Вы здесь

Аквамариновое танго. Глава 5. Номер один (Валерия Вербинина, 2013)

Глава 5

Номер один

– Это дело, – медленно проговорила Амалия, – начинает казаться все более и более интересным. Если в марте погиб Гийо, в апреле сгорел Оноре Парни, а в мае убиты супруги Рошар… и все они каким-то образом связаны с самоубийством Лили Понс… а тут еще эти номера…

– По-вашему, Гийо был номером первым?

– Не исключено. Скажите, как полиция квалифицировала его смерть?

– Никак. Для них это был несчастный случай.

– А если это вовсе не несчастный случай, а убийство? – Амалия нахмурилась, постукивая пальцами по подлокотнику своего кресла. – Но у нас нет никаких оснований ставить вопрос таким образом… я хочу сказать, формальных оснований. Мы можем только говорить, что, возможно, Гийо был убит… и Парни погиб не своей смертью… только на том основании, что они были гостями Лили Понс, а Рошары, скорее всего, работали у нее в момент самоубийства певицы. На данный момент у нас слишком много предположений.

– Однако убийство Рошаров – вовсе не предположение, а факт, – сухо возразил инспектор. – И листок с номером, который вы видели, тоже факт.

– И который таинственным образом исчез, – усмехнулась Амалия.

– Но надпись на зеркале вовсе не исчезла, – упорствовал ее собеседник. – Кроме того, перед смертью мадам Рошар получила странное письмо, которое не на шутку ее встревожило. Скажу вам правду, госпожа баронесса: я вовсе не хочу оказаться в положении человека, на которого обрушатся все упреки, если он не сумеет раскрыть это дело. А то, что происходит, мне крайне не по душе.

– Однако, несмотря на все препятствия, вам уже удалось многого добиться, – возразила Амалия. – Не исключено, что вы нашли номер первый и отправную точку, то, с чего все началось. В гибели Лили Понс явно есть что-то странное. Вот с нее и надо начать.

– Не знаю, что там может быть странного, – проворчал инспектор. – Насколько мне удалось понять, все свидетели показали, что это самоубийство. Наверняка было соответствующее заключение доктора, раз ни у кого не возникло даже тени сомнения. Кроме того, все сходятся в том, что Лили была подавлена после смерти своих близких, особенно ребенка. Понимаете, если бы было хоть что-то, оно бы непременно всплыло. В конце концов, Лили Понс была в то время очень знаменита, и смерть таких людей не проходит незамеченной.

– Револьвер, мой дорогой мсье Лемье, револьвер, – напомнила Амалия. – Вам удалось выяснить, откуда он взялся?

– Насколько я понял, он был в доме, как и ружья, и другое оружие. А что?

– Ну, это еще надо проверить. Нет, чем дальше, тем отчетливее я вижу, что без расследования на месте нам не обойтись.

– Вы имеете в виду замок Поршер?

– Он так называется?

– Да. Только мои полномочия ограничены Приморскими Альпами[1]. Я могу, конечно, посылать запросы, если этого требует здешнее дело, но если вы настаиваете на полном расследовании…

– Боюсь, что именно это нам и предстоит. – Амалия написала на листке бумаги несколько слов и задумалась. – Скажите, вам ничего не кажется странным?

– Все, – честно ответил Лемье.

– Я имела в виду вот это. – И Амалия передала ему листок.

На нем было написано:

«№ 1 – адвокат.

№ 2 – владелец мюзик-холла.

№ 3 – дворецкий.

№ 4 – его жена».

– Почему он начал с адвоката? – спросила Амалия. – И это еще не все. Если мы правы и это и есть последовательность убийств, отчего преступник вначале так заботится о том, чтобы замаскировать убийства под несчастный случай, а затем начинает действовать напролом?

– Зачем вообще убивать людей, которые находились в каком-то доме в момент самоубийства хозяйки? – возразил инспектор. – Что это дает?

– Ну, допустим, некто убил Лили Понс, а кто-то догадался об этом и стал шантажировать преступника. Убийца точно не знает, кто это, и убивает наиболее подходящих кандидатов на роль шантажиста. Это только одна из возможностей, но она нуждается в проверке. Так что без поездки в Турень нам все-таки не обойтись… Скажите, кто ваш начальник?

