Вы здесь

Акварели судьбы. В новеллах. Библиотекарь (Светлана Рассказова)

Библиотекарь

– Необыкновенно красивое здание! Сказка в готике!

– И это всего-навсего библиотека…

– Ничего себе: «всего-навсего»! Библиотека Парламента!

– В фильме о Гарри Поттере что-то похожее было, помнишь?

– Точно! Вот бы у нас библиотеки в старинных зданиях размещали…

– Размечтался… Гарри Поттер в Роcсии!!

– А что? Интересная серия бы получилась…

– Угу! Как он в одной ступе с бабой Ягой над просторами Сколково летает…


На скамеечке напротив библиотеки Парламента Канады сидел приятный седой старичок и вслушивался в русскую речь своих соотечественников. Именно соотечественников! Ведь сюда в обязательном порядке привозят экскурсантов, а в последнее время нередко из России…


И не зря! Место здесь очень красивое! Не только сама библиотека, а именно место. Называется Парламентский холм. С него открывается изумительный вид на реку Оттава. И река, и город имеют одно и то же название. Как в Москве! В последнее время старик частенько вспоминал родину…


Проработав в этой библиотеке много-много лет и, выйдя на пенсию, он продолжал почти каждый день приходить сюда, благо, жил неподалёку. Иногда заходил в свой любимый читальный зал, содержащий большую коллекцию редких книг, брал в руки одну из них, с удовольствием перелистывал или погружался в чтение. А ещё любил подсматривать за парламентариями и разного рода чиновниками, знакомящимися с богатым справочным материалом.


Он вообще был очень внимательным этот старик. Особенно ко всему русскому: книгам, вещицам, встречающимся в магазинах, а теперь и к русским людям, которые всё чаще стали попадаться на глаза.


Вот и сейчас, услышав знакомые слова в разговоре молодой пары, он исподтишка всматривался в симпатичные лица парня и девушки, боясь спугнуть их своим присутствием.


– Пойдём! Нам пора, – сказала девушка.

– Пойдём, – согласился парень.


Они поднялись со скамеечки, ещё раз оглянулись на реку, сфотографировались на фоне библиотеки и направились к выходу из архитектурного ансамбля зданий Парламента.


Старик проводил их взглядом, а после по знакомой ему тропинке спустился с холма к реке и сел на брёвнышко, выброшенное на берег. Достал из внутреннего кармана пиджака тетрадку, аккуратно её разгладил, положил на колени и стал что-то туда записывать. Иногда отвлекаясь, глядел на воду, наслаждаясь хорошей погодой, и приятным пейзажем с противоположного берега.


В какой-то момент прямо перед собой увидел проходящий мимо катер! И от неожиданности вздрогнул… Нет! Не от вида катера… Их тут много. Разных! Шикарных и простеньких. Вздрогнул, прочитав надпись! В столице Канады по волнам Оттавы спокойно шла «Вязьма».


Русское название полоснуло яркой картинкой из самого детства в далёком-далёком краю, о котором тут никто не догадывался, и даже не мог предположить, что этот старенький канадец, так уютно вписавшийся в здешнюю жизнь, родился и когда-то жил на Смоленщине в городке Вязьма.


Когда началась та страшная война, хотя войны страшные все без разбора, в этом старик был уверен, ему исполнилось девять лет и память сохранила все подробности того времени.


А самое главное – она сохранила его собственное имя.

Никакой он не Вильям, как зовут его здесь…

Он – Иван, Ванька, Ваня.


***


– Ваня, быстро домой, – очень тихо позвала мама, распахнув окно.


Но мальчик услышал, несмотря на то, что играл в мяч с соседскими ребятами во дворе и понял: случилось нехорошее, скорее ожидаемое. Ваньку в это ожидаемое не посвящали, но он ощущал своей детской душой нервное напряжение, царившее в семье, не понимая его истиной причины.


Осенью он собирался пойти в первый класс, и мысли о школе отвлекали от непонятных разговоров, скорее намёков насчёт «могут забрать»… Кого забрать, куда забрать и почему он не догадывался, но теперь, услышав «громкий» шёпот мамы, сразу подумал: именно сейчас у него должны что-то обязательно забрать.


