«Новые левые» в Европе
(Обзор)
Аннотация. Рассматривается феномен «новых левых» в европейском левом движении, дается их классификация в соответствии с их программными установками, оценивается деятельность на национальном и региональном уровнях, их позиция по отношению к наиболее актуальным проблемам, перспективы движения.
Abstract. The new left’ phenomena in European Left movement, the classification of new left’parties in compliance with theirs programs, as well as their national and international activities, position vis-à-vis to urgent problems, political prospects of the new left’parties are analyzed.
Ключевые слова: капитализм, социализм, демократический социализм, реформизм, социал-демократия, левое движение, традиционные левые, «новые левые».
Keywords: capitalism, socialism, democratic socialism, reformism, social democracy, the Left movement, traditional left, the «New left».
Политический спектр левого движения в Европе довольно широк и простирается от социал-демократических и альтернативных зеленых до классических коммунистических партий. В настоящем обзоре речь пойдет о тех левых партиях, которые по своему самоопределению (самоидентификации) считают себя в политике левыми, но не относят себя ни к социал-демократическим партиям, ни к партиям «зеленой альтернативы». Устоявшегося и общепринятого понятия для обозначения этой группы партий пока еще не существует. В работах немецких исследователей Фонда Розы Люксембург эти партии именуются «левыми партиям» (Linksparteien), а в англоязычной литературе используется термин «крайне левые партии» (Far Left Parties). Мы же в дальнейшем будем именовать их «новыми левыми». В Европе к концу первого десятилетия XXI в. насчитывалось более 60 такого рода партий, союзов и групп. Одним из критериев (хотя и не самым надежным) принадлежности тех или иных партий к рассматриваемому семейству левых партий немецкие исследователи считают членство в одном из европейских объединений «новых левых». Таковыми на нынешний день являются: Европейские левые (The European Left Party – EL), Форум новых европейских левых (Das Forum der Neuen Europäischen Linken – NELF), Альянс северных зеленых левых (die Allianz der Nordischen Grünen Linken – NGLA), Европе́йские антикапиталисти́ческие ле́вые (European Anticapitalist Left – EACL). В группу «новых левых» включены также партии, депутаты которых входят в состав объединенной фракции «новых левых» в Европарламенте.
Таким образом, к «новым левым» относятся партии, которые определяют себя как партии, находящиеся слева от социал-демократии, а не просто расположенные на левом фланге социал-демократии. По убеждению «новых левых», левая социал-демократия является недостаточно левой, а то и вообще не может быть отнесена к левому политическому спектру [March (b), p. 3].
Партии, которые позиционируют себя слева от социал-демократии, существуют почти во всех странах Европы. Их состав довольно пестр, и все они заметно отличаются друг от друга и по своим программным установкам, и по стратегиям действий. Для распознавания и определения местоположения партий различных систем (как правых, так и левых) на европейском уровне немецкая исследовательница Корнелия Хильдебрандт (Фонд Розы Люксембург) использует понятие «партийная семья». К партийной семье левых она относит социал-демократов, Зеленых и тех, кого мы именуем «новыми левыми». Учитывая многочисленность партий «новых левых», К. Хильдебрандт предприняла попытку определения местоположения партий «новых левых» в общем семействе левых партий Европы, основываясь как на результатах исследований, так и на самопозиционировании «новых левых». Результаты этой работы исследовательница отобразила в таблицах, которые приводятся ниже. В табл. 1 определяется положение «новых левых» в общем спектре левого движения.
Таблица 1
Классификация семейства левых партий Европы
Источник: Hildebrandt (b), S. 11.
