Глава III. Круготня и хвостория
Выбравшаяся на берег компания производила жуткое впечатление: на птиц со встрепанными перьями и зверей со слипшимся мехом нельзя было смотреть без трепета. Все промокли до костей, дрожали от холода и чувствовали себя неважно. Первым делом устроили совещание. На повестке дня стоял только один вопрос: о необходимости скорейшего высыхания. Алиса тоже приняла живейшее участие в дискуссии и через несколько минут чувствовала себя в этом разношерстном обществе, как в кругу самых близких друзей. Она даже вступила в прения с Попугаем Чиком, который все ее доводы парировал одной фразой: «Я старше тебя, и вообще». Когда задетая за живое Алиса попыталась выяснить, сколько ему, собственно говоря, лет, Попугай Чик отказался продолжать беседу и почему-то нахохлился.
Наконец Мышь, которая тут, судя по всему, имела вес, громко крикнула:
– Внимание! Начинаем сушиться! Садитесь по местам и слушайте!
Все тут же расселись вокруг нее. «Если я прямо сейчас не высохну, – думала Алиса, с тревогой посматривая на Мышь, – насморка мне не миновать».
– Ну-с, – важно произнесла Мышь, – можно начинать? Я вам сейчас такое расскажу – жарко станет! Только не перебивать! Итак, приступим. «Доблестный принц по имени Джон, завладев престолом Англии при явном попустительстве определенной части дворянства, судил и правил со своего дубового трона, не ведая правил, коими должен руководствоваться благочестивый монарх, не зная закона, соблюдением духа и буквы которого только и можно заслужить славу добродетельного судьи. Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский…».
– М-да-а! – протянул Попугай Чик и передернулся.
– Прошу прощения, – нарочито вежливо промолвила Мышь, – вы хотите что-нибудь добавить или мне послышалось?
– Вам послышалось! – встрепенулся Попугай Чик.
– Я так и подумала, – снисходительно кивнула Мышь. – С вашего разрешения я продолжу. «Первой жертвой монаршего произвола стал близкий сосед принца архиепископ Кентерберийский, который благодаря своей неслыханной щедрости прослыл в народе первым богачом. Вследствие чего завистливый и корыстолюбивый принц велел архиепископу явиться в Лондон на суд и расправу. Призывая достопочтенного отца, принц Джон преследовал двоякую цель…».
– Что он преследовал? – перебил Индюк.
– Цель, – раздраженно ответила Мышь. – Если же вам не известно, что такое «цель»…
– Конечно, известно, – парировал Индюк. – Если хотите знать, целью моих преследований, как правило, бывают черви. Но какую цель, да еще двоякую, преследовал принц – вот в чем вопрос.
Мышь оставила вопрос Индюка без ответа и вернулась к своей истории.
– «…двоякую цель: во-первых, принц вознамерился избавиться от влиятельной политической фигуры, а во-вторых…». Ну-с, мы, надеюсь, начинаем сохнуть? – внезапно обратилась Мышь к Алисе.
– Нет, продолжаем мокнуть! – печально сказала Алиса. – Так мне нипочем не высохнуть.
– Прошу слова! – самым серьезным образом заявил Дронт. – Позвольте мне предложить следующее: во-первых, прекратить прения по интересующему всех нас вопросу; во-вторых, изыскать более эффективный способ…
– Я попрошу вас не выражаться, – прервал его Орленок. – Среди нас дети. И потом, нельзя говорить на языке, которого никто из присутствующих не понимает, в том числе и вы сами.
Орленок, пряча улыбку, отвернулся. Птицы захихикали.
– Я хотел сказать, – обиделся Дронт, – что лучший способ просохнуть – это круготня.
И умолк в ожидании вопроса.
Присутствующие с вопросами не спешили. Алиса решила прервать затянувшуюся паузу, хотя ее нисколько не заинтересовало предложение Дронта.
– Что такое «круготня»? – спросила она.
– Этого словами не передашь, – оживился Дронт. – Делайте, как я, и все.
(Для желающих поиграть в эту игру в один из зимних дней я подробно опишу действия Дронта.)
Во-первых, Дронт начертил на земле нечто, напоминающее окружность. («Точность фигуры, в нашем случае, не важна», – объяснил он); во-вторых, велел всем рассчитаться не по порядку номеров и расположиться по окружности точно не по росту; а в-третьих, он не дал команды «На старт! Внимание! Марш!», после чего все, как по команде, разом бросились бежать куда кому вздумается. Спортсмены останавливались и продолжали бег по собственному усмотрению, и никого из них, похоже, не интересовало, когда состязание окончится. Спустя полчаса после начала гонок, когда все как следует обсохли, Дронт внезапно крикнул:
– Финиш! Соревнование завершено!
Запыхавшиеся спортсмены обступили его и потребовали назвать победителя.
Дронт задумался. И даже приставил палец ко лбу (именно в таком виде обычно изображают великих людей вообще и Шекспира в частности). Все остальные терпеливо ждали и молчали. Наконец его осенило.
– В этой игре проигравших не бывает. Победили все, и все победители будут награждены, – сказал он.
– А кто нас будет награждать? – дружно спросили победители.
– Как это – кто? – удивился Дронт и ткнул крылом в сторону Алисы. – Естественно, она.
Все тут же окружили ее и загалдели:
– Награждай! Награждай!
Этого Алиса никак не ожидала. В смущении она сунула руку в кармашек платья и нашарила там коробочку с леденцами. (К счастью, слезы внутрь не просочились.) Алиса открыла коробку и принялась оделять леденцами участников состязания. Каждому досталось по одному. Сама же она осталась без награды.
– А как быть с нею? – спросила Мышь. – Ведь она тоже победитель.
