Александр III – богатырь на русском троне. Часть вторая. Престолонаследник. (13.04.1865—01.03.1881) (Е. И. Майорова, 2012)

Тайна датского брака

Признание Александра престолонаследником вовсе не было безоговорочным и единодушным. Проснулись надежды младших братьев императора: Константина и Николая. Последний рассказывал всем и каждому, что Александр совершенно не подготовлен к правлению, почти неграмотен и туп от природы. Вдова великого князя Михаила Павловича Елена Павловна, Эгерия императора, громко требовала, чтобы наследником назначили третьего царевича, Владимира Александровича, хотя и не блиставшего умом, но обаятельного и жизнерадостного. Некоторые из бывших учителей Александра утверждали, что он не способен править; доверить ему державу – катастрофа. Граф Валуев был убежден, что туповатого Александра нельзя рассматривать в качестве престолонаследника. Даже мать, императрица, оценивала способности и характер своего второго сына чрезвычайно низко.

В такой обстановке Александр II нашел в себе силы настоять на соблюдении принятых в российском царствующем доме правил престолонаследия.

20 июля 1865 года цесаревич Александр Александрович принес присягу императору. «…Я молился, сколько мог, страшно было выходить посреди церкви, чтобы читать присягу. Я ничего не видел и не слышал; прочел, кажется, недурно, хотя немного скоро», – поверял цесаревич своему дневнику.

Когда-то Александр с энтузиазмом присоединялся к школярам, громко и радостно распевавшим известную выпускную песню:

Теперь «приняться снова за науки» заставила его сама судьба. Как человек исключительно добросовестный, он посчитал своим долгом овладеть всеми знаниями, необходимыми для управления империей.

Знаменитый историк С.М. Соловьев, и до того занимавшийся со старшими великими князьями, прочел Александру углубленный курс русской истории. К.Н. Бестужев-Рюмин расцветил свежие впечатления своего ученика яркими психологическими портретами исторических деятелей дней минувших. Курс русской словесности цесаревичу преподавал знаменитый Ф.И. Буслаев, видевший в языке отражение всей духовной жизни человека. Блестящий цивилист К.П. Победоносцев раскрыл наследнику всю силу законов, приобщил к славянофильству и сумел стать «властителем его дум». Последний и в будущем имел исключительное влияние на своего воспитанника.

Александр прослушал курсы политических наук и правоведения в университетском объеме, что позволило ему не выглядеть одиозно в роли канцлера гельсингфорского университета. Впоследствии он углубил свои знания в области государственного права под руководством Г. Пискарева. Большое внимание цесаревич уделял изучению экономики и статистики, понимая, что эти знания необходимы правителю такой огромной страны, как Россия. Хорошая военная подготовка соответствовала программе академии генерального штаба и делала его профессионалом, когда он занимал различные армейские должности: от командира полка до атамана казачьих войск и командующего петербургским военным округом.

И конечно, Александр продолжал заниматься иностранными языками. Немецкий, французский, английский – на этих языках он говорил практически свободно. Но не следует думать, что манера цесаревича изъясняться на русском – прямо, лаконично, бесхитростно – разительно менялась, когда он переходил на иностранный язык: он оставался верен себе, что давало основания недоброжелателям называть его владение языками дурным.

В сентябре 1865 года наступил первый день рождения Николая – уже без него. На панихиде Александр не сумел сдержать слез. Вечером он записал в свой дневник: «Плакал как ребенок, так сделалось грустно снова, так пусто без моего друга, которого я любил более всех на земле и которого никто на свете мне заменить не может не только теперь, но и в будущем. С ним я разделял и радость, и веселье, от него ничего не скрывал и уверен, что и он от меня ничего не скрывал. Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Дагмар».

