23
– Солдат спит – служба идет? – спросил Варухов водителя, тихонько приоткрыв дверь. Тот полусонно откинулся в кресле и оловянными, ничего не выражающими глазами уставился прямо перед собой.
– А? Что? Кто здесь? – пробормотал водитель, выпрямился, испуганно хлопая глазами, и его лицо обрело привычное деревянное выражение.
– Говорю, Коля, солдат спит – служба идет, – повторил Варухов, слегка похихикивая, довольный, что сумел испугать водителя, подловив его спящим. – У тебя точно самое теплое местечко. Водишь – тогда работаешь, а в остальное время дрыхнешь.
– Кто спит, Петрович, кто спит? – суетливо забормотал водитель, слегка потряхивая головой, будто пытался сбросить последние остатки сна и окончательно прийти в себя. – Так, сморило слегка. Пока вас дождешься, так раз десять курнешь, а это для здоровья вредно.
– Так ты бы книжку почитал!
– Да ну их, книжки! Шибко грамотный стану. Нам этого не надобно, нам и так хорошо. Взять вот Зинку мою. Она в столовке работает и говорит, что у них один повар как-то появился. Молодой да грамотный. Стал всех учить, как жить надо, как щи варить… Ну, намучился с ним народ, а потом заведующая взяла да уволила его по сокращению. Нехай, говорит, других учит, а нам и так хорошо. Ты же знаешь, Петрович, какая у меня Зинка ревнивая. Заметит, что я поумнел, так со свету сживет. Подумает, что я какую-то ученую завел, так и говорить нам тогда с ней не о чем будет. Сейчас мы то про щи, то про тещин огород, то про огурцы да помидоры соленые говорим. А спросить ее о чем другом – так просто беда. О чем же я с ней в постели-то буду говорить? Не о любви же, сам понимаешь!
– А о чем?
– Да хрен знает, что ей в голову взбредет. Последний раз вот о банках говорили. Замучила меня – достань да достань трехлитровые. Ну, я ее за сиськи, рукой куда надо – шварк, наобещал – мол, будут банки, чтоб добрей была, а сам свою банку засунул да вдул по первое число. Так она, представляешь, подумала, что ей банки привезут, – и так подмахивала да стонала, будто не от меня, а от этих гребаных банок кончает. А ты говоришь – книжки. Нет, брателло, нам сейчас банки нужны. Банки – это круто.
– Ну тогда, Коль, спи дальше. Я уж понял, что ты в две смены работаешь: первую здесь, а вторую – ночью, на дому. Ты только мне подскажи, как отсюда лучше до метро ближайшего добраться?
– Да тут их два рядом, а тебе какая линия нужна?
– Всё равно. Просто скажи, куда проще дойти, а я уж по ходу дела сориентируюсь.
– Ну тогда, Петрович, тебе надо сейчас на ту же улицу выйти, с которой мы сюда завернули. Потом направо, до второго светофора, там повернешь налево – и всё время прямо. Там и увидишь метро.
– А это далеко, Коль?
– Ну на машине минут за десять доберешься. А пешком не знаю, ни разу не ходил.
– Ну ладно, спасибо, что подсказал.
– А ты чего, Петрович, уже отстрелялся? А то оставайся. Закончат – я тебя со всеми до метро подброшу.
– Да нет, Коля, спасибо. Здесь еще часа на два-три застрянешь, а то и до вечера. Придется в райотдел милиции идти, с работниками ДЭЗа разговаривать, потом еще сто дел сделать… Я пешком раз десять до метро дойду, туда и обратно, прежде чем вы освободитесь. Да и с Фроловой, сам понимаешь, мне общаться неохота.
– А чего? Баба как баба. Так и просится, чтоб ей вдули пару раз по самое не балуйся.
– Вот, Коля, ты и попробуй – подкати к ней свои шары. А я пошел.
– А что – думаешь, получится? – оживился водитель.
– Думаю – да, особенно когда она тебе их прищемит. Ладно, Коль, пока. Завтра увидимся, если доживем.
– Ну, будь, Петрович, – разочарованно протянул водитель, расстроенный тем, что побольше поговорить о Фроловой не вышло. Открыл пачку сигарет, достал одну, прикурил от прикуривателя и, глубоко затянувшись, выпустил из ноздрей и рта сизые струи дешевого дыма.
«Прищемит, говоришь… – подумал водитель и снова глубоко затянулся. – Это еще посмотреть надо. Всё зависит от того, как вставить и когда. Эх, ебать-копать, сейчас бы Зинке вдуть, пока спросонья стоит. Вот у кого жопа так жопа, есть за что подержаться».
