Глава 2
Раб ударил колотушкой в большой бронзовый гонг, низкий гул заполняет цирковую арену до краёв и пропадает.
– В бой! – коротко рявкает объявляющий. Противники сходятся на середине. Араб несколько раз несильно ударил обоими мечами, рус легко отбил щитом – знатоки на трибунах с умным видом сообщили остальным, что это так, прикидка, щас начнут по-настоящему. Внезапно араб оглушительно громко завизжал так, что уши заложило не только у обалдевшего от неожиданности Александра, но и у зрителей – акустика в цирке оказалась не хуже, чём в театре. Воин подпрыгивает, странно задирая ноги в сапожках с загнутыми носами, мелькают зелёные шаровары. Большая горсть колючего песка летит прямо в лицо, будто кто лопатой загрёб и швырнул. Александр запоздало реагирует на резкое движение, щит идёт вверх – мутно-белая струя хлещет по лицу, чудом не задев глаза. Не мешкая, воин прыгает вперёд и два змееподобных меча с необыкновенной скоростью и силой обрушиваются на врага. Александру оставалось только закрываться щитом и медленно отступать к краю арены. Град ударов не позволял даже на мгновение отвести щит, чтобы ударить самому. Но он понимал, что это не схватка в поле, ещё несколько шагов и арена кончится, он упрётся в ограждение и тогда «великий змей востока» изрубит в щепки сначала его щит, а потом и самого. Но и открыться нельзя, он же совершенно голый! Араб убьёт его одним ударом. Вспомнил, что правая рука вся укрыта толстой кожей с нашитыми железными пластинами. Это же защита! Отводит руку с секирой как можно дальше за спину и со всей силой рубит наотмашь. Араб оказался быстр. Подставил один меч под удар секиры, вторым сильно ударил по руке, намереваясь отрубить её. Однако удар получился слабым. Тяжёлая секира отбрасывает меч, араба сильно бьёт по голове собственным оружием плашмя. Отшатывается, второй меч со скрежетом проходит вдоль руки, не повредив её.
Теперь, когда первый натиск отбит, бой идёт на равных. Противники обмениваются частыми ударами, горячий воздух звенит от сталкивающихся мечей и секиры, гулко бухает щит, принимая удары. Зрители возбуждённо подскакивают, громко обсуждают ход поединка. Заключают пари на победу – чаще на шустрого араба, с видом знатоков рассуждают о преимуществах лёгких арабских мечей и недостатках тяжёлой русской секиры и всё вместе удивляются, что никто не ранен. Может, сговорились подлые гладиаторы, хотят больше бабок нарубить с лохов? Но если противник Александра хотел красивой победы, зрелища, то сам он не собирался развлекать собравшихся. Щит уже трещал, с него осыпались почти всё железные пластины. Ещё немного и станет бесполезной обузой. Выстоять с одной секирой, даже такой устрашающей, против оберукого бойца с двумя мечами будет трудно. Выбрал момент, когда араб снова попытался перейти в атаку, подставил щит под удар не плашмя, а ребром. Волнообразный меч прорубает железный ободок и входит почти до середины. Александр выворачивает руку, рвёт щит на себя и в сторону, одновременно нанося удар секирой вслепую. Араб быстро приседает, уходит кувырком от удара, но зажатый меч вынужден отпустить. Иначе остался бы без головы. Александр отшвыривает ненужный щит, перехватывает секиру двумя руками. Тяжёлое двойное лезвие замелькало в воздухе, как будто гигантский стальной мотылёк порхает. Зрители ахнули – поначалу показавшийся неуклюжим медведем, русич рубит так же быстро и легко, как бабы в селе капусту на зиму шинкуют.
Теперь возликовали те немногие, что поставили на победу гладиатора по имени Золотая Грива. Их восторженные голоса загремели над притихшими трибунами. Лишившись второго меча, противник Александра лишился преимущества. Даже очень прочный, но лёгкий меч не может защитить от тяжёлой секиры, что обрушивается сверху и сбоку, как скала. Араб изо всех сил старался защититься и нанести ответный удар, но получалось плохо. Русич ловко парировал, сильно бил в ответ, буквально вколачивая противника в землю. Ярко-зелёные шаровары потемнели от пота, он просто обливался горячей влагой и слабел с каждой минутой. Всё понимали, что вот-вот погибнет. По рядам зрителей побежал шум, предлагалось новое пари – со скольких ударов русский убьёт – с одного, двух, трёх и так далее. Разгорелись споры, в двух местах на трибунах даже драки вспыхнули и тут же погасли под ласковыми дубинками стражников. Приближается кульминационный момент схватки – расчленение живого человека на части. Чём больше кусков, тем лучше. Шум на трибунах постепенно переходит в непрерывный гул, усиливается по мере того, как один из бойцов слабеет. Когда Александр отбил очередной удар меча, да так, что треснувший клинок отлетает далёко в сторону, трибуны взвыли от восторга. Вой, вырывающийся из сотен глоток, достиг наивысшей точки, словно всех зрителей охватил мерзкий экстаз…
Меч ещё был в воздухе, когда Александр быстро и точно ударил кулаком. Череп громко хрустнул, лицо исчезло, словно провалилось в яму. Убитый противник не упал на спину, а просто рухнул на месте, будто подрубленный. Вой на трибунах разом оборвался. В наступившей тишине всё услышали и увидели, как победитель громко плюнул в сторону трибуны для почётных гостей. Брезгливо отбросил секиру и пошёл прочь с арены с таким видом, будто только что сходил по большой надобности. Ошарашенные зрители молча проводили взглядами уходящего гладиатора. Никто не проронил ни слова, но, как только он скрылся в тени коридора и ворота захлопнулись, цирк взорвался криками. На трибунах вспыхнули драки, скандалы. Проигравшие пари бросились друг на друга с кулаками. Остальные просто возмущённо орали, что их обидели, оскорбили, что подлый гладиатор не имеет права так относиться к добропорядочным гражданам, это вопиющее хамство, оно должно быть наказано и т. д.