Все труды официальных историков полны упоминаний о горячем желании правящей четы устроить брак второго сына и Дагмар Датской. В истории известно немало случаев, когда по смерти царственного жениха невесту выдавали замуж за его брата и, наоборот, по смерти невесты жених спокойно вступал в брак с ее сестрой. Но это чаще всего были холодные династические, основанные на голом расчете союзы. А Николая и Дагмар связывала такая страстная, пламенная, хотя и кратковременная любовь!..

Но смерть брата и похоронные церемонии, затем принесение присяги, усиленная учеба несколько отвлекли цесаревича от его чувств к Мещерской. К тому же родители дали ему понять, что он должен жениться на датской принцессе. Однако стоило Александру снова встретиться с Марией, как он опять покорился ее очарованию.

Императрица все решительнее настаивала на датском браке. Незадолго до нового, 1866 года она имела разговор с сыном и принудила его дать согласие «сделать все как надо».

В дневнике наследник записал: «Теперь настает совсем другое время, серьезное; я должен думать о женитьбе, и дай Бог найти мне в моей жене друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь я с М.Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все то, что она мне сделала хорошего и дурного. Не знаю наверное, любила ли она меня или нет, но все-таки она была со мой милее, чем с кем-либо. Сколько разговоров было между нами. Были и неприятности и ей, и мне за нашу любовь. Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и иногда удавалось на несколько времени, но потом опять сойдемся и снова мы в тех же отношениях».

Через несколько дней царь и царица решили, что Александру следует ускорить сватовство: ехать в Копенгаген и просить руки принцессы Дагмар. Он безропотно подчинился долгу. Императрица стремилась закрепить непрочный успех. Она заставила Александра привыкать к мысли о Дагмар как о супруге, выбирать драгоценности для принцессы, чтобы завершить свадебный дар, который стали формировать еще при жизни Никсы.

Обратив внимание на несчастный вид наследника, император напрямую спросил: какие у него отношения с Мещерской? Царевич ответил, что никаких. И правда, можно ли было назвать «отношениями» невинные разговоры и редкие совместные прогулки? А юный богатырь внезапно осознал, что ему этого мало. «Я чувствую, что теперь меня это не насыщает, мне надо больше, но что это больше…» – исповедовался он своему дневнику. Но даже ему он не назвал свое чувство: физическое влечение, желание. Ему нужна была только Мари и никто другой.

Он несколько дней напряженно размышлял о будущем, о своем выборе и, наконец, решил отречься от престола. «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М.Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Дагмар, которую я не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я страшно мало ценю людей, мне страшно надоедает то, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, как М.Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю. Несносно, что поездка в Данию на носу и преследует меня, как кошмар».

Отношение к Дагмар резко переменилось. В его дневнике вместо «будущая моя жена, милая Дагмар» появляется: «Я не могу ее любить и не хочу». Возникают нехарактерные для периода романтической влюбленности мысли о детях… Что могло так резко изменить его чувства. Может быть, он узнал нечто крайне неприятное для себя?

Желание цесаревича отказаться от женитьбы на Дагмар Датской становилось все сильнее, он готов был отречься от права престолонаследия ради любимой женщины в пользу следующего по старшинству брата Владимира. Амбициозный и самолюбивый, тот грезил о троне и считал себя гораздо более достойным преемником отца, чем неуклюжий старший брат.

Примеры отречения наследников от престола в доме Романовых имелись. Мыслью об отречении долго играл «русский сфинкс» Александр I. Великий князь Константин Павлович пошел дальше брата: панически боясь быть отравленным, он предпочел любовь польки Жанетты Груздинской короне Российской империи.

12 декабря 1825 года, за два дня до восстания декабристов, Сенатом был принят указ, ограничивающий права престолонаследника. Позднее Николай I не забыл включить его в Свод законов Российской империи. Согласно указу наследник престола, «имеющий на оный право», мог отказаться от него, но «в таких обстоятельствах, когда засим не предстоит такого затруднения в дальнейшем наследовании престола». Отречение объявлялось «невозвратным» после того, когда оно будет «обнародовано и обращено в закон».

