Три месяца спустя
Женщина приподнялась на локтях, окинула взглядом палату… да, несомненно, это была палата, только больничным заведениям присущ этот неприятный запах – смесь хлорки, крови и человеческих страданий.
Она лежала на кровати, застеленной достаточно чистым бельем, в окно било солнце… Софья поморщилась.
– Где я?
Голос был отвратительно слабым и неуверенным, но говорить жестче не получалось – мешала пересохшая гортань и запекшиеся губы.
– Вы очнулись?
С кровати рядом поднялась женщина.
– Подождите минуту, я позову медсестру…
Софья честно пролежала целых три минуты, показавшиеся ей вечностью, но дольше медсестричка ждать себя не заставила. Девочка лет двадцати напоила Софью из специальной поилки с носиком, сообщила, что врач ушел пообедать, и объяснила ситуацию.
Софья находилась в самой обычной бюджетной клинике. В травматологии.
Она ехала по делам, вероятно, потеряла сознание за рулем и удачно вписалась в столб.
Удачно?
Да, это слово здесь наиболее уместно.
Никто не пострадал, включая и саму Софью. Машина, конечно, вдребезги, но «Мерседес» – марка надежная. Вытянула. Софья же получила еще и подушкой безопасности по голове, скорее всего у нее сотрясение мозга…
– Это когда мозги есть, – хмуро проворчала Софья.
Действительно, дохрабрился индюк до супа. Что бы ей стоило взять машину с водителем? Десяток барбосов в гараже фирмы груши кое-чем околачивает, а она вот… Ну нравилось, нравилось Софье самой водить машину, чувствовать силу и мощь покорного ей зверя.
У ее машин были имена, были свои характеры, судьбы, свой пол и возраст…
– Машина невосстановима?
– Простите, я не знаю.
Бедный «макс». «Мерседес» звали именно «максом». И кто сказал что машина – это мертвый набор деталей? Сами вы… три дня не умывались!
Вот так вот, если бы не сила характера, не было бы у нее «макса». Если бы не нежелание признавать болезнь, то есть тот же характер, был бы он жив-здоров. А теперь чинить… хотя КАСКО все покроет, куда они денутся. Юристы у нее тоже есть, и не из последних.
– Ладно. Скоро прибудет врач?
– Я скажу ему, чтобы он пришел, как только…
– А пока – где мой телефон?
– Не знаю. Наверное, в хранилище…
– Извольте найти его и принести мне.
Софья распоряжалась как дышала. И на медсестричку это тоже подействовало, девочка пискнула нечто согласное и помчалась искать телефон. Софья постановила про себя, что надо бы отблагодарить малышку – и посмотрела в потолок.
Руки-ноги на месте, голова болит, мысли путаются… сотрясение мозга?
Вполне вероятно. Чем это может ей грозить?
Активизацией болезни – тоже несложно догадаться. Не факт, нет. Но опухоли штука такая, не изученная до конца, как бы там ни пыжились медики.
За последние три месяца Софья успела пройти обследования еще в двух местах за рубежом, получить консультации у нескольких онкологов и невропатологов и прийти к печальному выводу.
Лечить ее могут. А вылечить – нет.
Можно колоть ей всякую пакость, облучать гамма- и прочими лучами и даже молиться над ее тушкой. Результат будет один и весьма печальный – смерть.
Если лечить – через год, если не лечить, то через шесть-восемь месяцев.
Стоят ли четыре месяца жизни того, чтобы ради них страдать, мучиться, терпеть врачей и превращать себя в инвалида?
Сложно сказать. Но Софья начала пить таблетки в той мере, которая не мешала ей вести активный образ жизни. Больше медицина ей дать ничего не могла.
Нет, предлагали-то много всего. Традиционные и нетрадиционные методы лечения, молитвы, заговоры, пляски с бубном, новейшие исследовательские разработки, стволовые клетки…
Предлагались различные варианты, вплоть до святого старца-отшельника и мага – потомственного хилера откуда-то с Гавайев… На Софью это впечатления не произвело.
Чего уж там, жизнь была прожита хорошая. Хотя умирать все равно не хотелось. Еще столько сил, столько жизни, столько сделать можно… а придется уйти.
Жаль…
Компанию жаль, хотя тут она уже позаботилась. Пакет документов подготовлен, с ее стороны все подписи проставлены – фирма отойдет в хорошие руки одного из ее соперников.
Софья усмехнулась, вспомнив, как она появилась на пороге кабинета Орлова. Она терпеть не могла этого сноба, который возводил свой род чуть ли не к князьям Орловым и, по слухам, не сильно лгал, но признавала его достоинства.
Ей бы да лет на тридцать поменьше – точно б его не упустила.
Орлов, в определенных кругах прозванный Князем, не был особенно красив, но порода в нем была, несомненно. Светлые волосы, черные брови, темно-карие глаза, орлиный нос и тяжелый подбородок. Такие лица часто глядят со старинных портретов.
– Максим Венедиктович, день добрый.
– Софья Романовна, рад вас видеть.
Не рад. И Софья это отлично знала. Она у него пару дней назад увела миллионный контракт, просто чтобы победить, чтобы доказать, что она это может. Но воспитание – страшная штука, оно не позволит вышвырнуть в окошко пожилую даму, даже если очень хочется. Вот киллеру проплатить… хотя это уже не нужно, ничего не нужно.
– Максим, давайте без церемоний, – Софья тяжело опустилась в кресло. – Я старше вас почти вдвое.
– Вы мне льстите, – усмехнулся Орлов.
Женщина передернула плечами. Ей – под шестьдесят, ему – за тридцать, нелепо кокетничать…
– Я пришла к вам с предложением, от которого вы не сможете отказаться.
– Вот как?
– Я предлагаю вам слияние наших компаний.
– Простите, Софья Романовна, от этого предложения я отказаться…
– Не сможете, – спокойно оборвала его Софья. – У меня неоперабельная опухоль мозга. И жить мне осталось недолго. Поэтому я здесь, вместо того, чтобы разорить вас и сожрать.
Максим сидел молча несколько минут. Потом поднял на Софью глубокие темные глаза.
– Не могу сказать, что мне жаль. Я вам сочувствую, да…
– Но я попортила вам слишком много крови, знаю. Это сейчас ненужная лирика. Скоро меня не станет, но моя компания, в которую мы с Владимиром вложили все, из-за которой он жизнью поплатился… я не хочу, чтобы она погибла вместе со мной.
Максим опустил ресницы.
– Ваши условия?
Условия были идеально просты. Софья продавала свою компанию Максиму за крупную сумму денег. Но поскольку компания стоила гораздо дороже, за ней оставались десять процентов акций, которые переходили к ее наследникам. И им же выплачивались определенные суммы на жизнь из дивидендов с компании. Софья осознавала, что просто дарит семьдесят процентов своего дела, но…
– Это слишком щедро.
– Знаю. Вас это тревожит? Умирающий человек может себе позволить тратить деньги.
– Не хочу грабить вашего сына.
– Он не имеет к компании никакого отношения. Выгоните вы его после совершения сделки или оставите, не играет никакой роли. Я не доверила бы ему и хомячка, не то что строительную фирму. Впрочем, вы можете дать мне еще одно обещание – и сдержать его.
– Какое же?
– Когда у меня появятся внуки – вы присмотрите за ними. Если там будет кто-то достойный… помогите ему или ей реализоваться на первых порах. Этого будет достаточно…
Сквозь воспоминания пробился посторонний звук. Софья повернула голову, глядя на соседку.
– Да?
– Может быть, вам помочь… с судном?
– Вы сами едва на ногах держитесь, – оценила Софья состояние подруги по несчастью.
Женщина улыбнулась.
– Да, я тоже та еще растяпа. Небезызвестный Семен Семенович Горбунков рядом со мной – образец ловкости. Представляете, шла домой мимо стройки – и получила по голове кирпичом.