Гости почётных лож спокойно, без суеты покинули места, старательно придерживая роскошные лорики – не дай Бог упадёт, кто-то увидит лицо, узнаёт! Цирковая стража коршунами ринулась в толпу разнимать дерущихся простолюдинов. Обозлённые зрители сначала возмущённо заорали на стражников, потом тоже кинулись в драку. На трибунах завязалась массовая потасовка. Народ задавил массой, стражников стали избивать и выкидывать по одному на арену. Вскоре в белом песке без памяти валялось полтора десятка стражников, на трибунах добивали остальных.
– Стража, ко мне! – заорал Антип, дико вращая глазами, – а ты-ы … – взревел ещё громче, завидев Александра, – сейчас узнаёшь, каково бунтовать. В кандалы его!
Прибежавшие на рёв начальника стражники со всех сторон кинулись на Александра, но тут воздух прорезал резкий женский крик:
– Всём стоять, Гриву не трогать!
Стражники сразу узнали голос хозяйки, Зины, в растерянности опустили руки. Она стремительно приблизилась, остановилась в трёх шагах.
– Антип, – холодно произнесла Зина, – пошли людей на трибуны спасать стражников, чтобы их не убили и ни в коем случае не бить зрителей, понял? Мне двоих, остальных отправляй.
– Но как же, хозяйка, это он всё устроил, вот этот гад, – показал толстым пальцем Антип на Александра, – зрители взбунтовались из-за него. Вы видели, чего он им показал, а?
– Видела, – холодно ответила Зина, – я вообще всё вижу и знаю лучше тебя, Антип. Если ты думаешь иначе, то руководить стражей будет другой, а ты выйдешь на арену. Тебе всё понятно?
– Да, хозяйка, – быстро произнёс Антип. Он как-то усох, стал ниже ростом и ссутулился. – За мной! – сипло крикнул, по-стариковски засеменил прочь. Стражники гурьбой бросились за ним.
Зина проводила взглядом, обернулась к Александру.
– Кандалы, – бросила стражникам, что остались с ней.
Те ловко надели цепи, замкнули железные браслеты на ногах и руках, один с издевательским поклоном вручил тяжёлое ядро Александру. Тот принял, но тут же уронил его, как бы невзначай. Тяжёлая железяка падает в миллиметре от большого пальца на ноге стражника. Стражник багровеет от злости, лицо надувается, зубы скрежещут, но отступает в сторону под взглядом Зины. Александр равнодушно складывает руки на груди, стараясь не поцарапать кожу грубыми браслетами. Посмотрел на Зину.
– А я всё думала, за что лесного дикаря в генералы произвели? – задумчиво произнесла она. Небрежно щёлкнула пальцами и услужливый стражник аккуратно подставляет стул. Зина вальяжно садится, неторопливо расправляет складки платья.
– Сижу целыми днями, ломаю голову, как привлечь зрителей, – задумчиво продолжала она, – заставляю рыжую дуру красить, стричь, завивать тупорылое мужичьё, наряжать в несуразные костюмы, сочиняю по ночам сценарии дурацких шоу, чуть ли не театральные пьесы пишу. Вдруг являешься ты, – Зина заметила, как удивлённо поднялись брови Александра, поправилась, – ну, не вдруг, а я тебя заставила выйти на арену и сразу получилось то, что мне не удаётся вот уже год, два – по-настоящему привлечь внимание зрителей!
– Не понимаю я тебя, Зина, – пожимает плечами Александр, криво улыбаясь, – ты так сложно выражовываешься…
– Не придуривайся, – строго обрывает Зина, – всё ты понимаешь. Ишь, простачок!
Александр удивлённо хмыкает. Цепи согласно позвякивают – нет, не понимаем, мол…
– Ты привлёк внимание публики, понимаешь? – раздражённо заговорила Зина, – ты разозлил их, обидел, зацепил за живое! Тебя ненавидят за оскорбление и пренебрежение их мнением, эти люди сейчас только и делают, что с возмущением обсуждают твои плевки, жесты. Ты, ничтожество с мускулами, посмел так нагадить на их любовь к зрелищу! А ты знаешь, какие люди сидели в ложе?
