Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи. Глава 3. От революции к нэп (А. А. Шокин, 2014)

После Февральской революции Министерство почт и телеграфов внесло в правительство (временное) законопроект об ассигновании 1,5 млн рублей на устройство к началу работы Учредительного собрания сети приемных радиотелеграфных станций в количестве до 1000 штук. Всероссийские союзы земств и городов выказали готовность выделить для данной цели необходимую ссуду и обеспечить другие необходимые мероприятия, согласие Военного и Морского ведомств предоставить для этих целей свои мощные радиопередатчики тоже было получено, но медлительность Временного правительства, а затем события октября 1917 года не позволили провести этот план в жизнь. До Октябрьского переворота, когда намечался переход радиотелеграфа в Министерство почт и телеграфов, Радиотелеграфный отдел этого министерства, ознакомившись с работой Радиолаборатории [ЦНТЛ ВВ], предложил ей двухмиллионный заказ на приемные радиостанции.

Ввиду неустойчивости существования Тверской радиостанции от заказа пришлось отказаться, и Лаборатория предоставила Радиотелеграфному отделу усовершенствованный тип своего приемника, который и должен был послужить образцом для постройки 1000 приемных радиостанций на частных заводах.

Пришедшие к власти большевики отличались от Временного правительства куда большей решительностью и энергией. Вождь большевиков В.И. Ленин начал использовать радиотелеграф как средство массовой информации с первых же дней Октябрьской революции. В ночь на 9 ноября 1917 года В.И. Ленин с членами правительства приехал на захваченную большевиками радиостанцию «Новая Голландия» для передачи написанного им воззвания «Радио всем» с призывом к армейским и другим комитетам, солдатам и матросам взять в свои руки дело заключения мира с Германией. Были захвачены и другие мощные искровые радиостанции, в том числе Царскосельская и Ходынская в Москве.

В первом составе нового органа исполнительной власти – Совета народных комиссаров, – утвержденном 26 октября (8 ноября) 1917 г., были определены задачи отдельных комиссариатов, в том числе и Народного комиссариата почт и телеграфов, который возглавил Н.П. Авилов (Глебов). Он должен был в кратчайший срок восстановить все функции бывшего Министерства почт и телеграфов, и 12 ноября 1917 г. В.И. Ленин подписал циркулярное сообщение, извещавшее ведомство почт и телеграфов, что:

«…вопросы связи будут впредь разрешаться народным комиссаром по Министерству почт и телеграфов или членами Коллегии, образованной при народном комиссаре по Министерству почт и телеграфов и состоящей из следующих лиц: 1) Леонид Николаевич Старк, 2) Моисей Яковлевич Зеликман, 3) Артемий Моисеевич Любович, 4) Мария Кировна Котикова, 5) Кароль Иванович Катлубовский».

10 ноября, докладывая на заседании ВЦИК о переговорах с главнокомандующим Духониным, В.И. Ленин сообщил: «Мы имеем сведения, что наши радиотелеграммы доходят в Европу. <…> Мы имеем возможность сноситься радиотелеграфом с Парижем, и когда мирный договор будет составлен, мы будем иметь возможность сообщить французскому народу, что он может быть подписан.».

Радиостанции «Новая Голландия», крейсера «Аврора»[46] и Царского Села стали передавать радиограммы о происходящих событиях и первых декретах Советской власти. Вести прием и передачу декретов Советской власти стала и Тверская радиостанция. Начальником Царскосельской радиостанции в 1917—19 гг. был выбран А.Ф. Шорин – один из немногих подготовленных специалистов по радиотехнике, окончивший электротехническое отделение Санкт-Петербургского технического железнодорожного училища (1910), Николаевский кадетский корпус экстерном (1911) и Петроградский электротехнический институт (1919).

Первые ленинские обращения по радио передавались азбукой Морзе, но в дальнейшем Ленин приложил много усилий, чтобы добиться разработки радиоустройств для массового вещания голосом. Радио стало рассматриваться как одно из основных средств оперативной информации, массовой агитации и пропаганды, причем не только внутри страны, но и «в мировом масштабе». Развитию радиовещания, созданию его материально-технической базы советское правительство, проводя курс на «мировую революцию» придавало исключительное значение.

2(15) декабря 1917 г. при Совете народных комиссаров учреждается Высший совет народного хозяйства. Пока это скорее совещательный орган с задачами «организации народного хозяйства и государственных финансов»:

С этой целью Высший совет народного хозяйства вырабатывает общие нормы и план регулирования экономической жизни страны, согласует и объединяет деятельность центральных и местных регулирующих учреждений (совещаний по топливу, металлу, транспорту, центральный продовольственный комитет и пр.), соответствующих народных комиссариатов (торговли и промышленности, продовольствия, земледелия, финансов, военно-морского и т. д.), Всероссийского совета рабочего контроля, а также соответственную деятельность фабрично-заводских и профессиональных организаций рабочего класса.

В.И. Ленин

3) Высшему совету народного хозяйства предоставляется право конфискации, реквизиции, секвестра, принудительного синдицирования различных отраслей промышленности и торговли и прочих мероприятий в области производства, распределения и государственных финансов.

4) Все существующие учреждения по регулированию хозяйства подчиняются Высшему совету народного хозяйства, которому предоставляется право их реформирования.

Для построения нового государственного аппарата Советская власть использовала «деловой, хозяйственно-технический аппарат прежних регулирующих органов».

Особое совещание по обороне, деятельность которого как упоминалось выше, продолжалась и после Февральской революции, было превращено в специальное Совещание по финансированию и в соответствии с п. 4 передано в подчинение ВСНХ. Местные органы Особого совещания – заводские совещания – были демократизированы путем введения в них двух третей представителей рабочих и крестьянских организаций. В высших звеньях управления связь обеспечивалась органами Народного комиссариата почт и телеграфа (НКПиТ), а также Центральным управлением военных сообщений и Главным военно-инженерным управлением (ГВИУ), которое осуществляло и снабжение имуществом связи.

В начале 1918 г. правительство из Петрограда переехало в Москву. Туда же были переведены ГВИУ и целый ряд бывших военных учреждений связи. Телеграфная сеть в стране на большой площади была разрушена, и не было никакой надежды быстро ее восстановить, поэтому значительную часть информационного обмена внутри страны должен был принять на себя радиотелеграф.

Провал переговоров в Бресте, наступление немцев, последующая иностранная военная интервенция и начавшаяся вскоре Гражданская война вынудили советское правительство к срочному формированию новой армии. При формировании Красной Армии, созданной декретом от 1 февраля, начался постепенный процесс формирования нового рода войск – войск связи. В Красной Армии батальоны и команды связи организационно вошли в состав стрелковых и кавалерийских соединений, тогда как в старой русской армии подразделения, части и учреждения связи входили в состав инженерных войск.

Для управления маневренными операциями Гражданской войны на огромной территории командованию Красной Армии требовалась надежная радиосвязь с фронтами и частями во всех ее разновидностях, что задало еще одно направление развития радиотехники – военное. После выхода Советской республики из числа участников 1-й мировой войны и начала демобилизации старой армии военные радиостанции, как мощные, для дальних связей, так и походные, связывавшие между собой отдельные участки фронта и военные соединения, утратили свою прежнюю роль. В то же время в распоряжении НКПиТ находились только 4 гражданские передающие станции относительно малой мощности и всего 67 приемных.

Совнарком создал комиссию для разработки планов развития радиотелеграфного дела, и 19 июля 1918 года Ленин подписал первый декрет «О централизации радиотехнического дела Советской республики», которым Наркомпочтель обязывался незамедлительно начать прием военных радиостанций. Приведем выдержки из текста этого исторического постановления[47].

«В целях централизации радиотехнического дела различных ведомств Советской республики, Совет Народных Комиссаров постановляет.

1) Задачу централизации радиотехнического дела возложить – на Комиссариат почт и телеграфов, при Радиотелеграфном отделе которого образуется особый Радиотехнический совет, состоящий из ответственных работников, назначенных народным комиссаром почт и телеграфов.

2) Председателем Радиотехнического совета состоит народный комиссар почт и телеграфов или уполномоченный им член Коллегии Комиссариата. <…>

4) Все постоянные радиотелеграфные станции, склады и крупные ремонтные мастерские, за исключением предусмотренных пп. 11 и 12, переходят в ведение Комиссариата почт и телеграфов с персоналом и имуществом. <…>

5) Радиотехническому совету вменяется в обязанность:

а) составление плана устройства и эксплуатации сети постоянных радиостанций и высший надзор за выполнением этого плана;

6) согласование хозяйственно-технической деятельности различных комиссариатов, для чего:

аа) все сметы по заготовке радиотелеграфного и радиотелефонного имущества и сооружению радиоустановок идут на заключение Радиотехнического совета,

бб) решение всех спорных вопросов в области беспроводных сношений, возникающих между различными ведомствами [выносится Радиотехническим советом];

в) выработка «норм и правил» технических условий в области радиоустановок.

6) Решения Радиотехнического совета, поскольку они не касаются вопросов, указанных в п.п. 10, 11 и 12 настоящего декрета, обязательны для всех учреждений и лиц при условии соблюдения п. 3. <…>

8) Все заводы, изготовляющие радиотелеграфное имущество, с персоналом и имуществом передаются в ведение Высшего совета народного хозяйства, который немедленно приступает к организации производства радиотехнического имущества. Соответствующие сметы переписываются в сметы Высшего совета народного хозяйства».

Председателем Радиотехнического совета Народный комиссариат почт и телеграфов назначил члена коллегии А.М. Николаева, членами – проф. В.К. Лебединского, И.А. Леонтьева, А.С. Грамматчикова, А.В. Водара и др.

После опубликования декрета о централизации радиотехнического дела и передачи оборудования радиостанций в распоряжение НКПиТ деятельность его сразу оживилась. В.Н. Подбельский и А.М. Николаев предприняли объезд всех основных военных радиостанций, чтобы лично ознакомиться с их состоянием. А.М. Николаев вспоминал:

«Каково же было мое удивление, когда по приезде на [Тверскую] Станцию я нашел там солидную группу высококвалифицированных инженеров, техников и профессора Рижского политехникума В.К. Лебединского. <…> Ядро этой группы составляли Бонч-Бруевич, начальник радиостанции Лещинский, инженеры Остряков, Леонтьев, Салтыков и другие – все с высшим образованием, люди военные, дисциплинированные, крупнейшие специалисты в области радио. Оказывается, до Октябрьской революции на Тверскую станцию Временным правительством были посланы уполномоченные, которые наобещали кучу всяких благ и ничего не сделали»[48].

В.К. Лебединский понимал, что надо принимать экстренные меры для сохранения «внештатной» радиолаборатории Тверской радиостанции. В первую очередь надо было узаконить ее существование в новом ведомстве. По совету Лебединского В.М. Лещинский с участием других товарищей подготовил 7 июня 1918 года рапорт наркому почт и телеграфа о необходимости организации крупного научно-производственного учреждения по разработке беспроводной связи. В нем в частности говорилось:

«<…> Не имея ничего своего, мы по необходимости пользовались даваемыми нам приборами и лишь только обогащали чуждые нам иностранные фирмы. Почти весь радиотелеграф теперь находится в руках Комиссариата почт и телеграфов, материальная часть, полученная из бывших Военного и Морского ведомств, представляет собою бесчисленное разнообразие. Многие приборы не удовлетворяют своему назначению.

Крайне важно, что [бы] у Комиссариата почт и телеграфов было свое учреждение, которое бы могло двигать по пути усовершенствования материальную часть радиотелеграфа, разрабатывая новейшие типы приемных и передающих радиостанций, испытывать и давать свое заключение о вновь появившихся радиотелеграфных приборах и проч. <…>

Народный комиссар почт и телеграфов В.Н. Подбельский

Совершенно естественно и при создавшихся условиях почти необходимо Комиссариату почт и телеграфов использовать Лабораторию Тверской радиостанции как ядро, из которого образовать крупное учреждение, двигающее по пути прогресса материальную часть радиотелеграфа и радиотелефона, вне зависимости от капитала <…>».

Рапорт был срочно передан на обсуждение Коллегии Наркомпочтеля, и 19 июня 1918 г. состоялось решение об организации Радиолаборатории при радиостанции в Твери. «Внештатная» лаборатория была включена в штат Наркомата, получив тем самым законное право на существование. Начальником Радиолаборатории 26 июня 1918 г. был утвержден В.М. Лещинский, сохранивший за собой и должность начальника радиостанции. Однако вопрос об эвакуации лаборатории остался пока открытым, равно как и вопросы о дальнейшем расширении работ, снабжении и обеспечении личного состава. Характерно, что А.М. Николаев, докладывая Ленину результаты своей поездки, предложил:

«Развернуть это дело подальше от Москвы, чтоб ВСНХ не «сцентрализовал» нас, когда дело производства радиоламп и аппаратов развернется на широкую заводскую ногу».

Дальнейшая судьба лаборатории решалась после того, как В.И. Ленин послал в Тверь Подбельского. По воспоминаниям П.А. Острякова, задача ставилась по выпуску тысячи радиоламп в месяц, и после обсуждения нарком пришел к выводу о нереальности быстрого выхода на эту мощность в Твери: «…Сейчас это нереально. Легче и проще переехать в другой город!

– Так вот, – закончил беседу народный комиссар, обращаясь к Лещинскому, – завтра в 12 час. жду вас в Наркомате: Большая Дмитровка, 22. Приготовьте список пообстоятельнее; перечислите все свои нужды и пожелания. Подумайте, что нам нужно для расширения производства. Только помните: нам нужны свои собственные, а не французские лампы!

Вечером на другой день вернулся из Москвы Лещинский. Следом за ним все мы пришли к нему на квартиру. Здесь он молча, с таким выражением лица, которое мы никогда еще не видели, стал разгружать карманы. Он вынул несколько документов, тетрадь проездных билетов и несколько пачек кредиток.

– Вот вам на переезд и на первое обзаведение. Тут целых десять тысяч! (Таких денег никогда на руках Лещинского до сих пор не бывало.)

Подбельский сказал: «Куда хотите переезжайте, выбирайте место сами; можете рассчитывать на полное содействие. Но одно имейте в виду: к первой годовщине Октября должна быть готова первая партия ламп».

Бонч-Бруевич с Лещинским проехали до Казани. Дальше искать место было нецелесообразно. Где-то на Урале шевелился Колчак. Да и от Москвы Казань далековато. Окончательно остановились на Нижнем Новгороде […]».

Нижний Новгород не пострадал от военных действий, был расположен на слиянии Оки с Волгой, железной дорогой и проволочным телеграфом был связан с Москвой и Петроградом и имел высокоразвитую металлообрабатывающую промышленность. На путях железнодорожной станции Нижний Новгород нашлось несколько вагонов имущества эвакуированного сюда в 15-м году Рижского политехникума. В дальнейшем необходимые материалы, машины и приборы получались с различных предприятий: бывш. «Айваза», «Дека» и др.

Во время войны Нижний Новгород наполнился беженцами с запада империи. Благодаря губернатору А.Ф. Гирсу в 1915 году под Нижним Новгородом начал строиться телефонный завод «Сименс и Гальске», в 1916 году здесь открывается Нижегородский народный университет и переводится сюда Варшавский политехнический институт (ставший базой будущего Горьковского политехнического института). В город эвакуируют предприятия, учреждения и оборонные заводы (в том числе рижские заводы «Фельзер» и «Этна»).

16 августа 1918 г. Радиолаборатория с мастерской и личным составом из Твери прибыла на новое место. Перевод потребовал больших расходов. На содержание Радиолаборатории первоначально было отпущено 22 100 руб.; затем, когда по мере осмысления Радиоотделом выяснилось ее весьма существенное значение и стали возникать все новые вопросы и задания, потребовался дополнительный отпуск кредита в сумме около 4 505 000 руб.

Приказ наркома был выполнен. К Октябрьским праздникам 1918 г. в Москву отправили небольшую партию ламп, изготовленных целиком в Нижнем Новгороде. На очередь встала подготовка производства ламп в таком количестве, которое освободило бы страну от необходимости приобретения их за рубежом.

В.И. Ленин, хорошо зная бюрократию в собственном аппарате, лично отслеживал прохождение заключения по проекту Положения о Радиолаборатории – второго важнейшего декрета в области радио, разработанного по указанию В.И. Ленина. Об этом свидетельствует его записка управляющему делами СНК Н.П. Горбунову:

«21.XI.1918 г.

Тов. Горбунов!

Очень прошу Вас ускорить, елико возможно, заключение научно-техническому отделу по вопросу о Радиолаборатории. Спешно крайне. Черкните, когда будет заключение.

Привет! Ленин».

«Положение» появилось 2 декабря:

«ПОЛОЖЕНИЕ О РАДИОЛАБОРАТОРИИ С МАСТЕРСКОЙ НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ПОЧТ И ТЕЛЕГРАФОВ

I. Радиолаборатория с мастерской Народного комиссариата почт и телеграфов является первым этапом к организации в России Государственного социалистического радиотехнического института, конечной целью которого является объединение в себе и вокруг себя в качестве организующего центра:

а) всех научно-технических сил России, работающих в области радио телеграфа;

б) всех радиотехнических учебных заведений России;

в) всей радиотехнической промышленности России.

II. Радиолаборатория с мастерской должна объединить в себе кадры активных работников в области радиотехнической науки, техники, промышленности и эксплуатации и дать возможность всем вообще радиотехникам бесплатного производства опытов и изысканий.

Она имеет целью:

а) производство научных изысканий в области радиотелеграфии и радиотелефонии и в смежных областях физических наук;

б) техническую разработку и конструктивное выполнение радиотехнических приборов как по собственному почину, так и по заданиям ведомства;

в) организацию производства радиотехнических приборов особого назначения как по собственной инициативе, так и по заданиям ведомства;

г) технический контроль всех радиотелеграфных и радиотелефонных приборов Народного комиссариата почт и телеграфов;

д) техническую консультацию по специальным вопросам, составление правил и норм, рассмотрение изобретений;

е) составление учебных книг, программ, брошюр и статей по специальным вопросам;

ж) подготовку материалов, детальную разработку мер к осуществлению Государственного социалистического радиотехнического института и проведение этих мер в жизнь.

III. Радиолаборатория с мастерской имеет ближайшими конкретными заданиями:

а) организацию производства катодных реле с абсолютной пустотой до 3000 штук в месяц;

б) разработку типовой приемной радиостанции для Народного комиссариата почт и телеграфов;

в) разработку радиотелеграфных передатчиков дальнего действия.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).

Москва. Кремль, 2 декабря 1918 г.»

«Положение» послужило четко сформулированным примером уставов, на основании которых стали получать свои организационные формы новые советские научно-исследовательские институты, соединяющие теоретические разработки с внедрением их в практику производства. Рассматривая подготовленный проект «Положения», В.И. Ленин, как об этом сообщает А.М. Николаев, сам добавил в пункте «д» раздела II слова: «рассмотрение изобретений». По его же предложению в проект «Положения» был внесен и раздел III, который НКПиТ ранее считал своим очередным заданием радиолаборатории, – «чтобы, – как заметил Владимир Ильич, – было покрепче».

В НРЛ работало много талантливых инженеров. Поначалу в лаборатории работали восемнадцать человек. К великому сожалению, на следующий после переезда год умер от старой боевой раны В.М. Лещинский, и НРЛ возглавил другой блестящий инженер и ученый, «русский Эдисон» Александр Федорович Шорин. Но его вскоре арестовали[49], и тогда во главе НРЛ встал Совет лаборатории с его первым председателем Петром Алексеевичем Остряковым. Что же касается Шорина, то, по счастью, его удалось довольно скоро (после месячного ареста) вызволить, и он продолжил работу.

Можно все же отметить, что для организующего центра, объединяющего все научно-технические силы и радиотехнические учебные заведения, а тем более всей радиотехнической промышленности России, сил у лаборатории было явно недостаточно. Для НКПиТ такая ее роль тоже не очень подходила, но многие ведущие специалисты НРЛ и некоторые лица из ее руководства продолжали так считать и после окончания Гражданской войны, и после кончины В.И. Ленина, явно расходясь в своих амбициях с действительностью.

21 декабря 1918 г. в Москве под председательством А.М. Николаева прошло совещание при Высшем радиотехническом совете представителей науки и специалистов по радиотехнике[50]. Рассматривались вопросы, ни много, ни мало, о радиосвязи Москвы с Владивостоком, необходимом для этого числе промежуточных радиостанций на магистрали, и о типе генераторов для промежуточных и конечных радиостанций. С.М. Айзенштейн защищал идею магистрали с одной мощной радиостанцией и оборудование ее передатчиками дуговой системы, ссылаясь в том числе на французский и американский опыт. Инженер Савельев предложил проект радиосвязи Москвы с Владивостоком с двумя промежуточными радиостанциями с машинами высокой частоты, мотивировав свое предложение их значительно более высоким коэффициентом полезного действия. Это предложение и было принято Совещанием.

Совещание все же признало желательным дублировать Московскую и первую от нее промежуточную радиостанцию передатчиком с вольтовой дугой; причем одну из этих станций построить с таким расчетом, чтобы попытаться достигнуть связи Москвы с Владивостоком через одну промежуточную.

Однако М.А. Бонч-Бруевич и поддержавший его В.К. Лебединский видели более совершенный способ осуществления проекта за счет повышения мощности электронных ламп. Несмотря на необходимость новых затрат Наркомат почт и телеграфов поддерживал НРЛ в этом отношении. Во всех лабораториях в Нижнем Новгороде закипела работа. М.А. Бонч-Бруевич продолжал повышать мощность радиоламп. Вольфрама не было, и он стал делать аноды из алюминия, с охлаждением проточной водой. Далее он разрабатывал схемы параллельного включения таких ламп и довел мощность макета радиотелефонного передатчика до 5 кВт.

30 июля 1919 г. было принято за подписью В.И. Ленина постановление Совета рабоче-крестьянской обороны, в котором говорилось:

«1. Для обеспечения надежной и постоянной связи центра Республики с западными государствами и окраинами Республики поручается Народному комиссариату почт и телеграфов установить в чрезвычайно срочном порядке в г. Москве радиостанцию, оборудованную приборами для выполнения указанной задачи.

2. Всем государственным учреждениям и организациям предлагается оказывать Народному комиссариату почт и телеграфов в выполнении этой задачи самое деятельное и энергичное содействие по части снабжения всеми необходимыми материалами, транспорта железнодорожного, водного и гужевого и по привлечению к этой работе квалифицированных и неквалифицированных рабочих, обеспечив их продовольствием и жильем.

3. Работающих на установке радиостанции считать мобилизованными на месте и поэтому не подлежащих призыву (независимо от их возраста) до тех пор, пока радиостанция не будет закончена.

4. Всем рабочим, квалифицированным и неквалифицированным, работающим по установке радиостанции, выдавать красноармейский паек до тех пор, пока радиостанция не будет закончена. <…>»

Выполняя этот декрет, Наркомпочтель начал строить в Москве передающую радиостанцию с дуговым генератором. Антенна была установлена на металлической башне высотой 150 м по оригинальному проекту инженера В.Г. Шухова. Сотрудники лаборатории РОБТиТ во главе с В.М. Лебедевым под общим руководством С.М. Айзенштейна приняли в ее проектировании и строительстве деятельное участие. Здесь был установлен дуговой радиопередатчик мощностью 100 кВт, построенный В.М. Лебедевым и М.В. Шулейкиным. Лаборатория РОБТиТ занималась не только созданием радиостанции, но и разработкой приемной техники (усилителей, приемных аппаратов на радиолампах), а также способов многократного телефонирования, положивших начало многоканальной радиосвязи.

27 февраля 1919 г. в 10 часов 2 минуты с помощью дуговых генераторов из стен радиолаборатории вместо сигналов Морзе лаборант Остряков передал в эфир: «Алло, говорит Нижегородская лаборатория». С одной стороны, это был успех. Но с другой – дальнейшие опыты подтвердили бесперспективность работы по дуговым передатчикам.