– Хорошо, что вы живы остались.
– Да, могла умереть. Но ничего страшного, простое сотрясение мозга. – В голубых кукольных глазах плеснулась боль – странно. – Пару дней полежу – и домой выпишут.
Софья опустила ресницы.
– Мы с вами товарищи по несчастью. Как вас зовут?
– Софья Петровна. Романова. Можно Сонечка.
– Софья Романовна. Ромашкина.
– Значит, еще и тезки.
– Вот… – Вернувшаяся медсестричка протягивала Софье сумочку. Женщина взяла ее и едва не застонала от боли. Приподнять голову и то было непосильно. Все же вытащить телефон из сумки ей удалось. И даже пятьдесят долларов из отдельного кармашка.
– Возьмите. Это вам за помощь.
Девочка попыталась отнекиваться, но Софья и не таких строила. И пока медсестричка решала, куда деть привалившее богатство, набрала номер.
– Максим, здравствуйте. Не могли бы вы ввести в действие наш план чуть пораньше? Я сейчас лежу с сотрясением мозга… где?
– Вторая травматология…
– Во второй травматологии и не смогу позаботиться о фирме. Хотелось бы, чтобы вы пораньше взяли бразды правления в свои руки…
– Хорошо, – отозвались в трубке.
Орлов отключился. Софья вздохнула. Сначала дождемся врача, потом будем звонить родным.
Врач, мягко говоря, не обрадовал. Сотрясение мозга было в наличии. И хорошо бы даме полежать недельку, можно и у них. Мы, конечно, понимаем, что у нас не такие хорошие условия, как в частных клиниках, но недаром же говорят: «полы паркетные, врачи анкетные». А врачи у нас действительно хорошие.
И вам, с вашей болезнью – ну да, рентген вам ведь делали, и томограмму, и ЭЭГ, так что мы все видели, – лучше полежать. Хотя бы пару дней и спокойно.
Компьютер?
Документы?!
Простите, вы можете хоть всю больницу купить и меня уволить к чертовой бабушке, но – нельзя! Пару дней, так точно!
Софья подумала – и согласилась полежать. Сотрясение мозга штука такая. Комп нельзя, телевизор нельзя, сотовый и тот бы отобрали, но не рискнули жизнью. А лежать дома и думать о своей безнадежности?
Лучше уж здесь. Тут и медсестричек погонять можно, и с соседкой посплетничать… здесь она не останется одна.
Софья Петровна, она же Соня или Сонечка для семьи, друзей и коллег, с интересом изучала соседку. Любопытная личность, определенно.
Уже под шестьдесят, но выглядит лет на десять моложе, истинный возраст выдает кожа на руках и на шее. Подтяжками и пластикой эта дама явно пренебрегает, хотя могла бы себе позволить и не такое. Одна сумочка чего стоит!
Пару тысяч долларов, несомненно. Телефон из последних моделей, в котором даже спутниковая связь наверняка есть. А еще такие вещи, заметные каждой женщине, как стрижка, маникюр, педикюр… ухоженность и холеность. Чувствуется, что эта женщина может позволить себе многое – и позволяет.
И в то же время…
Был в соседке какой-то заметный, ясно видимый надлом. Хотя ей ли кидаться камнями…
Сонечка уже совсем было собралась заговорить с новенькой, когда дверь распахнулась и в палату вошли…
Это была своеобразная процессия из трех человек.
Впереди шел симпатичный мужчина лет тридцати, весьма похожий на пострадавшую… Мать? Возможно. Светло-русые волосы пыльного оттенка, серые глаза, выразительное лицо, но скользит в нем, как медуза под поверхностью воды, какая-то внутренняя вялость, безынициативность. И как радужный взблеск из-под поверхности проскальзывает в безвольном подбородке, в изгибе губ…
Стройная фигура уже начинает чуть оплывать в районе талии и бедер, но дорогая одежда удачно маскирует этот недостаток. А деньги на счету замаскируют его еще качественнее.
За ним шла дама из разряда «дам, как не дам?». Эту можно было классифицировать без всякой неопределенности. Платье-«презерватив» красного цвета, щедро осветленные волосы, на которые не пожалели перекиси, полкило краски на лице, дорогие и довольно безвкусные украшения на всех доступных местах и даже маленькая татуировка на щиколотке. Изображавшая амурчика, пробивающего стрелой сердце цвета артериальной крови.
Третьим шел светловолосый мужчина лет сорока. И вот о нем Софья могла сказать, что это действительно мужчина. Можно даже с большой буквы.
Такие не будут сажать даму поперек чумазой лошади и увозить в светлое будущее с тараканами и крысами в фамильной халупе. Такие сначала обеспечат всем необходимым своих родных, а потом уже… нет, потом они тоже не отправятся геройствовать. Ибо незачем. Им и в обычной жизни подвигов хватает. И не они за принцессами ездят, а принцессы за ними, еще и бога благодарят потом за таких спутников жизни.
Софья Романовна тоже приоткрыла глаза. И Софья Петровна едва не присвистнула самым вульгарным и простонародным образом.
Чтобы вот так преображаться в один миг?
Это уметь нужно…
Только что женщина на кровати была разбитой и сломленной, усталой и измученной головной болью, она просто разваливалась на части, не в силах взять себя в руки. Сейчас же перед вошедшими предстала железная леди, рядом с которой даже Маргарет Тэтчер выглядела бы бледновато – благо обе выковали себя самостоятельно и силой духа не уступали иным мужчинам.
В карих глазах блеснула сталь, улыбка стала откровенно ехидной.
– Сынок! Максим. Рада вас видеть, мальчики.
Девица была проигнорирована с истинно королевской непринужденностью. Софья Петровна даже позавидовала. Ей так никогда не удавалось.
– Мама…
Блондин постарался улыбнуться, но удалось ему это из рук вон плохо.
– Да, это, безусловно, я. И я пока жива.
– Никто в этом и не сомневался. – Второй блондин сделал шаг к кровати, подхватил руку лежащей и запечатлел на широкой, явно рабоче-крестьянской кисти изысканный поцелуй. Действительно поцеловал, а не притворился. – Я всегда был уверен, что вас так просто не убить.
– Вы не пытались, Максим.
Орлов, а это был именно он, усмехнулся в ответ на попытку пошутить.
– Вы так в этом уверены, Софья?
– Было бы уверено УВД, – усмехнулась женщина.
– Мам, мы тебя отсюда забираем…
Софья даже и не подумала сменить позу. Но столько льда проскользнуло в голосе…
– Мы?!
– Мы с Мариной…
– И куда же вы меня забираете?
– Д-домой…
– Надо полагать, ко мне? Нет уж, сынок, – слова звучали откровенно издевательски. – Уволь меня от общения с твоей… обожэ.
Девица вспыхнула.
– Софья Романовна, я понимаю, что вам не нравлюсь, но ради Вадюши вы могли бы дать мне шанс.
– Любезнейшая, – Софья цедила слова с неприкрытой насмешкой, – я принадлежу к другому полу, отличаюсь натуральной ориентацией и в ваших услугах не нуждаюсь.
Девица топнула ногой. Лицо ее, что было заметно даже под слоем макияжа, постепенно сравнивалось цветом с платьем.
– Софья Романовна, вы можете издеваться сколько угодно, но…
– Сударыня, насколько я помню, вы пришли в мою компанию как специалист по связям с общественностью. Связывались вы с общественностью часто, работали с огоньком и энтузиазмом, причем как вне, так и внутри компании, защитных средств не использовали, а в результате моя компания была вынуждена оплатить порядка восьми счетов из клиники, где лечились пострадавшие сотрудники. Я уж молчу про их жен. Вы хотите сказать, что если я дам вам шанс – вы будете осторожнее? Или перейдете на оральный секс?