– Да плевать мне, кто там сидел в этой ложе, – пренебрежительно дёрнул Александр лохматой головой. Грива светлых волос всколыхнулась, как от порыва ветра. – Я с императором, как с тобой сейчас, разговаривал, а тут какие-то дворянишки пришли на драку посмотреть. Как быдло простолюдное, ей богу.
Зина неожиданно рассмеялась, даже в ладоши хлопнула.
– А они и есть быдло, ты разве не знал? Всё до единого, что в ложе, что на простых лавках. Но сами себя таковыми не считают, нет, – произнесла, хитро прищурившись и наклонив голову набок, – а ты взял и сказал им об этом, то есть показал, грубо так, по-солдатски, но зато всём понятно. И теперь они всё тебя ненавидят и хотят твоей смерти. Припрутся на следующее представление в надежде увидеть, как тебя убьют или искалечат и ещё знакомых приведут, друзьям порекомендуют прийти, понимаешь? Это-то и надо! И не говори мне, что ты сделал это случайно. Человек, что запросто разговаривал с императором – это действительно так, я знаю – случайно ничего не делает. Ты умышленно взбудоражил половину города… да, да, не удивляйся, бордели и цирк посещают очень многие, но не думай, что тебе удастся удрать под шумок. Ты не Александр, императорский гвардеец и генерал, а гладиатор Золотая Грива. Тебя никто не узнаёт и не поверит твоему рассказу. Да и… так, ладно, гладиатор, ты утомил меня. Эй! – крикнула Зина.
– Слушаю, госпожа! – подобострастно склоняется стражник.
– Этого в отдельную каморку, принести хорошей еды, воды, чистое бельё и доставить туда самую лучшую девку из борделя. Мамке передай, пусть она этим займётся. Ну, а ты, Золотая Грива, девицей сильно не увлекайся, понадобишься уже через пару дней. Зрители неделю ждать не станут, так что отдыхай как следует, драка будет серьёзной.
Александра увели, а Зина в задумчивости осталась сидеть. Слуги и рабы старались как можно быстрее проскользнуть на цыпочках мимо, что бы не дай Бог не побеспокоить хозяйку. А Зина так крепко задумалась, что не замечала никого вокруг. Ей хотелось придумать такое, что бы зрители просто ломились на цирковые бои. Медленно уходит, не замечая никого вокруг.
Александр равнодушными глазами окинул стол, сплошь заставленный изысканными яствами. "С императорской кухни утащили, что ли?» – вяло подумал. Блуждающий взгляд наткнулся на топчан. Теперь на нём мягкий матрас, постелено шёлковое бельё. Есть почему-то не хотелось. Присел на краешек. Старая деревянная рама знакомо скрипнула. Медленно прислонился к стене, но сразу раздражённо выпрямился – задница скользит по шёлку. Пришлось лечь. Стал рассматривать знакомый потолок, глаза невольно остановились на пляшущих бликах отражённого от воды света. Ни о чём не хотел думать, вспоминать. Веки потяжелели, закрылись сами собой и Александр незаметно задремал. Разбудил тихий скрип открываемой двери. Бросилось в глаза, что блики на потолке стали темнее. "Ну вот, уже дремлю днём, – с вялым раздражением подумал, – как старая лошадь». Повернул голову.
На пороге стоит маленькая женщина, закутанная с ног до головы в мафорий, как грудной ребёнок в большую пелёнку. Александр несколько секунд непонимающе смотрел на нежданную гостью, потом вспомнил, что победителю в бою на арене положена девка, да и Зинка обещала.
– Проходи… туда, – буркнул, небрежно показывая рукой на лавку, – садись.
Женщина послушно засеменила через всю каморку, сёла на краешек лавки. Маленькие ручки чуть высунулись из широких складок мафория, смешно уложились на коленях. Александр с минуту сидел на кровати, мучительно выбирая между желанием спать дальше и женщиной. Широко развёл руки, изо всех сил потянулся и зевнул, завывая, как голодный волк. Направился к бочке с водой умыться. Бросил на ходу:
– Есть хочешь, валяй к столу.
Ополоснулся до пояса холодной водой, неторопливо растёрся жёстким полотенцем. Повернулся и… полотенце едва не выпало из рук. За столом сидит девочка, почти ребёнок, маленькая, худая и за обе щёки уплетает всё подряд. Он глупо стоит с мокрым полотенцем и растерянно смотрит, как она доела жареного фазана, ловко облизала пальчики и принялась за перепёлок с орехами.
– Эй, ты кто? – удивлённо спросил Александр.
Девушка испуганно замерла с открытым ртом. Она только сейчас увидела, что съела почти всё на столе и от этого перепугалась до полусмерти.
– Ой-ой, – тоненьким голоском запричитала девушка, – простите меня, я случайно!