– Разумеется, – серьезно сказал Дронт и обратился к Алисе: – У тебя еще что-нибудь есть?
– Только наперсток, – огорчилась Алиса.
– Пойдет! Дай-ка мне его! – потребовал Дронт, подождал, пока угомонится публика, обступившая Алису, и важно изрек: – Позвольте мне в своем лице от лица всего общества вручить ей этот отличный наперсток.
По окончании этой непродолжительной и вместе с тем весьма содержательной речи Дронту была устроена самая настоящая овация.
Алиса чуть было не расхохоталась, но видя, с какой серьезностью все воспринимают процедуру награждения, удержалась от смеха и приняла заслуженную награду. Выступить с ответным словом она из-за волнения не смогла и ограничилась церемонным поклоном.
Тем временем победители занялись леденцами, причем поедание конфет сопровождалось диким шумом и невообразимой суматохой. Крупные звери и птицы, проглотив свою долю, не успели почувствовать никакого вкуса и громко выражали недовольство, а самых маленьких пришлось даже похлопать по спинке, чтобы они не подавились. Когда, наконец, от леденцов не осталось и следа, все успокоились и попросили Мышь рассказать еще что-нибудь.
Алиса подождала, пока общество рассядется вокруг Мыши, и спросила:
– Помните, вы хотели поведать одну историю? О том, почему вы ненавидите К и С, – прибавила она уже вполголоса, так как боялась снова обидеть Мышь.
– Да, я собиралась рассказать одну очень грустную историю, – со вздохом ответила Мышь и посмотрела на Алису. – А сколько я знала подобных историй! Увы, с течением времени они выветрились из моей памяти, и я, как ни стараюсь, не могу их восст… – она неожиданно всхлипнула и закончила: – …становить!
«Да, – подумала Алиса и с жалостью посмотрела на ее хвост, – если она теперь и хвост становить не может, это, действительно, очень грустная история». И в голове у нее все время, пока Мышь говорила, вертелись какие-то странные мысли о хвосте. Вот почему эта очень грустная история, а точнее, хвостория представилась Алисе примерно в таком виде:
Кот и Пес как-то раз
помирились на час,
чтоб спастись сообща
от мышиной возни.
И когда Кот и Пес
обсудили вопрос,
то подпольную Мышь
осудили они.
Мышка в крик: «Что творят!
Пусть придет адвокат!
Правосудье вершить
можно только при нем!».
«Адвокат? Пусть придет!
Но сперва, – молвил Кот, —
в исполнение мы
приговор приведем!».
– Тебе что, не интересно? – ни с того ни с сего набросилась Мышь на Алису. – Почему ты меня совсем не слушаешь?
– Прошу прощения, – робко возразила Алиса, – я слушаю вас вместе со всеми. По моим подсчетам, вы переходили с пятого извива на шестой.
– С пятого извива?.. Извини, но ты спятила! – взорвалась Мышь. – Нет, с такою, как ты, видно, каши не сваришь!
– Почему? – искренне удивилась сбитая с толку Алиса и тут же с готовностью предложила свои услуги: – Если хотите, мы можем попробовать.
– Не хочу! – окончательно вышла из себя Мышь! – Не хочу слышать этот бред! Я к тебе всей душой, а ты надо мной насмехаешься!
– И не думала! – оправдывалась Алиса. – Это вы все время обижаетесь по пустякам.
Мышь пробормотала что-то нечленораздельное и пустилась бежать.
– Вернитесь, пожалуйста! – попыталась остановить ее Алиса. – Мы же не дослушали вашу грустную историю!
– Пожалуйста, вернитесь! – дружно подхватили все эту просьбу.
Мышь с раздражением качнула головой и прибавила ходу.
– Досадно, что все так вышло, – заметил Попугай Чик после того, как Мышь покинула общество.
Какая-то Жаба-мама пожилых лет тут же воспользовалась случаем преподать урок своей молоденькой дочери.
– Вот что получается, дорогая, когда не умеют управлять своими страстями.
– Ах, мама! – с неудовольствием ответила Жаба-дочь. – Кто бы говорил! Вы, с вашим характером, и улитку из себя выведете!
– Эх, если бы здесь была моя Дина! – вслух пожалела Алиса. – Уж она-то заставила бы Мышь вернуться.
– Осмелюсь спросить, – ввернул Попугай Чик, – кто такая, эта ваша Дина?
– Это моя кошка! – ответила Алиса с воодушевлением (когда речь заходила о ее любимице, она не могла оставаться равнодушной). – Знаете, как здорово она ловит мышей! А как охотится на птиц! Это надо видеть! Только заметит – сразу ам! – и нет птички!
Это краткое сообщение произвело на слушателей неизгладимое впечатление.
Некоторые птицы тут же, не простясь, улетели. Одна старая Сорока, зябко кутаясь в шаль, сказала:
– Засиделась я с вами. А ведь ночная прохлада не сулит ничего хорошего моему горлу.
И тоже улетела.
Канарейка принялась дрожащим голоском созывать птенцов:
– Дети, дети, домой! Пора спать!
Короче говоря, все – под тем или иным предлогом – удалились. Алиса осталась совершенно одна.
– Нечего было высовываться со своей Диной! – расстроилась она. – Кажется, ее здесь недолюбливают, мою Диночку. С чего бы это? Ведь она – лучшая кошка в мире! Ах, доведется ли нам еще свидеться?
От горя и одиночества Алиса снова залилась слезами и плакала до тех пор, пока не раздались чьи-то быстрые и легкие шажки. Она обернулась на звук с тайной надеждой, что вернулась Мышь. Алиса очень хотела, чтобы Мышь позабыла обиду и досказала свою очень грустную историю.