– Комиссар Оливьери.

– Он не согласится отпустить вас на несколько дней?

– Не думаю. Комиссар – итальянец, – пояснил Анри. – Он с легкостью отпускает меня на два-три дня, чтобы я мог навестить маму в Авиньоне, но ему не понравится, если я стану тратить это время на что-то еще. Кроме того, в последнее время я уже несколько раз навещал маму, и у него могут возникнуть вопросы, если я пожелаю… ну… соврать ему.

Амалия вздохнула.

– Сплошные сложности… Если бы дела не требовали моего присутствия здесь, я бы сама отправилась в Турень. Но…

– Думаете, мы именно там найдем разгадку?

– Даже больше: я в этом уверена.

Анри исподлобья покосился на нее.

– Я вижу, вы что-то надумали? – спросила Амалия.

– Да так, – уклончиво ответил инспектор. – Если речь идет о расследовании, нам требуется человек, на вопросы которого люди не откажутся отвечать. Кроме полицейских, есть только одна категория, чье любопытство не вызовет ненужных подозрений. Я имею в виду журналистов.

– Нет, – решительно сказала Амалия, – это исключено.

– Почему? Если ни вы, ни я не можем покинуть Ниццу… Может быть, стоит посвятить в дело Габриэля Форе? Я разговаривал с ним, он вроде неплохой малый, и к тому же сообразительный. Если он согласится нам помочь…

– Он журналист, – отозвалась Амалия, – и если мы расскажем ему, в чем дело, он понапишет в своей газете такого, что волосы станут дыбом. И, поверьте, не только у меня!

– Думаю, я сумею убедить его не торопиться с изданием статьи, пока идет расследование, – заметил Анри. – Он вовсе не глуп и отлично понимает, что прежде всего нужны непреложные факты, не то можно нарваться на какой-нибудь разорительный процесс. А что касается умения выведать все, что можно, то тут он даст сто очков вперед любому полицейскому.

Амалия задумалась. Габриэль Форе был ей не слишком симпатичен, но инспектор Лемье был прав: если направить энергию этого неуемного малого в нужное русло, не исключено, что он действительно сумеет найти что-нибудь полезное.

– Вы можете послать запрос в Париж по поводу смерти Гийо?

– Я уже это сделал.

Амалия одобрительно кивнула.

– Если Форе будет проводить для нас расследование, ему нужен убедительный предлог, – заявила она. – Репортер из Ниццы не может просто так сорваться с места и помчаться в Турень только потому, что там кто-то когда-то покончил с собой. Лили Понс когда-нибудь пела в Ницце? Она как-нибудь связана с этим городом?

– Подождите-ка… – Инспектор вновь открыл блокнот и стал листать записи. – Нет, никаких гастролей я не помню. Хотя… постойте-ка! Она тут родилась!

– Вот вам и предлог, – подытожила Амалия. – Итак, Габриэль Форе будет искать для газеты материал о местной уроженке. Ее хоть кто-нибудь сейчас помнит?

– Простите?

– Обычно, когда знаменитая актриса или певица умирает, все говорят, что ее никогда не забудут, но на самом деле обычно происходит обратное. Так что там с Лили Понс?

– Э… – в замешательстве пробормотал Анри, – конечно, у нее уже нет былой славы… Но я видел ее пластинки, и кое-какие из ее песен теперь поет Мистингетт[2].

– Ее песен? Она сама их сочиняла?

– Насколько я понял, да. И музыку, и тексты.

– То есть в конечном итоге любопытство Форе не должно возбудить подозрений. – Амалия подалась вперед. – Скажите мне, только честно. Вы уверены, что сможете держать его под контролем? Потому что, если он начнет выдавать в прессе наши предположения, да еще разукрасит их своими фантазиями, это принесет колоссальный вред – и мне, и вам, а особенно расследованию.

– Полагаю, я смогу убедить Габриэля не преступать вашей воли, сударыня, – с улыбкой ответил Анри. – Так мы договорились?

– Считайте, что да. Если он согласится, приводите его ко мне. Я дам ему подробные инструкции и объясню, что именно нас интересует.

Вечером Анри Лемье пришел в «Сирену» и, отведя Габриэля в сторону, спросил, не откажется ли тот оказать кое-какую помощь и съездить в одно место, чтобы навести справки.

