Ее звездный час
Блестящий дебют, что бы там ни говорили, – это розы в кредит. Ларионова «стерпела» свой первый большой успех. Но как дальше пойдут дела у счастливой дебютантки, тем более что многое (да почти все) зависело не только от нее, а от режиссеров, от объективных обстоятельств? Не последует ли за взлетом жесткое приземление – если не провал, то творческая пауза, невостребованность?
Это очень опасная вещь, особенно для начинающего свой путь в кино: теряется темп, рождается неуверенность в себе, страх перед будущим. Тебя как бы отбрасывает на несколько «клеток» назад, и чтобы вновь преодолеть их, нужны время, силы, упорство, оптимизм. Случается, и это не помогает: тебя просто не замечают, и хорошо, если это лишь на какое-то время, а бывает, что и навсегда.
Вот просверкала на экране в фильме «Поезд идет на восток» очаровательная Лидия Драновская – и исчезла с кинематографического небосклона. Генрих Боровик рассказывал, что фильм не понравился Сталину, и он «вышел» из того поезда где-то в Свердловске. Но за что пострадали актриса и кинозрители, которым и она, и картина понравились?
После сногсшибательного успеха «Карнавальной ночи», успеха, который в первую очередь обеспечила юная Людмила Гурченко своим многогранным талантом, и одного-двух рядовых фильмов чуть ли не десятилетие она не появлялась на экране.
Ларионовой повезло: «Садко» не стал зенитом ее популярности, за которым следовало бы ожидать спада. Молодой актрисе суждено было взойти на самую вершину славы, которую только можно было вообразить, после исполнения ею роли Ани в картине Исидора Анненского «Анна на шее» по одноименному рассказу А. П. Чехова. Этот фильм, вышедший на экраны страны в 1954 году, стал главным в ее жизни.
…Десятилетия спустя, когда пришло время подводить итоги, Ларионова скажет об одном из любимых своих режиссеров:
– Исидор Маркович Анненский… Встретилась я с ним буквально девчонкой и тогда не понимала, какое счастье мне подарила судьба. «Анна на шее» – это Чехов, это блистательно подобранный ансамбль актеров. Великих! М. И. Жаров, А. Н. Вертинский, Сашин-Никольский, Владиславский…
На съемках, вспоминает она, царила атмосфера сердечности, порядочности, понимания. Со стороны некоторым казалось (тут-то и начались пересуды и сплетни, которые преследовали ее до конца дней), что у Ларионовой роман с Вертинским, Жаровым. И хотя трудно вообразить, чтобы такая женщина оставила кого-то равнодушным, не вызвала сильного чувства, но романов не было. Преклонение перед талантом старших коллег, к тому же таких известных актеров, уважение к ним с ее стороны – было, была взаимная платоническая влюбленность. Но это естественно, без этого, как без зажигания, вряд ли пришел бы в действие тот самый мотор, который включается после двойного удара «хлопушки».
О Жарове она говорила:
– Я считаю, обаяние – первый признак талантливого актера. Можно правильно сыграть и прочувствовать роль головой, но без обаяния она будет мертва.
Когда они познакомились, у него были молодая жена Майя и две маленькие дочки. Счастливый муж и отец, он в перерывах между съемками рассказывал о них.
В свою очередь, Ларионова рассказала Жарову о первой встрече с ним. Он приехал в Дом пионеров и, проходя сквозь толпу ребят, среди которых была и Алла, случайно толкнул ее. Извинился, поцеловал ее и стал пробираться дальше. Съемки их сдружили.
– Слушай, Алка, – говорил Михаил Иванович, – ты так похожа на Люсю – это плохо.
Люся – это Людмила Целиковская, которую Жаров очень любил, и которая в сороковые годы была его женой. Видимо, счастливые воспоминания навевали на него грусть, как и мысли о прошедшей молодости.
Съемки многих эпизодов фильма проходили ночами, так как участвовавшие в них артисты оперетты не могли работать днем.