Время ещё только подходило к обеду, а отец уже был дома и помогал матери, собирать в одну кучу одежду сына: пальто, курточку, ботинки.


– Убери чемодан, – говорил он, – складывай в рюкзак! Так незаметней…


Мать вытащила из-под кровати большую коробку со старыми вещами, достала оттуда рюкзак и стала набивать его Ванькиной одеждой.


– Сынок, обедай и поедем, – было заметно, что мама очень нервничает.

– Куда? – скорее по инерции спросил мальчик.

– Тсс… Потом, – опять зашептала мама.


Пока он ел, отец вынул из комода деньги, мамин паспорт и Ванькины метрики.


– Спрячь в сумку, и будьте аккуратней в дороге, – обратившись к жене, тоже очень тихо сказал отец, а затем прижал к себе сына и, неожиданно всхлипнув, прошептал ему в самое ухо, – слушайся маму и запомни! Ты едешь к тёте Наташе – маминой сестре. Я оказался плохим отцом. Я вас разлюбил… Так бывает. Запомнил?

– Запомнил. Разве ты плохой? Поедем с нами!

– Нет. Я останусь здесь. У меня служба. Я же красный командир, – затем, глянув в окно, уже решительным тоном проговорил, – давайте прощаться! Время обеда, во дворе пусто. Пойдёте без меня!


Больше своего отца Ваня никогда не видел. Позже из разговоров матери и тёти Наташи он понял: именно отца должны были «забрать». И чтобы не навлекать на свою семью зло, заранее отправил жену и сына к родственникам, выставив себя перед окружающими брошенным мужем.


Тётя Наташа жила в деревне Чертово, недалеко от Вязьмы и Ванина мама надеялась, что с отцом ничего плохого не случится, и они смогут в скором времени вернуться в город, продолжив там прежнюю жизнь. Но надеялась напрасно…


Добрых перемен ждали два года. Мать учительствовала, Ванька успешно закончил второй класс и перешёл в третий, но вместо добрых перемен началась война, и нужно было думать только о том, как выжить в то непростое страшное время.


***


Летом и в начале первой военной осени мама, тётя Наташа и даже дети постарше, рыли противотанковые рвы. Сколько земли тогда было ими перелопачено – жуткое дело! Так говорили взрослые.


А поздно вечером, поужинав, женщины падали на постели, не чувствуя собственного тела, и молчали… Но немного отлежавшись, начинали от безысходности тоскливо стенать и жалиться на судьбу. Ваня тоже не мог заснуть, лежал, слушал и на всю жизнь запомнил один из таких вечерних разговоров. Да и как не запомнить горестные слова родственниц, от которых сжималось его детское сердечко!


– Немец-то прёт и прёт, – говорила тётя Наташа, – вот-вот в деревню нагрянет.

– А наши отходят, – вторила мама, – Может, уедем?

– Как? Поздно уже.

– Надо было сразу, как война началась…

– Люся! У меня четверо, у тебя ребёнок. Кому мы нужны со своим выводком! Здесь, какое-никакое хозяйство. Куры, козы… А там?

– Ох, Наташа! И тут ничего хорошего! Мы рвы роем, а картошка в полях осталась… Не замёрзнет, так сгниёт.

– И озимые не посеяли, – не унималась тётя.

– Зимой с голоду сдохнем, – неожиданно грубо резюмировала мама.

– Сталин сказал, что враг будет разбит и победа будет за нами, – напомнил о себе Ванька

– Твой Сталин в Москве, а мы здесь огребаем, – тётя Наташа усмехнулась.

– Спи, Ваня! Не лезь в разговоры взрослых, – устало прошептала мама.

– Если немцы придут, надо в партизаны идти. Я листовку на улице подобрал, – опять подал голос Ванька.

– Посмотрим, – почти согласилась мама, – а листовку сожги!

– Как там мой-то? – тяжело вздохнула тётя Наташа, вспомнив мужа ушедшего на фронт.


Мама тоже вздохнула: вестей от папы не было.


***


В самом начале октября 1941 года в районе Вязьмы войска Красной Армии были взяты в кольцо двумя танковыми группами Вермахта и разбиты. Погибли и попали в плен сотни тысяч советских солдат.