Комментируя приведенные в табл. 1 данные, К. Хильдебрандт отмечает, что все левые партии в той или иной мере являются социально ориентированными, причем левые партии решительнее, чем все остальные, отвергают рыночное хозяйство. Что касается социал-демократов, то К. Хильдебрандт обращает внимание на то, что они и после провала так называемого «третьего пути», одной из целей которого было достижение большей социальной справедливости в условиях рыночного хозяйства, продолжают поиски политического подхода, способного обеспечить решение этой проблемы. Сходную проблему пытаются решить и Зеленые. «Новые левые», замечает она, избегают широко говорить об этом противоречии в своих программных документах и стремятся увязать защиту социального государства с перспективами преобразования существующей системы или ее ликвидации. Однако в своей практической политике на национальном или общеевропейском уровнях они не могут игнорировать существование этой проблемы [Hildebrandt (b), S. 10].
Партии левого политического лагеря различаются и в определении социокультурного конфликта. На высшие ценности свободы опираются партии Зеленых, значительно ниже ценятся таковые у традиционных коммунистических партий. Заметно различаются левые партии и в том, что касается одобрения, критики или отрицания существующей общественной системы, взглядов на необходимые преобразования в обществе. На формирование реальной политики левых влияет и их политический потенциал. Существенно различаются левые партии и в том, что касается средств и путей достижения поставленных ими целей, выбора стратегических партнеров [Hildebrandt (b), S. 10].
Одной из особенностей левого политического ландшафта является разнообразие партий и их раздробленность. В их рядах есть партии с большой историей – социал-демократические и коммунистические партии. Имеется и большое количество молодых партий, образовавшихся в результате роспуска, раскола или слияния ранее существовавших партий. Возникли и совершенно новые политические организации. Таким образом, считает К. Хильдебрандт, «можно говорить об очень динамичном, постоянно изменяющемся партийном ландшафте левых партий в Европе». К ним она относит коммунистов-ортодоксов, коммунистов-реформаторов, социалистические, левые социал-демократические, лево-зеленые, троцкистские и другие партии. В одних странах, замечает К. Хильдебрандт, доминирует одна левая партия, в других действуют две и даже больше левых партий, проводящих заметно различающуюся политику и, соответственно, обладающих разным политическим и парламентским весом [Hildebrandt (b), S. 12].
В следующей табл. 2 приводится классификации «новых левых» по подгруппам. Распределение «новых левых» по подгруппам основывалось на самоидентификации партий, их взглядах на капитализм, видении моделей альтернативного развития, выборе путей и средств достижения поставленных целей, оценке коммунистического наследия (отношение к сталинизму, к советской модели социализма), способности адаптироваться к меняющейся социальной обстановке, способности и готовности сотрудничать с другими партиями, в том числе и в составе коалиций. Отсюда их разграничение на ортодоксальные и реформистские коммунистические партии, левые социал-демократические партии, плюралистические левые и лево-зеленые союзы (партии). Учитывалось и различие в программных установках, стратегиях деятельности и принципах организации, которые неизбежно менялись с изменением политической обстановки в соответствующих странах.
Таблица 2
Классификация партийного семейства «новые левые»
Источник: Hildebrandt (b), S. 18–19.
Эти различия обусловили многообразие партийных проектов и, соответственно, пестроту партийного ландшафта «новых левых», его фрагментацию. Тем не менее общим для всех партий, расположенных левее социал-демократии, является стремление создать общества, характеризующиеся большей социальной справедливостью и демократизмом, миролюбием, большей заботой об окружающей среде. Отличия же связаны c разной степенью критики капитализма, несовпадением точек зрения на характер и объем необходимых реформ, системных трансформаций. По мнению, К. Хильдебрандт, причинами слабости и фрагментации «новых левых» являются не только разногласия и конфликты между самими «новыми левыми», но и внешние факторы (политическая обстановка в мире, соотношение сил в той или иной стране, политика правящих буржуазных партий) [Hildebrandt (b), S. 17–19].
