомощны, посты воздушного наблюдения ВНОС поздно оповещают, они находятся всего за 15 километров отсюда. Не успевают наши самолёты взлететь.

– Картина неприглядная, – сказал генерал.


6 августа 1941 года.

Командир авиагруппы Е.Н.Преображенский и комиссар авиагруппы Г.В.Оганезов собрали личный состав авиагруппы, чтобы довести боевую задачу, поставленную командованием.

Сюда же прибыл генерал С.Ф.Жаворонков.

Генерал сказал всему личному составу:

– Фашистская авиация наносит смертельные удары по нашим городам и промышленным объектам, теперь она начала бомбить столицу нашей Родины – Москву. Ставкой Верховного Главнокомандования вам приказано нанести бомбовые удары по фашистскому логову – Берлину.

Неожиданно для генерала прозвучало громкое: «Ура!»

– Командование и наше Советское правительство надеется, – продолжал генерал, – что вы приложите все силы, а может быть, и жизни для выполнения этого священного долга.

Речь генерала была короткой. Далее флаг-штурман полка П.И.Хохлов изложил маршрут полёта и его особенности:

– Лететь будем над морем до Штеттина, а от него на Берлин. После удара собираемся на побережье Балтийского моря в районе Кольберга и летим на Кагул. Длина маршрута туда и обратно – 1760 километров, из них 1400 километров над морем. Над Берлином выдерживаем высоту полёта семь тысяч метров. Продолжительность полёта около семи часов. Топлива в баках останется всего на 15–20 минут полёта. Пребывание над Берлином будет коротким, а поэтому штурманы самолётов должны быть на цели предельно точными.

Полковник Преображенский добавил:

– Если бензобаки будут нарушены пулями или осколками снарядов, топлива не хватит на обратный курс. Тогда посадку производить вдали от населённых пунктов на территории Латвии или Литвы, самолёт сжечь, экипажу пробиваться к своим через линию фронта. Взлетать будем в сумерках и садиться рано утром. Задачу следует решить в тёмное время суток. Наиболее опасный маршрут невдалеке от прибрежных аэродромов на территории Эстонии, Латвии и Литвы, где базируется вражеская авиация.

К исходу дня 6 августа закончился этап подготовки к вылету.

Капитан Ф.А.Усачёв на самолёте Че-2 проверил погоду по маршруту и подтвердил сведения о возможности полёта. Вечером все лётчики, штурманы и стрелки-радисты отбыли в здание школы на ночной отдых. Туда приехал комиссар Г.З.Оганезов. Он побеседовал почти с каждым. Заметил у лётчика В.А.Гречишникова, всегда жизнерадостного, на лице красные пятна и воспалённые глаза. С ним было неладно, недобрые вести получил из дома. В родном городе Николаеве фашисты замучили мать, жена с двумя детьми находилась у родителей в Белоруссии и попала в оккупацию.

– Много бед на тебя навалилось, – сказал Оганезов.

– Буду мстить за всё, пусть и они узнают горечь войны и потерь близких.


7 августа 1941 года.

После завтрака лётный состав ещё раз проверил правильность всех расчётов полёта на Берлин. Потом был обед, и до 18–00 отдых.

Капитан Усачёв на своём гидросамолёте Че-2 успел слетать на разведку и доложил полковнику Преображенскому:

– Погода сложная, но лететь можно.

Метеоролог Каспин тоже докладывал:

– В районе аэродрома к возвращению самолётов с задания погода ожидается хорошая.

Генерал Жаворонков, получив информацию о погоде, назначил время вылета на Берлин на 21–00.

Полковник Преображенский дал команду запускать моторы по зелёной ракете, выруливать согласно очерёдности взлёта.

Зелёная ракета взвилась в воздух в 21–00.

Генерал Жаворонков стоял на стартовой полосе с двумя флажками в руках. Он протянул руку с белым флажком вдоль взлётной полосы. Это была команда на взлёт.

Мощно взревели моторы, самолёты долго бежали, затем отрывались от земли.

Через час полёта высота была 4500 метров, пришлось надеть кислородные маски. Летят уже два с половиной часа. Температура в кабине 38 градусов, высота 6000 метров. Трудно было обнаружить береговую черту, помогли лучи вражеских прожекторов. Зенитки не стреляют, фашисты принимают за своих. Над сушей облачности не было, видимость превосходная.

