Глава 6
Несмотря на то, что шла уже вторая неделя сентября, на побережье погода оставалась почти летней. На пике дня яркое жаркое солнце прогревало песок на пляже пусть и не до раскаленного, но до вполне обжигающего состояния. Еще теплая вода залива так и манила окунуться, и лишь прохладный и порой чересчур резкий ветер напоминал о приближении более прохладной поры.
Последние месяцы Тара Фарлаг предпочитала не обращаться в русалку, но на берегу проводила немало времени. Надев светлую широкополую шляпу, под которой прятала от солнца лицо, она гуляла по мокрому песку у самой кромки воды, позволяя игривой волне время от времени обнимать босые ступни. Она набирала полную грудь солоноватого воздуха, иногда останавливалась, все-таки поднимала лицо к солнцу, закрывала глаза и прислушивалась к ленивому плеску и усыпляющему шороху морской воды, пытаясь уловить отголоски песни океана, какой она слышала ее, становясь русалкой. Но ее человеческому уху та песня была недоступна, и она скучала по ней каждый день, каждую минуту своей жизни.
Однако рисковать ребенком Тара не хотела. Она до сих пор до конца не понимала, что происходит с ее телом во время превращения. Куда деваются ноги и откуда берется покрытый крупной, ярко-зеленой чешуей хвост. Почему остывает кровь и почти перестает биться сердце, как ей удается не дышать часами. Объяснить ей никто не мог, ведь других русалок в этом мире не существовало, а знания магов о ее виде были исчезающе малы.
Поэтому в тот день, когда она узнала о своей беременности, Тара сняла браслет, помогавший ей превращаться, и убрала его подальше, чтобы не испытывать соблазна. На всякий случай. Прожила же она как-то первые двадцать лет исключительно в человеческом обличии! Проживет и девять месяцев беременности. Тем более, что оставалось уже меньше половины. Конечно, к тому моменту, как она родит, наступит зима и море станет совсем холодным, но Тара еще в прошлом году выяснила, что в обличии русалки для нее комфортна любая температура.
– Тара!
Муж как всегда окликнул ее с приличного расстояния. Тара улыбнулась сама себе, услышав его голос, но не обернулась. Найту пришлось окликнуть ее снова.
– Я прекрасно знаю, что ты меня слышишь. Подойди ко мне. Пожалуйста.
Он сделал ударение на последнем слове, и тогда Тара все же обернулась, озорно улыбаясь ему. Найт стоял в самом начале пляжа, ближе к большому трехэтажному белому особняку, в котором они жили, чем к морю. Он позволил себе зайти на песок, бросив где-то ботинки и подвернув штанины светлых брюк, чтобы не испачкать их, но к воде никогда не приближался.
– Почему бы тебе не подойти ко мне? – громко предложила Тара, продолжая улыбаться.
– Тара!
В его голосе слышалось осуждение, смешанное с раздражением и неловкостью. Он засунул руки в карманы брюк и склонил голову набок, демонстрируя нетерпение.
Тара рассмеялась. Она ничего не могла с собой поделать: ее ужасно забавлял тот факт, что муж боится воды и старается контактировать с ней только в виде душа. И угораздило же его жениться при этом на русалке…
Она вздохнула и пошла к нему, мысленно прощаясь с морем до вечера.
Недовольное выражение на лице Найта сменялось улыбкой с каждым шагом, что она делала в его сторону. Они были женаты уже больше года, и еще чуть дольше Тара не «пела» ему свою русалочью песню, которой снимала головную боль, когда он был проклят. Первые несколько месяцев она вглядывалась в его лицо с тревогой, боясь однажды увидеть по глазам, что он охладел к ней. Но то ли он действительно влюбился в нее по-настоящему, то ли русалочий приворот срабатывал раз и навсегда, только Найт Фарлаг смотрел на нее все с тем же обожанием, что и в тот вечер, когда делал ей предложение.
– Что такого срочного случилось? – поинтересовалась Тара, оказавшись рядом и быстро поцеловав его в небритую щеку.
– У нас гость, – лаконично сообщил Найт, беря ее за руку и вместе с ней направляясь обратно к дому. – Хочет видеть нас обоих и уже ждет в гостиной.
Тара только удивленно приподняла брови и ускорила шаг. Гости у них бывали не так уж часто, поскольку ни она, ни Найт не имели широкого круга друзей, любящих свалиться на голову без приглашения. Сами они к себе приглашали тоже не очень-то часто, поскольку пока в основном предпочитали общество друг друга.
Однако этого гостя Тара всегда была рада видеть.
– Профессор Норман! – воскликнула она еще с порога просторной светлой гостиной, в которой их дожидался ее бывший преподаватель.
