Аквинат. Часть I. Первооснова реальности (Элеонор Стамп, 2003)

Введение

Адекватно представить в одной главе даже малую часть метафизики Фомы, явно невозможно¹. И все же мне хотелось бы в общих чертах обрисовать здесь основные элементы того, что можно было бы назвать томистской «теорией вещей». Это не то же самое, что онтология Фомы, или его теория сущего в мире, так как Фома полагает, что сущее – то, что есть, – подпадает под все десять аристотелевских категорий, не ограничиваясь категорией субстанции, в которую входят вещи. Но это и не то же самое, что теория субстанции, так как можно спорить о том, считает ли Фома субстанцией все то, что он признает вещью². В этой главе я буду исходить из того, что вещи включают в себя не только субстанции и артефакты, но и хотя бы некоторые из частей, которыми конституированы субстанции. Под «частями» я буду понимать как то, что Аквинат называет «составными частями», например, руку человека или крышу дома, так и метафизические части, например, материю и форму, которые образуют материальную вещь иначе, нежели составные части³. Чтобы понять базовое мировоззрение Аквината, важно понимать его теорию вещей, и в частности его взгляд на то, что означает для чего-либо быть одной вещью.

Помимо того, что томистская теория вещей сложна и высокотехнична, она трудна для понимания, по меньшей мере, по двум причинам. Во-первых, Фома использует латинские термины, английские эквиваленты которых широко употребляются в современной философии; но значение латинских терминов и их английских эквивалентов отнюдь не всегда идентично⁴. Поэтому необходима особая аккуратность в обращении с технической терминологией, чтобы не внести путаницы в интерпретацию Аквината. Во-вторых, по многим ключевым вопросам томистской метафизики ведутся споры в рамках современной метафизики (иллюстрацией к этому пункту может служить обзор текущей литературы о природе конститутивного отношения или, например, о природе устойчивости во времени). Тем не менее мы привыкли объяснять темные вещи, помещая их в наиболее ясный для нас контекст. Мы часто проясняем непонятные для нас точки зрения через обращение к иным историческим периодам, отображая их на некоторые моменты современных воззрений, которые, по нашему ощущению, мы понимаем лучше. Но в современной метафизике столько всего неясного, по крайней мере, неясного для всех, кроме сторонников той или иной точки зрения, что применительно к средневековой метафизике этот привычный метод внесения ясности в интерпретацию историко-философских позиций оказывается труднодоступным.

По этим причинам, даже если бы не было проблем с томистской метафизикой как таковой, требование полного и последовательного объяснения теории вещей у Фомы могло бы привести нас к позиции, искажающей его мысль, а попытка соблюсти верность его мысли могла бы привести нас к теории, которая выглядела бы отталкивающе неудовлетворительной с точки зрения полноты или последовательности. Быть может, лучшее, что можно сделать в этих обстоятельствах, – это сузить разрыв между тем, как понимает метафизику Фома, и тем, как понимаем ее мы.

Материя и форма

Аквинат считает одни вещи созданными из материи, а другие (например, ангелов) – нет. Легче подступиться к теории вещей у Фомы, начав с его воззрений на вещи, созданные из материи. Макроуровневая материальная вещь представляет собой некоторым образом организованную, оформленную материю, причем ее организация, или конфигурация, не статична, а динамична. Иначе говоря, организация материи включает в себя причинные отношения между материальными компонентами вещи, а также такие статичные черты, как внешние очертания и пространственная локализация. Эту динамичную конфигурацию, или организацию, Аквинат называет «формой»⁵. Вещь обладает присущими ей свойствами, включая причинность в силу того, что обладает определенной конфигурацией; собственные операции и функции вещи проистекают из ее формы⁶. (Здесь я провожу концептуальное различение между организацией вещи и свойствами, которыми вещь обладает в силу того, что организована именно таким образом. В дальнейшем я буду иногда говорить о том, что форма сообщает некоторые свойства целому, которое она оформляет).

Подобно многим современным ему философам, Фома признает наличие разных уровней организации. То, что для объекта макроуровня является материей, само может быть некоторым образом организовано или оформлено; иными словами, материя вещи сама может быть образована материей и формой⁷.

Типичный средневековый пример, призванный проиллюстрировать различие материи / формы – бронзовая статуя, но для наших целей лучше подойдет современный пример. Возьмем ССААТ/ энхансер-связывающий белок (С/ЕВР), играющий важную роль в регуляции экспрессии генов⁸. В своей активной форме его молекула представляет собой димер, включающий в себя виток альфа-спирали. В перспективе томистского мышления о материальных объектах форма С/ЕВР – это конфигурация димера, включающая виток альфа-спирали, а материя – это субъединицы димера. Разумеется, каждая субъединица димера сама является составной. Форма субъединицы – это конфигурация, образованная ее аминокислотами, где, например, каждую седьмую позицию занимает лейцин; а материя субъединицы – это аминокислоты, входящие в ее состав. Очевидно, однако, что и аминокислоты тоже являются составными. Материей аминокислоты, например, лейцина, служат образующие ее углерод, водород, азот и кислород, а формой – способ комбинирования этих элементов, включая характерную NH₂-rpynny, общую всем аминокислотам, и последовательность углерода и водорода, свойственную лейцину. Мы можем продолжать двигаться в этом же направлении до тех пор, пока не придем, например, к протону атома водорода. Образующие его кварки будут его материей, а конфигурация кварков – их правильная последовательность и взаимодействие между верхними и нижними кварками – будут формой протона. Но в определенный момент этот процесс нисхождения по уровням организации макроуровневой вещи должен остановиться. С точки зрения Фомы, нижним материальным компонентом, который все еще может считаться некоторым образом организованной материей, выступает элемент⁹. Элемент образован материей и формой; но если мысленно отделить форму, или конфигурацию, элемента, то останется чистая первоматерия: такая материя, которую нельзя далее разложить на материю и форму.

Итак, первоматерия – это материя, не имеющая вовсе никакой формы: «материальность» (если можно так выразиться), отделенная от оформленности. Когда она выступает частью сущего, состоящего из материи и формы, она представляет собой в оформленном композите тот компонент, благодаря которому оформленная вещь обладает тремя измерениями и способна занимать определенное место в определенное время. Но сама по себе, помимо формы, первоматерия существует лишь потенциально; актуальным существованием она обладает лишь как составная часть чего-либо оформленного¹⁰. Так что мы можем отделить форму от материи лишь мысленно; все реально существующее так или иначе оформлено. Поэтому Аквинат иногда говорит, что форма есть актуальность всего сущего¹¹. Конфигурация, или организация, необходима для того, чтобы нечто вообще могло существовать: ничто не обладает актуальным бытием, если не имеет формы.

Все сказанное справедливо и в отношении нематериальных вещей. Фома считает, что есть вещи, которые определенным образом организованы и существуют, но их организация не является материальной. Примером может служить ангел – один из родов умной субстанции. Ангел не имеет подлежащей оформлению материи, но тем не менее некоторым образом оформлен. У него присутствуют одни свойства – например, свойство быть познающим существом, – и отсутствуют другие, например, свойство весить две сотни фунтов. Таким образом, у ангела тоже имеется своего рода организация, которую мы можем мыслить как организацию свойств. Ангел обладает одним множеством свойств и не обладает другим, и в силу этих свойств он также обладает одним множеством причиняющих способностей и не обладает другим¹².

Следовательно, с точки зрения Фомы, для существования вещи материя не является необходимой, а вот форма необходима. Для Аквината быть означает быть оформленным.