Девица стала вовсе уж красной и вылетела вон, оглушительно хлопнув дверью. Наверное, только Соня заметила, как тень пробежала по лицу Софьи Романовны. Шум был мучителен для женщины.
– Мама! – страдальчески возопил Вадюша. – Я понимаю, что ты не любишь Марину…
– Вадим, – оборвала его женщина. – С собранной информацией о твоей псевдодевушке ты можешь ознакомиться в СБ компании. А сейчас покинь меня, будь любезен. Максим, вы останетесь ненадолго?
– Как прикажете, Софья Романовна.
Вадим, пыхтя, как подходящий к станции паровоз, вылетел вслед за своей дамой.
– Униженные и оскорбленные, – усмехнулся Максим.
– Вот-вот. Максим, вас не затруднит примерно за четыре дня организовать мне сиделку? Раньше я отсюда все равно не выйду, а потом дома мне нужен будет грамотный специалист.
– Одно ваше слово – и я перевезу вас в другую клинику…
Губы женщины тронула кривая улыбка.
– Максим, я не вижу принципиальной разницы между тем и этим. Что мне могут предоставить там, чего нет здесь? Паркетные полы? Кашу на мейсенском фарфоре? Отнюдь. Капельницы, уколы, обследования – везде одинаковы. Работать я все равно не смогу, а врачи, возможно, здесь и опытнее, чем в платных клиниках. По крайней мере, они сразу определили мою болезнь и не стали это скрывать.
– Как пожелаете. Но охрану я поставлю?
– Не стану вас отговаривать. Приятно видеть, что вы так печетесь о больной старухе…
– Будь я лет на пятнадцать постарше, Софья Романовна, мы бы еще поговорили о нашем возрасте, – прищурился мужчина.
Софья пожала плечами.
– Вы не возражаете, если я буду иногда звонить и интересоваться процессом смены власти в компании? Лежать бревном довольно скучно…
– Буду счастлив, – Орлов изобразил легкий полупоклон. – Разрешите откланяться?
– Кланяйтесь. И униженных с собой заберите.
Мужчина действительно изобразил легкий поклон – и улетучился из палаты. Две Софьи переглянулись.
– Может быть, позвать вам врача?
– Не стоит, – Софья Романовна коснулась рукой лба. – Вас не затруднит чуть-чуть со мной побеседовать? Нужно успокоиться…
– Хотите, я расскажу вам о своей семье?
– Буду очень признательна…
Соня коснулась руки соседки. Пульс действительно частил. И она заговорила.
Две Софьи оказались еще и почти ровесницами. Но к Сонечке жизнь была благосклонна. Родилась в этом городе, рано вышла замуж – лет в семнадцать – за парня старше ее на четыре года. Скоро они будут справлять сорокалетие брака. Хорошая крепкая семья, он – архитектор от бога, она – портниха, так что даже самые тяжелые годы пережили более-менее спокойно, не голодали и бутылки по помойкам не собирали. За длинным рублем тоже не рвались, просто были всем довольны – и получили свою награду. Домик за городом, роскошный сад на двенадцати сотках, четверо детей, уже шесть внуков – пятеро мальчишек и девочка… Одним словом, сплошное счастье. Единственный минус – Софья последнее время постоянно попадала в мелкие неприятности. А так… счастье оно и есть счастье.
Софья Романовна слушала, поддакивала и постепенно успокаивалась. А потом решила рассказать и о себе.
Ее судьба оказалась иной.
Девочка Софья родилась в деревне с лирическим названием Гадюкино-второе. Да, было и первое – две деревеньки рядом с болотом. И гадюк там было немерено.
Видимо, чему-то Софья у них научилась. Кусаться ядовитыми зубами, сбрасывать шкуру, проползать всюду, куда пожелает, и это немало помогло ей в жизни.
Шестнадцати лет от роду девочка уехала из родимого села поступать в университет. За спиной оставила выпивающего отца, безуспешно бьющуюся с огородом и хозяйством мать, двух братьев и сестру. И никогда о них не вспоминала. Да и те не искали родственницу. Уехала – так уехала, умерла – так умерла.
В городе она благополучно провалилась на выбранный факультет. Еще бы, конкурс на физмат был бешеный. До десяти человек на место. И деревенщине среди них места не было.
Впрочем, Софья не расстроилась. Отлично понимая, что возвращаться ей и некуда, и незачем, она начала искать работу и нашла ее. На стройке.
Каково это для женщины?
Адски и каторжно тяжело. Стройка – мужское дело и мужское место. Но Софья стиснула зубы. Неожиданно для нее самой, ей понравилось…
Не ворочать кирпичи и клеить обои, нет. Ей понравилось, как из чертежей на бумаге возникают дворцы. И на следующий год она уже подавала документы в архитектурно-строительный. С большим практическим знанием предмета.
Но и поступив, Софья не стала расслабляться. Она продолжала работать, училась, а вскоре и вышла замуж.
Избранником ее стал не симпатичный плотник Миша, по которому сохла половина девушек стройки, и не дюжий прораб Виталик, по которому сохла вторая половина, нет. Софья выбрала скучноватого бухгалтера Володю, на которого девушки и не глядели. Невысок, сутуловат, хлипковат, не пьет, на гитаре не играет – кому такой нужен? Да еще и живет с мамой! Фу!
Но Софья не прогадала.
Супруги создали отличный тандем. Володя жил в мире цифр, а у Софьи обнаружилась недюжинная деловая хватка. Она сколотила несколько бригад, которые подрабатывали в обход закона и порядка, и принялась зарабатывать деньги. Супруги вступили в кооператив, а лет через семь после свадьбы родился и сын. Вадик.
Любимый и заранее обласканный. Увы – не матерью. Бабушкой со стороны отца и нянькой. На дворе стояла середина восьмидесятых, нос Софьи ощущал запах жареного – и она твердо понимала, что скоро что-то грянет. А значит – надо действовать, пока есть возможность.
Перестройку Софья и Владимир встретили во всеоружии, с неплохими подкожными запасами и желанием дальше делать деньги. И тут проявился талант Володи.
В период приватизации мужчина умудрился наложить лапу на лесопилку и на заводик по производству кирпича. Софья прикинула хвост к носу, стряхнула пыль со своего диплома, обзвонила однокурсников, выбрала тех, кто готов был работать и желал зарабатывать – и принялась строить дома. Под заказ, из своего кирпича и своих досок, с полной отделкой и предварительной оплатой, а то как же!
Времена стояли шальные, деньги крутились дикие – и Софья делала все, чтобы те не пролетели мимо рук ее мужа. Стройку она знала досконально, а что делать с прибылью – знал Владимир. И супруги принялись постепенно приумножать свое благосостояние.
Любовь? Сложный вопрос. Они были союзниками, соратниками, супругами, которые понимали друг друга с полумысли. Вряд ли это то, что поэты изволят описывать в стихах. Это неизмеримо большее – делить на двоих все, вплоть до последней мысли.
Тандем разрушился в конце девяностых, когда Володю настигла шальная пуля. Ну, совсем шальной она не была, и Софье потребовалось около двух месяцев, чтобы вычислить заказчика. Точнее ее службе безопасности, в которую уже тогда входило множество профессионалов из отставных милиционеров, да и не только милиционеров.
Месть – разрушающее чувство?
Как сказать… В данном случае оно было скорее созидающим.
Человек, виновный в заказе, прогуливался по стройке, чисто случайно упал в недоделанный подвал, да так неудачно, головой в мешок с цементом. Там и зарыли. Чтобы здание дольше стояло и не падало. Раньше, говорят, кого-нибудь под углом замка зарывали, ну вот и…
И Софья принялась строить империю дальше.