Но даже намек на возможность отречения старшего сына вызвал страшный гнев царственных родителей. Александр, хоть и по-разному, преданно любил их обоих. Кроме того, развитое воспитанием чувство долга подсказывало, что он неправ. Но самое главное, он не был уверен в чувствах Мещерской: интуитивно он ощущал, что с ее стороны больше игры и азарта охоты, чем настоящего чувства. «Я каждый вечер молю горячо Бога, чтобы он помог мне отказаться от престола и, если возможно, устроить мое счастье с милой дусенькой. Меня мучит одно, это то, что я боюсь очень за М.Э., что, когда наступит решительная минута, она откажется от меня, и тогда все пропало. Я непременно должен переговорить с ней об этом и как можно скорее, чтобы ее не застали врасплох. Хотя я уверен, что она готова за меня выйти замуж, но Бог один знает, что у нее на сердце».

А что же Мария?

Когда читаешь дневники и воспоминания тех времен, создается впечатление, что княжна сначала откровенно завлекала царевича. Ущемленное с детства самолюбие и головокружение от открывшихся перспектив подогревали ее эмоции. Однако она заигралась и влюбилась сама.

Мещерская сделала все, чтобы заставить престолонаследника совершить решительные действия. Это привело к неожиданному результату. Александр, движимый самыми добрыми побуждениями, предложил ей присмотреться к его другу, богатому и знатному Иллариону Ивановича Воронцову-Дашкову, – он уже переговорил с ним, его друг будет ей прекрасным мужем. Это предложение свалилось на княжну как снег на голову. От Марии потребовалось все самообладание, чтобы сдержать чувства и сделать вид, что благодарна цесаревичу за заботу о ее судьбе и согласна узнать поближе этого кавалера. Ее ответный ход был силен: она ошарашила Александра известием, что ей сделал предложение молодой Витгенштейн. Александр «был убит морально и физически».

Снова возникла мысль об отречении и соединении со своей «дусенькой». И здесь большую роль сыграл Вово Мещерский, убеждавший друга, что любимая – расчетливая кокетка, не имеет сердца и только играет с Александром в жестокую игру.

Непрекращающееся давление со стороны родителей, особенно императрицы, заставило Александра отказаться от задуманного плана. Добившись от матери обещания, что честь Мещерской не потерпит никакого урона, что с ней будут обращаться доброжелательно и почтительно, наследник скрепя сердце отправился в Копенгаген.

Многочисленные мемуары рассказывают, что императрица Мария Александровна первое время не очень жаловала невестку – не могла ей простить, что та так скоро забыла свою первую любовь, ее красивого, умного, самого лучшего на свете старшего сына. Это трудно совместить с неотступным желанием царицы видеть Дагмар в России, рядом с собой. Зачем так упорно настаивать на союзе датской принцессы и Александра, который соглашался жениться только из уважения к родителям?

Эта загадка казалась трудно разрешимой, пока не увидели свет откровения Ф.И. Морозова-Второго. Ссылаясь на «Парижский архив русской эмиграции», в котором ему удалось поработать, он утверждал, что Николай II и его близкие не были расстреляны в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. По секретному дополнению к мирному Брест-Литовскому договору семья бывшего российского императора в Бресте 4 августа 1918 года была выдана представителю генштаба Германии при условии отказа его от собственного имени, сбережений (особенно сбережений!) и собственности, а также от публичных выступлений в эмиграции[4]. Вместо отрекшегося царя уничтожили графа Крымова, по паспорту которого Николай II неоднократно выезжал в Ниццу и Компьень. При передаче Николая Александровича Романова германским властям ему был вручен паспорт графа Николая Крымова.

Но кто такой граф Крымов?

По данным Ф.И. Морозова-Второго, граф появился на свет в 1865 году. Он был сыном цесаревича Николая Александровича и принцессы Дагмар. Они были обручены и практически женаты, когда цесаревич внезапно умер в Ницце – по официальной версии, от спинномозгового менингита. По версии неофициальной, наследник был отравлен в результате интриги великого князя Константина Николаевича и его жены.