– Ты соберись, чтобы мы только один дубль станцевали, – просил Жаров Аллу, – а то придется врача вызывать.
И они танцевали без дубля.
А однажды во время съемок на натуре эпизода, где Артынов (его-то и играл Жаров) с Анной и цыгане катаются на лодках, а уже наступили холода, и они время от времени грелись на берегу, набросив на себя теплые пальто, Жаров вдруг заметил на противоположной стороне какого-то мужчину в легком светлом плаще и указал на него Алле.
– Господи, это же Коля! – воскликнула она.
Да, это был Рыбников. Он приехал откуда-то, чтобы даже не повидаться с Аллой, а только посмотреть на нее – и уехать обратно. Очень, видимо, спешил и не переоделся по московской погоде. Такая у него была любовь.
Необычно возникла дружба между Аллой и Александром Николаевичем Вертинским.
Михаил Иванович Жаров (1899–1981) – советский российский актер и режиссер театра и кино.
Герой Социалистического Труда (1974).
Народный артист СССР (1949).
Лауреат трех Сталинских премий
Надо сказать, что Киностудия имени Горького, на которой снимался фильм, была небогата. То и дело возникали трудности с павильонами, с реквизитом. Так, широченную красного дерева кровать, на которой просыпается Аня наутро после бала, дал напрокат артист Евгений Моргунов, известный своими нестандартными габаритами. После чего он любил во всеуслышание заявлять:
– Сама Ларионова спала в моей кровати!
Эпизод этот из-за нехватки павильонов снимался в гараже киностудии. Помещение, естественно, не отапливалось, было холодно, пахло бензином. Актриса же должна была ощущать себя в роскошной спальне, нежиться в постели, излучать счастье, вспоминая бал, который перевернул всю ее жизнь.
Ларионова играла под направленными на нее юпитерами… Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Улучив момент, всмотрелась в темноту. Вертинский! Ей стало не по себе. Ей казалось, что ему не нравится ни она, ни ее игра, и очень переживала, тем более, что по ходу картины он играл влюбленность. И зачем он здесь? В этой сцене он не участвовал.
По окончании съемки Вертинский подошел к ней, наклонился и поцеловал руку, приговаривая: «Браво… Браво…».
Лед растаял. Но растаял он только теперь, а поначалу Вертинский не одобрял выбор Анненского: на роль Ани он предлагал другую актрису. Ларионова, по его мнению, прежде всего внешне была не похожа на героиню чеховского рассказа «Анна на шее». Это соответствовало правде. Процитирую соответствующие строки из рассказа:
«Аня так же, как мать, умела щурить глаза, картавить, принимать красивые позы, приходить, когда нужно, в восторг, глядеть печально и загадочно. А от отца она унаследовала темный цвет волос и глаз, нервность и эту манеру всегда прихорашиваться».
Да, Ларионова – Аня, получается, ничего не унаследовала от своих родителей: ни манер матери, ни внешности отца. Она светловолоса и голубоглаза. Она кокетлива, но без всяких этих мелких ужимок. Ларионова, которой как актрисе чужды были поза и жеманство, конечно, могла сыграть то и другое. Но режиссер, реализуя право на свое видение образа героини, взял на роль Ларионову, учитывая ее индивидуальность. В конце концов, художественную ленту по мотивам литературного произведения можно судить и по законам киноискусства, имеющего свою специфику. Важно, что Анненский не погрешил против сути этого характера, против, говоря языком профессионалов, функциональной роли образа Ани в рассказе.
«Постановщик добился победы, – писал один из критиков, – в раскрытии чувств героини, в утверждении кардинальной темы русской классической литературы – темы обреченности красоты в позолоченном, изысканно-нарядном и духовно пустом мире».
Видимо, то, как сыграла Ларионова ключевую сцену превращения прежней бедной Ани в светскую красавицу, свою среди всего этого блеска нищеты, убедило Вертинского в правильности режиссерского выбора. А может быть, и его, истинного ценителя прекрасного, пленила красота Аллы.
