Глава пятая. Подарочек
На привал они остановились уже после полудня, укрывшись от зноя в легком, кружевном перелеске, в стороне от дороги. Лорка распряг лошадей – и верховых, и тягловых – и пустил их попастись на воле; со всех трех повозок (третью приобрели совсем недавно, для Веноны и Лиусса) сняли тенты, чтобы проветрить и просушить постели. Поскольку сегодня служить очагу должны были Шонно с сестрой, артисты, с нетерпением принюхиваясь, ждали на обед суртонский плов с курицей и красными сливами; Амариллис помогала Веноне развешивать на перекладинах для тентов пучки собранных ранним утром трав. Вот уже полгода танцовщица терпеливо штудировала толстенный фолиант «Великого флорария», на который она потратила в книжной лавке почти весь свой месячный заработок; Венона же, видя ее искренний интерес и неиссякающее усердие, помогала ей разбирать особо сложные места и даже делилась своими собственными секретами.
– Смотри, Ами, вот эта ромашка никуда не годится, можешь скормить ее жеребчику Лорки.
– Но почему? чем она хуже вот этой?
– Запомни, целебными свойствами обладает только та ромашка, у которой головки цветков в разрезе пустые… видишь? А теперь повтори, что я тебе говорила вчера о способностях этого цветочка.
– М-м-м… ромашка пригодна для полосканий при воспаленном горле и сухом кашле, справляется с желудочными судорогами, отлично изгоняет сыпи и воспаления на коже, устраняет зуд. Ее отваром хорошо умываться девочкам-подросткам, и мыть младенцев. Правильно?
– Правильно. А вот это зверобой… какой хороший! Давай-ка завтра наберем побольше одних цветочков, да сделаем масло, чтобы растирать ваши вывихи и синяки. Нет-нет, не вешай тысячелистник на солнце, иначе он утратит всю силу! Его сушат в тени, а хранят в темноте.
– А используют как?
– Заваривают как чай, делают отвар для ванн. Это отличное противосудорожное средство, может даже остановить выкидыш, поскольку одновременно и расслабляет и укрепляет мышцы.
– А моя бабка называла его молокогон, поила всех молодок в семье… такой-то горечью! – сказал, застенчиво улыбаясь, подошедший поближе Орсон.
– И была совершенно права! Вон ты какой верзила вымахал! – улыбнулась Венона.
– А я тоже такие цветочки видел. Помнится, еще удивился: такие невзрачные, а туда же, в графские покои влезли. Графиня Настаджо их на белом вине настаивала… сама пила, но мне не предлагала, – к разговору присоединился и Лорка.
– Ну еще бы, – и травница смерила его насмешливым взглядом, – тебе ведь не грозила опасность народить графу наследника с волосенками цвета морковки! Кстати, Ами, запомни этот старый арзахельский рецепт: на одну малую бутыль белого вина – две пригоршни цветов тысячелистника, настаивать не менее пяти дней. Пить по утрам, натощак, по маленькой чашечке.
– А сколько времени пить?
– Да сколько будет нужно. После того, как настойка закончится, нужно сделать перерыв на три недели, действие ее в это время сохраняется.
– Понятно. А вот эти букетики куда вешать?
– О, вот с этими букетиками поосторожнее. Давай повесим их в тени, на ветерке… так, а из каких трав мы их сделали?
– Ну… из полыни – запах ни с чем не спутаешь, эти фиолетовые цветочки – это шалфей, это мята – душистая!.. Дудник… и бальзамин.
– Верно. Когда будем проезжать через цветочные луга Каджи, соберем чабрец и майоран, ближе к Эригону постараемся найти истинный розмарин, а в городе купим хизоп, в этих краях он не растет. Собранные травы смешаем, засыпем в большую бутыль и зальем орчатской можжевеловой водкой.
– Ага, а потом выльем в канаву.
– Не спеши. Настой полмесяца выдерживают в теплом месте, фильтруют и разливают по бутылочкам. И одна маленькая ложечка натощак может прогнать глистов – за один прием!.., лечит все болезни желудка, прекращает гниение пищи в кишечнике, помогает даже при тяжелых отравлениях – в том числе и ядами. Что, стоит постараться?
– Стоит. Глисты на юге – как ревматизм на севере. И как этот настой называется?
– Вода жизни.