Таким образом, граф был почти на три года старше Николая II, чуть выше его и здоровее физически. Однако в Екатеринбурге подобные отличия не были замечены даже прислугой бывшего императора, которая о существовании старшего брата Николая II по матери узнала только в ссылке.

Граф прибыл в Екатеринбург по приглашению некоего высокопоставленного чиновника аппарата ВЦИК РСФСР с целью инсценировки пребывания в городе бывшего императора. Там он и нашел свою смерть.

Это только версия, но она может многое объяснить.

Если ее принять, становятся понятны странные слова императора Александра II в письме сыну: «теперь она нам особенно дорога». Можно объяснить и настойчивость императрицы в желании заполучить не столько принцессу, сколько внука, сына своего обожаемого Никсы. Ведь если бы Дагмар вступила в другой брак, ее ребенок вряд ли попал бы в Россию. Знать, что от любимого сына осталось продолжение, плоть от его плоти, кровь от крови, и не иметь возможности быть с ним рядом, разговаривать, видеть в нем повторение его отца было для Марии Александровны непереносимо. Надо полагать, что императрица сумела заразить колеблющегося, нерешительного и в этот момент чувствовавшего себя виноватым супруга своим настроением. Сильно притянутым за уши кажется распространенное мнение, что Александру II так сильно нравилась Дагмар, что он во что бы то ни стало стремился «сохранить ее за Россией». В это время он пламенно мечтал совсем о другой девушке, ровеснице датской принцессы, определившей его судьбу на много лет.

Отсюда такое волнение императорской четы при сообщении о статье в одной французской газете, в которой говорилось, что наследник российского престола ведет несерьезную жизнь и отказывается от брака с датской принцессой, поскольку увлечен другой женщиной – княжной Марией Элимовной Мещерской. Утверждали, что эту статью перепечатали и в других странах, и – самое главное – в Дании.

Датский король Христиан IX был женат на немецкой принцессе Луизе Гессен-Кассельской. Именно она, племянница бездетного короля Дании Фредерика VII, последнего представителя старинной династии Ольденбургов, принесла корону гвардейскому офицеру из дома Глюксбургов. В этом добропорядочном браке родилось трое сыновей и три дочери. Обстановка в семье сложилась религиозной и высоконравственной[5]. Королевские дети испытывали исключительную привязанность друг к другу. В это время старшая принцесса Александра Прекрасная уже была замужем за принцем Уэльским Эдуардом[6]. Дагмар (в переводе – «утренняя заря») не отличалась такой замечательной красотой, как сестра, но превосходила ее живостью, обаянием и жизнелюбием. Признавая безусловную красоту Александры, датчане больше любили жизнерадостную принцессу Дагмар.

Выдать замуж свою очаровательную крошку дочь для датского монарха не было проблемой, но не только самым блестящим, но и самым желанным и выгодным для датского дома представлялся союз с наследником российского престола. Добрые отношения с Россией являлись гарантией нейтралитета Германии, внезапно выросшей из маленькой, но агрессивной Пруссии и уже лишившей миролюбивую Данию ее исконных территорий – Шлезвиг-Гольштейна и герцогства Лауэнбургского. А чем была выгодна женитьба престолонаследника на принцессе-бесприданнице из страны, только что потерпевшей поражение в войне и потерявшей свои самые богатые и плодородные провинции? Николай был влюблен, это искупало все. Но его брат любил другую женщину.

