IV. С Амундсеном
Об этой экспедиции Руаль Амундсен мечтал всю жизнь. Покорить Северный полюс, первым побывать там, где до него ещё никто не бывал, – эта идея побуждала к действиям. Его лекционные туры по Европе и Америке фактически были частью большой пиар-компании, призванной сформировать в мировом общественном мнении образ Амундсена как великого путешественника, а также собрать деньги на новую экспедицию, обещавшую быть долгой и дорогой. План экспедиции был не нов. Это было повторение маршрута Фритьофа Нансена на «Фраме» в 1893–1896 годах, когда судно вмёрзло в лёд в районе Новосибирских островов и дрейфовало по трансарктическому течению от Сибири к Гренландии. Амундсен рассчитывал, что если судно вмёрзнет в лёд восточнее, в районе Берингова пролива, то течение вынесет его ближе к полюсу и можно будет добраться до него на лыжах и собаках. Как известно, такой бросок сделали Ф. Нансен и Я. Йохансен. Они достигли 86° 14´ с. ш. и повернули на юг к Земле Франца-Иосифа. До Северного полюса оставалось около 400 км.
Достичь Берингова пролива Р. Амундсен предполагал, обогнув Южную Америку. Панамский канал к тому времени ещё не был построен. Путешествие должно было длиться семь лет. Для экспедиции нужно было подходящее судно. Единственное в Норвегии полярное судно, годное для такого плавания, всё тот же «Фрам». Судно принадлежало государству, но решающее слово было за Нансеном.
Фритьоф Нансен был в сложном положении. Он сам намеревался на нём совершить экспедицию к Южному полюсу, но распадалась его семья, и он принял тяжёлое для себя решение – отказался от своих планов и передал «Фрам» Амундсену. Вероятно, он рассчитывал и на то, что его исследования в Арктике будут дополнены и уточнены новыми данными, полученными с помощью современных методик.
Океанография за последние десять лет шагнула далеко вперёд, во многом благодаря тому же Нансену.
Ф. Нансен и Б. Хелланд-Хансен взялись за разработку программы научных исследований экспедиции Амундсена и оборудования её новейшими приборами.
«Научных инструментов был взят целый набор, – пишет Амундсен в своей книге «Южный полюс. Плавание «Фрама» в Антарктиде в 1910–1912 годах». – Проф. Нансен и Хелланд-Хансен посвятили много часов нашему оборудованию для океанографических работ. Поэтому и эта статья снаряжения была образцовой. Кроме того, как Преструд, так и Ертсен прошли необходимую подготовку по океанографии у Хелланда-Хансена на биологической станции в Бергене. Я сам тоже провёл там лето и прослушал один из курсов по океанографии. Хелланд-Хансен – прекрасный учитель. К сожалению, не могу утверждать, что я был столь же блестящим учеником»[84].
Позвольте, а где же Кучин? Оказывается, экспедиция и без него была вполне оснащена специалистами-океанографами.
Ответ на этот вопрос прост. Б. Хелланд-Хансен не доверял своим землякам. Фредерик Яльмер Ертсен, лейтенант Военно-морского флота Норвегии, о котором упоминает Амундсен, отлично рвал зубы, но он не был стоматологом. Он был хорошим моряком, но он не был исследователем. А это, как известно, не только объём информации, но и состояние ума, умение видеть за частным общее, за настоящим будущее, выполнять простую и сложную работу осмысленно. Александр Кучин, несмотря на малый опыт, был именно исследователем. Работая на биологической станции, он не только как губка впитывал новые знания, но и размышлял о том, как данные, полученные во время исследования моря в Бергене, использовать в дальнейшей работе на Мурмане. Кроме того, его работа, видимо, отличалась скрупулезностью и тщательностью. Всё это ещё и дополненное необычайной работоспособностью делало его незаменимым человеком в экспедиции. Для Хелланда-Хансена. Не для Амундсена, для которого научные исследования были не самой важной её частью, а скорее некой данью, которую нужно заплатить, чтобы государство и общество выделили средства для осуществления его планов.
Значит, Б. Хелланд-Хансен преследовал свои научные интересы. Поэтому включение Кучина в экспедицию было не просто рекомендацией, а настоятельной просьбой, и Амундсен не мог отказать, учитывая ту роль, которую играл Хелланд-Хансен в её подготовке, и авторитет известного учёного. Тогда становятся понятными и условия контракта, заключённого с Кучиным:
«Настоящим нижеподписавшийся Алекс. Кучин заявляет о своём согласии наняться в качестве разнорабочего на полярное судно «Фрам» под начало капитана Руаля Амундсена, руководителя экспедиции, направляющейся из Норвегии в Северный Ледовитый океан примерно в 1910 году, раньше или позднее, по решению руководителя экспедиции и на неопределённое время в будущем с месячным жалованьем 60,00 крон и бесплатным питанием, а также бесплатной дорогой домой из Сан-Франциско.