Ученым-специалистом Нижегородской лаборатории, был приглашен В.П. Вологдин, который возглавил лабораторию устройств высокой частоты. Вместе с ним в Нижний приехали его помощники: В.А. Жилинская, М.М. Вербицкий и К.Т. Гурьев. Но при испытании машин высокой частоты в радиотелефонии вскоре выяснилось, а вернее подтвердилось, что для передачи человеческого голоса они мало приспособлены. Поэтому В.П. Вологдин решил сосредоточить свое внимание на создании передатчиков лишь для радиотелеграфирования.

11 января 1920 г. в НРЛ успешно прошла первая передача речи через эфир, продемонстрировав, что качество воспроизведения слов при приеме через эфир лучше, чем по проводам. Но расстояние было всего четыре версты. А через четыре дня, во время опытной связи с Москвой установка безупречно сработала и на расстояние более 500 верст. 17 марта 1920 г. Совет труда и обороны принимает постановление, которое гласит:

«1. Поручить Нижегородской радиолаборатории изготовить в самом срочном порядке не позднее двух с половиной месяцев Центральную радиотелефонную станцию с радиусом действия 2000 верст.

2. Местом установки назначить Москву и к подготовительным работам приступить немедленно.

3. Ввиду чрезвычайной государственной важности нового сооружения все заказы и требования на материалы, связанные с установкой радиотелефона, должны исполняться в первую очередь под личную ответственность заведующих соответствующих отделов и председателей заводоуправлений. <…>»

Большевики хотели построить такую станцию, которой не было нигде в мире, чем и объяснялось усиленное внимание со стороны властей. В США первая радиостанция вышла в эфир в 1920 г., в Англии – в ноябре 1922 г., во Франции – в декабре 1922 г., в Германии – в октябре 1923 г., а в Италии – летом 1924 г.

Приведем еще два документа, хорошо поясняющие отношение В.И. Ленина к вопросу о развитии радиотехники:

«Товарищу Сталину с просьбой переслать вкруговую всем членам Политбюро.

Товарищ Сталин,

прилагаю два доклада: первый – профессора Осадчего, специалиста по электричеству, о радиотелеграфной и телефонной связи; второй – Бонч-Бруевича (не родственника известных братьев Бонч-Бруевич, из которых один был управдел СНК, а другой выдающимся царским генералом). Это Бонч-Бруевич, доклад которого я прилагаю, – крупнейший работник и изобретатель в радиотехнике, один из главных деятелей Нижегородской радиолаборатории.

Из этих докладов видно, что в нашей технике вполне осуществима возможность передачи на возможно далекое расстояние по беспроволочному радиосообщению живой человеческой речи; вполне осуществим также пуск в ход многих сотен приемников, которые были бы в состоянии передавать речи, доклады и лекции, делаемые в Москве, во многие сотни мест по республике, отдаленные от Москвы на сотни, а при известных условиях, и тысячи верст.

Я думаю, что осуществление этого плана представляет для нас безусловную необходимость как с точки зрения пропаганды и агитации, особенно для тех масс населения, которые неграмотны, так и для передачи лекций. При полной негодности и даже вредности большинства допускаемых нами буржуазных профессоров по общественным наукам у нас нет иного выхода, как добиться того, чтобы наши немногие коммунистические профессора, способные читать лекции по общественным наукам, читали эти лекции для сотен мест во всех концах федерации.

Поэтому я думаю, что ни в коем случае не следует жалеть средств на доведение до конца дела организации радиотелефонной связи и на производство вполне пригодных к работе громкоговорящих аппаратов.

Предлагаю вынести постановление об ассигновании сверх сметы в порядке экстраординарном до 100 тысяч рублей золотом из золотого фонда на постановку работ Нижегородской радиолаборатории, с тем чтобы максимально ускорить доведение до конца начатых ею работ по установке вполне пригодных громкоговорящих аппаратов и многих сотен приемников по всей республике, способных повторять для широких масс речи, доклады и лекции, произносимые в Москве или другом центре.

Поручить СТО установить особый надзор за расходованием этого фонда и, может быть, если окажется целесообразным, ввести премии из указанного фонда за особо быстрый и успешный ход работы.

Добавлю, что сегодняшние «Известия» сообщают об английском изобретении в области радиотелеграфии, передающем радиотелеграммы тайно. Если бы удалось купить это изобретение, то радиотелефонная и радиотелеграфная связь получила бы еще более громадное значение для военного дела.

Ленин».

«Товарищу Сталину

По поводу сегодняшней бумаги Бонч-Бруевича я полагаю, что мы не можем пойти на финансирование радиолаборатории из золотого фонда без специальных заданий.

Предлагаю поэтому поручить СТО выяснить необходимые расходы на то, чтобы радиолаборатория максимально ускорила разработку усовершенствования и производства громкоговорящих телефонов и приемников. Только на это мы должны, по моему мнению, ассигновать сверхсметно определенную сумму золота.

Ленин».

3 января 1924 г. Начались регулярные передачи по радио материалов из Москвы для местных газет. 12 октября 1924 г. начала работу еще одна радиостанция – Сокольническая, которой было присвоено имя А.С. Попова. Однако, исходя из ленинского понимания задач радиотехники, помимо мощных радиостанций требовались и небольшие, недорогие и компактные, которые освещали бы по радио жизнь на местах.

Над решением этой задачи в Нижегородской радиолаборатории работал С.И. Шапошников, приглашенный М.А. Бонч-Бруевичем. Всесторонние испытания нового устройства показали не только отличные результаты, но и его универсальность. Аппарат, умещающийся в двух шкафах, мог работать как для радиовещания, так и для передачи телеграмм местного телеграфа. А при небольшой переделке он стал принимать удаленные станции и передавать их сигналы в телефонную сеть или в эфир на волне местного вещания. Эту станцию тоже назвали «Коминтерн», только «Малый». Первый экземпляр «Малого Коминтерна» получил Московский окружной союз работников связи. Второй уехал в Ленинград. А третий вполне заслуженно расположился в отечественной «столице радио» – Нижнем Новгороде. Спрос на «Малые Коминтерны» был велик. И пока Трест заводов слабых токов осваивал их производство, Нижегородская радиолаборатория изготовила 27 таких станций.

Судьба остальной отечественной радиотехнической промышленности в этот момент больше волновала не столько новое руководство страны (ему хватало НРЛ), сколько инженерное сообщество. Тридцать четыре ведущих радиоспециалиста собрались 31 марта 1918 г. в Петрограде в Центральной лаборатории Военного ведомства с целью организации Российского общества радиоинженеров (РОРИ). Среди членов-учредителей РОРИ было 19 бывших офицеров русской армии и военно-морского флота, 12 инженеров петроградских заводов и организаций, три преподавателя вузов, 21 представитель разных сословий[51]. Почти все они, кроме двоих, имели высшее техническое образование. Председателем РОРИ был избран профессор В.К. Лебединский, заместителем – военный инженер А.В. Водар, секретарем – инженер Радиотелеграфного завода Морского ведомства Н.Н. Циклинский.

19 мая были избраны: Моллот, Эйтнер, Поярков, Муравьев, Жилинский, Тейковцев, Обухов, Чернышев, Лермонтов, Петренко, Шефтель, Лихачев, Чистяков, Свирский, Слюсарев, Леонтьев (И.М.). Всего за период с 19 мая по 28 февраля в действительные члены Общества были избраны 51 человек[52]. Членами Совета были: Д.Д. Заклинский, В.М. Лебедев, В.В. Ширков и Л.П. Муравьев. За выбытием последних двух, был избран в члены Совета – А.Т. Углов.

Что делать с промышленностью и можно ли ею управлять во время Гражданской войны пока еще не знали. Уже с конца 1917 г. военные заказы заводам стали замораживаться, а в начале 1918 г. они и вовсе были аннулированы. Новых механизмов управления государственной промышленностью еще не было, а дореволюционный опыт был не слишком приемлем, но нужно отдать должное правительству, что, приняв меры к консервации или эвакуации предприятий, при отсутствии государственных заказов ее не разорили окончательно.

Производство стремительно сокращалось, рабочие увольнялись. Об обстановке в Петрограде тех лет вспоминал Андрей Андреевич Захаров:

«В Петрограде в 1917–1918 годах было голодно. И, когда отец выписался из Николаевского военного госпиталя, мы всей семьей <…>уехали в г. Холм бывш. Псковской губернии к бабушке (матери отца) Евдокии Ивановне. Возвратившись в Петроград в 1922 году, жили на Васильевском острове, на Большом проспекте вблизи от Гавани и, немного погодя, переехали жить в угловой дом Малого проспекта и 5-й линии (д. 64, кв. 27). Квартира была на шестом этаже, большая, пятикомнатная, с двумя входами (по черной лестнице и парадной), с балконом, выходящим на 5-ю линию. Лифт за время, что семья жила до 1933 года в этой квартире, не работал. Небольшое время до переезда в квартиру 27 жили на этой же лестнице, но на втором этаже. Окна квартиры выходили на задний двор, напротив глухой стены. Переселение это говорит о том, что в те годы людей в Петрограде было мало, поскольку было не трудно получить квартиру. Центрального отопления в доме не было. Отапливались дровами, доставлявшимися в квартиру без лифта. Подспорьем было то, что собирали упавший уголь на набережной Малой Невы при разгрузке с барж тачками.

В Петрограде жилось в 1922—24 годах голодно. Старшая сестра, Мария, 1905 года рождения, учившаяся в гимназии в Петрограде до революции (на В.О.), вынуждена была также работать, причем далеко от места жительства. К несчастью, возвращаясь с работы осенью (23 октября) во время наводнения в Ленинграде в 1924 году, промокла, простудилась и заболела. Умерла в 1925 году, на 20-м году жизни. <…>. В те же годы НЭПа, будучи безработным, отец был вынужден прирабатывать дома, нелегально. Он был первоклассным портным с большим стажем. Работу выполнял для официальных частных пошивочных заведений. Помогала ему в работе и мать. Мне тоже приходилось помогать матери. Иногда торговал газетами, крича: «Убийства, грабежи и пожары, «Красная вечерняя газета»!». Но чаще занимались с матерью мелкой спекуляцией. Купив на Сенном рынке рано утром небольшую корзинку абрикосов или персиков, продавали фрукты поштучно, опять же нелегально. Зарабатывали на этом копейки, которых хватало вечером купить в булочной хлебные обрезки»[53].

Уезжать людей заставлял не только голод и холод. Была еще угроза немецкой оккупации.

4 марта 1918 г. в петроградских вечерних газетах было опубликовано чрезвычайное постановление Совета народных комиссаров:

«Ввиду того, что германские грабители, ведя мирные переговоры, продолжают наступление по направлению к Петрограду, СНК постановил: продолжать со всей энергией оборону, принять меры к эвакуации и принять все необходимые меры к быстрому и единовременному взрыву всех запасов, которые не будут своевременно вывезены из Петрограда. В случае наступления на столицу – ни одного орудия, ни одного снаряда, ни одного фунта меди, ни одного пайка хлеба врагу. Те ведомства или учреждения, по вине которых в руки германских хищников попадет боевое продовольствие или иные запасы, будут подвергнуты расстрелу. Михайлов»

Постановление СНК, как следует из текста, в первую очередь касалось предприятий производивших боеприпасы, но власти быстро сообразили, что это должно касаться и других промышленных предприятий, в первую очередь машиностроительных, и было выпущено соответствующее дополнение.

Эвакуация застигла петроградские заводы врасплох. Ни один из них не имел предварительно разработанного плана эвакуации, где были бы предусмотрены: новое место расположения эвакуированного завода, род и количество вывозимого имущества, очередность и порядок его вывоза, мероприятия по подготовке транспорта, способы обезвреживания остающегося имущества, порядок эвакуации технического и рабочего персонала и пр. Все эти многочисленные и сложные вопросы пришлось разрешать наспех, в порядке импровизации, хотя серьезная угроза занятия Петрограда немцами впервые возникла еще в 1916 г., и это, казалось бы, должно было побудить заводы и высшую власть, хотя сколько-нибудь подготовиться на случай ее повторения.

28 июня 1918 года вышел декрет СНК «О национализации крупнейших предприятий по горной, металлургической и металлообрабатывающей, текстильной, электротехнической, лесопильной и деревообделочной, табачной, стекольной и керамической, кожевенной, цементной и прочим отраслям промышленности, паровых мельниц, предприятий по местному благоустройству и предприятий в области железнодорожного транспорта». Фактически национализация началась раньше. Так 19 марта 1918 г. на основании постановления ВСНХ был национализирован завод «Морзе», который вошел в тогда же организованный «Электротрест».

После национализации заводов ВСНХ становится комиссариатом по управлению промышленностью. В период иностранной интервенции и Гражданской войны 1918—20 гг. важнейшей задачей ВСНХ было выполнение военных заказов и снабжение Красной Армии оружием, боеприпасами, обмундированием. Для управления отдельными отраслями промышленности в системе ВСНХ были созданы отделы по металлу, топливу и т. д. При отделах организовывались отраслевые главные управления и центральные комитеты (главки и центры). Местными органами ВСНХ являлись областные, губернские и уездные советы народного хозяйства.

В разгар Гражданский войны в 1919 г. был учрежден Совет военной промышленности, и вся его работа в течение 1919, 1920 и 1921 гг. протекала в условиях крайне напряженной обстановки войны и тяжелого промышленного кризиса. Совет был обязан сосредоточить свое внимание на двух ближайших в то время задачах: поставлять возможно большее количество вооружения и боевых припасов на фронты, а в тылу – вести напряженную работу со всеми видами кризисов: продовольственным, топливным, финансовым, рабочим и пр. Вопросами же организационными Совет военной промышленности занимался лишь по мере возможности или неотложной необходимости и довольно бессистемно.

Сначала была произведена централизация заготовки обозного имущества для армии, чего ранее, ни во время мировой войны, ни после революции, не было, и каждое из довольствующих управлений – ГАУ, ГВИУ, ГВХУ – заказывали его самостоятельно. В ноябре 1918 г. при ВСНХ был организован Отдел военных заготовок (ЦОВЗ), в который вошли остатки военно-промышленных комитетов и Земгора. ЦОВЗ состоял из трех отделов: обмундировочного, кожевенно-брезентового и обозно-инженерного.

Декрет СНК «О национализации крупнейших предприятий…»

В феврале 1920 г. ЦОВЗ был расформирован, а его обозно-инженерный отдел был переформирован в ЦУПВОЗ, ведавший производством и ремонтом военного обоза, а также изготовлением санитарного, военно-хозяйственного и инженерного имущества, включая предметы военной электротехники. Однако в июле 1920 г. заготовка электротехнического имущества была передана в Электроотдел ВСНХ.

Становление войск связи настоятельно потребовало для совершенствования технических средств проведения испытательных и исследовательских работ. С этой целью Наркоматом по военным делам в апреле 1918 г. в Саратове на базе электроизмерительной станции Офицерской электротехнической школы[54], возглавлявшейся Александром Тихоновичем Угловым[55] (1884–1942), была образована Военная радиотехническая лаборатория (ВРТЛ). На ВРТЛ, находившуюся в ведении ГВИУ и первоначально состоявшую всего лишь из 12 человек, были возложены задачи проведения испытаний и исследований по радиотелеграфной тематике, ремонту радиотелеграфной техники и составлению инструкций по ее использованию. В сентябре 1918 г. лаборатория была переведена в Москву, ул. Б. Молчановка, 9, в деревянный одноэтажный дом (на его месте сейчас «Московский Дом книги» на Новом Арбате), а А.Т. Углова назначили ее заведующим. В дальнейшем этим центром последовательно руководили М.В. Шулейкин и А.Л. Минц.

В Саратове, а также во Владимире в 1918 году были созданы две базы радиотелеграфных формирований Красной Армии, являвшиеся учебными и техническими центрами подготовки радиоподразделений Красной Армии. Саратовская 2-я база радиотелеграфных формирований в 1919 г. была переведена в Казань и с 1 сентября 1919 г. стала официально называться 2-й Казанской базой радиотелеграфных формирований. Базе был передан личный состав и имущество эвакуированного сюда из Петрограда бывшего учебно-запасного электротехнического батальона, снабжавшего в годы Первой мировой войны русскую армию радиотелеграфными устройствами и специалистами. Здесь имелась лаборатория с учебно-опытной радиостанцией, радиошкола, выпускавшая слухачей-радиотелеграфистов, мастерские для ремонта и сборки радиостанций. В мае 1919 г. начальником казанской базы был назначен А.Т. Углов, а комиссаром радиотелеграфной школы 18.10.1919 г. стал Н.И. Ежов, который сам недавно в ней обучался. С января 1921 г. он стал комиссаром управления уже всей 2-й Казанской базы радиотелеграфных формирований[56].

Летом 1919 г. у Красной Армии для подготовки кадров и формирования новых подразделений радиосвязи летом были уже три базы радиотелеграфных формирований Красной Армии во Владимире, Твери и Казани.

Отсутствие единого твердого командования связью отрицательно влияло на управление войсками, поэтому приказом Реввоенсовета республики от 20 октября 1919 г. создается самостоятельный центральный орган по руководству военной связью – Управление связи Красной Армии (УСКА). При этом служба связи была выделена в специальную службу штабов, а войска связи – в самостоятельные специальные войска. Если в старой русской армии подразделения, части и учреждения связи входили в состав инженерных войск, то теперь батальоны и команды связи организационно вошли в состав стрелковых и кавалерийских соединений. В качестве органа по выработке технической политики в июне 1920 г при УСКА был утвержден технический совет войсковой связи, преобразованный в последующем в Военно-технический совет связи (ВТСС РККА). Совет возглавлял начальник связи РККА.

Казанская радиобаза, располагая квалифицированными специалистами, не только удовлетворяла насущные технические нужды фронтов, но и проводила большую исследовательскую и конструкторскую работу и вскоре получила известность как один из творческих центров страны в области радиотехники. Здесь даже начал выходить с ноября 1920 г. научный журнал «Радиотехнические известия 2-й базы радиотелеграфных формирований», освещавший работы по радиотелефонии. А.Т. Углов продолжал опыты по увеличению дальности радиотелефонии при помощи усилительных ламп, начатые им в Офицерской электротехнической школе в Петрограде в 1916–1917 гг. 8 февраля 1919 г. А.Т. Углов «в публичном собрании Общества радиоинженеров впервые в России сделал доклад и практически показал в действии собранный на основе усилительных ламп мощный радиотелефон». А.В. Дикаревым в конце 1919 года в Казани был разработан 9-ламповый усилитель с квадратной рамкой – антенной 2 х 2 метра, который давал громкий радиоприем Москвы, а также изготовлен первый гетеродин для приема радиостанций, работающих незатухающими колебаниями. В 1918–1920 гг. начались опыты по увеличению дальности разговора по проводному телефону, положившие в нашей стране начало звуковому вещанию по проводам, было изготовлено несколько передатчиков по системе Углова. В 1921 году А.В. Дикарев сконструировал 12-ламповый усилитель с громкоговорителем, позволявший на Заместитель наркома почт расстоянии до 500 метров свободно воспринимать речь.

Управляющему делами Совнаркома было дано поручение – проверить, действительно ли эти рупоры так эффективны, и, если это верно, поставить такие рупоры в Москве и Петрограде.

Заместитель наркома почт и телеграфов А.М. Любович

A. Т. Углов со своими специалистами и оборудованием был приглашен в Москву. На балконе Моссовета был установлен рупор – голос оратора отчетливо различался даже в шумный полдень на большой площади перед зданием.

А.Т. Углов демонстрировал опыты по громкоговорящей связи наркому почт и телеграфов B.C. Довгалевскому, его заместителю А.М. Любовичу, члену коллегии А.М. Николаеву. Аппаратура оказалась той, что нужно, и правительство высоко оценило труды военных специалистов – 7 мая 1921 г. об этом сообщали газеты «Правда» и «Известия». В конце 1921 года громкоговорители были установлены на шести площадях Москвы, а в дальнейшем это направление стало ведущим для возрождавшейся промышленности.

Несмотря на успехи разработчиков военного ведомства В.И Ленин 8 февраля 1919 г. подписал постановление о передаче ЦНТЛ ВВ в ведение Научно-технического отдела Высшего Совета народного хозяйства (НТО ВСНХ) и о переименовании лаборатории в ЦНТЛ ВВ РСФСР. Положение о ЦНТЛ ВВ РСФСР было утверждено Коллегией НТО 19 сентября того же года, а 29 апреля 1920 г. Президиум ВСНХ РСФСР переименовал ЦНТЛ ВВ в Государственный научно-технический институт НТО (ГОНТИ НТО ВСНХ). Вместо генерала Г.А. Забудского[57] 5 мая 1920 г. директором был назначен академик В.Н. Ипатьев.

Тут появляется изобретатель В.И. Бекаури[58], который поделился с B. Н. Ипатьевым своей идеей торпеды, движущейся по спирали. Это изобретение Бекаури настолько понравилось Ипатьеву, что вместе с профессорами В.И. Ковалевским и М.М. Тихвинским они разработали проект организации при ГОНТИ экспериментальной мастерской по новейшим изобретениям (ЭКСМАНИ). Мастерская была создана для консультаций изобретателей, конструирования и изготовления моделей новых образцов техники, создаваемых на основе заявок на изобретения. Заведующим мастерской был назначен В.И. Бекаури. Общее руководство мастерской осуществлял Ученый совет научно-технического отдела (НТО) ВСНХ РСФСР, возглавляемый профессором В.И. Ковалевским. В состав совета входили академик В.Н. Ипатьев, профессора В.Ф. Миткевич, М.М. Тихвинский, В.С. Игнатовский и железнодорожный техник по образованию В.И. Бекаури.

Бекаури был активным изобретателем, а Ленин, как видно из его правок по Положению о НРЛ, очень интересовался изобретательством и возлагал на него большие надежды. 13 ноября 1920 года В.И. Ленин сделал запрос в отдел изобретений НТО ВСНХ о поступивших, изобретениях и о состоянии их внедрения. В числе прочих сообщенных председателю Совнаркома важных изобретениях была и торпеда В.И. Бекаури «ВС» – «внутренняя спираль». Торпеда должна была сбрасываться на парашюте с самолета недалеко от вражеского корабля, а дальше, двигаясь с помощью механизма «ВС» по спирали, обязательно поразить его в борт. Была в его планах и радиоуправляемая мина (торпеда). Бывший сотрудник Бекаури так писал о нем: «Бекаури был выдающимся изобретателем, в первые годы после революции он несколько раз встречался с Лениным, очень интересовавшимся изобретательством и возлагавшим на него большие надежды».

В.И. Бекаури

Строить новые корабли пока не решались, по причине их дороговизны. Мощный флот был стране пока не по карману, поэтому в стране долго, до тридцатых годов, поддерживали апологетов строительства так называемого «москитного флота». Как и перед Первой мировой войной, главной задачей для Балтийского флота была защита Петрограда от угрозы с моря, что было подтверждено и опытом Гражданской войны и интервенции. Тогда, в 1919 году, англичане не без успеха применили против РККФ новейшее средство – торпедные катера. В.И. Бекаури предложил для борьбы с «Гранд-Флитом» сделать торпедные катера радиоуправляемыми, атакующими вражеские корабли без потерь в личном составе на минно-артиллерийской позиции рядом с Кронштадтом и фортами. Создание катеров поручили А.Н. Туполеву.

Бекаури легко брался за задачи, посильные лишь целой группе научно-исследовательских институтов, получал новые деньги, новые заводы и десятки катеров для опытов, а заказчики от его предложений до определенных пор были в восторге.