– А если не случайно, а умышленно? – строго спросил Александр, – это сколько же ты съедаешь каждый день?
Девушка вжала голову в плечи, виновато развела руками.
– Я такой еды никогда не видела. Дома только хлеб и кислое молоко, иногда сыр, – шмыгнула носом, – ты сказал – валяй к столу, я и поела.
– А-а… ну да, сказал, – согласился Александр, – так ты, значит, самая лучшая? – спросил он.
– Не-ет, у меня братья… Вот они настоящие саранчуки, – ответила девушка, осторожно отодвигая подальше пустые тарелки.
– Так, ещё и братья… ага… Ну, я вообще-то другое имел ввиду… Вот что, – Александр ловко бросил полотенце на вешалку, надел рубаху, – рассказывай, сколько тебе лёт, как зовут, откуда взялась и чём тут занимаешься.
Девушка устроилась на жёсткой лавке поудобнее, маленькие ладошки улеглись на колени и затараторила, как белка:
– Вот значит так – меня зовут Марфа, мне уже тринадцать лёт, мой папа извозчик, мама стирает бельё на пристани для матросов. У меня есть десять братьев и две сёстры, я самая старшая, помогаю маме по дому. Вот!
– А здесь-то как оказалась?
– Меня за долги отдали. Папа брал деньги в долг на новую повозку, да вовремя не отдал. Ну, мама и договорилась с госпожой Клеопатрой, матушкой госпожи Зины, что я поработаю пока у госпожи Клеопатры, пока за долг не рассчитаюсь.
– А госпожа Клеопатра не сказала, кем ты будешь работать?
– Обслуживать клиентов постоялого двора. Ну, полы помыть, пыль вытереть, застелить кровать.
– И расстелить?
– И это можно, – шмыгнула носом Марфа. Смотрела на Александра большими наивными глазами, ожидая новых вопросов. Он вглядывался в девушку, не очень-то веря в наивность, но так и не увидел притворства. В глазах читалось только удивление – чего это взрослый дядька такие глупые вопросы задаёт?
Александр взял со стола виноградину, кинул в рот. Нежная ягода раздавилась, едва придавил языком, рот наполнился сладким соком. Проглотил, бросил ещё одну.
– Велик ли долг?
– Ой, и не спрашивайте – сто тридцать золотых, во! – опять затараторила девушка, – нам ещё повезло, дали в рост только на пятьдесят монет. Вот тридцать папа отдал, теперь ещё зарабатывает. Это очень большие деньги, но зато теперь у папы новая повозка, от клиентов отбоя нет. Я здесь поработаю за пятьдесят золотых и вернусь домой, вот.
Когда Александр услышал про сто или сколько там, золотых, он чуть не подавился виноградиной – это же гроши! Один сапог императорского гвардейца стоит вдесятеро дороже. Закашлялся, на глазах выступили слёзы. Девушка немедленно принялась заботливо стучать маленькой лапкой по спине.
– Большое спасибо, ты мне очень помогла, – учтиво произнёс Александр, откашлявшись, – Марфа, тебе домой хочется?
– Ага, – кивнула девушка, – там братики, сестрёнки – весело.
– А кушать ещё хочешь?
– Нет, – тихо ответила Марфа, густо краснея.
– Ну, ладно, – Александр поднялся с лавки, прошёлся по комнате. Солнечные блики на потолке погасли, наступила ночь. Повернулся к девушке.
– Вон кровать, Марфа, ложись спать. Уже поздно. Тебе ведь разрешили не возвращаться к себе, верно?
– Да, сказали, что я буду у тебя, пока ты не отпустишь. А где ты будешь спать?
– Найду место, не волнуйся.
Марфа подошла к кровати, осторожно легла. Маленькие пальчики быстро перебирали шёлк, мяли его, скручивали и снова распускали.
– Как здорово! – прошептала девушка. Глаза закрылись, через мгновение уже спала.
Александр снял с вешалки старый солдатский плащ, прилёг на жёсткую лавку. "А не дурак ли я?» – подумал он.
«Конечно, дурак! – отозвался второй голос изнутри, – просто идиот какой-то. Нашёл, о ком заботиться. Да её завтра – послезавтра снова сюда отправят. И нормальный мужик, а не такой слюнтяй, как ты, сделает женщиной. Папа с мамой хотят дочке как лучше – в разумении извозчика и прачки. Ты знаешь, сколько зарабатывают столичные потаскухи и родители её тоже знают. Так чего лезешь не в своё дело»?
– Так ведь дурак же… – тихонько, чтобы не разбудить девушку, говорит Александр вслух, укладываясь на жёсткой лавке.
Утром, на площадке, где тренировались гладиаторы, Александр увидел Зину. В сопровождении двух телохранителей она прогуливалась вдоль дорожки по краю площадки. Увидев направляющегося в её сторону Александра, остановилась. Телохранители тоже заметили приближающегося гладиатора, непроизвольно напряглись, ладони сомкнулись на рукоятях мечей. Александр усмехнулся, отбросил в сторону тяжёлую железную дубину. Её использовали стражники как засов на воротах.