Простые, животные мысли водителя Коли перескакивали, словно шары в барабане спортлото, то на Фролову, то на жену Зинку, и они обе сменяли друг друга в его эротических фантазиях. Неожиданно захотелось отлить. Водитель нехотя вылез из салона машины наружу, спешно докурил остаток сигареты и щелчком далеко в сторону отбросил слабо мерцающий красным окурок. Затем, поплотней запахнув куртку, он оглянулся. Не увидев никого вокруг, забежал за угол дома, расстегнул ширинку, достал полувставший член и принялся обильной струей орошать угол дома.
Горячая желтая моча, дымясь, протачивала в рыхлом снеге бороздки и канавки, причудливым узором выедая снежную плоть.
– Ух, хорошо, – пробормотал водитель и, стряхнув с морщинистой сосиски члена последние капли мочи, принялся засовывать его обратно в штаны.
– Так. Ссым, значит, в неположенном месте. У всего честного народа на глазах, и даже не стыдимся, – заговорил за спиной водителя чей-то мужской голос. Кто-то грубо схватил Колю за плечо.
– Руки убери, а то ноги обоссу ненароком! – резко поведя плечом, вырвался тот и, даже не успев застегнуть ширинку, резко повернулся к обидчику.
Перед ним стоял неказистый мужичок в синей замасленной фуфайке, широких штанах, заправленных в стоптанные кирзовые сапоги, и облезлой шапке-ушанке, сдвинутой на самый затылок.
– Ты что за хрен с бугра? – зло спросил водитель, торопливо застегиваясь.
– А ты-то сам кто будешь, что ссышь у моего подвала? – вопросом на вопрос ответил мужичок и сплюнул себе под ноги. – Разве можно при всем честном народе отливать, а?
– Ну ты, это, не гони волну-то, не гони. Где ты народ-то видишь? Нет никого.
– А я что, не народ, что ли?
– Может, ты и народ, только в единственном числе, так что при тебе можно. Сам будто никогда не отливал?
– Может, и отливал, да только ты не видал. А ну пошли в милицию. Пусть они разберутся, можно тебе при мне отливать или нельзя, а я погляжу.
– Я сам из милиции, даже корочки могу показать.
– Ну покажи, тогда дальше говорить будем.
– На, гляди, – недовольно буркнул водитель и сунул мужику под нос служебное удостоверение.
– Так тут написано «Прокуратура», а ты говоришь, что из милиции.
– А тебе что, непонятно, что прокуратура – это покруче, чем милиция, – убирая удостоверение во внутренний карман куртки, уже вальяжно, назидательно произнес водитель, снисходительно поглядывая на мужичка.
– Дак это понятно, чай, не дурак, мне Господь Бог тоже разум дал, как и тебе. Только чаво это прокуратура тут делает, в толк не пойму.
– А тебе и не надо понимать. Иди куда шел. Хотя скажу, так и быть. Убийство здесь произошло. Место преступления осматривают. Так что вали, мужик, подальше и поменьше вопросов задавай.
– Так, может, мне сюда и надо, откуда ты знаешь? Где твое начальство? Мне с ним переговорить надо.
– Ну раз надо, тогда пойдем, покажу, – скептически-снисходительно протянул водитель и, выйдя из-за угла дома, указал на кучку людей, которые по-прежнему стояли у входа в подвал и о чем-то говорили. – Вон у тех парней спроси, они тебе расскажут.
– Спаси тебя Господи, мил человек, да только напоследок у меня к тебе одна просьба – не ссы ты где попало, нехорошо это. Ладно?
– Ладно, ладно, мужик. В следующий раз захочу отлить – тебя сначала спрошу, – снисходительно пообещал водитель и, оставив мужика одного, легкой трусцой побежал к своей машине.
Тот постоял на месте, будто собираясь с духом, затем украдкой перекрестился и, тяжело вздохнув, отправился твердым шагом к людям, на которых ему указал водитель.
Подойдя поближе, он робко кашлянул и, когда кто-то из собеседников обернулся к нему, немного волнуясь, произнес:
– Здрасьте вам, я местный слесарь, из ДЭЗа, меня главный инженер прислал. Егоров я, Дмитрий, я нашел, значит, энту бабу-то в подвале. Мне сказали, что хотят со мной поговорить. К кому мне надо обратиться-то из вас, а?
– Да к любому обращайся, не ошибешься, – полушутя-полусерьезно протянул один из собеседников и, обернувшись назад, позвал: – Ольга Эдуардовна! Подойдите сюда, пожалуйста. Здесь свидетель объявился. Тот, кто тело нашел.