Вы здесь

Алеф. Китайский бамбук (Пауло Коэльо, 2012)

Китайский бамбук

Для меня переезд из Парижа в Лондон, на книжную ярмарку, – большая радость. Всякий раз, оказываясь в Англии, я вспоминаю 1977 год, когда решил бросить работу в бразильской студии звукозаписи и зарабатывать дальше на жизнь только литературой. Я снял квартиру на Бассет-роуд, завел друзей, изучал вампирологию, бродил по городу, влюблялся, смотрел все фильмы, какие показывали в кинотеатрах, и почти через год вернулся в Рио, так и не написав ни единой строчки.

На этот раз мне предстоит провести в Лондоне всего три дня. Меня ждут автограф-сессии, индийские и ливанские рестораны, разговоры в гостиничных лобби о книгах, писателях и книжных магазинах. Я не собираюсь возвращаться в Сен-Мартен до конца года. Из Лондона самолет перенесет меня в Рио-де-Жанейро, где люди на улицах говорят на моем родном языке, где можно пить по вечерам сок асаи и дни напролет любоваться из окна самым красивым видом на земле: пляжем Копакабана.

* * *

Незадолго до конечной станции в вагон заходит молодой человек с букетом роз и принимается озираться по сторонам. Как странно, думаю я, никогда не видел, чтобы в «Евростаре» торговали цветами.

– Мне нужны двенадцать добровольцев, – громко объявляет юноша. – Каждый из них должен взять по розе и подарить девушке, которую я называю любовью всей моей жизни. Она ждет меня на перроне, и я хочу просить ее руки.

Добровольцы нашлись, и я в их числе, правда, в конце концов мою кандидатуру отвергли. Тем не менее на вокзале я решаю следовать за ними. Молодой человек указывает на девушку, что встречает его на платформе. Один за другим пассажиры подходят, и каждый дарит ей по красной розе. Юноша объясняется в любви, все хлопают, и девушка делается пунцовой от смущения. Наконец они целуются и уходят, обняв друг друга за плечи.

Один из проводников замечает:

– Это самая романтическая история из тех, что случались на нашем вокзале за все годы моей службы.

* * *

Автограф-сессия длится уже почти пять часов, но встреча с читателями наполняет меня энергией, и мне становится непонятно, как мог я все эти месяцы пребывать в депрессии. Если в своем духовном развитии я столкнулся с кажущимся непреодолимым препятствием, возможно, мне стоит просто запастись терпением. Я уже видел и пережил такое, что редко кому из окружающих доведется увидеть и пережить.

Перед отъездом в Лондон я зашел в маленькую часовню в Барбазан-Деба. Под ее сводами я просил Богородицу не оставлять меня своей любовью и помочь различать те знаки, которые приведут меня обратно к себе самому. Я знаю, что живу в моих близких, а они живут во мне. Мы вместе пишем Книгу Жизни, и каждая наша встреча предопределена судьбой, но мы держимся за руки в надежде, что можем хоть что-то изменить в этом мире. Каждый вносит свою лепту словом или образом, и все в совокупности обретает смысл, ибо счастье одного – радость для всех.

Мы всегда будем задавать себе одни и те же вопросы. Нам всегда будет не хватать смирения, чтобы принять знание сердца о том, зачем мы здесь. Да, это трудно, – говорить со своим сердцем, а может быть, это и не нужно. Нам просто следует довериться ему и считывать знаки судьбы, и проживать нашу собственную жизнь; рано или поздно мы поймем, что все мы являемся частью чего-то большего, даже если не сможем осознать, чем является это большее. Говорят, каждый человек за мгновение до смерти понимает истинный смысл своего существования, и из этого мгновения рождается Рай или ад.

Ад – это когда перед самой смертью человек, оглянувшись назад, понимает, что упустил возможность насладиться чудом жизни. А Рай – это когда ты можешь сказать себе: «Я совершал ошибки, но не был трусом. Я прожил свою жизнь как должно».

Как бы то ни было, мне нет нужды приближать мой собственный ад, вновь и вновь терзая себя тем, что я не могу двигаться дальше в своих духовных исканиях. Достаточно сознавать, что я не оставляю усилий. Даже так и не сделавшие должного уже обрели прощение. Наказанием для них послужило то, что, живые, они чувствовали себя несчастными даже когда ничто не мешало им наслаждаться миром и гармонией. Все мы прощены и вольны идти путем, у которого нет начала и не будет конца.