Сейчас она была владелицей заводов, газет, пароходов, обладательницей счетов, суммы на которых измерялись шестью и семью нулями…
Подлянку подкинул родной сыночек.
Занятые по уши собственным бизнесом, что Владимир, что Софья ребенком не занимались. Результат оказался печален.
Дитятко ходило в художественную школу, считало себя талантливым художником, хотя, по мнению Софьи, талант сына происходил, скорее, от слова «худо». О бизнесе мальчик – которому перевалило за четверть века! – говорить отказывался, а складывая двадцать пять и двадцать шесть, каждый раз получал разные результаты.
Софья честно попыталась пристроить сына к делу, в пиар-отдел. Увы, знать бы, где упасть…
Там Вадика и захомутала Марина. Да, та самая. Да, связь с общественностью. Да, благополучно выгнанная. Увы, Софья могла выгнать ее из фирмы, но не из постели Вадима. Наглая девица крутила сыном как хотела, но, что печально, не изменяла ему. Не хотела получить пинок под копчик. А сейчас…
Сейчас она и вовсе подомнет этого рохлю.
Обидно…
Софье бы пожить подольше, она бы разобралась. Но времени уже почти не оставалось.
– Почему? – не поняла Сонечка.
– А я умираю, – Софья не видела смысла скрывать истину. – У меня неоперабельная опухоль мозга. Месяца три-четыре… Собственно, Максим Орловский, ну, вы его видели…
– Симпатичный мальчик…
– Вот он и станет моим преемником. Не хочу отдавать «Власа» в чужие руки.
– Власа?
– Моя компания. ВЛАдимир и Софья. Соединили и сократили до ВЛАСа.
– Ой…
Сонечка вспоминала, где она слышала об этой компании.
– У вас же моя внучка стажировку проходит!
– Как ее зовут?
– Андреева, Лидия…
– Ага, Лидия Константиновна. Знаю такую, умная девчушка. Если работы не побоится, лет через пять-семь у меня до начальника отдела дорастет… ох… Уже не у меня.
Сонечка смотрела с сочувствием.
– Мне так жаль…
– Знаете, мне тоже. Но сделать все равно ничего нельзя. Даже если бы придумали методику трансплантации, мне бы это уже не помогло. Мозг-то разрушается…
– Никогда бы не сказала, глядя на вас.
– Это пока. Вот месяца через три меня уже не будет. Лишь полубезумная старуха, воющая от боли. Чужой человек в моем теле. Совсем иной… хорошо, что я этого уже не увижу.
– То есть?
– Это ведь буду уже не я. Не совсем я. И это единственное, что утешает. Ну и ВЛАСа я пристроила в хорошие руки.
– А сын…
– Не пропадет. Завещание составлено не у нас, за бугром, там можно многое оговорить и даже фонд создать. Поживет сыночек на проценты от доходов, а руки в основной капитал не запустит ни он, ни его… бляндинка.
– А если…
– Он может получить всю сумму, но при одном условии. Что заработает не меньше, чем там есть.
– Думаете, это реально?
– У меня же получилось, чем он хуже? Или мои внуки? Почему я должна заранее не верить в их таланты?
Сонечка улыбнулась. Софья была чертовски своеобразным человеком, но общаться с ней было интересно. Хотя это наверняка потому, что не надо было ничего делить или делать вместе. Разве что лежать в одной палате и развлекать друг друга беседой. И им это вполне удавалось.
До вечера собеседницы вполне смогли оценить друг друга.
Сонечка была записана Софьей в разряд домашних клушек. Удобных, уютных, жизненно необходимых любому нормальному мужику, если он не ударен плейбоем по одному месту. Такие будут вести дом, рожать и воспитывать детей, виртуозно кроить семейный бюджет и извлекать из любой ситуации максимум выгоды для семьи.
Если мужчина женится на такой, он, конечно, может сходить погулять, но вернется всегда. Потому что нигде и никогда ему не будет лучше, спокойнее и уютнее, чем в родном доме.
Софья тоже была оценена Сонечкой и получила ярлык некормленой кобры. Но достаточно приличной. Да, врагов Софья и жрала и кусала без разбора, придерживая зубы и жало только в том случае, если промолчать сию минуту было выгоднее, а укусить потом – больнее.
Ну и что? Враги тоже не придерживались вегетарианской диеты, а за своих Софья готова была в огонь и в воду. Жаль только, что «своими» она числила исключительно фирму. Сын уже не дотягивал до высоких стандартов разочарованной женщины.
– Не знаю, как я смогла бы отказаться от родного ребенка? Что бы он ни натворил…
– Сонь, ну ты же умная женщина, – Софья чуть сморщила нос. – Хорошо, когда от твоего сыночка ничего не зависит, кроме его семьи. И то – с детьми и деньгами вы ведь любому своему ребенку поможете, ты сама говоришь, что вы их воспитывали в традициях взаимовыручки…
– Естественно! Кто может быть ближе и дороже родных?
– Деньги. Даю бесплатный совет, хотя подозреваю, что ты к нему не прислушаешься. Заранее распределите все наследство между детьми и сообщите им о своем решении. А еще объясни, что пересматриваться ничего не будет, хоть они на уши встанут и ногами в воздухе задрыгают. Поняла?
Сонечка пожала плечами. Бесплатный совет, увы, потому и бесплатный, что никому на фиг не нужен и очень часто зря.
– Может быть, я так и сделаю…
Лицо Сонечки помрачнело.
– Ты что? – удивилась Софья. И заметила у двери в палату человека. Как он смог прийти, как сумел просочиться так бесшумно, что две чуткие женщины не услышали не то, что шагов, но и скрипа старой двери?
– Вам что угодно, любезнейший?
Мужчина окинул две кровати равнодушным взглядом мальчика на побегушках. А что, сказали бегать – он и будет бегать, а куда, зачем, для чего – это ему как раз безразлично, думать-то хозяин не приказывал…
– Софья Романова…
– Я слушаю?
Софья просто не расслышала после сотрясения мозга. Чего уж там, Романова – Романовна, отличие всего в одну букву…
– Меня просили передать вам эти книги и напомнить, что завтра полнолуние.
Софья хотела было как следует расспросить и отчитать зарвавшегося нахала, но…
Такие взгляды она кожей чувствовала. Сонечка буквально впилась в нее глазами, умоляя молчать – и женщина не смогла отказать соседке в этой просьбе.
– Сгрузите все на тумбочку, сударь. И можете быть свободны.
Пусть в жилах Софьи не текло ни капли дворянской крови, это не так важно. В любой династии всегда есть родоначальник, который пробился из низших слоев общества, растолкал локтями сэров и пэров и нагло заявил: «Мне предки не нужны, я сам – великий!» Уж что другое, а распоряжаться обслуживающим персоналом женщина научилась просто виртуозно, властности у нее на троих хватило бы. И мужчина повелся.
Сложил все на тумбочку рядом с кроватью, изобразил легкий поклон, пусть одним наклонением головы, но и то неплохо, и вышел вон. Софья помолчала минут пять, чтобы посетитель ушел подальше, а потом скосила глаза на соседку.
– Ну, рассказывай? Это что еще за явление хвоста народу?
Сонечка вздохнула – и заговорила.
– Софья, ты вот взрослый разумный человек…
Да уж хотелось бы надеяться, – мысленно прокомментировала Софья, но вслух говорить ничего не стала. Соседка и без того не особенно была адекватна.
Оставалось только внимательно слушать.
– Я вообще похожа на сумасшедшую?
– Вообще не похожа. А надо?
– Да ты понимаешь, тут такая идиотская история…
Как оказалось, за пару месяцев до сотрясения мозга к Сонечке на улице подошла женщина. Высокая, худощавая, зеленоглазая брюнетка в костюмчике, который стоил не дешевле иного «Мерседеса».
