30
Уже сидя в вагоне метро, под равномерный гул и скрежет поезда Игорь Петрович продолжал себя спрашивать, что бы значила эта встреча с цыганкой и ее пророчество.
Варухов был скептиком – но вместе с тем временами думал: чем черт не шутит, авось и правду карты говорят, когда на них гадают, – так что очень трепетно относился к знакам и сигналам, которые время от времени ему подавала жизнь.
Он очень хорошо помнил рассказ своего друга-врача Генки, нарколога психдиспансера, о «презабавном», как тот выразился, случае из его практики.
У Генки был пациент-наркоман, который как-то попал под машину и умер. Так вот, жена этого пациента рассказывала врачу, что накануне смерти мужу всю ночь снились рыбы и аквариум, во сне он был одной из рыб. Наутро на завтрак жена приготовила жареное филе судака, а в автобусе, когда она вместе с мужем ехала на работу, какая-то старуха обозвала его замороженной треской.
На работе – а как раз начинался новый месяц – перевернули лист календаря на стене, а на новом оказалась фотография аквариумной циклиды. А вечером муж и жена ждали на остановке рейсовый автобус. И муж поскользнулся на тротуаре: под ноги ему попался кем-то оброненный живой карп, купленный, очевидно, неподалеку, в магазине «Океан»; да так неудачно упал, что угодил под тот самый автобус: колесо просто раздавило его голову, как перезрелый арбуз.
– Вот такая чертовщина, мой друг, иногда случается с людьми, – глубокомысленно изрек тогда приятель Варухова, выпивая вместе с ним. А когда Игорь Петрович поинтересовался, как это можно объяснить, Генка печально заметил, что с нариками – так он называл своих пациентов – постоянно происходит что-то ирреальное.
– Видишь ли, когда люди принимают наркотики, они изменяют свое сознание, отказываясь воспринимать окружающую реальность. А реальность, будь она неладна, так же реагирует: не воспринимает уже самого наркомана, изменяется так непредсказуемо, что поневоле поверишь в чертей. Это мы, врачи, называем ирреализацией окружающего мира. Когда предрассудок или шальная мысль пациента становится навязчивым бредом, а его воображение слетает с катушек. Понимаешь, Игорь, такие люди запрограммированы на то, чтобы с ними что-то обязательно стряслось. Тут уж, друг мой, не то что в чертей – во что хочешь поверишь. Будешь во все двери ломиться, лишь бы тебя от этого, – тут приятель глубокомысленно поднял палец и ткнул им вверх: то ли в небо, то ли в потолок, желая показать значимость своих слов, – от этого избавили раз и навсегда. Понимаешь, навсегда! А иначе такая чертовщина будет тебя преследовать до гробовой доски. Всё в этом мире связано самым непредсказуемым образом. Что казалось далеким – становится самым близким. Совершенно посторонние люди на самом деле играют в твоей судьбе решающую роль, а ты даже не знаешь, как их зовут. Всё, во что ты верил и во имя чего жил, оказывается однажды полным говном, а вещи случайные, как бы несерьезные, вроде пустяковой научной статьи, написанной скуки ради, или рассказа, или стишка окажутся единственным, что ты оставляешь здесь после смерти, за что тебя начнут по-настоящему ценить. Из кучи барахла, которое мы обычно накапливаем за всю жизнь, остается одна лишь фотокарточка в семейном альбоме, на которой потомок сможет увидеть своего непутевого предка. И всё. Больше никаких следов того, что мы когда-то существовали.
Я иногда думаю, что у каждого человека есть ангел-хранитель – он сам. Просто это та часть нашего «я», которая уже в будущем. Она видела его. И другую часть «я», которая еще в прошлом, пытается предупредить, чтобы она не совершала те или иные ошибки. Нас всё время предупреждают, всё время ведут по жизни. Кто? Может, мы сами, следя за собой из будущего, пытаемся изменить прошлое. Может, какие-то боги или сверхсущности, которые смотрят на нас со стороны. А может, наше подсознательное «я» так реагирует на изменения вокруг. Что бы это ни было, нужно к нему прислушиваться. Жизнь, прежде чем тебя замочить, по-честному предупредит, хотя бы за пару секунд до конца. Даст шанс принять – или не принять – окончательное решение.
Этот давнишний разговор с приятелем припомнился Варухову сейчас так ясно и отчетливо, что ему даже стало не по себе.
«К чему бы это? – думал он, сидя в вагоне метро и мысленно споря с собой, – К чему весь этот психоанализ и самоистерия? Ну, повстречался с цыганами, нагородили всякой чуши. Наверняка эта молодая цыганка говорила наугад, глядя, как я себя веду и как реагирую. Я, как дурак, уши развесил да поверил. А она просто ловко мной манипулировала. Лишь бы запугать и денег побольше вытянуть. Обыкновенный цыганский гипноз».
Но как ни убеждал себя Варухов, всё равно у него из головы не шло, почему цыганка так уверенно, даже властно требовала, чтобы он услышал о своем будущем. У него даже, как ни странно, ничего не пропало, хотя цыганята могли запросто обшарить карманы и стащить портмоне.
«Эта встреча – неспроста… У каждого человека такие мгновения бывают, когда он понимает: это что-то значит, что-то сейчас произойдет! Может, и у меня такой момент наступил? Отчего же, мать твою, такая тревога на сердце. Почему от ее слов так душа болит? Ведь нагадал же мне тогда Генка, что моя жизнь, точнее здоровье моей дочери будет зависеть от совершенно незнакомого мне человека – Мерзаева, его институтского приятеля, к которому ее и положили сейчас. Когда это мы с ним о непредсказуемости жизни говорили? Лет уж, наверно, семь или восемь назад. Тогда никто и в страшном сне не мог бы подумать, что мы вот в такой, сегодняшней стране жить будем. А ведь живем. Не думали, что люди будут совершенно по-другому друг к другу относиться, чем раньше, что последние станут первыми, а первые – последними. Если раньше я мог любой дефицит, в принципе, достать, а приятели меня опасались и уважали – как же, представитель власти! – то теперь уже я должен беспокоиться, помнят ли они меня, не забыли ли… Каждый из них теперь страшно для меня незаменимый человек; может по дружбе „бесплатную услугу“ оказать. Теперь не знаешь наверняка, кого на хуй послать, а перед кем до земли прогнуться. Вот мой папаша в свое время послал на хуй директора своего института. Тот обратился к нему в туалете: „А я тебя знаю“. А папаша – матерком его. Ну и вылетел из КБ – отдел его тут же расформировали. А сейчас какого-нибудь узбека из страны вышлешь принудительно, так он, сука, по иронии судьбы президентом станет и попросит в подарок твою голову на серебряном блюде. Не жизнь, а лотерея».
Но как ни мучил себя догадками Варухов, он так и не решил наверняка, чего же ему ждать от будущего – хорошего или плохого. Да и как, действительно, можно предугадать, что случится в следующую минуту. Только если набраться терпения и дождаться, когда она наступит. Что мы с вами, любезный читатель, и сделаем.
Автор ведь тоже, в сущности, человек и не знает, чем эта история закончится, иначе бы утратил к ней интерес. Грэм Грин в свое время прозорливо написал: «Если книга моя собьется с курса, это потому, что сам я заблудился – у меня нет карты». Как и он, я двигаюсь в повествовании вперед на ощупь, почти вслепую, и иногда думаю: пишу ли я хоть капельку правды?