* * *

Я не захватил с собой книг. Коротая время перед ужином со своими русскими издателями, пролистываю один из тех журналов, что обычно лежат в гостиничных номерах, и натыкаюсь на статью о китайском бамбуке. Оказывается, после того как семена высаживают, на поверхности около пяти лет виднеется лишь крошечный росток. Все это время рост происходит под землей. Там формируется сложная корневая система, и корень разрастается как в глубину, так и в ширину. А к концу пятого года бамбук вдруг устремляется вверх и достигает в высоту двадцать пять метров. Но что за странное чтение! Я откладываю журнал и спускаюсь в лобби, наблюдать за царящим в нем вечным движением.

* * *

В ожидании пью кофе. Моника, мой агент и лучшая подруга, подсаживается ко мне поболтать о всяких пустяках. Она едва стоит на ногах после бесконечных переговоров с издателями из разных стран и обсуждения по телефону с моим английским издателем в режиме онлайн прошедшей автограф-сессии.

Когда мы стали работать вместе, Монике было всего двадцать; она была моей почитательницей, убежденной в том, что книги бразильского писателя, переведенные на другие языки, могут снискать успех во всем мире. Ради этого Моника бросила факультет химического машиностроения в университете Рио-де-Жанейро, вместе со своим парнем перебралась в Испанию и принялась стучаться в двери европейских издателей и рассылать им письма, уговаривая обратить внимание на мои сочинения.

Когда эти усилия не принесли никаких результатов, я приехал в маленький городок в Каталонии, где жила Моника, пригласил ее в кафе и предложил оставить это безнадежное дело и заняться своей собственной жизнью и своим будущим. Она решительно отказалась и заявила, что не вернется в Бразилию, потерпев поражение. Я попытался убедить ее, что это не поражение, ведь она не только не пропала (раздавая рекламные буклеты и работая официанткой), но обрела бесценный опыт выживания в чужой стране. Но Моника стояла на своем. Я ушел в твердом убеждении, что она губит свою жизнь, огорченный, что мне не удалось ее переспорить из-за ее невероятного упрямства. Впрочем, через полгода положение совершенно переменилось, а еще через полгода она зарабатывала столько, что смогла купить квартиру.

Моника верила в невозможное и потому выигрывала сражения, которые любой другой – включая меня – неизбежно бы проиграл. В этом и состоит доблесть воина: понимать, что воля и храбрость – не одно и то же. Храбрость привлекает к себе страх и лесть, а сила воли предполагает терпение и обязательность. Воистину сильные мужчины и женщины часто бывают одиноки, ибо от них веет холодом. Многим кажется, будто Моника хладнокровна, но это глубокое заблуждение. В ее душе горит огонь, столь же яркий, как и много лет назад, когда мы сидели в том каталонском кафе. И несмотря на то, что уже столь многого добилась, она по-прежнему полна энтузиазма.

Я как раз собирался рассказать Монике о нашей недавней беседе с Ж., когда в лобби появились две мои болгарские издательницы. Ничего удивительного: множество народу – из тех, кто участвует в ярмарке, – остановились в этом отеле.

Одна из издательниц обращается ко мне с дежурным вопросом:

– Когда же вы к нам приедете?

– На следующей неделе, если вы беретесь организовать поездку. У меня только одно условие: вечеринка после автограф-сессии.

Женщины растеряны.

Китайский бамбук!

Моника смотрит на меня с ужасом:

– Нам надо уточнить расписание…

– Но я совершенно точно готов прилететь в Софию на следующей неделе, – прерываю ее я. И добавляю на португальском: – Я тебе потом все объясню.

Моника видит, что я не шучу, но издательницы все еще колеблются. Они спрашивают, не соглашусь ли я немного повременить с приездом, чтобы они успели подготовить мне достойный прием.

– На следующей неделе, – настаиваю я. – В противном случае придется перенести поездку на неопределенный срок.

Только теперь они наконец понимают, что я совершенно серьезен, и принимаются обсуждать с Моникой детали. В это время к нам подходит мой испанский издатель. Разговор на время прерывается, все знакомятся, и из уст теперь уже испанского издателя вновь звучит все тот же вопрос:

– Когда же вы снова приедете к нам Испанию?

– Сразу после Болгарии.

– А точнее?

– Примерно через две недели. Можно провести автограф-сессию в Сантьяго-де-Компостела и еще одну в Стране Басков, с вечеринкой, на которую можно пригласить и читателей.

Во взглядах болгарских издательниц я вновь вижу недоверие, Моника натянуто улыбается.

«Не бойтесь брать на себя обязательства!» – сказал мне Ж.

Лобби заполняется людьми. Участники всех крупных выставок, будь то книжная ярмарка или выставка станков для тяжелой промышленности, как правило, размещаются в одних и тех же отелях, и самые важные встречи проходят в гостиничных барах, лобби или на ужинах, таких, как сегодня. Я приветствую всех издателей и всем, задавшим вопрос-приглашение: «Когда вы к нам приедете?» – отвечаю согласием. Я стараюсь подольше беседовать с каждым, не давая Монике вмешаться и спросить, что, черт возьми, здесь происходит. Ей остается только вносить в ежедневник все эти визиты, о которых я договариваюсь у нее на глазах.