И почти сразу в деревню Чертово вошли немцы – спокойно и без единого выстрела, как к себе домой…


Для жителей началась совсем другая жизнь с новым порядком, за которым следил назначенный немцами староста – одноногий дед Сергей, заведовавший до войны колхозной бухгалтерией и знающий наперечёт людей и всю живность в каждом дворе. Все, с кем когда-то дед Сергей был в контрах, теперь расплачивались с ним курицей, свиньёй, а то и коровой. Ладно, если реквизицию проводил только он, было намного хуже, когда этим занимались немцы. Но несколько таких реквизиций и народ мог зароптать, ища помощи и поддержки у партизан, которые к этому времени местами сформировались в отряды. Это были красноармейцы, сумевшие выйти из «Вяземского котла» или бежавшие с немецкого плена. Немецкое руководство на местах, не желая партизанского движения, восстанавливать против себя деревенских жителей не хотело. Ведь крестьяне были нужны для работ на земле как дармовая рабочая сила.


И наступившей весной в Чертово наведался господин Рюккер – штурмбанфюрер СС, курирующий идеологическую работу среди населения Смоленщины. Сначала он заехал к старосте и потребовал список всех образованных жителей деревни, а после сразу направился к дому, где жил со своей мамой Ванька.


Увидев в окно подъехавший автомобиль и немца в офицерской форме, тётя Наташа всплеснула руками, шуганула детей на печку, наказав, чтобы сидели там тихо и даже не дышали, а сама забилась в угол кухоньки, ожидая пришествия антихриста… Ванькина мама осталась стоять посередине комнаты, решив принять на себя очередной удар судьбы. Офицер постучался в дверь и вошёл. В доме установилась гнетущая тишина.


– Добрый день, – поздоровался он на вполне приличном русском.

– Guten Tag, – ответила Ванина мама. Она знала немецкий, потому как окончила факультет иностранных языков и имела диплом преподавателя немецкого и французского языков.

– Госпожа Лунина, у меня к вам предложение.

– Да, господин, – Люся запнулась, не зная как обратиться к офицеру.

– Зовите меня господин Рюккер. Так вот, госпожа Лунина, – повторил он, – я предлагаю вам работу.

– Спасибо.

– Будете, как при Советах работать учителем немецкого, заодно проводить просветительскую работу среди населения деревни, пропагандируя немецкий образ жизни и немецкий порядок.

– Каким образом, – женщина заволновалась.

– Получите на этот счёт методическую литературу и брошюры… Вы же образованная женщина! Разберётесь, – офицер смотрел на свою собеседницу с лёгкой усмешкой.

– Не знаю, справлюсь ли, – попыталась та отказаться.

– Справитесь. Мы всё о вас знаем. Вы пострадали от советской власти, потому вам оказана честь работать на Германию, – немец сделал небольшую паузу. – Родители, которые не захотят отпускать детей в школу, подвергнуться штрафу и наказанию. Кстати, учителям правительство платит хорошие деньги. Вот анкета, – он положил на стол лист бумаги. – Вам нужно аккуратно её заполнить. Вопросы несложные: вероисповедание, национальность, профессия, не было ли евреев до деда включительно, служили ли в армии, были ли членом ВКП (б) и остальное, – офицер, ожидая ответа, замолчал.

– Я согласна, – совсем тихо проговорила Ванина мама.

– Передадите анкету старосте. Он сам привезёт её в комендатуру. И не пугайтесь так, – как-то вдруг по-человечески сказал он. – Auf Wiedersehen!


Немец вышел. В доме молчали… Дети на печке по-прежнему боялись пошевелиться. Придя в себя, тётя Наташа подошла к сестре, обняла её за плечи и сказала:


– Люсь! Не переживай! Правильно, что согласилась. Надо ведь как-то жить. Деньги нужны, сама понимаешь… Там видно будет! А работу среди населения можно проводить по-всякому.

– По-всякому не получится. Слышала, в Ельнинском районе деревню Перятино сожгли вместе с жителями.

– За что же их так?

– Говорят, ослушались… Или за связь с партизанами.

– Свят, свят, свят, – закрестилась тётя Наташа.

– Так-то…

– Знаешь, Люся, а немчик-то с улыбкой от нас ушёл. Я заметила.