Предлагаются и иные варианты классификации «новых левых». Так, политолог Люк Марч (Эдинбургский университет), учитывая их самоопределение, отношение к демократии и капитализму, к историческому наследию и некоторые другие черты, выделяет два основных подтипа «новых левых». К первому подтипу он относит «радикальные левые партии». «Радикальные левые» хотя и стремятся к коренным системным преобразованиям капитализма, тем не менее признают демократию (по крайне мере в теории). Их целью является не революция, а сохранение социал-демократического консенсуса относительно государства всеобщего благосостояния (социального государства), сочетаемого с феминизмом, охраной окружающей среды и евроскепсисом. Антикапитализм «радикальных левых» ограничивается оппозицией неолиберальному глобализированному капитализму, в общих чертах ассоциирующемуся с «Вашингтонским консенсусом». Вместе с тем они не являются сторонниками возврата к плановой экономике и выступают за смешанную рыночную экономику с сохранением предприятий мелких и средних собственников [March (b), p. 3].
Ко второму подтипу отнесены «крайне левые партии», которые демонстрируют гораздо большую враждебность к либеральной демократии и, как правило, отвергают любые компромиссы с буржуазными политическими силами, включая социал-демократию. «Крайне левые» делают упор на внепарламентские формы борьбы и определяют «антикапитализм» гораздо более определенно, как правило, рассматривая крупные частные предприятия как безусловное зло [March (b), p. 3].
По сравнению с международным коммунистическим движением недавнего прошлого «новые левые» (радикальные и крайне левые) пережили, замечает Л. Марч, процесс заметной дерадикализации. В большинстве европейских стран (за исключением Франции, Португалии и Испании) это маргинальные политические силы, представленные немногочисленными партиями, именующими себя «революционными партиями». К их числу Л. Марч относит троцкистские и маоистские фракции. Характерным для этих партий является протест против глобализации и рыночной либерализации, требование большей (прямой) демократии, а также расширение прав обездоленных слоев населения. Некоторые восточноевропейские партии этого толка имеют и национально-популистский оттенок [Марч (а), p. 126].
«Радикальные левые», замечает Л. Марч, это отнюдь не гомогенная группа партий. По идеологическим «физиономиям» и политическим предпочтениям английский политолог подразделяет их на четыре большие подгруппы.
К первой Л. Марч относит «коммунистов», образующих большую группу партий. Коммунисты-«консерваторы» определяют себя как марксистов-ленинцев, придерживаются сравнительно сдержанной критики по отношению к советскому наследию, строят партии на принципах демократического централизма и все еще рассматривают мир сквозь призму «холодной войны», теории империализма, хотя даже эти партии часто апеллируют к национализму и популизму. Коммунисты-«реформаторы» более разнообразны и эклектичны. Они отказались от некоторых аспектов советской модели (например, ленинизма и демократического централизма) и признали, по крайней мере на словах, некоторые элементы повестки дня «новых левых», сложившейся после 1989 г. (феминизм, энвайронментализм, народоправие (grass-roots democracy) и т. д.) [March (a), p. 126–127].
Ко второй подгруппе отнесены партии демократического социализма, которые находятся в оппозиции как к «тоталитарному» коммунизму, так и к «неолиберальной» социал-демократии и полностью поддерживают тематику «новых левых». Эти партии выступают за недогматический социализм и часто немарксистский социализм, который делает акцент на локальном участии и содержательной демократии, поддерживают альтернативные образы жизни и этнические меньшинства. Основными защитниками этой позиции являются «Зеленые левые Севера» в Исландии, Норвегии, Швеции, Дании и Финляндии, которые четко формулируют свою «экосоциалистическую позицию», синтезирующую экономическую и экологическую критику капитализма.
К третьей подгруппе Л. Марч относит популистские социалистические партии. Идеологической основой этих партий является демократический социализм, сочетающийся с неприятием элит и истеблишмента, чрезмерным идеологическим эклектизмом и упором скорее на идентичность, нежели на классовые интересы (в частности, регионализм, национализм, вопросы правопорядка). Популизм, по мнению Л. Марча, спорный термин, часто используемый в качестве синонима безответственности и демагогии. Однако, считает Л. Марч, правильнее его употреблять для обозначения политической идеологии, которая рассматривает общество в конечном счете как организм, разделенный на две гомогенные и антагонистические группы: «простой народ» против «коррумпированной элиты», которая утверждает, что политика должна быть выражением общей воли народа. Таким образом, популистские партии (по Л. Марчу) – это партии, которые стремятся позиционировать себя как партии, противостоящие всем политическим партиям, представляющим мейнстрим и истеблишмент, и рассматривают себя в качестве единственных принципиальных защитников «рядового человека».