Скорее всего – и то, и другое. С этого момента он стал верным другом Аллы до конца своей жизни.
В фильме он играл Его сиятельство. В рассказе ему принадлежит одно-единственное высказывание по поводу Анны:
– Я прикажу посадить вашего мужа на гауптвахту за то, что он до сих пор скрывал от нас такое сокровище… Нужно назначить вам премию за красоту… как в Америке…
В картине же он то и дело восклицает: «Прелесть!», «Прелестно!», «Несравненная!», «Чаровница моя!», «Красавица!» – и порой чудится, что между Анной и Аллой дистанция стремится к нулю. Он на самом деле восхищался ею. И Ларионова признавалась, что была очарована им.
Но сплетники зря приникали глазом к замочной скважине: ничего «такого» они не могли увидеть. От Вертинского Алла, не устающая учиться, совершенствоваться, почерпнула много полезного: от правил этикета, которые она усваивала без тени обиды (помните ее самокритичное: я была нескладная, неотесанная!), до мудрых советов, касающихся ее профессии и личной жизни.
Вертинский высоко оценил ее работу в «Анне на шее». Они встречались и после съемок. Ларионова вспоминала, как она пила коньяк с лимоном, сидя на ковре в его гостиничном номере в кругу молодежи, которую Вертинский любил и с которой умел общаться.
Позже они не раз пересекались с ним в других городах, особенно в Киеве и Ленинграде, снимаясь уже в разных картинах.
Однажды в Киеве (об этом инциденте Ларионова рассказала в интервью газете «Совершенно секретно») они встретились в гостиничном буфете за завтраком, и один из наших знаменитых актеров, ныне покойный, видимо, с большого похмелья стал оскорблять Александра Николаевича: мол, ты эмигрант и, хотя вернулся, никому здесь не нужен… Вертинский не сказал в ответ ни слова, но на глазах у него блеснули слезы. Алла бросилась его успокаивать: «Не обращайте внимания, это он спьяну, из зависти. Вы на Родине, вас здесь любят…». Ведь на самом деле так и было. Он много работал и очень гордился, когда ему вручили Сталинскую премию.
Семья Вертинских на долгие годы вошла в жизнь Ларионовой. С Лидией Владимировной, женой Александра Николаевича, они встретились еще в пятьдесят втором году на съемках «Садко», с самим Вертинским снимались в пятьдесят третьем, а с начала девяностых с одной из их дочерей – Марианной – они играли в спектакле «Коварство, деньги и любовь».
В трудный момент своей жизни Ларионова получила от Вертинского записку, о содержании которой не считала нужным распространяться. Это дало повод кое-кому из «проницательных» утверждать, что то было любовное послание.
А записка – вот она:
«Желаю Вам большой карьеры и верю в нее. Но не спешите с „личной“ жизнью. Помните, что Вы обречены:
Стучать в сердца людей
И укрощать зверей, —
как говорит Вертинский. И поэтому не разжалобливайте себя мыслями об одиночестве. Актер – всегда один. Но зато он бог! А боги одиноки. А. Вертинский. Ленинград».
В день ее рождения, в феврале, он прислал корзину белой сирени. В 1957 году, когда она родила первую дочь, Алену, предлагал стать крестным отцом. Она не возражала. Но породниться не удалось: вскоре Вертинский скоропостижно скончался.
«Анна на шее» вышла на экраны в 1954 году. Фильм имел бешеный успех, прежде всего благодаря Алле Ларионовой, исполнительнице главной роли.
Интерес к картине не ослабевал долгие годы. В середине пятидесятых не было в нашем кино более громкого имени, чем Алла Ларионова. Открытки с ее изображением молниеносно исчезали из киосков. Ее любили, ей поклонялись, ею восхищались многие. Большое значение, конечно, имело и то, что в «Анне на шее» играли известные, пользовавшиеся популярностью у зрителей актеры: Жаров, Вертинский, Владиславский, Сашин-Никольский…
Триумфальному шествию картины по стране не могла помешать критика, развернувшаяся на страницах периодической печати.