– Тебе всё понравилось вчера? – с двусмысленной улыбкой спросила Зина, – или хочется чего-то ещё?
– Отпусти девчонку, – попросил он.
– Её родители мне должны, отработает долг, тогда отпущу.
– Не валяй дурака, Зинка, – скривился Александр, – для тебя две сотни золотых мелочь.
– Что-о! Да как ты смеешь называть меня Зинкой, ты, ничтожная дрянь! – быстро заговорила Зина. Она побагровела от гнева, её трясло так, что проглатывала окончания слов. – Стоит мне только пошевелить пальцем и от тебя горстка пыли останется. Я могу…
– Закрой рот, – спокойно посоветовал Александр, – ты заработала тысячи на прошлом представлении, заработаешь ещё десятки тысяч золотых на следующих. Потому что бьюсь на арене я, а не вот эти ублюдки, что торчат возле тебя, – кивнул на телохранителей, – так что ты будешь пылинки с меня стряхивать и выполнять всё желания, ясно? Повторяю ещё раз – девчонку отпусти, её долг за мной.
Не дожидаясь ответа повернулся, пошёл обратно. Не глядя, подхватил с земли брошенную железную дубину, подбросил одной рукой, поймал. Под блестящей от пота кожей прокатились жёсткие бугры мускулов, затвердели горными хребтами. Небрежно положил на плечо, словно хворостину. Зина едва сдержалась, чтобы не завизжать от распирающей злости. Сжала пальцы в кулак, не чувствуя, как ногти врезаются до крови. Голова опустилась, словно у львицы перёд броском, чёрные глаза сузились до тонких щёлок. Маленькое личико налилось темно-красным. Замедленно, будто змея, повернулась к двум телохранителям. Узкие белые губы вытянулись в ниточку, вот-вот раздастся змеиное шипение…
Оба телохранителя стоят поодаль, головы опущены. Один сосредоточенно ковыряет носком сапога сухую землю, словно надеется что-то выковырять из засохшей глины, второй копается в носу и внимательно рассматривает добытое.
– Уроды… – выдохнула Зина. Багровость медленно уступила место бледности, поднятые плечи опустились, сдавленное дыхание выровнялось, стало обычным.
– Пошли вон, – приказала. Загребая пыль сапогами, побрели в сторону бараков для гладиаторов.
– Точно, надо их на арену отправить, – пробормотала Зина, – от ублюдков никакой пользы. А ты… Подожди, я сумею ответить.
На постоялом дворе в небольшой комнатке на втором этаже, её ждёт мама Клепа. Из-за спины, со стороны тренировочной площадки доносится частый звон мечей и бухающие удары железной дубиной, будто кто сваи в землю вбивает.
Через два дня весь город будет отмечать день рождения градоначальника. Зина решила воспользоваться моментом и разослала по городу глашатаев объявить, что сегодня вечером будет внеочередное представление в цирке. Когда бледно-розовое солнце до половины опустилось в море, толпы простолюдинов уже валили за пристань, где располагается район борделей и цирков. Самый большой принадлежит Зине. Трибуны быстро заполнились до отказа. Кому не хватило места на лавках, устроились на лестничных проходах или просто стояли за лавками на деревянных помостах. Цирк шумел, время от времени по трибунам прокатывались волны гула, словно вал приближающегося шторма. Когда нетерпение зрителей достигло предела и трибуны не шумели, а уже угрожающе ревели, Зина приказала выпустить первую партию бойцов. Как раз недавно приехала группа молодых парней из далёкой горной деревушки, желающих сделать карьеру цирковых бойцов. Парни сильны, неплохо – для горцев – владели оружием, но до вершин мастерства им ещё далёко. Вдобавок всё говорили на латыни, а городское население разговаривало только по-гречески. Говорящих на латыни презрительно обзывали жлобами и деревенщиной. Вначале Зина хотела отказать увальням, ей вполне хватало наёмных бойцов и рабов, но потом передумала и приказала Антипу принять их. Тот недовольно бурчал, мол, на чёрта нам деревенские пастухи, но Зина осталась непреклонной. В её красивой головке родилась идея нового представления. И вот, сегодня, должно состояться первое выступление новой команды. Но они не знали, какой сюрприз приготовила Зина для них. К немалому удивлению Александра, его выступление сегодняшним вечером не планировалось. Антип лично привёл его на место под трибунами, откуда хорошо видно выступающих на арене, но сам остаёшься невидим для зрителей.
– Сиди тут, – приказал Антип, – смотри бои, отдыхай, то и сё… и это, э-э… смотри у меня!
– В оба глаза! – засмеялся Александр. Он покосился на стражника, что стоял неподалёку, сделал страшное лицо, показал руками, что сейчас разорвёт на куски и убежит. Стражник, до этого вяло топтавшийся на месте, застыл столбом и больше не шевелился. Только часто-часто моргать стал.