Четвертую подгруппу представляют социальные популистские партии. Их аналогом являются классические популистские движения (например, в Латинской Америке) с властным лидером, слабой организацией, с непоследовательной, рыхлой идеологией, совмещающей требования «левых» и «правых» на фоне критики правящей верхушки. «Новые левые» не признают их в качестве левых партий. Многие из них не являются последовательно антикапиталистическими или радикальными, а некоторые представляют собой всего лишь «партии-однодневки», не имеющие долговременного представительства на национальном уровне [March(a), p. 127–128].
В приводимой ниже табл. 3 дается распределение «новых левых» («крайне левых» по Л. Марчу) по подгруппам.
Таблица 3
Основные подгруппы партий «новых левых»
Источник: March(a), p. 128.
Указанные выше группы партий, подчеркивает Л. Марч, перекрывают друг друга. Так, с 1990-х годов все «новые левые» становятся все более популистскими в плане определения «рабочего класса», не ограничиваясь традиционными «синими воротничками». Им также более свойственен национализм, так как они стремятся представить себя в роли защитников своих трудящихся, а не внешней политики Москвы, как это было раньше [March (a), p. 128]. Более того, нынешние «новые левые» становятся менее идеологизированными и более прагматичными, чем во время существования Советского Союза. Предпринимаются решительные, и частично успешные, попытки преодолеть разрушительные доктринальные споры и конфликты среди «новых левых», которые временами ставили их в неловкое положение [March (a), p. 129].
На становление и эволюцию партий слева от социал-демократии оказывали влияние не только национальная специфика, но и внешние факторы. Сильно повлияло на левое движение в Европе (да и во всем мире) крушение мировой социалистической системы, которое побудило коммунистические и другие левые партии так или иначе адаптироваться к новой обстановке в мире. Поиски ответов на новые вызовы времени шли по разным направлениям.
Многие партии сменили свои названия, отказавшись именовать себя коммунистическими партиями. Для некоторых партий это был вопрос не только переименования, но и определения себя как некоммунистической левой партии. Так, шведская Левая партия – коммунисты стала именоваться Левой партией.
Другие партии, в частности большинство правящих партий Восточной Европы, трансформировались в полноценные социал-демократические партии. В Западной Европе наиболее ярким примером такой трансформации стало превращение Итальянской компартии в Демократическую партию левых, позднее ставшую просто Демократической партией.
Некоторые бывшие коммунистические партии Восточной Европы стали приобретать националистическую и популистскую окраску (Социалистическая партия Сербии, Социалистическая партия Болгарии, Социал-демократическая партия Румынии), сохраняя при этом социал-демократическую ориентацию.
Ряд партий прекратили самостоятельное существование и возродились в качестве участников непостоянных коалиций как социал-демократической ориентации (например, Компартия Испании, превратившаяся в Объединенную левую), так и младших партнеров социал-демократических партий (так, Компартия Болгарии участвовала в выборах вместе с Социалистической партией Болгарии).
Часть партий в большей степени «растворилась» в посткоммунистических коалициях различных идеологических направлений. Например, Компартия Нидерландов возродилась в 1989 г. в качестве одного из членов нерадикальной коалиции Зеленые левые. Другие сформировали так называемую «широкую коалицию левых партий», постоянную коалицию различных радикальных и крайне левых организаций, одним из примеров которых служит Левый блок в Португалии.
Многие партии сохранили свои названия и идентичность, но стремились постепенно адаптироваться к новой обстановке. Таковыми являются компартии Франции и Греции [March (а), p. 129].
Наиболее успешным, по мнению Л. Марча, ответом на новые вызовы стал переход в ряды социал-демократии. Экс-коммунистические социал-демократы правили во всех восточноевропейских странах с начала 1990-х годов, а впервые – с 1996 по 2001 г. – в Италии. Однако даже эта стратегия не стала универсальной: посткоммунисты в Словакии и бывшей Югославии оказались на вторых ролях, сдав позиции националистическим и популистским политическим силам.