– Я тоже… И глаза у него вполне человеческие, – Ванина мама задумалась.

– У фашиста человеческие глаза? Смешно. Хотя… Тоже ведь люди, – тётя Наташа наконец-то спокойно вздохнула.


Ванька, сидя на печи, слышал разговор обеих женщин и не понимал: причём тут глаза и улыбка, когда матери явно грозит опасность. Как немцы узнали о её муже – красном командире? Для них ведь неважно: живой тот или нет…


После посещения деревни господином Рюккером полы и парты в школе отмыли от грязи и крови. Одно время она была красноармейским штабом, затем в ней размещался госпиталь, после общежитие для немецких солдат и вот теперь её опять отдали детям.


А Ванька потихоньку перетащил книги, оставшиеся в школьной библиотеке, к себе домой. Всё равно немцы уничтожат, а так хоть он вдосталь начитается. Потрёпанные подклеил, запачканные почистил. Была у него до войны мечта, говорят – девчоночья… Стать библиотекарем. Почему это не мужская профессия, он не понимал.


Мать опять учительствовала, деревенский люд посадил картошку и посеял хлеб. С приходом немцев некоторые жители сначала обрадовались развалу колхозов, решив, что немцы позволят им хозяйничать на земле по собственному усмотрению. Но этого не случилось. Колхозы просто переименовали в общинные хозяйства, и всё, выращенное руками крестьян, почти полностью отбиралось в пользу новой власти. Люди оставались рабами и в основном кормились со своих огородов или распродавали последнее…


Через месяц господин Рюккер опять заявился в Чертово. Это было как раз во время школьных уроков. Он без стука вошёл в класс, присел за последнюю парту и уставился на учительницу, которая подробно рассказывала детям об участии Германии в Первой мировой войне. Ваня догадался, что немец пришёл с проверкой и решил поддержать маму.


– Людмила Николаевна, – он стал тянуть руку вверх, привлекая к себе внимание.

– Да, Ваня. Что ты хотел? – испуганно спросила мама.

– Я хотел перечислить все победы великой Германии.

– Хорошо. Но, давай, ты это сделаешь на следующем уроке. А теперь, дети, можете немного погулять во дворе.


Мальчик сделал вид, будто уронил карандаш, и пока ребята выходили из класса, спрятался под парту и притих.


Офицер подошёл к маме.


– Людмила, мне нравится, как вы преподаёте историю. Только нам нужно, чтобы детям внушалась мысль о превосходстве арийцев. Потому поменьше сказок и поближе к обычной жизни. Работа, работа и работа! Это для них главное. Учите беспрекословному подчинению и прилежанию. Вы меня поняли?

– Конечно, господин Рюккер.

– Вот и хорошо! И ещё, – немец помолчал, а затем тихонько добавил, – передайте сестре и остальным женщинам, что нам известно, для кого вы печёте хлеб ночами. У вас много муки?

– Нет. Не много. Да и та не мука, а так… Ячмень со жмыхом да лебедой, – Ванина мама замерла.

– Думайте о себе и о своём сыне.

– Почему вы мне это говорите?


Ваня заметил, что мама очень испугалась.


– Меня тошнит от запаха горелого человеческого мяса. Понятно?

– Да, – еле выговорила мама.

– Эй, партизан! Вылезай из-под стола. Я тебя вижу, – неожиданно сменил тон господин Рюккер и засмеялся.


Ванька выбрался из-под парты, хотел выйти из класса, но немец его остановил:


– Иди сюда, – позвал он, – это тебе. – Офицер вынул из кармана большую плитку шоколада и подал её мальчику.

– Danke. – Ванька обомлел.

– Спрячь! Есть будешь дома, – сказал офицер, положил свою руку на его голову и потрепал за вихры, приговаривая, – blond, blond!

– Спасибо, господин Рюккер. Вы очень добры, – Людмила Николаевна от наплыва разных чувств растерялась.

– Я нормальный. До свидания! – попрощался немец, развернулся и ушёл.


Больше его в деревне не видели…


Осенью люди убрали урожай, большую часть которого забрали немцы, детей младшего школьного возраста опять отправили в школу изучать немецкий порядок, а те, кому уже исполнилось четырнадцать, были угнаны на работу в Германию.