Субстанциальные и акцидентальные формы

Аквинат считает, что формы материальных объектов можно разделить на две группы: субстанциальные формы (точнее, субстанциальные формы первых сущностей) и акцидентальные формы. (Нематериальные вещи тоже способны обладать обоими видами форм – субстанциальной и акцидентальной; но в последующем обсуждении я для простоты сосредоточусь на той части томистской теории вещей, которая имеет дело с материальными вещами)¹³. Для наших нынешних целей мы можем понять различие между этими двумя видами формы примерно так. Различие между субстанциальной и акцидентальной формами в материальных объектах является производным от следующих трех моментов: (1) что именно организует, или оформляет, форма? (2) Какие следствия производит эта конфигурация? (3) Какого рода изменение производится привнесением этой конфигурации?

Что касается пункта (1): субстанциальная форма материальной вещи оформляет первоматерию. Напротив, акцидентальная форма оформляет нечто, что уже является актуально существующей полной вещью, композитом из материи и формы¹⁴. Сформулируем ту же мысль иначе: если мысленно отделить субстанциальную форму от материальной вещи (и не заменить ее немедленно какой-либо другой субстанциальной формой), то оставшееся не сможет актуально существовать. Ничто из актуально существующего не состоит из одной лишь первоматерии вкупе с акцидентальными свойствами. Но если мы отделим любую из частных акцидентальных форм, то оставшееся все еще будет актуально существующей полной вещью, причем той же самой вещью, какой оно было до отделения акцидентальной формы. (С другой стороны, невозможно отделить от материальной вещи все акцидентальные формы. Материальная вещь с необходимостью должна имеет акцидентальные формы, хотя и необязательно ту или иную конкретную форму).

Что касается пункта (2): по этой самой причине оформление со стороны субстанциальной формы приводит к тому, что вещь, которая прежде не существовала, начинает существовать. Так как любая вещь, начиная существовать, существует как член определенного вида, субстанциальная форма вещи оказывается ответственной также за принадлежность вещи к определенному первичному, или низшему, виду. С точки зрения Аквината, любая субстанция входит в качестве члена в строго один низший, или первичный, вид, хотя виды могут выстраиваться в иерархическом порядке, подчиняясь родам, а те, в свою очередь, могут иерархически подчиняться родам более высокого порядка, вплоть до высшего рода – субстанции. Оформление акцидентальной формой, напротив, приводит лишь к тому, что уже существующая вещь приобретает некое качество, не переставая быть той же вещью (и принадлежать к тому же виду вещей), что и прежде¹⁵. Таким образом, акцидентальные формы ответственны за не-сущностные свойства вещей; добавление или устранение акцидентальной формы не изменяет видовой принадлежности целого или его самотождественности¹⁶.

Что касается пункта (3): изменение, которое производится добавлением субстанциальной формы, является, следовательно, порождением вещи. Напротив, изменение, которое производится добавлением акцидентальной формы, означает лишь изменение одной и той же вещи¹⁷.

Отсюда явствует, что любая существующая материальная вещь обладает субстанциальной формой. Но позиция Аквината в отношении субстанциальной формы также подразумевает, что нет такой существующей материальной вещи, которая имела бы больше одной субстанциальной формы¹⁸. Композит, состоящий из первоматерии, оформленной некоей субстанциальной формой, сам по себе не может быть одним из компонентов более обширного целого, оформленного другой субстанциальной формой. Вот почему субстанциальная форма материальной вещи оформляет именно первоматерию: ведь если бы субстанциальная форма оформляла то, что уже оформлено некоей субстанциальной формой, она оформляла бы композит из материи и формы, а не первоматерию. (Разумеется, старая субстанциальная форма может быть просто заменена новой, но в этом случае композит по-прежнему оформлялся бы лишь одной субстанциальной формой).

Более того, позиция Аквината в вопросе о субстанциальных формах ограничивает те способы, какими уже существующие вещи могут соединяться в составную субстанцию. Например, рыбы-прилипалы обладают субстанциальной формой, обладают ею и морские звезды.

Если прилипала крепко присосется к спине морской звезды, это присасывание не породит новой субстанции. Если бы дело обстояло иначе, они стали бы одной вещью – композитом, состоящим из прилипалы и морской звезды, у которого было бы больше одной субстанциальной формы: форма прилипалы и форма морской звезды¹⁹. Поэтому, с точки зрения Аквината, прикрепление прилипалы к морской звезде имеет следствием только то, что две полные вещи приобретают свойство или свойства, которых они не имели прежде, например, свойство быть прикрепленными друг к другу. Таким образом, новая конфигурация прилипалы, присосавшейся к морской звезде, будет акцидентальной. Сходным образом, любой случай, при котором две уже существующие материальные вещи соединяются в своего рода композит, не переставая существовать в качестве тех самых вещей, какими они были до соединения, будет случаем изменения, а не порождения, и новый композит будет оформлен акцидентальной, а не субстанциальной формой²⁰.

Любой обыкновенный артефакт оформляется только акцидентальной формой. Производство артефакта – например, топора с металлическим лезвием, прикрепленным к деревянной рукоятке, – подразумевает соединение уже существующих вещей: металлической и деревянной, которые в новом композите остаются теми же вещами, какими были до соединения. Таким образом, артефакт есть композит из вещей, оформленных в некое целое, но не субстанциальной формой²¹. А так как субстанцией является лишь то, что оформлено субстанциальной формой, ни один артефакт не будет субстанцией.

Субстанции и артефакты

Элементы – земля, воздух, огонь и вода – представляют собой субстанции; субстанцией будет и материал, образованный одним из элементов²². Далее, различные элементы могут сочетаться, образуя составное сущее, которое будет субстанцией²³. Например, земля и вода могут сочетаться, образуя плоть. Но это возможно лишь тогда, когда субстанциальная форма каждого из элементов, вступающих в соединение, утрачивается в композите и замещается единственной субстанциальной формой составного целого²⁴. Далее, субстанции, состоящие из элементов, например плоть или кровь, могут соединяться в одну вещь, например, в животное только при условии, что в заново образованном целом они перестают быть самостоятельными субстанциями²⁵. С точки зрения Фомы, части целого становятся актуальными (а не потенциальными) самостоятельными вещами лишь по разрушении композита, частями которого они были²⁶. Если бы это было не так, говорит Фома, то в одной вещи – например, в человеческом существе – было бы столько самостоятельных субстанций, сколько в ней имеется частей: вывод, который Фома явно считает абсурдным²⁷.

Могут возразить, что, например, плоть у животного – то же самое, что и плоть, существующая сама по себе. Если Фома готов согласиться с тем, что плоть, существующая сама по себе, – это субстанция, то, видимо, она должна быть субстанцией и тогда, когда существует в животном. Следовательно, мог бы заключить возражающий, принцип Фомы, согласно которому в вещи может иметься лишь одна субстанциальная форма, нарушается: в животном окажутся по меньшей мере две субстанциальные формы – форма плоти и форма животного.

Но это возражение против Аквината не принимает должным образом во внимание то, как Фома понимает форму. С его точки зрения, плоть, существующая сама по себе, имеет не ту же самую форму, что и плоть в животном. Это объясняется тем, что плоть в животном способна выполнять собственные функции плоти, тогда как плоть, существующая сама по себе, этого делать не может²⁸. Собственные функции придаются плоти (как и любой другой составной части целого) субстанциальной формой целого. Когда она существует сама по себе, не оформленная формой животного как целого, никакая часть животного не функционирует так же, как тогда, когда она пребывает в целом. Так что плоть в животном, в отличие от плоти самой по себе, оформлена субстанциальной формой животного, а не субстанциальной формой плоти²⁹.