Печальный Александр вместе с братьями Владимиром и Алексеем, явившийся хотя и не по зову сердца, а лишь во исполнение долга, был встречен со всем радушием, как будто он прилетел на крыльях любви. Было много праздников и развлечений, но веселились в основном младший брат Алексей и свитские офицеры. Владимир рвал и метал: он никак не мог отказаться от своей мечты о престоле, которая снова, едва поманив, умчалась. Женитьба брата делала его призрачные надежды совсем нереальными. Но все-таки вдруг не сложится, не удастся этот брак, которого так желали родители? Тогда у него снова появится шанс…

«Я чувствую, что могу, и даже очень, полюбить милую Минни, тем более что она нам так дорога», – писал Александр родителям.

Однако в проявлении чувств был сдержан.

Это сватовство напоминало какой-то мещанский водевиль.

Родные невесты окружают колеблющегося жениха вниманием и заботой; король Христиан, сановитый и рассудительный, спрашивает его совета по политическим вопросам; братья принцессы показывают ему свои охотничьи ружья и рассказывают веселые истории, в центре которых – добросердечная умница Дагмар; сама невеста, смышленая, изящная и полная обаяния, преданно заглядывает в глаза и очаровательно краснеет.

Но предложения все нет и нет.

Наконец, королева Луиза предлагает дочери показать гостю из России свою девичью спаленку. Сопровождаемый всей королевской семьей Александр торжественно препровождается в покои Дагмар. Под разными предлогами Алексей и родные принцессы удаляются, а младшая сестра Тира для верности запирает снаружи дверь на ключ.

По воспоминаниям самих героев, в запертой комнате они рассматривают альбом Дагмар с фотографиями Никсы. На парных снимках видно, как сильно они влюблены друг в друга. «Может ли она когда-нибудь кого-нибудь снова полюбить?» – спрашивает Александр, и умненькая девушка отвечает: «Никого, кроме его брата» – и крепко целует молодого человека. «Слезы и у меня, и у нее», – записывает в своем дневнике Александр.

Предложение сделано и с готовностью принято; дверь открывается, и все родственники бросаются поздравлять жениха и невесту. Хода назад нет.

Грустный, но спокойный Александр вернулся в Россию. Он выполнил свой долг, принес себя в жертву интересам династии. Ему хотелось рассказать обо всем матушке, поделиться своими чувствами, сомнениями. Но императрицы нет в Москве, супруг отправил ее с детьми в Ильинское; ему нужна свобода, чтобы предаться сладостному времяпрепровождению с новой фавориткой Екатериной Долгорукой.

Смерть молодого сына словно придала новые жизненные силы 47-летнему императору. Он полностью погрузился в свое чувство; семья отошла на второй план.

Большой простодушный мальчик разочарован и растерян – до него как будто никому не было дела. Отец весь в новой любви, мать в отчаянии. А он ожидал похвалы, благодарности – ведь он только что, проявив самоотречение, укрепил положение императорского дома. Наконец, родители воссоединяются, но они – каждый по себе; никогда они уже не будут единым целым, как это бывало до Долгорукой. Действия наследника рассеянно одобрили, и он снова стал сомневаться в верности избранного пути.

Тем временем Дагмар собиралась на свою новую родину. Снова вспоминает Шереметев: «Вот, наконец, появилась четырехместная коляска. Принцесса Дагмар приветливо кланялась во все стороны и на всех произвела чарующее впечатление». На всех – но не на наследника. Он мрачен и погружен в себя. Его любимая Мари отправлена в Париж, родители нетерпеливо ждут бракосочетания, а кто подумал о его чувствах? Его дурное настроение граничит с неучтивостью. «В публике стали жалеть невесту, лишившуюся изящного и даровитого жениха и вынужденную без любви перейти к другому – человеку грубому, неотесанному, плохо говорившему по-французски… Таков был отзыв придворных. Зато популярность принцессы росла. В ней видели залог благополучия, на нее возлагали всю надежду, а она своими лучистыми глазами зажигала сердца, простота ее и прелесть сулили счастье и покой»

Датская принцесса сразу приняла православие и стала для всех Марией Федоровной, а для близких – Минни. На балах Минни танцевала с упоением, Александр нервничал, танцевать не хотел и думал: скорее бы уж они повенчались. От физиологии никуда не деться, а Минни принадлежала к тому же женскому типу, что и Мещерская: изящная темноглазая брюнетка небольшого роста.