– Вот и Штеттин, – сообщил штурман Хохлов, – через полчаса будем над Берлином.

Внизу на аэродроме мелькают посадочные огни, вероятно, возвращаются воздушные разбойники после варварских бомбёжек. Дальше передаю слово Петру Ильичу Хохлову. В своей книге «Над тремя морями» он так описывает это событие:

«При нашем появлении над аэродромом замигали неоновые огни, засветились посадочные прожекторы. По всему видно, аэродромная служба приняла нас за своих».

Руки тянулись к бомбосбрасывателям, но было рано, впереди были более важные объекты. В Берлине находились десять самолётостроительных заводов, семь авиамоторных, восемь заводов авиавооружения, двадцать два станкостроительных и металлургических заводов, семь электростанций, ряд железнодорожных станций и много других важных объектов. Все они были распределены между членами экипажей. Кроме Берлина, лётный состав изучал и запасные цели: Штеттин, Кенигсберг, Данциг. Двенадцать экипажей по четыре человека в каждом экипаже, летели ночью с незажжёнными аэронавигационными огнями на высоте 6000 метров при температуре 38 градусов.

Фамилии командиров экипажей: ведущий группы полковник Е.Н.Преображенский; капитаны: Е.Е.Есин, М.Н.Плоткин, В.А.Гречишников, Г.К.Беляев; старшие лейтенанты: А.Я.Ефремов, П.Н.Тычков, А.И.Фокин, И.П.Фенягин; лейтенант ы: Н.Ф.Дашковский, К.А.Мильгунов, А.Ф.Кравченко.

Летели тремя группами. Первую группу возглавлял Е.Н.Преображенский, вторую – А.Я.Ефремов, третью – В.А.Гречишников.

Их сопровождали «Чайки» до предельной выработки горючего.

П.И.Хохлов дальнейшие события описывает так:

«Приближение к Берлину начинало волновать нас. Как то он встретит? Сумеем ли подойти к нему? Погода совсем улучшилась. На небе ни облачка. И Берлин мы увидели издалека. Сначала на горизонте появилось светлое пятно. Оно с каждой минутой увеличивалось, разрасталось. Наконец, превратилось в зарево на полнеба. От неожиданности я оторопел – фашистская столица освещена! А мы у себя на Родине уже сколько времени не видели огней городов.

Передаю командиру полка:

– Перед нами – Берлин.

– Вижу, – взволнованно отвечает он.

Аэронавигационными огнями Преображенский подаёт идущим за флагманом экипажам команду: рассредоточиться, выходить на цели самостоятельно. Я вывожу флагманский самолёт к Штеттинскому железнодорожному вокзалу.

Конфигурация освещённых улиц и площадей чётко различима с воздуха. Видно даже, как искрят дуги трамваев, скользящие по электрическим проводам. Отсвечивает в огнях гладь реки Шпрее. Тут не заблудишься и не перепутаешь выбранный объект.

Освещённый город молчит. Ни одного выстрела, ни одного прожекторного луча, устремлённого в небо. Значит, противовоздушная оборона и здесь принимает наши самолёты за свои.

Цель! Теперь только цель! И вот она перед нами. Вот вокзал, опоясанный паутиной рельсовых путей, забитый железнодорожными составами.

– Так держать! – передаю я в микрофон командиру корабля.

Открываю бомбосбрасыватель. Снимаю бомбы с предохранителей. Берусь рукой за бомбосбрасыватель. Бомбы, одна за другой, пошли вниз

– Это вам, господа фашисты, за Москву, за Ленинград, за советский народ!

Тут вспоминаю о листовках. Спрашиваю в микрофон стрелка-радиста сержанта Коротенко:

– Листовки?

Он отвечает:

– Сброшены вместе с бомбами.

Вот прошло уже сорок секунд, как сброшен смертоносный груз. И тут мы видим внизу на земле огненные всплески. В одном, в другом месте. Во многих местах. Видим, как от них расползается пламя, где тонкими ручейками, где широкими полосами. В разных секторах города видим круги и квадраты огня. Освещённый Берлин вдруг погружается во тьму ночи.

Наконец, воздух пронизывают прожекторные лучи. Их множество. Они шарят по небу, пытаясь взять в свои щупальца наши самолёты. И среди лучей на разных высотах рвутся зенитные снаряды. Орудия выбрасывают их сотнями. Слишком поздно они привели в действие свою зенитную артиллерию. Мы уходили от Берлина на север, к морю.