В контексте философской теологии Аквинат дает внятное суммарное изложение своих воззрений на образование составного целого³⁰. Композит может быть образован из двух или более составных частей тремя способами. (1) Он может быть составлен из полных вещей, которые остаются в композите такими же полными вещами, какими они были до соединения. Следовательно, они объединяются акцидентальной формой – например, порядком или фигурой. Артефакты, например груда или дом, представляют собой композиты именно такого сорта; но не таковы субстанции. (2) Композит может быть образован полными вещами, которые в нем не остаются полными самостоятельными вещами, но утрачивают собственную субстанциальную форму. Композитами такого рода являются субстанции, если они существуют независимо³¹, но не в том случае, если они сами оказываются компонентами субстанции. (3) Композит может быть образован вещами, которые не являются самостоятельными вещами или субстанциями, но соединение которых образует полную субстанцию. Здесь примером может служить соединение первоматерии и субстанциальной формы, которым конституируется субстанция³².

Одним из выводов из этих воззрений Аквината будет то, что никакая часть субстанции не может считаться самостоятельной субстанцией, пока она остается частью более обширного целого, которое есть субстанция. Ибо субстанциальная форма, которую такая часть имела бы, если бы существовала самостоятельно, утрачивается, когда эта часть становится частью составной субстанции, и замещается единственной субстанциальной формой композита³³.

Соображения Фомы о субстанции, возможно, будет легче понять через современную аналогию. Водород и кислород – компоненты воды, и мы можем разложить молекулу воды на водород и кислород. Но когда вода существует как целое, как вода, мы актуально не имеем ни водорода, ни кислорода: мы имеем воду. Более того, субстанциальная форма воды оформляет первоматерию, а не кислород или водород. Иными словами, конфигурация молекулы воды есть конфигурация материальности всецелой молекулы, а не конфигурация водорода, добавленная к конфигурации кислорода. Если бы кислород и водород сохраняли в точности ту же конфигурацию, которую они имели в изолированном состоянии, и были некоторым образом сведены вместе, то результатом соединения оказалась бы отнюдь не вода. Чтобы получить воду, конфигурация, которую кислород и водород имели до объединения в молекулу воды, должна быть заменена новой конфигурацией, которая включает в себя, например, полярную ковалентную связь между водородом и кислородом.

Кроме того, возникающая вещь, то есть вода, обладает характеристиками и причинными свойствами, отличными от таковых водорода или кислорода, именно в силу конфигурации целого³⁴. Аквинат разъясняет эту мысль следующим образом

Чем благороднее форма, тем сильнее она господствует над телесной материей, и тем менее в нее погружена, и тем более своей операцией или силой ее превосходит. Отсюда мы видим, что форма смешанного тела обладает некоей операцией, которая не причиняется качествами элементов³⁵.

Можно сформулировать основной тезис иначе: если мы разделим составную субстанцию на части, то обратим то, что было одной субстанцией, в несколько субстанций³⁶. Например, согласно Фоме, существуют простые живые вещи: (скажем, некоторые черви), которых можно разрезать пополам и образовать тем самым две живые вещи того же вида³⁷. Пока части были частями составной субстанции и не существовали независимо, они сами не были актуальными: субстанциями³⁸. В одном черве не было актуально двух червей, пока его не разрезали пополам.

Далее, когда червь оказывается разделенным, он перестает существовать, а два новых червя начинают существовать³⁹. Стало быть, в случае разделения животных, отличных от человека, существование целой субстанции, согласно Аквинату, длится ровно до тех пор, пока целое остается неповрежденным. Поэтому, с его точки зрения, каждая из частей после разделения будет другой субстанцией, отличной от целого, существовавшего до разделения. (Что касается возможных высказываний Фомы о мысленных экспериментах современной философии, в которых человеческий индивид разделяется на два индивида, их нельзя вывести из одной лишь этой части томистской метафизики, так как в качестве формы человеческая душа имеет особые характеристики, усложняющие дело).

Итак, материальная субстанция начинает существовать, когда первоматерия оформляется субстанциальной формой. Конституирующие субстанцию вещи:, которые существовали до того, как были сведены вместе этим оформлением (если имелись такие предварительно существовавшие вещи), перестают существовать в качестве самостоятельных вещей⁴⁰, и возникает новая вещь. Наиболее фундаментальными композитами из материи и формы являются элементы, а из них состоят все прочие материальные субстанции. Но когда различные элементы сходятся вместе, чтобы образовать композит, их субстанциальные формы замещаются новой субстанциальной формой, конфигурирующей вновь рожденное целое. Напротив, артефакт начинает существовать, когда вещи, уже существовавшие в качестве вещей, упорядочиваются таким образом, что каждая из реорганизованных вещей остается той вещью, которой была прежде, а композит как целое объединяется не субстанциальной, но акцидентальной формой. Следовательно, возникающий в результате композит представляет собой одну вещь в более слабом смысле, чем в случае субстанции.

Наконец, вещи включают в себя субстанции и артефакты, но отнюдь не исчерпываются ими. Например, отсеченная рука или покинувшая тело душа – тоже вещи, хотя сами по себе не являются субстанцией или артефактом⁴¹.

Руки и души представляют собой части субстанции, но части разного типа. Рука – это составная часть, композит из материи и формы, участвующий в количественной определенности – пространственной протяженности – того субстанциального целого, частью которого он является⁴². Душа, напротив, сама по себе не есть композит из материи и формы, и пространственная протяженность всецелого человеческого существа не выводится из нематериальной души как таковой⁴³. Таким образом, душа – не составная, а метафизическая часть⁴⁴. Считать часть, к какому бы типу она ни принадлежала, субстанцией не позволяет, с точки зрения Аквината, тот факт, что она не является полной самостоятельной вещью, и дать ей определение возможно, только упоминая в нем целое. Например, рука служит придатком человеческого существа, (разумная) душа – субстанциальной формой человека.

Иногда думают, что Фома определяет субстанцию как нечто, что может существовать самостоятельно; но, как становится ясным из приведенного выше списка вещей, такое определение субстанции нельзя приписать Аквинату. С его точки зрения, есть вещи, существующие самостоятельно, такие как отсеченные руки, развоплощенные души и артефакты, которые тем не менее не являются субстанциями⁴⁵. Поэтому способность к самостоятельному существованию составляет, по мнению Фомы, необходимое, но не достаточное условие бытия субстанцией.

Было бы полезным точно сформулировать здесь, что же такое субстанция для Аквината, и тем самым пролить свет на то, как он понимает природу различия между субстанциями и другими видами вещей. Но мне кажется затруднительным предложить некруговой анализ томистского понятия субстанции или субстанциальной формы.

Когда сам Фома дает подробную характеристику субстанции⁴⁶, он стремится описать субстанцию как вещь, которая в силу своей природы способна к самостоятельному существованию⁴⁷. Но, конечно, хотелось бы знать, почему это описание неприменимо к отсеченной руке. Если ответить, что природа есть такая вещь, которой обладают только субстанции, но не части субстанции, то «природа» будет техническим термином, определяемым в терминах субстанции. Таким образом, описание субстанции оказывается круговым.

Можно поискать ключ в предыдущем описании воззрений Фомы на части субстанции и попытаться связать их с томистской характеристикой субстанции следующим образом субстанция есть то, (1) что обладает природой, в силу которой вещь может существовать самостоятельно, и (2) что представляет собой полную полноправную вещь. Но и этого недостаточно для не-кругового отличения субстанций от артефактов. По-видимому, у нас нет причин не считать артефакт полной вещью, пока мы не придем к такому пониманию полных вещей, в соответствии с которым полными вещами могут быть только субстанции.