В этот момент их незастольный разговор был прерван призывом акробата уделить должное внимание его стряпне; дважды просить не пришлось никого, а вот добавки, как всегда, не хватило. После обеда бросили жребий, кому мыть посуду. Лорка – тоже как всегда – смухлевал, его поймали и отправили на берег недальней речушки с котлом и мисками искупать вину. Когда же солнечные лучи стали заметно мягче и немного посвежел воздух, артисты вновь тронулись в путь.
Верхом ехали только Лорка и Рецина, остальные устроились в повозках, раскрытых по-прежнему.
Разговор вертелся вокруг предстоящих выступлений в Эригоне и периодически возвращался в событиям в замке Гэлвинов, теперь уже недельной давности. Рецина отпускала рискованные шуточки по поводу панического бегства силача Орсона из замка сразу же после окончания праздника – к бедняге с самого начала праздников приставал некий одайнский вельможа с сомнительной репутацией, одним видом своих напомаженных локонов доводя его до паники… Синеволосая амазонка сначала советовала Орсону в другой раз как следует отхлестать прилипалу вожжами, а потом посадить его голым задом в муравейник, и тут же выражала сомнение, не воспримет ли тот сии действия как новый изысканный способ порочного наслаждения. Орсон только отплевывался.
Лорка, от мытья посуды несколько посмурневший, вступил в разговор не сразу и возможно поэтому его вопрос обратил на себя общее внимание.
– Да, я так и не понял, что это за высокородная сосулька выручила Амариллис? Что, очередной эльфийский поклонник?
– Вроде того, – ответил Арколь.
– Ничего себе… Ах вот оно что… а я-то думал, откуда это ты такая встрепанная вернулась… Я ведь тебя не намного опередил, уж очень занятные у господина барона племяшки оказались. Ну и как он тебе?
– Слушай, ты, рыжая отрава, – и Амариллис повернулась лицом к вопрошавшему – если не отстанешь, я попрошу Рецину, и мы вместе посадим тебя в короб к глуздам. Они с удовольствием послушают про бароновых племяшек.
– Что, неужели все так серьезно? – ничуть не смутившись, спросил Лорка.
Ответа не последовало.
– Так я и думал, – и, ловко увернувшись от нацеленного ему в голову яблока, неутомимый искатель приключений на рыжую голову добавил: – Эй, я рад за тебя, плясунья…
Поздним вечером, почти ночью труппа остановилась на ночлег. За околицей одной из еще одайнских деревень (восточная граница княжества проходила как раз по берегу Каджи, до которого собирались добраться не позднее чем через три дня) оказался большущий фруктовый сад; быстро поладив со сторожем при помощи фляги вина да пары-тройки позвякивающих металлических кружочков, Лиусс настойчиво посоветовал всем укладываться спать, выпустил из короба соскучившихся глузд и отправился в свой возок.
День был жарким, артисты приустали и поэтому вскоре все – даже Лорка – мирно почивали. Все, кроме названных брата и сестры.
Арколь сидел на толстой войлочной подстилке, по неискоренимой шаммахитской привычке скрестив ноги и свесив кисти рук с колен, Амариллис устроилась рядом. Они сидели молча, изредка встречаясь взглядами и явно не зная, с чего начать разговор. Первым не выдержал Арколь.
– Помнится, ты как-то сказала, что на правах старшего брата я могу спрашивать тебя о делах сердечных. Кажется, это именно такой случай. Что произошло, Амариллис? Ты не без изящества отвела нам глаза, в красках рассказав о подлости Ливайны – клянусь дланями Вседержителя, при первой же встрече я заставлю ее шлепнуться в самую глубокую и грязную лужу! Поступок лорда Лотломиэль был действительно красив… хоть картину пиши… поэтому никто не удивился тому, что для выражения благодарности тебе понадобилась целая ночь.
– Тогда в чем же дело?
– А вот в чем. Во-первых, в следующий раз предупреждай… хоть как-нибудь. Добро, вслед за тобою в замок отправился Лорка, не миновав все того же мажордома и не забыв послать мне весточку. Иначе я бы решил, что с тобой опять сводят старые счеты ревнивые дамы и не стал бы мешать Орсону разнести все великолепие Гэлвинов к растакой-то матери, как он выражается. И тебе бы все испортили, и хозяина бы потревожили. А во-вторых, если я рядом, необязательно пить венонину горчуху, она может спровоцировать сильное кровотечение.
– Ты что, и этому учился?!
– Представь себе, да. Учитель настоял на полном курсе медицины… как всегда, не зря.
– Хорошо, брат Арколь, – немного помолчав, серьезно сказала Амариллис, – твои советы приняты. Это все?