Выбор стратегий, которые позволяли сохранить элементы радикальной идентичности и отличительности от социал-демократии, был вполне логичным для многих партий, поскольку трансформация в партию социал-демократического толка фактически означала самороспуск партии. Исключение составляли страны Восточной Европы и Италия, где социал-демократические партии были слабыми [March (a), p. 130].
Трансформационные процессы сказались и на идеологических установках. До сих пор отсутствуют, отмечает К. Хильдебрандт, представления о радикальных и вместе с тем реализуемых социально-экологических преобразованиях. Социализм, или справедливое солидарное общество, как и прежде, остается конечной целью общественного развития. Открытым остается вопрос о путях и методах, пригодных для его достижения: станет ли оно результатом революционных изменений или следствием трансформационных процессов и реформ [Hildebrandt (a), S. 32].
Впрочем, некоторые партии (например, финский Левый союз) отказались от понятия «социализм» и описывают конечную цель как демократичное, миролюбивое, политически и культурно открытое общество. По-разному выглядят концепции и стратегии партий, ориентирующихся на строительство социалистического общества. Для одних социализм – это общество, которое может быть достигнуто путем реализации конкретных мер по улучшению условий труда и жизни в рамках капитализма. Для других социализм начинается с осуществления трансформационных процессов в капиталистическом обществе с последующим выходом за его рамки. Третьи понимают социализм как результат революционных преобразований общества, предпосылки для которых необходимо готовить уже сегодня. Левые в Германии, Дании и Польше (Польская социалистическая партия) под социализмом подразумевают демократический социализм, переход к которому должен осуществляться демократическим путем, не нашедшим пока еще концептуального оформления. О социализме говорит и Компартия Чехии и Моравии, который она представляет как демократичное общество, которое, опираясь на процветающую экономику и полную занятость, будет защищать политические, экономические и социальные права всех членов общества. Для Коммунистической партии Греции социализм является «конечной целью» революционных преобразований греческого общества путем упразднения капитализма и строительства социализма и коммунизма.
О социализме XXI в. говорит и леворадикальная Новая антикапиталистическая партия Франции. Для нее социализм – это система коллективных организаций, ассоциация, в которой свободное развитие каждого члена общества является условием свободного развития всех членов общества. Партия является приверженцем традиций классовой борьбы и социализма, общества, свободного от эксплуатации, расизма и любой дискриминации. Под вопрос ставится право частной собственности на средства производства. Одним из первоочередных является требование перераспределения прибыли с целью увеличения заработной платы, пенсий и социального минимума и удовлетворения потребностей граждан, наиболее затронутых кризисом. Необходимая (обязательная) революционная ломка должна сочетаться с мобилизацией масс на строительство «иной Европы».
Прогрессивная партия трудового народа Кипра придерживается концепции научного социализма. Однако практически партия с момента развала Советского Союза проводит реформистскую политику [Hildebrandt (b), S. 33–34].
В острой форме обсуждаются «новыми левыми» вопросы, касающиеся значимости конфликта между трудом и капиталом, собственности и участия в правительственных коалициях.
Исследователи обращают внимание на то, что в настоящее время многие партии «новых левых» используют понятие «революция» главным образом для описания исторического контекста, хронологически ограниченного периодом с 1917 по 1989 г. Как преимущественно историческая категория используется и термин «трансформация». Используется этот термин в первую очередь для всех обобщающих описаний политических, социальных и глобальных перемен, а в ряде случаев для описания перемен, произошедших после 1989 г.
Как известно, успешность партий в политической жизни той или иной страны определяется их способностью достигать намеченных целей, овладевать общественным и политическим дискурсом, степенью представленности партийных элит в органах государственного управления. Измеряемым индикатором такого успеха служат результаты выборов. Успех на выборах легитимирует политическую деятельность партий, увеличивает (за счет присутствия в парламентах) персональные и финансовые ресурсы партий, их возможности формирования правительственных коалиций [Striethorst, S. 89].