Принимая во внимание томистское понимание артефактов как комплекса субстанций, объединенных акцидентальной формой, мы можем попытаться добавить третий член дефиниции: субстанция есть то, (3) что не включает в свое определение упоминание другой полной вещи (то есть упоминание первичной субстанции или целого артефакта).

Но вовсе не очевидно, что и эта формула годится. Например, топор выглядит обладающим такой: природой, что он может существовать самостоятельно, а также представляется существующим сам по себе и в качестве полной вещи. Поэтому объединенная дефиниция субстанции должна исключать его на основании третьего члена.

Но трудно понять, почему топор нельзя определить без упоминания субстанций, из которых он состоит. Почему, например, нельзя определить топор в терминах его функции, а не в терминах его материальных составляющих?

Наконец, можно попытаться исключить артефакты из категории субстанции на том основании, что имеется тесная связь между бытием в качестве полной вещи и обладанием субстанциальной формой, так что только композиты, оформленные субстанциальной формой, будут полными вещами. В этом случае артефакты в самом деле исключаются. Но вместе с тем характеристика субстанции вновь оказывается круговой, поскольку полные вещи определяются в терминах субстанциальных форм, которые присущи только субстанциям⁴⁸.

Быть может, подлинный ключ к не-круговому различению между субстанцией и артефактом лежит в настойчивости, с какой Фома утверждает, что субстанциальные формы оформляют первоматерию, тогда как части артефакта сохраняют собственные субстанциальные формы в рамках более обширного составного целого. В литературе встречаются разные понятия эмерджентности[9], и обычно их применение ограничивается свойствами. Но ради наших целей мы можем понять эмерджентность целого W примерно следующим образом W есть эмерджентная вещь тогда и только тогда, когда свойства и причинные потенции W не сводятся к сумме свойств и причинных потенций составных частей W, взятых порознь, вне конфигурации W. Согласно томистскому описанию субстанции и согласно этому общему представлению о понятии эмерджентной вещи, субстанция есть эмерждентная вещь по отношению к ее частям, которые утрачивают собственную субстанциальную форму при образовании целого. Напротив, артефакт – например, топор – гораздо проще рассматривать именно как сумму его частей, а в причинных потенциях и свойствах топора видеть сумму причинных потенций и свойств его компонентов. Даже философы, готовые признать понятие эмерджентной вещи, воспротивились бы тому, чтобы считать топор эмерджентным по отношению к его частям.

Но перспективы такого различения субстанции и артефакта существенно сокращаются, если взять, например, пенопласт. Поверхностному взгляду он видится артефактом, так как представляет собой продукт человеческого замысла; но по происхождению он ближе к воде, чем к топору. Если бы Аквинат был осведомлен о некоторых продуктах современной технологии, он, возможно, счел бы гораздо более трудным делом четкое и ясное различение между субстанцией и артефактом. Или, возможно, он решил бы, что не все, что существует как результат человеческого замысла, можно считать артефактами. Быть может, пенопласт – это субстанция, но такая субстанция, существованию которой способствует человек, подобно тому, как человеческий замысел участвует в выведении новых пород собак, причем собака не становится от этого артефактом. Если бы Аквинат согласился причислить такие вещи, как пенопласт, к субстанциям, то, возможно, понятие эмерджентной вещи можно было бы использовать в качестве основы для различения между субстанциями и артефактами.

Индивидуация и тождество

Из того, что, по мнению Фомы, ангел или покинувшая тело человеческая душа, будучи формами, могут существовать самостоятельно, мы заключаем, что, с его точки зрения, форма может быть единичной⁴⁹. И в самом деле, для Аквината все, что существует в реальности, единично; универсалии существуют только уме⁵⁰.

Форма, именуемая ангелом, или нематериальным умом, всегда существует самостоятельно. Один нематериальный ум отличается от другого чертами самой формы⁵¹. Свойства, образующие природу, или вид одного ангела и сообщаемые ангельской субстанциальной формой, отличаются от свойств, образующих природу, или вид любого другого ангела; причем, по мнению Фомы, в каждом ангельском виде может быть не более одного ангела. Следовательно, ангел индивидуируется своей уникальной субстанциальной формой⁵². Для того, чтобы нечто было этим ангелом, ему необходимо и достаточно обладать этой субстанциальной формой.

Понятие индивидуирующей субстанциальной формы нуждается в гораздо более подробном пояснении, но сначала нужно отметить, какие последствия влечет за собой позиция Фомы применительно к изменению во времени.

Согласно средневековой метафизике, которую принимал Аквинат, любая составная субстанция⁵³, даже нематериальная, обладает как субстанциальной, так и акцидентальной формой, причем акцидентальными будут те формы, которые вещь может приобрести или утратить, оставаясь одной и той же вещью. Так вот, с точки зрения здравого смысла на изменение во времени, изменение имеет место тогда, когда одна и та же вещь в одно время обладает неким свойством, а в другое – нет. Средневековые метафизики, включая Фому, начинают с признания этого обыденного понятия изменения, а затем пытаются дать объяснение тому факту, что нечто, изменяясь, остается численно одним и тем же.

Современные метафизики, напротив, начинают с признания закона неразличимости тождественного:

(LII) Для любых х и у х будет тождественным у, только если все свойства х и у тождественны.

С точки зрения современных приверженцев (LII), в объяснении нуждается изменение во времени, и оно подчас объясняется сложными, если не прямо алогичными способами⁵⁴.

Если Аквинат и признает принцип вроде (LII), он выглядит так:

(Принцип Аквината – ПА): При любых х и у х будет тождественным у, только если для любого момента времени t будет истинным следующее: х существует в момент t тогда и только тогда, когда в момент t существует у; причем если х существует в момент t, он обладает всеми – и только теми – свойствами, какими в момент t обладает у.

Согласно ПА, чтобы х был тождествен у, он необязательно должен обладать теми же свойствами, какими обладает у, пока свойства, присущие x в определенный момент времени, остаются теми же, какими обладает в этот момент y, и ни в один момент времени ни х, ни у не существуют один без другого. Для Фомы х и у могут различаться некоторыми акцидентальными свойствами и все же быть численно тождественными, если акцидентальные свойства, их различающие, присущи иксу в момент t_n, а игреку – в момент t_m.

ПА устанавливает лишь необходимое, но не достаточное условие тождества. По мнению Аквината, x и y могут отвечать условиям ПА, не будучи тождественными. Неразличимости свойств в определенный момент времени и одновременного существования, с точки зрения Фомы, недостаточно для тождества. Чтобы убедиться в этом, возьмем двух людей – Аарона Давида и Натана Даниила. Допустим, что вещь, именуемая Аароном, существует только от t1 до t2 и что это будут единственные моменты, в которые существует вещь, обозначаемая именем «Давид». Сходным образом, допустим что вещь, именуемая Натаном, существует только от t3 до t4, так что это будут единственные моменты, когда существует вещь, именуемая Даниилом. Тогда в любой момент в интервале от t1 до t2 Аарон будет иметь все те и только те свойства, которыми в этот момент обладает Давид. Теперь пусть «Цицерон» будет кратким обозначением имен «Аарон и Натан», а Туллий – кратким обозначением имен «Давид и Даниил». Тогда обозначаемое словом «Цицерон» и обозначаемое словом «Туллий» будут отвечать условиям, сформулированным в ПА. Но ни Цицерон, ни Туллий, с точки зрения Фомы, вообще не являются вещами. Таким образом, условие, сформулированное в ПА, не может быть достаточным. Чего же ему не хватает, с точки зрения Фомы?⁵⁵

Как мы только что сказали, Аквинат полагал, что нематериальная субстанция всегда индивидуируется субстанциальной формой, которая присуща только ей. Стало быть, с его точки зрения, будет верным следующий принцип:

(ПА1) Для любых нематериальных субстанций х и у х тождествен у тогда и только тогда, когда субстанциальная форма х тождественна субстанциальной форме у.