На арену по индюшачьи важно вышел объявляющий. Пошевелил громадными чёрными усами, что сегодня торчали в стороны строго параллельно земле, вскинул руки к тёмному нёбу, словно призывая потусторонние силы для свершения магического действа…
– Н-наш праздник в честь юбилея гр-радоначальника столицы мира, Константинополя великого, открывает битва Восточного Героя с войсками гнилого Запада!
Величественным жестом указал на западные ворота арены – из них всегда выходят на арену злодеи. Под барабанную дробь показался строй римских легионеров. Это те самые горцы, что говорили только на устаревшей и не модной латыни. Громко поют строевую песню легионеров и зрительный зал взрывается аплодисментами – выглядит вполне правдоподобно. Объявляющий вновь вскидывает руки, успокаивая зрителей.
– О-откройте восточные врата-а! Пр-риветствуйте Восточного Гер-роя!
Для Александра это было что-то новое. Слышал краем уха, что у Зины есть боец, который сражается на арене профессионально. Не раб, не подневольный гладиатор. Живёт в городе в большом доме, в престижном районе. У него семья, многочисленная родня, как и у всякого выходца из бедных слоёв населения. Когда-то начинал как простой цирковой борец, потом попробовал себя в гладиаторских схватках без правил. Дело пошло. Чаще побеждал, чём проигрывал, а если проигрывал, то оставался жив. Подлечившись, снова принимал участие в схватках. Так, набираясь опыта и сил, поднялся на такую высоту, что мог разговаривать с хозяйкой цирка почти на равных и уже не она ставила условия, а он, мастер боёв на арене, называл сумму гонорара. В цирке нет имён, только красивые кликухи и пышные титулы. Этого всё называли Восточный Герой. Правда, однажды Александр услышал и другое имя – Восточный Геморрой, но сказать такое громко вслух никто не рисковал. Утверждали, что парень со странностями.
Створки загона, именуемые Восточными Вратами, со скрипом распахнулись. Из подвальной прохладной тьмы, в пляшущем рыжем свете факелов показывается блестящая свежим маслом гора мускулов, увенчанная маленькой головой без шеи. Александр привстал на ноги, что бы получше рассмотреть цирковое чудо. Из-за непомерной толщины руки и ноги казались чересчур короткими в сравнении с общими размерами тела. Вся грудь, плечи и спина покрыты чудовищными мясными наростами мышц, на животе по бокам свисают избытки мяса. Бёдра были такими толстыми, что тёрлись друг о друга и только внизу, ниже колен, между ног была узкая щель, замыкающаяся мощными икрами. От такой удивительно формы бёдер гениталии выпирали наружу и забавно кивали при каждом шаге. Тонкий шёлк узкой набедренной повязки совершенно не скрывал. Для усиления впечатления Герой мощно водил плечами на каждом шаге, словно груды каменных мышц мешают ему идти нормально. Узкий, в два пальца, лобик закрывает золотой обруч, затейливо украшенный блестящими камушками. Волос нет. То ли острижены, то ли нет от природы. На маленьком круглом лице с раздутыми щеками особенно выделяется мощная нижняя челюсть в форме детского совка. Александр невольно покачал головой – этакого геракла видеть ещё не приходилось!
Тём временем Герой выходит на арену, разводит руки вверх и в стороны, приветствуя собравшихся. Валуны мышц вздуваются ещё больше, становятся круче, твёрже. Зрители всё, как один, восторженно закричали, а потом в один голос завизжали! Такого мощного визга тысяч людей Александр, да и не только он, ещё не слышал. Воздух буквально вибрировал и дрожал на предельной частоте, барабанные перепонки заныли, как будто нырнул слишком глубоко. К Герою суетливо, как мыши, подбегают служки. Длинный двуручный этериотский меч, треугольный белый щит с красным крестом посредине Восточный Герой принимает небрежно и как бы нехотя. На плечи накидывают белый, с золотой каймой, короткий плащ. Герой небрежно повертел меч, разминая кисть, крест-накрест рубанул перёд собой. Белый плащ за спиной красиво колышется в такт движения, щит сидит на левой руке, как приклеенный. Зрители аж воют от восторга – У-УАА!!!
– В бой! – рявкнул объявляющий с края арены.