Деревня притихла окончательно. Женщины по-прежнему в пояс кланялись деду Сергею – только бы он не обирал подчистую, обходили стороной полицаев и по очереди, таясь, продолжали печь хлеб для партизан.


А под самый Новый год Ванина мама пропала. Тётя Наташа сбилась с ног, обошла всех её учеников, потом подруг, но сестры нигде не было… И только к обеду следующего дня, Люся явилась домой целая, невредимая, с модной причёской и даже в новой шубке, сняв которую предстала перед своими родственниками в бархатном платье цвета морской волны. Домашние замерли, а потом посыпались вопросы: откуда, каким образом?


– Отмечала Новый год в Смоленске, – устало проговорила Люся.

– С ним? – спросила Тётя Наташа.

– Да

– А чего не предупредила? Я обыскалась.

– Шла из школы домой, он подъехал и увёз. Втихую…

– Ох, не нравится мне всё это…

– Наташа, поговори с женщинами, чтобы были осторожней. Пусть не высовываются. Немцы в последнее время очень злые. За любую провинность расстреливают без предупреждения. В Смоленске постоянно казни при людях устраиваются, – неожиданно мама предложила, – может, ты с детьми в лес уйдёшь?

– А если поймают? У нас тоже за нарушение режима и комендантского часа расстрел. – Тётя Наташа замахала руками, – зима, мороз! Чем я детей в лесу кормить буду? Здесь своих дождёмся. Бог не выдаст, свинья не съест.

– Ну, смотри…

– А сама-то чего в лес не хочешь…

– Я? Мне теперь, что там, что здесь… Жизни не будет! Свои за фашиста не простят, а немцы, если про хлеб узнают, тоже не пожалеют… И офицер не поможет.

– Ладно, хватит страху нагонять! Расскажи лучше как праздновала?

– Перепились все… Потом по бутылкам стреляли.

– А твой?

– Мой вообще не пьёт. Всё о чём-то думает, почти не разговаривает.

– Странный он у тебя, – тётя Наташа пожала плечами.

– Знаешь, по-моему, он очень одинок. Всё меня за руку держал… Ой, забыла, – мама неожиданно всплеснула руками, – у меня же конфеты есть, – и она выгребла из кармана шубы целую жменю шоколадных конфет. – Это вам от зайчика…

– Знаем мы этого зайчика! Волком бы не обернулся, – усмехнулась мамина сестра.

– Не обернётся, – констатировала Ванина мама.


***


Узнав от учительницы о происходящем в Смоленске, люди тряслись от каждого выстрела, боясь, лишний раз показаться на улице, и с нетерпением ожидали Красную Армию.


А совсем рядом начинали гореть деревни… Прошёл слух, что сразу после Нового года, отступая, немцы сожгли в соседних районах несколько деревень вместе с жителями. От таких новостей народу делалось страшно, особенно за детей.


Что делать? Куда бежать? Полицаи рыскали по окрестностям, выискивая партизан, хватали всех подряд – стариков и молоденьких девчонок. Тащили «добычу» в комендатуру, стараясь угодить начальству, в надежде, что те их усердия не забудут и заберут при отступлении с собой.


В самом начале наступившей весны 1943 года у дома тёти Наташи остановился знакомый автомобиль.


– Иван! – приоткрыв дверцу машины, позвал мальчика господин Рюккер.


Ванька в одной рубашке выскочил на крыльцо.


– Я здесь, господин Рюккер.

– Одевайся! Скажи маме, что мы едем за велосипедом.

– За велосипедом? Для меня…

– Конечно, для тебя.


Мальчик вбежал в дом.


– Мама, мама! Мы с господином Рюккером едем покупать велосипед!


Мама побледнела.


– Езжай, сынок! Только оденься теплее. Дорога неблизкая…


Ваня быстро оделся, всё как велела мама, боясь, что она в последний момент передумает.


– Сынок, – мама присела на табуретку, стоящую у самой двери, – до свидания, сынок. Слушайся дядю Ганса. Он неплохой человек, – она обняла и поцеловала сына.