– Нет, не все. Лорка, конечно, болван («Сам ты болван» – подумал про себя младший Бреттиноро, вовсе не думавший спать и навостривший уши с самого начала разговора брата и сестры) и несносный остолоп, греющий уши чужими словами (покрасневший как спелый южный помидор, Лорка высунулся из возка и, сказав, что нечего разводить душещипательные беседы возле пытающихся уснуть сотоварищей, плюхнулся на свое место и накрыл голову подушкой, твердо решив не услышать более ни слова) – но ведь он прав, Амариллис. («Еще бы не прав» – пробурчал себе под нос вольтижер.) Мне показалось, что вы встречались и до выступления.
– Если это можно назвать встречей, то да. Помнишь, в последний день выступлений я уходила на Быстрицу, простирнуть бельишко? Так он как раз тогда возвращался в свои благословенные леса, собрался переходить речку, а мне… ну, в общем, я чихнула.
– Клянусь каменными клыками Краглы, хотел бы я это видеть! Он принял тебя за лешачиху?
– Да ну тебя. Он подскользнулся от неожиданности и свалился в воду.
– Постой, попробую догадаться, что было дальше. Ты не упустила возможности повеселиться на его счет и принялась распевать свои глумливые песенки.
– Угадал. Он тогда страшно разозлился, пришпилил меня стрелой за рукав к иве… идет, весь мокрый, с волос вода ручьями… и так спокойненько сулит мне трепку. Только потом почему-то передумал и полез целоваться. Нахал остроухий.
– Эй, поосторожнее насчет ушей, – и Арколь погрозил сестре кулаком.
– Ну вот. Я сначала, конечно, изумилась – их светлости нас обычно за ровню не держат, а у меня еще и прадедова темная кровь вылезла… – чего это он, с ума сошел, что ли?! От холодной воды в голове помутилось?! А потом… Знаешь, Арколь, пока он меня целовал, я простила жизни все – и свою половинку Свияра, и маму с папой, и братьев… и мерзкий трюм, и пиратские щупанья, и страх, и боль. Однажды аш-Шудах сказал мне, что судьба не любит быть в долгу и всегда расплачивается, и не скупится.
Помолчав, девушка продолжила:
– Да, потом я удрала, как нашкодивший подросток. Представь, каково мне было увидеть его среди гостей барона, я думала, сбегу куда-нибудь… Ах, Арколь, я хотела бы забыть всю эту историю, будто и не было ничего… («Ишь, чего захотела!..» – уже сквозь сон подумал Лорка) Ну зачем мне все это?! Эльф, да еще из высокородных, лорд Цветущих Сумерек… и я – танцовщица самого Лимпэнг-Танга, ученица Нимы! Да на что он мне сдался?! Вот был бы наследным принцем, тогда я, может, и подумала бы («Вот это правильно. Выше нос, плясунья!» – с последним зевком вылетело из наконец-то уснувшего вольтижера). Все, братец, не хочу я больше говорить об этом. Спать пора, я с Веноной договорилась с утра чабрец пособирать. Все. Было, и прошло.
Амариллис поднялась, потянулась, и направилась к «девчоночьему домику». И уже вслед ей Арколь сказал:
– Хочешь ты этого или нет, сестра моя Амариллис, но теперь тебе придется считаться со своим сердцем, – и уже про себя добавил – и ты наконец-то начнешь взрослеть.
Как и ожидалось, спустя три неполных дня дети Лимпэнг-Танга добрались до Каджи; здесь, на равнинах Одайна она заметно отличалась от той бесноватой реки, какую помнила Амариллис – порастратив по пути свой пыл, она разливалась широко и лениво, принимая в свое лоно воды множества ручьев и речушек вроде Быстрицы. Паромные переправы и почти все судоходство на Кадже принадлежали цвергам, не зря же исток реки находился чуть ли не посредине Тархины – их столицы, великолепного скального града.
День уже начинал клониться к вечеру, но Лиусс предпочел немного переплатить пожилому седоусому цвергу, распоряжавшемуся на пароме, и заночевать уже по ту сторону одайнских земель, на каком-нибудь приличном постоялом дворе, а буде такой не встретится, остаться на ночь под открытым небом и под надежной защитой глузд. Лучше уж так, шепнула ему его жена, чем провести остаток дня, тупо созерцая вальяжное течение Каджи, ночевать возле паромной пристани, и видеть, как тускнеют глаза Амариллис, и заранее готовить ей снотворное, и окуривать «девчоночий домик» черным шиповником, отгоняющим кошмары…
Конец ознакомительного фрагмента.