– И что я получу взамен? – деловито осведомился юный репортер.

– Возможно, сенсацию.

– Настоящую, девятьсот девяносто девятой пробы? На меньшее я не соглашусь.

– Хорош трепаться, – буркнул Анри. – Есть вероятность, что убийство Рошаров связано с одним темным происшествием. Я не могу вести расследование, так как дело давно закрыто и к тому же случилось не в моем департаменте. Но тебе никто не мешает прокатиться куда надо и на месте выяснить подробности.

– Что за дело, убийство?

– Формально это было самоубийство. А так – черт его знает.

Габриэль прищурился.

– Держу пари, это не ты до него докопался, – объявил он. – Это баронесса подала тебе мысль?

– Нет.

– Но ты даже не слышал об Оноре Парни, пока я тебе о нем не проболтался, – покачал головой репортер. – Кого ты пытаешься надуть?

– Будет тебе, Габриэль… Не нужна сенсация – так и скажи. Ты вроде упоминал в прошлый раз, что хотел бы перебраться в Париж. Конечно, проще всего это сделать, когда пишешь о раздавленных собаках и ткани, украденной из лавки.

– Остер, остер, – проворчал юноша в ответ. – Ты же сам вроде как расследуешь, кто стащил этот чертов шелк. Или я не прав? – Он увидел, как сверкнули глаза Анри, и резко сменил тему: – Куда мне надо будет поехать?

– В Турень.

– Не ближний свет.

– А никто и не обещал легкой прогулки. Только одно условие: ничего не публиковать, пока расследование не будет закончено.

– И что я с этого буду иметь, кроме будущей сенсации, которая вполне может обернуться пшиком?

– А что ты хочешь? Назначай свои условия.

– Условия? Пожалуйста. Во-первых, твои чертовы коллеги не пустили меня в дом старухи Рошар.

– И что?

– То, что я жажду сделать фото зеркала в гостиной, на котором, если Сюзанна не врет, красуется весьма примечательная надпись… с номером.

– Хорошо, я пущу тебя в дом. Что еще?

– Мне надо направлять интерес публики в какую-то определенную сторону. Люди терпеть не могут, когда им сулят дело с романтической подкладкой, а потом выясняется, что кто-то кого-то пришил из-за денег. – Габриэль прищурился. – Я не прошу тебя раскрыть все секреты, но в каком ключе мне вести рассказ о Рошарах?

– Возможно, шантаж. Но это только предположение.

– А номера при чем? Тут замешан какой-то псих?

– Пока не очень понятно. Я же говорю, надо прояснить обстоятельства старого дела.

– Ладно. А как быть с сегодняшним убийством? Комиссар сказал, что ты им тоже занимаешься.

Анри не сразу вспомнил, что сегодня был обнаружен труп мадам Ферран, жены учителя биологии, и почтенный комиссар Оливьери, который не выносил вида крови, с готовностью свалил это дело на своего подчиненного.

– Оно никак не связано с Рошарами. И я еще толком не приступил к расследованию.

– Но у тебя уже есть подозрения, кто зарезал беднягу?

– Пока нет. Я жду отчет врача.

– Как ты вообще это делаешь? – с любопытством спросил Габриэль.

– Что – это?

– Ведешь следствие?

– А! Собираю улики, опрашиваю свидетелей. Самое главное – понять мотив, а дальше все идет как по маслу.

Он не стал говорить, что часто, даже слишком часто он полагался на свою интуицию. Иногда ему стоило перекинуться с кем-нибудь всего лишь парой слов, и он сразу видел: вот он, убийца. В деле с женой учителя еще ничего не было ясно, а Лемье уже совершенно был убежден, что ее убил собственный муж.

– Значит, мне придется тоже собирать улики и опрашивать свидетелей? – Габриэль хохотнул. – Занятно будет почувствовать себя полицейским. – Он подался вперед и доверительно взял инспектора за рукав. Лемье, не выносивший фамильярности, поморщился. – Только скажи мне честно, старик. Овчинка стоит выделки?

– Будь уверен, – ответил Анри.

– Тогда я в деле, – бодро заключил Габриэль. – Когда мне надо будет приступать?