– Какого дядю Ганса? – ошалело спросил Ванька

– Господина Рюккера зовут Гансом.

– Аааа… Я и не знал.

– Всё! Иди, – и она легонько оттолкнула сына.

– Ты куда ребёнка отправляешь? Совсем с ума сошла! Твой Ганс фашист, хоть и с печальными глазами, – заругалась тётя Наташа.


Мама схватила её в охапку и что-то зашептала на ухо. Ванька расслышал слова: «велосипед» и «условный сигнал», но ему это было уже неинтересно.


Выбежав из дома, он уселся на заднее сиденье автомобиля, как велел дядя Ганс, помахал из окна рукой и они поехали. А через пару минут не выдержал, оглянулся и посмотрел в заднее окошко автомобиля… Тётя Наташа с ребятишками со всех ног неслась в сторону леса. У мальчика ёкнуло сердце, но он вспомнил слова мамы и затаился…


Они буквально пролетели деревню, въехали на грунтовую дорогу и увидели, что навстречу движется легковушка и два огромных крытых брезентом грузовика.


– На пол, – скомандовал дядя Ганс и Ванька в момент оказался между сиденьями автомобиля. Он слышал стук своего сердца и боялся, как бы его не услышали немцы из тех машин.


Пропуская легковушку и грузовики с солдатами, они прижались к обочине.


– Finita la Comedy, – услышал мальчик возглас со стороны.


Это офицер, командующий карательным отрядом, с улыбкой и по-французски из окна своей легковушки салютовал господину Рюккеру.


– Heil, – ответил тот и продолжил путь.


Через несколько минут дядя Ганс остановил машину, затем вынул из вещмешка новые брючки, пиджачок, рубашку и велел Ивану переодеться.


– Теперь причешись, – сказал немец, подал расчёску, и мальчик, молча, выполнил очередной приказ немца.


А после было самое страшное… Они увидели, как над деревней взвился дымок, затем второй, третий, четвёртый, вразнобой зазвучали отдельные выстрелы и хором автоматные очереди, послышались отдалённые крики людей…


– Там мама, – Ваня заплакал. Почему мы её не взяли?

– Она так решила… Всем помочь не могу. Я не Бог.

– Никуда не поеду, – в голос ревел Ванька.

– Поедешь! Она просила меня за своего сына… Я любил её. И спасу тебя.

– Как? Всё равно поймают, – мальчик перестал рыдать и ощутил душевную пустоту.

– Запомни! Ты мой племянник. Ты русский, но немецкого происхождения. И я нашёл тебя здесь. Понял?

– Понял.

– Тебя зовут Вильям. Я сделал новые документы. Нам обоим. Мы едем на запад, – говорил, чеканя каждое слово, дядя Ганс, – и ещё! Старайся говорить на немецком, особенно при посторонних. Мама же тебя учила…

– Gut, – ответил Иван-Вильям.


Дядя Ганс удовлетворённо хмыкнул.


***


Они мчались в сторону запада. Проехали захваченные немцами советские земли, въехали в страны Европы и направились на юг Франции. Иногда останавливались, заправляли машину, что-то в ней чинили, обедали в придорожных забегаловках, ночевали в недорогих гостиницах…


Ваня тяжело переживал явную гибель матери, его душа свернулось в комок и не отвечала добрым расположением на все попытки дяди Ганса установить с ним контакт. А потому мальчик и мужчина, на данный момент чужие между собой, не разговаривали. Ваня просто подчинился почти незнакомому человеку, понимая того с полуслова.


Уже во Франции он неожиданно спросил:


– А вас не будут искать?

– Пока не будут. Я же в отпуске… Отметку в документах сделал. Здесь много отдыхающих офицеров.

– Так мы сбежали? Совсем?

– Наконец-то ты понял, – улыбнулся дядя Ганс.

– А дальше куда?

– В Тунис. Там у меня есть хороший знакомый, поможет. А после, как получится. Может быть в Америку или в Канаду, или в Бразилию… Да хоть к чёрту на рога! Только подальше от этого ужаса…

– Мы успеем?

– Надеюсь, что успеем… Должны успеть – форму-то я выбросил, – немец усмехнулся.

– Жаль, что мама не с нами.

– Мне тоже… Очень жаль. Прости!