Он в этот момент стоял у неработающего в честь пока еще достаточно теплой погоды камина, разглядывая небольшие портреты в рамках, расставленные на широкой каминной полке. Когда Тара окликнула его, он как раз держал в руках портрет ее «матерей»: русалки, которая ее родила, и женщины, которая ее вырастила. Их обеих уже не было в живых, поэтому этот портрет был Таре особенно дорог.
Норман поставил его обратно на каминную полку и шагнул навстречу хозяевам. Его лицо как всегда почти не выражало эмоций, но глаза улыбались. Тара протянула ему руку для приветствия, и он почтительно склонился, целуя тыльную сторону ладони, чем очень смутил молодую хозяйку. Когда Норман выпрямился и выпустил ее руку, она странно махнула ею, как будто прогоняя непрошенную мысль, а потом сделала еще один шаг к нему, чуть приподнялась на носочках и быстро поцеловала в щеку, заставляя его губы все же дрогнуть в улыбке.
– Я очень рада снова видеть вас, профессор Норман, – с чувством сказала она.
И это было абсолютной правдой. Именно благодаря ему и его жене Тара познакомилась со своим будущим мужем. Тогда она обратилась к Норманам с просьбой о довольно серьезном одолжении. Они ее почти не знали. Их связывало только то, что Тара один год была студенткой Нормана. Никаких оснований помогать ей у них не было, но они все-таки это сделали. За что Тара была благодарная им и считала себя обязанной до конца жизни.
– Я тоже рад видеть вас в добром здравии, госпожа Фарлаг, – мягко ответил Норман. У него были свои причины испытывать нежные чувства к Таре, и в них, конечно, не было ничего романтического.
– Мне кажется, вы уже называли меня Тарой, – она нахмурилась.
– Мне кажется, я уже предлагал вам тоже называть меня по имени, – в тон ей парировал он. – Но вы упрямо держитесь за обращение «профессор Норман».
– Может быть, она просто ждет момента, когда сможет называть вас настоящим именем? – поддел его Найт, подходя к ним ближе и обнимая Тару за плечи.
Норман выразительно приподнял бровь.
– Я все еще считаю, что мое возвращение к прежнему имени никому не пойдет на пользу.
– А зря, – Найт криво улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону кресла. – Старая аристократия была бы в восторге. И несомненно вас поддержала бы. Хотите что-нибудь выпить? Виски, коньяк?
Норман опустился в предложенное кресло, бросив мимолетный взгляд на большие часы, висевшие на стене.
– Я думаю, в это время дня наиболее уместен будет чай, – заметил он.
Найт тоже посмотрел на часы, усаживая жену на диван, стоявший напротив кресел, и согласно кивнул. Он жил по собственному графику, порой засиживаясь в лаборатории до глубокой ночи, порой наоборот ложась и вставая очень рано. В отсутствии привязки к какому-либо рабочему расписанию были и свои прелести, и свои сложности. Одной из сложностей было размытое восприятие дня.
Он отдал соответствующие распоряжения и только после этого присоединился к жене на диване. И хотя Норман не поддержал разговор на тему своего возвращения к прежней личности, Найт все равно повторил, уже более убедительно:
– Я серьезно, Ян. Все и так уже догадываются, кто вы. Стоит вам снять иллюзию и официально заявить о себе, республика снова станет монархией. Среди старой аристократии достаточно влиятельных семей. Половина из них управляет этим миром так или иначе.
– И чем же вам тогда республика не угодила? – нахмурился Норман. Учитывая, что пять веков назад именно он – под своим прежним именем – создал первую республику, у него не было желания устраивать государственный переворот и возвращать себе престол, от которого в свое время он добровольно отказался.
– Я ничего не имею против республики, – равнодушно пожал плечами Найт. – Мне просто кажется, что при монархии было больше порядка.
– Осторожнее с такими высказываниями, – Норман снова едва заметно улыбнулся. – Вас могут принять за монархиста.
– Каждый бывший аристократ в душе монархист, – хмыкнул Найт. – Но вы правы, в нашей современной реальности это очень опасные речи. Что вас привело к нам?
Норман мгновенно посерьезнел, то есть его невыразительное лицо стало более сосредоточенным. В этот момент на столике между диваном и креслами появился большой поднос с чайником, чашками и тарелкой с круглым, тонким печеньем. Тара сделала движение, словно собиралась встать, но Найт ее остановил. Он сам налил чашку чая сначала ей, потом их гостю и наконец себе.
– Мне нужна ваша консультация, Найт, – ответил Норман, поднося чашку к губам. – По снадобьям. Вы лучший из известных мне экспертов в этой области.
– Начало интригующее, – Найт с интересом подался вперед. – Что именно вас интересует?
Норман пару секунд хмуро разглядывал чашку в своих руках, как будто собираясь с мыслями, а потом объяснил:
– Таня видит странные сны. Точнее, это один и тот же сон, который снится ей время от времени уже два месяца подряд. Похоже на предвидение, но очень уж настойчиво и пугающе.