В противоположность ПА ПА1 не нуждается в темпоральных указателях, потому что, в отличие от акцидентальных форм, субстанциальная форма не может приобретаться и утрачиваться вещью, самотождественной во времени: если субстанциальная форма перестает существовать, то перестает существовать и оформленная ею вещь. С другой стороны, так как субстанциальные формы нематериальных субстанций индивидуируются их специфическими видовыми свойствами, ПА1 предполагает аналогию с LII:

(ПА2) Для любых нематериальных субстанций х и у х тождествен у тогда и только тогда, когда х обладает всеми и только теми специфическими видовыми свойствами, какими обладает у.

Принцип LII – это закон неразличимости тождественного; но фактически, поскольку Фома считает, что видовая субстанциальная форма любой нематериальной субстанции с необходимостью принадлежит лишь одному индивиду, и поскольку эти формы дифференцируются различиями в самих конфигурациях, в этом особом случае сохраняет силу аналогия с законом тождества неразличимого:

(ПАЗ) Для любых нематериальных субстанций х и у х тождествен у тогда, когда х обладает всеми – и только теми – специфическими видовыми свойствами, какими обладает у.

Тем не менее даже в этом особом случае нематериальных субстанций Фома не принял бы принцип LII как таковой в силу своих воззрений на акциденции. У ангела тоже есть акциденции, и один и тот же ангел способен принимать или утрачивать акцидентальные свойства, не переставая быть тем, чем он был.

Наконец, воззрение, выраженное в ПА1, может быть, по мнению Фомы, обобщено. Всякая вещь есть эта вещь именно в силу того факта, что форма, сопрягающая ее части в единое целое, есть эта форма. Например, материальная субстанция, именуемая Сократом, есть вот это человеческое существо в силу того, что она обладает этой субстанциальной формой. Чтобы нечто было тождественно Сократу, необходимо и достаточно, чтобы его субстанциальная форма была тождественна субстанциальной форме Сократа⁵⁶. Итак, Аквинат принимает следующий более общий принцип:

(ПА4) Для любых субстанций х и у х тождествен у тогда и только тогда, когда субстанциальная форма х тождественна субстанциальной форме у.

Материя как принцип индивидуации

Но что делает субстанциальную форму этой, а не какой-либо другой? Так как, по мнению Фомы, в одном виде нематериальных вещей может быть не более одного индивида, в случае нематериальной субстанции субстанциальная форма индивидуируется свойствами самой этой формы: эту конфигурацию не может разделить никакой другой индивид. Напротив, в каждом виде материальных вещей имеется множество индивидов, и специфические видовые свойства, сообщаемые субстанциальной формой каждого члена вида, будут, соответственно, одними и теми же. Совокупность этих специфических видовых свойств Аквинат обозначает латинским термином, который переводится как «природа»: природа вещи есть то, что обозначается видовым именем вещи, и эту природу сообщает вещи ее субстанциальная форма⁵⁷. Специфические видовые свойства, сообщаемые субстанциальной формой Платона, то есть природой человеческого существа, те же самые, что и специфически видовые свойства, сообщаемые субстанциальной формой Сократа. Но как тогда индивидуируются субстанциальные формы материальных объектов, например, людей?

Мы склонны думать, что такие формы, напротив, не могут индивидуироваться. Конфигурация, или форма человеческого существа, предполагается универсальной. Она остается одной и той же в любом человеке; именно поэтому существует человеческая природа, пребывающая в любом человеческом существе. Следовательно, одна субстанциальная форма человека неотличима от любой другой. A fortiori[10], субстанциальная форма не может быть тем, чем индивидуируется человек.

Ответ Фомы на такого рода возражение кратко выражен в его широко известном тезисе о том, что индивидуирует материя⁵⁸. Но легче привести тезис, чем понять, что он означает. Трудность хотя бы отчасти связана с понятием материи, которое здесь имеется виду.

Субстанциальная форма материальной субстанции оформляет первоматерию; но первоматерия – это материя, лишенная всякой формы, не имеющая никакой конфигурации: нечто, что существует только потенциально, а не актуально, ибо все актуально существующее оформлено. Стало быть, первоматерия вряд ли может быть тем, чем индивидуируется форма.

С другой стороны, любая актуально существующая материальная субстанция обладает определенным количеством материи. В любой данный момент времени она занимает определенную часть пространства, простираясь до определенного предела в каждом из трех пространственных измерений. Если бы за индивидуацию формы (или материальных вещей) отвечала эта конкретная порция материи, то форма (или материальная вещь) прекращала бы существовать с изменением количества материи в материальной вещи. Некоторые метафизики не возражали бы против такого вывода, но Фома не из их числа. Конкретное количество чего-либо есть акциденция, а акциденция, по мнению Фомы, – это свойство, которое вещь может приобретать или утрачивать, оставаясь той же самой.

Таким образом, материя, которую имеет в виду Аквинат, говоря об индивидуации: материальной вещи, – это не первоматерия и не материя, оформленная в актуально существующей вещи.

Когда Фома пытается объяснить понятие материи, релевантное для проблемы индивидуации, он говорит о ней как о материи с неопределенными измерениями, то есть материи, которая простирается в трех измерениях, но степень ее протяженности в каждом из этих измерений не определена. Любая актуально существующая материя имеет определенные измерения, но одно дело – конкретная степень протяженности в некотором измерении, и другое дело – сама, так сказать, материальность материи. Конкретные измерения материальной вещи точно определяют то пространство, которое занимает эта вещь, тогда как материальность материи обеспечивает саму пространственность. Материя есть такая вещь, которая пребывает здесь способом, каким, например, не могут пребывать числа. Но эту черту материи можно рассматривать, и не уточняя, какова конкретная пространственная локализация данной материи. Когда Фома говорит о материи с определенными измерениями, он привлекает внимание к этой черте материи. Эта черта не существует в какой-либо актуально сущей материи отдельно от обладания конкретными измерениями; тем не менее любая актуально сущая материя с определенными измерениями обладает этой чертой пространственности, которую можно рассматривать независимо от определенных измерений данной материи.

В комментарии на трактат Боэция «О троице» (De trinit ate)⁶⁰ Фома поднимает вопрос о том, служит ли форма началом индивиду ации. Если принять во внимание его часто повторяемый тезис о том, что началом индивиду ации выступает материя, можно было бы ожидать отрицательного ответа; между тем в действительности ответ положительный. Материя является этой материей, потому что обладает пространственной протяженностью; но пространственная протяженность, даже если ее измерения не определены, есть некоторая количественность, а количественность – это акциденция. Стало быть, по меньшей мере в этом смысле акцидентальная форма способна служить началом индивиду ации. Скажем иначе: первоматерия, лишенная всякой формы, не является материей с неопределенными измерениями и не способна быть началом индивиду ации.