Во Франции пробыли недолго. Дядя Ганс договорился с капитаном рыбацкой шхуны и тот взял их с собой до Туниса. Это стоило приличных денег, но штурмбанфюрер СС Рюккер никогда не был транжирой и нужная сумма на чёрный день у него имелась.


Будучи в море Ваня поинтересовался:


– Значит, вы больше не фашист?

– Я им никогда не был. Только форму носил.

– Зачем?

– Так получилось. Тебе уже одиннадцать…

– Через месяц двенадцать исполниться.

– С тобой можно говорить как с взрослым?

– Можно.

– Тогда попытайся понять… Или хотя бы вникнуть.

– Я попытаюсь.

– Мои родители были обычными бюргерами, держали небольшую ювелирную лавку. Благодаря им я выучился и стал офицером. Но они умерли… Потом я женился. Очень скоро жена, предварительно обобрав меня до нитки, сбежала к моему лучшему другу, с которым мы вместе служили… И я решил им отомстить. Окончил в Мюнхене высшую школу партии, стал эсэсовцем. Я же чистокровный ариец! Только, оказавшись у вас и увидев, что творят мои соотечественники, мстить расхотел. Личные неурядицы показались мелкими и глупыми…

– Я больше никогда не буду играть в войну, – перебил рассказчика Ваня.

– Война не при чём. Земли всегда завоёвывались. Одни чужое берут, другие своё защищают. Но то, что творит с обычным населением Германия, это дикость… Душа и интеллект Гитлера задержались в развитии и существует в самом начале нынешнего летосчисления.


После этого разговора сердечко ребёнка отпустило, и он стал нормально общаться со своим спасителем. Именно спасителем! Ваня понял и оценил дядю или друга… Этого пока для себя не решил!


Капитан шхуны их не обманул и не выдал, они спокойно дошли до Туниса. Какое-то время жили у хорошего знакомого дяди – торговца ювелирными изделиями. Этот человек знал Ганса ещё ребёнком, много лет сотрудничая с его отцом.


Но здесь тоже была война, правда, она приближалась к завершению, и уже к середине мая север Африки был освобождён от нацистов англо-американскими войсками.


Торговец помог им сесть на корабль до Америки. Потом они перебрались в Канаду и началась для них жизнь в неизвестной стране, но по человеческим законам и без ежеминутного страха смерти. Это было главным!


Господин Рюккер сменил имя и фамилию и теперь звался Арно Базен. Эту же фамилию носил Вильям. Получалось, что они родственники. Придумали для себя легенду похожую на правду, якобы бежали от фашизма из Франции…


Наконец-то наступило спокойное время учёбы и работы. Оба только этого и желали. Окончив школу, Вильям устроился на лесопильный завод к Арно, где тот занимал должность мастера. Но жить рядом с человеком, который вытащил его из ада, долго не получилось. Арно умер во сне, до того ни разу не пожаловавшись на своё здоровье. Вильям остался один. Он по-прежнему любил книги, много читал и всё время что-то записывал. Сначала просто в тетрадочку, а после стал отсылать свои заметки в газеты.


В колледж Алгонквин на писательский факультет поступил уже вполне взрослым мужчиной, а отучившись, устроился в библиотеку Парламента Канады, где проработал до самой пенсии.


Был женат, у него родилась дочь. Она выросла, вышла замуж и подарила Вильяму замечательного внука, которого назвали Иваном. Дочь с семьёй живёт в Монреале, и внук иногда приезжает к деду, который при каждой встрече дарит ему новую книгу сказок собственного сочинения. В сказках обязательно присутствует добрый волшебник, возникающий рядом с главным героем совершенно неожиданно в самый трудный момент его жизни.


Жена уже несколько лет лежит рядом с Арно, и Вильям их частенько навещает.


P.S. Ранним утром у реки Оттава, где возвышается Парламентский холм, рыбак, давно облюбовавший это местечко, заметил старика, сидящего в застывшей позе на брёвнышке, выброшенном на берег. Глаза старика были широко открыты и устремлены на водную гладь. У ног лежала исписанная школьная тетрадка. Речной ветерок неторопливо шевелил её листы и тихонечко шуршал страничками, видимо читая…