– Я не бог весть как разбираюсь в модных фирмах, но такие вещи отличить могу, да и какая женщина не сможет, если сама хоть чуть шьет? – рассказывала Сонечка.
Брюнетка назвалась Пелагеей, пожелала заказать шторы на окна и обещала прийти на следующий день, чтобы обсудить заказ.
Пришла. Шторы она заказала, а еще часа полтора расспрашивала Сонечку о ее семье, причем делала это так искусно, что та и сама не поняла, как все выложила. А вот когда явилась за заказом…
– Софья, вы знаете, что ваша фамилия не случайна?
– В каком смысле не случайна?
– Вы действительно Романова – по крови.
– И что?
Сонечка не меняла свою фамилию на фамилию мужа по вполне адекватной причине. Напротив, муж принял фамилию жены, потому что до брака носил звучное имя рода Козловых и уже лет двадцать как устал от шуточек типа «Командир взвода Козлов», «А вас, Козлов, попрошу остаться» и прочей гадости в меру фантазии приятелей.
– Софья, вы не поняли. Вы действительно Романова. Одна из потомков русских царей.
Сонечка даже пальцем у виска крутить не стала, все и так было понятно по ее глазам. Но Пелагею это не смутило.
– Настоящая Романова.
– И что с того?
– На самом деле вы происходите от Софьи Алексеевны Романовой и ее любимого мужчины Василия Голицына.
– Чушь какая-то…
Иначе Софья просто не могла среагировать. И Сонечка закивала.
– Вот и я так сказала. А эта женщина сообщила, что у Софьи был ребенок. Мальчик. Его якобы вывезли и спасли.
– От кого?
– Когда Петр Первый пришел к власти, он начал вырезать всех, кто поддерживал Софью…
– Ну это и сейчас не редкость. Правда, теперь чаще стреляют или в бетон закатывают, – усмехнулась Софья.
– Вот. Якобы они эту ветвь проследили до наших дней – кого удалось. И во мне течет кровь Романовых.
– Так они, простите, не монахами жили. Начиная с того же Петра, кстати правда, что он померши от сифилиса?
– Не знаю. Вроде как от осложнения, полученного в процессе болезни. Но дело не в этом. Понимаешь, они уже были не Романовы.
– А кто?
– Ну, там как-то хитро кровь смешалась. Примерно с Екатерины – которая Вторая – там уже и крови настоящей не было, а значит, и концов не найти…
– Ага, а твоя якобы настоящая. И чем это грозит?
– А дальше начался вовсе уж непотребный бред. Якобы Россия нарушает мировое равновесие.
– Можно подумать, мы этого хотели…
– Не хотели. Но есть несколько ключевых точек, на которых Россию можно перенаправить на иной путь.
– Домкратом?
– Почти… ты термин «переселенец» слышала?
– Не-а…
Софья не лгала. Некогда ей было разбираться в фантастике. Некогда и неохота.
– У Рэя Брэдбери был рассказ – там человек раздавил бабочку, и из-за этого куча катаклизмов случилась.
– А, что-то такое мне сын рассказывал, – припомнила Софья. – И что? Срочно бежим давить бабочек?
– Угадала. Гость из будущего может развернуть историю. И в настоящем времени у нас окажется не Россия, а, например, Русь. Или Руси вообще не окажется…
– А от тебя какой вариант требуется?
Сонечка опустила глаза.
– Как я поняла – второе.
– Во-от как? А морда у них не треснет?
Патриоткой Софью назвать было сложно, но здесь ее сын, ее компания, могилы ее родных, наконец… Что за наглость? Не нравится вам Россия – так свалите в демократию! Меньше вони – больше места!
– Не знаю… А что я могу сделать?
Софья фыркнула. Звучало все это сюрреалистично, но чем-то же надо заниматься, пока голова болит?
– А что собираются сделать они?
– Как я поняла, в ближайшее полнолуние они собираются провести какой-то ритуал и переселить мою душу в тело одного из моих предков. После этого она – то есть я, мы должны будем сделать все, чтобы Россия не сорвалась в очередной кризис. Это вкратце.
Для Софьи такие заявления всю жизнь были поводом вызвать психиатра. Бред собачий!
– Че-го?!
– Вот и я также была в шоке.
– Слушай, а тебе не кажется, что с таким вопросом им не к тебе, а к ближайшему психиатру?
Сонечка тяжело вздохнула. Опустила глаза.
– Я их и послала. А они сказали… Сонь, у меня дети, внуки…
– Еще и шантаж? Сонечка, по ним тюрьма плачет. Давай я дам приказ своим эсбэшникам?
– Приказ ты дать можешь. А много они сделать успеют? Век же они меня охранять не будут… И моих родных тоже…
Софья вздохнула. Задумалась.
– Вообще, тут проблема. Понимаешь, проще размотать клубок, чем кого-то охранять. Я могла бы за тебя вписаться, но мне жить осталось пару месяцев, а мой преемник шевелиться не станет, пока не получит полной информации. А тебе это время легче и лучше никак не будет…
– Вот именно.
– Так что они от тебя требуют?
– Чтобы я пришла в полнолуние на ритуал.
– И когда это?
– Через два дня.
Софья прикусила губу.
– Значит, ты идешь на какой-то ритуал, с нехилым шансом распроститься с жизнью, и все ради того, чтобы не тронули твоих родных?
Комментарии, как говорится, были излишни.
Софья вздохнула.
– Сонь, а им обязательна – ты?!
– Видимо, да.
– А если тебя кто-то заменит?
Две женщины переглянулись. Медленно, очень медленно возникало понимание.
– Софья, ты хочешь…
– Ну, как-то да. А что? Мы ведь похожи…
Действительно, между женщинами было много общего. Обе среднего роста, обе с чуть оплывшими в период климакса фигурами. Софья более ухоженная, Сонечка более домашняя, у первой дорогая укладка, волосы темно-русого цвета, у второй светло-каштановые, у одной глаза карие, у второй голубые…
– Так, ну волосы мы покрасим. Плюс повязка на голову. Лица… вроде неплохо. Ни родинок, ни шрамов, чуток грима нанести – и будем копиями. Может, пару гримерских накладок сделать?
– Ты это всерьез?
– Более чем. Сейчас своему стиляге позвоню…
– Кому?
– Стилисту.
Сонечка улыбнулась.
– И что он сделает?
– Виталик? О, в этом плане он волшебник. Чего он только не может сделать с человеком. Надо его в день перед полнолунием пригласить и пусть поработает.
– Софья, а зачем тебе это нужно?
Софья вздохнула.
– Сонь, я ведь умираю. Месяцем больше, месяцем меньше… ну и есть разница?
Сонечка вздохнула.
– Знаешь, я бы не удивилась, окажись ты истинной Романовой. Это так благородно…
– Сонь, я же сказала – я умираю. Покончить с собой у меня духу не хватит. Длить агонию – тоже тошно, так что остается? Только рискнуть собой…
– Софья…
– Все, завязали. Зачем тебе притащили эту… – Софья пробежала глазами по корешкам книг и поморщилась. Даже три строчки вызвали тошноту, – псевдоисторическую галиматью?
– Чтобы после переселения души я бы знала хоть что-то… вот ты много знаешь по истории России?
Софья задумалась. Вообще-то ее знания исчерпывались малым.
Был Петр Первый, который лез в Европу через окно. Видимо, потому к России до сих пор в Европе так и относились. И Софья их могла понять. К вам бы кто через окно полез – вы бы его сначала табуреткой, а потом в милицию – или поговорить попытались бы? Вот то-то и оно…
Была Екатерина, которая гуляла со всеми Орловыми, а потом померла.
Был Николай Второй, который про… какал все войны, которые вел. И помер в доме какого-то купца от несварения желудка. Свинцовые пилюли, ага?[1]
В принципе, это и все, о чем Софья и сообщила.