Цель экспедиции – исследование ранее не изученных территорий вокруг Северного полюса по решению руководителя экспедиции, которое он примет позже.
Я обещаю верой и честью во всём и всегда в этом плавании слушаться руководителя экспедиции или того, кого он назначит начальником, и обещаю точно исполнять отдаваемые мне распоряжения и все виды работ, порученные мне им или начальником им назначенным, трудиться с неустанным усердием и терпением.
Все результаты работы являются собственностью экспедиции. Все наблюдения, предпринятые каждым отдельным участником, должны находиться в её распоряжении, как и обычные записи в дневнике, касающиеся экспедиции, если это будет необходимо и желательно.
Участники не могут без согласия руководителя разглашать или позволять разглашать сведения об экспедиции или о том, что имеет отношение к ней, до истечения 3 лет после возвращения домой в Норвегию.
Христиания 14 марта 1910 г.
Контракт касается плавания Христиания – Сан-Франциско.
Александр Кучин, Руаль Амундсен и Б. Хелланд-Хансен».[85]
Текст документа машинописный, подчеркнутое – рукопись.
По этому контракту Александр был нанят «разнорабочим», или, как он иронично напишет Бартольду, «мастером на все руки» с окладом меньшим, чем он получал, будучи ассистентом на станции в Бергене, и одним из самых маленьких в экспедиции. Контракт был только до Сан-Франциско. Стортинг, настаивавший на том, что состав экспедиции должен быть исключительно норвежским, мог быть спокоен. К Северному полюсу отправлялись только норвежцы – русский сходил на берег в Калифорнии. Политес соблюдён.
Можно предположить, что при прибытии в Сан-Франциско с Кучиным был бы заключён новый контракт. Однако вряд ли Александр был готов подарить семь лет своей жизни во славу «дядюшки Руаля» и научным программам профессора. В письмах родным и знакомым он пишет, что уходит в экспедицию на полтора года. Из письма отца: «Как я рад читать твои письма, полные надежды на будущее. Дорогой мой! Когда я увижу тебя, ведь за 1 ½ года много воды утекет, будем ли мы живы и здоровы, но будем льстить себя надежной, что скоро кончится этот скучный и тяжёлый промежуток времени. С одной стороны, я и рад, что ты пробиваешь дорогу, но эти 1 ½ года для меня тяжело звучат на душе»[86].
Даже если и было устное соглашение, то в той обстановке, которая была на судне, Александр вряд ли бы согласился на продление контракта. Вопрос в другом. Когда Б. Хелланд-Хансен узнал о решении идти к Южному полюсу, которое держалось в строжайшей тайне? До или после подписания контракта с Кучиным?
Когда началась подготовка экспедиции, Северный полюс ещё не был открыт, но в 1909 году две американские экспедиции Фредерика Кука и Роберта Пири заявили о том, что они достигли Северного полюса. Был громкий скандал. Каждый из путешественников доказывал, что именно ему принадлежит приоритет в завоевании полюса. Только много лет спустя было установлено, что ближе к полюсу был Ф. Кук, но в то время считалось, что первый человек уже побывал в той крайней северной точке, где сходятся меридианы, а Амундсен в силу своего характера и амбиций вторым быть не мог. Он разработал программу похода к Южному полюсу. Все держалось в секрете, посвящены были лишь его брат Леон, финансовый директор экспедиции и на последнем этапе Б. Хелланд-Хансен, который откорректировал программу океанографических исследований в Атлантике в соответствии с новыми задачами. Была ещё одна проблема. Об экспедиции на Южный полюс заявил англичанин Роберт Скотт. Амундсен должен был спешить, поэтому научную программу решили начать после того, как часть экспедиции высадится в Антарктиде. Тайну удалось сохранить, хотя некоторых удивлял и маршрут экспедиции, и оборудование, которое для неё приобреталось. Она была раскрыта, когда король, стортинг и Ф. Нансен получили письма Р. Амундсена с Мадейры. Разразился скандал, но Р. Амундсен был уже далеко…
Вернёмся в Берген апреля 1910 года. Саша воодушевлён. Он надеется, что участие в экспедиции даст ему имя, позволит в дальнейшем вести самостоятельные исследования в России. «Христос Воскресе! Дорогой папа, целую тебя и поздравляю с праздником. Давно не писал, п. ч. (потому что – прим. авт.) перед отъездом накопилось много работы и хочется окончить все. Затем в последнее время меня интервьюировали и написали кое-что о моих работах на станции. На следующей неделе поеду в Христианию. Весёлое расположение духа не покидает меня теперь и более не скучаю, как зимой… Кажется, мне удалось пробить дорогу даже в России. О нашей экспедиции уже знают, знают и о том, что я еду с ней. Буду стараться работать так, чтобы Амундсен не раскаивался в том, что взял с собой иностранца, да ещё русского… Только бы достало энергии на деле»[87].