При таком понимании материи с неопределенными измерениями эта материя, взятая с неопределенными измерениями, отличается от любой другой материи своей пространственной непрерывностью⁶¹. Между этой и другой материей будет пролегать пространственный промежуток, разрыв. Представляется также разумным признать, что для отличения одной материи от другой требуется длящаяся временная непрерывность. Таким образом, пространственный или временной разрыв подразумевает, что речь идет уже не об одной и той: же материи.

Несомненно, хотелось бы гораздо больше ясности и точности в том, что касается понятия материи, которое имеет в виду Аквинат, говоря о ней как о начале индивидуации. Но для того, чтобы: прояснить томистское понятие субстанциальных форм, которые скорее индивидуальны, чем универсальны, будет, вероятно, достаточным просто обозначить правильное направление.

Возьмем, к примеру, две молекулы воды. Каждая из них обладает свойствами воды, природой воды, которую сообщает молекуле ее специфическая видовая конфигурация, то есть субстанциальная форма. Но форма молекулы воды А воплощается в этой материи, а форма молекулы воды В – в той материи. Так как материя обладает чертой нередуцируемой пространственности, мы можем отличить одну субстанциальную форму от другой через ее связанность с материей. Эта субстанциальная форма конфигурирует эту материю, а та форма конфигурирует ту материю⁶².

Применительно к человеку позиция Аквината идентична. Что индивидуирует Сократа? С точки зрения Фомы, не то, что Сократу, наподобие ангела, принадлежит уникальный набор сущностных свойств, и не то, что, в добавление к обычному набору свойств, существенных для всех людей, то есть в добавление к человеческой природе, Сократ обладает также множеством акцидентальных свойств, сочетание коих уникально для него одного. Скорее Сократа индивидуирует эта субстанциальная форма человека; а субстанциальная форма материальной субстанции, каковой является человек, оказывается этой формой в силу того факта, что она оформляет эту материю.

Отсюда ясно, почему, по мнению Фомы, те свойства, которые не составляют часть природы вещи, акцидентальны. Субстанциальной формой сообщается только природа; но поскольку этой субстанциальной формы достаточно для существования этой вещи, постольку любые другие свойства таковы, что вещь может приобретать или утрачивать их, оставаясь той же самой вещью⁶³. С другой стороны, столь же ясно, что любая вещь, имеющая субстанциальную форму, по необходимости имеет также акциденции. Это становится очевидным из беглого обзора девяти категорий акциденций у Аристотеля: ничто из того, что обладает субстанциальной формой, не может существовать вообще без акциденций⁶⁴.

Вариант принципа ПА4 может быть сформулирован также применительно к материальным вещам, которые не являются субстанциями, а именно к артефактам. То, что придает артефакту единство, делает его одной вещью, есть не что иное, как акцидентальная форма, которая конфигурирует целое. Но акцидентальные формы тоже могут индивидуироваться своей сопряженностью с материей.

Подход Аквината к субстанциальным формам распространяется и на другие, отличные от субстанции, девять аристотелевских категорий. Любое актуально существующее качество, например, краснота, является единичным. Оно представляет собой эту красноту и отличается от любой другой красноты того же оттенка и интенсивности тем, что оформляет эту, а не какую-либо другую материальную вещь.

С точки зрения Фомы, универсалия есть понятие, которое образует познающий человек, когда он абстрагирует, например, красноту от материальной вещи, в которой пребывает единичная форма (эта краснота), и рассматривает ее исключительно как красноту в отвлечении от ее связанности с оформляемой ею единичной вещью⁶⁵. Но в реальности существует именно единичная форма в единичной вещи. Стало быть, если речь идет об артефакте, который оформляется акцидентальной, а не субстанциальной формой, то вещь будет этим артефактом тогда и только тогда, когда она оформляется этой акцидентальной формой.

Кто-нибудь может спросить, не подразумевает ли ПА4 некоторую аналогию с LII, как подразумевает ее ПА1. Согласно ПА4, субстанция х тождественна субстанции у тогда и только тогда, когда субстанциальная форма х тождественна субстанциальной форме у; но применительно к материальным субстанциям нечто будет тождественно субстанциальной форме х тогда и только тогда, когда она оформляет эту материю – материю с неопределенными измерениями, которая служит одной из составляющих х. Поэтому, видимо, из ПА4 мы можем вывести аналогию принципу LII, сформулированную следующим образом

(ПА5) Для любых материальных субстанций х и у х тождествен у только тогда, когда (1) х обладает всеми – и только теми – специфическими видовыми свойствами, какими обладает у и (2) х обладает свойством быть конституированным этой материей тогда и только тогда, когда у обладает свойством быть конституированным этой же самой материей.

Но что бы мы ни думали еще о том свойстве, которое характеризуется как свойство быть конституированным этой материей, ясно, что обладать им может лишь то, что было конституировано этой материей. Таким образом, в конечном счете материальная вещь, по утверждению Фомы, индивидуируется именно материей, а не формой или свойствами.

Конституция и тождество

Дальнейший вывод из этих воззрений Фомы состоит в том, что такая конституция не есть тождество⁶⁶ и целое есть нечто большее, чем сумма его частей. И совершенно ясно, что этот вывод применим к субстанциям.

Вещь, обладающую единичной субстанциальной формой, Аквинат в общем виде обозначает латинским термином, который транслитерируется как «суппозит», или греческим термином, который транслитерируется на латыни как «hypostasis»⁶¹. Так как Фома признает наличие единичных сущих и в других категориях, кроме субстанции, он обнаруживает тенденцию употреблять латинские термины, переводимые как «особенное», «единичное», «индивидуальное», в более широком смысле, нежели «суппозит» или «ипостась». Например, эта краснота есть особенное, или единичное сущее в категории качества, а суппозит есть особенное, или единичное, сущее именно в категории субстанции⁶⁸. Латинский термин, переводимый как «личность» [persona], служит у Аквината техническим термином для индивидуальной субстанции разумной природы⁶⁹.

С точки зрения Фомы, хотя существование единичной субстанциальной формы необходимо и достаточно для существования суппозита, суппозит не тождествен одной лишь своей субстанциальной форме. Субстанциальная форма – всего лишь составная часть суппозита.

Начнем с того, что любая вещь, имеющая субстанциальную форму, с необходимостью имеет и акциденции, хотя нет необходимости в том, чтобы она обладала скорее одной акциденцией, чем другой. Следовательно, субстанциальная форма – не единственная составная часть вещи: любая вещь будет также иметь в качестве своих составных частей акцидентальные формы. Кроме того, в материальных субстанциях материя, которая делает субстанциальную форму материального суппозита единичной, тоже является составной частью суппозита⁷⁰. Стало быть, любой суппозит имеет больше метафизических составных частей, чем одна лишь субстанциальная форма. Поскольку суппозит образован всеми этими составными частями, он не тождествен какому-либо их подмножеству.

Далее, Фома считает, как уже было сказано выше, что субстанциальная форма оформляет первоматерию, а не составные части, которые сами представляют собой композиты из материи и формы. Следовательно, суппозит не тождествен и сумме своих составных частей. Например, материальная субстанция состоит из элементов, но не тождественна совокупности элементов, ее составляющих. Компоненты целого сами по себе не включают в себя субстанциальную форму целого; и когда один компонент комбинируется с другим под действием субстанциальной формы, объединяющей целое, часть утрачивает субстанциальную форму, которой она могла обладать до того, как стала частью композита. Так, совокупность отдельных частиц земли, воздуха, огня и воды, объединяющиеся между собой для того, чтобы образовать материальную субстанцию, по мнению Аквината, не тождественны субстанции, которую они образуют. Субстанциальная форма нужна в том числе для того, чтобы объединить части в целое. И хотя мы можем разложить целостную субстанцию на ее компоненты таким образом, чтобы они существовали как самостоятельные актуальные субстанции, субстанциальная форма, пребывающая в целом, оформляет первоматерию, а не композиты из материи и формы, на которые можно разложить целое.