За счет чего «новые левые» могут добиться такого успеха, который дал бы им возможность расширить свое присутствие в политическом пространстве настолько, чтобы оказывать влияние на национальную и европейскую политику? Вплоть до начала 1960-х годов одним из наиболее важных факторов, определявших успех партий на выборах, являлась численность партий. Однако в последующие десятилетия значимость этого фактора для эффективности политической деятельности партий начала снижаться. Исследователи обращают внимание на то, что в настоящее время многие влиятельные партии (например, созданная в 2009 г. С. Берлускони партия «Народ свободы») уже не являются классическими массовыми партиями. И во многих других партиях количество членов партий уже не является важнейшим ресурсом для укоренения в общественной жизни. Решающую роль в завоевании популярности и поднятии престижа (подлинного или мнимого) той или иной партии стали играть средства массовой информации. Это, кстати сказать, в полной мере относится и к России. Что касается партий «новых левых», то они, за некоторыми исключениями (Кипр, Исландия, Норвегия), находятся либо в оппозиции, либо действуют на внепарламентском поле. По сравнению с большими «медийными партиями» они располагают гораздо меньшими финансовыми, медийными и кадровыми возможностями для популяризации себя и своих политических программ. Для «новых левых» в Европе численность партий по-прежнему имеет особое значение, ибо с ростом численности партийцев увеличиваются финансовые ресурсы, а стало быть, и возможности для мобилизации электората и активизации политической деятельности. Без этого партии не могут рассчитывать на стабильные успехи, на то, чтобы стать связующим звеном между правящими кругами и своим электоратом [Striethorst, S. 89].
Что касается численности партий «новых левых», входящих в группу Европейские левые на правах полноправных членов (26 партий) и наблюдателей (11 партий), то она достигает почти 500 тыс. В восьми партиях, имеющих представительство в национальных парламентах, численность каждой не превышает 30 тыс. Ряд партий, представленных в парламентах и даже в правительствах, насчитывают в своих рядах от 8 тыс. до 17 тыс. активистов. Есть и ряд мелких внепарламентских партий «новых левых», численность которых не превышает 5 тыс. [Striethorst, S. 90].
Однако абсолютные цифры не всегда дают правильное представление о степени укоренения той или иной партии в обществе. Так, например, исландскую партию Лево-зеленое движение можно считать крепкой партией, учитывая, что численность ее членов (5833) составляет 1,8 % населения страны. Слабее в этом отношении позиции Коммунистической партии Греции – численность ее членов (30 тыс.) составляет всего 0,3 % от численности населения страны. На этом фоне подлинно народной партией выглядит правящая Прогрессивная партия трудового народа Кипра. Хотя она насчитывает всего 15 тыс. членов, но их доля в общей численности населения довольно велика – 5,8 % [Striethorst, S. 90].
Значительно ослабли позиции коммунистических партий. Прежде всего это относится к странам Центральной и Восточной Европы, где совсем недавно они были правящими. Исключение составляет Чехия – Коммунистическая партия Чехии и Моравии насчитывает более 70 тыс. человек. Значительно сократилась численность и западноевропейских компартий. Так, например, Компартия Испании в конце первого десятилетия нового века насчитывала всего 20 тыс. членов, в то время как в 1977 г. их было 200 тыс. [Striethorst, S. 91].
Индексы электоральной поддержки основных партий «новых левых» от страны к стране заметно различаются. В целом наименьшую поддержку имели коммунисты: в лучшем случае они сохраняли стабильные показатели, но на значительно более низком уровне, чем в 1980-х годах, а в худшем – терпели серьезные электоральные поражения. Это дало основание Л. Марчу поставить под сомнение политическое будущее коммунистов. Исключением, считает Л. Марч, является Кипр. Успехи правящей там AKEL он объясняет национальной спецификой – активной пролетарской субкультурой и железной дисциплиной, сочетающейся с умеренной идеологией. Положение партий демократического социализма – например, в Северной Европе – стабильно, однако социалисты-популисты (в частности, в Голландии и Германии) являются наиболее динамичными партиями, добившимися в 2000-е годы наилучших результатов за всю историю своего участия в выборах.