Сонечка вздохнула.
– Вот и я не больше. Позор…
– Не то слово, – поддакнула Софья, хотя никакого позора за собой не знала, на то историки есть – пусть у них голова и болит. И вообще, лично она в прошлом не была, так что верить никому не собиралась. Историю всегда пишут победители – и под себя. Генетика – продажная девка капитализма? Уж как историю прогибали и в каких позах – генетике и не снилось.
– А если это увенчается успехом? Если… Это правда?
Софья покрутила пальцем у виска.
– Сонечка, лапочка, одумайся! Если бы все было правдой, эти типы давно бы миром правили!
– А если они не могут? Ну, как масоны…
Софья фыркнула.
– Сонь, править или хотят или не хотят. При наличии таких возможностей, как манипуляция прошлым – и, соответственно, будущим, эти типы должны быть… ну, тут одно из двух. Либо у них мегавозможности. Либо – крыша, которая съехала вместе с фундаментом.
– А одно с другим не сочетается?
– Не-а… При наличии мегаглупости мегавозможности довольно быстро скатываются до мини-возможностей.
Сонечка фыркнула.
– Софья, ты невероятная.
– Знаю.
И она действительно знала. Девяностые годы лишили страну многих талантов, уничтожили половину поколения, но те, кто смог выжить и пробиться из своего слоя в новый определенно были личностями. Хорошими ли, плохими… да тут не определишь. Но – личностями.
– А может, тебе все-таки что-то почитать?
– Сонь, ну чему это поможет?
– Мало ли…
– Обещаю. Если попаду в прошлое, буду десятками давить бабочек. Чтоб вымерли все демократы, – усмехнулась Софья. – А если серьезно… у тебя как с теорией относительности?
– Плохо.
– Вот и у меня тоже. Но варианты я могу прикинуть. Первый – это розыгрыш и мистификация. Второй – местные сатанисты. Третий – это реальность. После того, как один мой знакомый лечил геморрой Кашпировским, прикладывая голый зад к телевизору, можно и не в такое поверить…
– Серьезно?
– Он же поверил. Правда, пришлось уволить. Мне бухгалтер с таким сдвигом в мозгах не нужен.
Сонечка фыркнула.
– Вот, если это реальность…
– Не верю я в это. А если… там и будем посмотреть.
– Может, я тебе хоть расскажу, что сама успела прочитать из истории?
Софья вздохнула. Но лежать было еще долго, читать больно…
– Рассказывай.
Виталик оказался весьма симпатичным молодым человеком с выкрашенными в шесть разных цветов светлыми волосами и гламурными манерами. Которые отставил в угол сразу же после неодобрительного взгляда Софьи.
– Понял, уже исправляюсь, простите, въедается…
Куда что и делось? Серьезнее стало лицо, строже глаза, собраннее движения – теперь диссонирующим элементом казались разноцветные волосы и гламурная одежда. А так, стилист по серьезности мог бы дать фору какому-нибудь шахматисту.
– Знаю.
– Софья Романовна, какая задача?
– Сделать из нас копии. Точнее из меня – копию Сонечки. – Софья указала на ошарашенную превращением стилиста соседку. И усмехнулась при виде ошеломленного лица.
– Сонечка, выдохни. Витя – нормальный парень. Просто сейчас мода на гей-парад.
– Ага, у меня и парень есть.
– Знаю я твоих парней, – Софья поморщилась, когда стилист принялся избавлять ее от повязки на голове. – Ты представляешь, этот герой подбирает мальчишек после детдома, дает им профессию, учит, выводит в жизнь… оплату берет натурой. Живут в одной квартире и притворяются парой.
– Притворяются?
Виктор скривился.
– Простите…
– Сонечка.
– Тоже?
– Не отвлекайся.
– А я все равно не любитель зады повторять, – фыркнул мужчина. – Вот будь вы, Софья Романовна, лет на десять постарше…
– Был бы ты, Витя, лет на десять помладше, – привычно отозвалась Софья. – Я б тебя усыновила и не парилась бы с имиджем.
– Но вы уверены, что надо портить такие волосы?
– Вить, сделай, а?
Этого оказалось достаточно, чтобы стилист принялся за дело. И вечером – вечером друг на друга смотрели две копии Сонечки. Одинаковые волосы, одинаковые черты лица, глаза (контактные линзы), улыбки, жесты, даже фигуры…
Шок – да и только.
Сонечка вульгарно присвистнула, глядя в зеркало.
– С ума сойти.
– Вот уж не надо. Завтра Витя нас еще навестит с утра и будем готовиться. Кроватями поменяемся на всякий случай…
– Как скажешь…
Софья вздохнула. Всю жизнь все делали, как говорила она. Исключением был только Володя, любимый муж, но там было другое. И он, и она совместно разрабатывали стратегию, тактику, совместно работали, строили, любили, воевали… они и были одним целым! А иногда хотелось побыть слабой. Иногда… раз в пять-шесть лет.
Не чаще.
Ну и пусть. Скоро все равно все закончится.
Софья не льстила себе и не рисовала радужных перспектив. Скорее всего, Сонечку собираются убить. Кто, зачем – черт их знает. Князю она позвонила, попросила, если что, приглядеть за соседкой по палате и за ее внучкой тоже. Сын?
Сына видеть не хотелось.
Ее единственный крах. Хуже дефолта и перестройки – из тех-то она вылезла. А вот сын…
Обидно до слез, но ведь частая картина, когда у детей только что птичьего молока нет – и мозгов. А вот богатые родители есть.
Чадушко привыкло к безнаказанности, оно просто не понимает, что можно жить месяц на три тысячи, можно подкладывать прокладки в дырявые сапоги и лопать одну овсянку, лишь бы пробиться… Что самое печальное – не ради тупого накопления капитала. Если спросить любого, кто пашет на износ в бизнесе, то, скорее всего, ответ будет «чтобы мои дети жили лучше меня».
Вот дети и живут – растениями. Лучше родителей, кто б спорил. Но им и в голову не придет, что бриллиантовое колье – не показатель качества жизни, а сороковая шубка или тачка – это, в общем-то, глупо. Ты же их не наденешь одновременно? Да и не надо…
Сонечка смотрела с сочувствием. Она все это тоже понимала – и что самое приятное, не было в ней этакой бабской зависти. Вообще не было. У нее-то и дети, и внуки получились отличные.
Как же много мы упускаем…
Так люди ведь, люди, не боги!
А следующим вечером за Софьей пришли. Точнее, за Сонечкой.
Софья дружески попрощалась с соседкой, позволила подхватить себя под локоток, закутать в легчайшую и очень теплую шубу – между прочим, норка и качественная, не из кусочков, – осторожно спустить вниз и усадить в здоровущий «Лексус» одной из последних моделей. Точнее Софья не разбиралась, просто знала, что вроде такая форма фар – она из новых.
Не дороговат ли розыгрыш получается для сатанистов?
На такие бабки можно церковь построить.
Да и вообще – из осторожных расспросов становилось ясно, что денег у Сонечки шиш да маленько. Зачем крутить ее в такой комбинации? Дядюшка-миллиардер в Штатах откинулся и внучке пару триллионов оставил?
Простите – бред. Это в детективах хорошо, а в реальной жизни никак не катит. На большие деньги всегда есть наследники поближе.
Софья откинулась на подушки «Лексуса» и прищуренными глазами – контактные линзы – гадость! – смотрела в окно.
Сопровождающие молчали, она тоже молчала. Шестерок она узнавала сразу – сказался нелегкий жизненный опыт, а стало быть, и говорить с ними не о чем. Только очки потеряешь. Вот к хозяину привезут, там и побазарим за жизнь, там и перетрем…
Впервые Софья удивленно вскинула брови, когда они остановились перед Залучинской[2] церковью.