Итак, очевидно, что, с точки зрения Фомы, в субстанциях конституция не есть тождество, идет ли речь о метафизических составляющих или о физических составных частях.

Наконец, имеется еще один смысл, в котором – даже применительно к артефактам – конституция не равна тождеству. Артефакт состоит из материальных субстанций, но эти субстанции соединены в некое целое посредством формы: субстанции не образуют артефакт без конфигурирующего действия формы. Поэтому, даже если эта форма акцидентальна, остается верным, что материальные компоненты артефакта не исчерпывают собою целое. (Таким образом, акцидентальная форма является сущностной для артефакта, хотя она не сущностна для существования субстанций, которыми образован артефакт. Ясное, не-круговое определение субстанции, если бы такое имелось, несомненно, прояснило бы, почему формы артефактов нельзя считать субстанциальными, несмотря на то, что они сущностны для существования артефактов и наделяют артефакты их видовой определенностью и собственной функцией).

Конституция и тождество: особый случай души

То, что конституция, по мнению Аквината, не есть тождество, помогает объяснить, что он имеет в виду, говоря, что субстанциальная форма человека, то есть душа, способна существовать в состоянии отделенности от тела.

Материальный суппозит состоит из материи и формы как своих составляющих; поэтому, если бы конституция была тождеством, утрата материи или формы неизбежно влекла бы за собой утрату суппозита как целого. В этом случае всякий суппозит переставал бы существовать, утрачивая либо свою субстанциальную форму, либо материю, оформленную этой формой. Но так как конституция для Аквината не есть тождество, он может допустить, что суппозит способен выжить после утраты одной из его составляющих при условии, что оставшиеся составляющие способны существовать сами по себе и достаточны для существования суппозита.

То, что конституция не есть тождество, в случае человеческих существ очевидно, если обратиться к физическим составным частям, будь то на макро– или на микроуровне. Человек способен пережить утрату некоторых элементарных (или молекулярных) составных частей или даже утрату некоторых более крупных частей, например, руки.

Но Фома считает, что сказанное о конституции и тождестве справедливо также и для метафизических частей в особом случае – в случае человека, чья субстанциальная форма способна существовать самостоятельно. В норме физические составные части человеческого существа включают в себя две руки, но человек может существовать, и не пребывая в этом нормальном состоянии. Аналогичным образом метафизические составляющие человека в норме включают в себя материю и субстанциальную форму, но, по мысли Аквината, человек также может существовать, и не пребывая в этом нормальном состоянии.

Эту позицию Фомы очень легко неверно интерпретировать. В комментарии на Первое послание коринфянам⁷¹ Фома говорит: «Коль скоро душа составляет часть человеческого тела, она не есть весь человек, и моя душа не есть я»⁷². Подобные места приводят некоторых исследователей к выводу, что для Аквината человек перестает существовать со смертью тела. Ход их мысли можно представить следующим образом если моя душа не есть я, но моя душа – это все, что продолжает существовать после смерти моего тела, то, видимо, я не существую после смерти тела. Что бы мы ни сказали, помимо этого, о том, что продолжает жить после смерти тела, это буду уже не я.

Второе, тесно связанное с первым⁷³, возражение возникает в связи с тем настойчивым утверждением Фомы, что одна лишь душа не есть человек⁷⁴. Согласно той интерпретации, которую я здесь отстаиваю, субстанциальной формы достаточно для существования суппозита, формой которого она является, и, таким образом, существования человеческой души достаточно для существования человека. Но если существования души достаточно для существования человека, то, согласно моей интерпретации, душа – которая, по мнению Фомы, иногда существует в бестелесном состоянии – в этом состоянии, видимо, должна быть человеком, вопреки собственному часто повторяемому утверждению Фомы.

Но те пассажи, где Аквинат отрицает, что душа есть человеческая личность, есть человек, нужно прочитывать в контексте прочих воззрений Фомы. Например, Фома думает, что после смерти человеческая душа либо наслаждается небесным воздаянием, либо терпит адские муки⁷⁵. Он утверждает, что отделенная от тела душа способна к пониманию и выбору⁷⁶. Он также верит, что после смерти человек способен являться живым например, говоря о бестелесной душе мученика Феликса, он сообщает, что Феликс – не призрак Феликса, а сам Феликс – явился жителям Нолы⁷⁷. Он заявляет, что святые праотцы в аду, будучи отделенными: от тела душами, ожидали Христа и были избавлены Христом, сошедшим во ад⁷⁸. В этих и многих других местах Аквинат приписывает бестелесным душам свойства, которые он и мы считаем наиболее характерными: для людей, включая интеллектуальное понимание и любовь.

Эти пассажи совместимы с другими, где Аквинат утверждает, что душа не есть человек, если придавать надлежащую весомость различению, которое проводится в его мысли между конституцией и тождеством. Человеческая личность не тождественна человеческой душе; скорее, человеческая личность тождественна единичному сущему вида разумное живое существо. Единичное сущее этого вида в норме естественным образом конституировано совокупностью телесных частей и составлено из формы и материи. Но так как для Фомы конституция не есть тождество, единичное способно существовать и с меньшим, нежели нормальный и естественный, комплектом составляющих. Например, оно может существовать и тогда, когда конституировано лишь одной из главных метафизических частей, а именно, душой. И поэтому, хотя человеческая личность не тождественна ее душе, существования души достаточно для существования личности.

Сходным образом верно, что, по мнению Фомы, душа не тождественна человеческому существу, но человеческое существо может существовать и тогда, когда оно образовано лишь одной метафизической частью – формой, или душой. Фома считает, что в случае человеческих существ сохранения одной метафизической части целой вещи достаточно для существования этой вещи. Но так как конституция не есть тождество, отсюда не следует, что эта часть тождественна целому или что душа сама по себе тождественна человеческому существу.

В связи с этим полезно будет рассмотреть примерно аналогичную ситуацию, касающуюся телесных частей и целого. Некоторые современные философы полагают, что человек тождествен живому биологическому организму; но они также считают, что, хотя этот организм в норме представлен целостным человеческим телом, он способен существовать и тогда, когда тело сводится к одному лишь живому мозгу или части мозга⁷⁹. С их точки зрения, человек способен существовать, будучи состоящим лишь из одной части – мозга, но не тождествен этой части, образующей человека в этой необычной ситуации. Точно так же Аквинат считает, что человек способен существовать, даже когда он состоит лишь из одной метафизической части, что не означает, будто он тождествен указанной части.

Следует также заметить, что, если бы эта интерпретация была неверной, если бы Аквинат считал человека тождественным его составляющим, так что человек переставал бы существовать, утрачивая тело, то в позиции Аквината прослеживалась бы непоследовательность: ведь тогда он не смог бы сочетать свое понимание человека со своим пониманием природы изменения. С аристотелевской точки зрения на изменение, разделяемой Аквинатом, вещь, которая приобретает или утрачивает акцидентальную форму, претерпевает изменение, оставаясь той же самой вещью. Но количественные характеристики, включая количество материи, суть акциденции. Следовательно, с точки зрения Фомы, человеческое существо, которое утрачивает некоторое количество материи, например, руку или ногу, остается той же самой вещью, только претерпевающей изменение. Но если бы конституция у Аквината означала тождество, то человек, чьи материальные составляющие изменились, перестал бы быть той же самой вещью, какой он был, и сделался бы какой-то другой вещью⁸⁰. В этом случае, вопреки реальной позиции Фомы, приобретение или утрата акциденции, например, количества материи, были бы не изменением в человеческом существе, а уничтожением одной вещи и возникновением другой. Стало быть, тот факт, что Фома придерживается тех взглядов на изменение, которых он придерживается, предполагает именно ту интерпретацию, которую я здесь привожу.