13 июля 1921 года Совет труда и обороны (СТО) ВСНХ заслушал доклад Бекаури об организации Технического бюро со штатом 77 человек (50 рабочих и 27 специалистов и служащих) для выполнения работ «по новому военному изобретению», с приложением сметы. Постановлением № 231/276 от 18 июля, подписанным заместителем председателя СТО А.И. Рыковым штат был утвержден, а Малому Совнаркому было предложено выделить на проведение работ 25 млн рублей. 9 августа 1921 года, дополнительно к Постановлению СТО, В.И. Бекаури получает Мандат № 10197 за подписями: председателя СТО – В.И. Ленина, председателя ВСНХ – П.А. Богданова и секретаря СТО – Л.А. Фотиевой на создание Технического бюро и отдельной мастерской. Эта дата и считается днем создания Остехбюро.

Бекаури были предоставлены полномочия на выполнение всех работ по проверке и внедрению его изобретений.

«Обладая громадной энергией и напористостью, Бекаури сумел очень эффективно использовать ленинский мандат и создать крупную, работоспособную научно-исследовательскую организацию. Ему удалось получить два прекрасных корпуса созданной во время войны Центральной электротехнической лаборатории военного ведомства в Петрограде со всеми ее сотрудниками (в это время, в 1921 году, их было 77). В дальнейшем Бекаури привлек к работе в Остехбюро профессора политехнического института Владимира Федоровича Миткевича (впоследствии ставшего академиком). Миткевич рекомендовал Бекаури несколько преподавателей института для работы в Остехбюро, а они стали отбирать наиболее способных студентов, заканчивающих институт. Так компоновался – и довольно быстро – штат Остехбюро.

Отечественных измерительных приборов тогда не существовало, Бекаури удалось получить их в большом количестве из-за границы. Кроме того, благодаря хорошей механической и монтажной мастерской мы сами изготавливали оригинальные измерительные устройства».

Остехбюро подчинили непосредственно НТО ВСНХ. С 1922 г. начались работы по телемеханическому оружию: в сентябре 1922 г. была испытана мина ВУ, управляемая звуковым сигналом, а в апреле 1924 г. на Черном море В.Ф. Миткевичем и Н.Н. Циклинским проведены первые эксперименты по радиоуправлению объектами на расстоянии. В марте 1927 года были закончены испытания радиоуправляемого фугаса БЕМИ (БЕкаури – МИткевич), патент на который руководитель Остехбюро получил совместно В.Ф. Миткевичем еще в 1920 году. После многих доработок и усовершенствований фугас был принят на вооружение в 1929 году.

Созданием таких организаций, как НРЛ и Остехбюро, работами УСКА правительство большевиков старалось с минимальными затратами решать текущие технические задачи, сосредоточив на них в условиях разрухи свои скудные средства.

Управление промышленностью в период Гражданской войны и «военного коммунизма» осуществлялось на основе строжайшей централизации. Эта практика получила наименование главкизма и характеризовалась непосредственным подчинением предприятий главным или центральным управлениям соответствующих отраслей промышленности (главкам и центрам ВСНХ). Для мобилизации всех ресурсов на оборону страны Советское государство поставило под контроль кроме крупной промышленности также и среднюю промышленность страны. Предприятия были лишены хозяйственной самостоятельности, они бесплатно сдавали произведенную продукцию по централизованным нарядам; в таком же порядке по нарядам главков и центров происходило снабжение предприятий сырьем, топливом и др.

«Предприятия получали сырье и нужные машины от вышестоящих хозяйственных органов и сдавали свою продукцию согласно указаниям сверху. О прибыльности и убытках, а следовательно, о себестоимости продукции, тогда не приходилось много рассуждать. Хозрасчета не существовало»[59].

Все радиозаводы были подчинены Совету народного хозяйства, а петроградские предприятия электротехнической отрасли были подчинены Электротехнической секции Совнархоза Северного района.

К эвакуации петроградских военных заводов приступили фактически уже 1 марта 1918 года. Среди них в марте 1918 г. был эвакуирован Электротехнический завод военно-инженерного ведомства. В Москве его разместили на площадях московского телефонного завода «Морзе» (основанного во второй половине 1917 г. Петроградским арматурно-электрическим акционерным обществом[60]), и 16 апреля 1918 года постановлением президиума ВСНХ объединенное предприятие было преобразовано в «Первый государственный электротехнический завод».

Завод РОБТиТ в Петрограде с 1918 перестал выпускать новую продукцию, а его заводская лаборатория с персоналом и наиболее ценным оборудованием была эвакуирована в Москву, где продолжила свою деятельность. Разместилась она на Шаболовке, в помещении завода по изготовлению электромашин, организованного РОБТиТ в 1916 года. 28 июня 1918 г. завод в Петрограде был секвестирован, а его основное оборудование законсервировано. К августу 1918 г. здесь осталось всего восемь рабочих. Проводились только ремонты, в основном армейских радиостанций. 18 января 1919 г. РОБТиТ (правление и завод в Петрограде, лаборатория в Москве) со всем принадлежащим имуществом было национализировано и Постановлением Президиума ВСНХ включено в группу заводов «Объединенные государственные электротехнические предприятия слабого тока» (ОГЭП).

19 марта 1919 г. ВСНХ принимает завершающее национализацию постановление о переходе в ведение Республики предприятий электротехнической промышленности, в том числе предприятий ОГЭП. В мае 1919 года комиссар ОГЭП поручил С.М. Айзенштейну принять на себя общее административное управление этими предприятиями, которые стали именоваться 5-й секцией ОГЭП слабого тока, а позднее «Государственные объединенные радиотелеграфные заводы» (ГОРЗ) или секция «Радио»[61]. Через год, 01.03.1920 г., постановлением Центрального правления «Электротреста» управление слаботочными предприятиями было возложено на секцию «Электросвязь», являющуюся отделом Петроградского Совнархоза. Сначала это были четыре петроградских предприятия: «Сименс и Гальске», «Эриксон», «Гейслер» и Петроградский завод пустотных аппаратов (бывший завод рентгеновских трубок Федорицкого). В августе 1920 года в ее состав были включены московские предприятия «Объединенные заводы радио», завод «Морзе», мастерская по ремонту приборов слабого тока, монтажно-строительная часть, а также нижегородский телефонный завод «Сименс».

Завод «Н.К. Гейслер и К°» революцию и Гражданскую войну пережил также тяжело. Аннулирование военных заказов – частично правительством Керенского и целиком – советским правительством (в начале 1918 г.) – привело к большому сокращению рабочих – по 100 человек ежемесячно. В мае 1918 года хиреющий завод был национализирован. С 1918 по 1920 г. никаких новых технических разработок не было. Отдел судовой сигнализационный закрыли, остальные работали очень слабо. Совершенно прекратилось производство наиболее сложных изделий, как, например, телеграфных станций Уитстона. В 1919 году завод вошел в ОГЭП под именем секции Гейслер. После убийства директора Л.Х. Иозефа заводом руководили главный управляющий Э.Э. Отто, заведующий заводом инженер Г. А. Кук и главный инженер М.А. Мошкович. В дальнейшем во главе завода стояли управляющий М.А. Мошкович и комиссар В. Юдельсон.

В октябре 1921 года произошел пожар на Петроградской телефонной станции, и ее восстановление было поручено заводу «Н.К. Гейслер и К°». На быстрое возрождение станции были брошены все силы, и в январе 1922 г. она заработала. Кроме указанных работ, с 1921 по 1922 г. производились: швейцарские телеграфные коммутаторы нового образца конструкции инженера М.А. Мошковича, телефонные искатели, селекторы с центральными селекторными станциями и другие изделия, кроме судовых. Все последние разработки были новыми для завода – это говорит о том, что, несмотря на тяжелые условия жизни, техническая мысль на предприятии возрождалась. Общее количество всех видов изделий, изготовлявшихся тогда на заводе, доходило до 70.

В начале 1917 года в Нижнем Новгороде вошел в строй действующих новый телефонный завод «Сименс и Гальске». Завод сразу же приступил к выполнению крупного заказа – на военно-полевые и форпостные телефоны, и в апреле того же года была выпущена первая партия аппаратов – 1400 комплектов. На заводе работало около тысячи человек, которые делали до 4000 телефонных аппаратов. Но государственные заказы были вскоре аннулированы, и в 1918-м завод выпускает уже всякую мелочевку: зажигалки, шурупы, гири-разновесы, косы, серпы и прочие форсунки для Госпароходства, и даже пуговицы Швейпрому. Так, хотя и теряя лучшие кадры и оборудование, завод на Арзамасском тракте продержался все годы «разрухи».

Положение Завода пустотных приборов в эпоху военного коммунизма было особенно критическим, так как в условиях все нарастающей хозяйственной разрухи трудно было рассчитывать на чью-либо поддержку такого специфического производства, как электровакуумное[62]. Все же путь сохранения уникального предприятия удалось найти путем присоединения его с 26 декабря 1919 г. к Государственному рентгенологическому и радиологическому институту (организован в сентябре 1918 г.), которому в целях осуществления своих исследований нужна была база для изготовления вакуумных изделий. С согласия Электроотдела ВСНХ завод пустотных аппаратов поступил в ведение этого института. На должность председателя правления предприятия ВСНХ утвердил профессора М.М. Богословского. Постепенно производство стало возрождаться, и ежемесячный выпуск вырос до 60–80 рентгеновских трубок при производственной программе 100 штук.

В 1920 г. специалисты и наиболее прагматичные руководители Электротреста уже начинали задумываться о перспективах развития электрослаботочной отрасли в условиях мирного времени. Перспективы же эти были невозможны без организации массового выпуска вакуумных изделий в рамках промышленного объединения. К началу 1920-х гг. разработкой радиоламп в стране занимались помимо М.А. Бонч-Бруевича В.И. Волынкин на бывш. Радиотелеграфном заводе Морского ведомства, А.А. Чернышев в Политехническом институте в Петрограде, Н.Д. Папалекси и Л.И. Мандельштам в Одессе. Под их руководством выпускались небольшие партии приборов, но единого подхода к конструированию и технологии изготовления ламп, так же как попыток организации крупномасштабного выпуска приборов, не было. НРЛ выпускала ежемесячно от нескольких десятков до двухтрех сотен ламп приемно-усилительного и генераторного типов, но, подчиняясь НКПиТ, она все же была учреждением ведомственным и в известной степени изолированным от радиопромышленности.

М.В. Шулейкин

В рамках плана ГОЭЛРО 5 октября 1921 года по решению правительства, еще РСФСР, был создан Государственный экспериментальный электротехнический институт (ГЭЭИ), переименованный в 1927 г. во Всесоюзный электротехнический институт (ВЭИ). Первый директор института, виднейший электротехник К.А. Круг, привлек к сотрудничеству крупных ученых того времени. Так, радиоотделом с 1923 по 1928 г. руководил академик М.В. Шулейкин. В 1925 г. сотрудник этого отдела С.Н. Какурин, разрабатывая проблемы телевидения, предложил осуществить модуляцию радиопередатчика с помощью фотоэлемента, созданного физиком Л.А. Тумерманом (1898–1986).

Летом 1921 г. был ликвидирован последний из фронтов гражданской войны – врангелевский. Одной из ближайших очередных задач наступившего мирного периода являлся пересмотр организационных форм, в которые была уложена к этому времени военная промышленность. При этом, как мы видим, управление несколькими полуживыми радиотехническими заводами и лабораториями было распределено между ВСНХ, НТО СТО, ГВИУ РККА и НКПиТ.

Пока шла война, одной из главных задач ВСНХ было сохранение или, по крайней мере, не полное уничтожение предприятий, теперь – их развитие. Переход от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП) означал ликвидацию системы «главкизма» и перестройку управления советской промышленностью на принципах хозяйственного расчета. В период 1923–1927 гг. ведущей хозяйственной организацией становится хозрасчетный промышленный трест. ВСНХ устанавливает трестам план, проверяет его выполнение, регулирует рост и движение основных фондов.

Правление секции «Электросвязь» 01.09.1920 г. было переведено из Петрограда в Москву, а для улучшения управления петроградскими заводами постановлением ВСНХ от 17.11.1921 г. было создано Северо-Западное областное промышленное бюро. В его составе был организован Телефонно-телеграфный трест из все тех же петроградских заводов, и какое-то время в Москве и Петрограде существовали два треста заводов слабых токов.

Финансовое положение треста в начале 1922 г. из-за недостатка заказов (только на телефонно-телеграфную аппаратуру и железнодорожное оборудование), низкой производительности труда и перебоев со снабжением было очень тяжелым.

С 11 мая 1922 г. председателем правления треста стал И.П. Жуков, который в этой должности проработал более пяти лет и внес большой вклад в организацию деятельности объединения. На заседании Президиума ВСНХ (протокол № 311/261 от 23 мая 1922 года) было признано целесообразным слияние двух трестов: к четырем заводам петроградского треста добавлялись законсервированный Радиоаппаратный завод (здесь же), пять предприятий в Москве и одно – в Нижнем Новгороде. Приказом от 7 июня 1922 года № 216 по Высшему совету народного хозяйства был утвержден Устав Государственного объединения Петроградских и Московских заводов слабого тока под именованием «Всероссийский трест слабого тока». В Уставе было перечислено 11 заводов Москвы, Петрограда, Нижнего Новгорода, монтажно-строительная часть, а также два строительства радиообъектов: на Шаболовке в Москве и Детском Селе под Петроградом. Позднее на заседании Президиума ВСНХ (протокол № 304/254 от 4 сентября 1922 года) было принято решение о переименовании Всероссийского треста слабого тока в электротехнический трест слабого тока «Электросвязь». Созданием ЭТЗСТ[63] закончился период развития отечественной промышленности средств связи, когда вместо единой государственной промышленной системы возникали и действовали разрозненные местные научно исследовательские и производственные учреждения, удовлетворявшие отдельные ведомственные потребности и запросы.

19 мая 1922 г. правление треста рассмотрело вопрос о распределении между предприятиями производственной программы треста. Согласно принятому решению производство радиоимущества было возложено на московские Радиомашинный и Радиоаппаратный заводы (ЦГА СПб. Ф. 1324, оп. 4, д. 4, л. 27). Одновременно в число предприятий, специализирующихся на радиопроизводстве, начинает выдвигаться и Петроградский телеграфный завод (бывш. Сименса).

13 июня 1922 г. был заключен первый договор между трестом и УСКА на изготовление 20 полевых радиостанций, что в тех условиях было настоящим прорывом (ЦГА СПб. Ф. 2086, оп. 4, д. 3, л. 5). Главная роль в выполнении этого заказа была поручена Петроградскому телеграфному заводу.

В своем докладе в Правление 28 июля 1922 г. директор завода отмечает, что получение этого заказа существенно оживило состояние дел на предприятии, открылись законсервированные ранее мастерские и цеха. В целях скорейшего выполнения заказа было принято решение придерживаться существовавшей схемы приборов, по которым они выпускались еще в годы Первой мировой войны (ЦГА СПб. Ф. 1324, оп. 4, д. 4, л. 36).

Директор ЭТЗСТ по радио В.П. Вологдин

Выполнение заказа потребовало активизации работы и повышения статуса радиотелеграфной лаборатории на Телеграфном заводе, заведующим которой был инженер Л.Б. Слепян. Производственным совещанием заведующих производством заводов треста 12 июня 1922 г. принимается решение о том, что лаборатория остается в административно-хозяйственном подчинении завода, а техническое руководство переходит к радиоотделу треста[64]. Это решение в скором времени было закреплено постановлением Правления ЭТЗСТ. Лаборатория на Телеграфном заводе наряду с Московской лабораторией на некоторое время становится основной исследовательской базой радиопромышленности.

Директором Треста по радио был назначен В.П. Вологдин.

Назначение Вологдина (а позднее и перевод Шорина) было удачным со всех точек зрения кадровым ходом. В НРЛ разгорелся нешуточный конфликт, разделивший ее коллектив на два непримиримых лагеря, расхождение точек зрения между основными группами радиоспециалистов. Это приглашение Вологдина должно было погасить конфликт в НРЛ, начавшийся на почве технических разногласий между сторонниками машинных и ламповых генераторов. Истинные причины конфликта, правда, выходили далеко за рамки «войны между машиной и лампой», и скорее относились к области идейной оценки назначения радио как нового элемента культуры и прогресса человеческого общества. Стоявшие во главе НКПиТ В.С. Довгалевский и А.М. Николаев, получившие лично от В.И. Ленина указания, выполнять которые они считали для себя обязательным, видели задачи НРЛ несколько по-иному, чем в Тресте. Они считали (скорее, справедливо), что развитие массового производства не является первоочередной задачей НРЛ, а заключается в налаживании выпуска оригинальной, еще неизвестной за рубежом аппаратуры. Деятельность же Треста, в условиях хозрасчета и самофинансирования загружавшего промышленность производством продаваемых, хотя и заимствованных образцов, резко расходились с этими установками. Тяжелая болезнь В. И. Ленина полностью исключила возможность обратиться к нему за помощью и за разъяснениями, и в этой обстановке началась борьба за то, кого называть главным исполнителем его указаний по части радио.

Начальник Главэлектро В.В. Куйбышев

В разгар конфликта начальник Главэлектро ВСНХ В.В. Куйбышев в 1922 году пригласил к себе профессора В.П. Вологдина и предложил ему перейти в ЭТЗСТ, чтобы возглавить радиопромышленность, сказав при этом: «Тресту надо помочь… Помогите нам наладить и развить молодую советскую радиопромышленность». Это указание ориентировало В.П. Вологдина на активную работу в Тресте, за которую он немедленно и принялся, совмещая первое время с работой в НРЛ, хотя уже, пожалуй, и не видел реальной перспективы создания там новой, начатой проектированием высокочастотной машины в 250 кВт.

В феврале 1923 г. на заседании Президиума Севзаппромбюро с отчетным докладом выступил И.П. Жуков. Президиум признал работу Правления треста удовлетворительной и рекомендовал руководству треста ликвидировать мелкие предприятия, сосредоточив их оборудование и работников на крупных и наиболее оборудованных. Реализуя эти рекомендации, Правление ЭТЗСТ в течение 1923 г. провело большую работу по оптимизации структуры треста. Центр тяжести был перенесен в Ленинград. В результате этой работы к началу 1923/1924 хозяйственного года в составе ЭТЗСТ остались 4 предприятия в Ленинграде, Телеграфный и Радиомашинный заводы в Москве, Телефонный завод в Нижнем Новгороде. В октябре 1923 г. было положено начало созданию научно исследовательской базы: из Москвы в Петроград переводится Радиолаборатория треста, которая получает наименование – Центральная радиолаборатория (ЦРЛ). С ее переводом в значительной мере потерял свое значение московский Радиомашинный завод, который был приведен в состояние консервации, а затем передан Комитету по делам изобретений при ВСНХ.

Что касается мер по пресечению конфликта, то при рассмотрении дальнейших поисковых работ НРЛ Коллегия Наркомпочтеля 16 августа 1923 г. решила, что нужно передать все задания по разработке высокочастотных машин и телеграфии учреждениям ЭТЗСТ. Незамедлительно, в тот же день начальник ЭТУ НКПиТ Лиховидов выпустил распоряжение директору НРЛ, предписывавшее считать В.П. Вологдина и А.Ф. Шорина выбывшими из числа сотрудников НРЛ с 17 августа, их лаборатории закрыть, а работавших там сотрудников уволить в порядке сокращения штата. Значительная часть их сотрудников решила перейти на работу в различные учреждения Треста, а на освободившиеся места были привлечены сотрудники со стороны – сторонники ламповой радиотехники.

Обязанности руководителя НРЛ А.М. Николаев был вынужден взять на себя. Сложность ситуации была в том, что в производственной программе ликвидированных лабораторий НРЛ были три конкретные разработки с поставками до октября 1923 года машинных генераторов для строящихся радиостанций Радиоотдела НКПиТ. Трест принять их на себя был не в состоянии. Начальник Радиоотдела Павлов представил 21 августа в ЭТУ доклад, в котором, в частности говорилось:

«Постановлением Коллегии проф. Вологдин уволен из Ведомства, но этим постановлением, конечно, не имелось в виду нарушить нормальный ход строительной кампании.

Мне совершенно неизвестно, чем вызвана та поспешность и форма ликвидации лаборатории проф. Вологдина, которая проведена администрацией Радиолаборатории. Директор Радиолаборатории достаточно развитой человек, чтобы понять, что нельзя играть работами, на которые Республика потратила крупные денежные средства, и, по моему мнению, должен был разобраться в содержании полученного предписания, прежде чем создавать условия, при которых эти работы должны быть прекращены.

<…> Последние события в Нижегородской радиолаборатории заставляют меня остановиться на вопросе о ненормальном положении дела с производством радиотелеграфных приборов. В этом деле у нас определенно установилась нездоровая политика, направленная против интересов Республики. Среди производственников радиотелеграфа образовались группировки, преследующие каждая свои цели. Наиболее крупными группировками можно считать группы Треста слабых токов, Нижегородской лаборатории и частного предприятия «Первое радиобюро».

Взаимоотношения между этими группировками носят характер таковых между частными предприятиями в капиталистическом обществе и проявляют те же тенденции устранить конкурента и стать монополистом. <…>

Наркомпочтель, обладая крупным изыскательским предприятием в лице Нижегородской лаборатории, ничего не сделал для оздоровления Треста, в то время как изыскательская часть до сих пор являлась одной из наиболее слабых сторон его.

Наоборот, я постоянно наблюдаю стремление Радиолаборатории обособиться от Треста, и не так давно – весной текущего года – мне пришлось давать объяснения по поводу сдачи заказа на усилительные лампочки, на который претендовала Лаборатория. Не говоря уже о каком-либо контакте Лаборатории с Трестом, наоборот, в некоторых вопросах чувствуется известная враждебность Лаборатории к Тресту, как к какому-то опасному конкуренту. <…>

<…>Наркомпочтель должен теперь же предпринять шаги к тому, чтобы обеспечить в Тресте продолжение лабораторных изысканий Вологдина и Шорина, что может выразиться в определенном соглашении Наркомпочтеля с Трестом о предоставлении последнему необходимого лабораторного инструментария.

<…> Кампанию, ведущуюся в Радиолаборатории против Треста слабых токов, необходимо пресечь совершенно, как явление вредное.

Настоящий рапорт прошу представить замнаркому т. Любовичу и члену Коллегии тов. Николаеву».

Вологдин, как уже указывалось выше, был назначен директором Треста по радио и 12 сентября 1923 г. переехал с семьей в Петроград. А.Ф. Шорин вначале занял пост заместителя директора треста по радио, а с 1926 по 1928-й г. уже сам стал директором по радио.

Позднее в своей автобиографии «Путь ученого» В.П. Вологдин писал:

«Необходимость создания независимой советской государственной радиопромышленности хорошо понимали руководители партии и правительства. С этой целью был основан Трест заводов слабого тока. На первых порах Трест не имел успеха. Объяснялось это отчасти тем, что во главе радиодела стоял М.В. Шулейкин – ученый, далекий от производства, отчасти и тем, что среди заводских специалистов почти не было людей, умевшихработать самостоятельно. Здесь сказывалось влияние иностранных фирм, не требовавших в прежнее время самостоятельности от русских инженеров и не заинтересованных в их инициативе, – эта инициатива могла обернуться против иностранцев»[65].

Пока шли суд да дело, комплектовать электровакуумными приборами радиостанции, заказанные УСКА, было поручено Петроградскому заводу пустотных аппаратов[66]. Здесь еще в октябре 1920 г. группа специалистов во главе с М.М. Богословским приступила к подготовительным работам по выпуску усилительных радиоламп, аналогичных французским образцам типа 8, более современных, чем изготовлявшиеся заводом в годы Первой мировой войны. Пять первых ламп, изготовленных в конце 1920 – начале 1921 г. были предоставлены секции «Радио» ОГЭП и получили с ее стороны полное одобрение. Однако было очевидно, что развертывание производства радиоламп в требуемых количествах на старом месте невозможно. На заседании 30 апреля 1922 г. Правление треста окончательно приходит к необходимости переноса завода в соответствии с предложением М.М. Богословского, сделанного еще 12 января 1922 г., на бывшее предприятие «Радиорусс-Русаген» – Радиоаппаратный завод на Лопухинской улице. В результате Завод пустотных аппаратов на особых условиях вошел в состав Электротреста, а с профессором М.М. Богословским был заключен договор, определивший условия, при которых последний обязался организовать массовый выпуск электровакуумных изделий на новом заводе, и он был назначен его управляющим. Завод пустотных аппаратов был ликвидирован, а его персонал и оборудование были переведены на новое предприятие.