Залучинская церковь была единственной, в которую Софья ходила, хотя и очень редко, примерно раз в полгода. Единственная, на ремонт которой она перечисляла деньги, а то делала и проще – направляла туда бригады рабочих на недельку-другую с ведома местного батюшки.
Нравилось ей здесь.
Когда рванула перестройка, Софья попробовала ходить в церковь. Ну, вроде как все ходят, а вдруг что-то в этом есть, какие-то таинства и Бог на небе…
Ага, щаз!
Разочаровалась она в церкви тогда же, в девяностые, после беспошлинной торговли алкоголем. Бросила ходить по храмам, гоняла из конторы попов и на все вопросы отвечала, что с Богом сама разберется. А вы в наш с ним интим не лезьте, а то в Швецию пошлю…
А в Залучинскую церковь Софья вообще попала чисто случайно. Ехала с турбазы, проколола колесо неподалеку и кое-как доползла до села. Местный очаг культуры, то есть пивнушку, она искать не стала, церковь была ближе, и там наверняка нашлось бы хоть два-три мужика. На религиозную ориентацию Софья внимания обращать не собиралась, умели бы колеса менять…
Церковь казалась слишком большой для Залучинска, таких и в городе не было. С высоким сводчатым потолком, рассчитанная человек на триста, со старыми иконами и неожиданно свежим воздухом. Софья привыкла к тому, что в церквях не продохнешь, а тут ладан скорее оттенял прохладу и запах старых камней…
В церкви был всего один человек – лет тридцати – тридцати пяти, вполне светский, в джинсах и старой рубашке, он протирал тряпочкой что-то блестящее и тихо напевал себе под нос. Софья вполне вежливо поинтересовалась, не найдется ли героя, способного поменять колесо у машины. Мужчина предложил посмотреть.
Колесо он поменял, а попутно они разговорились. Оказалось, что это местный батюшка. Ему, кстати, и удалось примирить Софью с верой в Христа, хотя за некоторые высказывания его бы точно попы из своих рядов поперли да еще и ногами бы побили. Он, например, считал, что надо не молиться каждый день, а жить согласно заповедям. Что лучше не делать подлостей, чем за них каяться. Что вера вечна, а патриархи преходящи, да и вообще – если пара подлецов и затесалась, так не все же плохи? Ну и прочее в том же духе.
Вот и оказался заслан в Залучинск с населением из восьми бабок да вечно пьяного тракториста Федьки. А ведь церковь там была уникальная, еще восемнадцатого века… реставрировать бы!
В завещании, впрочем, Софья отказала батюшке определенную сумму с указанием жить на проценты. А то кто их, патриархов, знает…
– Залучинск?
– Прошу вас. – Вместо ответа ей помогли выйти из машины.
Софья выпрямилась, проигнорировав предложенную руку, и вошла в церковь сама. Каблуки звонко простучали по каменному полу.
– Софья, здравствуйте. Мы ждем вас. Петр, за дверь…
Провожатого как ветром сдуло, а Софья принялась рассматривать «хозяев». Их было ровно тринадцать. Слева направо помещались черноволосая женщина с вороной на плече, двое мужчин вполне европейского облика, индус, рыжеволосая красотка, явный японец, два китайца, блондин скандинавского типа, двое мальчишек лет восемнадцати на вид, вроде как европеоиды, один тип с примесью явно индейской крови и один альбинос.
– Пелагея, добрый вечер, – Софья усмехнулась уже в своем стиле. – Скажите, это у вас ворон или ворона? Не гадит? А то у птиц, вроде как, недержание?
Брюнетка подскочила, будто ее шилом в попу ткнули, но ругаться не стала. Судя по сдержанным улыбкам на лицах ее коллег, Софья попала в точку – и начни дама отругиваться, дело затянулось бы надолго.
– Софья Петровна, мы рады, что вы себя хорошо чувствуете, – вмешался один из европейцев.
– Я тоже рада себя чувствовать… живой, – усмехнулась Софья. Сильно она не боялась. Спустя два часа после ее отъезда Сонечка позвонит в милицию – и поднимется шум на всю область.
ВЛАС – градообразующее предприятие, эту компанию по кустам размотают. А она…
Так все равно ж умирать…
– Вам и дальше ничего не грозит, – пожал плечами альбинос. – Вы просто заснете здесь и проснетесь уже там. И будете жить дальше. На самом деле, вам бы еще многие позавидовали – получить новую жизнь, ничего не давая взамен.
– Так-таки и ничего, – усмехнулась Софья. – Давайте посчитаем на пальцах? Я оказываюсь в теле одного из моих далеких предков-Романовых, так?
Кивок альбиноса.
– Буду в нем жить и радоваться жизни. И чье это будет тело?
– Мы сами пока не знаем. На что у нас хватит энергии, то и будет.
– А если ни на что не хватит?
– Скорее всего, вы умрете. А мы определенно погибнем. Так часто бывает, если браться за дело не по своим силам. Эфир ошибок не прощает.
– Эфир?
– Это вам ни к чему.
– А что – к чему?
– Когда вы окажетесь в прошлом… скажите, вы любите свою родину?
– Это не тема для обсуждений.
Софья чуть скривила губы. Представьте себе, она родилась в то время, когда родину было принято любить и ценить. И уважать, и восхищаться, и знать, что она о тебе позаботится. Пусть потом все рухнуло, но то, что было вбито в детстве, оно и осталось. И Софья глубоко в душе знала, что готова на все ради своей страны.
Только вот что она могла сделать?
Против лома не попрешь.
– Лю-убите, – усмехнулась Пелагея. – Вот и решите, что для нее будет лучше. Власть-то у вас будет.
– Власть?
– Романовы всегда были при власти – начиная с Михаила. Думайте, что вы сможете сделать – и делайте. Не оглядывайтесь, все равно просчитать вы ничего не сможете.
– И никаких спецзаданий?
– Сонечка, а как мы сможем проконтролировать их выполнение? – усмехнулся японец. – Тут дело в другом. Будущее – понятие нестабильное. Здесь и сейчас мы не можем видеть развилки, мы осознаем их, только когда поворачивать поздно. Если в результате ваших действий ветка будущего, на которой вы будете находиться, станет более устойчивой, то наша рано или поздно сольется с ней. И мы сможем переступить порог, совместной энергии на это хватит.
– А хватит ли вашей энергии, чтобы отправить меня туда, не знаю куда?
Софья била наугад и вопросы задавала – лишь бы спросить, но… Сейчас она видела, что дело тут не в кучке придурков, о нет. Одни сережки в ушах рыженькой девушки стоили сумасшедших денег, таким бриллиантам место было в Эрмитаже, а не в частных руках.
Все было серьезно, а значит – и отнестись к вопросу надо было по-деловому.
– Вполне, – индиец чуть поклонился. – Госпожа София, эта церковь стоит на старом месте силы. Тут когда-то служили древним богам, а потом христиане стали приносить жертвы… мы воспользуемся накопленным.
Софья кивнула.
– Ладно. Суть я примерно поняла. Посмотреть, в ком я окажусь, а там – не фиг думать, прыгать надо.
Люди переглянулись. Судя по всему, она угадала. Инструкций ей не давали потому, что сами не представляли всей цепочки событий. Окажешься там – и валяй, гуляй!
Чтоб вас… крышей накрыло!
– Тогда давайте, запускайте машинку, – распорядилась Софья. – Нечего тянуть.
Компания заулыбалась и расступилась. Софья сглотнула неожиданно вязкую слюну. Посреди церкви стоял старый даже на вид каменный алтарь. Черная плита выглядела бешено древней.
– Раздевайтесь и ложитесь.
Женщина посмотрела на Пелагею, на остальных… все были смертельно серьезны.
– А шубу подстелить можно?
– Зачем?
– Так камень же, холодно, – огрызнулась Софья. – Вы мне почки и недержание лечить будете?