– И что именно ей снится? – напряженно уточнила Тара, которой мгновенно стало не по себе не столько от слов Нормана, сколько от его тона.
– Она видит несчастье в Академии Легиона, где учится ее подруга. Гибель десятков, если не сотен, легионеров и курсантов. Каких-то чудовищ, которые, вероятно, стали причиной этого. Знак Темного Ковена, выжженный на полу. И еще она видит меня.
Он замолчал, снова поднося чашку к губам, а Тара и Найт переглянулись.
– В этом ее сне вы тоже погибаете? – осторожно уточнил Найт.
Норман пожал плечами.
– Сложно сказать. Она мне этого не говорит. Она вообще всегда замолкает, когда рассказ доходит до конца сновидения, ссылается на то, что не помнит дальше. Говорит, что дальше она просыпается.
– Я даже не знаю, чем я могу с этим помочь, – признался Найт. – Едва ли вам нужно снадобье, чтобы заглушить эти сны.
– Нет, я хотел узнать у вас, существует ли снадобье, аналогичное заклятию наведенного сновидения, – Норман посмотрел на Найта, и тому показалось, что в его глазах он заметил промелькнувшую тень надежды. – Заклятие наведенного сновидения – темное, оно всегда оставляет след. И этот след я обнаружить не могу. Я знаю, что многие заклятия и проклятия, в том числе темные, можно заменить снадобьем. Мне нужно выяснить, существует ли такое для наведенных сновидений, как оно может выглядеть, куда его могут добавлять и как его распознать.
Норман снова замолчал, давая Найту понять, что теперь ждет ответа от него.
Найт поставил чашку с недопитым чаем на столик и откинулся на спинку дивана, задумчиво нахмурившись.
– Знаете, Ян, теоретически абсолютно любое заклятие и любое проклятие может быть заменено снадобьем. Теоретически, потому что не для всего Мастера нашли формулы и рецепты. Я могу изучить этот вопрос, даже попробовать создать такое снадобье, если общеизвестного рецепта не существует. Просто чтобы понять, какой уровень мастерства для этого потребовался бы. Но я ничего не могу обещать.
– Я буду благодарен, если вы хотя бы попробуете выяснить, – заверил его Норман. – У вас все равно больше шансов разобраться с этим, чем у меня. Должен признаться, я никогда не был силен в снадобьях.
– У вас другой конек, – улыбнулся Найт. – Я сделаю, что смогу.
– Благодарю.
После этого Норман перевел взгляд на Тару, которая все это время сосредоточенно хмурилась, но молчала. Она пока не понимала, почему Норман хотел поговорить с ними обоими. Снадобья были и ее страстью, но пока она была далека от звания Мастера. И до уровня знаний и умений Найта ей тоже было далеко.
Тем не менее, ей очень хотелось что-нибудь сделать для Нормана и Тани, чтобы хоть немного рассчитаться с ними за проявленные когда-то доброту и участие.
– А чем я могу вам помочь? – спросила она, когда взгляд их гостя остановился на ней.
– Поговорите с Таней. Как я уже сказал, она не рассказывает мне концовку своего сна. Она говорит, что не помнит, но, к счастью, моя жена пока так и не научилась убедительно врать. По крайней мере, мне. То, чем сон заканчивается, пугает ее даже больше, чем массовое убийство и неизвестные ей монстры. Я хотел бы знать, что это. Мне нужно это знать, чтобы разобраться в ситуации.
Тара неловко закусила губу.
– Вы думаете, она расскажет это мне? Если она даже вам не рассказывает…
– Некоторые вещи женщины охотнее рассказывают подругам, нежели мужьям, – убежденно перебил Норман. – Полагаю, концовка сна как-то связана со мной, поэтому она молчит. Из этого я делаю вывод, что либо что-то страшное происходит и со мной тоже, либо… – на несколько секунд он снова замолчал, словно боясь произнести вторую альтернативу, но потом все-таки твердо закончил: – Либо что-то страшное делаю я сам.
Найт и Тара снова переглянулись, на этот раз еще более встревоженно. Найт выпрямился, внимательно разглядывая лицо Нормана, хотя прочитать что-то на нем было совершенно невозможно.
– А у вас есть основания предполагать, что вы можете совершить нечто страшное?
Норман едва заметно склонил голову набок.
– Если это наведенное сновидение и Таню пытаются заставить бояться, то возможны любые варианты. Даже не знаю, что для нее страшнее: потерять меня или перестать доверять мне.
– Я вас поняла, профессор Норман, – заверила Тара. – Я поговорю с ней и попытаюсь все узнать.
Его губы снова тронула едва заметная улыбка.
– Спасибо вам.