Дата 1 августа 1922 года стала исходной в истории Петроградского электровакуумного завода ЭТЗСТ – первого отечественного предприятия в совершенно новой отрасли – радиоэлектронике. Главным инженером завода стал молодой специалист, будущий академик Сергей Аркадьевич Векшинский. Уже до конца 1922 г. производственная программа завода составила 3000 усилительных ламп и сорок рентгеновских трубок.

В.П. Вологдин вошел в правление Треста, где предстояла длительная работа по восстановлению работоспособности учреждений Треста и повышению технической оснащенности его заводов. Чтобы сделать в условиях хозрасчета заводы рентабельными, необходимо было прежде всего обеспечить их заказами и повысить расценки продукции, а потенциальных заказчиков в 1922–1923 гг. было всего три: Наркомпочтель со своей НРЛ, Военное ведомство тоже со своим заводом и отчасти железнодорожный транспорт.

Несмотря на приверженность В.П. Вологдина к машинным генераторам к его заслугам в ГЭТЗСТ относится в первую очередь забота о расширении возможностей электровакуумной промышленности. В апреле 1923 года председатель правления Треста И.П. Жуков и члены правления В.П. Вологдин и М.А. Мошкович выехали в заграничную командировку с целью налаживания контактов с иностранными фирмами и получения от них необходимой технической документации. В Германии и Англии они получили отказ, а во Франции – согласие. Французская Генеральная электрическая компания (Compagnie generale de L’Electricite) согласилась передать советским заводам чертежи своих приборов массового выпуска, технологию их производства и даже некоторые изделия и материалы в надежде получать дальнейшие, более выгодные заказы.

Договор о технической помощи, заключенный 31 июля 1923 г. ЭТЗСТ с французской «Генеральной компанией телеграфии без проводов», имел определяющее значение для развития Электровакуумного завода. Благодаря ему предприятие получило в свое распоряжение образцы современных электровакуумных изделий и их чертежи, а главное – технологию их производства. Французские специалисты оказали помощь в установке и наладке импортного оборудования. Опыт французской фирмы дал возможность в сжатые сроки перевести производство на современный промышленный уровень. Вот что писал летом 1923 г. руководитель организации РКП(б) завода: «…хотя и оборудование завода частично не окончено, все время идет производственная работа: приготовляются усилительные лампочки для приемников радиотелеграфа и радиотелефона, безвоздушные громоотводы и ремонтируются рентгеновские трубки. Ввиду развития радиотехники и вообще замечательного стремления к замене проводной телефонии и телеграфии беспроводной наш завод приобретает особо важное значение, так как завода однородного производства в России нет».

Номенклатура выпускавшихся Электровакуумным заводом изделий с каждым годом наращивалась, и в 1923 г. было налажено производство генераторных ламп. В ноябре 1927 г. предприятие выпустило миллионную радиолампу.

С момента организации Треста возникла острая необходимость иметь в его составе мощную научно-исследовательскую радиолабораторию. В октябре 1923 года на заседании правления Треста В.П. Вологдин сделал доклад о необходимости концентрации в Петрограде инженерных кадров, разбросанных по отдельным радиолабораториям в Москве, Казани, Нижнем Новгороде и Одессе. После ряда предварительных мероприятий Правление ГЭТЗСТ на своем заседании 11 ноября 1923 года выносит решение организовать радиоотдел Треста с подотделами: лабораторией, проектным, монтажным и конструкторским. Для быстрого развертывания работ из Москвы, в родное здание на Лопухинской улице была возвращена заводская лаборатория бывшего РОБТиТ, которой присваивается наименование «Центральная радиолаборатория» (ЦРЛ). Позднее сюда были переведены высококвалифицированные специалисты из других городов.

В ноябре 1923 года в Петроград с чертежами приехали французские консультанты фирмы «Генеральная компания телеграфии без проводов», и ЦРЛ было поручено приспособить проекты 1-, 2- и 4-киловаттных передатчиков французской компании к нашим условиям, то есть перевести их на наши генераторные лампы (500 и 1000 Вт). Переработанные чертежи станций МД-100, МД-200, МД-400 были переданы заводу имени Казицкого для серийного изготовления. В 1924 году лаборатория выполнила подготовительную работу к производству французского громкоговорящего лампового приемника типа «Радиолина», состоящего из усилителя высокой частоты, детектора, усилителя низкой частоты и электромагнитного громкоговорителя, и приступила к разработке и изготовлению радиостанций:

телефонные станции мощностью 1 кВт для НКПС – 3 шт.,

телефонные станции мощностью 2…3 кВт – 5 шт.,

вьючные радиостанции для Персии – 4 шт.,

пехотные радиостанции для УСКА – 10 шт.,

артиллерийские радиостанции – 9 шт.,

крепостные радиостанции – 5 шт.

Поначалу руководство и Электровакуумного завода, и ЦРЛ находилось в руках общего директора В.М. Кармашева; бухгалтерия и все хозяйство тоже были общими. Но с расширением деятельности обоих предприятий это стало затруднять их работу, поэтому 26 августа 1924 года правление ГЭТЗСТ решило сделать оба предприятия полностью самостоятельными. Приказом по Тресту за № 1/66 от 2 сентября 1924 года первым директором ЦРЛ был назначен инженер Владимир Александрович Павлов, в сентябре же правление утвердило «Положение о ЦРЛ». В октябре 1925 года В.А. Павлов был от должности директора ЦРЛ освобожден.

Постепенно ЦРЛ формировалась в многопрофильное учреждение для выполнения научно-технических разработок в области радиотехники, электровакуумной техники, ВЧ промышленной технологии, инфракрасной техники, гидроакустики, электроакустики, телевидения, измерительной техники.

Руководство Треста рассматривало продукцию советской радиопромышленности как товар, которому необходимо обеспечить выгодный сбыт, и искало для него покупателей. Между тем частного потребителя еще не было, и потребителями подобного товара в те годы могли быть только государственные учреждения – НКПиТ, железнодорожный транспорт и некоторые учреждения тяжелой промышленности. Советская военная радиотехника, руководствуясь своими специфическими нуждами, еще только начинала развиваться.

Увеличить сбыт обещало развитие в СССР радиолюбительского движения, которое стихийно началось со слушания вступившей в строй широковещательной станции имени Коминтерна и Сокольнической радиостанции, вещавшей в опытном режиме. Первоначально под радиолюбительством так и понималась возможность слушания первых в стране широковещательных станций, но с развитием радиовещания в СССР появились предпосылки для развития любительской радиосвязи. Профессор И.Г. Фрейман выступил 9 октября 1921 года на VIII Всероссийском электротехническом съезде с докладом «Любительская радиостанция как средство распространения электротехнических знаний среди широких кругов населения». В решении съезда было записано: «Признать желательным допустить устройство любительских радиостанций».

В 1921 г. старейший русский радиолюбитель Ф.А. Лбов сделал свой первый детекторный радиоприемник. Но принимать на него можно было в основном грозовые разряды. Когда однажды майским вечером 1921 г. Ф.А. Лбов услышал в телефоне своего радиоприемника музыку, его изумлению не было границ. Оказалось, что Нижегородская радиолаборатория дает опытную радиотелефонную передачу. С этого момента у Лбова началось настоящее радиолюбительство, появилось желание постройки усилителя, начались поиски литературы и деталей.

В 1922 году появляются радиолюбительские кружки в ряде населенных пунктов страны, а 4 июля 1923 года в СССР принимается декрет «О радиостанциях специального назначения». Это было первое постановление, которое узаконило сооружение в Советском Союзе (и в России), в том числе, любительских радиостанций, но только 28 июля 1924 года в СССР было принято постановление «О частных приемных радиостанциях», которое разрешало гражданам СССР пользоваться индивидуальными радиоприемниками.

Примерно в то же время было организовано Бюро содействия радиолюбительству и создано Общество радиолюбителей РСФСР. Сразу после своего создания эти две организации стали учредителями первого в СССР радиолюбительского журнала «Радиолюбитель», который издавался до 1930 года. В конце 1924 года Общество радиолюбителей РСФСР было переименовано в Общество друзей радио РСФСР (ОДР РСФСР). В том же году создаются общества радиолюбителей в Тифлисе (сейчас Тбилиси), Орле, Казани, Киеве, Самаре и в других городах. 15 сентября 1925 года вышел первый номер журнала «Радио Всем»[67].

Радиолюбительство позволяло совместить широкое вовлечение масс, что было вполне в духе времени, начать подготовку кадров для будущих гражданских и военных радиостанций. Председатель акционерного общества «Радиопередача», член ЦИК Союза ССР, А.В. Шотман в начале 1925 года сделал в президиуме ЦИК СССР на заседании Междуведомственной радиокомиссии доклад о радиоустановках, в котором отметил:

«…стихийный рост радиолюбительства в нашей стране и необходимость направления в организованное русло этого нового общественного явления. За границей, в частности в Америке, радиопромышленность за три года выросла до невероятных размеров. Наша же радиопромышленность находится в зачаточном состоянии и в самой незначительной степени может удовлетворить грандиозный спрос. Только влив средства в нашу радиопромышленность, мы сможем двинуть радиолюбительство вперед».

Межведомственная радиокомиссия признала развитие радиовещания делом первостепенной важности, и Шотману было поручено созвать совещание с участием заинтересованных ведомств для разработки законодательных предположений, связанных с развитием радиодела[68].

17 и 18 февраля 1925 года состоялась 1 Московская губернская конференция старост рабочих радиолюбительских кружков, которая констатировала катастрофическое положение радиопромышленности в лице Треста Слабых Токов и других радиозаводов, оказавшихся совершенно бессильными в деле снабжения радиорынка необходимыми приборами и частями.

«Полагая, что такое положение создалось благодаря полному отрыву радиопромышленности от профсоюзных радиоорганизаций, конференция приветствует создание Акционерного общества «Радиопередача» и просит правление этого Общества принять меры к тому, чтобы заставить радиопромышленность считаться с действительными потребностями рабочего радиолюбительства.

Акционерное общество «Радиопередача» возглавил А.В. Шотман. На конференции он выступил как выразитель коммерческого подхода к пониманию очередных задач радиостроительства»[69].

К 1924—25 годам промышленность медленно выходит из застоя. В 1923 году завод имени Казицкого[70] организовал производство ламповых радиоприемников. В течение четырех лет было выпущено свыше 400 передатчиков разных мощностей и типов для Москвы, Ленинграда, Баку, Тифлиса, Харькова. Широкой известностью пользовались у радиолюбителей такие изделия завода, как радиоприемники «БЛ», «БШ», выпрямители ДВ. Завод выпускал также приемники «БЧН», коротковолновые приемники «ПКЛ-2», усилители «УН-2», «УМ-4», «УПС». В сентябре 1924 года в Москве для нужд населения начался выпуск радиоприемника «ЛДВ» (Любительский, Детекторный, Вещательный). В дальнейшем, этим же заводом были выпущены модификации этого приемника – «ЛДВ-2», «ЛДВ-3», «ЛДВ-4», «ЛДВ-5», «ЛДВ-7».

В состав ЭТЗСТ был включен и московский телеграфно-телефонный завод «Морзе». В августе 1922 г. завод переименовывается (тогда же переименовываются и другие заводы треста) в московский электромеханический завод «Мосэлектрик». Новое предприятие в основном предназначалось для выпуска средств связи для армии, но особо велика была его роль в деле радиофикации городов и деревень. В 20-е годы здесь было налажено производство детекторных приемников П-2 и П-3, а в 1927 году был начат массовый выпуск приемников РПЛ-1 и двухламповых РПЛ-2. В 1930 году коллектив завода освоил выпуск более сложного экранизированного четырехлампового сетевого радиоприемника «ЭЧС-2», считавшегося в то время настоящим чудом технической мысли. В 1935 году на заводе было развернуто производство первого в стране недорогого массового сетевого индивидуального приемника «СИ-235», ставшего своеобразной вехой на пути создания бытовой отечественной радиоаппаратуры.

Нижегородский телефонный завод получил достаточную загрузку только в 1924 году, после обращения секретаря Нижегородского губкома ВКП(б) А.А. Жданова лично к И.В. Сталину на заводе развернули работу по подготовке серийного производства детекторных приемников и телефонных аппаратов. С этого момента завод планомерно начал увеличивать номенклатуру и объемы выпускаемой продукции, а на исходе 20-х годов завод начал изготавливать радиоаппаратуру.

Помимо государственных заводов выпуск радиопродукции вели также артели и кооперативы, особенно продукцию широкого потребления и радиокомпоненты, а также радиозаводы местной промышленности. Впоследствии многие из них были переведены в ведение НКТП или НКОП. Так, московская артель «Мосрадио» была создана в 1927 году и имела название московская артель «Химрадио», выпускала детекторные приемники и радиокомпоненты; московский завод «Профрадио» был создан в 1927 году как радиомастерская, с 1930 года стал Московским радиозаводом № 2, а с 1941 года – заводом № 695 НКЭП (впоследствии МНИИРС). Созданный в 1927 году завод «Укррадиограмто» в 1932 году был переименован в «Харьковский радиозавод», а в 1936 году переведен в систему НКОП, в 1939 году – в систему НКАП (Наркомата авиационной промышленности) и получил официальное название «Государственный завод № 193».

Воронежский завод «Электросигнал» был основан в 1931 году под названием «Красный сигналист», с 1933 года в НКТП, затем завод № 728 – Государственный Союзный Завод № 728 Наркомата электропромышленности.

Радиолюбительство в США, которое Шотман ставил в пример, начало развиваться еще до Первой мировой войны, и быстро доказало свое право на существование. Когда в марте 1913 года мощная буря разрушила силовые, телеграфные и телефонные линии на американском Среднем Западе, только любительские радиостанции благодаря своему батарейному питанию поддерживали обычный и аварийный радиообмен до восстановления работы пострадавших служб. После начала Первой мировой войны в 1914 году практически во всем мире работа неправительственных, в том числе любительских, радиостанций была запрещена. Большинство американских радиолюбителей были призваны в армию, как высококвалифицированные радиоспециалисты, а после окончания войны в их руки попали распродаваемые за ненадобностью военные радиостанции.

Радиолюбителям США был предоставлен совершенно свободный прием, и была разрешена мощность частых передатчиков до 1 кВт. В 1921 г.

профессор У. Кэди изобрел кварцевый резонатор, показав возможности его использования для стабилизации частоты лампового генератора и частотно избирательного элемента, а в 1923 г. Г. Пирс (США) предложил новую схему кварцевого генератора. И первыми кварцевую стабилизацию частоты в США стали применять вновь радиолюбители, и только затем ее использовали в радиовещании. Искровые передатчики и детекторные приемники стремительно вытеснялись ламповыми радиостанциями незатухающих колебаний с регенеративной схемой Эдвина Армстронга, изобретенной в 1912 году. В 1918 году им же была создана супергетеродинная схема, а в 1922 году – суперрегенеративная схема.

С целью изучения возможности проведения трансатлантических радиосвязей в конце 1921 года американец Пол Годли отправился в Шотландию с радиоприемным оборудованием современного для тех лет уровня для приема радиолюбительских сигналов из Соединенных Штатов. В полночь 7 декабря сквозь атмосферные помехи он услышал работу американского радиолюбителя из-за океана, а в следующие часы и дни он смог услышать сигналы более 30 радиолюбителей из США.

Народный комиссар почт и телеграфов И.Н. Смирнов

В.К. Лебединский составил весьма сжатый, но глубокий обзор состояния мировой техники применения коротких волн на конец 1924 г. и поместил его в «ТиТбП»[71]. Он обратил внимание на ряд сообщений, из которых следовало, что радиолюбители за рубежом с примитивными маломощными самодельными передатчиками получили рекордную дальность связи на коротких волнах диапазона от 15 до 200 м: «Неожиданное преимущество коротких волн для радиопередачи было открыто на почве любительских опытов».

В Москве состоялось расширенное заседание Коллегии НКПиТ под председательством наркома И.Н. Смирнова, посвященное коротким волнам. Новое направление сулило значительное сокращение расходов на радиостроительство и на эксплуатацию радиосвязи. Но были у него и противники. Внедрение коротких волн требовало коренного пересмотра планов радиостроительства. И в НКПиТ было немало авторитетных сторонников длинноволновой дальней радиосвязи, и в Тресте не было особого желания прекращать налаженную технологию производства и пересматривать его программу.

Ответственные сотрудники НРЛ даже после ухода Вологдина и Шорина, все равно никак не могли успокоиться, и теперь они обрушились с критикой на директора треста И.П. Жукова и В.П. Вологдина за контракт с французами. Вновь пришлось вмешиваться руководству ВСНХ и Наркомпочтеля и создавать новую комиссию (В.П. Вологдин, И.Г. Фрейман и А.М. Шателен), которая подтвердила правильность заключенного контракта. В последовавшем 14 апреля 1924 г. Постановлении Президиума ВСНХ линия поведения Треста была признана правильной.

Однако и это не остановило инициаторов кампании. Теперь для ее поддержки был использован П.А. Остряков, написавший по поводу контракта заметку в «Рабочую газету». Выступил и сам М.А. Бонч-Бруевич опубликовавший в № 23 журнала «ТиТбп» статью, в которой написал что «закабаление нашей радиопромышленности иностранцами становится понемногу свершившимся фактом».

После письма Острякова в конце марта 1924 г. «Рабочая газета» выступила с фельетоном «Радиовредители, радиопростаки, или Как покупают кота в мешке» (1924, 29 марта, № 71) Л.С. Сосновского. Этот фельетон, а особенно личность его автора, к которой мы еще вернемся, кое-что проясняют во всей этой истории.

В.П. Вологдин обратился за защитой в правительство, где эти раздоры начали руководителям надоедать. За публикацию статьи главный редактор журнала В.К. Лебединский получил выговор от наркома И.Н. Смирнова в приказе от 29 марта 1924 г. за то, что «в одной из статей допущены тенденциозные и не отвечающие действительности заключения, выходящие из рамок научно-технической компетенции Лаборатории», и в конечном счете был вынужден уехать из Нижнего Новгорода. П.А. Острякову предложено было перейти на другую работу. Прошло еще некоторое время, и А.М. Николаев, организатор и постоянный опекун НРЛ, получив новое ответственное поручение, тоже покинул Наркомпочтель.

Была назначена авторитетная комиссия в составе председателя В.В. Куйбышева (в то время Председателя ЦКК) и членов Ф.Э. Дзержинского (в то время Председателя ВСНХ СССР) и И.Н. Смирнова (Наркомпочтель). На основании обследования радиозаводов и лабораторий ЭТЗСТ, выполненного профессором Ф. В. Ленгником (членом коллегии ЦКК), комиссия полностью одобрила проявленную В.П. Вологдиным инициативу привлечения иностранной помощи.

Ф.Э. Дзержинский и С.М. Киров

Разбирательства шли долго[72] и привели к организационным решениям. Для исключения явного параллелизма между деятельностью НКПиТ (в деле самоснабжения его аппаратурой) и ВСНХ (стремившегося централизовать производство) возник проект передачи НРЛ целиком в ведение Научнотехнического отдела (НТО) ВСНХ, который член Коллегии М.Я. Лапиров-Скобло, согласовал с начальником Главэлектро А.3. Гольцманом. В докладной записке руководителя НТО ВСНХ академика В.Н. Ипатьева, направленной с письмом от 28 марта 1925 г. председателю Президиума ВСНХ Ф.Э. Дзержинскому, это мотивировалось следующим образом:

«…главная и основная работа ее [Нижегородской радиолаборатории] протекала в вопросах не эксплуатации, а электропромышленности, как, например, несомненно, крупные достижения по разработке типов катодных ламп и их производства, по разработке новых схем и их дополнению. Эти работы неразрывным образом связаны с целым рядом работ, которые ведутся в недрах НТО: в Государственном экспериментальном электротехническом ин[ститу]те в Москве, в Ленинградской электротехнической лаборатории, Физико-техническом ин[ститу]те, возглавляемом академиком

А.Ф. Иоффе».

Итоги работы комиссии Куйбышева, Дзержинского и Смирнова тоже были напечатаны в газете «Известия»[73]:

«1. Договор о технической помощи, заключенный Трестом заводов слабого тока с французской компанией радиотелеграфии, оказался безусловно выгодным для советской радиопромышленности. С помощью этого договора Трест установил массовое производство радиоизделий в течение наиболее короткого срока и при минимальных затратах.

2. Заключенный договор предоставил в распоряжение Треста ряд технических материалов (чертежи, модели, технические указания, инструкции и т. п.), с помощью которых оказалось возможным расширить и углубить лабораторную работу самого Треста не только в области усовершенствования полученных от Генеральной компании конструкций, но также и в области разработки самостоятельных новых типов.

3. <…> Трест оказался в состоянии развить производство радиоизделий благодаря договору настолько, что выпуск радиоизделий в 1925 г. по сравнению с 1923 г. увеличился свыше чем в 10 раз. Трест использует в максимальной мере советские радиотехнические силы, привлекая их к работам на своих заводах и в своих лабораториях.

<…> Вместе с тем комиссия признала, что для того, чтобы Нижегородская радиолаборатория могла принести максимальную пользу советской радиопромышленности, необходимо подчинить ее общему руководству Научно-технического отдела ВСНХ, как наиболее близкому к промышленности научному учреждению, изъяв эту Лабораторию соответственно из НКПиТ. <…>

Учитывая целесообразность объединения руководства всей радиопромышленностью, комиссия признала, что все радиопроизводство должно быть сосредоточено в одних руках, а именно – в ВСНХ. Нормальное разграничение деятельности между ВСНХ и НКПиТ в области радиотехники должно заключаться в том, что ВСНХ будет руководить всем радиопроизводством, а НКПиТ сосредоточит в своих руках всю деятельность по эксплуатации радиосооружений, а именно – радиостанций.

Вследствие изложенного комиссия признала, что договор между Трестом и Генеральной компанией должен быть оставлен в силе и Тресту должно быть предложено больше использовать все условия договора, нежели это имело место до сих пор, а все вышеуказанные обвинения против Треста и, в частности, против руководителей Треста считать необоснованными».

Ф.Э. Дзержинский вынес вопрос перехода НРЛ в ВСНХ на обсуждение специального совещания 10 июня 1925 года с участием наркома почт и телеграфов И.Н. Смирнова. Совещание приняло компромиссное решение, обеспечивавшее продолжение начатых работ на переходный период, и только в последних числах октября состоялось соглашение о порядке перехода НРЛ в ВСНХ, подписанное наркомом И.Н. Смирновым и членом Коллегии НТО М.Я. Лапировым-Скобло.

Черту под историей с фельетоном Л.С. Сосновского подвела статья секретаря ЦКК Е.М. Ярославского в «Известиях» за 14 июня 1925 года. Поскольку в ней хорошо изложена позиция критиковавших и стиль обвинений, позволим привести ее полностью:

«О т. Сосновском»

(от ЦКК)

В «Рабочей газете» № 71 от 29 марта 1924 г. была помещена статья за подписью тов. Л. Сосновского: «Радиовредители, радиопростаки, или как покупают кота в мешке». В этой статье тов. Сосновский, опираясь на непроверенные данные, обвиняет руководителя треста Слабых Токов, испытанного революционера-коммуниста тов. Жукова, в явном обмане правительства СССР. «Жуков или сознательно лгал, – пишет в этой статье т. Сосновский, – обманывал страну (чего допустить невозможно, зная преданность Жукова революции), или был жалким орудием в руках ловких технических дельцов, способных предать интересы республики. Одно из двух. Третьего нет, и не может быть».

Но через несколько строк в той же статье тов. Сосновский, отбрасывая эту оговорку о невозможности заподозрить тов. Жукова в обмане правительства, писал уже более определенно.