Судя по взглядам, такие мелочи ее уже беспокоить были не должны.
Уроды…
Софья мрачно скинула шубу прямо на пол, разулась, встала на мех и принялась раздеваться без малейшего стеснения. А что? Пусть им будет стыдно!
Последними на пол полетели лифчик и трусы, и женщина направилась к алтарю. Кое-как влезла, заложила руки за голову, закинула ногу на ногу…
– Извините…
Японец мягко, но непреклонно помог женщине принять позу жертвенной овцы. Привязывать ее не стали, колоть и таблетки предлагать – тоже, это внушало надежды. Ладно.
Даже если она что и застудит, все равно это не трагично. Месяца три-четыре…
Вся гоп-компания ненадолго исчезла, а потом они появились вновь. Все в белых балахонах, из-под которых торчали босые ноги. Все со свечками в руках. Не церковными, нет. Это были свечи-аристократы, явно сделанные не конвейером, из белого воска…
Интересно, они их зажигалкой поджигать будут или трением огонек добудут?
Ирония оставалась последним барьером Софьи на пути истерики, и женщина использовала ее по полной программе. Но зажигалка не понадобилась.
Альбинос вытянул вперед руки, прищелкнул пальцами – и…
Свечи загорелись сами. Софья поежилась.
Мужчины и женщины окружили алтарь, вытянули руки вперед – и заговорили.
Медленно, мерно, монотонно, в унисон, не замолкая ни на минуту, на каком-то странном языке…
Это определенно был язык, просто Софья его не знала. Но… что-то было в этом далекое от шутовства.
Они говорили – и Софье казалось, что где-то раскручивается стальная пружина. Где-то в неведомой дали чудовище открывало глаза, присматривалось к ней, пробовало на вкус… страшно… очень страшно.
Пелагея нервничала, хотя и не могла понять, что не так.
Софья?
Да что может эта курица?! Хотя… говорила она странно. И держалась – тоже. Но может, она просто нервничает? В такой момент многие женщины – стервы.
Неладное Пелагея почувствовала, когда они начали заклинание. Все было просчитано заранее, и сила, вложенная ими, и сила, полученная от места… но когда заклинание начало раскручиваться – все пошло не так!
Пелагея не ощутила момента, когда из ведущих они стали ведомыми.
Страшная сила подхватила их, понесла, и остановиться, выйти, разорвать заклинание уже не смог бы никто. Она видела удивленное лицо Джиневры, побелевшие от страха глаза Шона, понимала, что все идет не так – но КАК?!
Тело женщины на алтаре начинало светиться. Сначала по нему просто пробегали световые волны, потом Софья засветилась целиком – и от ее тела начало отделяться нечто… прозрачное… душа.
Уже никто не мог говорить, Джиневра и Михаил упали на колени – заклинание тянуло силы из своих творцов, и оставалось только молиться, чтобы их хватило. А то ведь и жизнь высосет…
Страшно…
Софья уже не чувствовала ни боли, ни холода.
Что бы с ней ни происходило – это было восхитительно. Она ощущала себя молодой, здоровой, сильной, ее переполняла энергия, хотелось смеяться, летать, петь, но встать она почему-то не могла.
Попробовала и вдруг с ужасом поняла, что… отделяется от тела.
На алтаре лежала оболочка. Пустая, неинтересная, старая. Софья расхохоталась, глядя на людишек вокруг. Теперь она все понимала, теперь она знала.
Они хотели отделить душу от тела и направить в прошлое – у них это получится, хотя и не так, как планировалось.
Получилось бы с Сонечкой, но она-то не Романова! Заклинание пошло не так – и теперь оно пило силы из своих творцов, набирая их достаточно, чтобы перебросить Софью – куда?!
А, неважно. Будем надеяться, у того тела не будет опухоли в мозгу. А эти тринадцать… а их не жалко!
Любой, кто берет на себя ответственность за чужие судьбы, тем более судьбы миров, должен быть готов за это заплатить. И заплатить дорого.
Кровью, жизнью, судьбой… Софья знала, что когда заклинание завершит свою работу, эти люди будут стерты из мира. Земля брала свою плату – и плата эта была высока. Жалость? Сострадание? Но от нее уже ничего не зависело.
Она, наконец, увидела перед собой светящуюся арку и рванулась вперед что есть силы. И оказалась – в темноте.
Вокруг была ночь. Глухая, страшноватая, беспросветная. Софья подалась чуть вперед – и вдруг в темноте начали загораться звездочки.
Побледнее и поярче, разных цветов и оттенков, покалывающие острыми лучами и ласкающие взгляд… Софья смотрела на них.
Откуда-то она знала, что ей надо выбрать одну из звезд. Коснуться…
Но выбор был так велик.
Она устала висеть в этой темноте. Попробовала пройти немного вперед – и получилось, хотя ни ног, ни тела она не ощущала. Просто звезды стали ближе.
И одна, светло-желтенькая, чем-то ей приглянулась.
Совсем маленькая, ярко брызгающая искорками в разные стороны, очень теплая и уютная, чем-то похожая на электрическую лампочку… Софья потянулась к ней.
Звездочка не отшатнулась, но дотянуться до нее Софья не могла. Словно пленка облепила, с каждым шагом все сильнее задерживая движения. Кто-то сдался бы, но если Софья что и умела, так это бороться.
Она рвалась вперед с упорством кабана, ломящегося сквозь камыши, – и так же поддавалось пространство. Последним усилием она протянула руки, вцепилась в звездочку и ощутила, как по телу разливается огонь.
Боль накрыла женщину с головой, заставив забыть обо всем.
Кажется, она еще смогла застонать…
Джиневра закричала, чувствуя, что в заклинание уходит сама ее сущность – и ей ответили такие же крики. Совет Тринадцати попал в ловушку – и выбраться из нее не представлялось возможным.
Первой, как ни странно, упала Пелагея. Вскрикнул под куполом ее ворон, не в силах помочь хозяйке.
Они падали один за другим, с почти одинаковым выражением на лицах. Недоумение, злость, ярость, жажда жизни…
Увы…
За взятые без спроса полномочия приходится платить. А ребенок, дорвавшийся до спичек, вполне может спалить дом. Только вот мама с папой отшлепают, а Земля…
Кара настигла тех, кто думал, что может распоряжаться людскими судьбами.
Последним ушел Миягино-сан.
Он так и не понял, где они ошиблись, но надеялся, что мир не будет слишком жесток к Софье. И это было зачтено. Его душа единственная не была выпита до дна, уйдя на следующий круг перерождения.
На следующий день отец Степан, придя в храм, застал там жутковатую картину. Четырнадцать трупов в разных позах – и одну из мертвых женщин он даже знал. Степан снял с алтаря тело Софьи, отнес его в ризную, прикрыл своей рясой и вызвал полицию.
За нарушение места преступления ему досталось, но не сильно. Его даже не было в числе подозреваемых – эту ночь он провел в городе, заночевав в семинарии. Расследовали долго, расследовали безрезультатно… и концов в итоге не нашли.
Софью Романовну похоронили на Залучинском кладбище. Сонечка, которую больше никто не тронул, с милицией своими подозрениями не делилась, но за могилой Софьи ездила ухаживать, как за родной. Возила ее внучка, та самая, которая стала-таки работать во ВЛАСе, а иногда приезжала и сама по себе.
Там, на могиле, она и познакомилась с Вадимом Ромашкиным, который таки нашел в себе силы расстаться с Мариной. Хотя немалую роль в этом сыграл Князь, дав жадной щучке надежду, поматросив и бросив.
Семьи Романовых и Ромашкиных все-таки породнились, и Сонечка утешала себя мыслью, что Софье это бы понравилось. Хотя слабое это утешение для тех, у кого ушли в вечность родные и близкие…