Строй римлян сдвигается с места. Каждый легионер в такт шагам бьёт мечом по щиту, шеренга движется ровно, в ногу, ритмичный грохот мечей о щиты заглушается криком трибун. Неспешным шагом идёт навстречу и Герой. Соперники сходятся точно на середине арены. Герой мощно толкает щитом центр строя. Сразу двое легионеров падают, но остальные окружают одиночного противника со всех сторон. На Героя обрушивается град ударов. Но римляне не успели даже ранить его, опытный воин стремительно бросается вперёд, молниеносно разворачивается и на легионеров словно молния упала с нёба – так необычайно быстро стал рубить двуручный меч. Сильные, частые удары тяжёлым мечом очень опасны даже через щит. Энергия удара так велика, что почти не поглощается тонким слоем металла и дерева. Сильнейшая боль от руки кругами расходится по всему телу, а удары сыпятся один за другим. Только сильный и мужественный воин способен терпеть, и то недолго. Герой хорошо знал это и не особо заботился о том, что бы рубить в незащищённые места. Просто очень сильно бил тяжёлым мечом и всё. Когда строй легионеров нарушился, он толкнул щитом одного, другого. Впереди образовалась пустота. Герой красиво отбрасывает ставший ненужным щит, перехватывает меч обеими руками. Размашистые удары рушатся на легионеров. Зал выл и хохотал в диком восторге, когда мускулистые руки Героя высоко вздымали длинный меч и обрушивали на головы врагов – подлых римлян. Герой бил сверху вниз, наотмашь слева и справа, римские щиты трещали и разваливались на куски, легионеры падали, смешно задирая волосатые белые ноги в глупых римских юбочках, разрубленные чуть ли не пополам. Кровь брызгала фонтанами и заливала белый песок…
Последнего легионера Герой убивал так: когда оглушённый римлянин попятился назад и изрубленный щит упал к ногам, а выщербленный меч едва держался в ослабевшей руке, Герой широко размахнулся и метнул меч, как нож. Гигантское лезвие описало в воздухе сверкающий круг и воткнулось точно в грудь римлянину. Легионер взмахнул руками, его оружие отлетел в сторону. Всё на трибунах видели, как окровавленное лезвие меча Героя вылезло из спины легионера прежде, чём он рухнул на залитый кровью песок арены. Ночь тонет в криках восторга. Герой раскланялся во всё стороны, на ходу ловко выдернул меч, вскинул к нёбу и так, с поднятым мечом, уходит с арены. Трибуны поют, пляшут и шум ликующей черни ещё долго не стихал.
Александр задумался. Чутьё подсказывало, что с этим парнем по кличке Восточный Герой он очень скоро встретится.
День нехотя уступает место прохладной ночи. Солнце печально прячет лучи в море один за другим словно в огромный сундук. Они не хотят, норовят вырваться и тогда солнцу приходится самому садиться на синюю крышку сундука, чтобы не выпустить их на волю раньше времени. Оно проваливается глубже и глубже и вот уже только сверкающая макушка остаётся над горизонтом.
– Принцесса, вы скучаете? – раздался тихий голос Елены, самой близкой подруги.
Анна нехотя отвела взгляд от уходящего солнца, повернулась.
– И да и нет, – пожала плечами, – сама не знаю. Почему-то нет настроения последнее время.
– Ах, у нас приступ меланхолии! – засмеялась Елена.
Анна прошла с террасы в комнату, присела на краешек дивана.
– Да, а что тебя удивляет?
– Не вижу причины.
– Это не значит, что её нет, – вздохнула Анна, – она появится в самый неподходящий момент. А разве у тебя не бывает так?
– Не-а, – беззаботно ответила Елена, – я иначе смотрю на жизнь. Сегодня всё хорошо и ладно, а завтра посмотрим. Ты слишком любишь заглядывать вдаль. Это у тебя врождённое плюс воспитание во дворце.
– А как иначе? Я воспитана как будущая жена монарха.
– А я, слава Богу, нет и поэтому живу сегодняшним днём. Слушай, – зашептала она, почему-то оглядываясь, – мне сказали, что в цирке за пристанью, ну, в котором косая Зинка хозяйка, появился новый гладиатор. Оч-чень красивый мужчина, дерётся как бог войны и хорошо воспитан.
– Господи, Елена, ну как человек, что дерётся за деньги, может быть хорошо воспитан?
– Может. Он не красуется перёд зрителями, не стучит кулаками в грудь и не любит убивать. А деньги … – девушка мечтательно подняла взгляд на тёмное нёбо, прижала руки к груди, – мало ли какие причины у мужчин бывают, что они идут в гладиаторы. Может, у него есть любимая девушка, но она тяжелобольна, на лечение нужны деньги и вот он вынужден рисковать ради любимой, биться не на жизнь, а насмерть, но старается сохранить благородство и поэтому…
– Остановись, сказочница, – засмеялась Анна.
Елена скромно опустила глазки, тонкие пальцы с ярко накрашенными коготками царапнули складки платья.
– Пойдём, посмотрим, а?
– Да ты что? Сестра императора пойдёт в цирк смотреть на драку? Ты знаешь, что такие развлечения строго запрещены законом и церковью, – Анна укоризненно посмотрела на подругу.
– Ну, не так уж строго, раз всё ходят, – ответила Елена, преувеличенно внимательно рассматривая крашеный ноготок на безымянном пальце, – оденемся поскромнее, лица укроем платками, я как раз недавно купила два новых, очень красивые, ещё ни разу не одевала, некуда было…
– Елена!
Подруга надула губы. Обиженно повела конопатым носиком в сторону, где располагаются покои венценосного брата Анны, Василия, недовольно закатила глаза под самые брови.
