Глава 2
Печальная история любви
За сто лет до описываемых здесь событий молодой крестьянин по имени Готье спас от верной гибели сына тогдашнего виконта Нарбонны, за что получил в собственность маленький клочок земли, на котором разбил виноградник. Почва изначально была плохой, однако трудолюбие способно творить чудеса даже в самых невыгодных условиях. Годы работы привели к тому, что посаженная на, казалось бы, неплодородной земле лоза стала давать хорошие урожаи винограда, а вино из него было одним из лучших в виконстве. Благосостояние владельцев виноградника росло, чему многие в округе завидовали.
По сложившейся в этой семье традиции старший сын нарекался именем «Готье» и становился единственным наследником отца. Остальные сыновья, если таковые были, поступали на военную службу. Два поколения этот обычай не нарушался, пока дед Азалии, Жус, не стал хозяином виноградника и родовой усадьбы, потому что его старший брат умер в восьмилетнем возрасте. В остальном же судьба Жуса складывалась так же, как и у его отца и деда: женился он рано, и через год его жена, Жаветта, произвела на свет здорового младенца мужского пола, получившего традиционное имя «Готье». Из остальных же детей выжил один ребенок – мальчик по имени Тибо, который был таким слабым, что в семье почти смирились с его возможной смертью. Однако младший сын Жуса и Жаветы не только не умер, а значительно окреп, что заставило родители думать над его судьбой. Поскольку земельный надел доставался Готье, то Тибо полагалось пойти в ратники. Впрочем, он мог стать и монахом: благо, недалеко от усадьбы и виноградника появилась аббатство бенедиктинцев4 Сент-Ирией. Родители хотели, чтобы их сын надел сутану, о чем часто ему говорили. Он кивал им в ответ, как бы соглашаясь, но стоило ему увидеть воинов, у него загорались глаза.
– Не годишься ты в ратники – ворчал Жус. – Тебе Библия подойдет гораздо больше, чем меч.
Тибо с детства был спокойным, рассудительным и трудолюбивым. Готье тоже не страдал ленью, однако, если младший брат предпочитал говорить по делу и не особенно был склонен к веселью, то старший любил поболтать и посмеяться: тем ни менее ни отличия в характерах, ни семилетняя у них разница в возрасте не мешала им быть очень привязанными друг к другу.
Однажды Готье принялся доказывать родителям, что зря они заставляют Тибо идти в монахи: дескать, монастырская жизнь тоскливая, зато на ратной службе никогда не соскучишься.
– Я и сам не прочь стать воином, – заявил он.
– И зря, – неожиданно возразил ему младший брат. – Это я могу выбирать, а твоя судьба уже предначертана свыше.
Столь глубокомысленное высказывание десятилетнего мальчика несколько обескуражило его родных.
– Быть тебе монахом, Тибо, – изрек Жус. – С твоим умом ты, помяни мое слово поднимешься до аббата или даже до епископа.
Несмотря на некоторые разногласия между членами семьи, они продолжительное время не только не ссорились, но даже избегали серьезных споров, однако такая спокойная обстановка в усадьбе существовала, пока Готье не исполнилось восемнадцать лет, и он не полюбил пятнадцатилетнюю Люцию. Девушка была очень бедной, что, впрочем не являлось ее главным недостатком: Жус из любви к сыну согласился бы на невестку-бесприданницу, если бы она имела другого отца, а не Гарнье – потомок первого графа Тулузы, Фредоля5.
Во второй половине X века и начале XI века во Французском королевстве, называвшемся тогда королевством франков, формировалась новая знать – та самая, которой предстояло превратиться в опору новой королевской династии. Если в прежние правления, при Меровингах и Каролингах, титулы и земельные владения даровались исключительно королями, то при Капетингах набирало силу семейное наследственное право. Графы, маркизы, виконты укреплялись на своих местах, а многие неудачливые потомки их далеких предшественников оказывались порой в самом жалком положении.