В какой-то момент я прерываю разговор с арабским издателем, чтобы поинтересоваться, сколько стран мне предстоит в ближайшее время посетить.

– Послушай, ты ставишь меня в дурацкое положение, – раздраженно шепчет по-португальски Моника.

– Так сколько?

– Шесть стран за пять недель. Между прочим, эти ярмарки проводятся для книгоиздателей, а не для писателей. Тебе не обязательно принимать все приглашения, ведь я слежу за…

Тут к нам подходит мой издатель из Португалии, и мы не можем продолжить наш разговор. Мы с издателем обмениваемся ничего не значащими фразами, и я его спрашиваю:

– Вы случайно не собираетесь пригласить меня в Португалию?

Он признается, что краем уха слышал наш с Моникой разговор.

– Я серьезно. Было бы замечательно устроить автограф-сессию в Гимаранше и Фатиме.

– Если только вы в последний момент не передумаете…

– Я не передумаю. Обещаю.

Мы договариваемся о сроках, и Моника записывает в ежедневник: Португалия, еще пять дней. Наконец появляются российские издатели, мужчина и женщина. Моника облегченно вздыхает и тянет меня поскорее в ресторан.

Пока ждем такси, она отводит меня в сторонку.

– Ты спятил?

– Ну да, много лет назад. Ты когда-нибудь слышала о китайском бамбуке? Он целых пять лет представляет собой крошечный росток, тем временем разрастаясь корнями. Но наконец приходит пора, когда вдруг выстреливает вверх и достигает высоты в двадцать пять метров.

– А что общего между китайским бамбуком и твоим безумным поведением, свидетелем которого я только что была?

– Позже я поведаю тебе о беседе, которая месяц назад состоялась у меня с Ж. Что же касается бамбука, скажу лишь одно: со мной происходило то же самое. Я много работал, тратил на работу все свое время и силы; я любовно и преданно поддерживал мой собственный рост, – но ничего не происходило. И так было долгие годы.

– Что значит ничего не происходило?! Ты что, забыл, кем стал?!

Подъезжает такси. Русский издатель открывает для Моники дверцу.

– Я говорю о своей духовной жизни. По-моему, я как росток этого бамбука, и теперь настал мой пятый год. Пришло время расти. Ты спросила, не сошел ли я с ума, а я в ответ отшутился. Но по правде сказать, я действительно сходил с ума. Я уже было уверовал, что ни одно из обретенных за эти годы знаний не пустило корни в моей душе.

На долю мгновения, когда к нам подошли болгарские издательницы, я ощутил рядом со мной присутствие Ж. и тут же понял, что он хотел сказать, хотя внутреннее понимание пришло ко мне чуть раньше, когда, скучая, я пролистывал тот журнал по садоводству. Добровольное заточение помогло разобраться в себе, однако оно имело и побочное действие – тягостное одиночество. Мой мир ограничивался немногочисленными друзьями и перепиской по электронной почте, и мне казалось, что оставшаяся часть жизни принадлежит мне одному. В таком существовании нет места проблемам, что неизбежны при общении с другими людьми, при контакте с ними.

Неужели это то, чего я ищу: жизни, в которой нет места вызовам? Но можно ли искать Бога, сторонясь других людей?

Такой путь выбирают многие. Как-то мне довелось вести полушутливую беседу с буддийской монахиней, которая двадцать лет провела в Непале, в пещере, в полной изоляции от людей. Я поинтересовался, чего она этим добилась. «Духовного оргазма», – ответила монахиня. На это я заметил, что есть и другие способы достичь оргазма, гораздо более доступные.

Это определенно не мой путь; я никогда бы на него не ступил. Я не смогу посвятить свою жизнь достижению духовного оргазма, не смогу, созерцая дуб в моем саду, ожидать снисхождения благодати. Ж. это известно. Он отправил меня в путешествие для того, чтобы я отыскал в глазах других людей свою дорожную карту, которая нужна мне, чтобы обрести самого себя.

Извинившись перед русскими издателями, я объясняю, что мне необходимо договорить с Моникой по-португальски, и начинаю рассказ:

– Один человек поскользнулся и упал в глубокую яму. Мимо проходил священник, и человек попросил его о помощи. Священник благословил его и пошел своей дорогой. Через несколько часов мимо проходил доктор. В ответ на мольбы о помощи он окинул пострадавшего беглым взглядом, выписал ему рецепт и велел купить в ближайшей аптеке лекарство. Наконец на дороге снова появился незнакомец. Пленник попросил его помочь, и тот прыгнул к нему в яму. «Что ты наделал! Теперь нам обоим отсюда не выбраться!» А незнакомец ответил: «Ну что ты! Я ведь живу поблизости и как раз знаю, как вылезти из этой ямы».