Стрелок-радист флагмана Василий Коротенко спешно передал на свой аэродром радиограмму с заранее условленным текстом, «Моё место Берлин. Задачу выполнил.

Возвращаюсь».

Через шесть часов пятьдесят минут после нашего взлёта Евгений Николаевич Преображенский с первого захода отлично посадил флагманский самолёт. А следом подходили остальные. Мы зарулили на стоянку, вышли из кабин и опустились на землю. Ныла спина, руки ещё не отогрелись. От перенапряжения дрожали ноги. Болели глаза.

К нам на автомашине подъехал генерал С.Ф.Жаворонков. Он всю ночь не спал. В эту ночь никто не спал. После принятия доклада Жаворонков всех по очереди обнял и расцеловал.

Весть о героическом подвиге Балтийцев-лётчиков облетела всю страну, передавалась из уст в уста. У народа в тылу и на фронте появилась уверенность в победе над фашизмом. На предприятиях состоялись митинги. Об этом узнал весь мир.

Фашистское командование поначалу не верило, что их бомбили русские. Геббельс, министр пропаганды и агитации, сообщил своему народу сведения, что бомбили англичане, перелетев через пролив Ла-Манш. Вдобавок прибавил шесть сбитых бомбардировщиков, которых сбили в черте города. Оттого и произошли пожары. Английское радио опровергло эти сообщения, оповестило, что из-за плохих метеоусловий английские самолёты не летали.

А героям отовсюду шли поздравления. Правительственной телеграммой поздравил лично Сталин.

Второй полёт на Берлин состоялся 9 августа. Так же ведущий Е.Н. Преображенский взлетал первым. Теперь уже Штеттинский военный аэродром встретил плотным зенитным огнём, кинжалили зловещие лучи прожекторов. Небо было в сплошных разрывах снарядов. Такой мощный заслон, казалось, не пройти. Светомаскировка скрывала город. И всё же прошли, отбомбились. Снова полыхали пожары, снова не спали немцы и немки. Полёт был трудным, но таким же результативным.

Десятого августа восточнее Кагула, на аэродром Асте приземлились пятнадцать самолётов ИЛ-4, принадлежащие дальней авиации Красной Армии. Группу возглавляли майор В.И.Щелкунов и капитан В.Г.Тихонов. Они тоже прибыли в распоряжение генерала Жаворонкова.

Двенадцатого августа армейцы тоже взлетали на Берлин. Их повели по изведанному маршруту Балтийские лётчики. Полёт был очень трудным, но результативным, как и предыдущие.

Тринадцатого августа Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение задания было присвоено звание Героя Советского Союза лётчикам: Е.Н.Преображенскому, В.А.Гречишникову, А.Я.Ефремову, М.Н.Плоткину, П.Н.Хохлову. Орденами Ленина были награждены тринадцать участников, Орденами Красного знамени и Красной Звезды пятьдесят пять человек. В числе награждённых орденом Красного знамени были: генерал-лейтенант авиации Семён Фёдорович Жаворонков и старший политрук Григорий Захарович Оганезов.

После сообщения о награждении в помещении сельской школы состоялся концерт участников, где лихо отплясывал кавказскую лезгинку П.З.Оганезов, ему вторил старший лейтенант П.Н.Комаров. Хором пели песню «Раскинулось море широко», аккомпанировал на баяне Е.Н.Преображенский.

В заключение вечера генерал Жаворонков сказал:

– Молодцы, лётчики! Умеете бить врага и веселиться.

Налёты на Берлин производились с обоих аэродромов, Кагула и Астэ. Для отражения штурмовок по аэродрому Астэ, туда посадили 12-ю КОИАЭ. В то время, когда все самолёты вылетели с обоих аэродромов на Берлин, аэродром Кагул подвергся штурмовке фашистскими Ю-88. Истребители «Чайки» вылетели на отражение, но фашисты успели сбросить бомбы, впрочем, не причинив вреда. С восьмого по четырнадцатое сентября Балтийские лётчики с аэродрома Кагул совершили 86 самолётовылетов на Берлин, при этом тридцать три самолёта дошли до Берлина, остальные бомбили города Штеттин, Мемель, Данциг, Кольберг, Свинемюнде, Либаву и другие важные объекты городов. Несколько меньше самолётовылетов совершили армейцы. Их подвиги были так же незабываемы. Многие были свидетелями, как предельно нагруженные ИЛ-4 на взлёте едва отрывались от земли. Старший лейтенант Павлов погиб на взлёте из-за перегрузки самолёта.