«Я не обвиняю тов. Жукова в чудовищном обмане правительства страны. Ибо не только 22 апреля 1924 года, когда он писал свою статью, но и сейчас основные крупнейшие заказы, взятые трестом, еще не выполнены, и Жуков никак не может точно сказать, когда же они будут выполнены. Обман и обман». И дальше: «Жуков или кто-то другой за Жукова напропалую сочинял, надеясь, что никто его не проверит». «Только теперь наиболее честные работники треста увидели, в какую петлю попал трест, а бесчестные и сейчас пытаются черное сделать белым». И, наконец, заканчивая статью, тов. Сосновский выразил это обвинение еще более определенно: «У меня нет ни малейшего сомнения, что тут была не только ошибка. Тут есть элементы злостного радиовредительства, т. е. государственного преступления».

Статья эта была направлена не только против тов. Жукова, но и против специалистов, работающих в тресте Слабых Токов, в частности против инж. Вологдина, который доказал на деле преданность интересам Советского государства. Статья требовала расторжения договора с Французской Генеральной Компанией за его бесполезность.

Начальник Главэлектро Л.Д. Троцкий на Всесоюзной радиовыставке. Профессор А.М. Бонч-Бруевич (слева) дает пояснения о работе НРЛ

Специальная правительственная комиссия т.т. В. Куйбышева, Ф. Дзержинского и Смирнова И.Н., обследовавшая трест Слабых Токов, Нижегородскую лабораторию и другие учреждения и предприятия, связанные срадипромышленностью, установила, что обвинения тов. Сосновского являются совершенно необоснованными и клеветническими по отношению к т.т. Жукову и Вологдину.

Заслушав объяснения тов. Сосновского и т. Жукова, ЦКК постановила:

«Объявить выговор тов. Сосновскому за клеветническое обвинение перед лицом рабоче-крестьянского общественного мнения тов. Жукова, а равно и инженера Вологдина, и за распространение ложных сведений, дискредитирующих государственное предприятие чрезвычайной важности».

Секретарь ЦККЕ.М. ЯРОСЛАВСКИЙ».

Так в ноябре 1925 г. закончились длившиеся почти 8 месяцев переговоры о дальнейшей судьбе НРЛ.

С июня по ноябрь 1925 г. в Политехническом музее проходила первая Всесоюзная радиовыставка, которую посетили Председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский и ставший не так давно членом Президиума ВСНХ Л.Д. Троцкий[74]. Троцкий был назначен начальником Электротехнического управления, председателем научно-технического отдела ВСНХ и председателем Главного концессионного комитета. Свою работу на новом месте Троцкий начал с докладной записки на имя Дзержинского, в которой предостерегал его против взятых темпов развития промышленности и предсказывал экономический кризис. «Забот и без того по горло, а тут еще с Троцким возись», – возмущался Дзержинский в разговоре с Манцевым и Менжинским.

Пояснения Троцкому на выставке давал А.М. Бонч-Бруевич. Возможно, он искал у Троцкого поддержку и жаловался на «неправильное поведение» Треста.

В марте 1926 года разрозненные общества друзей радио объединились в Общество друзей радио СССР (ОДР СССР) – первое общенациональное радиолюбительское общество СССР и собрались на свой первый съезд. Первым в повестке дня стоял доклад Л.Д. Троцкого. Главная задача радиолюбительства в конце доклада была им сформулирована так:

«…Нам надо создать в нашей стране такую планово-организованную правильную сеть радиостанций, чтобы приучить крестьян жить коллективной жизнью трудящихся Европы, узнавать ее изо дня в день. Надо, чтобы в тот день, когда пролетариат Франции возьмет Эйфелеву башню, и с Эйфелевой башни на всех языках европейской культуры скажет: «я хозяин на французской земле», – надо, чтобы в этот день и час, не только рабочие наших городов и нашей промышленности, но и крестьяне самых далеких деревень, на севере и на юге, на западе и на востоке в ответ на голос европейских пролетариев – «слышите ли вы меня» – могли бы ответить; «слышим, слышим и поможем в самый трудный час. <…>

Развитие радио по всей нашей стране есть создание могучего, культурно-революционного очага, есть подготовка того времени, когда народы Европы и Азии объединятся в Советский Союз Социалистических народов европейских и азиатских материков»[75].

С отчетным докладом выступил председатель ОДР РСФСР А.М. Любович, с докладом о радиопромышленности вместо И.П. Жукова выступил его заместитель В.И. Романовский. Были и научные доклады: М.А. Бонч-Бруевича от НРЛ имени Ленина, Н.Н. Циклинского от ЦРЛ Треста Заводов Слабого Тока, В.И. Баженова от Государственного экспериментального электротехнического института, А.Л. Минца от НИИС КА и Н.П. Куксенко от Радиолаборатории Наркомпочтеля.

В резолюции, в частности, было отмечено, что:

«Наша радиопромышленность, несмотря на годы войны и блокады, несмотря на общую культурную и техническую отсталость страны, идет вровень со многими достижениями по радио за границей;

значительный рост радиопромышленности за последние полтора года, разрешение ею ряда технических задач в области производства создают твердую базу для дальнейшего развития радиопромышленности».

Доклад В.И. Романовского вызвал оживленный обмен. Потоки жалоб местных работников на неудовлетворительность аппаратуры и ее дороговизну столкнулись с объективными трудностями в работе промышленности. Участникам съезда дальнейшее развитие отечественной радиопромышленности виделось лишь в ее тесном сотрудничестве с ОДР, и от нее требовалось покрывать всю потребность радиолюбительского рынка, как в отношении аппаратуры, так и в отношении деталей и измерительных инструментов. Предлагалось, чтобы основным производителем деталей вместо частных предприятий и артелей стал Трест, выпуская дешевые образцы полных комплектов для самостоятельной сборки радиоприемников из отдельных элементов, как детекторных, так и ламповых схем. Особое внимание было предложено уделить разработке возможно более дешевых и простых в обращении громкоговорящих установок для рабочих клубов и изб-читален. Обращалось внимание на то, что дальнейший рост радиолюбительского движения в СССР будет идти не только за счет городского населения, но и за счет широких крестьянских масс, в особенности после установки районных широковещательных радиостанций, а для этого необходим выпуск простой в обращении и дешевой детекторной аппаратуры.

В резолюции съезда отмечалось также неудовлетворительное качество сухих элементов и аккумуляторов для накала и анодного напряжения и их чрезвычайная дороговизна; была подчеркнута необходимость выпуска отсутствовавших на рынке измерительных приборов специально для радиолюбительских целей.

В 1926 г., правительство приняло решение о строительстве в Ленинграде завода «Электроприбор», призванного освободить страну от импорта электроизмерительных приборов. Построенный в рекордно короткие сроки, укомплектованный высококвалифицированными специалистами, оснащенный по последнему слову техники (только в Германии было закуплено 397 наименований различного оборудования) завод уже в 1928 году выпускал 1100 приборов в сутки.

Следующий важный шаг был сделан руководством ГЭТЗСТ в 1928 году, когда было проведено слияние Электровакуумного завода с заводом «Светлана». С этого момента завод «Светлана», который до этого занимался почти исключительно производством осветительных ламп, стал основным советским изготовителем радиоламп всех видов.

Передача НРЛ из подчинения НКПиТ в ВСНХ оказалась мерой неэффективной. У НТУ своих производственных возможностей не было, а Тресту заводов слабого тока разработанные здесь радиостанции, не подходили, так как не были рассчитаны под технологию конкретных заводов. В сходных условиях протекала работа и Всесоюзного электротехнического института (ВЭИ), также подчиненного НТУ и также нуждавшегося в расширении производственной базы для внедрения в практику своих работ. М.Я. Лапиров-Скобло еще в конце 1925 г., когда НРЛ только перешла к нему в подчинение, выдвигал проект объединения этих двух институтов в единый мощный комбинат с приданием ему опытного завода из числа законсервированных московских. По его поручению И.В. Селиверстов даже составил проект «положения» о таком комбинате, который получил название Всесоюзного экспериментального электротехнического института.

В феврале 1927 г. под председательством М.Я. Лапирова-Скобло в НТУ ВСНХ состоялась конференция, на которой обсуждалось состояние научных работ в двух институтах, вызывавших наиболее резкую критику со стороны промышленности, – в Физико-техническом институте в Ленинграде и в Нижегородской радиолаборатории.

Прения приняли исключительно острый характер, и все усилия добиться приемлемого соглашения оказались тщетными. Критики утверждали, что аппаратура, разработанная в НРЛ не соответствует заводским нормалям, принятым в массовом производстве, а технические условия для эксплуатации нижегородского радиооборудования резко отличались от технических условий на искровые и дуговые станции, находившиеся в производстве. Хотя собравшиеся единодушно присоединились к взглядам, высказанным М.А. Бонч-Бруевичем, сотрудники Треста во главе с В.И. Романовским остались при особом мнении и потребовали занесения его в протокол.

Год с лишним спустя, выступая 21 марта 1928 года на торжественном заседании Нижегородского горсовета и губисполкома совместно с научными, профессиональными и общественными организациями, посвященном 10-летию Нижегородской лаборатории, М.А. Бонч-Бруевич в частности сказал о главной подоплеке этих разногласий следующее:

«Далее на очереди стоял вопрос о коротких волнах. Вопрос был выдвинут вначале работой Маркони в Англии, но работа велась в большом секрете <…>. Поэтому Радиолаборатория приступила к работе по коротким волнам, и эти работы увенчались полным успехом. Но я думаю опять-таки, что главный успех этих работ по коротким волнам заключался не в тех разработках, которые нам удалось сделать <…>, не в тех выполнениях станций, которых мы достигли, связавшись с Америкой, Австралией и т. д., а в пропаганде коротких волн как средства связи спорного, как средства связи, имевшего многочисленных врагов, средства связи, которое нарушало во многом экономику западноевропейских промышленных компаний. Вот в пропаганде этого средства связи я вижу главную роль Радиолаборатории. <…>

Мы не ждали, и когда споры о коротких волнах разгорелись, то мы не только спорили, а сразу же построили 3 станции, и эти станции наглядней всего показали, что короткие волны должны являться основным средством связи.

Что дало это стране? Это дало стране то, что Московский узел после долгих споров стал строиться на коротких волнах, на средстве более дешевом, дающем экономию в миллионы рублей».

Вернемся в 1927 г.

Через несколько дней после конференции состоялось второе, организованное НТУ по настоянию руководителей Наркомпочтеля, более узкое совещание по вопросам радиосвязи с западными державами, в так называемом «направлении на запад», и создания надежного телеграфного сообщения с далекими восточными окраинами и Средней Азией – «направление на восток». На основании статистического учета радиотелеграфного обмена в прошлом, и прогноза его расширения в ближайшие годы необходимо было срочно упорядочить беспроводную связь Москвы. Решение этой технической задачи было найдено в сооружении так называемых «радиоцентров» – одного в Москве, другого в Иркутске, чтобы, опираясь на новую, более совершенную аппаратуру, можно было бы без задержек передавать всю массу радиотелеграфного обмена по обоим направлениям.

Правление Треста, которому было поручено разработать проект радиоцентра, обратилось за технической помощью к зарубежным фирмам. Предложения американской фирмы были переданы 17 июня 1927 г. И.П. Жукову во время его пребывания в Париже. Проект стоимостью в несколько миллионов долларов (одна только поставляемая ими аппаратура оценивалась в 1 234 555 долларов) был основан на мощных длинноволновых радиостанциях с 4 высокочастотными машинами Александерсена. Для Наркомпочтеля цена была неприемлема, и он предложил Тресту самому составить проект. Проект был составлен по опыту Французской генеральной компании, и в нем тоже предполагалось использование длинных волн и машинных передатчиков – уже готовых машин В.П. Вологдина в 150 кВт и в 50 кВт на Ходынской станции. Кроме того, использовался ламповый телефонный передатчик на 20 кВт и «Большой Коминтерн». В дальнейшем намечалась машина в 250 кВт и еще две машины, или построенные в СССР, или приобретенные за рубежом.

В этот момент фирма Маркони пригласила ознакомиться со своим новым коротковолновым передатчиком, что дало толчок к поездке И.Н. Смирнова с группой специалистов в Англию, Германию и Францию для ознакомления с постановкой дальней радиосвязи и другими достижениями техники связи в этих странах. Члены делегации получили возможность довольно подробно ознакомиться с действующими и сооружаемыми вновь радиостанциями фирмы Маркони. Выяснилось, что, хотя эти работы еще находятся в начальном периоде, фирма уже перестраивает свою работу, опираясь преимущественно на короткие волны и даже предлагает помощь при сооружении радиоцентра. Такие же тенденции перехода к коротким волнам выявились и в Берлине на фирме «Телефункен», и в Париже. М.А. Бонч-Бруевич, включенный в состав делегации, особо отметил успехи, достигнутые в Германии в области передачи по радио изображений («бильдтелеграфии»). Оказалось, возможным даже договориться о приобретении комплекта установки для Москвы – Ленинграда.

Исходя из полученных сведений, Наркомпочтель пересмотрел свои задания на проектирование радиоцентра. По просьбе Треста в НТО ВСНХ 6 июля 1927 года под председательством П.С. Осадчего было проведено совещание ведущих специалистов по уточнению задачи, обсуждения исправленного проекта радиоцентра и устранения возможных разногласий.

На нем присутствовали А.А. Чернышев, М.А. Шателен, А.А. Савельев, В.К. Корзун, М.А. Бонч-Бруевич, В.Ф. Миткевич, В.И. Баженов, А. Л. Минц, Н.Н. Циклинский, Л.Б. Слепян, В.К. Лебединский, Л. Виноградов, Филиппов, Белецкий и М.Я. Лапиров-Скобло и Н.Л. Гинзбург (секретарь).

Соответственно в сторону коротких волн были скорректированы планы промышленности, что видно из статьи «Что даст промышленность в 27–28 хозяйственном году заместителя председателя Электротреста В.И. Романовского:

«Задачи Центральной радиопромышленной лаборатории большие по объему и серьезные по значимости; к числу таких заданий в данное время относятся по передающим устройствам: а) проектирование сверхмощной широковещательной станции, б) сооружение первых типов мощных коротковолновых передатчиков с применением кварцевых стабилизаторов, в) дальнейшее улучшение техники передающих широковещательных станций.

По приемным устройствам: наравне с дальнейшим совершенствованием схем и конструкций существующей аппаратуры, подойти к созданию типа лампового приемника с непосредственным питанием от переменного тока и создание типа единого дешевого детекторного приемника (стандарт)».

Для выполнения этих задач Трест посчитал полезным объединить свои исследовательские работы с работами НРЛ и предложил вместо объединения НРЛ с ВЭИ в Москве объединить ее с Центральной радиолабораторией в Ленинграде, где уже имелись кадры высококвалифицированных научных и технических работников нужного профиля. Правление Треста предложило взять на себя расходы по перевозке оборудования и по организации новой Центральной радиолаборатории в Ленинграде в значительно расширенном виде.

В Ленинграде состоялось специальное совещание представителей НТУ ВСНХ, Наркомпочтеля, НРЛ и руководства ТЗСТ. Правление Треста предложило назначить полномочным руководителем объединенной Центральной радиолаборатории М.А. Бонч-Бруевича с поручением выбора тематики исследовательских работ в соответствии с новыми научно-техническими возможностями. Посоветовавшись со своим коллективом, М.А. Бонч-Бруевич это предложение принял, и в журнале «Радиолюбитель» № 3–4 за 1928 год было напечатано сообщение:

«Вместо ранее предполагавшегося перевода Нижегородской радиолаборатории в Москву, большая часть лаборатории будет переведена в Ленинград и сольется с лабораторией Треста слабого тока. Руководить лабораторией будет проф. М.А. Бонч-Бруевич. Лаборатория займется в первую очередь разработкой вопроса постройки сверхмощной станции от 500 до 1000 киловатт. Одновременно будет расширена радиолаборатория при физико-техническом институте им. академика Иоффе».

Президиум ВСНХ СССР постановлением от 14 мая 1928 года согласился с мнением Треста, и в соответствии с этим вышел приказ ВСНХ (№ 504 от 27 июня 1928 г.):

«Нижегородскую радиолабораторию из НТУ ВСНХ СССР передать со всем активом и пассивом Государственному электротехническому тресту заводов слабого тока с 1 октября 1928 г. <…>».

В ЦРЛ были переведены основные специалисты из Нижнего Новгорода, среди них: A.M. Кугушев, И.А. Леонтьев, О.В. Лосев, Д.Е. Маляров, Б.А Остроумов, ГА. Остроумов. А.А. Пистолькорс, И.В. Селиверстов, В.В. Татаринов, С.И. Шапошников, П.Н. Рамлау, И.М. Рущук и другие – всего 25 человек. Для возможности расширения ЦРЛ Электровакуумный завод и производство радиоламп перевели на завод «Светлана». Но и этих площадей для ЦРЛ уже не хватало.

Все острее перед руководством страны вставали вопросы обороны. В связи с разработкой плана мобилизации электропромышленности по указаниям Комиссии по де- и мобилизации (КДМ) еще в конце 1924 года ставился вопрос чтобы обеспечить армию и флот на военный период электроизделиями, не только в нужном количестве, но и с параметрами, удовлетворяющими современным техническим требованиям. В дореволюционное время промышленность разрабатывала образцы военного ведомства за счет прибылей от военных заказов и сама делала соответствующие предложения ведомству. Теперь же самостоятельно вести исследовательскую работу по разработке новых военных и морских образцов электропромышленность не могла: во-первых, отсутствовали точные технические задания (технические условия, как это тогда называли) на ряд электроизделий от военного ведомства, а во-вторых, отсутствовали денежные средства. Главэлектро приняло решение обособить финансирование разработки образцов от текущих военных заказов, и установить по смете военного и морского ведомств отдельный денежный отпуск исключительно на исследовательские работы и изготовление электроизделий военно-морских образцов.

23 ноября 1926 года состоялось заседание РВС СССР (протокол № 4), на котором был рассмотрен вопрос «об утверждении программы вооружения радиостанциями РККА» (докладывал М.Н. Тухачевский). Заместителю председателя РВС Уншлихту было поручено на месте в Ленинграде ознакомиться, насколько Трест приступил к исполнению сделанных ему ВТУ заказов на радиостанции.

В докладе членов технического комитета Военно-технического управления В.И. Баженова и М.В. Шулейкина, составленном 1 декабря 1926 года для И.С. Уншлихта, в частности, говорилось:

«<…> Завод имени Коминтерна предназначен главным образом для изготовления партий опытных образцов, а массовое производство военных раций может быть поставлено лишь с помощью заводов им. Козицкого и других; электровакуумный завод вполне может удовлетворить потребностям военведа в мирное время и, вероятно, при работе в несколько смен и переброске гражданских заказов на нужды военного времени сможет удовлетворить потребности Красной Армии и флота в военное время».

Самым больным вопросом являлось снабжение аккумуляторами, сухими элементами, машинами постоянного тока и двигателями внутреннего сгорания высокого напряжения для питания радиостанций. Предлагалось поставить разработку и производство новых образцов этих комплектующих изделий на соответствующих заводах ВСНХ.

Из достижений Треста в записке отмечалось, что «из ничего поставлено совершенно твердо европейски оборудованное производство электронных ламп. Выработан целый ряд (до 30) передающе-приемных радиостанций, начиная от раций передового наблюдательного пункта до станций Предреввоенсовета СССР». Военные радиостанции в этот период разрабатывались в ЦРЛ, и в докладе предлагалось «при несомненно хороших результатах военной лаборатории ЦРЛ А.Т. Углова» привлекать к этому направлению работ и гражданские отделы центральной лаборатории треста.

В написанном в тот же адрес на день раньше – 30 ноября 1926 г. – докладе старшего помощника инспектора связи РККА Ляймберга о состоянии мобилизационной готовности радиопромышленности СССР ситуация описывалось несколько по-другому.

«Не отрицая крупных достижений, все же необходимо указать, что в настоящее время радиопромышленность в большой мере зависит от заграничного рынка: в частности, в СССР не налажено производство бензинодвига[те]лей, умформеров, вольфрамовой нити и прочих деталей, столь необходимых для радиостроительства. Заказанные военведом в тресте слабых токов образцы штабных радиостанций до сих пор не выполнены за отсутствием частей, ввозимых трестом из Франции». <…> Трест принужден закупать во Франции отсутствующие на нашем рынке части, и вследствие довольно ограниченного подбора частей конструктор, применяя тот или другой прибор, не руководствуется заданной нормой (например, дальность действия требуемого военведом образца), а в силу необходимости таковую превышает. <…> Таким путем зачастую вес и размеры и, в конечном итоге, стоимость станции значительно увеличиваются. По указанному – вывод: необходимо в срочном порядке наладить в СССР производство всех деталей, необходимых для радиостроительства».

В докладе указывалось и на недостаточное количество радиоспециалистов, которые поэтому принуждены работать в разных отраслях радиопромышленности:

«Так, например, тех же спецов встречаем на заводах треста, в лабораториях Остехбюро, в Ленинградском экспериментальном электротехническом институте и так далее. Это, конечно, разбрасывание, а не концентрация и узкая специализация».

Отмечалось, что у треста в течение ближайших месяцев ожидались большие достижения в области радиотелемеханики, передачи эскизов на расстояние (телеграф Козелли), многократной телеграфии и телефонии по проводам токами высокой частоты. Заслуги в этой области работы принадлежали директору треста по радио, заведующему отделом специальных аппаратов (ОСА) А.Ф. Шорину, который «на наших глазах из ничего создал прекрасно оборудованную и готовую к выполнению заданий Наркомвоенмора лабораторию». И еще: «Опыт гражданского и радиолюбительского производства позволил Тресту проработать вопросы массового производства, что можно было считать надлежащей опорой развертывания мобилизационного плана».

В 1926 г. на заводе им. Коминтерна под руководством А.Ф. Шорина был организован отдел специальной аппаратуры (ОСА), который стал заниматься разработками буквопечатающих телеграфных аппаратов, а также аппаратуры для звукового кино системы Шорина.

В таком состоянии ЭТЗСТ подходил к Первому пятилетнему плану, разработанному на основе директив XV съезда ВКП(б) (декабрь 1927), и принятому XVI конференцией ВКП(б) (апрель 1929). В плане было записано «создать все необходимые предпосылки для максимального поднятия обороноспособности страны, дающей возможность организовать решительный отпор любым попыткам военной интервенции извне».

В ходе первой пятилетки началось строительство новых радиозаводов и расширение старых, причем со все большим смещением деятельности в оборонную область.

А.Ф. Шорин

В 1928 году А.Т. Углов представил в ВСНХ проект создания в Нижнем Новгороде нового центра по разработке радиостанций для Красной Армии на базе ликвидированной НРЛ. Президиум ВСНХ проект утвердил, и появилась новая организация – Центральная военно-индустриальная лаборатория (ЦВИРЛ). В приказе Треста заводов слабого тока (№ 118 от 10.01.1929 г.) было записано:

«Военная лаборатория на з-де им.

Коминтерна с 1 февраля выделяется и реорганизуется в ЦВИРЛ с переводом в Нижний Новгород», на базу НРЛ, где остались опытные кадры и значительный научно-технический задел в области радиоприборостроения». Часть специалистов и руководителей Ленинградской военной лаборатории (всего 50 человек) были переведены в Н. Новгород со всем заделом разработанных радиостанций и даже с самолетами и оборудованием для испытательного аэродрома. Еще 264 сотрудника достались от НРЛ.

Для нового центра в окрестностях Нижнего Новгорода имелись территории удобные для сооружения радиополигона, аэродрома и первого в СССР военного радиозавода, намеченного к строительству. К апрелю 1932 года строительство нового корпуса ЦВИРЛ на Мызе было закончено, и туда перебрались основные сотрудники, однако вместо создания нового военного радиозавода ограничились проведением реконструкции телефонного завода им. В.И. Ленина.