Жених и невеста редко оставались наедине. Но однажды, когда им это все же удалось, его принцесса сделала сальто через голову. Александр был потрясен: он не подозревал, что Минни прекрасная гимнастка. Но это была лишь одна из тех наивных милых выходок, которыми она любила удивлять его всю последующую жизнь.

Наконец, 13 октября произошел обряд обручения. Свадьбу назначили через две недели. Стали съезжаться радостные гости. Один Александр ходил мрачнее тучи. Он не мог дождаться 26 октября, а церемонию еще и отодвинули на два дня из-за недомогания императрицы.

Но долгожданный день настал. Мария Федоровна появилась в сарафане из серебряной парчи, малиновой бархатной мантии, отделанной горностаем, на голове переливалась малая бриллиантовая корона.

«Процессия тронулась в церковь… Вся церемония не заняла много времени, но стоила многих переживаний и жениху, и невесте, теперь соединившим свои жизни перед алтарем».

С этой минуты началась счастливая 30-летняя жизнь супругов.

В Аничковом дворце

Молодая пара сразу полюбила Аничков дворец, который император выделил наследной чете для проживания. Но побыть там удавалось только ночью – этикет предписывал отдать визиты членам императорской фамилии. Прежде всего, братьям царя: Константину, Николаю и Михаилу. Затем сестрам – Марии и Ольге. И особенно – почтенной вдове Елене Павловне, которая так резко выступала против объявления Александра наследником престола, а потом всем рассказывала, как Александр не хотел жениться на датской принцессе. Она вместе с единственной замужней дочерью Екатериной Михайловной жила в самом красивом после Зимнего Михайловском дворце. Эти визиты были очень ответственны, но Минни держала себя так естественно и непринужденно, что всем понравилась.

Если же ни светские обязанности, ни государственные дела не отвлекали молодоженов, они с удовольствием предавались простым радостям: гуляли по саду, пили чай в кабинете Александра, откуда виден был весь Невский, болтали, целовались…

Александр не жаловал светские развлечения, видел в танцах пустое препровождение времени. Но Минни, в отличие от Александра, вовсе не тяготили балы. Она любила их «отчаянную младость, и тесноту, и блеск, и радость». Она обладала счастливым характером: вещи даже обязательные, для кого-то скучные, ей доставляли удовольствие – уроки русского языка при несомненных успехах в учебе, изучение закона Божьего, общение с дамами императорской семьи – цесаревне все удавалось, все становилось поводом для радости.

Однако и у Минни бывали минуты тревоги и печали: шли дни и месяцы, ей исполнилось 19 лет, но даже намека на появление потомства не замечалось.

В конце апреля 1867 года Александр повез жену в Москву. Он считал, что древняя столица сделает ее русскою скорее, чем европейский Петербург. Москвичи встречали цесаревну, выучившую несколько приветственных фраз на русском языке, восторженно и тепло. Ее поразили величественный Кремль, блеск сокровищ оружейной палаты, собор Василия Блаженного. Она искренне старалась полюбить Россию, и ей это удавалось.

Император требовал присутствия сына в Петербурге, его деятельного участия в управлении государством. Он желал, чтобы наследник всюду сопровождал его. Александр II тяжело переживал покушение 23-летнего Дмитрия Каракозова. Если бы не Осип Комиссаров, толкнувший под руку убийцу, все могло закончиться трагически. Цесаревич Александр писал в своем дневнике: «…Призвали мужика, который спас. Папа его поцеловал и сделал дворянином. Опять страшнейший ура». «Меня Бог спас», – говорил царь и усердно молился.