– И это означает?.. – спрашивает Моника.

– Что мне нужно встретить такого незнакомца. Мои корни уже разрослись, но для того чтобы вымахать вверх, мне потребуется помощь других людей. Не только твоя, Ж. или моей жены, но и тех, кого я прежде никогда не встречал. Я совершенно в этом уверен. Вот почему я просил устраивать вечеринки после автограф-сессий.

– Вечно тебе что-то не так! – жалобно замечает Моника.

– За это ты меня и любишь, – в ответ улыбаюсь я.

* * *

В ресторане мы говорим обо всем понемногу, отмечаем наш успех и обсуждаем детали сотрудничества. Я по большей части не вмешиваюсь в разговор, поскольку все, что касается книг, в компетенции Моники. Но вот наступает момент, когда звучит все тот же вопрос:

– Когда же Пауло посетит Россию?

Моника объясняет, что у меня неожиданно получился весьма плотный график и что начиная со следующей недели каждый мой день буквально расписан по часам. Я ее перебиваю:

– Знаете, у меня есть одна давняя мечта. Я дважды пытался воплотить ее в жизнь, но так ничего и не вышло. Если вы согласитесь мне помочь, я приеду в Россию.

– Что же это за мечта?

– Проехать через всю Россию на поезде и добраться до Тихого океана. Мы могли бы останавливаться в разных городах на автограф-сессии. Отличный повод порадовать читателей, у которых нет возможности добраться до Москвы.

Глаза издателя вспыхивают радостью. Он как раз только что говорил об особых сложностях в распространении книг в обширной стране с девятью часовыми поясами.

– Как романтично, прямо в духе китайского бамбука! – смеется Моника. – И трудноосуществимо. Тебе прекрасно известно, что я не смогу составить тебе компанию, мне нужно быть дома с маленьким сыном.

Но мой издатель полон энтузиазма. Заказав пятую за вечер чашку кофе, он уверяет нас, что возьмет все хлопоты на себя, а мой агент в России отлично со всем справится, и Монике не стоит ни о чем беспокоиться, все пройдет наилучшим образом.

Так я заполнил свой ежедневник двумя месяцами странствий, порадовав и в то же время создав большие проблемы людям, которым предстояло стремительно все организовать. Я ловлю восторженный и уважительный взгляд своего агента и верной подруги и чувствую, что мой наставник, которого нет со мной рядом, знает, что я наконец взял на себя обязательства, хоть в тот момент, когда он мне об этом толковал, я его и не понял. Вечер выдался холодный, но я пешком возвращаюсь в гостиницу, чувствуя смятение, но и радость, конечно, тоже, сознавая, что назад уже не повернуть.

Этого я и хотел. Если верить в победу, ты победишь, поскольку победа поверит в тебя. Человеческая жизнь была бы неполной без толики безумия. Как сказал Ж., я должен отвоевать свое царство. Если сумею понять, что происходит в мире, я пойму, что происходит в моей душе.

* * *

В отеле мне сообщают, что жена тщетно пыталась до меня дозвониться и просит перезвонить ей как только смогу. Мне становится не по себе: она редко звонит, когда я в разъездах. Я тут же набираю ее номер. Мгновения между гудками кажутся мне вечностью.

Наконец она берет трубку.

– Вероника попала в серьезную аварию, но не беспокойся, ее жизни ничто не угрожает, – взволнованно говорит она.

Я спрашиваю, можно ли прямо сейчас позвонить Веронике, но жена отвечает, что нельзя: та все еще в больнице.

– Ты помнишь ясновидящего? – спрашивает жена.

Еще бы, конечно помню! Ведь он и мне сделал предсказание. Закончив разговор, я тут же набираю номер Моники. И спрашиваю, не запланирована ли у нас случайно поездка в Турцию.

– Ты даже не помнишь, чьи приглашения принял?

Да, не помню. Назначая все эти поездки, я пребывал в странной эйфории.

– Но надеюсь, ты помнишь о взятых на себя обязательствах. Если хочешь, у нас есть еще время все переиграть.

Я отвечаю, что с радостью выполню задуманное и что дело не в этом. Уже слишком поздно, чтобы рассказывать ей о ясновидящем, предсказаниях и Веронике. Я снова спрашиваю Монику, нет ли в нашем списке Турции.

– Нет, – отвечает Моника. – Турецкие издатели остановились в другом отеле. А иначе бы…

И мы от души смеемся.

Теперь я смогу спокойно заснуть.