– А ему можно переодеваться простым горожанином и бродить по улицам вечерами?
– Брат узнаёт нужды простого народа, – неуверенно ответила Анна, – вельможи часто врут о положении дел в стране.
– Да, так и ходят по очереди. Узнавать…
– Елена!
– Хорошо, хорошо… Давай тогда станем вышивать крестиком. Мало ли что понадобится будущей жене монарха. Нитки принести? – спросила Елена, скромно сложив ручки на коленках.
– Если тебя интересуют красивые, сильные мужчины, то во дворце достаточно императорских гвардейцев. Ниток не надо.
– Ах, ну причём здесь дворцовые гвардейцы с нитками! – всплеснула руками Елена, – они целый день стоят, как истуканы и таращатся на каждую юбку. Мне кажется, – прыснула в кулачок девушка, – что им под доспехи палку вставляют, что бы они не падали. А вот там, за пристанью, о-о… Бойцы выходят на арену в одних набедренных повязках, всё стройные, налиты силой… А лица какие – строгие, жёсткие. Не то, что у этих слащавых красунчиков. Так принести нитки?
– Да что ты пристала ко мне с этими нитками? Не хочу я ничего вышивать! А какие платья оденем к твоим платкам? У меня всё такие, что сразу узнают.
Наступил день представления. Обычно с самого утра участники схваток шли к Рыжей, где парикмахерша с помощницами приводила сиволапое мужичьё, как она выражалась, в божеский вид. Гладиаторов причёсывали, красили, одевали в костюмы. Так было и на этот раз. Александра привели последним, когда на арене уже начались первые бои. Парикмахерша работала быстро, уверенно и уже через пятнадцать минут Александра вели обратно. На выходе он взглянул в огромное зеркало. Сморщился так, будто укусил недозрелый лимон. В этот раз из него сделали варвара.
В представлении Зины всё варвары были голыми, даже если жили в далёких в северных лесах. Холодная погода, огромное количество насекомых в лесу, да просто сучья, кустарники, сухие ветки, что рвут шерсть вместе с кожей у лесного зверья, в расчёт не принимались. Варвар должен быть голым, ну, в крайнем случае, в штанах, мускулистым и лохматым. Лицо суровое, неподвижное, как от частичного паралича, взгляд подозрительно сощурен. Каждый зритель, сидя в непринуждённой позе, закинув ногу на ногу, одетый модно, со вкусом – так считает он сам! – преисполняется чувством превосходства, глядя на туповатого варвара, который с кем-то там борется, сражается, преодолевает препятствия и трудности. Он, зритель, намного умнее и проницательнее этого, что на арене или сцене, всё равно. Этому умному и проницательному и в голову не приходит, что на самом деле он дурак и лох, которого просто разводят на деньги. По-настоящему умён тот, кто это зрелище организовал. Он долго и внимательно смотрел на стадо, пытаясь понять, что это стадо хочет видеть, а когда понял, какого развлечения ждут простолюдины, то дал им его. Простолюдин считает, что на севере варвары носят набедренные повязки? Пожалуйста, только повязку сделаем из шкуры волка – там ведь холодно. Варвары бродят в густом лесу и сражаются друг с другом или с медведями – почти одно и то же – длинными двуручными мечами? Повесим каждому за спину по мечу, такие в варварских лесах под каждым кустом валяются. У них длинные, густые волосы, чисто вымытые и уложенные в красивую причёску? Сделаем, ведь каждому дураку известно, что в диком лесу полным полно диких цирюльников, ну просто на каждой поляне сидят. А рядом тазик с горячей водой.
Из прямоугольного, размером с солдатский щит, зеркала на Александра недовольно смотрит он сам, вокруг ягодиц обёрнут кусок шкуры волка, на ногах тёплые меховые сапоги шерстью наружу. И всё! Волосы взбиты, тщательно переплетены тонкой проволокой и уложены пышной гривой, закрывающей шею и половину спины. "Настоя-ящий северный варвар, – презрительно подумал он, – покажись я в таком виде в Киеве, камнями бы закидали». На этот раз не было кандалов. Видимо, Зина сочла, что теперь уже никуда не денется и достаточно обычной стражи неподалёку. Александра подвели к хозяйке, она всегда лично проверяла главных героев представления перёд выходом на арену.
– Превосходно, – пробормотала, внимательно осматривая его с ног до головы, – а теперь выдайте ему меч.
Антип предостерегающе крякнул и выразительно посмотрел на Зину.
– Выдайте меч, – повторила она. – Отведите к арене, пусть смотрит на представление. Всё ясно?
Антип вздохнул, вытер ладонью потную шею. Молча пошевелил толстыми пальцами и тот час расторопные стражники принесли меч в ножнах. Александр привычно забросил за спину и, не дожидаясь команды потеющего Антипа, зашагал к ограждению арены. Подошёл, положил руки на отполированную частыми прикосновениями ограду. Вскоре за спиной раздалось сопение, скрип мнущейся кожи, густо повеяло псиной – явилась охрана.