Семнадцатого сентября Указом Президиума Верховного за успешные удары по Берлину было присвоено звание Героя Советского Союза лётчикам армейской группы дальней авиации капитану В.Г.Тихонову, майору В.И.Малыгину, майору В.И.Щелкунову, капитану Н.В.Крюкову, лейтенанту В.И.Лахонину. Остальные участники так же были награждены орденами Красного Знамени и Красной Звезды.

Разгром немецкой авиации в Вентопилсе

Через два дня после налёта советских самолётов на Берлин фашисты узнали, откуда вылетают эти самолёты. Гитлер приказал уничтожить авиацию, летающую на Берлин. Уничтожить прямо на аэродромах. В дополнение к директиве № 34 от 12 августа 1941 года указывалось:

«Как только позволит обстановка, следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и воздушные базы противника на островах Даго и Эзель. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются воздушные налёты на Берлин».

Для уничтожения самолётов, летающих на Берлин, они послали ударную авиацию. С 19 августа и ежедневно фашисты по нескольку раз в сутки проводили налёты на аэродромы. Вначале прилетело восемнадцать самолётов Ме-110.

На отражение первого налёта с аэродрома Астэ поднялись почти все исправные самолёты и сорвали вражескую штурмовку. Через день фашисты повторили налёт одновременно на оба аэродрома, на Кагул и Астэ. Налёт произошёл внезапно, они шли на малой высоте и с разных направлений. Посты ВНОС опоздали с оповещением, и в воздух поднялось только одно звено старшего лейтенанта Крайнова. Фашисты сковали это звено боем, и оно не могло оказать достойного противодействия. В этом налёте было сожжено два бомбардировщика ИЛ-4 на аэродроме Кагул и три на Астэ. Воздушные стрелки и стрелки-радисты бомбардировщиков 57-го и 1-го минно-торпедного полка, которые стояли на аэродроме Кагул, не пошли в укрытие, а расчехлили свои турельные установки самолётов и открыли сильный огонь по атакующим Ме-110. Своим героизмом им удалось сбить два самолёта Ме-110. В каждом сидело по три человека, не трудно подсчитать, сколько было убито врагов.

Истребители-разведчики на «Чайках» обнаружили, что фашисты вылетали на штурмовку с аэродрома Вентспилс в Латвии. Командование решило нанести контрудар по этому аэродрому.

Двадцать первого августа на рассвете полетели в Вентспилс двенадцать «Чаек». Участвующие лётчики были разбиты на три группы: ударную, сковывающую и группу прикрытия.

Ударную группу возглавляли лётчики звена старшего лейтенанта Я.И.Ёхина, сковывающую – Г.В.Крайнов и П.Ф.Гузов. Третья группа старшего лейтенанта П.П.Смирнова осуществляла прикрытие от истребителей противника.

Стоял туман, это способствовало внезапности удара. Очертания берега рассматривались с трудом. Доходя до цели, снизились на высоту 15–20 метров и только перед самым аэродромом увеличили высоту на 150 метров. Для фашистов прилёт советских самолётов в столь ранний час и при плохой видимости был полной неожиданностью. Немцы были предусмотрительны и осторожны во всём, но в данном случае они не ожидали такой дерзости. Около сорока самолётов различных марок стояли не замаскированными, возле них неторопливо расхаживали авиаспециалисты. Поодаль от всех самолётов стояло четыре Ме-110. Первыми получили «гостинец» эти самолёты. Один самолёт загорелся, второй перевернулся вверх колёсами, от второго захода летели обломки и от остальных. Зенитчиков прилёт советских самолётов ошеломил, некоторое время они были в шоке, лишь потом открыли сильный огонь. Но реактивные снаряды сковывающей группы Крайнова заставили их замолчать. То тут, то там взрывались самолёты, метались в страхе гитлеровцы в защитных гимнастёрках.

В штурмовке участвовали самолёты трёх групп. Опустошив боезапасы, лётчики собрались за аэродромом и взяли курс на свой аэродром.

По данным аэрофоторазведки было уничтожено до двадцати самолётов всех марок, были уничтожены аэродромные постройки, выведено из строя лётное поле.