Первый этап, пробное плавание, началось 7 мая, когда в Норвегии празднуется День Независимости в честь расторжения унии между Норвегией и Швецией. «Фрам» направился в Атлантический океан для проведения океанографических исследований к югу от Ирландии и Шотландии. В этом походе испытывалось и судно, нагруженное всем экспедиционным снаряжением. Не напрасно. По неясной причине забарахлил мотор – то ли солярка была виновата, то ли машинист, выяснить не удалось, но пришлось возвращаться раньше запланированного времени, не пройдя всего маршрута. Машина была новой, шведской фирмы «Дизель», поставленной во время ремонта судна. От нагрузок пострадал фальшкиль, ослаб брюканец у мачты в носовой кают-компании, отчего каюту Амундсена и его помощника залило водой. Требовался дополнительный ремонт. Для обслуживания машины во время экспедиции пригласили механика фирмы шведа Кнута Сундбека, так в команде появился второй иностранец.
При возвращении в Берген произошёл забавный инцидент. Амундсен описывает его следующим образом: «Утром в воскресенье 10 июля вошли в Сальбьернфьорд. У нас не было карт для входа в этот фьорд; но, поревев как следует своей сиреной, мы подняли наконец на ноги людей лоцманской станции, на судно явился лоцман. Он обнаружил явные признаки удивления, когда увидел перед собой «Фрам», прочтя это название на борту судна. «А я-то думал, что это какой-нибудь русский парусник», – произнёс он. Это заявление служило, вероятно, своего рода извинениями за ту умеренную торопливость, с которой он явился к нам»[88].
В Бергене привезённые из плавания пробы воды доставили на биологическую станцию, где Кучин сейчас же занялся их титрованием (определением содержания в воде хлора).[89]
23 июля «Фрам» вышел из Бергена и направился в Христиансанд, где был поставлен в сухой док на ремонт. Для Саши и его новых знакомых, не занятых в ремонте, это было весёлое время. Вот его письмо от 29 июля из Христиансанда.
«Дорогой Бартольд! Ты, конечно, следишь по газетам за нашим плаванием и знаешь, что мы какое-то время находились в Бергене. Там я ждал твоего письма, но оно не пришло. У меня самого была масса работы на биолог. станции с исследованием проб воды и не было времени написать несколько строк. Представь, в плавании у нас было всё хорошо. А в Христиансанде ещё лучше. Мы стоим за городом в сухом доке, поэтому я ещё не был в городе. Но поблизости есть санаторий, большая гостиница и увеселительное заведение. В первый же вечер, когда мы прибыли сюда, нас пригласили на ужин, после чего мы гостили там каждый день. Каждый вечер там бал, поэтому Ертсен, Преструд, Йохансен и я подолгу здесь не спим. Усталость, на которую я жаловался, прошла, и я могу снова приняться за работу. Книгу Фалкбергета я пролистал, но переводить не начал. Русские читатели привыкли к лучшему, поэтому я думаю, что вряд ли они встретят её с воодушевлением. Кроме того, я ничего не слышал от Классена относительно издательства и потому не знаю, стоит ли работать над этим. Книгу, которую я брал у твоей матери, «Ханс Нильсен Хауге», я смог одолеть только до середины. Я читал в основном рассказы о путешествиях и ещё пару специальных книг. Сейчас я шлю ей большое спасибо за эту книгу. Что касается плавания, я им очень доволен, несмотря на то, что пару раз, когда военная обстановка на борту была слишком суровой, я жалел о том, что я оказался там. И не я один. Но всё уже позади. Через несколько дней мы уходим отсюда и держим путь на Мадейру. Хорошо не быть абсолютным трезвенником. Уж мы привезём с собой мадеры. Отправь мне письмо поскорее. Вдруг оно застанет нас здесь»[90].
Конец ознакомительного фрагмента.