Гарнье очень гордился своим происхождением, несмотря на то, что пребывал с женой и детьми в полной нищете. Не было в Нарбонне человека, который бы хоть раз не услышал от него: «Моим предком был сам граф Фредоль!» При этом Гарнье ничего не имел и служил виконту Нарбонны за сущие гроши, а когда охромел, лишился даже такой невыгодной службы.
Влюбленный Готье, поняв, что Люция отвечает ему взаимностью, сообщил родителям о своем намерении на ней жениться. Жуса и Жаветту новость не обрадовала, поскольку они встречались со спесивым отцом девушки и вовсе не жаждали с ним породниться. Даже одиннадцатилетний Тибо заметил, что с Гарнье можно найти общий язык. Однако Готье не желал прислушиваться к разумным доводам своих близких.
– Ладно! – сдался Жус. – Если Гарнье согласиться отдать за тебя дочь, мы примем ее в нашу семью.
И обрадованный юноша тут же отправился свататься.
Люция обитала с родителями и братом в жалкой, полуразвалившейся лачуге. Хозяин этого нищего жилища принял гостя холодно. А когда Готье заговорил о цели своего визита, он услышал в ответ:
– Ничтожный мужлан! Жалкий серв6! Как посмел ты помыслить о женитьбе на правнучке правителя Тулузы?
Гарнье выгнал незадачливого жениха, запретив дочери даже думать о молодом человеке из семьи земледельца-виноградаря. Однако она тайком встречалась со своим возлюбленным и даже иногда бывала у его родителей. Однажды Люция по возвращению из женского монастыря Сенте-Мари, куда ее сопровождал старший брат, Фредоль, выронила на глазах отца, спрятанные под верхней одеждой две лепешки. Под пристальным взглядом отца сын сразу признался в том, что они с Люцией посещали усадьбу Готье. Юноша поддался на уговоры сестры, поскольку был очень голоден, а добрые виноградари не только их накормили, а еще и дали еды с собой.
К удивлению Фредоля и Люции, они избежали отцовского наказания за свой проступок. Более того, Гарнье, встретив на улице Готье, пригласил вдруг его в гости. А когда молодой человек пришел опять в лачугу, где проживала семья его возлюбленной, отец Люции был с ним сух, но на сей раз вежлив.
– Моя дочь никогда не достанется землепашцу, – говорил Гарнье. – Но если к ней посватается милит7, я так и быть готов смириться с его ничтожным происхождением. Чтобы получить Люцию в жены, ты должен покинуть Нарбонну и найти для себя достойную службу. Три года я буду считать тебя женихом моей дочери и даже дозволю ей иногда посещать твоих родителей…
– Я согласен! – с жаром воскликнул Готье.
Его предполагаемый будущий тесть вымучил на своем лице подобие улыбки.
– Что ж, я этому рад. Только пусть наш договор будет тайным: иначе на мою дочь ляжет позор, если ты не вернешься.
Гарнье лукавил: он и не помышлял отдать дочь за Готье, а замыслил, конечно же, разлучить влюбленных. При этом отец Люции рассчитывал еще и прокормиться какое-то время за счет добросердечных родителей обманутого юноши.
Но Готье ни мгновенья не сомневался в том, что у него появилась возможность исполнить свое заветное желание – жениться на любимой. Он твердо решил отправиться в путь за удачей. Никакие возражения отца, матери и брата не могли отвратить его от этого замысла.
– Ты же меча в руках не держал! – воскликнул Жус.
– Держал, – признался Готье. – Я дружу с ратниками виконта Раймунда, и они научили меня владению оружием. Мне даже приходилось биться на мечах со своими товарищами.
В общем, вопреки всем уговорам, влюбленный юноша передал младшему брату права на наследство отца и уехал из дома Долго не было от Готье известий, но сердце подсказывало его матери, что он жив. Уверенность Жаветты внушала оптимизм и Жусу, и Тибо, и Люции. Девушка, когда могла, бывала в усадьбе, где ее полюбили в за искренность и доброту.