Кто же поддерживает «новых левых» на выборах? Немецкий исследователь Тим Шпир (Tim Spier) выделяет в электорате «новых левых» три группы избирателей.
К первой группе он относит традиционный, классический электорат компартий – рабочий класс. Это преимущественно мужчины с невысоким уровнем образования и низкой квалификацией. Они же частично определяют и социальный состав некоторых партий (например, Компартии Франции и Компартии Греции). Менее заметно это в таких партиях, как итальянская Партия коммунистического возрождения и шведская Левая партии.
Электорат второй группы – партий «зеленой» альтернативы – это большей частью женщины с высоким уровнем образования, преимущественно творческих профессий.
Третью группу составляет молодежь леворадикальных убеждений, голосующая за крайне левые партии и блоки. Например, в Португалии молодежь (со средним и высшим образованием) помогла Левому блоку получить на парламентских выборах 2009 г. почти 10 % голосов [Striethorst, S. 112].
Три «перекрещивающиеся» группы населения, голосующие за «новых левых», выделяет и Л. Марч. Первая группа – это та часть населения, которая придерживается субкультуры «новых левых». Ее основу составляют убежденные сторонники этого политического направления, его активисты, многие из которых длительное время работали в «новых левых» партиях, студенты из левых групп, члены профсоюзов, НПО, феминистских и энвайронменталистских групп. Все еще важное (хотя и слабеющее) значение для бывших коммунистических партий имеют «красные пояса» (пригороды крупных городов, где на местном уровне власть нередко принадлежала коммунистам). В этих районах процент голосов, поданных за «новых левых», бывает выше среднего показателя. Так, основную электоральную поддержку в 1990-е годы Партия демократического социализма (ПДС) получала в Восточной Германии.
Вторую группу составляют избиратели, разочаровавшиеся в левоцентристах. Исследователь обращает внимание на то, что, с тех пор как «зеленые» стали причислять себя к левому политическому спектру, они превратились в поставщиков голосов для «новых левых». Однако дальнейшее расширение электората «новых левых» за счет «зеленых» может, по мнению Л. Марча, и не состояться, учитывая сильные позиции последних в ряде европейских стран (например, в Финляндии, Швеции, Германии).
Участники протестного голосования образуют третью группу избирателей, поддерживающих «новых левых», в особенности те партии, которые представляют себя популистскими или находятся в резкой оппозиции к Евросоюзу. Так, например, всплеск в поддержке избирателями греческих «новых левых» (как и крайне правых) был обусловлен ростом недовольства действиями правоцентристского правительства во время лесных пожаров летом 2007 г. [Марч (а), p. 131].
Обобщая свои размышления об электорате «новых левых», Л. Марч приходит к следующим выводам. Во-первых, основным электоратом «новых левых» является отнюдь не рабочий класс, большинство которого, замечает он, даже в советскую эпоху, когда доминировали компартии, не поддерживало их. Во-вторых, союзником коммунистических партий, как и прежде, является преимущественно рабочий класс, с преобладанием мужчин, и менее образованные слои населения. Исключение здесь составляют наиболее успешные партии (например, АКЕЛ) или наименее ортодоксальные (например, Партия коммунистического возрождения). Этот стареющий и консервативный электорат, считает он, снижает жизнеспособность коммунистов. В-третьих, партии демократического социализма стремятся к тому, чтобы заполучить электорат левых либертарианцев, сходный с электоратом «зеленых» партий. Для этого они привлекают в ряды своих сторонников молодых людей, преимущественно «белых воротничков» и женщин. Сильной поддержкой эти партии располагают среди студентов и более образованных избирателей, в частности занятых в государственном секторе [Марч (b), р. 11].
Конец ознакомительного фрагмента.