Постановщика фильма И. Анненского упрекали прежде всего в том, что «Анна на шее» по стилистике ближе к Островскому, нежели к Чехову, что искажены буква и дух классического первоисточника. Экранизации, писали рецензенты, недостает очень важного свойства чеховского письма – тонкости. Режиссер несколько огрубил краски. Фильм бросок, ярок, эффектен, но не тонок. И еще. В рассказе Аня порабощается светом, в фильме она побеждает свет, укрощает его своей гордой и независимой красотой.
Хочется, хоть и запоздало, возразить рецензентам, тем более, что критика эта была игрой в одни ворота.
А.Н. Островский? К персонажам его пьес близок, пожалуй, лишь Артынов, богач, известный донжуан и баловник. Его блестяще, точно, впрочем, по Чехову, играет Жаров (разве что астмой его Артынов не страдает). Не выпадает из чеховского образа А. Сашин-Никольский – Петр Леонтьич, отец Ани. Разве можно представить другим скромного учителя чистописания и рисования в гимназии, тихо спивающегося после смерти горячо любимой жены? А князь? Вертинский органично слился с этой ролью – найденные им детали (то же грассирование, к примеру), штрихи, вплоть до мельчайших, углубляют, делают более зримым образ его сиятельства, что для фильма имеет большое значение. (В литературном произведении не надо, а в фильме необходимо учитывать зрительный ряд.) Ну а в муже Ани, Модесте Алексеиче, сыгранном Владиславским, и под лупой не разглядишь «огрубления красок» – настолько близок его герой и Чехову, и Чехонте…
Меньше всех от критиков досталось А. Ларионовой. И критики любить умеют! Ее преимущественно хвалили. За то, что, в чем-то отступая от рассказа, актриса осталась верна первоисточнику в главном. (Замечу, что, может, все-таки не только актриса, послушная воле режиссера, а и сам режиссер, он же сценарист, за плечами которого такие, тоже по Чехову, фильмы как «Медведь», «Человек в футляре», «Свадьба», остался верен первоисточнику в главном?) Она сумела раскрыть великолепно описанный Чеховым дурман светской суеты, его пагубную неодолимость для юной души. В эпизоде со срывом сережек очень сложную гамму переживаний передает героиня за короткое мгновение: купленное счастье – не настоящее. Но уже не уйти от мира колец и браслетов, не вырваться из плена балов и кутежей. (Так где же тут победа Анны над светом, о которой толковали иные критики?)
Алла Ларионова и Александр Вертинский на съемочной площадке фильма «Анна на шее». 1954 г.
Кстати, в рассказе такого эпизода нет. Как нет цыган, катания на лодках… Режиссера упрекали за это отступление от чеховского текста, за введение персонажей, отсутствующих у писателя, за…
А зрители осаждали кассы кинотеатров, по нескольку раз смотрели «Анну на шее» – с Ларионовой, Жаровым, Вертинским… Но в первую очередь постановщику принадлежит заслуга в том, что картина была зрелищной.
О том, как фильм принял кинозритель, рассказывает Николай Яковлевич Ларин, которому довелось побывать на его премьере:
«Это был 1954 год. Мне позвонила Тамара Федоровна Макарова, с которой мы были очень дружны, и спросила, смогу ли я пойти на следующий день в Дом кино: там должна состояться премьера фильма „Анна на шее“, главную роль в котором играет ее ученица Алла Ларионова. Тамара Федоровна к ней очень нежно относилась и сожалела, что они с Герасимовым прийти не могут, так как должны присутствовать на каком-то важном заседании.
Я, конечно, с радостью согласился, попутно получив задание подробно рассказать им, как прошла премьера. Пригласительный билет был на два лица, и я взял с собой своего приятеля.
Дом кино тогда располагался в здании, где позже была гостиница „Советская“, на Ленинградском проспекте. Столпотворение начиналось еще при подходе к нему. Мы с трудом протискивались сквозь толпу.