Спустя два с половиной года после отъезда Готье брату Люции удалось поступить на службу к виконту Раймунду. Не имея выдающихся способностей, Фредоль получал такое же, какое было когда-то и у его отца, ничтожное жалованье, однако хоть какие-то свои средства у семьи появились, поэтому Люцию почти перестали отпускать к родителям Готье. Гарнье надеялся, что кто-нибудь из окружения виконта Раймунда захочет взять его дочь в жены, однако знатных женихов не привлекала, пусть и очаровательная, но нищая невеста, у которой к тому же еще имелся сварливый отец. И только тогда, когда отпущенный Готье отцом Люции трехлетний срок уже подходил к концу, в девушку вдруг влюбился новый приятель Фредоля. Жаветта забыла имя этого молодого человека, только помнила, что он был третьим сыном третьего или четвертого сына маркиза или графа Прованса, ничем не обладал и жил на одно жалование, которое, впрочем, было неплохим. Соперник Готье посватался к Люции, и Гарнье согласился отдать за него дочь. Девушка попыталась было возражать, но отец не пожелал ее даже слушать.
Готье нагрянул к родным, когда оставалось всего пять дней до назначенной свадьбы, и почти с порога рассказал о своей недавней удаче: граф Бушар Вандомский, которому он служил, назначил его помощником коменданта крепости Мелён.
Родители и брат не сразу поверили Готье.
– Странно, что такую должность доверили сыну земледельца, – удивился Жус. – Или ты скрыл свое происхождение?
– Хотел скрыт, – признался Готье.
– И зря, – подал голос Тибо. – Если бы обман раскрылся, ты был бы опозорен.
– Я тоже так подумал и решил ничего не скрывать от графа Бушара. Я рассказал ему и о том, зачем мне понадобилась служба.
– И что же граф? – поинтересовалась Жаветта.
– Его слова были: «Все зависит от тебя». Я старался изо всех сил, но все мои старания долго были тщетными. И вдруг мне недавно выпала такая удача! Видите ли, Мелён надо укреплять, а милиты знатного происхождения только воюют с охотой, а возведение стен считают недостойным для себя делом.
– Ты с этим делом справишься, – заметил Тибо.
– Конечно, справится! – поддержала младшего сына Жаветта.
Никто из них ни словом не упоминал о Люции – Готье сам заговорил о ней: он сообщил, что выпросил у графа короткий отпуск, чтобы жениться.
– Жениться у тебя пока не получится, – промолвил Жус после недолгого общего молчания.
Узнав о готовящейся свадьбе, расстроенный Готье тут же отправился к отцу любимой девушки, чтобы напомнить о его обещании. Но Гарнье в ответ на упреки отрезал:
– У потомка графов нет обязательств перед мужланом!
А на следующий день на Готье напали прямо возле храма Святого Павла брат и жених Люции. Схватка наверняка закончилась бы в пользу превосходящих сил, если бы не вовремя появившийся архиепископ, который помешал совершиться расправе.
Когда легко раненый Готье вернулся домой, родные принялись его утешать.
– Найдешь ты себе еще невесту, – сказал Жус.
– Люция тебе не подходит, – изрек четырнадцатилетний Тибо.
– В Вандоме, должно быть, есть много достойных девиц – предположила Жаветта.
Они, конечно, хотели, чтобы Готье бросил службу и вернулся на виноградник, однако им также было ясно, чем это может для него обернуться. Попытка нападения могла в любой день повториться, поэтому ему следовало поскорее уехать.
Готье не возражал родным, но и не соглашался с ними, а на следующий день он оседлал своего коня и куда-то ускакал. Несколько часов Жаветта не находила себе места от беспокойства, и когда ее волнение достигло пика, сын, наконец, вернулся живой и невредимый. На все вопросы близких он давал невразумительные ответы либо вообще отмалчивался, и его оставили в покое. Лечь спать Готье захотел почему-то в конюшне, чем вызвал немалое удивление у домашних.