Кроме того, в Петербурге намечалось дело, которое никак не могло обойтись без Минни. Ее второй брат Вильгельм, за три года до того избранный греческим королем Георгиусом I, приехал просить руки любимой кузины Александра Ольги Константиновны. Считается, что 16-летняя великая княжна не слишком стремилась выйти за 20-летнего короля, но он был очень влюблен, а королевская корона так притягательна…

15 октября 1867 года состоялась пышная свадьба по православному обряду. А вскоре семейство Романовых узнало, что молодая чета собирается порадовать греков рождением первенца. Радуясь за брата, Минни в то же время чувствовала себя глубоко расстроенной: она до сих пор не ощущала признаков беременности.

После свадьбы кузины, в июне 1867 года, Александр вместе с братом Владимиром сопровождал отца в Париж на Всемирную выставку. Минни почти каждый день писала ему нежные письма. Она не знала, что там цесаревич встретил свою первую любовь, Марию Мещерскую. Мари уже была замужем за П.П. Демидовым[7] и ждала ребенка. Обоим было грустно.

Через несколько месяцев Мария Демидова умрет родами.

Император приобщал обоих старших сыновей к политическим делам и к умению представительствовать. Наполеон III надеялся очаровать русского царя, рассеять его неудовольствие, вызванное позицией Франции в польском вопросе, и склонить его на свою сторону, чтобы сдержать быстрый рост влияния Пруссии в Европе. Русские гости были поселены в Елисейском дворце. 2 июня они присутствовали на скачках, 4-го посетили торжественное представление в опере. Пятого во время посещения Sainte Chapelle представители французской интеллигенции крикнули в лицо царю и великим князьям: «Да здравствует Польша!» В четверг, 6-го, состоялся военный парад в Лоншане, на котором присутствовал и прусский король. Когда русские гости возвращались с парада через Булонский лес, польский эмигрант Березовский два раза выстрелил в царя, ехавшего в карете с Наполеоном III, но оба раза промахнулся. Царь испугался, но не столько за себя, сколько за сыновей: он хватал их за руки, спрашивая, не ранены ли они. Прекрасная императрица Евгения с тех пор всегда старалась держаться рядом с царем, своим телом заслоняя его от толпы и от возможного выстрела.

«Мы пережили в Париже трудные дни, – рассказывал цесаревич в письме другу, – ни единой минуты не чувствовал там я себя спокойно. Никто не мог дать гарантию, что покушение не повторится. У меня было одно желание: покинуть Париж. Я был готов послать все к черту, лишь бы император мог как можно быстрее целым и невредимым вернуться в нашу матушку Россию. Какое счастье вырваться, наконец, из этого вертепа!»

Александр был потрясен и возмущен. Сначала оскорбительный выкрик в Sainte Chapelle, затем подлое покушение на отца. Он ощущал огромную любовь к этому мужественному человеку, который так спокойно реагировал на выстрелы.

Но, как всегда, за приливом любви последовал приступ разочарования. В Париж явилась пассия отца, и тот, нарядившись в белый доломан и лосины, мчался к Долгорукой и проводил с ней все время, свободное от официальных приемов и празднеств. Наследник, не всегда созвучный с братом Владимиром, на этот раз вместе с ним чувствовал себя оскорбленным за императора.

Жизнь царя-освободителя подвергалась ежечасной угрозе. Радея за державу, он требовал у сына скорейшего рождения ребенка. Когда после возвращения из Парижа Александра он и Минни гостили в Дании, император раздраженно писал им: «Помните, что вы оба принадлежите России и вся ваша жизнь должна быть посвящена вашему долгу».

Однако от молодых супругов все не приходило утешительного известия.

Интересно, какие чувства испытывал Александр из-за того, что судьба не давала ему потомства? Ведь если у Минни уже был ребенок от его брата, сам он оказывался несостоятельным. Скорее всего, цесаревич считал себя виновным в том, что женился на вдове брата – поддался давлению родных. Но ни одного слова об этом он не поведал даже дневнику.

Особенно раздосадован был император Александр – наследной чете пришлось писать ему большое объяснительное письмо.