Зал был набит битком. Я заметил много знакомых лиц – киноактеров, режиссеров. Были, конечно, и просто зрители, такие как я, которым посчастливилось достать билеты.
„Анну на шее“ от первого до последнего кадра мы, да и все, смотрели, не отрываясь от экрана. Я был просто потрясен тем, как это было снято, игрой актеров, музыкой… Сегодня актерский ансамбль, занятый в фильме, назвали бы звездным (в те времена такого понятия – „звезда“ – у нас не было). Но больше всех мне понравилась та самая ученица Макаровой и Герасимова – Алла Ларионова. И не только внешностью. По моему мнению, она сыграла там две роли: бедную девушку и светскую львицу. И обе – блестяще.
По окончании фильма началось его обсуждение. Длилось оно несколько часов.
Всем без исключения зрителям, высказавшим свое мнение, фильм понравился без оговорок. Исполнительницу же главной роли Аллу Ларионову они назвали настоящим открытием постановщика И. Анненского и поздравляли его с этим открытием.
Точка же зрения профессионалов, главным образом не актеров, а кинокритиков, была совершенно другой. В фильме, говорили они, мало что есть от Чехова, в главной героине – тоже. К тому же исполнительница роли Ани слишком молода…
Обстановка в зале была накалена. Рассуждения критиков мне казались слишком умозрительными. По наивности я думал, что верх должны одержать кинозрители, всей душой принявшие „Анну на шее“ и высоко ее оценившие.
Но нет – победили критики. Мало того – в результате этой их победы фильм был положен на полку и пролежал там с год.
Но об этом я узнал позже, а тогда…
Мы с другом хотели поздравить Ларионову с выходом картины, с успехом. Но к ней было не пробиться. Мы решили дождаться, когда она поедет домой, последовать за ней и улучить момент, чтобы познакомиться и сказать ей все, что мы хотели.
Она была не одна, а с подругой. Они доехали на метро до „Бауманской“, пошли по Спартаковской улице и собрались было войти в арку дома 21, когда я решился окликнуть ее: „Алла!“.
Она обернулась и остановилась. Мы извинились, представились и сказали, что были на премьере. Что фильм замечательный. Что сыграла она прекрасно. И поздравили ее.
Ларионова поблагодарила нас и спросила, почему мы там, в Доме кино, к ней не подошли. Мы объяснили, что, помимо прочего, хотели с ней поговорить, а это было невозможно.
За разговором время пролетело незаметно, и на метро мы, конечно, опоздали.
– Как же вы будете добираться домой? – спросила Ларионова.
– На такси.
– Ребята, только честно: деньги у вас есть?
Это было начало нашего знакомства.
С молодости я большой поклонник кинематографа, почитатель таланта многих киноактеров и киноактрис, с некоторыми из них дружил всю жизнь, но перед Аллой Ларионовой, ее красотой, одаренностью, человеческими качествами я преклонялся больше, чем перед другими, и любил ее больше, чем других».
…«Анну на шее» по выходе на экраны страны посмотрели около 32 миллионов человек. То ли кинозрители и впрямь не были согласны с профессиональными критиками, то ли не читали их статей вовсе, то ли критика эта, как нередко бывает, возымела обратное действие, сыграв роль рекламы, но факт остается фактом: фильм стал в 1954 году лидером проката.
А ведь могло случиться, что картина так и осталась бы на полке: в те годы критика, особенно в центральной прессе, имела постановляющий характер – искусство, как и печать, было партийным. Навешивался ярлык, к примеру, как могло быть в данном случае: искажение классики, стремление к зрелищному эффекту в ущерб глубине раскрытия идеи чеховского рассказа и т. п. – и никакого иного мнения, никаких дискуссий и возражений! Больше того, создателей фильма могли подвергнуть остракизму на какое-то время.
Ничего этого, к счастью, не произошло. А в отечественном кинематографе взошло новое имя – Алла Ларионова, русская актриса, которая сделала бы честь кинематографу любой страны мира.