На перехват советских истребителей вылетели немецкие лётчики с другого аэродрома, Лиепая. Вылетело много, но из-за плохой видимости им не удалось встретить наши самолёты.

Весть об успехах лётчиков 12-й КОИАЭ пронеслась по всем частям и подразделениям. На прокопченных лицах бойцов появились радостные улыбки. Появилась надежда одолеть фашистов.

Обезвредить лазутчиков!

В очередной раз фашистские самолёты пожаловали вечером четырнадцатого августа. Самолёты группы Е.Н.Преображенского находились на своём аэродроме Кагул. Посты ВНОС сообщили, что со стороны Рижского залива летят «юнкерса». Взлетело дежурное звено «Чаек». Слышался зловещий гул вражеских самолётов. Вдруг недалеко от церкви взвилась красная ракета, за ней другая. Это немецкие лазутчики показывали путь к аэродрому. Поймать их в темноте трудно, да и поздно ими заниматься. Наверняка они ничем не отличались от всех эстонцев.

Находившийся на командном пункте генерал С.Ф.Жаворонков мгновенно сообразил, что делать.

– Срочно послать во все места наших ракетчиков и пускать ракеты во всех направлениях. Дезориентировать фашистских лётчиков!

По его команде в воздух полетели множество красных ракет во всех направлениях, вражеские самолёты сбросили смертоносный груз куда попало.

Кто же были эти лазутчики, которые помогали немцам?

Советская власть в Эстонии существовала всего полтора года до начала войны. За это время в Эстонии произошли огромные перемены. Произошла земельная реформа, 53 тысячи батраков и бедняков получили из государственного фонда изъятые у кулаков 550 тысяч гектаров земли. Бедняки радовались приходу Советской власти, кулаки и буржуазия были недовольны и затаили злобу. Они вошли в тайную буржуазно-националистическую организацию, которая была распущена с установлением советской власти в Эстонии. Теперь она действовала подпольно.

Буржуазные националисты подразделялись на исмаилитов и кайтселийтов. Задачи и цели у них были одни: воспользоваться благоприятной обстановкой и реставрировать в Эстонии старые капиталистические порядки. В начале войны они влились в военно-фашистскую организацию «Омакайте», общая численность которой более 40 тыс. человек в 1941 г., возросла до 90 тыс. в 1944 г. Многие из них вошли в состав 20-й эстонской дивизии СС. Так же, как немецкие фашисты, они участвовали в зверском уничтожении евреев, русских, украинцев, белорусов и других народов в концлагерях Эстонии, и делали это с особой жестокостью, не щадили ни женщин, ни детей. Прочёсывали леса, вылавливали парашютистов, устраивали диверсии на дорогах, участвовали в боях с партизанами, расстрелах советских активистов и мирного населения, грабежах, уничтожении целых деревень в Белоруссии и массовой отправке мирного населения в Германию. На их счету сотни чудовищных преступлений. Двадцать восьмого июня 1945 года в Палдиски военный трибунал осудил группу фашистских приспешников, в том числе Геррентса, Мере, Аунвера – палачей своего народа. В северо-западной части аэродрома бойцы истребительного отряда под руководством начальника особого отдела штаба БОБРа старшего политрука М.Л.Павловского загнали в лощину кайтселийтов. Они пытались вырваться из окружения, но не удалось им, к утру сложили оружие: автоматы, гранаты, ракетницы.

Корабли Балтики покидают бухту Таллин

На десятое августа 1941 года советские войска северо-западного направления отступили на 500 километров и оставили почти всю Прибалтику. Весь Балтийский флот, дислоцировавшийся в Либаве, Виндаве и Таллине, находился под угрозой гибели. Его надо было спасать. Фашистское командование стянуло огромное количество сил для штурма Таллина, военно-морской базы, столицы Эстонии. Надо было во что бы то ни стало отстоять Таллин.

В 12-й КОИАЭ каждый самолёт был на счету, и основной задачей каждого было сопровождение и спасение бомбардировщиков, летающих в логово фашистов – Берлин. Но помочь надо.