Итак, для Аквината конституция не есть тождество. Соответственно, вопреки возражениям, притязание на то, что существования души достаточно для существования личности, или человеческого существа, совместимо с тем утверждением Фомы, что душа сама по себе не является личностью, или человеком.

Может возникнуть и другое затруднение, связанное с тем, что, согласно Фоме, субстанциальные формы индивидуируются материей. Отделенные души представляют собой субстанциальные формы, которые не оформляют никакой материи. Поэтому складывается впечатление, что, по мнению Фомы, либо души не индивидуальны, либо материя не индивидуирует субстанциальные формы человеческих существ. Но это затруднение основано на заблуждении. Одна отделенная душа может отличаться от другой на основе ее прошлой, а не нынешней сопряженности: с материей. Бестелесная душа Сократа – это субстанциальная форма, которая некогда в прошлом оформляла эту материю, составлявшую часть Сократа в его телесном бытии. Бестелесная душа Платона – это субстанциальная форма человека, которая некогда в прошлом оформляла материю, составлявшую часть Платона в его телесном бытии. Следовательно, остается верным, что материя индивидуирует, причем индивидуирует даже бестелесные души. Материя служит началом индивидуации бестелесной формы в силу прошлой сопряженности этой формы с материей. И, разумеется, верно и то, что отсюда проистекают и прочие различия, в том числе различия памяти, желаний, понимания и т. д.

Коль скоро это так, для Фомы пространственно-временная непрерывность материальных составных частей не является необходимой для существования человеческой личности. Человек может продолжать существовать и в бестелесном состоянии, в условиях пространственно-временных разрывов в существовании материальных частей человека. Временная непрерывность субстанциальной формы, напротив, необходима всегда. Если бы человеческая душа существовала в телесном человеке (например, в Сократе) в промежуток времени tl-t2, потом не существовала бы в промежуток t2-t3, а затем вновь существовала бы в бестелесном состоянии в промежуток t3-t4, то мое объяснение индивидуации бестелесных душ потерпело бы крах. На каком основании можно было бы тогда утверждать, что бестелесная душа, существовавшая в промежуток t3-t4, есть та самая душа, которая в промежуток tl-t2 оформляла материальную часть Сократа?⁸¹

Отношение композита к его частям

Если конституция не есть тождество, то нам нужно рассмотреть, каково отношение композита к конституирующим его частям.

Пожалуй, первый пункт, который мы должны отметить, состоит в следующем согласно томистскому пониманию субстанциальных форм, в одном и том же месте и в одно и то же время не могут существовать два материальных суппозита, две полные материальные субстанции⁸². Как уже было сказано, любая вещь, по мнению Фомы, имеет лишь одну субстанциальную форму. Так как любая данная материя, занимающая определенное место в определенное время, может оформляться лишь одной субстанциальной формой, и так как лишь вещь, оформленная субстанциальной формой, является суппозитом, отсюда явствует, что не может быть двух полных материальных суппозитов, совпадающих по времени и месту.

Основная идея здесь приложима и к артефактам. Предположим, например, что в момент времени t1 имеется слиток бронзы, которому скульптор придает в момент t2 форму бронзовой статуи. С точки зрения Аквината, слиток бронзы – это вещь, материей которой является бронза, а формой – конфигурация слитка. Когда скульптор делает из слитка статую, материя, то есть бронза, сохраняется, а вот конфигурация, делавшая бронзу слитком, утрачивается и замещается новой конфигурацией, делающей материю статуей. Если статую расплавить, материя, то есть бронза, сохранится и может вновь принять форму слитка; но конфигурация статуи будет утрачена, и, стало быть, статуя перестанет существовать. Таким образом, хотя слиток и статуя состоят из одной и той же материи, в силу различия форм они не будут одной и той же вещью.

С другой стороны, слиток и статуя не могут существовать в одно и то же время в одном и том же месте как раздельные вещи, потому что одна и та же материя не может в одно и то же время иметь конфигурацию слитка и статуи. (Тем самым Фома подписывается под dictum[11] современной философии: одна вещь не может быть собой и другой вещью⁸³).

Могут возразить, что в пространстве, занятом статуей, или в пространстве, занятом слитком, находится бронза и статуя (или бронза и слиток), так что, в конце концов, в одном месте находятся две материальные вещи, оформлена ли бронза в виде статуи или в виде слитка. Но для Фомы бронза сама по себе, отдельно от конфигурации статуи: или слитка (или любой другой конфигурации), вообще не является вещью. Чтобы быть вещью, нужно иметь форму какого-либо целого. Если бронза имеет форму статуи, то вещь существует как статуя; если она имеет форму слитка, то существующая вещь будет слитком. Без какой-либо формы: вообще бронза не будет вещью.

Итак, для Фомы бронза и статуя не тождественны, но и не являются двумя разными вещами. Статуя – это составная материальная вещь, материальным компонентом которой служит бронза.

Линн Раддер Бейкер суммирует позиции, отличающие конституцию от тождества, следующим образом

В течение долгого времени философы отличали есть предикации… от есть тождества… Если точка зрения конституции верна, то имеется и третий смысл есть, отличный от первых двух. Третий смысл есть – это есть конституции (как в выражении: конституироеан куском мрамора)⁸⁴.

Другое затруднение вызвано тем фактом, что, с точки зрения Фомы, возможна композиция внутри одной из составных частей целого⁸⁵. Фактически Фома думает, что имеется даже композиция внутри природы, которой вещь обладает благодаря субстанциальной форме. У всякой актуально существующей вещи эта природа образована более чем одним свойством⁸⁶. Например, человек обладает человеческой природой благодаря субстанциальной форме, каковой является человеческая душа, и эта природа образована свойствами разумности и животности. Тем не менее человеческая природа есть некое единство. Хотя, с точки зрения Фомы, ничто не тождественно своим составляющим, отношение конституции есть тем не менее отношение единства.

Аквинат различает несколько видов отношения единства. Быть может, важнейшим является различение между единством природы и единством суппозита. Когда разумность и животность соединяются в одну природу благодаря одной субстанциальной форме человека, возникает единство разумности и животности, которое представляет собой единство природы. Но существует также единство, создаваемое отношением конституирования целостного композита, состоящего из материи и формы. Составляющие целой вещи соединяются в целом, которое они составляют. В случае индивидуальных субстанций Фома говорит об этом как о единстве суппозита. Так, в случае материальной субстанции акцидентальные формы, субстанциальная форма и материя вещи сопрягаются в одну целую вещь, и их сопряжение есть единство суппозита.

Наконец особым случаем единства суппозита оказывается единство личности: это единство суппозита, имеющее место тогда, когда суппозит представляет собою личность⁸⁷. Например, разумность (входящая в природу человеческой личности – Сократа) и курносостъ (акциденция Сократа) сопрягаются в Сократе. Стало быть, они сопрягаются, говоря языком Аквината, в единстве личности. Единство личности особенно важно для философской теологии Фомы, в частности, для его интерпретации доктрины воплощения.

Конец ознакомительного фрагмента.