Несмотря на желание императора видеть их в Петербурге, цесаревич с супругой отправились в Висбаден, где Минни встретилась со своей сестрой, принцессой Уэльской Александрой, отдыхавшей там с мужем. Наследники двух великих держав познакомились и подружились. Но пока принц Уэльский не имел практически никаких прав: Британией правила его матушка, властная королева Виктория.

А.Ф. Тютчева, увидевшая Александра после нескольких лет разлуки, отмечала, что он прекрасно выглядит, приобрел импозантность и даже некоторую лощеность. Действительно, на портрете того времени, одном из немногих, где цесаревич одет в гражданское платье, он смотрится вполне европейским щеголем.

Александр II приказал вернуться наследнику в сентябре в Петербург. Четырехмесячные европейские каникулы закончились. Но они не прошли даром: к годовщине их свадьбы чаяния семьи и всей России сбылись: Мария Федоровна объявила о своей беременности. «Теперь с благословения Божьего я имею надежду иметь детей, – писал цесаревич в своем дневнике, – я счастлив, но одной надежды мало, и я уповаю во всем на господа. Да будет воля его».

6 мая 1868 года великая княгиня Мария Федоровна родила первенца. Молодой отец записал в своем дневнике: «Минни разбудила меня в начале 5-го часа, говоря, что у нее начинаются сильные боли и не дают ей спать, однако по временам она засыпала и потом опять просыпалась до 8 часов утра. Наконец мы встали и отправились одеваться. Одевшись и выпив кофе, пошел скорее к моей душке, которая уже не могла окончить свой туалет, потому что боли делались чаще и чаще, и сильнее. Я скорее написал Мама записку об этом, и Мама с Папа приехали около 10 часов, и Мама осталась, а Папа уехал домой. Минни уже начинала страдать порядочно сильно и даже кричала по времени. Около 12 ¹/₂ жена перешла в спальню и легла уже на кушетку, где все было приготовлено. Боли были все сильнее и сильнее, и Минни очень страдала. Папа вернулся и помогал мне держать мою душку все время. Наконец в половине третьего пришла последняя минута, и все страдания прекратились разом. Бог послал нам сына, которого мы нарекли Николаем. Что за радость была – этого нельзя себе представить. Я бросился обнимать мою душку-жену, которая разом повеселела и была счастлива ужасно. Я плакал как дитя, и так легко было на душе и так приятно».

Счастливые родители не обратили внимания или не придали значения тому, что Николай появился на свет в день святого праведника великомученика Иова. Святитель Иов, первый патриарх Московский и всея Руси, безропотно прошел через все испытания, потерял все, что нажил, и стал свидетелем гибели своих детей. Печальное предзнаменование. Но охваченные ликованием родители и весь народ в тот день не хотели думать о печальном и горестном.

В день появления на свет своего первого внука Александр II объявил амнистию, причем наибольшие льготы получили политические преступники. Всех каторжан перевели в разряд ссыльных, а ссыльным разрешили поселиться в сибирских городах и даже в европейской части России, но в отдаленных от столицы губерниях.

Крестными царственного младенца стали его дед – император Александр II, бабушка со стороны матери – датская королева Луиза, двоюродная прабабушка – великая княгиня Елена Павловна и дядя, датский принц Фредерик.

Ребенок был на редкость спокоен и мил, красив и жизнерадостен. «Солнечный лучик» – называла его императрица Мария Александровна; «луч света», говорил о нем дед-император.

В 1869 году родился Александр, но умер на следующий год. В 1871 году на свет появился Георгий; в 1875-м – Ксения, в 1878-м – Михаил, в 1882-м – Ольга.

«Рождение детей есть самая радостная минута жизни, и описать ее невозможно, потому что это совершенно особое чувство, совершенно не похожее ни на какое другое», – писал цесаревич своему наставнику Константину Победоносцеву.

Конец ознакомительного фрагмента.