Из оставшегося резерва самолётов было выделено восемь «Чаек». Истребители 12-й КОИАЭ во главе с командиром отряда П.П.Смирновым вылетели на Лаксберг, ближайший аэродром к Таллину. Лётчики П.П.Смирнов, А.А.Лобанов, А.А.Трошин, П.М.Швецов, А.М.Шитов, Б.К.Панкратьев, А.Б.Григорьнв, П.Ф.Гузов на командном пункте ознакомились с обстановкой, изучили линию фронта. Им предстояло сопровождать штурмовики ИЛ-2, новые самолёты с мощным вооружением и сильной бронёй. Они могли снижаться до бреющей высоты и уничтожать живую силу и технику врага. Мощная броня снизу укрывала надёжно лётчика, а сверху брони не было, они были уязвимы. Сопровождение их истребителями было крайне необходимо.

Штурмовики успели побывать на Лужском рубеже, уничтожили там двадцать пять вражеских автомашин с людьми, десять танков и около двадцати мотоциклистов. Ввиду того, что они летали на низких высотах, зенитки не могли их поразить. Командиром эскадрильи штурмовиков был капитан К.Н.Барабанов, тот самый, который долго служил в 12-й КОИАЭ. Его эскадрилья входила в состав 57-го бомбардировочного авиаполка.

Много они истребили фашистов, но тех гнали сюда несметное количество.

Двадцать шестого августа было приказано Балтийскому флоту покинуть бухту Таллин и следовать в Кронштадт, оставаться было опасно. Погрузка длилась шесть часов, истребители отбивали налёты вражеской авиации, сопровождая штурмовиков.

На рейд следования в Кронштадт вышло 195 кораблей с сопровождением катеров. Их путь был тяжким. Многие попали под бомбёжку вражеских самолётов, многие подорвались на минах. Двадцать девятого августа корабли прибыли в Кронштадт. В конце августа фашистское командование стянуло силы для штурма Таллина – столицы Советской Эстонии.

Несмотря на то, что Восьмая армия, защищавшая Таллин, была слабее по численности в три раза, она отвлекала на себя пять фашистских дивизий и другие части усиления. Вместо двадцати запланированных километров в сутки, фашисты продвигались по полтора – два километра. Задачей наших частей было оттянуть от Ленинграда как можно больше фашистской армады. Двадцать восьмого августа немцы захватили все сухопутные аэродромы Балтики, включая аэродром в Липово. Оборонительные бои на территории Эстонии продолжались 53 дня. После кровопролитных боёв 28 августа город Таллин был оставлен. В боях за Таллин были ранены лётчики, лейтенант А.Б.Григорьев и младший лейтенант Б.К.Панкратьев, остальным шести лётчикам было приказано вернуться на свой аэродром. Когда они совершали перелёт, увидели с воздуха, как двигалась армада живой силы и техники фашистских головорезов. По дорогам шли танки, за ними автомашины с пехотинцами. Ненависть к этим чудовищам не имела границ. Ведущий группы лётчиков П.П.Смирнов покачал крыльями – это была команда приготовиться к атаке. На головные танки посыпались бомбы. Среди них началась паника. Танки стали расползаться по сторонам, пехотинцы выпрыгивали из машин и прятались в кюветах. Мстители вошли в ярость, фашистов уничтожали, как бешеных собак. Штурмовали до полной выработки боезапаса, горючее было на исходе. Ничего не оставалось, как принять боевой порядок и последовать на свой аэродром. Приземлились нормально. Раненые лётчики, Григорьев и Панкратьев, были направлены в тыл на излечение. Врачи восстановили здоровье, и лётчики продолжили воевать.

По данным ЦВМ архива (фонд 596, описьі, дело7, лист 43) 25 августа лейтенант А.Б.Григорьев в воздушном бою над аэродромом Купля был сбит. Самолёт сгорел, лётчик погиб.

Один лётчик против двадцати

У ветеранов, защитников Моонзунда, сохранилась старая газета. Она была выпущена редакцией «На страже» в городе Курессааре. В ней размещена заметка «Боевая Краснознамённая». Вот краткое её содержание:


Лётчик 12-й КОИАЭ лейтенант Николай Петрович Хромов


«Где бы ни появлялись лётчики Краснознамённой эскадрильи и сколько бы ни встречались с вражескими самолётами, они верны своему боевому девизу – воевать не числом, а умением.

Был такой случай. В воздухе показались двадцать фашистских самолётов. Поблизости никого, кроме лётчика лейтенанта Н.П.Хромова, не оказалось. Он решил пойти один на врага.

Конец ознакомительного фрагмента.