А утром поднявшаяся раньше всех Жаветта обнаружила исчезновение старшего сына, причем вместе с его вещами и конем. Обитатели усадьбы были в недоумении: если Готье решил вернуться к месту своей службы, в Вандомское графство, то, почему он уехал тайком, не простившись с родителями и братом. Все стало на свои места, когда во двор усадьбы ворвался разъяренный Гарнье в сопровождении хмурого Фредоля. Оба они тяжело дышали, так как путь от Нарбонны проделали, судя по всему, пешком.
– Что случилось? – растерянно спросила Жаветта.
– А вы не знаете? – заорал отец Люции. – Ваш нечестивый сын похитил мою дочь!
И он обрушил на головы оторопевших хозяев потоки проклятий.
– Довольно! – оборвал его пришедший в себя Жус. – Твоей дочери здесь нет, как и моего сына, Готье! Давай, убирайся по-доброму, пока я не велел тебя выкинуть!
В ту пору хозяин усадьбы мог себе позволить подобные угрозы, поскольку двор был полон слуг и наемных работников. Однако Гарнье не испугался, а еще больше разгневался, и неизвестно, чем бы этот гнев обернулся, если бы Фредоль не сказал отцу, что надо, не теряя времени, просить виконта Нарбонны выслать погоню за беглецами. Гарнье послушался сына.
Виконта Раймунда очень развеселила поведанная ему история.
– Вы не ловить должны девицу, а молить Бога, чтобы она осталась со своим похитителем, – сказал он, отсмеявшись. – Куда вы ее денете, если вернете? Вряд ли брошенному ею жениху нужны чужие объедки.
В Нарбонне с удовольствием обсуждали скандал. Горожане недолюбливали семью Готье за благополучие, а Гарнье за мерзкий характер, поэтому было примерно поровну, как осуждений поступка влюбленных, так и насмешек над спесивым отцом Люции. Фредолю это надоело, и он перебрался в Русильон8, но родителей с собой не взял. Оставленный Люцией жених покинул Нарбонну даже раньше своего несостоявшегося шурина. В конце концов, народ начал успокаиваться и все реже вспоминать происшествие с влюбленными.
Долго родные Готье ничего не знали ни о нем, ни о Люции. Наконец через четыре года после бегства влюбленных купец-фриз привез из Мелёна письмо. Аббат окрестного монастыря, прочитав это послание, сообщил обитателям усадьбы, что у беглецов все хорошо: они женаты, у них растет дочь и недавно Готье стал комендантом крепости.
Новости были замечательные, но Жаветту вдруг начали донимать недобрые предчувствия. А спустя несколько лет на рынке в Нарбонне заговорили о войне между графом Бушаром Вандомским и графом Эдом Блуасским за крепость Мелён – ту самую, где Готье был комендантом. Жаветта много молилась за сына, невестку и внучку, отчего легче у нее на душе не становилось.
Вслед за известием о победе графа Бушара внезапно появились слухи о том, что Готье и Люция казнены в Мелёне – он за измену графу Вандомскому, а она за подстрекательство мужа к этой измене. Жаветта, Жус и Тибо отказывались верить страшной молве, однако, увы, это оказалось правдой.
Однажды во дворе усадьбы появились двое – пожилая женщина и маленькая девочка. Обе они были худые, изможденные, грязные и одетые в полуистлевшие лохмотья.
– Это ваша внучка, Азалия, – прохрипела старая нищенка, указав на ребенка. – А Матюрина, ее кормилица.
Матюрина была больна, но каким-то невероятным чудом ей удалось, превозмогая недуг, доставить Азалию к родным, после чего женщина сгорела за три дня, как свечка. Перед смертью она успела поведать кое-что о событиях в Мелёне. По ее словам, Готье и Люция, действительно, были казнены, но пострадали они безвинно, а главный виновник их гибели – норманн Можер. Матюрина еще что-то бормотала, однако из этого бормотанья Жаветта разобрала лишь одно слово – «евнух».