Когда в начале 1922 г. возник Всероссийский трест заводов слабого тока, производство радиоаппаратуры составляло лишь небольшую долю в продукции, выпускавшейся заводами Треста. Основной ее вид составляли аппараты проводной телеграфной и телефонной связи, необходимые для восстанавливавшихся старых и для вновь проводимых линий. Спрос на эту продукцию непрерывно возрастал, сбытом было обеспечено массовое производство даже изделий, уже давно освоенных: аппараты Морзе, телефоны, установочные детали и пр. Модернизация этого производства, естественно, не встречала принципиальных возражений. Поэтому, как только в правление Треста вошел В.П. Вологдин, он поспешил привлечь на помощь себе А.Ф. Шорина как специалиста по телеграфным и телефонным приборам.

За 3 года работы в НРЛ А.Ф. Шорин успел добиться новых ценных результатов в этой области. Приборы А.Ф. Шорина, более совершенные, чем те, которыми были оснащены учреждения Наркомпочтеля и железнодорожного транспорта, было относительно нетрудно внедрять в производство. Перед А.Ф. Шориным это открывало широкие возможности оригинального конструктивного творчества на основе привычной технологии электромеханической аппаратуры. Он охотно принял участие в деле возрождения заводов Треста и немедленно занялся внедрением своих приборов, организацией их массового производства. Из приборов радиотелефонии он сумел передать в производство мембранные громкоговорители, разработанные им с учетом отечественных и заграничных образцов.

Отличительная особенность телеграфной связи – документальность: сообщение вручается адресату в виде печатного (реже рукописного) текста. Наряду с быстротой передачи сообщений, именно это обусловило значительное развитие телеграфной связи, особенно в сфере управления, деловой и коммерческой связи. Однако и здесь не обошлось без эксцессов из-за бурного развития телефонии и радиотелефонии. Как писала в 1936 году известная писательница М. Шагинян:

«В истории советского хозяйства есть один замечательный урок: всякий раз, как мы пытались в прошлом обойти встречную трудность, забежав через нее вперед (на языке политики это зовется левацким заскоком), мы напутывали для себя огромную гору гораздо больших трудностей в будущем. <…> Техника развития телефонной связи (шаг вперед.) была скоропалительно переведена на язык теории «об отмирании телеграфа» <…>. Не проще ли заменить телеграф телефоном? Теория о том, что телефон должен окончательно вытеснить у нас телеграф, была с командных вышек Наркомпочтеля «спущена в массы» в 1925 году на радость вредителям. На практике она довела до того, что были перерезаны магистральные провода, распущены за ненадобностью кадры честных беспартийных специалистов, разогнаны пролетарские низовые массы, стали тормозить, а кое-где и прямо запрещать (например, на Свердловском телеграфе) подготовку новых рабочих кадров для телеграфа, и длилось это не день, не два, а годы.

Между тем телеграфная связь имеет ту особенность, что оставляет вещный след передаваемого слова, она его фиксирует в аппарате, и всегда можно проверить и проконтролировать передачу. А телефонная связь в современном ее техническом виде – это именно, согласно пословице: «Слово не воробей, вылетит, не поймаешь» – совершенно лишенная всякой фиксации, а потому и недоступная ни учету, ни контролю, ни проверке передача. Такое практическое несовершенство, вносимое в деловую жизнь нашего хозяйства, когда строишь передачу декретов, распоряжений, цифр, информации по телефону, где вас могут обмануть, где вы даже установить не можете, кто с вами говорил, и где недослышка ведет к путанице, которую никак, ни по какой «копии» потом не проверишь; и удобное оружие, какое дает такая замена телеграфа телефоном просто хулиганам, особенно на селе, в глухих уголках Союза порождаются прежде всего от удара по контролю и учету <…>».

1922 г. стал для Петроградского телефонно-телеграфного завода им. тов. Кулакова (так стал называться завод «бывший Гайслера»)[76] переломным – с тех пор интенсивность производства постоянно нарастала и по некоторым показателям достигла норм мирного времени. С апреля 1922 г. на заводе появилось новое руководство: директор – В.М. Кармашев, технический директор – инженер А.Ф. Колачевский. Правление Всероссийского треста заводов слабого тока поставило перед заводом задачи увеличения объемов производства и дальнейшего расширения номенклатуры изделий за счет освоения новых сложных приборов, аппаратов и систем.

Второго такого завода в России пока не было. Бывшие заводы Эриксона и Сименса по характеру производства, хотя и были сходны, но завод им. Кулакова имел индивидуальные особенности. Так, например, электроизмерительные приборы производились пока только здесь, так же обстояло дело и с быстродействующими телеграфными аппаратами Уитстона, Муррея, Бодо. Завод имени Кулакова становится центром телеграфного производства, возобновив с 1926 г. поставки этой продукции и для РККА. Начинается выпуск телеграфных аппаратов различных марок и модификаций, а также автоматизированной телеграфной аппаратуры (перфораторы, реперфораторы, ретрансмиттеры и др.). Возникновение научно-исследовательской базы данного сегмента тоже связано с именем А.Ф. Шорина. В 1928 г. под его руководством в Ленинграде создается Центральная лаборатория проводной связи (ЦЛПС), где и были сосредоточены все разработки в области телеграфии (но не только!). Телеграфные аппараты системы Шорина Ш-29 и Ш-32, ленточный телеграфный аппарат НОТА-34, аппаратура системы Бодо, рулонные телеграфные аппараты, фототелеграфная техника – вот далеко не полный перечень средств, производство которых было освоено на заводе имени Кулакова (№ 209). Здесь было изготовлено подавляющее большинство телеграфной аппаратуры, с которой Красная Армия встретила и вела Великую Отечественную войну.

Однако аппараты Шорина не во всем удовлетворяли телеграфистов, особенно военных, по надежности. На заводе началась большая работа по созданию нового ленточного телеграфного аппарата старт-стопного типа на базе аппарата Т-14 фирмы «Моркрум-Кляйншмидт». Исследования проводились в отделе № 20 по большей части во внеслужебное время. Многие специалисты, отработав на своем основном участке, приходили вечером в специально отведенное помещение, и долгие часы плодотворно трудились там. Общее руководство этой разработкой было возложено на заместителя начальника отдела Г. С. Кукеса. Конструкторскую часть работ обеспечивал Н.Г. Гагарин, технологические процессы разрабатывались под руководством Н.А. Позднякова, инженерная часть аппарата велась С.И. Часовиковым, производственной частью руководил В.К. Штейнфельс. Много полезного в процессе разработки и внедрения этого аппарата в серию сделал начальник отдела № 20 И.П. Федоров.

Новый телеграфный аппарат был создан в кратчайшие сроки. Его было решено назвать СТ-35 (советский телетайп разработки 1935 г.). Аппарат имел множество модификаций и проработал на линиях связи до 60-х годов. В 1937 году под руководством З.Д. Шендерова был разработан рулонный телеграфный аппарат «РТА-38». В 1938 году под руководством И.П. Федорова – первый отечественный фототелеграфный аппарат (бильдаппарат) в двух вариантах: настольного и чемоданного типов.

С развертыванием работ электрификации страны по плану ГОЭЛРО на завод была возложена организация производства и обеспечение серийного выпуска счетчиков электрической энергии. На заводе были проведены большие работы по отработке их конструкторской документации и технологической подготовке производства. Начиная с 1925 года, завод разрабатывает и выпускает различные изделия широкого потребления, в частности, завод начал крупносерийный выпуск репродукторов типа «Рекорд», которые отличались простотой конструкции, надежностью и сравнительно низкой стоимостью, что способствовало широкому спросу на это изделие как у населения городов, так и сельского населения, а также поставки их на экспорт.

Для подготовки кадров на заводе открыли собственную школу фабрично-заводского ученичества – ФЗУ. К ней была добавлена широкая сеть производственного обучения путем прикрепления молодых рабочих к опытным высококвалифицированным рабочим. В сентябре 1930 г. начались занятия в заводском электромеханическом техникуме, давшем возможность работникам завода получить среднее техническое образование без отрыва от производства.

Что касается телефонной аппаратуры, то головным предприятием по ее изготовлению в составе ЭТЗСТ становится телефонный завод «Красная Заря». Горьковский завод им. В.И. Ленина тоже до 1929 года в основном изготавливал различные телефонные аппараты, радиорепродукторы, приборы и устройства телефонии, однако с 1929 года здесь начался выпуск связных радиостанций, удельный вес которого к 1937 году в общем объеме производства достиг 82 %.

На «Красной Заре» были разработаны и налажено серийное производство подавляющего большинства средств телефонной связи, состоявших на вооружении войск связи РККА. На первом этапе этой работы – в 1924–1928 гг. – завод «Красная Заря» становится опытной площадкой по разработке первых унифицированных полевых телефонных аппаратов типа УНА. В 1928 г. здесь создается военная лаборатория под руководством А.Г. Эльсница, которая вскоре была включена в состав ЦЛПС. Параллельно с выпуском больших станций специалистами завода были разработаны малые телефонные станции (ТС) специального назначения и системы ЦБ для обслуживания нужд железных дорог страны. Для этих станций впервые пришлось осваивать изготовление комплектующих для ТС, получаемых ранее только из-за границы. Этот опыт стал основой дальнейшего участия завода в развитии телефонной отрасли страны.

За период с 1927 по 1941 г. на предприятии были разработаны и освоены в производстве новые изделия: телефонные усилители низкой частоты, аппаратура высокочастотного многократного телефонирования и телефонно-телеграфного использования. С участием завода был произведен пуск длиннейшей в мире телефонно-телеграфной линии Москва – Хабаровск. Всего с 1922 по 1941 гг. предприятием было выпущено 2,5 млн номеров ручных ТС, 400 тыс. номеров машинных АТС и около 3 млн телефонных аппаратов. За заслуги в развитии средств связи в 1931 г. завод был награжден орденом Ленина (№ 7).

Первые разработки аппаратов секретного телефонирования в СССР относятся к 1927–1928 гг., когда в Научно-исследовательском институте связи РККА были изготовлены для погранохраны и войск ОГПУ шесть телефонных аппаратов ГЭС (конструктор Н.Г. Суэтин). В 1930-х годах в области секретной телефонии вели работы семь организаций: НИИ НКПиТ (наркомата почт и телеграфа), НИИС РККА, завод имени Коминтерна, завод «Красная Заря», НИИ связи и телемеханики ВМФ, Остехбюро (НИИ № 20), лаборатория НКВД.

Работы в области секретной телефонии были начаты в 1930 г., когда в НКПиТ на работу пришел В.А. Котельников. Чуть позднее, в 1931 г., организационно была оформлена группа в 5—10 человек, разрабатывавшая засекречивающую телефонную аппаратуру для коротковолновой линии связи Москва – Хабаровск, в этот период в области секретной телефонии работало 7 организаций. Среди них НИИ НКПиТ, НИИИС КА НКО, завод им. Коминтерна, завод «Красная Заря», НИИ связи и телемеханики ВМФ, НИИ № 20 НКЭП, подразделение НКВД.

В декабре 1926 года Советом труда и обороны (СТО) была принята шестилетняя Программа кораблестроения, в которой было уделено внимание развитию и средств связи, и средств навигации, и ПУАО.

Научные разработки, обобщающие опыт Первой мировой войны, велись во флоте с начала 20-х годов. Создание материально-технической базы СНиС предусматривалось еще упоминавшимся декретом 1918 года «О централизации радиотехнического дела», а 3 апреля 1922 года были объявлены «Основные положения о Службе наблюдения и связи (СНиС) морей Республики». В соответствии с известным традиционализмом моряков ее задачи относительно времен Первой мировой войны практически не изменились. На заводе им. Коминтерна в 1924 году специально для флота был налажен выпуск первых в стране ламповых радиостанций, и началось переоснащение кораблей и береговых узлов связи. На заводе им. Козицкого в 1926–1928 гг. также был начат выпуск радиостанций корабельных типов, и постепенно завод перепрофилировался на разработку и серийное производство средств радиосвязи для ВМФ. Для обеспечения судостроительной программы первой пятилетки его пришлось расширить в два раза.

И.Г. Фрейман

Работа в морском направлении, развивавшемся с момента возникновения радиосвязи, требовала решений, базирующихся на строгом, научно обоснованном инженерном расчете. Значительный вклад в дело радиовооружения Военно-морского флота внес И.Г. Фрейман. Приказом по флоту от 3 апреля 1924 г. он был назначен председателем секции связи и наблюдения Научно-технического комитета Морских сил (НТК МС). В ведении секции находились вопросы корабельной радиосвязи на флоте, береговой службы наблюдения и связи, гидроакустики и аэроакустики, визуальной связи и наблюдения, сигнализации лучами ИК-диапазона и др. Характерно, что уже в то время И.Г. Фрейман ставил задачу перевооружения флота и разработки систем автоматического распознавания и обработки информации, опережая свое время на десятки лет.

В 1926 г. на страницах «Морского сборника» И.Г. Фрейман выступил со статьей «О специалистах связи», предлагая внести радикальные изменения в функциональные обязанности и подготовку специалистов, несущих службу наблюдения и связи. Эти предложения нашли отражение в приказе Реввоенсовета СССР от 25 июля 1928 г., в соответствии с которым были введены в практику «Наставления по службе наблюдения и связи Морских сил РККА».

Проведя глубокий анализ состояния техники радиосвязи, И.Г. Фрейман в мае 1927 г. на пленуме НТК МС выступил с докладом «Проблемы связи военного флота», на основании которого было принято постановление, положившее начало созданию первой системы радиовооружения флота «Блокада-1». Председателем секции связи НТК МС, которой необходимо было решать задачу, по предложению Иманта Георгиевича был назначен его ученик по Военно-морской академии А.И. Берг.

В 1927 году издается единая для всех флотов «Инструкция по организации и использованию средств связи и боевой подготовки личного состава», была введена новая боевая организация корабля, с боевой частью связи (БЧ-4), в которую вошли радиотелеграфисты, гидроакустики, электрики связи и сигнальщики. В 1931 году начали реализовывать научно обоснованную, единую программу радиовооружения флота «Блокада-1» из 7 типов длинноволновых и 2 типов коротковолновых радиопередатчиков и радиоприемников.

Эта аппаратура разрабатывается, испытывается и внедряется на берег и корабли сформированным в 1932 году Научно-исследовательским морским институтом связи, руководителем которого стал А.И. Берг. В это же время создается школа связи ВМС РККА для подготовки офицерского корпуса морских связистов. В последующем она трансформируется в Высшее военно-морское училище.

Метод сокращения отставания был все тот же – закупить образцы за границей для последующего воспроизведения. Пока «великие стройки социализма» оставались главной новостью дня, в Советском Союзе не скрывали, какой объем технической помощи идет с Запада. 23 сентября 1927 г. Сталин писал Серго Орджоникидзе:

«Относительно рационализации ты прав от начала до конца. Нам непременно потребуется командировка отсюда инженеров и вообще работников в Америку и Германию. Скупиться на это дело грешно и преступно… Литературная помощь нужна нам прежде всего, – иначе не раскачаешь людей, – надо прежде всего разъяснять (систематически разъяснять) в печати суть, характер, формы, пользу рационализации, чтобы можно было рассчитывать на поддержку работников и затем масс. Без этого ничего не выйдет».

Советские средства массовой информации не стеснялись соглашений с крупными фирмами, и их заключение преподносили как очередную победу. О достижениях Запада говорили и писали хотя и сдержанно, но с уважением.

В связи с окончанием достройки заложенных до революции крейсеров для них срочно потребовались приборы управления стрельбой (ПУС). Достраиваемые, модернизируемые и закладываемые корабли остро нуждались в современных приборах наводки артиллерии и торпед, а это тоже была область техники, в которой Советский Союз страшно отстал. Современные ПУС морской артиллерии собственной разработки в отечественном флоте отсутствовали. В распоряжении наших артиллеристов имелись лишь два простейшие корабельные центральные автомата стрельбы (ЦАС): автомат высоты прицела, являвшийся основным элементом системы Гейслера, который был создан в 1910 г. под руководством Н.А. Федорицкого на одноименной фирме, и прибор Поллэна, приобретенный в 1912 г. в Англии. В 1923 г. на заводе «Красная Заря» был организован военно-морской отдел и техническое бюро по разработке приборов управления артиллерийским огнем, под руководством бывшего офицера русского флота С.А. Изенбека. С.А. Изенбек – в 1927–1928 гг. уже главный конструктор военно-морских отделов завода им. А.А. Кулакова – предложил схему нового прибора – автомата прямого курса неприятеля. Закончили разработку технического проекта в 1929 г.

Но примерно в то же время в Англии закупили другой прибор аналогичного назначения – автомат курсового угла и расстояния (АКУР), после чего работы по изобретению С.А. Изенбека прекратились. Естественно, за этой неразберихой последовало обращение о закупке приборов за границей и о выделении на это немалых средств[77]:

«29 мая 1928 г.

Секретно.

Срочно

В настоящее время Управлением военно-морских сил выдан Государственному] электротехническому] тресту слабого тока заказ на оборудование новейшими приборами центральной наводки и микроскопами крейсеров:

1) «Профинтерн», 2) «Червона Украина» и 3) «Красный Кавказ» при общей стоимости поставки в 2,7 млн руб. Ввиду того что указанные приборы являются совершенно неизвестными производству СССР и принимая во внимание сугубое значение их для оборудования судов РККФ, в[оенная] промышленность принимает меры к изготовке их производства на заводах СССР.

При краткости поставленных заданиями РВС сроков является крайне необходимым срочное получение из-за границы образцов, которые по снятию конструктивных чертежей будут установлены на важнейших кораблях военного флота СССР. Стоимость образцов, подлежащих выписке из-за границы, составляет ориентировочно 450 тыс. долларов, из них 150 тыс. долларов требуется в ближайшее время, остальная часть потребуется для реализации в начале будущего операционного года. Так как означенные суммы не могли быть предусмотрены при составлении импортного плана 1927/28 г., то, исходя из срочности и важности заказа для обороны СССР, Президиум ВСНХ СССР ходатайствует о предоставлении лицензии для закупки за границей образцов приборов центральной наводки на сумму 450 тыс. долларов с тем, чтобы платеж в сумме 150 тыс. долларов был обеспечен в текущем операционном году, а вся сумма 450 тыс. долларов должна быть отнесена за счет импортного плана 1928/29 г.

Председатель ВСНХ СССР Рухимович, Секретарь Президиума Бурзи»

Но денег не выделили, и в конечном счете разбираться с ПУС поручили Тресту заводов слабого тока. Руководством Треста было принято решение передать эту тематику на завод «Электроприбор». Укомплектованный высококвалифицированными специалистами, оснащенный по последнему слову техники (только в Германии было закуплено 397 наименований различного оборудования), завод уже в 1928 г. выпускал 1100 измерительных приборов в сутки. Однако в связи с новой специализацией завода началась постепенная передача их производства на другие новые предприятия (заводы «Вибратор» и «Пирометр», ВНИИ электроизмерительных приборов в Ленинграде, завод электроизмерительных приборов в Краснодаре, завод электросчетчиков в Мытищах).

Военно-морскую часть завода «Электроприбор» сформировали к осени 1929 г., для чего сюда был переведен военно-морской отдел завода «Красная Заря». Первоначально большая часть внимания ее сотрудников под руководством С.А. Изенбека была уделена разработке систем ПУС для береговой артиллерии. Были созданы системы ПУС железнодорожных («Дуга») и стационарных («Баррикада») береговых батарей среднего калибра; береговых батарей крупного калибра («Бугель», «Бомба», «Бот»). Затем приступили и к ПУС корабельной артиллерии, в частности для крейсера «Красный Кавказ».

В связи с расширением круга задач, особенно военных, и ростом объемов производства слаботочной промышленности в 1929–1931 годах был проведен ряд организационных перестроек ее управления, по-видимому не всегда оправданных. ЭТЗСТ просуществовал до 31 декабря 1929 г., сыграв исключительную роль в восстановлении и развитии отечественных слаботочных предприятий в 1920-е годы, сформировав достаточно мощную научно-исследовательскую базу в лице ряда центральных лабораторий, заложив основы промышленности средств связи.

С 1 января 1930 г. начало действовать Всесоюзное электротехническое объединение (ВЭО), в ведение которого вошли все предприятия и научные организации электротехнической и электрослаботочной промышленности. Однако в июле 1931 года оно было разукрупнено: промышленность радио и слабого тока вновь выделилась в самостоятельное объединение (ВЭСО). Руководителем ВЭСО был назначен В.И. Романовский.

ВСНХ в 1932 году тоже был разукрупнен, и на его базе созданы Наркоматы тяжелой промышленности (Наркомтяжпром), легкой (Наркомлегпром) и лесной (Наркомлеспром). Слаботочная промышленность в составе ВЭСО была включена в Наркомтяжпром (НКТП). Правительство СССР взяло курс на создание технически передовых, но полностью советских предприятий, без зарубежного капитала. На смену концессиям и предприятиям со смешанным капиталом в результате принятия Первого пятилетнего плана пришли Договоры о технической помощи.

В постановлении КО «По материальной обеспеченности РККА средствами связи» от 20 июля 1931 года, подчеркивалось, что общая средняя обеспеченность развертывания РККА в военное время по радиостанциям составляла всего 3,7 %, то есть оставалась крайне низкой. КО признала необходимым утвердить принятую Реввоенсоветом СССР в апреле 1930 года систему вооружений РККА по связи, которой и стала заниматься ЦВИРЛ. Был одобрен план Реввоенсовета об изъятии к 1 января 1934 года из РККА имущества старых заготовок и введении на вооружение нового имущества в соответствии с системой вооружения. Для этого 12 октября 1931 года Комиссия обороны приняла решение о поставке НКВМ 6 тыс. радиостанций и телемеханических устройств – всего на 5 млн руб.

Средств не жалели, что видно из предложений ВЭСО с мерами обеспечения для выполнения планов поставок, изложенных в докладной записке в Комиссию обороны и ВСНХ:

«<…> По лабораториям ВЭСО

1. Ввиду необходимости срочного расширения лабораторий радиоламп при заводе «Светлана», на что Ревсоветом СССР ассигновано 400 тыс. руб., обязать ВЭСО к 1 января закончить начатое строительство этой лаборатории, для чего Президиуму ВСНХ СССР обеспечить эту стройку стройматериалами не позднее 10 ноября.

2. Для обеспечения Центральной военно-индустриальной радиолаборатории ВЭСО в Нижнем Новгороде разрешить заказать на 10 тыс. руб. лабораторно-измерительного оборудования в Америке.

3. Разрешить ВЭСО приглашение из-за границы 2 радиоспециалистов высокой квалификации по радиоприемным устройствам. Наем указанных специалистов разрешить с оплатой до 300 долларов в месяц сроком на полтора года.

Всего валютных контингентов ВЭО и ВЭСО в IV квартале с. г. – 996 тыс. руб., в 1 квартале 1932 г. – 150 тыс. руб.; итого —1146 тыс. руб.

Управляющий Всесоюзным электрослаботочным объединением ВЭСО

Романовский».

«16 октября 1931 г. Секретно.

<…> необходимо провести следующие мероприятия, обеспечивающие выполнение этого задания.

По объединению ВЭСО

1. Разрешить объединению ВЭСО наем 300–350 чел. рабочих высокой квалификации в Европе (Германии, Англии и Франции). Из них 250 чел. безвалютно, с оплатой лишь проезда в валюте, и 100 чел. особо высокой квалификации с оплатой от 25 до 50 руб. валютой в месяц. <…>

2. Для обеспечения жилплощадью приглашаемых из-за границы рабочих распоряжением Президиума ВСНХ СССР отпустить ВЭСО дополнительно в IVквартале 1 млн руб. на приобретение стандартных домов для Нижегородского радиотелефонного завода и на приобретение жилплощади для иностранных рабочих, приглашаемых для ленинградских и московских заводов ВЭСО.

3. Президиуму ВСНХ СССР в IV квартале для обеспечения приглашаемых иностранных рабочих жилплощадью выделить для Нижегородского радиозавода 20 стандартных домов квартирного типа, площадью по 387 м² в каждом.

4. В целях скорейшей реализации жилищного фонда для иностранных рабочих разрешить объединению ВЭСО приобретение жилплощади в порядке покупки квартир от жилкооперации, а также ремонт и восстановление квартир.

5. Объединению ВЭСО закончить к 1 января 1932 г. строительство Нижегородского радиотелефонного завода, для чего Президиуму ВСНХ СССР выделить фонды строительных материалов для окончания строительства последнего квадрата (в 6 тыс. м²) и столярной мастерской завода, а также недостроенных 20 жилых домов для технического персонала и квалифицированных рабочих, перебрасываемых в Нижний [Новгород] с других заводов ВЭСО.

6. Выделить в IV квартале с. г. объединению ВЭСО валютный контингент <…> 496 тыс. руб. для обеспечения выпуска радиостанций импортным оборудованием и полуфабрикатами (оборудование, пьезокварц, высокоомные сопротивления, контрольно-измерительные приборы и др.).

Итого по ВЭСО валютных контингентов в IV квартале 1931 г. 496 тыс. руб. плюс оплата иностранных рабочих.

По объединению ВЭО

1. Для обеспечения выпуска 6 тыс. радиостанций радиомашинами обязать ВЭО ускорить намечаемое в 1932 г. расширение производства радиомашин на Московском электрозаводе, для чего немедленно, не позднее 1 ноября с. г., отпустить ВЭО распоряжением Президиума ВСНХ 600 тыс. руб., из коих 300 тыс. руб. – валютным контингентом в IVквартале с. г.

2. Обязать ВЭО форсировать строительство и оборудование вновь строящегося Саратовского завода щелочных аккумуляторов[78], а также выпустить в течение 1932 г. с этого завода щелочных батарей емкостью не менее 4 млн ампер-часов.

3. Обязать Президиум ВСНХ СССР обеспечить строительство Саратовского завода щелочных аккумуляторов необходимыми стройматериалами для обеспечения пуска этого завода не позднее первой половины 1932 г. Разрешить заказ заграничного оборудования для этого завода в IV квартале с. г. на сумму 200 тыс. руб., для чего выделить в IV квартале с. г. соответствующий валютный контингент. Строительство завода включить в число ударных строек».

Главным заказчиком и потребителем оборонной продукции являлось военное ведомство – Наркомат по военным и морским делам (НКВМ), а также ОГПУ.

Электрослаботочная промышленность, несмотря на предпринимаемые меры, развивалась недостаточно быстрыми темпами, да и самих этих мер, как показало дальнейшее развитие техники, оказалось явно недостаточно. В постановлении СТО № 7сс от 11 января 1932 г. «По связи»[79]состояние дела характеризовалось следующим образом:

«внедрение в армию новейших средств (радио, телемеханика, ПУАЗО) идет медленными темпами»;

«промышленная база для производства средств связи крайне узка и не удовлетворяет потребностям армии и народного хозяйства»;

«производство электронных ламп, источников питания и кабеля находится в большой зависимости от импорта»;

«научно-исследовательская работа в области связи распылена между ведомственными институтами, не увязана с промышленностью и не имеет организующего центра»;

«новые технические средства (телемеханика, ПУАЗО) еще не вышли из состояния опытного серийного производства, а главное, не имеют производственной базы».

Результаты выполнения программы 1932 года по вооружению связи РККА в соответствии со справкой-докладом начальника Управления связи РККА Н.М. Синявского, представленной в КО 4 января 1933 г., выглядели следующим образом: общее выполнение программы:

3аказано на 96 500 000 руб.

Принято на 58 334 000 руб.

Предъявлено к сдаче на 10 286 800 руб.

Наибольший процент выполнения – от 72 до 100 % по различным видам продукции – пришелся на «телеграфное, телефонное и линейное имущество» (за исключением катушек для телефонного кабеля, по которым обеспеченность Красной Армии составила 25 %). Однако план по производству радиоаппаратуры оказался резко недовыполненным, а особенно плохо обстояло дело с авиационными радиостанциями для тяжелых самолетов и аэродромными радиостанциями, что, как подчеркивалось в справке-докладе, лишало «ВВС возможности производить тренировочные и опытные полеты». Значительно отставало от намеченного графика строительство новых заводов: в 1932 г. были построены только завод щелочных аккумуляторов в Саратове и кварцевая мастерская в Горьком.

В качестве основных причин неудовлетворительного выполнения заказов по радио и телемеханике указывались:

– недостаточное планирование и кооперирование для выполнения заказов как внутри завода, так и между заводами и объединениями,

– позднее заключение договоров с заводами других объединений на поставку полуфабрикатов,

– плохое снабжение сырьем,

– недостаточность рабсилы и инженерно-технических кадров, особенно на Горьковском заводе им. Ленина,

– недополучение ВЭСО оборудования и средств, которое оно должно было получить согласно постановлению СТО от 11/1-32 года.

Постройкой новых и реконструкцией действовавших предприятий ВЭСО планировалось довести выпуск продукции до 500 млн руб. в 1933 г. и до 800 млн руб. – в 1934 г.; обеспечить подачу в армию 12 тыс. радиостанций в 1933 г. и 15 тыс. – в 1934 г. Планировалось также начать строительство ряда предприятий по производству средств связи и новых видов вооружения (завод по телемеханике, завод точной механики, завод «Радиолампа», мастерская кварцевых пластинок, цех радиомашин).

Ведущими поставщиком радиоаппаратуры для армии пока продолжал оставаться завод имени Коминтерна. В 1927 по инициативе С. Орджоникидзе принял на себя руководство программой строительства мощных радиостанций в стране А.Л. Минц. В 1930 г. руководитель А.Л. Минц настоял на объединении ЦРЛ с основным заводом-изготовителем мощных передатчиков – Радиозаводом им. Коминтерна для создания промышленной базы мощного радиостроения. В результате появился центр по разработке и выпуску мощной радиотехники, специальной техники радиосвязи, средств радионавигации для ВВС. Однако объединенная организация – ЦРЛ-3 просуществовала недолго, и в августе 1931 г. ЦРЛ и Радиозавод им. Коминтерна вновь стали самостоятельными. Эти реорганизации привели, к сожалению, к уходу из ЦРЛ ряда коллективов и специалистов, в том числе ушли в созданную Отраслевую радиолабораторию передающих устройств (ОРПУ) Минца часть специалистов, занимавшихся передатчиками KB- и УКВ-диапазонов.

А.Л. Минц

В 1935 г. для осуществления строительства сети мощных радиостанций А.Л. Минц организует Комбинат мощного радиостроения (КМРС), в состав которого вновь переводятся Радиозавод им. Коминтерна, ОРПУ и основная часть ЦРЛ (кроме лабораторий на Каменном острове, занимавшихся вопросами разработки вещательных приемников и акустикой, и образовавших через год Институт радиовещательного приема и акустики – ИРПА). Основные подразделения ЦРЛ с ОРПУ образуют на улице Ак. Павлова, 14а, Отраслевую радиолабораторию профессиональных устройств (ОРПУ КМРС), вошедшую в состав комбината.

В 1937 году КМРС распадается, и ОРПУ КМРС становится Научно-исследовательским институтом – НИИ-33, в котором остаются работать основные разработчики мощных радиостанций. В структуре производства завода имени Коминтерна доля оборонного выпуска уже в 1936 г. достигла 97 %. На базе ЦРЛ к 1939 г. создается завод № 327, полностью ориентированный на серийное изготовление войсковой радиоаппаратуры.

В первой программе нового кораблестроения большое внимание было уделено подводным лодкам. Вместе с их строительством были начаты работы по оснащению кораблей гидроакустической аппаратурой и средствами звукоподводной связи. Дореволюционный опыт в этой сфере был утрачен, мастерские Балтийского завода прекратили свое существование. Приходилось все начинать заново, и начали с закупок. В соответствии с директивой Научно-технического комитета морского ведомства (НТКМ) РККА в конце 1928 г. в Германию командируется председатель секции связи НТКМ А.И. Берг, который на заводах «Электроакустик» и «Атлас-Верке» отобрал и заказал образцы гидроакустической аппаратуры, в наибольшей степени отвечавшие требованиям нашего флота.

Партия из 20 приборов поступила в СССР в 1929 г.[80] Среди них были:

– приборы звукоподводной связи (ЗПС) для надводных кораблей и подводных лодок, обеспечивавшие двустороннюю связь на расстоянии 50–60 каб.;

– шумопеленгаторные станции для подводных лодок с дальностью действия 20–60 каб. и

– береговые шумопеленгаторные станции, устанавливаемые на расстоянии 10–12 и миль от береговой черты и позволяющие обнаруживать подводные лодки на дальности 50–60 каб. от антенны.

Первые три шумопеленгаторные станции установили на первых советских подводных лодках «Декабрист» и «Красногвардеец», а также на линкоре «Марат». Шумопеленгаторы получили у нас наименование «Меркурий» на малых подводных лодках и «Марс» – на лодках среднего и большого водоизмещения. Эти станции могли иметь 8, 12 или 16 электродинамических гидрофонов[81].

Опытный образец звездообразного гидроакустического излучателя, спускаемый с противолодочного корабля. Владивосток, декабрь 1944 г.

В тот момент А.И. Берг считал, что можно будет обойтись закупками, не развивая разработку и производство гидроакустической аппаратуры у себя. Но его не поддержали, часть станций передали на полигон связи НТКМ, а затем и в Центральную радиолабораторию, на которую с 1930 г. возложили ответственность за проведение исследовательских работ и создание отечественных образцов гидроакустических приборов по приобретенным образцам.

Недооценка значения гидроакустики все же продолжала иметь место, и в 1933 г. гидроакустическую лабораторию в ЦРЛ ликвидировали якобы в связи с ее нерентабельностью.

Однако руководитель небольшой кустарной мастерской ЦНИВТ Наркомвода на окраине Ленинграда, занимавшейся изготовлением моделей судов и мелких экспериментальных работ для водного транспорта, предложил командованию ВМФ работы в области гидроакустики передать ему. На этот раз А.И. Берг, уже как начальник Научно-исследовательского морского института связи (НИМИС), сформированного в 1932 г. на базе полигона связи, предложение поддержал, и оно было принято.

С момента организации в 1933 до 1 сентября 1936 г. завод, получивший название «Водтрансприбор», входил в систему центрального управления промышленными предприятиями Наркомвода СССР и занимался специальным приборостроением для водного транспорта. Сюда из ЦРЛ была передана лаборатория гидроакустики, которая занималась исследовательскими работами и разработкой опытных образцов гидроакустической и маячной аппаратуры.

С 1 сентября 1936 г. завод передали в систему Наркомтяжпрома с непосредственным подчинением Главному управлению слаботочной промышленности. После организации Наркомата оборонной промышленности завод с 1/I 1937 г. перешел в его систему с подчинением 5-му Главному управлению, получил № 206 и своей аппаратурой стал снабжать в основном РККФ. Начиная с 1937 г. вместо пьезоэлектрических стали использовать магнитострикционные излучатели.

В 1936–1939 гг. были разработаны гидроакустические станции УЗПН «Антарес-1» для больших и «Антарес-3» для малых подводных лодок с магнитострикционными излучателями, однако на вооружение их не приняли. Проведенные испытания показали их невысокую эффективность из-за мощных реверберационных помех, обусловленных отражением и рассеянием ультразвуковых волн различными неоднородностями взвешенными частицами, находящимися в водной среде. В то время в отечественной гидроакустике явление реверберации еще не было исследовано, и первые станции УЗПН не имели устройств защиты от реверберационных помех.

Неудачи не остановили дальнейшие работы по созданию отечественных станций ультразвукового подводного наблюдения (УЗПН) и связи (УЗПС). Совместными работами НИМИС и завода № 206 конструктором З.Н. Умниковым в 1936 г. создается макет станции УЗПН «Орион». Антенна станции состояла из кварцевых пластин, приклеенных к стальным электродам[82], но во время испытаний на Черном море на подводной лодке Д-5 кварцевые пластины от электродов отклеились. Найти более надежный материал для склеивания в то время не удалось, и в серийное производство станция тоже не пошла.

ТОС

В постановлении Комитета обороны при СНК СССР от 20 июля 1931 г. перечисляются уже совершенно новые задачи. Была отмечена неудовлетворительная работа научно-исследовательских учреждений по созданию «особо секретной техники» в области «мощных ультракоротких волн», «передачи изображения и телевидения» (в течение нескольких лет НКВМ не получил ни одного образца), «секретной телеграфии» (некоторые достижения имелись только по Остехбюро и Институту связи РККА), ночного фотографирования при помощи невидимых лучей, управления самолетами на расстоянии по радио, телефонии на инфракрасных лучах.

Особо секретная техника, или техника особой секретности, ТОС, к середине тридцатых годов по важности вышла на первое место, потеснив все предыдущие приоритеты. Что представляла собой эта техника, можно увидеть из Постановления СТО СССР № С-35сс «O внедрении и развитии производства средств особой секретной техники» [82].

«7 апреля 1935 г. Совершенно секретно

Совет труда и обороны постановляет:

1. Утвердить: а) представленную НКОбороны систему вооружения РККА по телемеханике и телевидению (см. приложение № 2.1)⁴³; б) представленный НКОбороны и НКТП план опытных и научно-исследовательских работ по ОСТ с разбивкой этих работ на две очереди (см. приложение № 2.2); в) представленный НКОбороны и НКТП дополнительный план заказов НКОбороны по ОСТ на 1935 г. в размере 8800 тыс. руб. (приложение № 2.3).

2. Утвердить представленную НКТП программу внедрения средств особой техники в народное хозяйство в части первоочередных объектов (см. приложение № 2.4). Обязать НКТП выпустить в 1935 г. сверх утвержденного плана указанную в программе гражданскую продукцию на сумму 12 млн 353 тыс. руб. Обязать наркоматы и организации, указанные в приложении № 2.4, не позднее 1 мая с. г. заказать НКТП перечисленную в программе продукцию, подлежащую изготовлению и внедрению в соответствующие отрасли народного хозяйства в 1935 г. за счет средств, отпущенных по их сметам на 1935 г.

3. Для обеспечения утвержденной программы по ОСТ, в соответствии с пп. 1 и 2 настоящего постановления, обязать НКТП выпустить в 1935 г. сверх основного плана:

4. Главэспрому НКТП: а) с 1935 г. приступить к внедрению в производство новых видов приемных многоэлектродных ламп, обеспечив выпуск их в течение 1935 г. в количестве 75 тыс. шт.; б) в 1935 г. выпустить 350 генераторных ламп мощностью в 100 кВт со сроком службы 2000–2500 час. и 200 ламп УКВ мощностью от 5 до 50 кВт.

5. НКТП в кратчайший срок заключить договор на иностранную техническую помощь по производству электровакуумных приборов (генераторных ламп, приемных ламп, фотоэлементов и трубок для телевидения у фирмы «Радиокорпорейшен» и «Филипс») с покупкой образцов изделий и образцов необходимого оборудования. Предложить НКТП в месячный срок сообщить в СТО о результатах выполнения настоящего задания.

6. Для финансирования научно-исследовательских и опытных работ для НК Обороны по утвержденному п. 1-б настоящего постановления плану отпустить в 1935 г. из резервного фонда СНК СССР 9 млн руб., из них НКТП— 7 млн руб. и Остехбюро НК Обороны – 2 млн руб.

7. Для развертывания производства ОСТ, а также для развития серийного производства новых типов и видов продукции ОСТ утвердить дополнительные капиталовложения по НКТП на 1935 г. в размере 64 млн руб. и валюты – 2 млн руб. Указанные средства распределить следующим образом:

Предложить НКТПиз своего фонда станочного оборудования обеспечить в первую очередь потребности вышеуказанных заводов.

8. Во изменение постановления СНКСССР №№ К-18сс от 9 мая 1934 г. и К-56с от 22 ноября 1934 г. обязать НКТП построить к 1 октября 1936 г. в Черемхове элементный завод мощностью 2 млн анодных батарей. Отпустить НКТП сверх установленных лимитов (800 тыс. руб.) на строительство этого завода 2 млн руб. (т. е. всего 2 млн 800 тыс. руб.). Сборочные мастерские в Хабаровске не строить.

9. Отпуститъ НКТП дополнительно в 1935 г. из резервного фонда СНК СССР 64 млн руб. Расход валюты в размере 2 млн руб. покрыть: 1 млн руб. – за счет резервного фонда СНК СССР и 1 млн руб. – за счет контингентов НКТП, включая и контингенты военной промышленности.

10. Обязать НКЛегпром в месячный срок передать заводу им. Козицкого принадлежащий заводу «Марксист» корпус фабрики им. Синицына в Ленинграде для расширения производственной площади завода.

11. Разрешить НКТП, в виде исключения, до 1 августа 1935 г. финансирование и производство подготовительно-строительных мероприятий по осуществлению строительства по объектам, перечисленным в данном постановлении и не имеющим технических проектов и смет; обязать НКТП не позднее 1 августа 1935 г. утвердить сметы.

12. Обязать председателя Московского совета т. Булганина и председателя Ленинградского совета т. Кодацкого под их личную ответственность обеспечить в 1935 г. все вышеуказанные строительства местными стройматериалами.

13. Обязать НКБТ (т. Розенгольц) реализовать заказы на импорт Глав-эспрома и БОТИ по данному постановлению, с завозом в СССР в течение 1935 г.»

История ТОС началась еще в начале двадцатых с создания Остехбюро, и была тесно связана с упоминавшимися и работами по телемеханическому управлению оружием. Военные специалисты довольно точно предсказали, что следующая война будет зависеть от воздушных сил и зловещей угрозы бомбардировок с воздуха. С подъемом нацистской Германии, Великобритания почувствовала себя очень уязвимой. зенитную артиллерию с малым радиусом действия совершенно бесполезной. При аэродромах врага, расположенных в 20 минутах полета, успеть за это время поднять свои военные самолеты в воздух и встретить атаку противника казалось совершенной фантастикой. Поэтому в Великобритании и занимались рядом фантастических проектов, таких как «Луч Смерти», и даже в конце 1935 г. Г. Маркони в своем очередном интервью, касаясь пресловутых лучей, указывал исключительные возможности, которые таит в себе применение в военном деле дециметровых волн. В прессе их стали именовать как «новые» или «таинственные» лучи. Проект по созданию такого оружия провалился, но позднее он привел к тому технологическому прорыву, который сыграл важнейшую роль во время воздушной Битвы за Британию 1940 года.

Все двадцатые годы литература, не без влияния открытий Рентгена и радио была полна произведениями о «таинственных» лучах. Можно вспомнить «Гиперболоид инженера Гарина» А.Н. Толстого, или «красный луч» из «Роковых яиц» М.А. Булгакова. В первом номере журнала «Радиолюбитель» за 1924 год была напечатана заметка «Лучи смерти»:

«В последнее время за границей поднят чрезвычайно большой шум около нового изобретения английского исследователя Гринделя Матьюза (Grindell Matheus). По словам самого изобретателя, его «лучи смерти», как он их сам назвал, дают возможность убивать на расстоянии живые организмы, производить взрывы пороха, останавливать на ходу автомобили, аэропланы и пр. В иностранной газетной печати, чрезвычайно падкой до всяких сенсаций, уже рисуется военное применение этого нового изобретения: на границах какого-нибудь государства устанавливается ряд прожекторов, излучающих эти лучи, и ни один аэроплан не может приблизится к границам, ни один снаряд не перелетит через эту оградительную зону, ни одно живое существо не сможет приблизиться к ней.

История этого изобретения такова. Работавший на оборону государства в 1914 году английский физик Гриндель Матьюз, прослышав, что немцы работают над способом остановки аэропланов в пути (наша печать отмечала это в прошлом году), решил заняться той же самой работой. Несколько месяцев тому назад он демонстрировал перед представителями английской власти смерть мыши (из своего собственного питомника) под действием лучей. На той же демонстрации была остановлена на весьма небольшом расстоянии работа мотоциклетного мотора, опять же взятого из лаборатории Гринделя Матьюза. Тем не менее адмиралтейством ему были отпущены суммы на продолжение опытов.

Газеты отмечали, что изобретатель два раза вылетал в Париж и Лион и вел переговоры с французскими предпринимателями, при чем Гриндель Матьюз обещал в ближайшее же время в виде демонстрации остановить в гор. Лионе уличные автомобили. В конце концов, покупка изобретения была произведена все-таки английским правительством, причем для эксплуатации его уже организовалась компания с капиталом в 3^:/₂ миллиона рублей».

В СССР все такого рода идеи внимательно отслеживали, пытались им следовать и щедро финансировали многие, даже самые абсурдные предложения в создании нового оружия. Этим активно пользовались как грамотные специалисты, так и выскочки-шарлатаны. Вот несколько примеров:

28.07.1923 года СТО принял постановление о признании работ по изготовлению аппаратов, дающих ультрафиолетовые лучи, военно-срочными[83].

В 1927 году некто С.И. Пашковский предложил далекому от физики С.И. Уншлихту проект «электрофизического оружия». При поддержке последнего проект был рассмотрен на Политбюро и одобрен. Группа при Московском технологическом институте «Тепловой луч» – такое название получил проект – исследовала свойства магнетрона, с помощью которого по авторской идее можно было с дистанции нескольких метров «взорвать» человека. Несостоятельность проекта, не учитывавшего энергетические характеристики и физику распространения этих лучей, выяснилась относительно быстро, и в конце 1930 года все работы над данным проектом были прекращены.

Но идея возродилась, на сей раз как предложенная серьезным Институтом рентгенологии академика А.Ф. Иоффе установка «Лучи смерти». Проект был обсужден на совещании у заместителя наркома обороны по вооружениям М.Н. Тухачевского 13 декабря 1932 г., с участием таких специалистов как А.Ф. Иоффе, А.А. Чернышов, М.В. Шулейкин и ряда других. По результатам совещания Реввоенсовет постановил работы над «лучами смерти», которые должны были смертельно поражать людей на расстоянии 300–400 м, сосредоточить в Государственном физико-технологическом институте. «Наблюдение за работами» поручили Г.К. Орджоникидзе и Г.Г. Ягоде (от НКВД), а Нарком К.Е. Ворошилов сделал специальный доклад о «лучах смерти» председателю СНК В.М. Молотову[84].

Мощное УКВ-излучение у нас тоже пытались применить в военных целях. Изучать биологическое воздействие на организмы с 1934 года стали в лаборатории специального назначения Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), которую возглавил специально сюда переведенный А.М. Кугушев.

В отличие от «Лучей смерти» Иоффе лучевое оружие, предложенное работником СТО Н.И. Смирновым, должно было не убивать людей (летчиков), а в соответствии с идеями английских предшественников лишь сбивать вражеские самолеты. Излучение сверхвысокой частоты должно было создавать резонансные токи в системе зажигания моторов и тем выводить самолеты из строя. При наземных испытаниях опытной установки действительно удалось заглушить двигатель стоявшего на земле самолета на расстоянии около 20–30 метров.

Для развития работ по лучевому оружию в систему НКТП из Академии наук в 1935 году был передан Ленинградский электрофизический институт академика А.А. Чернышева. В мае-июне 1935 года вопрос об Институте специального назначения был рассмотрен и в Комиссии обороны, и в Политбюро (1 июня). Было принято решение «о назначении Н.И. Смирнова директором Института специального назначения НКТП и об отпуске из резервного фонда СНК СССР НК Обороны 1,5 млн руб. и НКТП 4 млн руб. для финансирования работ по лучистой энергии».

Сам А.А. Чернышев так описывал эти события:

«Когда строительство, продолжавшееся около трех лет, подходило к концу, были предприняты ряд мероприятий по отношению к Электрофизическому институту, с которыми я никак не мог согласиться, и я в личном письме на имя тов. Орджоникидзе, сообщая о своем мнении, просил или об отмене, или же о предоставлении мне возможности сделать ему личный доклад. Ответа я не получил, и, как показали следующие события, вызвано это было результатами доклада работавшей то в то время Комиссии от СТО в составе трех лиц, из которых одно – начальник отдела автоматики Боровский, инспектор СТО Н.И. Смирнов и третьего лица я сейчас не могу вспомнить.

Надо сказать, что институт по своему оборудованию, задачам составу был на 65–70 % сильноточный и на 30–35 % слаботочный, находился он в ведении НИС Наркомтяжпрома. Насколько мне известно, тов. Серго передал мой протест Зам. Наркома, который ведал в это время всеми вопросами научно-исследовательских учреждений Наркомата, Пятакову.

В июне и начале июля месяцев 1935 г. я был на конгрессе по линиям высокого напряжения в Париже, и в мое отсутствие был отдан приказ за подписью

Пятакова относительно передачи института в Главэспром – Трест слабого тока. Директором был назначен один из членов Комиссии Н.И. Смирнов[85]…»

Д.А. Рожанский

Научным руководителем института был назначен М.А. Бонч-Бруевич.

Все плоды разработок ЛЭФИ для высоковольтной и сильноточной электротехники были выброшены на свалку, примерно так же, как в свое время поступили с наследием В.П. Вологдина в Нижегородской радиолаборатории.

А.А. Чернышеву тоже было предложено остаться на должности заместителя директора по научной работе, но он с такой расправой с его детищем не согласился и ушел. Вместе с ним ушли Д.А. Рожанский, Ю.Б. Кобзарев и еще ряд специалистов.

При щедром финансировании и высоких зарплатах НИИ-9 (такое наименование получил институт) занялся разработкой лучевого оружия всерьез. Как вспоминал работавший там Н.Д. Девятков: «Было объявлено, что НИИ-9 будет институтом повышенной секретности, будут запрещены все совместительства, в том числе и преподавание в вузах, а зарплата будет значительно увеличена. <…> Была объявлена новая структура института. В большинстве начальниками лабораторий стали ученые, переведенные из Москвы, из Всесоюзного энергетического института. Среди них были: профессор Введенский Б.А., кандидат технических наук Слиозберг М.Л., кандидат физико-математических наук Разоренов Г.А., кандидат технических наук Шеин Г.Н., кандидат технических наук Майзельс Е.Н., инженеры Данильцев Е.Н., Никифоров С.М. и др. <…>Для старшего научного персонала была организована отдельная столовая, где к обеду бывал накрыт белой скатертью большой стол, прекрасно сервированный. Директор сумел приобрести дворцовый столовый сервиз»[86].

Все это кончилось плохо. После расстрела Тухачевского директора НИИ-9 Н.И. Смирнова арестовали (потом, правда, выпустили), М.А. Бонч-Бруевич тоже, по крайней мере, попал под следствие, заболел и в 1940 году умер.

Одним из немногих, понимавших бесполезность подобных проектов и не стеснявшихся выражать свое мнение на самом высоком уровне был

А.И. Берг. Об этом есть сведения в деле по обвинению Берга в участии в «военно-троцкистском заговоре»: «На одном правительственном заседании в конце 1935 г. Берг выступил против Бекаури, за что был сильно «избит» Орловым и Тухачевским, выступавшими в защиту Бекаури. Указанное выступление Берга на заседании правительства действительно имело место. Однако за свое выступление Берг никем не «избивался», а, наоборот, был поддержан руководителями правительства [Сталиным] <…>».

Военное ведомство в лице заместителя наркома по вооружению М.Н. Тухачевского увлеклось заманчивыми идеями вести мировую войну с помощью телеуправляемого оружия: радиоуправляемых самолетов, танков, пулеметов в дотах и т. д., не предполагая, какие на этом пути встретятся подводные камни. Предусматривались не только телеуправляемые средства нападения, но и защиты. Перед наступающим неприятелем и в его тылу должны были взрываться радиоуправляемые фугасы. Те силы противника, которые смогут дойти до наших укреплений, должны были встретить дистанционно управляемые пулеметы, огнеметы и приборы пуска отравляющих веществ.

Наиболее интенсивно работы по телемеханическому управлению оружием в области техники особой секретности велись. Вскоре к Остехбюро присоединился ВГИТИС – НИИ-10. Как уже упоминалось, после торпед со спиральным движением Бекаури занялся радиоуправляемой торпедой, а затем радиоуправляемым торпедным катером. Остехбюро до 1937 г. подчинялось Наркомату по военным и морским делам, и когда его переводили в промышленность на передаточном акте от 11.04. К.Е. Ворошилов сделал надпись, адресованную наркому оборонной промышленности М.Л. Рухимовичу: «15 лет я с ним <Бекаури> мучился, помучайся теперь ты».

В 1924 г. к работе по телеуправлению катеров подключился Отдел специальной аппаратуры (ОСА) ЦРЛ А.Ф. Шорина. Бекаури размещал станцию управления на корабле, а Шорин – на самолете, с которого, как он считал, можно раньше обнаружить корабли противника и вывести в атаку на них радиоуправляемые катера. Для автоматического расчета курса атаки Бекаури включил в свой комплекс счетно-решающий прибор. В комплексе же Шорина курс рассчитывал по карте оператор. Поставив перед собой менее сложную задачу, Шорин уже к маю 1930 г. представил первый образец радиоаппаратуры для установки на серийном катере Ш-4 и самолете ЮГ-1. К августу 1931 г. отработал свой комплекс и Бекаури. Нарком по военным и морским делам К.Е. Ворошилов назначил комиссию для заключительных испытаний.

«Испытания проводили в Финском заливе, – вспоминал контр-адмирал Б.В. Никитин, участник испытаний, – Катера, управляемые с самолета (аппаратурой А.Ф. Шорина) или с корабля (аппаратурой В.И. Бекаури), по радиокомандам отходили от причала, выходили в море, маневрировали, устремлялись в атаку и производили пуск торпед. Проводились атаки и по прикрытому дымовой завесой кораблю-цели <…> Оператор на самолете оказался в лучшем положении, чем тот, что находился на корабле управления: наблюдению с корабля мешала дымовая завеса[87] <…>. Комиссия предложила принять на вооружение комплекс А.Ф. Шорина. Остехбюро предложили доработать свою аппаратуру».

Среди идей телемеханического оружия одним из самых действенных оказались радиоуправляемые фугасы «БЕМИ» (БЕкаури – МИткевич). Хотя первые в мире радиоуправляемые фугасы были испытаны французскими флотскими специалистами еще в самом начале XX века, но их слабостью были крайне несовершенные взрыватели, которые можно было привести в действие ложными радиосигналами. В.И. Бекаури и В.Ф. Миткевичу пришлось изучить и использовать основы криптографии[88], сделать первые шаги в области создания имитостойких кодов, а также решить ряд других технических вопросов, многие из которых для того времени были даже не изучены. Потому и «техника особой секретности», что основана на шифровании и дешифровании. Помимо этого потребовалось создать специальные передатчики, особо чувствительные радиоприемники, разработать автономные источники питания длительного действия, обеспечить способность аппаратуры сохранять готовность к действию при длительном ожидании команды и тому подобное. Радиоуправляемые мины комплектовались приемниками, работавшими на фиксированной частоте в диапазоне средних волн по схеме супергетеродина, частота которого стабилизировалась кварцем. В схему работы радиоуправляемых мин внесли низкочастотную селекцию сигналов с применением на приемных устройствах специальных резонаторных реле, которые отзывались только на строго определенные комбинации частот.

В основе всех систем телемеханического управления управляемых по радио: телетанках, телекатерах, телесамолетах, телефугасах, были так называемые приборы «А» и «У», разработанные в «Остехбюро» Они предназначались для низкочастотной селекции сигналов и составляли основной секрет шифратора и дешифратора. На управляемом объекте принятая приемником[89] команда поступала в дешифратор с приборами «А». Прибор «А», настроенный на соответствующую комбинацию частот, возбуждаясь, подавал сигнал на реле, замыкающее цепь рабочего электромагнита.

Чтобы это реализовать в 1926 году в Остехбюро под руководством А.И. Деркача были начаты работы в области кварцевой стабилизации частоты радиоустройств и технологии изготовления кварцевых пластин.

В 1927 году в Ленинграде состоялась первая Всесоюзная конференция по пьезоэлектрическим колебаниям и их использованию для стабилизации частоты. В ней приняли участие около 50 человек из 14 организаций 4 городов – Москвы, Ленинграда, Харькова и Нижнего Новгорода. Конференция послужила толчком к созданию специализированных лабораторий, групп и мастерских по изготовлению кварцевых резонаторов. И если в 1926 году работы по изготовлению кварцев и кварцевой стабилизации в СССР практически не велись, то уже в начале 30-х годов в московском отделении Остехбюро работала кварцевая лаборатория с мастерской, занимавшаяся серийным изготовлением кварцев работы в области кварцевой стабилизации частоты.

Первое испытание «БЕМИ» было проведено в июле 1925 года. На испытания приехал председатель Реввоенсовета СССР и нарком по военным и морским делам Михаил Васильевич Фрунзе. Пять фугасов заложили в отдаленном уголке Ленинградского гребного порта, там же зарыли в землю приемное устройство для их подрыва. Фрунзе определил время и последовательность взрывов уложенных на берегу фугасов. Сигналы для инициирования взрывов передавались с тральщика «Микула», находившегося в Балтийском море, в 25 километрах от места укладки. Все они взорвались точно в назначенный срок и в указанной наркомом последовательности. Были и еще испытания на Комендантском аэродроме близ Ленинграда, на которых присутствовали Ворошилов, Орджоникидзе и Шапошников. Конструкторам порекомендовали увеличить дальность действия и создать более совершенную схему, способную работать в самых неблагоприятных условиях.

Успешные испытания произвели благоприятное впечатление, и постановлением СНК СССР от 5 декабря 1925 г. была создана «Правительственная комиссия по работам Остехбюро НТО ВСНХ». В комиссию вошли: управделами СНК, СТО СССР Н.П. Горбунов (председатель), начальник Главного управления РККА, а затем нарком по военным и морским делам С.С. Каменев; начальник Морских сил РККА В.И. Зоф (до 23 августа 1926 г.); зам. председателя коллегии НТО ВСНХ, а затем директор ЦАГИ НТО ВСНХ (с 23 августа 1926 г. по 6 ноября 1928 г.) Ю.Н. Флаксерман; член коллегии Наркомата финансов СССР А.И. Вайнштейн и заведующий Остехбюро В.И. Бекаури.

В марте 1927 года в районе Малой Вишеры прошли испытания усовершенствованного образца со станции управления, находившейся в Ленинграде, в 170 километрах. Наконец, 3 мая того же года на одном из подмосковных полигонов действие приборов «БЕМИ» продемонстрировали руководителям партии и правительства. Наблюдали испытания Калинин, Микоян и Рудзутак. Команды на подрыв мин вновь шли из Ленинграда, с расстояния свыше 600 километров. Радиоуправляемые мины «БЕМИ» были приняты на вооружение, и в 1930 году началось их серийное производство.

Во второй половине 1920-х гг. развернулись опытные работы по телемеханическому управлению танками. В 1927 г. в Военной электротехнической академии (ВЭТА) РККА была разработана телеаппаратура для легкого танка «Рено русский» (построенный на заводе «Красное Сормово» отечественный вариант французского «Рено» FT), а в Центральной лаборатории проводной связи (ЦЛПС) – для легкого танка МС-1 (Т-18). Команды подавались с пульта оператора. Шифратор кодировал команду, вырабатывая сигнал, уникальный для каждой команды. Передаваемые по радио команды принимались аппаратурой, установленной на объекте. Дешифратор «выбирал» закодированный сигнал и выдавал сигнал на подключение соответствующей исполнительной цепи.

Практические опыты с телетанками типа «Рено» и Т-18 начались в 1929 г. Затем к работе по телемеханической аппаратуре для танков были привлечены научно-испытательный институт связи и электромеханики (НИИСЭМ) и Особое техническое бюро («Остехбюро»). 7 августа 1932 г. вышло постановление Совета труда и обороны, которым «Остехбюро» обязывалось организовать массовое производство приборов «А» и «У». Специально организованный для этой цели цех за 1933–1935 гг. выпустил 5000 таких приборов. А.А. Захаров работавший в цехе по производству радиофугасов вспоминал:

«Цех № 7 завода им. Казицкого был сверхсекретным. Охрану его осуществляла прикомандированная воинская часть. Вход в подразделения цеха был по особым пропускам (помимо заводского). Цех был большим, с замкнутым циклом производства, имел много мастерских, лабораторий, свое конструкторское подразделение. В цехе изготавливали т. н. объект № 1: радиоустройство с часовым механизмом. Предназначалось оно для подземных взрывов по радиосигналу. Каждое устройство имело свою частоту, что требовало изготовления кварцев большой номенклатуры.

Приборы зарывались глубоко под землю на крупных объектах, и по радиосигналу от радиостанции, располагавшейся на станции Безымянка вблизи Куйбышева (Самары), производились взрывы. Во время войны эти взрывы приписывались партизанам.

Кроме объекта № 1 цех изготавливал радиоаппаратуру для авиации и флота. Для производства объекта № 1 были привлечены часовщики из многих городов страны. Работая на заводе им. Козицкого начальником 7-го цеха, <я> впервые побывал за границей – летом 1939 года уехал в научную командировку в США на фирму RCA в г. Кэмден штата Нью-Джерси».

В дальнейшем была проведена разработка более дешевого телефугаса Б-9, который отличался от Ф-10 лишь структурой сигнала. Серийное производство телефугаса Б-9 было освоено заводом «Радиоприбор».

За свои заслуги В.И. Бекаури был награжден Почетной грамотой Реввоенсовета, орденами Ленина и Красной Звезды. Среди ученых, близких к Бекаури, хотелось бы выделить именно Владимира Федоровича Миткевича, который был хорошо известен в нашей стране и за рубежом, как крупный ученый-физик, один из основателей Ленинградского политехнического института, действительный член АН СССР, заслуженный деятель науки и техники, изобретатель (впоследствии академик).

Эти первые достижения и успехи произвели большое впечатление на руководство страны. А.Ф. Шорин обратился с докладом к Серго Орджоникидзе, в котором убедительно доказал необходимость создания нового научно-исследовательского института в целях объединения в одном месте научных работников и изобретателей, способных в кратчайшие сроки реализовать свои идеи и задумки в образцы новой, интенсивно развивающейся радиотехники, автоматики, электроники, акустики и специальной физики. И такой институт – Всесоюзный государственный институт телемеханики и связи (ВГИТИС) – был создан в 1933 г. Днем основания института считается 23 октября 1933 г., когда приказом Наркома тяжелой промышленности СССР Серго Орджоникидзе был назначен директор института Федор Федорович Сучков.

Базой для создания ВГИТИС послужила ЦЛПС, которая после переезда основного института в Москвы стала его Ленинградским филиалом.

Я.И. Эфрусси в своих воспоминаниях так оценил эти работы:

«Работа над комплексами А.Ф. Шорина и В.И. Бекаури, как понял я позже, послужила мощным импульсом для развития ряда отраслей науки в нашей стране, способствовала созданию новых видов производства, разработки не существовавших ранее приборов радиотехники и телемеханики. Многое из разработанного для аппаратуры радиотелеуправления нашло применение в проектах ГИРДа – как известно, одно передовое направление в технике неизменно обогащает другое».

С появления телемеханического оружия началось внедрение в практику аппаратуры для защиты информации. Все в том же Остехбюро, где 21 сентября 1928 г. завершились испытания аппаратуры для селективного вызова и секретной радиотелеграфной связи. В заключении комиссии, возглавляемой А.И. Бергом, записано: «Селективный вызов системы Остехбюро, обеспечивая надежный и быстрый вызов, необходимый для применения на судах станции, даже в самых тяжелых условиях (помехи посторонних станций), может быть рекомендован».

Чем шире внедрялась в практику техника электрической связи, тем острее становились вопросы защиты передаваемой информации от перехвата, ее нужно было шифровать, а повысить оперативность передачи криптограмм могла только механизация процесса шифрования. Поэтому в разных странах в первые годы после окончания Первой мировой войны практически одновременно занялись изобретением шифровальных машин. Их конструированию предшествовал период разработки так называемых «машинных» алгоритмов преобразования информации, которые могли быть реализованы механическими, а затем и электромеханическими устройствами. При разработке таких алгоритмов криптографы использовали опыт телеграфии (в частности, первоначально ими широко использовался пятиэлементный код Бодо). Фактически речь шла о замене одних всем известных кодов – телеграфных – на другие.

К началу тридцатых годов разработки шифровальных машин велись в Англии, Франции, Чехословакии, но сведений об их промышленном выпуске в этих странах в тридцатые годы нет. Правительства капиталистических стран кроме Японии относились к ним скептически, бюджеты вооруженных сил у них были сокращены до минимума, и средства на покупку дорогостоящей шифровальной техники в них предусмотрены не были. Предложения шифровальных машин на широкий рынок, как это произошло в Германии с первым вариантом «Энигмы», тоже не имели коммерческого успеха.

В Советском Союзе, где никакой шифровальной техники в наследство не досталось, занимались проблемой защиты информации, как мы видели, серьезно, но не для войсковой связи, а для радиолиний управления телемеханическим оружием. И первая попытка создать электромеханический шифратор была предпринята тоже не криптографами и не шифровальщиками, а специалистами Остехбюро в 1923 году. По воспоминаниям ветерана Остехбюро А.И. Хохлова, в 1923 году был разработан и даже изготовлен действующий макет дискового шифратора.

Схема аппарата факсимильной связи с дисковым шифратором передаваемого изображения (в правой нижней части схемы)

Ничего удивительного здесь нет, поскольку описание такого устройства применительно к факсимильной связи (бильдтелеграфии) было опубликовано в журнале «Радиолюбитель» № 1 за 1924 г. Так как это отвлекало специалистов от плановой работы срочного характера, в Остехбюро работы по шифратору были приостановлены.

В 30-е годы образцы советской шифровальной техники создавались под руководством талантливого военного инженера Ивана Павловича Волоска. Шифрмашины того времени реализовывали наложение случайной последовательности (гаммы) на открытое текстовое сообщение. 14 июня 1934 г. в Реввоенсовете СССР была продемонстрирована аппаратура Остехбюро по автоматическому шифрованию и дешифрованию при передаче по радио. Нужно было найти предприятие, где такую аппаратуру можно будет выпускать.

Следующая попытка инициировать создание отечественной шифровальной машины была предпринята шифровальщиками-моряками в январе 1929 года на совещании во 2-м отделе Управления делами НКВМ. В повестку дня среди прочих был включен вопрос о «машинизации» шифрования (терминология того времени), подготовленный морскими шифровальщиками. Вопрос о создании не просто машины предварительного шифрования, а машины линейного шифрования. Итоги совещания занесли в протокол, в конце которого потенциальным разработчикам предложили взглянуть в будущее: «…Считать желательным и наиболее приемлемым для кораблей флота введение такой шифровальной машины, которая одновременно является самошифрующим и передающим радиоаппаратом…»

Однако к началу 30-х годов дошла очередь и до правительственной и военной связи, самую активную позицию в этом вопросе занимали специалисты Восьмого отдела штаба РККА. К этому времени в Спецотделе ОГПУ и в Восьмом отделе штаба РККА были развернуты работы по поиску наиболее приемлемых машинных алгоритмов и уже имелись их конкретные наработки. Можно было приступить к совместному составлению проекта технического задания на конструирование отечественной шифровальной машины.

В конце 1933 года в Москве была сформирована рабочая группа из специалистов Спецотдела НКВД и командиров штаба РККА, которой было поручено отобрать из предприятий Москвы и Ленинграда наиболее пригодные для разработки и выпуска отечественной шифровальной техники.

Начальник Второго отделения Восьмого отдела штаба РККА капитан 1 ранга И.П. Волосок в ноябре 1934 г. приехал на завод им. А.А. Кулакова чтобы лично убедиться, в возможностях предприятия. В это время на заводе им. А. А. Кулакова проводилась большая работа по созданию нового отечественного ленточного телеграфного аппарата.

Общее руководство этой разработкой было возложено на заместителя начальника отдела № 20 Г. С. Кукеса. Конструкторскую часть работ обеспечивал Н.Г. Гагарин, технологические процессы разрабатывались под руководством Н.А. Позднякова, инженерная часть аппарата велась С.И. Часовиковым, производственной частью руководил В.К. Штейнфельс. Много полезного в процессе разработки и внедрения этого аппарата в серию сделал начальник отдела № 20 И.П. Федоров. Новый телеграфный аппарат был создан в сжатые сроки, и получил название СТ-35 (советский телетайп разработки 1935 г.).

«Сложность предстоящей задачи, – сказал он, – заключается в том, что, поскольку ранее в стране никакой шифровальной техники не было вообще, ориентироваться придется только на самих себя», причем «прежде, чем завод начнет осваивать в производстве шифровальные машины, их надо еще и сконструировать». Была утверждена первая группа специалистов, которые должны были работать над этой проблемой, в составе В.М. Домничева, В.Н. Рытова, О.А. Примазовой и Е.П. Изотовой. Именно эти четыре человека положили начало новому направлению в отечественной технике, обеспечивающей скрытое управление войсками.

Планируемое на вторую пятилетку увеличение выпуска радиопродукции всех типов и назначения, а особенно ТОС, ставило задачу резкого увеличения производства радиоламп. Начиная с 1932 года в Москве было запрещено строить промышленные предприятия, поэтому место для нового завода надо было искать где-то в Подмосковье. СТО СССР 15 февраля 1933 года принял решение о строительстве электровакуумного завода «Радиолампа» в подмосковной деревне Фрязино. Очевидно, основным критерием выбора явилось то, что здесь имелось пустующее каменное здание бывшей шелкоткацкой фабрики Капцова (это здание сохранилось на территории ФГУП «НПП «Исток» до настоящего времени)[90]. Первая очередь завода «Радиолампа» должна была вступить в строй к 1 января 1934 года, что, конечно оказалось нереально, несмотря на все усилия строителей.

Организовать новое производство электровакуумных приборов было поручено небольшому коллективу отдела электронных ламп (ОЭЛ), который имелся на МЭЛЗе. В конце 1933 года отдел переезжает на «Радиолампу», во Фрязино. Эти лаборатории должны были способствовать освоению коллективом завода производства серии металлических приемно-усилительных ламп. На них была ориентирована работа радиотехнических заводов страны, разрабатывавших аппаратуру, как для широковещательного приема, так и для военных целей.

Советское правительство решило попытаться кардинально улучшить ситуацию с радиолампами. В 1933 году были установлены дипломатические отношения с США, и в том же году состоялся визит на фирму RCA заместителя начальника Главэспрома А.Ф. Шорина и начальника отраслевой вакуумной лаборатории С.А. Векшинского. Руководившие фирмой выходцы из России Б. Сарнов и В.К. Зворыкин хорошо их приняли, на следующий год состоялся ответный визит Зворыкина в Ленинград. Так началось взаимодействие, которому советское правительство уделило огромное внимание, увидев возможность поднять уровень отечественной промышленности. Вопросы взаимодействия с фирмой «Радиокорпорейшн» неоднократно рассматривались на уровне высшего руководства.

«Радиокорпорейшн» являлась основным производителем массовой радиопродукции в США. Она выпускала около 30 типов радиоприемников высокого качества. В 1935 г. корпорация выпустила 25 млн радиоламп, что составляло 30 % от общемирового объема. В разработке имелось еще около 80 новых типов. Фирма сотрудничала более чем с 60 смежниками-заводами, поставлявшими ей различные блоки и детали. Она занималась строительством и эксплуатацией радиовещательных и телевизионных станций. В США в условиях кризиса развивалось движение за оказание технической помощи России. В этой связи 7 февраля 1935 г. ЦК ВКП(б) одобрил план получения технической помощи по радиотехнике и телевидению от крупнейшей компании «Радиокорпорейшн», насчитывавшей свыше 600 радиовещательных станций. Начались переговоры.

Конец ознакомительного фрагмента.